Надо идти, надо идти вперед...
Американский поэт, автор более десяти книг поэзии, лауреат многих престижных премий.Премией Пулитцера(1953)отмечен том стихотворений "Пробуждение", Национальной книжной премией "Слова для ветра" и "Далекое поле".
Чувственная, выразительная, интуитивная поэзия Теодора Рётке противопоставлена в какой-то степени интеллектуальной поэзии, представленной прежде всего Т. Элиотом. Рётке вполне осознавал эту противоположность. Как замечал сам поэт, "это старая история любви-ненависти".
Для перевода выбраны стихи из книги "Далекое поле".
перевод с английского
Валерия Липневича
РОЗА
1
Есть, конечно, такие, для которых место не важно,
Но место, где море встречается с пресной водою,
Несомненно, значительно —
Там ястребы скользят по ветру,
Без единого шевеленья крыльев,
Низко над пихтами проплывают орлы
И чайки громче ворон
В углубленьях портов,
А прилив возносится над травой,
Которую щиплют овцы и кролики.
Время на созерцанье прилива,
На ритуальное рыболовство цапли,
На сонные призывы козодоя,
Исчезли ранние пташки, чирикающие чечетки,
Но длится сверканье зимородка,
шум крыльев морской утки,
Солнце — огненный шар, сходящий над водой,
Последние гуси пронизывают краски заката,
Месяц, чудесный лебедь,
Прячется от крика совы за мглистой фигурой тучи,
Старая колода оседает на низкой волне,
И встает тишина.
Высунулся наружу —
Темнеющее струенье,
Выброшенные водой деревца,
Вода бурлит у маленьких мысов.
Неужели здесь, где в далекой точке на скале
Вырастал свет,
А ниже, исчезнув в какой-то мгле,
Собирался первый дождь,
Неужели здесь, еще минуту назад
был увенчан звонкой короной птиц?
2
Как парусник, что плывет при слабеющем ветре,
Когда волны меньше, чем круги от рыбы,
Когда кружево морщин расширяется в полосе за судном
И редеет, убегая от глаза,
А нос распарывает волну, вверх-вниз,
И судно легко покачивается с боку на бок,
Поднимая и опуская корму, как бумажный кораблик,—
Так движется наша жизнь.
Но роза, та роза морских ветров
Остается,
Остается на собственном месте,
Расцветая в темноте,
Запрокидывая лицо в полдень,
Одинокая дикая роза,
вырывающаяся из белых объятий вьюнка,
Из тернистой изгороди, из сплетений густого подлеска,
Возвышаясь над клевером, растрепанным сеном,
Над сосною прибрежной,
дубами и земляничными деревьями,
Движется с волной, с унесенным водой мусором,
Когда ленивый поток сворачивает к черному пляжу
С его густой травянистой пеной, с крабами,
убегающими к своим мерцающим кратерам,
И думаю о розах, розах,
Белых и красных, в широких, на 60 футов теплицах.
Мой отец сидит верхом на цементной стенке,
Поднимает меня высоко — над длинными стеблями роз,
Над «Госпожой Руссель» и его собственными сортами,
Головки цветов, кажется, плывут ко мне,
призывают меня, еще ребенка,
За собственные пределы.
Зачем нужно небо, когда существуют
Тот человек и розы?
3
О чем поведают нам звук и тишина?
О голосах Америки я думаю сегодня:
Неутомимые арфы ветра на берегах Мертвого Камня,
Поющая одиноко, свободная птица, дрозд,
Ржанка свистит далеко от меня,
В углу огорода, в растрепанной сирени
Передразнивающий хохот,
Рисоед взлетает с шумом со сломанной жерди,
Тянет свою унылую песню лесной голубь, хозяин дупла,
И цикада, упорная цикада —
тонкий крик, прокалывающий ухо,
Теньканье снега возле котлов на бензине в Дакоте,
Печальный звук телефонных проводов
на зимнем ветре в Мичигане,
Взвизги гвоздей, когда кто-то
срывает дощечки с гонтовой крыши,
Попятное движение бульдозера
и шелест одуванчиков на песке,
И глубокий хор клаксонов, доносящийся ранним утром.
Возвращаюсь к щебету ласточек над водой,
И тот звук, отдельно стоящий звук —
Сознание припоминает все,
А свет в спящую душу проникает кротко —
Звук такой слабый, что не смог бы привлечь и птицу,—
Чудесное мое желанье и место моих желаний.
Думаю о поющей скале, о свете,
который создает свою тишину,
На краю цветущего луга, ранним летом.
Месяц, свисающий с близкого вяза, шелест серебра,
Или то одинокое время перед самым рассветом,
Когда товарняк вьется свободно вдоль пустого склона,
А ветер обретает форму дерева,
Когда месяц сползает,
А капля дождя висит на краю листа,
Двигаясь в будящем свете солнца,
Как глаз только что пойманной рыбы.
4
Скальная растительность живет вместе со скалами,
С их мглистой бахромой зелени, острыми
Краями, ямами,
Выеденными илом морским, вдали от треска
Возмущенных бурунов,
Масляных смолистых стен
Наклоненных волн,
Где лосось медленно странствует между рядами морщин
И море помещается среди малых островков.
Недалеко от розы, в роще сожженных солнцем,
Ветром гнутых земляничных деревьев,
Среди полумертвых стволов,
наткнулся на себя самого, подлинного.
Как будто другой человек
возник из глубин моего существа,
И встал снаружи меня,
Вне становленья и гибели,
В чем-то совсем иной,
Как будто взлетел живым на дикой волне
И застыл неподвижно.
И радовался, что есть тем, в чем себя обнаружил:
В кипенье сирени, в холодном покое тварей,
В птице над ветвями, совсем одинокой в выси,
В дельфине, приветствующем ее, когда взлетает
Из темных волн.
И в розе, в той розе на морском ветру,
В скале укорененной, что задерживает всякий свет
И сохраняет в себе звук и тишину —
Мою и морских ветров.
ЖЕЛАНЬЕ
1
Не ароматы бальзама над спящими:
Королевство зловонья и вздохов,
Смрад тараканов, дохлой рыбы и нефти,
Несравнимый с выделениями норок или лисиц.
Слюна, капающая с теплых микрофонов,
Агония распятий на табуретках бара.
Все меньше призывных губ,
Подвижных рук, нежных глаз,
Счастье оставлено собакам и детям —
Об этом только святые напоминают.
Жажда изнуряет душу.
Как преодолеть пустыню чувств?
Когда спим слишком долго, сны иссушают дух.
В сонное время, когда неделя дождя кажется годом,
Отвалы шлака дымят на краю суровых пейзажей.
Чайки кружат над ними, над мусором непонятным.
Большие деревья уже не мерцают,
Даже сажа не пляшет.
Надо идти, надо идти вперед — дух не помнит об этом,
Замыкается в полужизни, прячется сам от себя,
Пятится — слизень, распухший червяк,
Торчащий в каждой щели,
Безглазый зевака.
2
Страдальцу нужно страданье его.
О гордость, ты перо, только на чьей голове?
Как понятно то счастье!..
Тело в движеньях души.
Лишь темного сна хватает, чтоб в нем отдохнуть.
Роза превысит, превышает нас всех.
Кто бы подумал, что месяц можно подрезать так тонко?
Из темного озера яркое пламя встает.
Свет кричит, а я там, чтобы слушать.
Хотел бы быть выше: выше месяца,
Нагим, как бутон, обнаженным, как червь.
К этой ступени стебель ведет.
— Если свободен, то совсем одинок!
Все из малостей тех
Начало берет.
3
Хотел бы быть с ними, с чернеющим лососем и с сумасшедшими леммингами,
С танцующими детьми, с цветами, которые раскрываются.
Кто это вздыхает вдалеке?
Забыл бы жаргон разочарованья,
всевозможных искривлений злобы и ненависти.
Верил бы прошлому своему
и спокойному взгляду на растущие розы,
Восхищался бы своими ладонями,
поющими ветвями, метаморфозами птицы.
В сердце формы тоской отзывается вечный покой.
Хотел бы быть потоком, что бьется
меж больших полосатых скал поздним летом.
Листвой, любил бы листву, наслаждаясь
душистым беспорядком этой смертной жизни,
Этой ловушки, этой тишины,
Где тень может смениться светом,
А темнота остаться забытой.
Опустил тело кита, но уста ночи еще открыты.
На Голове Быка в горах Дакоты,
где орлы не нуждаются в пище,
В краю немногих озер,
В высокой траве у подножья глинистых взгорий,
Усиленный летней жарой — запах мертвого буйвола,
Отвратный запах мокрой шерсти, высыхающей на солнце,
И сохнущего помета.
Старые люди должны быть бродягами?
Я буду индейцем.
Ирокезом.
ПОЛЕВАЯ МЫШКА
В ящике для обуви, вжавшись в старый носок,
Спит младенец мышиный, найденный в поле,
Где дрожал под какой-то былинкой,
Пока не взял его за хвостик и не принес домой
В колыбели ладони.
Маленький дрожанчик, трясущийся всем телом,
Усы торчат, как у мышки из мультика,
Ноги, как листочки,
Маленькие ножки ящерки,
Бледные, широко расставленные,
когда пробует вырваться,
Вывернуться, как миниатюрный щенок.
Теперь съел свою порцию сыра,
попил из закрутки для бутылки
И забился опять в утолок,
Хвостик свернул под себя, животик выпуклый,
Как голова, уши, как у летучей мыши,
Подрагивают, пеленгуя каждый звук.
Неужели уже не дрожит,
Когда приближаюсь к нему?
Кажется, не дрожит.
Домик из ящичка на крыльце пуст.
Куда отлучилась утром моя полевая мышка,
Мышка-норушка, затаившаяся в ладони?
Сбежала под крыло ястреба,
Под око большой совы, чихающей в вязе,
Под милостивую власть ужа или кошки.
Думаю о птенце, упавшем в глубокую траву,
Черепахе, дышащей пылью каменистого шоссе,
О разбитых параличом в ванне (вода поднимается),
О всех невинных, несчастных, одиноких.
© Copyright: Валерий Липневич, 2012
Свидетельство о публикации №112011704677
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Другие произведения автора Валерий Липневич
Рецензии
Написать рецензию
...все, выбранные Вами для перевода, стихи понравились.
Особенно, конечно, последнее.
Из-за него перечла все предыдущие ещё раз,
и не зря.
Спасибо!
Доброго Вам!!!
.
:)))
.
Никири 17.03.2021 13:54 • Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
А уж сколько Вам доброго - не поднять!
Валерий Липневич 17.03.2021 19:30 Заявить о нарушении / Удалить
...даже и пытаться не буду:):):)
Никири 17.03.2021 19:40 Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.