Если забывать, то все...

               
   От меня ушел муж и боль пробила капитальную брешь в моей душе. Дырка была такая большая, что появляться в таком виде на глаза знакомым – просто неприлично.
   Пришла спасительная мысль - бежать без оглядки и чем дальше, тем лучше. Была бы ракета. Космос – отличное место для реанимации моей души, но космодром от меня далеко, а вокзал вот он, под самым боком. Километры дорог перебинтуют мою душу и, может быть, я еще смогу дышать…
   Электричка гостеприимно распахнула мне свои двери. Я подумала, что мне бы сейчас не помешала местная анестезия градусов под сорок, для поднятия моего совсем упавшего куда-то в область коленок духа.
   В вагонном отсеке на шесть человек собралась хорошая компания, и я с надеждой посмотрела на своих соседей. Два рыбака с удочками напротив меня как будто услышали мою немую просьбу и достали из своего деревянного ящика бутылку водки сразу, как только электричка тронулась.
   Молодая девушка, сидевшая рядом со мной, пить отказалась, старушка с корзинкой тоже. Я не молодая, не девушка, не старушка, я согласилась сразу. После первой рюмки я всегда начинаю смеяться как буйно помешанная, после второй кидаюсь петь без слуха и голоса так, что солисты Большого театра отдыхают, а после третьей начинаю рассказывать про свою жизнь. Причем от и до…  После первой и второй промежуток небольшой… Когда я очнулась, то сразу поняла, что вторая и третья стадии моего опьянения уже прошли. Мои случайные соседи по электричке сидели с задумчивыми лицами, как люди с серьезными проблемами желудочно-кишечного тракта. Как будто они что-то случайно проглотили и никак не могут это что-то переварить. Мои бедные соседи проглотили мою биографию со всеми мельчайшими подробностями, начиная, как водится, с самого роддома.
   - Ой, ё-ёй, ё-ёй…, - старушка горестно покачала головой.
   Больше слов у нее не было.
   - Ну и правильно, что Вы уехали, - вступила в разговор молодая девушка. – Все мужчины подлецы, - она выразительно посмотрела на двух рыбаков, которые под ее взглядом как по команде опустили глаза.
   - Ой, и правда, не говори, - поддакнула молодой девушке бабулька. – Мой вон у меня столько крови выпил. Я бы заслуженным донором, наверное, была. То уйдет, то придет, то уйдет, то придет. Так и бегал всю жизнь, как челнок. А я все детям, когда они были маленькие, врала, что папка наш путешественник, другие города изучает.
   - Миклухо-Маклай, - добавила молодая девушка. – У всех мужиков сезонные явления к перемене мест, как у перелетных птиц.   
   - Вот только не надо обобщать, - не выдержал один рыбак. – Я, например, единожды женат уже тридцать лет.
   - И что, ни разу заходов налево или направо не было ?
   - Ну…
   - Ой, только не надо врать. Я бы за каждую измену мужикам печать на лоб ставила – «предатель». Увидит женщина такого «пропечатанного» - за два километра обходить будет. Мужики – генетические предатели.
   Рыбаки обиделись.
   - Кастрировать их всех надо, как котов, - никак не успокаивалась молодая девушка. – Родил двоих детей – и под нож, чтобы соблазна не было. Выполнил свою природную функцию и отдыхай.
   Рыбаки с ужасом посмотрели на молодую.
   - Семьи будут крепкими, нервы у женщин – как канаты и продолжительность жизни как у японцев, - электричка свистнула в поддержку молодой.
   - Ой, дочка, они и кастрированные загуляют. Такой уж народ, - добавила бабулька.
   Я заплакала. Это была самая последняя стадия моего опьянения. После нее бывает просветление и в голову приходят только умные мысли. Одна умнее другой.
   - Тринадцать лет в окошко не выбросишь и в печке не сожжешь, - вздохнула бабулька.
   - Это точно,-  поддакнул один из рыбаков.
   Я закрыла глаза и сделала тринадцать заходов в подвалы своей памяти. На седьмом заходе я забуксовала. Если забывать, то все, а этот год замужества память стирать никак не хотела. В этот год у меня была операция, а после нее черная труба, в которую меня тянула и тянула страшная невидимая сила. Эта черная труба противно чавкала около моего уха. Я бы сдалась перед неизбежностью, сил бороться у меня не было, но мой муж так крепко держал меня за руку и днем, и ночью, что черный чавкающий пылесос со мной не справился. У меня на запястьях рук тогда остались огромные синяки, которые еще долго не заживали…
   Электричка приехала на конечную станцию. Моя биография сплотила кучку совершенно чужих друг другу людей и никто не торопился разбегаться по своим делам.
   - Может тебя проводить ? – спросил у меня один из рыбаков.
   - Да нет, спасибо, как-нибудь доеду, - ответила я.
   - Позвони мне из Москвы, - попросила меня молодая девушка и сунула листочек со своим телефоном.
   - Приезжай ко мне в гости, - пригласила меня бабулька.
   - Простите меня, что загрузила вас всех своими проблемами, - я опять чуть не заплакала. Совсем плоховато у меня в последнее время с выдержкой…
   Москва меня встретила дождем и сумерками, а квартира пустотой и тишиной. Если не считать подневольную кукушку в часах на стене. Я вспомнила свою умную, просто гениальную мысль – надо жить и нырнула под контрастный душ.
   Муж вернулся ко мне через четыре месяца.
   - Прости меня, если сможешь, - сказал он. – Я не буду ничего объяснять, я просто вернулся и все…
   Опять были московские сумерки, и опять был дождь. Я подумала о той, к которой мой муж уходил и от которой теперь снова вернулся ко мне. Надо обязательно узнать ее телефон, позвонить и сказать ей всего два слова, или три :
   - Надо жить. Надо обязательно жить, чтобы не случилось. Даже с пробитой снарядом боли дыркой в душе. Все-равно надо жить…