Часть восемнадцатая. Ромашкина любовь - 5

Александр Мисаилов
"Рыбацкий поединок"

- Сенька… - шёпотом будил своего молодого товарища Григорьич, - Сенька, зорьку проспишь, хвать кемарить, пора снасти на рыбалку навострять.
Сенька открыл глаза и увидев на небосводе утреннюю звезду, вскочил как по команде «В ружьё!».
Чернота ночи стала медленно растворяться и, словно лампочки, стали выключаться звёзды на небесном холсте. Где-то в кустах пискнула зарянка. Подъём у этой пташки раньше деревенских петухов.
От робкого писка этой птахи очнулся от дрёмы и Петрович.
- Не иначе как щукаря решил заарканить? – с зёвом, протирая глаза, вопросил пасечник Сеньку, увидев, что тот взялся за спиннинг.
- А чем водяной не шутит? – отозвался тот, - может тётя Шура подцепится, а может конкурент её, лапоть сорок третьего размера на блесну позарится.
- Кто?
- Да окунь, конечно, - пояснил Сенька, - мы когда с друзьями на байдах и катах по Карелии ходим, то окуней, меньше, чем лапоть сорок третьего размера, назад отпускаем, мелочь не берём.
- Тады топай отсель правым берегом осерёдка, там река поглыбже будя, там будто яма какая-то. Может и сома иль налима подхватишь…
Рыбаки разошлись и над рекой ненадолго воцарилась тишина. Вскоре, очистив пёрышки, заголосила зарянка.
«Похоже ко второй кладке самец подружку свою песней заманивает» -подумал Сенька, забрасывая блесну.
Взииить, плюх, трррр… Взиииить, плюх, трррр. Сенькин спиннинг стал выдавать свои «музыкальные» звуки.
И вот кто-то прихватил блёсенку, кто-то мелкий, ибо сопротивленье было мало-мальским.
- Тьфу, мелочь мокропузая!
Окунёк.
- Ну вот ведь заглотыш!  - заругался на окушка Сенька, - есть-то чуть больше блесны, а заглотил её враз по самый не балуйся.
Пришлось выдёргивать блесну с потрохами. Так с окунёвыми потрохами Сенька и сделал очередной заброс с приговором «Слаще будет».
Вскоре Сенька начал ощущать, что воздух на реке становится влажнее и холоднее, чем был ночью. Сходить бы в лагерь да на тёплый свитер прихваченный бушлатик надеть. Но продолжал упорно и методично закидывать блесну.
И вот удача. Только блесна с окунёвыми «сладостями» легла на дно и Сенька начал подкручивать катушку спиннинга, как она стопорнулась, накручивать  леску стало тяжеловато.
- Тьфу, клюнул да плюнул, паршивец! – воскликнул в сердцах Сенька, почувствовав, что сопротивление в катушке ослабло и леска стала наматываться легко, что называется в холостую.
- Ах ты хитрец! – вновь воскликнул Сенька и стал крутить катушку ещё быстрее, вспомнив как умеют хитрить в схватке с рыбаками карельские лососи, - к берегу значит рванул во всю прыть, чтоб леску ослабить, а потом свечкой из воды выскочить да оборвать её. Знаем мы этот трюк!
«Стоп… - подумал Сеня, - откуда здесь лососю взяться? Не может его здесь быть, никак не может. А кто же тогда? Ни щука, ни окунь таких номеров мне никогда не устраивали… Был случай со свечой, но то сазан на поплавковую удочку с червём на крючке позарился»
- Успел! – порадовался Сенька, почувствовав, что леска вновь натянулась и катушка стала сильнее сопротивляться в его руках.
Уж минут пятнадцать длился поединок рыбака с неизвестной рыбой.
- Григорьич, Петрович! – закричал Сенька, - подсашник, подсашник тащите!
Через минуту оба были рядом.
- Что, хороводы хороводит? – вопросил пасечник, держа в руках рыболовный сак.
- Да уж минут, пятнадцать-двадцать, - отозвался Сеня, - кто кого на измор возьмёт. Не пойму только, что за крокодил там под водой…
- Ты только леску не ослабевай, не давай слабины ни в коем разе! – чуть ли не в один голос, как-то шёпотом, присоветовали Григорьич с Петровичем.
- Плавали, знаем… - отозвался Сенька, по лицу которого уже пот проступил. -  Его б хоть на секунду на поверхность, чтоб воздуху глотнул зараза, - с саком «на готове» прошептал пасечник, - тогда силушка у него сдуваться начнёт.
Тем временем над водой стал лёгкой дымкой туман закуриваться. С каждой секундой он становился всё плотнее и плотнее. И вдруг!
- Крокодил, как есть крокодил! – воскликнул Сенька. Подводное «чудо-юдо» на миг выскочило из-под воды в стремлении сделать «свечку», но Сенька, превозмогая боль и усталость в запястье, не дал рыбе совершить этот трюк.
- Молодец, Сеня, молодец! – похвалил рыбака Григорьич.
- Да не уж то… - с улыбкой и каким-то недоразумением произнёс пасечник, - держи его Сенька, в напряге постоянно держи…
А Сенька уж не меньше той рыбины, сам был в напряге от этой схватки. И не только руки – коленки тряслись у парня.
- Ближе, ещё ближе… - будто колдовал Григорьич.
- Эх туман-то нам ни к чему, ещё минуту и сак не помощник…
- Обидно будет… - отозвался Сеня, продолжая борьбу с рыбой.
- Оп! Есть! – воскликнул Петрович, подцепив в сак речного «крокодила», -Григорьич, подмогни!
Конюх ухватился за палку сака и усилием четырёх рук трофей был вытащен на берег.
- Давай подальше, подальше от воды оттащим, а то чем водяной не шутит!
- А может мы его, самого водяного-то и словили! – улыбнулся, вытирая пот, Сенька, - вовремя… туман-то какой… молочней всякого молока стал. Ау, вы где?
- В лагерь, в лагерь пойдём… - отозвался в тумане конюх, - кончилась наша рыбалка. Давай Сенька, на огонёк костерка нашего топай, да под ноги гляди!
Сенька достал из кармана фонарик и, подсвечивая им под ноги, устало поплёлся к огоньку костра.
… - Ёлкина с палкою… И впрямь крокодил! – рот у изумлённого конюха так и остался открытым.
- Дааа… - не верил я россказням местного народа, - почёсывая бороду, с улыбкой произнёс пасечник, - а теперь своими глазами убедился, вернулась царица, вернулась…
- Так это же… это же стерлядь, мужики! Стерлядь! – воскликнул Сенька поглядывая на рыбину в свете костра.
- Она самая…
- А морда лица точно крокодилья!
- Уф!... Жаль конечно…
- Чего жаль? – вопросил Григорьич.
- Жаль, но надо отпустить царь-рыбу… процедил Сенька, схватил стерлядь и понёс её к воде.
- Ды как же это! Петрович! Что ж он творит-то? Сколь мучился, чтоб её окаянную вытащить и на те, отпускать удумал?
- По уму, да по совести… правильно делает… - ответил конюху Петрович. Несдобровать нам за сей улов, ежели вдруг рыбнадзор в гости нагрянет…
Подойдя к воде, Сенька, чмокнув в нос рыбину, со вздохом отпустил её назад, в реку. На душе его было как-то и тоскливо и радостно одновременно.
- Пусть живёт, да род стерляжий в этой реке продлевает. И так редкость великая.
Туман, что укрывал реку и брега её начал рассеиваться.
- А ведь будто в подмогу речной царице водяной туману напустил, словно слепоту хотел нам устроить, что б не смогли мы стерлядку-то выудить. Ить в любую минуту сойти могла. Не знаю делают они свечки подобно карельским лососям или нет…
- Не ведомо мне это, - отозвался конюх, скручивая очередную «козью ножку» - таких крокодилов не разу таскать не приходилось. А вот батя сказывал мне, что в его детстве осетры да стерляди что в Оке, что в Москве-реке редкостью не были. Боле того в Москварике её больше, чем в Оке было. А вот река Осётр ещё есть – не зря так названа. Но и в ней осетрухи давно исчезли. Мы в пацанах на Осётр специально ездили. Угрей ловили. Но осетров там уже не было.
- Да-да, - подхватил Сеня, - мне отец тоже рассказывал, - плотинка там стояла с мельничкой. Ребята ныряли и угрей этих под водой руками ловили.
- Так и было, - пыхнув дымком, в задумчивости произнёс Григорьич.
- Мне тоже в студентах довелось там быть, - турбаза там технаря нашего.
- Ну и как?
- Да никак, мы там в самом начале июня были. Ни угрей в реке, ни девчонок в деревне днём с огнём не сыщешь.
- Значит, перестала Городня быть клёвым местом… А в наше-то время - уууу! И угрей наловишь и с девками нафлиртуешься и с ребятами местными кулаками намашешься…
- Нашёл, старый, чего вспомнить… - прихлёбывая чай в бороду улыбнулся пасечник.
- А чё б не вспомнить, когда есть что вспомнить? Вот Сеньке-то вишь и вспомнить в старости будет неча.
- Почему ж эт неча? – улыбнулся Сенька, - очень даже есть ча. Вот сегодняшний поединок с речной царицей во век не забуду…