ГЛАВА 19. КАТАСТРОФА
В сентябре Арик пошёл в новую гимназию. Все дни после переезда в Вильнюс он со страхом ждал начала школьных занятий. Вдруг и здесь ученики будут его преследовать? Но всё оказалось совсем не так, как в Свенцянах. В гимназии большинство учеников тоже были новенькими – польские семьи уезжали из Вильнюсского края в Силезию, которая после войны была присоединена к Польше. Их место занимали литовцы, потянувшиеся в столицу республики со всей территории Литвы, в большинстве бедные крестьяне.
Очень быстро Арик стал лучшим учеником класса. Учился по всем предметам на одни пятёрки, но более всего любил математику.
Рано утром, едва проснувшись, он вылетал из постели, несмотря на промозглую погоду и холод в комнате, – спешил до школы решить пару интересных задач по математике.
Теперь у Арика была настоящая постель. Ему перешла родительская узкая кровать с панцирной сеткой. И жили они теперь не в гимназической кладовке, а в полученной отцом комнатке на первом этаже старого двухэтажного дома в бывшем еврейском гетто, уничтоженном фашистами. До войны это была четырёхкомнатная квартира. Теперь в каждой комнате жило по семье. Все четыре семьи делили одну кухню и чуланчик. Остальные удобства – на улице. Воду набирали в колонке на углу.
Родители Арика спали теперь на широкой кровати, и всё же места хватало и на обеденный стол, за которым мальчик готовил уроки, на книжный шкаф, комод и шифоньер. Родительская кровать отделялась ширмой, и казалось, что у них целых две комнаты.
Хая украсила жилище цветным абажуром на раме из толстой проволоки, согнутой отцом, на которую она натянула кусок изношенного ситцевого платья.
Арику полюбились тихие вечера, когда они садились к столу – отец с книгой, мать с шитьём или штопаньем! Абажур заливал комнату весёлым цветным полумраком, ярко освещая стол. Затейливые занавески, умело сшитые матерью из кусков старых простыней, обрамляли чисто вымытое окно. На подоконнике, словно на царском троне, гордо восседал горшок с фикусом.
Арик часто поднимал голову от своей книги, чтобы полюбоваться домашним уютом. После сырых и темных схронов им казалось, они живут во дворце!
Его ноги перестали болеть, ревматизм прошёл. Жизнь налаживалась! Думалось, все беды остались позади!
Но вот однажды Арик услышал, как отец рассказывал матери:
– На днях встретил однокашника по университету, еврея. Он только что демобилизовался из армии и вернулся из Киева. Говорит, слова «жид» и «бей жидов» раздаются на улицах украинской столицы. В трамваях, троллейбусах, магазинах, на базарах. Даже в учреждениях. Если заходишь в трамвай, на тебя оборачиваются, морщат носы, переговариваются вслух: «Что за вонь? Евреем запахло!» В местечках тротуары мостят надгробиями с разрушенных еврейских кладбищ – надписями наверх, чтобы выбитые буквы быстрее стёрлись.
Хая горестно молчала, а отец продолжал:
– А 7 сентября 1945 года в Киеве так вообще был настоящий еврейский погром.
– Ты знаешь, из-за чего?– судорожно спросила мать.
– Он сказал, еврейская семья с детьми вернулась из оккупации, а их квартира занята украинской семьёй Грабарь с детьми. Евреи добились, чтобы им вернули квартиру. Городские власти выселили семью Грабарь без предоставления им жилплощади. Мать семейства попросила защиты у своего старшего сына-красноармейца. Тот приехал со своим другом. Но они не смогли ничего изменить. Тогда они пошли залить горе в пивную. А напившись, начали приставать к евреям, встреченным на улице, и натолкнулись на старшего лейтенанта Розенштейна, возвращавшегося домой из булочной. Он был в гражданской одежде. Грабарь с другом сильно избили его и, может быть, и убили бы, если бы прохожие не вступились за лейтенанта. Тогда тот сбегал домой, надел военную форму и взял пистолет. Его жена увязалась за ним. Когда Розенштейн нашёл обоих обидчиков, те и не подумали извиняться, а набросились на него. Тогда еврей застрелил обоих. Он был арестован милицией. Собравшаяся на шум толпа чуть не растерзала жену Розенштейна и случайного еврейского прохожего. Оба попали в больницу в тяжёлом состоянии. Во время похорон красноармейца Грабаря с другом толпа избивала всех евреев, попавшихся навстречу похоронной процессии. Пятеро было убито.
– А что лейтенант Розенштейн? – спросила мать.
– Его по приговору суда расстреляли.
«И что родители так всполошились, – подумал Арик. – Так то ж в Киеве. Далеко отсюда. Зачем нам волноваться? Здесь, в Вильнюсе, всё спокойно».
С этим паренек уснул и к утру забыл об услышанном.
В его семье всё шло прекрасно. Он любил новую школу. С радостью ждал прихода каждого утра. Мать тоже была довольна своей работой. Отец был назван лучшим учителем истории района.
Прошёл год. И вот однажды Арик услышал, как отец тихо спросил мать, помнит ли она об убийстве знаменитого режиссёра Соломона Михоэлса. Арик прислушался. Отец продолжал:
– Я как только услышал о роспуске Еврейского антифашистского комитета, сразу подумал: не случайно председатель этого комитета, Михоэлс, попал в автокатастрофу. Уж очень подозрительно, Михоэлс погибает при странных обстоятельствах, а потом закрывают комитет.
Мать молчала.
– Нет, не случайно это! – воскликнул отец. – Газеты пишут, комитет закрыт «как центр антисоветской пропаганды». А ведь совсем недавно Сталин лично восхвалял деятельность комитета, собравшего 50 миллионов долларов для Красной армии во время войны! И вот теперь арестованы все его члены. Как ты думаешь, за что? За «работу на американскую разведку»!
– Но при чём здесь мы? – испуганно прошептала мать.
Прошло около месяца, и Арик почти забыл об этом разговоре, когда по дороге из школы он увидел на первой странице газеты «Правда», выставленной в газетном киоске, большой заголовок о космополитах.
В ту же ночь он услышал, как отец доказывал матери, что кампания против безродных космополитов одновременно направлена против евреев.
– Сама подумай, закрыли еврейский музей в Вильнюсе. Прекращены передачи Московского радио на идише. В Минске и Черновцах ликвидированы еврейские театры. Совпадение? Ой, не верится!
Мать молчала. Отец возбуждённо продолжал:
– Мало нам было страданий в Свенцянах! Ты вспомни, как Арик приходил избитым из школы. Надо ехать в Израиль, пока не поздно. Помнишь своего брата, расстрелянного НКВД? Тогда вот так же всё начиналось. Не хочу я после всего, что мы претерпели под немцами, быть расстрелянным органами.
– Да за что же? Ведь мы ничего не делали!
– А твой брат? Честнее человека не сыскать. За что его расстреляли?
Мальчик услышал, как мать заплакала.
– Хая, ты об Арике подумай! Как ему здесь жить? Ведь он не виноват, что родился евреем!
– Куда ж мы поедем? Ты ж сам говорил, Израиль образован только год назад. Всего неделя как там закончилась война с арабами. Говорят, почти миллион еврейских беженцев из Египта, Ливана, Трансиордании и Сирии нашли убежище в крошечном Израиле. Треть населения страны! Живут в палатках. Бедствуют! А мы немолоды – тебе пятьдесят, мне сорок девять. Здоровье уже не то. Как нам ехать туда? Может, тогда уж в Польшу?– робко добавила мать.
– Ну нет! В Польше погромы начались ещё в июле 1946-го. Помнишь, слухи ходили о погроме в деревне Едвабне? Потом в Кельце, в двух шагах от Варшавы? В августе – погром в Кракове! Ясно, в Польше жизни евреям не будет. Они бегут оттуда в Израиль.
Мать безуспешно пыталась найти любую зацепку:
– Арику два с половиной года до окончания школы. Как его сдёрнуть сейчас?
– Хая, надо ехать, здесь оставаться опасно. Пойми, я хочу жить там, где мне не будут в лицо тыкать, что я еврей.
Сердце Арика упало. Неужели опять разлука, как тогда, когда отец ночью ушёл из Свенцян. Нет! Он так любит своего отца! Он так нужен и ему и матери!
Давно уже родители перестали шептаться и уснули. А паренёк спать не мог. Так пролежал в раздумьях до самого утра.
Пару недель было тихо. Арик стал надеяться, что мать сумела отговорить отца уезжать. Но через несколько дней раз разилась катастрофа. Отец пришёл из гимназии раньше обычного. Мать бросилась к нему. Он сказал тихо, чтобы не услышали соседи:
– Вот и всё, меня уволили из школы.
– Как? – мать вскинула руки к лицу. – Тебя же назвали лучшим учителем района всего полгода назад!
– В дирекцию поступило письмо, что я произношу слово «равно» как «гавно».
– Господи, ты немного картавишь, что ж с того?
– Оказалось, достаточно. С такой записью ни одна школа меня не возьмёт. Мой знакомый учитель-еврей, уволенный несколько месяцев назад, объездил все деревни в Литве, таких нигде не берут на работу, даже сторожем.
Арик похолодел. А отец обнял мать:
– Видишь, я колебался. Но они сами меня подтолкнули. Другого пути нет. Надо ехать.
Мать всхлипнула:
– Мне сорок девять. Шесть лет до пенсии. У меня сёстры в Москве. Как же я поеду? Я не могу!
– Тогда давай я поеду один. Устроюсь, вас вызову. Ну какой толк с меня здесь, если я не могу зарабатывать на пропитание для своей семьи?
– Да как же мы без тебя, одни? – в голосе матери прорвалось отчаяние.
Так летом 1949 года отец Арика, Александр, уехал в Польшу с целью перебраться оттуда в Израиль. Они с матерью остались одни.
Следующая Глава http://proza.ru/2021/11/23/182
Назад к Главе 18 http://proza.ru/2021/11/23/178
Оглавление http://proza.ru/2021/11/23/133