ГЛАВА 8. МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ
На рассвете 3 июля их оглушил громкий стук по наглухо закрытым на ночь ставням.
– Адчиняй, – закричали по-белорусски. – Открывай!
Пока перепуганный Майзель шаркал подкашивающимися ногами к двери, полицаи её выбили. Вломились внутрь.
– На выход. Ничего с собой не брать. Надеть самое лучшее!
Родители Арика мгновенно оделись. Мать схватила крошечный узелок. Она всегда держала его наготове – фотография Арика в коляске, три иголки, два напильника и смена нательного белья. Быстро одели сына и первыми – на улицу. Они разделились: Хая с Ариком поспешили во второе гетто по берегу озера Дривяты, а отец пошёл по улице Ленинской.
По берегу уже расставляли вооружённых винтовками полицаев. Ещё чуть-чуть, и им бы не успеть!
– Следи, чтобы никто не взял лодку,– кричал главный пьяному полицаю, когда мать с сыном подходили к сараю на берегу, хранилищу рыболовных сетей. Заметив женщину с ребёнком, он гаркнул: – Стой! А ну, стой!
Хая сделала вид, что не слышит. Она крепче сжала руку Арика. Завернув за угол сарая, обречённые мать с сыном бросились бежать к схрону, отрытому в десяти метрах за задней стенкой сарая. Там уже стоял отец и ждал их у открытого лаза. По счастью, отец с другом выбрали место для укрытия так, что его не было видно со стороны озера, его заслонял сарай. С противоположной стороны, с улицы, его прикрывал дом. Это была маленькая пещера, вырытая в земле, более широкая у входа, сужающаяся в глубину, с понижающимся потолком к задней стене.
Глухими ночами двое мужчин выдалбливали пласты земли и уносили в вёдрах подальше на берег озера, укрепляли потолок досками и небольшими брёвнами, которые заранее выпиливались днём в дровяном сарае у Майзеля.
Попасть в пещеру можно было только из лаза – неширокой ямы. Отец с другом придумали прикрыть её большим мусорным ящиком. Они сколотили его ещё до того, как начали копать, и каждый раз, когда ночь подходила к концу, устанавливали помойку над углубляющейся ямой. Так что днём, если не двигать ящик, ничего подозрительного заметить было нельзя.
Новая мусорка пришлась кстати, и жители соседних домов за две последние недели набросали туда гору нечистот.
Когда Хая с Ариком подбежали к схрону, лаз был открыт – отец сдвинул ящик в сторону. Как только мать с сыном нырнули в дыру, отец прыгнул за ними следом. Потянув за верёвку, прикреплённую к ящику, он сумел установить помойку точно над лазом, оглушив зловонием притаившихся в схроне евреев.
Через мгновение они услышали крик:
– За угол баба с ребёнком шмыгнули! Наверное, забежали в дом. Пошли!
– Сейчас иду! – ответил второй голос.
Евреи услышали приближающиеся шаги. Сердца обречённых замерли. Вдруг полицай что-то заметит? Но тут они услышали журчание – полицай справлял нужду прямо на их ящик с мусором. Капли мочи закапали на головы людей, теснящихся в яме входного лаза. Затем послышался звук удаляющихся шагов. Тогда схрон тихонечко вздохнул.
Отец с другом отрыли яму на десятерых: для своей семьи, Могильника и друга. Когда началась облава, люди из ближайших домов бросились к схрону. Разве рытьё укрытия скроешь? Даже если и рыли его глухими ночами. И теперь в него набилось человек двадцать пять. Места на полу всем не хватило, и люди сидели и лежали друг на друге. Дышать было нечем, ведь даже у входа схрон был невысок, там и полутора метров-то не было. А тут ещё стоящий на лазе мусорный ящик блокировал доступ воздуха.
Прыгнув в схрон, Хая с мужем и сыном приземлились на чьи-то ноги. В полной темноте, расталкивая в стороны всё, что попадёт, отец диким усилием высвободил крошечный пятачок пола. Кое-как примостившись, он подтянул к себе жену, усадил на колени. Хая держала на руках Арика, голова которого касалась днища помойного ящика. Скрюченные ноги всех троих упёрлись в пахнущую сыростью стену ямы.
Мальчик почувствовал, как беззвучно вздрагивает человек по соседству. Кто бы это мог быть? Ничего не разглядеть.
– Тётя Хая, мама погибла,– прошептал хорошо знакомый девичий голосок. Арик узнал Гиту, дочь Могильника.
– Молчи, дочка, молчи, – взмолился схрон.
Хая вытянула руку и обняла девочку, приложила палец к её губам:
– Тихо!
А на поверхности земли совсем рядом раздавались крики, выстрелы, беготня. Несчастные сидели не двигаясь. Ноги и руки затекли. Они боялись и пошевельнуться.
Арик застыл, как все. Но в его голове стал нарастать шум, возле глаз замелькали фиолетовые точки. Скоро они стали жёлтыми и превратились в червей. В ушах теперь звонил колокол, звучащий всё яростнее. Мелькающие черви слились в единое пятно. Оно разгорелось ярким золотом, словно мальчик смотрел на солнце. Через мгновение тело Арика безвольно обмякло, голова упала. Он потерял сознание.
Сколько времени прошло, никто не знал. Но вот до мальчика стал пробиваться далёкий знакомый голос.
– Арик, Аринька, да что с тобой?
– Мама? Да, это мама, – узнал мальчик. – Но почему она без конца целует моё лицо?
– Аринька, вернись, вернись, – молила мама.
И мальчик пошёл на этот зов. Сначала он увидел расплавленное золото. Вскоре оно распалось на множество жёлтых, быстро движущихся червей. Потом они превратились в жёлтые точки. Арик заставил себя поспешить к зовущей матери. И вот жёлтые точки стали фиолетовыми. Он пошевельнулся.
– Аринька, как ты меня напугал, – почти без звука прошептала мама.
– Мама, я здесь, с тобой. Что-то с головой. Жёлтые черви.
– Ты был без сознания. Воздуха не хватает, – пояснил отец.
Арик прислушался. По-прежнему долетали звуки выстрелов, душераздирающие крики. Рядом беззвучно плакала Гита.
Остро воняло помойкой.
И вот опять перед глазами запрыгали фиолетовые точки.
– Мам, опять, – мальчик еле смог предупредить мать.
– Арик, Аринька, потерпи, будь со мной, – молила она.
Слов матери ребёнок уже не услышал. Хае показалось, в этот раз он был без сознания намного дольше. И всё это время она продолжала умолять сына вернуться. И
опять Арик услышал мать и поспешил назад, к ней. Когда во второй раз мальчик пришёл в себя, его руки тряслись, ослабшая шея не могла держать голову.
– Аринька, родной, потерпи. Потерпи ещё, немного осталось, ну не может же это продолжаться вечность, – просила мать.
– Я попробую, – прошелестел мальчик. Силы покидали его.
Он боролся с собой, пытался не поддаваться фиолетовым точкам, снова замельтешившим перед глазами. Но они были сильнее. Их становилось больше и больше. И вот уже жёлтые червяки извиваются перед его взором. Звон колокола долбит голову. Арик в третий раз потерял сознание. Как ни молила его мать, он больше её не слышал. Прошло минут тридцать, потом ещё столько же, а может, час или два, мальчик всё не приходил в себя. И мать решилась:
– Приоткройте лаз, я выйду с сыном, – сказала она мужу.
Схрон замер.
– Нет, нельзя открывать, полицаи заметят, – раздалось за их спинами.
– Арик умрёт здесь, я должна,– настаивала мать.
– Нет, Хая, ты его не спасёшь, а себя погубишь, – наконец произнёс отец надтреснутым голосом, сердце его разрывалось от горя.
– Если Арик умрёт, я всё равно жить не буду, – сказала мать, и в её голосе зазвенел металл. – Открывай!
Что делать? Отец прислушался. Вроде бы крики и выстрелы отдалились. Но кто его знает, может, полицаи сидят во дворе и сразу их увидят?
Несчастный мужчина осторожно потянул верёвку на себя, почувствовал, как ящик медленно сдвинулся с места. Пока всё было тихо. Он потянул ещё. И вот показалась маленькая, узкая светлая полоска. Ни выстрелов, ни криков. Ещё усилие – и они увидели яркий свет летнего полдня. В схрон ворвался прогретый воздух жаркого июльского дня. Запахи отбросов крепче ударили в ноздри. Хорошо, что евреи сидели, – убийственная вонь могла сбить с ног и лошадь. И всё равно люди, как рыбы, выброшенные из воды, открывали рты и полной грудью жадно хватали драгоценный воздух.
С трудом приподнявшись на затёкших ногах, Хая с Ариком на руках поползла по лазу наверх. Выбралась на поверхность, быстро охватила взглядом двор. Никого. Но она чувствовала: опасность была рядом.
– Закрывай, – бросила она мужу.
Согнувшись пополам, Хая с ребёнком быстро пересекла двор и забежала в дом. И сразу вверх по лестнице, ведущей на второй этаж. Нашла дверку, прикрывающую узенькую, хлипкую лесенку на чердак.
Прижала неподвижное тело сына к третьей снизу ступеньке. Придерживая Арика, приподнялась на одну ступеньку. Напрягая руки, передвинула сына на ступеньку вверх. Поднялась на одну ступень сама. Опять передвинула Арика. И так покуда не достигла дверцы чердака. Поддерживая Арика одной рукой, Хая головой и второй рукой приподняла дверцу. От неимоверного усилия её сердце с силой било по рёбрам, грозя их проломить.
– Не сметь думать о себе, – приказала себе мать, – не сметь!
Она протиснула безжизненное тело в приоткрывшуюся щель. Затем, используя обе руки, полностью открыла небольшую дверь и, придерживая её, на четвереньках вползла на чердак. Здесь до облавы, видимо, жили люди. Их искали. Сейчас всё было перевёрнуто, скомкано, разбито. В этот хлам Хая и пристроила сына.
– Аринька, Арик, вернись, – просила она.
Он не шевелился. Его лицо было серым, без единой кровинки. Губы синие. Если он и дышал, то так слабо, что мать, прижимая ухо к маленькой груди, не могла услышать его дыхания.
Хая не сдавалась. Она гладила руки сына, целовала его щёки.
– Очнись, не оставляй меня. Очнись.
Так продолжалось долго. Вечность.
– Вернись! – отчаянно молила Хая.
Но вот левое веко Арика дёрнулось. Кожа начала постепенно розоветь. Дыхание стало ощутимым. Скоро он приоткрыл глаза.
– Мама, – с усилием выдохнул он. – Мама.
– Я здесь! С тобой, – Хая целовала руки сына.
– Где мы?
– На чердаке. Тихо, Аринька. Полицаи где-то рядом.
– Пить!
– Воды нету. Сынок, потерпи.
Руки мальчика дрожали, он не мог приподнять голову.
– Пить!
Они не пили со вчерашнего дня. На раскалённом солнцем чердаке Арик опять потерял сознание. Тогда мать решилась. Оставив безжизненное тело сына, она выглянула из слухового окошка. Никого. Хая откинула чердачную дверцу, повернулась спиной к лестнице и, опираясь на пол чердака, осторожно поставила ногу на верхнюю ступеньку. Шаг. Ещё шаг. Пока тихо. Так женщина добралась до второго этажа. Осторожно глянула в окно. Никого. Тогда она спустилась на первый этаж. На кухне нашла ведро с водой. Схватив первую попавшуюся кастрюлю, мятую и закопчённую, Хая налила в неё воды и сразу отпила почти половину, ведь она тоже умирала от жажды. Затем на цыпочках побежала по лестнице вверх.
Когда она вернулась на чердак, мальчик по-прежнему лежал без сознания. Мать стала смачивать водой его безжизненные губы. И – о чудо, он пришёл в себя. Хая приподняла его голову, положила себе на колени. Набирала горстью воду и подносила к губам сына. С каждым глотком жизнь возвращалась к Арику. Щёки ребенка начали розоветь, дыхание углубилось.
– А где папа? – спросил мальчик.
– Там же, в схроне. Опасность ещё не миновала. Посидим здесь ещё немного, сыночек. Потерпи.
Так просидели они ещё какое-то время. И вот до них донеслось какое-то шарканье, затем грозные окрики. Звуки раздавались со стороны улицы.
Мать подобралась к слуховому окну. По улице ползла колонна людей. Женщины, подростки, мужчины, старики и старухи. Обречённые. По краям колонну сопровождали вооружённые полицаи. Если кто-то в колонне оступался, его огревали по голове палкой. Хая увидела друга мужа, с которым они копали схрон. Значит, не успели. Дальше плёлся учитель Арика. Даже сегодня он не расстался с «Математикой» Магницкого и нёс её в руке. Через пару рядов от него Хая разглядела Майзеля и его жену Хавалэ. Если бы не муж, Хава не смогла бы идти. Он тащил её, ухватив за подмышки. Но где же Женечка и красавица Гесенька? Только сейчас Хая заметила: в колонне не было маленьких детей.
Окаменев, она стояла, пока последние люди не скрылись из виду. Стало тихо.
– Мама, что там? – спросил Арик, когда Хая вернулась в его угол.
– Ничего, сынок. Успокойся.
– Мам, что?
– Немцы повели колонну людей.
– Куда?
– Не знаю, сынок.
– А когда мы выйдем?
– Посидим до темноты, тогда и выйдем.
Этот проклятый день никак не кончался. Уже в сумерках они вдруг услышали крики на идише:
– Идн, гейт аройс. Дед – погром шойн геэндихт. Евреи, выходите. Погром уже закончился.
Хая подошла к окошку. По двору бегал немолодой косматый еврей и призывал прячущихся собратьев выходить. Какая-то старуха выползла из укрытия и направилась в дом. Её тут же расстреляли полицаи. Они, видимо, притаились за домом, ожидая тех, кто появится на зовущие крики провокатора.
Покончив со старой женщиной, каратели поставили к стенке и косматого еврея.
– Вы же обещали, – причитал мужчина, размазывая слёзы.
Молодой полицай засмеялся:
– Ишь ты, и впрям поверил.
Не прекращая смеяться, каратель нацелил винтовку на ползущего к нему на коленях еврея. Выстрел. Дело закончено. Браславское гетто успешно ликвидировано.
Следующая Глава http://proza.ru/2021/11/23/165
Назад к Главе 7 http://proza.ru/2021/11/23/162
Оглавление http://proza.ru/2021/11/23/133