Хорошее дело

Борис Алексеев -Послушайте
Сегодня ночью – во сне – я получил письмо. Ко мне подошёл незнакомец, одетый в белое и протянул конверт. Запомнился шарф. Оба конца широкой ворсистой  ленты незнакомец закинул за плечи и превратил в пару продолговатых белоснежных крыльев.
 
– Вам депеша, – сказал он, не пошевелив ни одним мускулом на прекрасном, но очень странном лице. Лицо светилось! Всё то время, пока ночной гость шёл ко мне, протягивал конверт и говорил: «Вам депеша», я неотрывно разглядывал, вернее, нежился в прохладе его лучистого взгляда. «Как хорошо!» – помню, мелькнула в голове мысль.

– Вам депеша! – безвидно повторил незнакомец.

И я заметил в очертаниях его губ лёгкий трепет, напоминающий улыбку.

– От кого?.. – спросил я, растягивая звук и мучительно соображая, что следует прибавить к вопросу.

– Вы недогадливы, значит, в вас мало страха – это хорошо. Читайте!

Я посмотрел на конверт, затем снова взглянул на незнако… Но мой визави исчез. Исчез и странный поток света, связанный с его присутствием. Я в недоумении снова перевёл глаза на депешу и приготовился было вскрыть печатку на обратной стороне конверта (кстати, печать представляла собой кусок засохшей глины с вдавленными очертаниями двух букв греческого алфавита: альфы и омеги), но глиняная нашлёпка отделилась от бумаги сама, и я беспрепятственно достал из конверта лист пергамента с небольшим написанным голубыми чернилами текстом:

«Сын Мой! Жить тебе осталось 244 дня. Этого достаточно, чтобы исправить всё худое, что ты нажил за свою короткую жизнь. При этом помни: покаянная молитва исправляет то, что не в силах исправить ум. И ещё: в эти 244 дня у тебя есть возможность реализовать хотя бы часть благих намерений, о которых радуется твоя душа и скорбит твоя совесть. Ведь она скорбит о каждом дне просрочки благих исполнений. Помни: «на всё про всё» у тебя 244 дня!»

Не успел я вдуматься в написанное, как мой внутренний голос (оппонент и такой вожжа!) забормотал, карабкаясь вверх по позвоночнику:

– Не верь! Не верь ему!..

Подумав, он таки исправил прописное «е» на заглавное:

– Не верь Ему! Погляди на себя: ты здоровяк, двадцать четыре года!...

– И четыре месяца, – буркнул я, досадуя: «Ну, всё, понесло оппонента…»

– Послушай! Что Ему вообще от тебя нужно, у тебя жизнь только начинается! Успеешь покаяться, нагрешить сначала надо как следует.

– А может, не надо?

– Надо, обязательно надо! Чтобы что-то понять в этой жизни, надо это «что-то» преодолеть – сначала упасть, а уж потом карабкаться вверх, ну, вроде, как я сейчас. Иначе никак!

До рассвета я собеседовал, вернее, препирался сам с собою. Утром, спустившись за почтой, достал из почтового ящика ворох газет, пачку всякого рода уведомлений и… повестку в военкомат. Когда, вернувшись к себе на этаж, я приоткрыл дверь квартиры, то ощутил лицом (не глазами, а именно всем лицом) свечение воздуха, очень похожее на свечение, исходившее от моего ночного гостя. Я переступил порог и тотчас увидел его. Он спросил:

– Какой ответ передать Владыке?

И добавил, улыбнувшись также безвидно, как тогда, ночью:

– Надеюсь, вы догадались, кто Отправитель.

Царапаясь и глотая от испуга окончания слов, за моей спиной залепетал знакомый хрипоток оппонента:

– Нет! Не-э-э же-е…

Я прижал спину к краю дверной коробки, пытаясь раздавить порядком надоевший мне голос. Действительно, хрипнув: «Блин!..», хрипоток прекратился. Я облегчённо выдохнул и ответил ангелу:

– Передай Владыке: я понял Его и одно хорошее дело, кажется, только что сделал!