Ганя Польцев шел по тротуару и думал ни о чем. Бывает такое состояние, когда мысли не замечаются, некая блажь "бродит" в голове и в такие минуты человек больше созерцает происходящее вовне, чем сосредотачивается на каких-то внутренних процессах. Так и сейчас вокруг вошедшего в транс созерцания Гани кипела обычная городская жизнь: шумели едущие и перекликивающиеся друг с другом сигналами машины, раздавались шуршания и похлюпывания подошв многочисленных пешеходов, идущих по мокрому в лужах снегу, это был центр города, проспект с шестиполосным движением и с широкими тротуарами по бокам, в воздухе стоял обычный гул большого города. Была середина дня.
На лицах людей, точнее за масками пандемической эпохи прятались тревоги и озабоченность, но они угадывались по глазам и напряженному взгляду, у многих физии под масками (это легко читалось!) были не только тревожными, но и злыми - огромный мегаполис с огромным количеством жителей, имеющих огромное количество проблем заставлял их выживать, в общем-то, в прямом смысле этого слова. Суть двадцать первого века на двадцать первый год его линейности в этом-то и заключалась: или выживи или умри! Хотя, впрочем, смеем предположить, что времена никогда не бывают легкими и кто знает: то что иногда кажется черной полосой, на самом деле есть еще только белая.
Впрочем, Ганя так глубоко не "копал", а просто двигался в потоке толпы и наблюдал. "Копать" он тоже умел, но пока только "трансировал". Двигался он в сторону ближайшего "Макдака", чтобы купить какой-нибудь бургер и выпить стаканчик кофе. Польцев очутился в центре города случайно, по заданию руководства, бывал он здесь теперь редко, так как жил и работал на периферии.
Неожиданно шедшая навстречу женщина побежала и, пробежав мимо Польцева с криками: "Тимошка!Тимошка!", куда-то там рванула дальше. Он обернулся и смотрел куда же она бежит: но понять что либо было невозможно. Та быстро с криками затерялась в толпе. Между тем ноги продолжали шагать и когда Ганя повернул голову обратно вперед, то едва отскочил - он шел прямо к глубокой яме, котловану, который строители устроили рядом с тротуаром и огородили кое-как. Еще бы чуть-чуть и наш паренек упал бы на дно огромной ямы с прескверно грязной водой и возможно сломал бы шею.
"Сука этот Тимошка!! Чтоб его и его мадам разорвало!!" - ругнулся едва избежавший несчастья Ганя и двинулся дальше. Настроение было испорчено. В голову полезли всякие мистические мысли о судьбе и злом роке. Трансовое состояние тоже улетучилось и Польцев сделал вывод: как только тебе становится хорошо, то тут же обязательно найдется какая-нибудь тварь и образина, которая все испортит. Такое дело он замечал неоднократно.
Ганя добрался до "Макдака" и взял только кофе. Есть расхотелось. Сев у окна, он поглядывал на поток машин и думал, что скорей бы закончить с этим куар-кодом, вернуться на работу и потом домой. Домой!! Неожиданно краем уха услыхал разговор
мужчин, сидящих за соседним столиком. Повернул голову и увидел трех мужиков потертого вида, пьющих чай с бургерами. "Не, да это ни в какие ворота не лезет. Глыбин совсем очумел!! Меняет конституцию как перчатки и не в первый раз!" - говорил один. "Да что ты, Ваня! Проснись!" - отвечал второй. - "У нас конституция это туалетная бумага, как впрочем и законы!" Тут первый опять бурчал: "Но как так можно? В этой стране когда-нибудь да что-нибудь будет или нет, елки-палки?!" Тут третий из беседующих ответил зло и едко: "Будет, Ванек, будет. Два метра и деревянный саркофаг!" - "Павлик! Ты его на себя примерь!" - отпарировал Ванек и замолчал. Второй из мужиков достал из внутреннего кармана куртки бутылку и, пробормотав, "Че, мужики, еще тяпнем?", разлил по чашкам. Спорщики выпили и закусили остатками бургеров. Ганя же встал и двинулся к выходу. До поликлиники, где он должен был сделать прививку, было уже недалеко.
...После Первого укола вначале было нормально, а точнее, вообще ничего не чувствовалось. Но на второй день поднялась температура, заломило кости и Ганя с работы отпросился домой. Пока шел домой, совсем "развезло". Голова плыла, в ушах шумело. Придя, сразу лег в постель. Слабость. Покалывало в кончиках пальцев рук. Через час встал, заварил свежего чая. И сел смотреть телевизор. По сообщениям врачей, температура должна сойти на нет через день-два. Гане очень даже не хотелось повторить судьбу одного из начальников "смены" с их комбината - тот через полгода после прививки скончался от внезапного отказа почек и оставил троих детей "без себя". На душе было муторно, тревожно. Ганя поэтому и переключился на просмотр телевизора, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей.
Наш прививочный герой сидел в кресле перед телевизором и смотрел информационный выпуск Первого канала. Небольшая комната освещалась лучами заходящего красного солнца, которое поливало окна квартиры холодным розовым светом из-за крыши невысокого здания детского садика напротив и с далеких полей за ним. Новостройки, куда переехал Польцев, еще только обживались, дороги были забиты снегом, а его собственная "Гранта" уже давно была продана, ведь у Гани было несколько кредитов. Ужасных кредитов! Поэтому на работу он ходил пешком, забрызгивая свои джинсы грязью новых и неухоженных дорог. По соседству строились еще несколько очередных высотных домов.
Гане, а точнее Польцеву Гаврииле Иннокентьевичу, было двадцать девять лет. Это был парень невысокого роста, черноволосый, с негустыми волосиками на верхней губе и такой же небольшой и короткой бородкой на подбородке, под упрямыми губами и под чуть вздернутым носом. Вообще, в этом человеке было, пожалуй, мало мужественности. Сутулый, с ассиметричным лицом, с которого на мир взирали светло-серые глаза, он всегда вызывал в людях, которые знали его, легкое чувство недоумения и брезгливости. Он был замкнут, невпопад шутил и философствовал довольно косноязычно и друзья, которых он имел множество в юности, теперь и вовсе отвернулись от него. Ну не умел паренек контактировать с миром, не было той харизмы, которая присуща людям энергетическим. Может это было и не так: просто семьи, должности, карьера и болезни разлучили юных друзей так же мощно, как и цунами 2004 года разлучило с землей целые поселки в Азии. Может это была обыденность, которая происходит в любом веке и в любое время? Ведь никто не знает, что страшнее - погибшие люди или погибшая дружба? Или знает? Иногда кармический колорит изысканно распутывает одну краску за другой из казалось бы изжитого пейзажа или натюрморта, где яблоками являются души, а бутыль вина наполнена не опьяняющим напитком, а кровью прерванных отношений, чтобы вновь сплести новый хитроумный и коварный узор.
В соседней комнатке двушки у Польцева было пусто. Раньше там хозяйничала старушка, престарелая мать, родившая его, своего второго сына, очень поздно. Но она умерла. Сухонькая, сварливая, она было доброй и уставшей женщиной, перевидавшей на своем веку несколько войн, падения и взлеты государств и страны. Ганя очень любил ее, хотя порою она и тяготила его. Еще иногда к ним в новостройку приезжал его двоюродный племянник, редкостная бестолочь, самонадеянный юнец Ингмар, восемнадцати лет, пытающийся построить империю своего достатка за счет жил и сил своего дяди. Его отец, родной брат Гани, умер давно. Ингмар до последнего вздоха теребил мягкую на характер бабушку (Кто же не любит внуков?) с целью повоздействовать на Ганю. Теперь эти "набеги" племянника заметно поубавились.
В выпуске новостей опять мелькали кадры с Глыбиным. Глыбин правил страной уже много лет. И много лет кадры с ним мелькали в эфирах телеканалов. Польцев сидел в кожаном кресле перед экраном, кожа кресла была ненатуральной, на натуральную кожу не хватало денег. Да и вся обстановка в небольшой квартирке была очень скромной: в первой комнате - диван, кресло, шкаф, телевизор на подставке, в соседней комнате - диванчик и комод. Вот и все. Этих Денег не хватало катастрофически! Чтобы заработать на хотя бы отпуск у своего отечественного Черного моря - надо было копить и копить. Честный и немного безалаберный "Инокентьич" не мог позволить себе многих радостей, как не могли их позволить себе несколько десятков миллионов человек в империи Глыбина.
Вот на кадрах Глыбина сменил Тюленев, премьер-министр. И о нем тоже часто показывали кадры. Он редко глядел в глаза своим собеседникам, взгляд премьера блуждал где-то внизу, в районе своего пиджака, изредка поднимаясь вверх. Гане нравился Тюленев. Интеллигентный и зажатый Глыбиным, как зажата колбаса в когтях хитрого кота, Тюленев не мог слиберальничать и ввести в стране другие порядки, как например, преподавание в школах рок-музыки или принять кардинальные меры по настоящему очищению и углублению русла Волги, которые он пыжился принять. Река была засрана русским народом за один недолгий век донельзя и если чеховская Попрыгунья с борта парохода видела еще чистую, быструю и глубокую мать русских рек, то в начале двадцать первого это было вяло текущее длинное болото, с пятнами грязи, с больной рыбой и запахами какой-то гниющей тины.
Мысли телезрителя с негустой бородкой переваривали информацию Первого канала. Переваривали нехотя. Все было то же самое. Одинаковое. Ежедневное. Ганя выключил телевизор. Болезненно потянулся в кресле, встал и пошел на кухню к холодильнику. Где там малиновое варенье? Знобило.
...Давным давно, на заре цивилизации, когда одинокие евнухи в гаремах восточных деспотов проводили первые тайные сходки и создавали наивные политические объединения, которые потом и свергали этих самых тиранов, когда завоеванные в походах рабы фараонов тащили наверх к небу с помощью лебедок и огромных ливанских стволов вытесанные глыбы из камня, а в это время на бульдожьих лицах египетских правителей властвовало выражение внушения ужаса подданным (оно усердно воспитывалось няньками этих царей), когда чернокожие индусы и африканцы еще плавали к друг другу в гости на пирогах, похожих на ацтекские, тогда и возник образ некоего туманного покровителя всех обездоленных - образ Песоха. Прогремит ли гром, произойдет ли трясение почвы или в небо полетят из дыр гор огромные кипящие камни - везде видели руку таинственного Песоха, защитника всех несчастных. Это Он, так же как и рабов, забирал с поверхности земли на небо господ - так считалось - забирал этих бульдогов Египта, это Он "правил" самыми умными евнухами, когда те закалывали кинжалами очередного многоженца, истязавшего плетьми и раскаленным металлом на потеху своим развращенным шлюхам бедных мальчиков, у которых отрезали детородные органы и прижигали клейма и это Ему поклонялись индусы на пирогах, ставя каменных идолов на берегу и островах между Индией и Африкой, надеясь, что Он принесет избавление им от укусов черных мамб, водившихся во множестве в джунглях обеих материков.
...Завтра был очередной рабочий день и Польцеву надо было поспать.
Температура действительно спала через пару-тройку дней и Ганя с новыми силами приступил к ежедневным делам как по работе, так и вне ее. Каждый трудовой день парень следил за намоткой бумаги на огромных валах, потом расклинивал вручную эту длинную "колбасу" и так образовывались бобины для дальнейшей переработки. Целую смену Ганя проводил в гудящем из-за шума двигателей цехе предприятия. К вечеру, нередко измотанный, он вставлял ключ в замочную скважину своей квартирки и вваливался, чтобы полежать пластом на диване и прийти в себя. Работа была не из легких. И так проходил один день, потом второй, затем третий. Эта унылая череда бегущих друг за дружкой одинаковых дней угнетала Польцева, ему хотелось куда-то на простор, куда-то уехать, найти какое-то мифическое счастье, но небольшая зарплата не позволяла строить грандиозные планы.
Зимой небо было всегда серым. Или почти всегда. Солнце выходило очень редко - что соответствовало настроению людей. Жизнь была, можно сказать, и такая - "ни рыба ни мясо" , или даже такая как "полный отстой". Вокруг Гани бежали, шагали, ковыляли разные люди. "И куда они все?" Никому не было дела до проблем и желаний Польцева. Зимой серая краска неба еще надежней скрывала то, что все мы называем богом, всевышним, создателем, космосом, разумом, идеей и т.д. Ганя особо не заморачивался на такие темы, но после Первого укола наступило какое-то бездушие внутри него или же просто укол совпал с наступлением некой душевной усталости, но к Новому году молодой человек все больше и больше начал сваливаться в настоящую депрессию. Особенно доставали кредиты.
Двадцать третьего декабря вечером после работы Польцев зашел в магазин и купил килограмм сахарного песка. Еще купил банку тушенки, хлеб, конфеты к чаю. Придя домой, он быстренько принял душ и начал готовить ужин. Вы, конечно, спросите или воскликните?! - А где жена, подруга? В таком возрасте положено иметь!.. Но не было у Гани женщины. Мы уже отмечали, что этот человек вызывал некое отторжение в людском сообществе. Это же касалось и внимания среди женщин. Так вот, надрезая пакет с сахарным песком, Ганя прочитал название - "Сахарный Песох". Усмехнулся. Опечаточка! И тут же забыл об этом.