ГЛАВА 21. ПОЛЬСКИЙ ШПИОН
Арик блестяще сдал выпускные экзамены. И получил золотую медаль! На следующий день, не дожидаясь выпускного, – на поезд в Москву. Экзамены в МГУ начинались первого июля, на месяц раньше, чем в других институтах и университетах.
Мама отбила телеграмму сестре Розе: «Арик приедет среду».
На перроне прощались недолго.
– Я буду писать, – обещал Арик.
Мать только улыбалась и кивала головой. Только сейчас сын заметил, как побелели виски матери, и острая морщинка пробежала по её лбу. «Стареет моя мамочка, – с болью подумал Арик. – Самый дорогой на свете человек. Как она тут одна, без меня? Эх, был бы отец!»
От Александра по-прежнему не было никаких вестей.
Сын обнял мать, нисколько не смущаясь людей, скопившихся на перроне.Хая приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щёку, шепнула:
– Ариле, удачи во всём!
Поезд шёл почти сутки. Как мать ни старалась отложить побольше денег на дорогу, на плацкарт всё равно не хватило, и Арик ехал в общем. Билет указывал номер вагона, а место – какое достанется. В общих вагонах на нижних полках теснились по трое-четверо пассажиров. Мечтой каждого были вторые и третьи полки – на них можно было растянуться во весь рост и спать. Самая верхняя, третья полка предназначалась для багажа и была узкой, и всё равно на ней ехали люди, ощущая себя счастливцами.
Когда пустой состав подали к перрону, пассажиры, расталкивая друг друга, бросились в вагон. Худенький и ловкий Арик сумел-таки захватить вторую полку в конце вагона. Торопясь и радуясь большой удаче, он быстро заталкивал свой маленький чемоданчик в угол полки возле окна, когда краем глаза заметил растерянного немолодого мужчину с пустым правым рукавом, большим чемоданом в левой руке и мешком за плечами, продирающегося по проходу между снующих в поисках свободного места пассажиров. На старенькой гимнастёрке мужчины – медаль «За отвагу».
– Проходите сюда,– Арик дотронулся до руки инвалида. – Давайте, я помогу.
Он разместил чемодан и мешок солдата под скамьёй. Затем подсобил ему забраться на вторую полку.
– Спасибо, хлопец, – улыбнулся мужчина, вытирая пот со лба левой рукой. – Теперь поеду, как король!
Арику же достался последний свободный пятачок на первой полке под инвалидом, такой крохотный, что половина туловища юноши висела в воздухе.
Вагон, казалось, кряхтел от набившихся в него пассажиров. На противоположной нижней полке теснились четыре женщины. Над их головой, на второй полке, лежали валетом подростки, брат с сестрой. Их мать с грудной сестричкой – на третьей.
Куда ни взгляни, повсюду головы, ноги, ноги и головы. До того, как поезд тронулся, воздух вагона напитался запахом пота, лука, чеснока, нафталина, старой ветоши, плесени и ещё бог знает чего. Ну и ладно, нам ли пропадать! Поехали!
Замелькали станции: Молодечно, Барановичи, потом Минск.
Арик, конечно, слышал, во время войны уцелело меньше пятой части минских зданий. Остальные разрушены бомбёжкой и пожарами. И всё-таки он оторопел, увидев картину разрушений, когда поезд пересекал город, подъезжая к вокзалу. Сплошное месиво чёрного, обугленного дерева, искорёженного железа и раскуроченных каменных стен. И только кое-где виднелись уже готовые или ещё строящиеся времянки и бараки, расчищенные от завалов площадки, телеги с брёвнами, запряжённые лошадьми, женщины в белых платочках и мальчики-подростки, возводящие стены домов.
Каменное здание вокзала, обрушившееся во время войны, было уже восстановлено. На привокзальной площади достраивалось правое высотное здание грандиозного комплекса «Ворота города», состоящего из двух одиннадцатиэтажных жилых башен с симметричными пятиэтажными крыльями. Левое здание с часами на башне было уже готово, в нём жили люди.
Пока поезд стоял, Арик с интересом рассматривал, как по широкой привокзальной площади полз красный трамвай, позвякивая на поворотах, как телепалась телега, влекомая понурой лошадкой, как за площадью поворачивались стрелы строительных кранов, вздымая вверх красный кирпич и бадьи раствора. Разрушенный за войну город возрождался из руин.
В Орше три женщины, делившие с Ариком первую полку, сошли. Юноша поспешил занять место возле окна.
Новые пассажиры с узлами, фанерными чемоданами и большими кошёлками ввалились в вагон, спеша найти, где можно примоститься. Кому места на лавке не хватило, устраивались в проходе, рассаживаясь на своих узлах и чемоданах.
Время перевалило за полдень. В переполненном вагоне стало жарко и дышалось с трудом. С усилием опустив вниз рассохшуюся деревянную раму, Арик приоткрыл окно. Нагретый воздух с сильным запахом паровозной угольной копоти ворвался в вагон.
– Ты, сынок, в окно-то не смотри,– посоветовал ему инвалид со второй полки, – сажа в глаз надует. Намучаешься.
Когда проезжали Вязьму, стемнело. Усталая проводница принесла и повесила зажжённую керосиновую лампу в проём над столиком.
В Смоленске место рядом с Ариком освободилось. Его тут же заняла тощая старуха в шали, завязанной крест-накрест на груди. Встав на четвереньки, она запихнула под скамью стянутый верёвкой чемодан. Но большой корзине, повязанной сверху марлей, места под скамьёй не хватило, и женщина поставила её на колени. Внутри корзины гоготали и хлопали крыльями два гуся.
– К дочке еду, – повернулась старуха к Арику. – Гостинцы везу, внученька у меня родилась!
В вагон протиснулась худенькая молодая женщина в потёртом чёрном вельветовом пиджачке, с ней белокурая девочка лет четырёх. Они заняли оставшееся место на скамье. Мать уложила дочку к стенке, подстелив на жёсткую деревянную полку свой пиджачок. А сама примостилась на краешке, прижимая к себе одной рукой старомодный ридикюль и большую сумку, а другой придерживая дочкины ножки, высунувшиеся в проход, чтобы их не задевали проходящие пассажиры.
– Ну, слава богу, теперь поедем, – сказала она женщине в шали.
– А далеко едете? – полюбопытствовала старушка.
– В Пермь, мать у меня болеет. А вы?
– Еду дочке помочь. Буду внучку нянчить, пока дочь на работе. В Сталинград еду.
– А что, зять-то есть?
– Да есть, неплохой человек, инвалид только, ноги нет. Где сейчас цельного возьмёшь? И так слава богу, какой-никакой, а всё хозяин. В Сталинграде воевал, весь простреленный. В инвалидной артели работает. Хоть и небольшие деньги, а всё помощь.
– А дочь где работает? – разговорилась молодая женщина.
– На стройке, каменщицей. Не бабья работа. Да только сейчас всё на бабах держится.
– Тихо ты, ирод! – старушка похлопала по кошёлке на завозившегося гуся. – Им по случаю рождения ребёнка комнатку в бараке выделили. Сухую! А до этого в землянке ютились, холодно, по стенам течёт, с потолка течёт. От Сталинграда только руины остались все, кто вернулся, рыли себе землянки, другого жилья нет. И мы здесь со старшей дочкой и внуками в лесу в землянке жили. Немец-то на Смоленщине всё порушил, нашу деревню дотла пожёг. Этим годом колхоз избу рубленую построил. Хоть небольшая, но тёплая. Дочь на ферме дояркой. Сейчас уже легче. Как немца прогнали, пять вёсен на себе колхозные поля пахали, коней не было. А муж мой Иван Фёдорович и зять Игнатий на фронте загинули.
– Да, мало-помалу жизнь налаживается, – согласилась попутчица.
– Ты поспи, устали поди. Вишь как дочку-то разморило. Поспи, а я вещи постерегу.
«Семь лет, как кончилась война, – думал Арик.– А страданиям нет конца. Будьте вы прокляты, фашистское отродье!»
Как он ни крепился, под утро сон стал одолевать, тяжёлые веки опускались сами собой. Юноша скрестил руки на столике, положил на них голову. Засыпая, слышал, как колёса весело стучат на стыках рельс: МГУ, МГУ, МГУ.
Утром – огромная, шумная, суетливая Москва. Последний раз Арик здесь был двенадцать лет назад, когда ему было шесть лет.
Бело-зелёный Белорусский вокзал. Сбоку здания – вход в метро. Арик опознал его по красной букве «М». Поток людей завертел и занёс юношу в вестибюль с высокими мраморными колоннами. И сразу – знакомый с детства, неповторимый запах московского метро. Длиннющий эскалатор вниз. Арик вспомнил, как в детстве учила мать – ставить ногу посреди движущейся ступеньки, не зевать. Он поймал ногой ступеньку, свой маленький деревянный чемоданчик приспособил рядом.
Нетерпеливые пассажиры обходили его слева, резво бежали по движущимся ступеням вниз. Арик не двигался, всё примечал – и спешащих москвичей, и светящиеся лампы, и глубину метро.
Наконец он на платформе. Какая красота, дворец да и только! Юноша засмотрелся на розово-бежевые мраморные стены с бронзовыми светильниками в форме свечей в небольших углублениях – всё продумано, никто не споткнётся. Над каждым светильником – витиеватый металлический орнамент, отливающий золотом. Богатство, сделанное на века.
Порыв воздуха, луч прожектора, и из темного тоннеля выкатился поезд. Арик вошёл в вагон. Протиснулся к карте метро, висящей на стене. Двери закрылись, поезд тронулся. Замелькали станции окружного кольца. Одна ярче другой, аж дух захватило!
Доехал до Таганки, недавно построенной станции метро. Спрашивая прохожих, нашёл дом тётки. Потом нужную дверь с табличкой, гласящей «Петренко – один звонок, Расторгуевым – два…» и так до восьми. Напротив фамилии тёти – цифра шесть. Значит, ему следовало позвонить шесть раз. Арик аккуратно дёрнул за кольцо, висящее на двери, услышал, как в квартире тренькнул колокольчик, соединённый проволокой с наружным кольцом. Пока Арик прислушивался к его звону, раздалось: «Иду». Дверь распахнулась, на пороге стояла женщина средних лет. Видимо, она мыла пол – её подол был подоткнут.
– Тебе кого?– спросила она, вытирая мокрые красные руки о платье.
– Я к тёте Розе.
– Так звонить шесть раз. Што, неграмотный? С деревни, што ль? Роза, к тебе! – крикнула она.
В глубине квартиры проскрипела, открываясь, дверь. Немолодая кареглазая женщина приближалась по коридору. Как она похожа на его бабушку!
– Арик, ты? – спросила она, подходя.
– Здравствуйте, тётя Роза!
– Как вырос! И не узнать! – тётка обняла племянника. – Пойдём, пойдём быстрее.
Они вошли в комнату.
– Самуил, смотри, кто приехал!
Совершенно седой мужчина с живыми весёлыми глазами поднялся с чёрного дерматинового дивана с высокой деревянной спинкой. Правый рукав его рубашки был пустым – дядя Семён потерял руку на фронте.
– Заходи, заходи, гость дорогой.
Муж тёти Розы обнял Арика единственной рукой. А тётя уже собирала на стол – чёрный хлеб, брусочек маргарина, перья зелёного лука, соль. Потом заспешила на кухню. Вернулась с кастрюлькой перловой каши.
Арик достал из чемоданчика подарки – мешочек сушёных грибов и глиняный глечик литовского домашнего сыра.
– Мама вам передаёт.
– Ну зачем? У вас, поди, и самих ничего нет, – запротестовала Роза, но подарки всё же взяла.
Развязала завязку мешочка. Заулыбалась:
– Надо же, грибы! А пахнут! Божественно! Вот спасибо! Так давно мечтаю о грибном супчике, да нeгде взять. На базаре грибы, конечно, есть, да как говорится, не про нашу честь. Дорого! А самим в лес – куда там с больными ногами. Да и какие из нас грибники! Только мухоморы отличаем.
– А мы деньги не платили, сами набрали и насушили, – сказал Арик, скромно умолчав, что именно он собрал эти грибы.
– А тут что? – тётка развернула чистую льняную ткань, приподняла крышку глечика. – Неужели сыр?
– Да, литовский сыр.
– Это ж богатство, – обрадовалась Роза. – Уж и забыли, когда ели. Ещё до войны! На пенсии не пошикуешь.
Большая рыжая кошка подошла к гостю и стала тереться об его ноги, громко мурлыча.
– Вот те на, – удивилась хозяйка. – К чужим не подходит, а ты, видно, понравился.
Юноша наклонился, погладил кошку. Та довольно выгнула спину дугой, принимая ласку.
– А как её зовут? – спросил Арик.
– Марьянкой. Хорошая кошка. Мышей здорово ловит. Чистоплотная. Только неласковая, на руки не идёт, – пожаловалась тётка.
Сели за стол. Кошка тут же примостилась возле ног Арика.
Хозяйка разложила дымящуюся кашу по тарелкам.
– Приступим! – Хозяин взял кусок хлеба, намазал его тонким слоем маргарина. Ухватил перо зелёного лука. Окунув его белым концом в соль, отправил в рот и смачно заел хлебом. – Рассказывай, поступать приехал?
– Да, хочу в МГУ. На математику.
– Хорошее дело.
– А я слышала, туда трудно попасть, конкурс, – вставила тётя Роза.
– У меня золотая медаль, – гордо произнёс Арик.
– Вот это молодец, – похвалил дядя.
– А мать как там? Об отце что-нибудь слышно? – не утерпела тётка.
– Мама много работает. А от отца только одно письмо и было, ещё тогда, через две недели, как уехал. Послал из Варшавы. И всё. Мать говорит, границы закрыты. Письма не доходят. Мы и не знаем, куда писать. И где отец сейчас.
– Да и опасно это – писать за границу, – добавил дядя, понизив голос.– Не думали мы в окопах, как зажмут после войны. Мечтали, какое прекрасное время будет, если доживём до победы!
– Молчи, Семён, молчи, – прошелестела тётка одними губами, глазами показывая на дверь. – Соседи услышат. – Потом с тревогой глянула на гостя.
– А тут борьба с космополитизмом. Неспокойное время! – не унимался дядя Семён.– Солдат-победитель – космополит. Это же бред!
– Тише, Семён, умоляю, – тётя Роза, разнервничавшись, покрылась красными пятнами.
– Да ничего, мы и не такое проходили. Всё перетрётся, мука будет, – дядя похлопал племянника по плечу. Пододвинул к нему хлеб с маргарином. – Ты ешь, ешь!
Хозяйка отрезала всем троим по маленькому кусочку сыра.
– Какой вкусный! – громко сказала она, явно пытаясь переменить тему разговора. – И что это Марьянка к тебе прилипла? Давай её испытаем, что она выберет – сыр или Арика?
Оторвав от своего кусочка тонюсенькую долечку сыра, тётка положила его в пустую миску, стоявшую на полу у входной двери.
Кошка сразу вскочила, повела носом и направилась к миске. Пройдя несколько шагов, оглянулась на Арика, потом опять на миску.
– Иди, Марьянка, иди, пробуй, ох, как вкусно, – подзадоривала тётя Роза, причмокивая.
Кошка явно колебалась. Оглянулась на миску, потом – на гостя. Опять на миску. И всё-таки пошла назад к Арику!
– Надо же, она ведь такой вкусноты никогда не ела, – изумилась тётка. – А выбрала тебя!
С той минуты Арик и Марьянка стали настоящими друзьями. Кошка от него не отходила. Она и спала с ним, устроившись тёплым калачиком в ногах юноши. Когда Арик просыпался утром, Марьянка всегда сидела рядом с его головой, заглядывая в глаза, а потом следовала за ним по пятам.
…В день приезда Арик отнёс документы в университет. Ещё через два дня начались экзамены.
Первым была письменная математика. Арик получил высшую оценку – пятёрку.
Через два дня – экзамен по устной математике. Юноша вытащил билет – теорема Евклида. Не беря времени на подготовку, Арик направился к столу экзаменатора и начал доказательство теоремы.
– Так теорема в вашем понимании зацикливается, – сказал экзаменатор.
– Нет, – ответил юноша. – Она основана на других постулатах, не тех, которые использованы в школьном учебнике.
Он уверенно продолжил своё доказательство.
Экзаменатор слушал, не перебивая. Поначалу его лицо выражало недоверие и скептицизм. Потом им на смену пришли интерес и внимание, вскоре сменившиеся удовольствием. Когда Арик закончил, преподаватель широко улыбался.
– Ну надо же, вот не ожидал. Услышать такое на вступительном экзамене! Невероятно! – бормотал экзаменатор. Потом спохватился: – Ты подожди минутку.
Вскоре он вернулся с другими преподавателями и заведующим кафедры, седым профессором.
– Молодой человек, пожалуйста, повторите своё доказательство, – попросил Арика завкафедрой.
Юноша сделал это с лёгкостью. Преподаватели пришли в восторг.
– Оригинальное мышление, – подытожил профессор, почёсывая затылок.
– Стройно! – улыбнулся другой.
– Красиво! – потирал руки третий.
– Нам как раз такие абитуриенты нужны, – профессор похлопал Арика по плечу.
Душа Арика пела, когда он ехал на Таганку. Высший балл на обоих экзаменах. Плюс золотая медаль. Теперь его наверняка примут!
– Сдал! Пятёрка! – поспешил он обрадовать родственников.
На следующий день его пригласили в Первый отдел МГУ. Вопрос чекиста обескуражил юношу:
– Скажите, с какой целью вы в 1937 году прибыли в Москву с территории Польши?
Арик смутился. Это что, шутка? Вроде нет, мужчина внимательно смотрит на него, не улыбаясь.
– Мне тогда и трёх лет не было.
– Хорошо, а ваша мать? Она работала машинисткой. Могла передавать секреты в Польшу.
– Мама работала машинисткой в банно-прачечном комбинате. Какие секреты могут быть в бане? – Арик совсем растерялся.
– Но ведь зачем-то ваши родители приехали из капиталистической Польши.
– В Москве жили её две сестры и брат.
– Репрессированный брат. Враг народа! – отрубил мужчина.
Вернувшись домой, Арик, сам не свой, пересказал родным этот разговор.
– Какие странные вопросы, чего он добивался, как вы думаете? – спросил он дядю Семёна.
Тот не ответил, только потемнел лицом, и искорки из глаз куда-то пропали.
После обеда Арик пoспешил в университет – в три часа должны вывесить списки поступивших.
Возле кафедры математики жужжала толпа взволнованных абитуриентов. Отовсюду раздавались взбудораженные возгласы.
– Всего семь человек получили пять по обеим математикам, – доверительно говорил рыжий, веснушчатый парень. – Значит, у нас есть шанс!
– Тебе хорошо, нечего волноваться, – встретил Арика долговязый парень-сибиряк, с которым они познакомились во время экзаменов. – У тебя обе пятёрки! К тому же золотая медаль!
Ровно в три часа секретарь приёмной комиссии вынесла списки и прикрепила их к доске. Абитуриенты бросились вперёд. Загалдели.
– Я! Я! Я принят! – завопил рыжеволосый очкарик.
– И я! И я! – подпрыгивал худенький юноша.
– Не прошла, – рыдала белокурая девочка с бантиками в косичках.
Просмотревшие списки по одному отходили от доски.
Наконец подошла очередь Арика. Он пробежал список глазами и не увидел своей фамилии. Не может такого быть! Просмотрел ещё раз. Опять нет!
– Не спеши, посмотри внимательно, – приказал он себе.
Он поднял палец и, отчёркивая каждую фамилию, прочитал весь список от начала до конца. Его фамилии в списках не было. Он не верил своим глазам. Может, ошибка? Арик постучал в дверь секретаря комиссии.
– Здравствуйте! Я получил по обеим математикам пятёрки, но меня нет в списках.
– Как фамилия?
Он назвал. По лицу секретаря пробежала тень.
– Вы не зачислены. Приезжайте на следующий год.
Паренёк почувствовал, как каменный пол стал уходить из-под ног.
Следующая Глава http://proza.ru/2021/11/23/1917
Назад к Главе 20 http://proza.ru/2021/11/23/182
Оглавление http://proza.ru/2021/11/23/133