(монолог уставшей гражданки)
Я отношусь к той категории граждан, которые регулярно, из месяца в месяц, оплачивают коммунальные услуги и электроэнергию. Мало того, я плачу даже за то, чем не пользуюсь. Например, все тринадцать лет, что живу в этом доме, я аккуратно перечисляю деньги за радиоточку, хотя радио у меня отродясь не бывало. Если весь год я дарила по восемь рублей в месяц неизвестно кому, то теперь после повышения тарифов, буду дарить по 10 рублей 50 копеек – в год наберется 126 рублей с меня одной. Не хило.
Стоимость отопления возросла почти на два рубля. А у меня в гостиной каждую зиму температура держится на уровне 13 градусов. Кактусы замерзают. Потому что стена комнаты – общая с лестничным пролетом, вынесенным за пределы подъезда. А сразу за ним –- лифтовая шахта, в которой холодный воздух со свистом гоняется сверху вниз и обратно двумя лифтами.
Хотя, что я говорю, бывает и затишье. Вот уже два дня оба лифта стоят намертво. Возможно, мороз пришиб: на улице зашкаливает за минус 25.
Не знаю, какая часть наших горожан аккуратно платит за проезд в общественном транспорте. А я, к сожалению, каждый раз лезу в карман раньше за тремя рублями, теперь – за четырьмя. И не надо возмущаться, я, действительно об этом в последнее время сожалею и начинаю ненавидеть свою честность.
Утром выхожу на работу. Лифты глухо молчат. Спускаюсь с девятого этажа по холодной лестнице. Спускаться не трудно, да и светло здесь от окошек. Надеюсь, что к вечеру, к темноте, лифты оживут. На улице вереница машин в сторону центра. Тоже стоит. Пробка. Еду со своего микрорайона до филармонии ровно час, вместо положенных 20 минут. Всю дорогу заполошно вспоминаю, завинтила ли я краны с холодной водой – вдруг отключенную воду дадут, и польётся она Ниагарой на нижних соседей!
Рабочий день прошёл, как всегда, в темпе. В половине седьмого вечера плетусь на автобусную остановку. В 19.20 сажусь на свой шестидесятый (в предыдущий не влезла: убийственно много народа). Отдаю заранее заготовленные монеты. Чувствую, как ломит замерзшие ноги. Сесть негде, переминаюсь, толкаюсь, молча злюсь. Не доходя до вокзала, от которого до моей остановки ещё три, автобус встал. Время от времени он дёргается, но мы не едем. Некуда. Наконец, проехали метра два. Встали. Дернулись. Еще два метра. Постояли минут пятнадцать. Снова дернулись.
Юношеский голос с задней площадки не выдерживает:
– Кондуктор, проясните обстановку!
Кто вопрошает, не видно. Но народ оживляется. Теперь не выдерживает кондуктор и вступает в громкую перебранку с каким-то мужиком. Я понимаю, что она не виновата: просто опять выпал снег. И мужик не виноват. И водитель. И вообще никто не виноват в этой стране. Это просто страна такая. Город такой. Власть такая. Хотя, наверное, и она не виновата.
Через два часа не выдерживаю и я. Автобус уже наполовину пуст: пассажиры повыскакивали прямо в сугробы и отправились на своих двоих. Вываливаюсь в снег, отряхиваюсь. Мне до дома осталось топать две с половиной остановки. Но это будет быстрее, чем на колёсах. Вообще-то по закону мне должны вернуть четыре рубля, ведь до места меня не довезли. Но попробуйте потребовать их назад! Себе дороже будет.
Через полчаса (в 21.30) вхожу в подъезд. Лифты скончались. Возвращаюсь на крыльцо, иду в лестничный подъезд. Тьма жгучая. Ни одной лампочки. На ощупь взбираюсь по ступенькам.
Обнаруживаю первую горящую лампочку на седьмом этаже.
Руки и ноги закоченели. Зубы ознобно стучат. Хочется горячего чаю. Кран с холодной водой недовольно фырчит на то, что его крутят. Ни капли. Обзваниваю соседние дома, прошусь прийти за водой. Опять спускаюсь в кромешной тьме, с ужасом думая, как буду подниматься на девятый этаж с полным ведром. Как это получилось – лучше не вспоминать. Скажи спасибо судьбе, что маньяк в темноте не прятался.
Грею руки о горячую кружку с чаем. Телевизионные новости сообщают, что по области начались отключения тепла за долги. Тут же берет опаска, что и наш дом может постичь та же участь. Поскольку отключение это такое хитрое, что вместе с должниками отключат и аккуратных плательщиков. Наказание такое. Я понимаю, что за время отключения денег за тепло с меня не возьмут. Я только не понимаю, за что меня накажут?
Горячая вода теперь стоит 34 рубля 80 копеек вместо девяти рублей 60 копеек. Мне она нужна разве только, чтобы помыться. Столько ли я трачу воды или меньше – одному Богу известно. Счетчиков воды в нашем городе пока не наблюдается.
Скоро будет телефонный разговор поминутно оплачиваться. А кто будет считать мои минуты? Ясно – не я. Сколько предъявят – за столько и заплатишь. Счетчиков-то телефонных нам не поставят!
Сейчас допишу и пойду домой. Интересно, во сколько приеду? И пустили ли лифты? Может, лампочки вкрутили? И где мои деньги, которые я отдаю за воду, за лифт, за тепло? Кто и как их использует? Понятно, что последние два вопроса только риторические, а разбираться со всей этой разрухой и неразберихой уже нет ни времени, ни сил, ни желания. Нет ничего, кроме хронической усталости.
ПОСТСКРИПТУМ. Сколько же меня, глупую, учить – я на февраль проездной купила! А чтобы перестать доказывать, что в радиорозетку в моей квартире ничего не воткнуто, может, и радио купить? Если, конечно, наша промышленность еще выпускает эти ископаемые динамики.
6 февраля 2001