На Чукотке с многим приходится мириться. Край суровый и у каждого сезона своя незадача. Летом комары грызут, зимой мороз, пурга валит с ног. Снег забивает глаза, лезет в нос и во все дырки, где ему не надобно быть. И шквальному ветру надо подчиниться, забыть про амбиции и шапку. Если сорвало с головы, не пытаться её догонять. Бесполезно. А заблудиться в шалой круговерти запросто можно.
Работа остановлена, геологи пургуют и на картёжный раут собрались в командирский балок.. Балок для полевика что родной дом. Там всё как положено – стол, табуреты, койки, даже занавески, ещё б не вытирали о них руки Стены под оленьими шкурами и ситцем поверх, чтоб не сыпался волос. Печи сварены из бочек, топятся углём, тяга отменная. Климат регулируется кочергой, а все природные каверзы остаются там, за стеной. Но пурга не сдаётся, чёртом рвётся в печную трубу, отчего огонь с копотью выпирает наружу.
Холодно не было, но и жарой не томились. В унтах, меховых штанах сели с картами за игру в «храп». Играли под интерес – колодой по ушам, но превыше был азарт. Повезёт? Не повезёт?
Карты розданы, игроки объявляют амбиции. Витька изрекает первым: – Зотня!
Сотня звучала у него как зотня, потому и прозвище – Зотня… Конкуренты откликаются далее по кругу: – Сто двадцать! – Сто тридцать! – Пас. – Двести! – Храп! – Пас. – Вист!
К Зотне карта не пришла. Это кстати, его ждали околоземные дела. Закупорился в куртку, капюшон на голову и за дверь. А там чёрт-те что, глаза не открыть! Однако, отражённый от стены ветер отгонял снег, образуя некий окопчик пригодный для деликатных свершений.
Сам процесс происходил обычным образом, ничего нового. Зотня сидел на корточках, как глухарь в любовной истоме, прикрыв капюшоном лицо. Ничего не видет, ничего не слышит. Всё как обычно. Разве что штаны... Они большеватые были, кошёлкой лежали у ног, что в конечном счёте и сгубило его.
О чём Зотня думал в тот деликатный момент? Это не известно, и каверзы он тоже не ждал. А зря. Не он один был одержимым в желании, не настоль серьёзном, но всё-таки.
Коллегу Зотня не увидал, зато его видел коллега, как и лопату, прислонённую к стене. Совковым инструментом подцепил из-под Витьки, что тот представил уже миру, откинул в сторону и вернулся в балок. За столом произошёл конструктивный обмен мнением.
Зотня же закончив дела пропажу узрел, но заморачиваться не стал, ветром видимо сдуло, и поспешил в компанию за стол. Его ждали. Раздали карты. Все углубились в оценку возможностей. Однако в картёжную игру вмешалась другая интрига. Один игрок, второй, третий, носами повели: – Кто?!
На Зотню пальцем не указывали, но он понимал, что возмутителем спокойствия мог быть только он.
– Я щас! – буркнул: – Уголька принесу, – и выскочил за дверь.
В окопчике разгонишался. Мигом выскочили мураши, снег шоркал по телу ледяным наждаком. Но искать надо, и не абы как! Без этого не будет достойного продолжения жизни. Прощупал все закоулки меховых брюк. Пусто, ничего лишнего, одна худосочность. Значит смело, глядя в глаза, можно явиться народу.
Ещё б этот народ не закрутил носами опять: – Да что же это, в натуре! Тундры мало?! Кто?!
Ещё немного и все укажут на смутителя пальцем, логика упрямая вещь. Зотня засуетился вновь: – Вы игрйте, я печь шурану. – Надел куртку на скорую руку и потащился к своему балку.
Игра не задалась, о ней не думалось вовсе. На повестке был один сакраментальный вопрос. – Где всё это?
Пурга может сутками по тундре гонять снег. Зима! Летом комфорта больше, хотя комары тоже поганят жизнь человека. А жить надо как-то и зимой, и летом. Это Чукотка! Такая вот незадача и не только для Зотни..