Детство и дедство

Владимир Буров 2
                Ни музыки, ни технологии…

   За пару часов до моего похода в школу за ребёнком он позвонил и сообщил о том, что уроков будет пять: музыка отменяется и в следующий понедельник – тоже. Отлично! Я собрался и пошёл на час раньше.
   Минут за пять до появления зайца на школьном крыльце, исполняющем при его выходе обязанности сцены, по моей лысине, скромно прикрытой волосьями девятимиллиметровой длины, забарабанил дождь. Пришлось натянуть капюшон. В капюшоне я выгляжу даже брутальнее плюшевого мишки, был риск, что ребёнок меня не узнает, но пронесло.
  - Наконец-то меня пересадили.
  - Тоже мне, цветок…
  - Ты сейчас о чём?
  - А? Да… это я так. Кто пересадил, откуда-куда, зачем пересадил?
  - Деда, я же тебе рассказывал! Нас посадили за одну парту с Катей. А она вертится и песни поёт на уроках. Ещё бы хоть петь умела… А то стонет. И ты ещё мне посоветовал, чтобы я попросил маму, чтобы она попросила учительницу нас рассадить.
  - Ничего ты мне не рассказывал! А это тебе посоветовала бабушка Т. Я как раз покурил, зашёл на веранду и слышал эти слова. А потом ни ты, ни бабушка Т. не признались, в чём там было дело. Ты сказал: «Ничего страшного. Всё…» Не помню, как ты выразился.
  - Будет ОК?
  - Нет, но в этом смысле.
  - Разрулится?
  - Нет.
  - Всё будет путём?
  - Нет, не могу вспомнить. Но в смысле, что всё наладится, всё будет хорошо. Значит, мама поговорила с учительницей и вас пересадили. И с кем ты теперь сидишь?
  - С Викой.
  - Нормально?
  - Отлично.
  - А Катя обидки не строит?
  - Ты что? Она меня тоже ненавидит!
  - Ты хочешь сказать, что она вертелась и стонала песни назло тебе?
  - Я этого не говорил, но всё может быть.
  - Скорее всего, она и с другим мальчиком будет стонать песни и вертеться: ей просто слушать учителей неинтересно.
  - А кому интересно?
  - Ну, ты же слушаешь?
  - Деда, я тебя умоляю! Из приличия.
  - А как же тогда на отлично учишься? Что – всё дома только?
  - Кстати! Я сегодня переписал домашнее задание и на всякий случай его сфотографировал. Не должно быть косяков. У нас в четверг не будет технологии. Она будет, но на удалёнке.
  - Ничего не понимаю… Сегодня была, в следующий понедельник тоже будет, а в четверг – на удалёнке. А в четверг на следующей неделе?
  - Не знаю.
  - А кто знает?
  - Деда, это не наши проблемы. Это проблемы школы. Пусть она их и решает.
  - А…
  - Ты есть хочешь?
  - Приду – поем. Но если бы было шесть уроков, то пришёл бы после шести и поел.
  - Значит, не хочешь.
  - А ты?
  - Очень хочу. О, как я хочу! Я ещё утром хотел. Мне всего лишь одного бутерброда не хватило. Всё-таки хорошо, что сегодня не было музыки! На час раньше домой…
  - На час раньше поешь…
  - И это тоже. Но главное, я её не люблю!
  - Гм…
  - Я имею в виду уроки. Эти ноты! Зачем они вообще нужны?
  - Заяц, это таким, как я и ты, они не нужны, потому что у нас с тобой ни слуха, ни голоса. А большинству людей музыка нравится, и они разбираются в нотах. Представляю, что бы ты запел… сказал, если бы у вас этот урок назывался, как у нас в школе: пение!
   У нас он действительно назывался «пением». К моей великой радости его почти никогда не бывало. Три, кажется, баяниста к нам приходили, и мы с ними спевались. Но они быстро спивались – ещё до того, как приходили, и столь же быстро уходили.
   Одного из них я хорошо запомнил ещё по пионерскому лагерю в Славянске, в котором я был классе во втором. Он и там требовал от меня спеть ноту «до». Потом сказал, что я просто переел мороженого и воткнул меня в хор. И в школе, классе в пятом-шестом – опять подавай ему «до»! Маньяк какой-то.
   Я по сей день понятия не имею, чем «до» от «си» отличается. Не в теории – там я знаю: высотой. А на практике. Мне что «до» спеть, что скрипичный ключ. Кстати, я его рисовал лучше всех в классе. А с возрастом узнал, что, оказывается, есть ещё и октавы. Получается, что «до» одной из них может быть более высокой, чем «си» предыдущей? Ерунда какая-то… Тогда «до» какой октавы я должен был спеть тому маньяку? Почему он не сказал? Впрочем, что бы это поменяло…
  - Ваще ужас! – это заяц отреагировал на моё откровение о том, что у нас урок музыки назывался уроком пения.
  - Ага. Я во всех классах был капитаном команд КВН. То ряда, то мальчиков против девочек, то всего класса. И автором всех наших текстов. В том числе и песен. Но музыку, естественно, подбирал другой. Когда я в десятом запел со всеми на репетиции, остальные парни попросили меня не вздумать петь на игре. Когда я, не удержавшись, запел на игре, они меня хотели выгнать из команды. Не выгнали, конечно: впереди был ещё конкурс капитанов, который я, кстати, назло им всем выиграл, но балл нам тогда жюри снизило, считаю, из-за моего воя. Текст-то был хорош! И парни пели классно: у нас в школе вообще весь ВИА из них состоял. Назывался «Ритмы молодых». Особенно душевно у них выходила «Щизгара».
  - Какая ещё щизгара?
  - Не знаю. Помню, они пели: «В старинной золочёной раме, немного голову склоня, своими томными глазами Венера смотрит на меня…» А потом, мощно так: «Щизгара! А, щизгара!» Больше ничего не помню.
   Не так уж давно я смотрел текст этой песни в оригинале, но на момент беседы с зайцем уже всё забыл – и оригинальную версию, и перевод. Поэтому не стал забивать ему голову.
  - Так вы победили тогда?
  - А как же!
  - И тебя ребята не ругали…
  - Нет. Я же капитаном был всё-таки. Но мне всё равно было очень стыдно, и я больше никогда так не делал. Вот мы и пришли!
  - Давай прямо к нам: день был тяжёлый, я очень устал…
  - Сидеть на попе ровно…
  - Деда! Ты не представляешь…
  - Конечно нет: я же не учился пятнадцать лет…
  - Ладно, деда, давай прощаться! – мы обнялись и поцеловались. – Так, а куда ты дел мой рюкзак? А, он на мне, фух!
   Это он так пошутил. А может, и нет…