Глава Двадцать Вторая. Дорогая пропажа.
Любой утренний маршрут Ромы Ромодановского большим разнообразием не отличался. Ежедневно сквозь непробиваемые он протискивался на одну из московских набережных, где в наводящем ужас на округу небоскребе располагался офис строительной компании «Прогресс-строй». Эта компания в столице была одной из самых известных, но не была лишена определенного налета одиозности.
Когда Роман приходил на работу, в первую очередь, он погружался в мир банальной бумажной рутины, среди которой различные судебные иски занимали одно из первых мест.
— Роман Владимирович, опять эти активисты из «Зеленого города» покоя не дают, – звучало неприятное известие от секретарши Романа Риточки Холоповой. – Я уже не знаю, что с ними делать.
— Марго, да, отсылай ты их куда подальше, и даже не парься по этому поводу, – посоветовал Роман. – Им делать нечего. Вот они и суют свой нос туда, куда их абсолютно никто не просит.
Экологические активисты были частыми, но крайне нежелательными гостями в кабинете Романа Владимировича. Деятельность компании очень часто вступала в противоречие с законом, что невозможно было не заметить. Чаще всего эти противоречия были связаны с многочисленными нарушениями компанией экологических законов, что не заметить было невозможно.
Однако в тот день вопросы, связанные с компанией, меньше всего интересовали её директора. Из головы не выходила случайная встреча, произошедшая во время поездки Романа сюда, на работу.
Из его поля зрения эта девушка исчезла как-то вдруг, когда Роман меньше всего этого ожидал. Наверно, еще не успев переступить порог дома Германа Федоровича, Лена сразу же стала предметом совершенно низменных желаний его потенциального зятя Романа. С каждым днем эта страсть становилась только сильнее, уже не давая Роману адекватно воспринимать реальность.
— Ты не забыл, для чего ты вхож в дом Сапрановых? – спрашивал сына Владимир Борисович. – Рома, миссия, которая на тебя возложена, не должна провалиться. Сам понимаешь: без этой семьи мы – никто, и зовут нас – никак. Поэтому попрошу все свои посторонние переживания отставить куда-нибудь в сторонку.
Это обращение отца, в принципе, не могло возыметь какое-либо действие на Романа. Для себя он уже все решил: отношения с Эллой надо было пустить на тормозах, а её отца молоденькая, еще почти ребенок, девушка вряд ли предпочтет больше, чем его, пышущего молодостью и удалью Романа.
Случайная встреча, произошедшая на одном столичном перекрестке, только усилила Романа в его мнении. В тот день Лена была прекрасна, как никогда. С маленьким ребенком на руках, она чем-то напоминала Мадонну, сошедшую с полотна Рафаэля. До этого производившая на Романа впечатление неоперившегося птенца, эдакого прекрасного дитя, теперь Лена была похожа на изысканную, роскошную женщину, достойную всяческих похвал. Увиденное произвело на Ромодановского-младшего впечатление еще большее, чем до того, когда он в первый раз увидел Лену.
Слишком хорошенькой казалась ему эта девушка, чтобы не быть удостоенной чести оказаться в его объятиях. В воспаленном мозгу Романа возник хитроумный план, претворение в жизнь которого требовало непосредственного участия Германа Федоровича.
В последнее время Герман Сапранов представлял собой достаточно грустное зрелище. Исчезновение Лены явно не шло ему на пользу. От былого бравого, пышущего жизнелюбием, пусть немолодого, но вполне не утратившего вкуса к жизни, мужчины не осталось следа, а вместо него перед газами Романа предстал согбенный, весьма потрепанный временем старик.
— Как дела, Герман Федорович? – полу издевательским тоном спросил Рома. – Вижу, в последнее время отменным здоровьем вы похвастаться не можете.
— Не дождешься! – буркнул себе под нос Сапранов. – У тебя ко мне какое-то дело? Или так пришел… из пустого в порожнее попереливать?
— Представьте себе! – произнес Роман. – У меня к вам действительно есть одно очень серьезное дело!
Герман Федорович не без любопытства посмотрел на своего потенциального зятя. Раньше подобной прыти от него ждать не приходилось. От всегда немного застенчивого и без инициативного директора своей строительной фирмы господин Сапранов вообще не ожидал услышать каких-либо умных слов.
— Судя по твоему настроению, произошло что-то действительно неординарное, – сделал вывод Герман. – Вот только интересно, что именно.
— Не торопитесь, Герман Федорович. – Роман погрозил пальцем. – То, что я хочу вам сообщить, имеет для вас поистине судьбоносное значение.
— Слушай, перестань говорить загадками! – возмутился Герман. – Если хочешь что-то сказать, говори прямо, без всяких, там, ужимок.
В кабинете повисла молчаливая пауза, во время которой Роман, видимо, тщательно обдумывал то, что он собирался поведать своему потенциальному тестю.
— Речь пойдет о человеке, который вам, по меньшей мере, небезразличен, но который выпал из вашего поля зрения, – продолжил Рома.
— Ты что, видел Ленку!?! – спросил Герман. – Когда? Где?
— Я встретил её по дороге сюда. Судя по всему, она живет где-то неподалеку.
Информация, полученная от Романа, нуждалась в осмыслении. Лена снова оказывалась в поле зрения своего нежеланного жениха, но сразу же возникал мучительный вопрос: какое дальше возможно развитие событий?
В воображении Германа Федоровича участь его сбежавшей невесты отнюдь не была завидной. Как минимум, Лену ждала участь безутешной вдовы, рыдающей на могиле своего супруга.
— Мне нужна полная информация о ней, – сказал Герман Роману. – Я должен о ней максимум сведений.
Нездоровый интерес Германа к своей сбежавшей невесте был налицо, и возникал лишь один вопрос: как далеко готов был зайти Сапранов, чтобы вернуть Лену?
— Герман Федорович, вы хоть понимаете, что эта девушка сейчас находится для вас вне зоны досягаемости? – спросил Рома.
— Слушай, кто находится в зоне моей досягаемости, тебя точно касаться не должно, – ответил Герман. – За информацию спасибо, а все остальное – это уже не твое дело.
Плохо… очень плохо знал господин Сапранов своего потенциального, столь им не любимого зятя. Не тем человеком был Роман, чтобы упускать однажды попавшийся в руки, пусть и случайный, куш.
По мнению отпрыска Владимира Борисовича, все, что относилось к Лене, касалось его самым непосредственным образом. Как казалось Роману, его потенциальный тесть просто заигрался в любовные отношения, а это могло самым негативным образом сказаться на общем деле.
— Герман Федорович, а вам не кажется, что все, происходящее в вашей семье, касается меня самым непосредственным образом? Я, без пяти минут, член вашей семьи, и все, что относится к её благополучию, касается меня самым непосредственным образом.
В ответ на это высказывание Роман схлопотал хлесткую пощечину. Выражение им своего мнения вообще было против правил дома Сапрановых, за выполнением которых Герман Федорович неукоснительно следил.
— Все, что затрагивает мою семью, не должно касаться тебя никаким образом, – спокойно заявил Сапранов. – Рома, чтоб ты знал: в женихах моей дочери ты ходишь только в силу нужности мне твоего отца. Если бы не это, никогда ты бы близко не подошел к порогу моего дома.
Подобная откровенность не могла не резать слух не в меру честолюбивому Роману. К своему статусу в доме Сапрановых он давно привык, и отказываться от него не собирался.
Подробности разговора Германа с его сыном в тот же день стали известны Владимиру Борисовичу.
— Ты уверен? – спросил отец сына. – Точно речь идет о невесте Германа?
— Папа, я её видел, как вижу тебя сейчас, – отвечал Рома. – Судя по всему, бедствующей её не назовешь.
— Слушай, сможешь кое-что для меня сделать?
— Что именно?
— Мне нужен максимум информации об этой невесте Германа. Сын, ты даже не представляешь, как на всем этом можно будет сыграть.
Владимир Борисович многозначительно сжал кулак.
— Вот где у меня будут и Герман, и вся его компания! – продолжил он. – От тебя, Роман, понадобиться неукоснительное выполнение всех моих инструкций.
— Эллку, я так понимаю, придется бросить?
— Ты что, с ума сошел!?! – в голосе Владимира Борисовича прозвучал испуг. – Без неё нам к Герману близко никогда не подобраться. Поэтому продолжай изображать пылкого влюбленного. Только с отца Эллки тоже глаз не своди.
Поручение отца для Романа было трудновыполнимо. Даже нельзя было себе представить, насколько надоела ему эта взбалмошная дочь олигарха, и с каким бы удовольствием он от неё избавился при первой же возможности.
— Папа, а мне надоело строить из себя пылкого влюбленного, – заметил Рома. – Эллка, между прочим, у меня уже давно в печенках сидит. У неё на уме одни тряпки да брюлики.
— Тем не менее, придется терпеть, – заметил Владимир Борисович. – Ты же не хочешь остаться вообще на бобах?
Перспектива остаться без нечего Романа не устраивала в принципе. Не для вторых ролей он то и дело лебезил перед Германом, выполнял все его самые одиозные поручения, строил из себя пылкого влюбленного в его дочь. Душа требовала большего.
Лена, в это время находившаяся где-то вдалеке от разворачившихся вокруг неё страстей, была беспримерно счастлива. Счастье это было настолько велико, что заставляло забыть обо всех бедах и горестях, когда-то девушкой пережитых.
Главным источником Лениного счастья был её муж – Антон. Вот уж для кого не было ничего невозможного, когда дело касалось радости для его любимой.
— Леночка, ты даже не представляешь, как мне с тобой повезло, – ие раз говорил Антон супруге. – Наверное, на этой земле стоило родиться только для того, чтобы встретить тебя.
— Антошка, это мне с тобой безумно повезло, – отвечала Лена источнику своего счастья.
Счастье молодых людей было таким, какое, пожалуй, трудно встретить где-то еще. Любовь, однажды между ними вспыхнувшая, с каждым днем становилась только сильнее, а каких-то взаимных упреков, недоговоренностей, всегда свойственных любой семейной жизни, не было и в помине.
— Видишь, как все хорошо устроилось, – как-то сказала Людмиле Анна. – А, помнится, раньше об Антоне кое-кто слышать ничего не хотел.
— Да, я за Лену сильно переживала, тетя Ань, – отвечала Людмила. – Как вспомню весь тот ужас, что ей пережить пришлось, сразу не по себе становится.
— Ну, а парень-то здесь причем? – спросил присутствовавший здесь же Вадим Викторович. – Вот уж кому ни одной претензии предъявить нельзя. В отличии, кстати, от твоего дяди.
Имя Германа в семьях Людмилы и Вадима Викторовича уже давно стало нарицательным, а Лена, при любом о нем упоминании, нервно вздрагивала. Причин для этого было предостаточно, лишний раз говорить о которых вряд ли имеет смысл.
Перемены в самом Германе были настолько разительны, что не заметить этого было просто невозможно. Всегда внешне проявляя олимпийское спокойствие, теперь он превратился в комок нервов, что невозможно было скрыть от посторонних глаз.
— Герман, ты сам на себя перестал быть похож, – не раз говорил Сапранову Владимир Борисович. – Если дело будет так и дальше продолжаться, мы оба рискуем вылететь в трубу. Ты хоть это понимаешь?
— Да, знаю я, Володя, но ничего с собой поделать не могу, – отвечал Сапранов. – Ленка мне всю душу перевернула. Вот не поверишь: ни о чем другом, кроме неё, даже думать не могу.
Изначально даже не мог представить себе Герман Федорович, что Лена может оказаться в зоне не только его интересов. Поэтому настоящим шоком стало известие о том, что молодая невеста любит вовсе не его, а совершенно другого человека.
— Она моя, а все остальные пусть отойдут в сторону, – буркнул себе под нос Сапранов, как только узнал о новом возлюбленном Лены.
Меры по нейтрализации новоявленного соперника были приняты самые радикальные. Антон должен был не просто исчезнуть, а превратиться ни в что; само его имя должно было исчезнуть из аналов бытия.
— То, что ты сделал с Полиной, на этот раз меня не устраивает, – инструктировал Герман Шабанова. – Витя, на этот раз надо действовать совершенно по-другому. Помнишь, как ты расправился с Черкасовыми?
Виктор Васильевич положительно кивнул головой.
— Вот теперь надо сделать то же самое, но только с этим щенком, – продолжил Герман Федорович. – Только, Витя, я тебя умоляю: на этот раз все должно пройти без сучка, без задоринки. Внезапно воскресшим он мне не нужен.
Когда и что пошло не так, как запланировали Герман Федорович с Виктором Васильевичем, сказать трудно, но все, ими задуманное, против них же и обернулось. Виновником подобного развития событий оказался Дмитрий Серковский, у которого был ворох претензий и к самому Герману Сапранову, и к начальнику его охраны.
— У твоих недоумков что, руки не из того места растут!?! – возмущался Герман Федорович. – Им вообще что-нибудь серьезное поручить можно? Представляешь, что теперь начнется?
О том, что могло начаться, и Герману, и Шабанову лучше было даже не думать. В том, что Серковский не упустит возможность через Антона поквитаться за все то зло, что было ему причинено, сомневаться не приходилось. Поэтому меры предосторожности должны были быть приняты самые радикальные.
— Мы не должны оставить им ни одного шанса действовать, – сказал Герман Виктору Васильевичу. – Ты хоть понимаешь, чем могут обернуться твои недочеты?
Чем могут обернуться недочеты, Виктору Васильевичу можно было не объяснять. Работая на Сапранова, он ходил по минному полю, взрыв на котором мог произойти в любую секунду.
— Щенка надо ликвидировать любой ценой, – продолжал инструктировать начальника своей охраны Герман. – Причем, чем скорее ты это сделаешь, тем спокойнее мы все себя будем чувствовать.
И на этот раз в планы Германа Федоровича вмешались обстоятельства. То ли посланный Шабановым киллер оказался недостаточно проворным, то ли ветер в тот день дул не в ту сторону, но пули, предназначавшиеся Антону, попали вовсе не в него.
Лена оказалась главной пострадавшей, и ранение девушки ни в коем случае нельзя было назвать легким.
— Получается, теперь у моей племяшки есть все основания затаскать меня по судам, – сокрушался Герман.
— Брат, ты только не забывай, что вместе с Леной исчезла и Полина, – промолвил Виктор Васильевич. – Вот уж кто действительно представляет для нас опасность гораздо большую, чем эта твоя сбежавшая невеста.
Слова начальника охраны для Германа звучали, как приговор. Первая супруга действительно представляла опасность неизмеримо более серьезную, чем Лена. В любой другой ситуации Сапранов бросил бы все силы на поиск и нейтрализацию Полины, потому что факты, находившиеся в её руках, позволяли камня на камне не оставить от могущества Германа Федоровича.
— На поиск Полины должны быть направлены все усилия. Сам понимаешь, что может быть, если она каким-то образом себя обнаружит, – сказал Герман.
Представить подобное развитие событий ни Сапранов, ни его единокровный брат не могли даже в самом страшном сне. Впрочем, Герман Федорович с Виктором Васильевичем не были единственными людьми, кому Полина могла запросто перейти дорогу.
Мысль о том, что он занят чем-то не тем, даже не посещала Германа Федоровича. Все его сознание было занято поиском Лены, хотя бывшая супруга представляла для него опасность гораздо большую, чем сбежавшая невеста.
О том, чтобы Полина никогда и никем не была найдена, Дмитрий позаботился основательно. Монастырь, в который она была отправлена, лишь недавно восстал из небытия, и о его существовании еще мало кто знал.
— Ты хоть на йоту продвинулся в поисках своей первой жены? – спрашивал Германа Владимир Борисович. – Учти, дорогой, если она раскроет рот, мало никому не покажется.
— Да, все я понимаю, Володя! – махнул рукой Сапранов. – Только Ленка для нас не меньшую опасность представляет. Представляешь, носительницей какой щекотливой информации она теперь является?
О страстях, развернувшихся вокруг её персоны, сама Лена ничего даже не подозревала. Все былые горести, беды, волнения остались в прошлом, уступив свое место стопроцентному счастью.
— Лена, похоже, ты начинаешь забывать обо всем плохом, что с тобой было, – говорила Людмила.
— Люсь, да, какое это уже имеет значение? – отвечала её младшая сестра. – Ты с Димой да Антошка с Алёшенькой – рядом, а ничего другого мне и не надо.
Счастье самой Людмилы не огранивалось только радостью за младшую сестру. Мечта, долгое время лелеемая, наконец-то сбылась: Ленино счастье ничем не ограничивалось, а сама Людмила также могла похвастаться вполне удавшейся личной жизнью.
— Слушай, я никогда на твоем лице столько счастья не видела, – призналась Людмиле Анна. – Люсь, неужели все забылось, что Димка тебе устраивал?
— Тетя Ань, а какое теперь это может иметь значение? Свою любовь и ко мне, и к Лене, и к малышу Дима доказал. В нем сомневаться у меня оснований нет.
Глядя на дочку своей лучшей подруги, Анна действительно не могла не радоваться. Из мало что понимающего существа, чем-то напоминавшего загнанного в западню зверька, Людмила превратилась в роскошную женщину – настоящий бриллиант в дорогой оправе.
— Не представляешь, как я тебе благодарна, – признавалась Людмила супругу. – Если бы не ты, вообще не понятно, как бы мы с Леной выбрались из тех передряг, в которых оказались.
— Люсь, ну, о чем ты говоришь!?! – отвечал Дмитрий. – Вы с Леной да Алёшенька – мои самые родные люди. У меня ж, кроме вас, по сути, никого нет.
— Ах, никого нет! – раздался возмущенный голос появившегося в комнате Андрея Степановича. – Значит, мы с крестной для тебя вообще ничего не значим?
— Дядя Андрей, ну, что ты начинаешь сразу в бутылку лезть? Сам же знаешь: вы с тетей Раей останетесь навсегда для меня самыми важными людьми…
Выслушивать дальнейший спор Дмитрия со своим крестным у Людмилы не было никакого желания, и она предпочла покинуть комнату.
— Люсенька, поменьше обращай внимания на моего крышей поехавшего, – попросила Людмилу провожающая её Раиса Наумовна. – После того, как Димкиных родителей убили, он совсем сбрендил.
— Раиса Наумовна, но я одного не пойму: почему Андрей Степанович так уверен, что к трагедии, которая произошла с Черкасовыми, имеет отношение моя семья?
— На этот вопрос тебе, Люсь, пожалуй, никто ответить не сможет, – сказала Раиса Наумовна. – Андрей ведь еще до всей этой трагедии на всех Сапрановых сычом смотрел. Ну, а после – вообще обезумел.
Причин для разногласий в семействе Игнатьевых всегда было предостаточно, а после того, как стало известно, что Лена – внебрачная дочь Сергея Черкасова, их стало еще больше.
— Ну, не мог Серега так себя повести! – восклицал Андрей Степанович. – Я ведь его сто лет, как облупленного, знаю. Не мог он так с Наташей поступить.
— Андрей, а ты знаешь, кто обычно в тихом омуте водится? – спросила Раиса Наумовна. – Твой Сергей ведь никогда святым не был. Вспомни, сколько из-за него Наташа слез пролила.
При этих словах правда колола глаза Андрею Степановичу. Что из себя представляет его лучший друг, Игнатьев хорошо понимал, и ему, как никому другому, было прекрасно известно: образцово-показательным мужем Сергей никогда не был.
— Слушай, я только одного понять не могу: за что твой крестный на меня так взъелся? – спросила Людмила Дмитрия. – Вроде бы, ничего плохого я ему не делала.
— Люсь, да, поменьше обращай ты на него внимания, – ответил Дмитрий. – Крестный ведь в своем репертуаре: все Сапрановы для него самые виноватые во всем из всех виноватых.
Все разногласия и недоговоренности прекращались в тот момент, когда Людмила и Дмитрий переступали порог собственного дома. Наверное, не было в округе другого такого жилища, в котором бы жило столько любви и счастья, как в этой квартире.
— Согласись, если бы не Лена, неизвестно сколько мы бы с тобой мирились, – как-то сказал Дмитрий Людмиле.
— Да, уж. Мне ведь тогда казалось, что я тебя потеряла навсегда.
— Больше ты меня никогда не потеряешь – произнес Дмитрий, целуя супругу. – Знаешь, чем больше времени проходит, тем больше я понимаю: дороже вас с Леной у меня никого нет.
Настоящим бальзамом на душу для Людмилы были эти слова её мужа. С тех пор, как она встретила Дмитрия, прошло больше двух лет, но любовь к этому человеку с каждым днем становилась все больше и больше.
Своим беспрецедентным счастьем, своей любовью и Людмила, и Дмитрий считали себя полностью обязанными своей младшей сестре.
— Согласись, если бы не Лена, неизвестно сколько мы бы с тобой еще в контрах были, – как-то сказал Дмитрий Людмиле.
Своих брата с сестрой Лена любила безмерно. Больше года прошло с тех пор, как она узнала, что совершенно посторонние люди стали для неё самыми родными, и от осознания этого она становилась еще счастливее.
Факт того, что его сбежавшая невеста и ненавистная племянница являются родными сестрами, был, пожалуй, самым раздражающим Германа Федоровича.
Еще одним ударом ниже пояса стало для Сапранова известие о том, чьей дочерью оказалась его несостоявшаяся невеста.
— Всего ожидал от Сергея, но такого… - недоумевал Герман.
— Герман, ну, а что ты вообще ожидал от этого Черкасова? – спросил Владимир Борисович. – Он ведь всегда первостатейным ловеласом был, и тебе об этом хорошо известно.
— Понимаешь, то, что Сергей был бабником высшей категории, сомнению не подлежит, но поражает, насколько он мог быть неразборчив в своих связях.
Свое глубокое презрение к Ларисе Сапранов пронес через года. Ну, никак не могло уложиться в его голове, как такая серая мышь, вроде Ларисы, может заинтересовать какого-нибудь мало-мальски серьезного человека.
— Хоть теперь ты понимаешь, какую опасность представляет для тебя эта твоя невеста? – спросил Германа Ромодановский. – Её родной брат - твой заклятый враг, и он не упустит возможности максимально настроить Ленку против тебя.
Сказанные Владимиром Борисовичем определения относились к разряду прописных истин, которые Герману лишний раз не надо было повторять. Именно поэтому найти и обезвредить Лену стало главной жизненной целью господина Сапранова.
Сама Лена продолжала наслаждаться жизнью, даже ничего не подозревая о том, какая охота на неё объявлена. Для сладостной неги ей были созданы все условия: любящий муж, готовый исполнить каждое желание обожаемой супруги, младший братишка, в котором Лена души не чаяла, обожающие её старшие брат с сестрой.
— Тетя Ань, даже передать трудно, как я счастлива, – призналась как-то Лена Анне.
— Тебе тоже надо спасибо сказать. Если бы не ты, еще неизвестно, сколько б ребята мирились.
До определенного момента для Лены история взаимоотношений её брата с сестрой была скрыта тайной за семью печатями. Более того, долгое время для неё было неизвестным то, что с этими людьми её связывают кровные узы. С Людмилой Лену связывала крепкая дружба, что часто было причиной для определенной откровенности между девушками. В такие минуты Людмилой на Дмитрия максимум неудовольствия, что представляло его в глазах Лены в самом невыгодном свете.
— Более лживого и циничного человека трудно себе представить, – часто говорила Людмила подруге. – В общем, подруга, от таких людей, как этот Дмитрий, стоит держаться, как можно, дальше.
— Люсь, ты не слишком сгущаешь краски? – спрашивала Лена. – Ведь Дима тебе, как я посмотрю, до сих пор небезразличен.
Интуиция не подводила девушку. Дмитрий по-прежнему продолжал быть хозяином сердца Людмилы, и с этим она абсолютно ничего не могла сделать.
После того, как стало известно, что Людмилу с Леной связывают родственные узы, беспокойство старшей сестры за младшую прямо-таки зашкаливало. Главной причиной переживаний Людмилы был возлюбленный Лены – Антон. Никак не укладывалось в её голове, что серьезного может связывать её родную сестру с этим ходячим недоразумением в накинутом на плечи белом халате.
— Ты бурю-то в стакане воды не устраивай, – неоднократно пытался урезонить Людмилу Дмитрий. – По крайней мере, Антон – человек, с которым нашей сестре хорошо, и с этим никто сделать ничего не сможет.
Аргументы, приводимые Дмитрием, не могли не возыметь на Людмилу действия, и, в конце концов, ей пришлось смириться с любовью своей младшей сестры к студенту-медику.
Ударом ниже пояса стало для Германа Федоровича известие о браке его несостоявшейся невесты с Антоном.
— Даже не представляешь, как эта свадьба может нам все осложнить!! – говорил Герман Артамонову. – От того имущества, которым номинально владеет Ленка, зависит весь успех нашего предприятия.
— Сто раз я тебе говорил: не стоит зацыкливаться на этом клочке земли, – произнес Игорь Макарович. – Что, нет других мест, где можно держать товар?
— Вот представь себе: больше нет!
— Герман, у тебя ведь имеется миллион пустых складских помещений.
— На любое из этих помещений, Игорь, когда угодно может нагрянуть какая-нибудь проверка! Что тогда!?! Можешь себе представить заголовки наших борзописцев: на складах известного предпринимателя Германа Сапранова обнаружена огромная партия неучтенного оружия!
Представить подобное развитие событий обоим было трудно даже в самом страшном сне. На кону стояло очень многое, чем Герман Сапранов ни в коем случае не мог поступиться. То есть, изначально его интерес к юной дочери школьного приятеля лежал в сугубо практической плоскости, сопряженной с, мягко говоря, не вполне законной деятельностью.
— Абу Мухтар начинает торопить, – сообщил Герману Игорь Макарович. – Можешь представить, какие могут быть последствия, если товар не придет в срок?
— Понимаешь, Игорек, пока Ленка неизвестно где находится, я по рукам связан. Не где она, ни что с ней, я не знаю, а без неё осуществить задуманное нами не представляется возможным.
Подробности разговора Германа с Артамоновым в тот же вечер были известны в «Цитадели», что вызвало всеобщее неодобрение её членов. Особенно неистовствовала Регина Робертовна, в сознании которой никак не могло уложиться подобное поведение бывшего зятя.
— Что он о себе возомнил!?! – возмущалась хозяйка. – Он что, думает, «Цитадель» - это его частная лавочка!?!
— Регин, ну, ты что, «Черного принца» не знаешь? – спросил «Гроссмейстер». – Он же всегда себе на уме был, а организация воспринималась им, исключительно как его личная собственность.
Не единожды Регина Робертовна в такие моменты жалела, что вообще связалась с родом Сапрановых. Человек в высшей степени практичный и стремящийся из всего извлечь выгоду, госпожа Римашевская даже не представляла, с чем ей придется столкнуться, когда она возглавила организацию, некогда созданную её сватом.
То, что в «Цитадели» она – никто, и зовут её – никак, было обозначено сразу же, как только Регина Робертовна появилась в организации. Особенно неистовствовал Герман Сапранов, демонстрируя максимум нелюбви и призрения к бывшей теще.
— Кто-нибудь может мне объяснить, что она тут вообще делает? – спрашивал Герман у «Гроссмейстера». – Я-то всегда считал, что «Цитадель» - организация сугубо закрытая, и чужим людям в ней места нет.
— Слушай, ты же прекрасно знаешь: все важные решения, относящиеся к организации, принимал твой отец, – ответил Разумовский. – Регина здесь отнюдь исключением не является. Это Федор Кузьмич привел сюда твою бывшую тещу, ввел в курс всех дел и передал бразды правления.
Вот этого решения своего отца Герман никогда не мог понять. «Цитадель», как он это понимал, являлась его безраздельной вотчиной, доступ в которую для посторонних людей был крайне нежелателен.
Регина Робертовна относилась даже не к посторонним, а к людям для своего бывшего зятя в высшей степени неприятным. Смысл появления бывшей тещи в организации он никак не мог понять, и всякий раз не упускал возможности выразить свое неудовольствие.
— Старухе надо привыкнуть к тому, что здесь она – человек временный, – подчеркивал Герман. – Надолго её пребывание тут не затянется.
— Вот это, Герман, уже не тебе решать, – возразил Альберт Михайлович. – Есть вопросы, которые относятся исключительно к компетенции руководства организации, а к нему ты имеешь весьма опосредованное отношение.
С положением, создавшемся в «Цитадели», Герману Федоровичу пришлось смириться, хотя попытки хоть что-то изменить в свою пользу не оставлялись им никогда.
Ничего не подозревая о том, какая охота на неё ведется, Лена продолжала наслаждаться беспрецедентным счастьем, однажды в её двери постучавшимся.
— Ну, хоть теперь ты понимаешь, насколько предвзятым было у тебя отношение к моему мужу? - спрашивала Лена сестру.
— Ой, Лен, лучше не начинай… - отмахивалась Людмила. – Мне до сих пор не по себе становится, когда я вспоминаю, что нам с тобой пришлось пережить.
Более ужасного периода в своей жизни Людмиле было действительно трудно вспомнить.
Главная цель в жизни – найти сестру – казалось, была достигнута. К непроходящей радости самой Людмилы, ею оказалась юная девочка, к которой Люда прикипела всей душой с момента первого её появления в особняке Сапрановых.
— Никогда бы не подумала, что все так просто может оказаться, – признавалась Людмила Анне. – Тетя Ань, я по всему свету разыскивала свою сестру, а оказалось, что она совсем рядом…
— Люсь, а так почти всегда бывает. Ты лучше подумай, как на бедную девочку всю эту информацию вываливать будешь. Она-то своими родителями совершенно других людей считала. Для неё будет полной неожиданностью узнать то, что вы с Димкой – её родные брат и сестра.
Радость обретения родной сестры омрачала участь самой Лены. Для чего девочка появилась в особняке Сапрановых, Людмила хорошо понимала, и от этого ей становилось не по себе.
— Бабуль, не понятно, о чем вообще дядя Герман думает, – жаловалась Людмила Варваре Захаровне. – Какая из Лены жена? Она ведь, по сути, еще ребенок.
— Ой, Люсенька, душа моего сына для меня уже давно загадкой стала, – вздохнула Варвара Захаровна. – Ни чем он живет, ни о чем думает, мне неизвестно. Поэтому обо всех его намереньях мы с тобой можем только догадываться.
Намеренья Германа в отношении Лены носили далеко не только низменный характер. Была в них и прагматика. Земли, которыми некогда владел приемный отец Лены – Алексей, для Сапранова представляли даже не какой-то шкурный интерес, а были самой настоящей жизненной необходимостью.
— Без этих земель проект «Центр» никогда не будет завершен, – сказал как-то Герман Ромодановскому.
— Вот спиной чувствую: темнишь ты по полной программе! – отвечал Владимир Борисович. – Признайся честно: запал ты на эту девку по полной программе, и сделать с собой решительно ничего не можешь.
Правда присутствовала в каждом слове Ромодановского. Герман уже сам не знал, когда его чувства к дочери школьного приятеля перешли границу прагматизма. С каждым днем влечение Германа к Лене становилось все сильнее, и не было в мире силы, которая бы помогла всесильному олигарху это влечение побороть.
Еще одним человеком, которого реально беспокоило состояние Германа, была главная горничная особняка – Эльза Фридриховна Гауптман. Всеобщей нелюбимице уже давно было глубоко безразлично отношение к ней со стороны каждого члена семейства Сапрановых. Главным для неё человеком был Герман Сапранов, и не было в жизни ничего, на что Эльза Фридриховна не могла бы ради него пойти.
Появление новоявленной невесты Германа Федоровича Гауптман не могло быть не принято в штыки, о чем её шефу неоднократно говорилось.
— Вот эту твою очередную блажь я поддерживать не буду, – говорила Эльза Фридриховна Герману. – Ты бы лучше на себя посмотрел! Без пяти минут – старик, а все из себя мачо строишь.
— Я, Эльза, между прочим, для нас и для нашего сына стараюсь, – ответил Сапранов. – Ты ведь хочешь, чтобы вы с Филиппом никогда, ни в чем не нуждались? Ну, а для этого надо пойти на определенные жертвы. Впрочем, для тебя они определяющими не станут.
Произнесенные Германом Федоровичем слова для его главной горничной утешительными не могли быть по определению. К своему статусу тайной любовницы своего шефа она давно привыкла, и что-то менять в создавшемся положении вещей не собиралась.
— Значит, я так понимаю, на Филиппа тебе наплевать? – спросила Гауптман Германа.
Вопрос был из тех, на который Герману Федоровичу абсолютно нечего было ответить. К статусу отца совершенно лишнего сына он так и не смог привыкнуть, и любое упоминание об этом вызывало у него нескрываемое раздражение.
— Эльза, тебе обязательно надо было говорить об этом? – спросил он. – Знаешь же: от Филиппа я никогда не отказывался, и все, что ему необходимо, он от меня получит.
— С трудом в это вериться, Герман,- ответила Гауптман. – Нашему сыну скоро исполнится тридцать лет, а ты до сих пор официально его не признал.
— Тебе ведь хорошо известно, почему я не могу этого сделать, – ответил Сапранов. – Наличие в моем положении незаконнорожденных детей, для меня смерти подобно, и ты прекрасно об этом знаешь.
Выполнение своих обещаний вообще никогда не было коньком Германа Федоровича. Желаемое он привык получать максимально быстро, больших усилий для этого не прикладывая. К Эльзе Фридриховне и к Филиппу это относилось в полной мере, без исключений кому то ни было.
Оставалось только догадываться, почему Гауптман продолжала терпеть подобное положение вещей, но возложенную на себя ношу, она несла стойко, до поры, до времени ничем не выказывая какого-либо неудовольствия.
Сватовство Германа к молоденькой девушке послужило тем рубежом, перейдя который терпение Эльзы Фридриховны на корню закончилось. Хранить многолетнюю тайну больше не было никаких сил, и она вскоре была открыта Филиппу.
— Отцу придется ответить за то, что он сделал, – заявил Филипп своей матери.
— Я только тебя об одном умоляю: не лезь на рожон! – взмолилась Эльза Фридриховна. – Всех возможностей Германа ты себе даже не представляешь. Если он захочет размазать тебя по стенке, то сделает это быстро и виртуозно.
Слова Гауптман в этот момент вряд ли могли возыметь какое-либо действие на Филиппа. Внутри себя он весь горел от возмущения, жаждя поквитаться с отцом за загубленную жизнь матери.
— Филипп, я тебя только об одном умоляю: будь с Германом максимально осторожен, – попросила Эльза Фридриховна. – Что это за человек, ты себе даже не представляешь, а его гнев, если он его на нас с тобой обрушит, будет действительно страшен.
Филиппу, в силу его природного упрямства, слова матери в этот момент были глубоко безразличны. Главным для него стало максимально усложнить жизнь родному отцу, и для достижения этой цели он за ценой стоять не собирался.
— Мам, а что это за девушка появилась в особняке? – спросил он Гауптман. – Раньше я её никогда не видел.
— Это – еще одна причуда твоего отца. Как говорится: седина – в бороду, бес – в ребро. Седьмой десяток разменял, а все никак успокоиться не может.
Прозвучавшее признание матери для Филиппа было чем-то из разряда сенсаций. Германа он знал, как человека, максимум, практичного, не привыкшего размениваться на дела сердечные и прочую сентиментальную чепуху.
— Мам, а сама невеста Германа Федоровича знает, что она – его невеста? – спросил Филипп.
— Не думаю. Распространяться о своих планах вообще не в правилах Германа, и к этой девчонке это относится в полной мере.
Выводы из сказанного Эльзой Фридриховной её сыном были сделаны соответствующие. Своего отца Филипп знал неплохо, и вывод о том, что желание Германа связать себя узами брака с молоденькой, привлекательной, но абсолютно незнатной девушкой лежит в сугубо прагматической плоскости, напрашивался сам собой.
— Мам, а ты ни разу не пыталась поговорить с этой девчонкой? – снова спросил Филипп.
— Мне-то это зачем!?! – удивилась Гауптман. – Сам же знаешь: идти против Германа – себе дороже.
— Что, даже не хочется поквитаться с ним за то, что он тебе сделал?
Даже не подозревал новоявленный отпрыск Германа Федоровича, насколько он прав в своих подозрениях.
Ревность непрестанно мучила Эльзу Фридриховну, порой, не давая ей спокойно заснуть. Себя, и только себя, она считала полноправной хозяйкой сердца Германа, но и всего его существа. Поэтому, едва только Лена появилась в доме Сапрановых, Гауптман стала тут же воспринимать её не иначе, как соперницу.
— Чем скорее она отсюда уберется, тем будет лучше для всех, – как-то заявила Эльза Фридриховна.
— Эльза, как тебе не совестно такое говорить!?! – отпарировала Анна. – Девочка круглой сиротой осталась. Родители в могиле лежат, родной брат неизвестно где находится, а ты её еще и куском хлеба попрекать будешь?
— Буду, Анна Трофимовна! – без зазрения совести произнесла Гауптман. – В конце концов, у нас тут не благотворительная ночлежка. Мы точно не должны привечать у себя в доме каждого бомжа.
Надо ли говорить, что к исчезновению Лены Эльза Фридриховна имела самое непосредственное отношение? Все произошло совершенно неожиданно даже для неё. Как-то раз Гауптман застала своего шефа чернее тучи. Мрачное настроение Германа Федоровича в его доме уже давно стало обыденностью, но на этот раз, судя по наполненному злобой взгляду Сапранова, произошло что-то действительно из ряда вон выходящее.
— Что случилось на этот раз? – спросила Гауптман.
— Ленка мне изменяет, – словно не замечая своей главной горничной, ответил Сапранов. – Это после того, что я для неё сделал… после того, как вытащил её из этой дыры.
— Слушай, а на что ты еще рассчитывал? – спросила Эльза Фридриховна. – Она – молодая девчонка, и скрашивать тебе твою старость не подписывалась.
— От неё, Эльза, очень многое зависит, и поэтому необходимо, чтоб она постоянно находилась в моем поле зрения.
Немного подумав, Герман продолжил:
— Слушай, пожалуй, в ближайшее время могут снова понадобиться услуги твоего знакомого психиатра из секретной клиники.
При произнесении этих слов Эльза Фридриховна нервно вздрогнула. Слишком много неприглядного и порочащего как её, так и Германа, стояло за ними.
— Герман, ты вообще думаешь, о чем говоришь? – спросила Гауптман, в голосе которой отчетливо слышался ужас. – Тебе что, мало твоей первой жены?
О том, что случилось с Полиной, Сапранов вспоминать не любил. Хотя с тех пор минуло достаточно много времени, воспоминания о тех событиях прочно закрепились в памяти Германа, не давая о себе забыть.
— Понимаешь, в чем дело? У нас с тобой, по сути, другого выхода нет, – сказал Эльзе Фридриховне Герман. – Если Ленка уйдет из моего поля зрения, для нас для всех наступят очень тяжелые времена. Ты ведь этого не хочешь?
Утруждать себя объяснениями, какие последствия могут наступить, Герман Федорович не считал нужным. Впрочем, они и не требовались. Невозможно передать, как была воодушевлена Эльза Фридриховна возможностью избавиться от соперницы.
Неизвестно, сколько продолжилось это заточение Лены, если бы не её возлюбленный, брат и сестра. Предпринятые ими усилия увенчались успехом, хотя и были сопряжены с граничащими с трагедией событиями.
Как гром среди ясного неба, было для Германа Федоровича известие о побеге из клиники его строптивой невесты. Дежурного виновного в случившемся долго искать не пришлось. Им оказался Виктор Васильевич Шабанов – начальник охраны Германа.
Уже почти битый час Виктор Васильевич с понурым видом стоял перед своим шефом, выслушивая самые нелестные эпитеты в свой адрес.
— Ты хоть что-нибудь по-человечески сделать можешь? – интересовался Герман Федорович. – Или тебе уже вообще ничего серьезного поручить нельзя?
— Герман, да, я сам не знаю, как все это могло произойти, – принялся оправдываться Шабанов. – Ты же знаешь: Караваев – лучший стрелок, и не его вина, что твоя невеста ему в самый неурочный час ему под руку подвернулась.
Объяснение для Германа Федоровича было малоутешительным. Ясно было одно: Лена выпала из его поля зрения, и возвратить её обратно не представлялось абсолютно никакой возможности.
Что могло произойти в этом случае, Сапранову трудно было даже представить.
— Ты понимаешь, что теперь операция «Центр» находится под угрозой срыва? – спрашивал его Игорь Макарович. – В организации, думаю, будут очень недовольны таким раскладом.
— Вот поэтому, «Артемон», мне и нужна помощь «Цитадели». Я один ведь ничего не могу сделать. Ленка могла пропасть, куда угодно, а у меня руки не настолько длинные, чтобы можно было достать её откуда угодно.
— Герман, это – твои проблемы, – иронично заметил Артамонов. – Почему ты считаешь, что организация должна решать их тебе?
— Да, потому что, Игорек, сам я перепробовал все, что только можно. Вон, всю Москву вверх ногами поставил. Ленка, как сквозь землю, провалилась. Вот я и подумал: на Кубани-то у организации возможностей побольше, чем у меня. Ленка, наверняка, сейчас там запропастилась. Вот и помогли бы мне решить эту проблему.
— Слушай, думать в твоем положении – непозволительная роскошь! – произнес Игорь Макарович. – Ты мне не напомнишь, когда должна была начаться отправка товара? Что, воз и ныне там?
Сапранов понуро опустил голову.
— Нет, Герман, так дела не делают, – продолжил Игорь Макарович. – Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Произнеся эти слова, Артамонов быстро вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Помощь Герману Федоровичу пришла от того, от кого меньше всего он ожидал её получить. Столь нелюбимый потенциальный зять Роман Ромодановский на этот раз излучал какую-то неслыханную уверенность. Быстрым шагом войдя в кабинет Германа, он вальяжно плюхнулся в кресло, положив ногу на ногу.
— Что тебе здесь нужно? – небрежно спросил Сапранов.
— По-моему, вы неправильно ставите вопрос, Герман Федорович, – ухмыльнувшись, ответил Роман. – Правильнее было бы: что нужно вам?
Молчаливая пауза, повисшая в кабинете, продолжалась минуты две, не меньше, во время которой господин Сапранов, видимо, тщательно обдумывал то, что он собирался ответить.
— Я никогда не смогу ничего понять, пока ты будешь говорить загадками, – произнес Герман. – Не строй из себя умника. Этот образ тебе все равно не идет. Говори все, как есть, и не вздумай хоть что-нибудь приукрасить.
— Речь пойдет о девушке, по которой вы вот уже несколько месяцев сходите с ума, – начал Роман. – Хотя, Герман Федорович, честное слово, не по возрасту она вам.
— Вот эти вопросы тебя вообще не должны касаться, – ответил Герман. – Давай так: кто мне по возрасту, а кто нет, я как-нибудь сам разберусь.
Умел, как никто другой, умел Сапранов ставить на место того, кто, по его мнению, начинал зарываться. В этой ситуации Роме не оставалось ничего другого, как засунуть свое, никому не нужное, мнение в дальний карман пиджака.
— Я видел её сегодня, – выпалил Ромодановский-младший.
— Где!?! – с нетерпением воскликнул Герман. – Где ты её видел?
— Да, здесь, недалеко. Она вместе с каким-то мальчишкой маленьким в парке гуляла.
В сознании Германа разрозненные факты, изложенные Романом, стали складываться в единую картину. Получалось, Лена уже определенное время совершенно свободно жила без него, абсолютно о нем не вспоминая. Такая беспечность не могла быть не наказуема, и в голове Сапранова начал созревать хитроумный план, как покарать сбежавшую невесту, а также всех, кто был ей близок.