ГЛАВА 4. ОБЛАВА
Прошёл месяц, а об отце ничего не было слышно.
Литовская зондеркоманда хорошо освоилась в их городке. По вечерам и выходным напивались в стельку и устраивали стрельбища, целясь по курам. Все жители, и поляки, и староверы, а тем более евреи, старались не попадаться им на глаза и, завидев их, сразу ныряли в какой-нибудь проулок.
Все пустующие дома, оставшиеся после убийства евреев, теперь были заселены. Это литовские безземельные крестьяне, рвань перекатная, бросали свои избушки и перебирались в город, спеша не упустить свой шанс. Немцы этому не препятствовали. Эта плохо одетая, босая и неграмотная беднота была прекрасным материалом для пополнения зондеркоманды, а немцы знали, скоро ей предстоит много работы.
Прослышав, что Хая умеет хорошо перешивать одежду, новоиспечённые «зольдаты» Адольфа Гитлера шли к ней с пиджаками и брюками, награбленными в еврейских домах. И мама Арика день и ночь шила. Серебристая иголка споро сновала вверх и вниз, прокладывая ровную стёжку-дорожку. Верная помощница, швейная машинка, строчила, замолкая только на те минуты, когда надо было поставить на печь утюг и разгладить шов. Вскоре Арик научился смотреть и за печью и за утюгом. Бабушка пыталась ему помогать, но всё валилось из её дрожащих старческих рук.
– Ты посиди, отдохни,– ласково командовал внучок.– Я сам!
Новые мамины клиенты расплачивались вещами из разграбленных домов, и Хая меняла их на базаре на еду. Арик чувствовал, как матери было неприятно и даже стыдно брать вещи убитых, но ещё более тошно было обслуживать таких клиентов. Кто мог знать, что именно это спасёт их в следующий раз.
В сентябре в магистрате были подготовлены списки евреев на выселение в Ново-Свенцяны, селение в двенадцати километрах от Свенцян, в неотапливаемые бараки, в которых при Польше жили во время летних учений солдаты. На четыре тысячи человек – несколько небольших строений, так что не только лечь, там и сесть не было места. В один погожий сентябрьский день отряд литовских и украинских полицаев, вооружённых винтовками, начал окружать дом за домом и выволакивать ничего не подозревающих евреев со стариками и детьми, даже не дав им собраться. Всех построили и под конвоем повели в окружённый проволокой лагерь. Тех, кто идти не мог, расстреливали на месте.
По приказу бургомистра только ремесленникам, тем, кто мог быть полезен немецкой армии, было разрешено остаться с семьями в своих домах. Всего таких счастливцев оказалось около трёхсот пятидесяти взрослых и ста пятидесяти детей. Среди них была и мать Арика. Вот так помощница машинка «Зингер» спасла их жизни в этот раз.
А вести приходили страшные. Девятого октября всё население бараков в Новых Свенцянах вместе с детьми было расстреляно. Об этом рассказал матери верный сосед, доктор Миклашевич.
– Это нелюди, – всё повторял потрясённый доктор. – Даже животные не убивают себе подобных. Но надо жить, у тебя сын.
Ещё до того, как все евреи были отправлены в лагерь в Новых Свенцянах, Хая услышала на базаре разговор двух женщин. Одна рассказывала другой, что у её соседей большое горе. Их, по повестке бургомистра, в группе из пятидесяти семей отправили на работы – мыть солдатские казармы и стирать бельё. Когда вечером они вернулись, детей не было. Никто не знал, где они. И только подпоив одного литовского полицая, удалось выведать: все дети были расстреляны.
После этого случая Хая совсем потеряла покой. Она боялась упустить сына из виду и на секунду. Хая даже сопровождала его в отхожее место и ждала возле двери. Мать брала с собой Арика на базар и всю дорогу крепко держала за руку. Она постоянно была начеку, и казалось, отрастила глаза на спине и уже могла кожей чувствовать опасность.
И вот однажды, провожая сына в уборную, мать краем глаза увидела группу вооружённых литовских карателей, свернувших с главной улицы в их переулок. Хая среагировала мгновенно. Сжав руку мальчика и потянув его за собой, мать быстро пробежала через двор и спряталась за отхожим местом. Деревянная будочка уборной была узкой, на одного, поэтому Хая поставила Арика впереди себя, тесно прижав его к стене. Скоро они услышали приближающиеся шаги. Полицай открыл дверь уборной и спустя мгновение резко захлопнул, по-видимому, убедившись, что там никого нет. Потом его шаги стали удаляться по направлению к их дому. Хая осторожно выглянула как раз в тот момент, когда полицай входил в дверь.
– А бабушка?– испуганно спросил мальчик.
– Тихо! Молчи, – прошелестела мать одними губами. Она чувствовала, как громко бьётся сердечко сына. – Мы не можем сейчас ей помочь.
Вскоре они услышали, как хлопнула входная дверь их дома.
– Надо проверить нужник, может, они там прячутся? – прозвучал один голос.
– Я уже проверил, там никого нет!– ответил другой.
Подождав несколько минут, Хая выглянула. Полицаи заходили в соседний дом. Тогда они с сыном быстро вбежали в уборную и закрыли за собой дверь.
Через мгновение раздались крики. Полицаи вытащили из дома женщину с младенцем на руках и её мужа. На улице ребёнок, который был завернут в тонкую пелёнку, замёрз и стал кричать.
– Заткни его, курва!– гаркнул полицай.
Но ребёнок не унимался и продолжал плакать, как бедная мать ни пыталась его успокоить.
Тогда каратель выхватил младенца из рук женщины и стал бить его головой об стену. Из головы ребенка брызнула кровь, он сначала зашёлся в истошном крике, а потом замолчал. Полицай швырнул бездыханное тельце на землю.
Мать, обезумев, бросилась к своему ребёнку.
Литовец не торопясь снял винтовку с плеча, навёл на женщину, прицелился и выстрелил. Она упала, кровь потекла из раны на спине, а её руки всё продолжали тянуться к погибшему младенцу.
Муж женщины, до этого покорно стоявший, дико закричал и бросился на полицая. Он успел сомкнуть свои руки на шее карателя, когда двое других вооружённых литовцев двумя почти одновременными выстрелами убили отца семейства.
Всё это время Хая пыталась закрывать глаза сына, но её пальцы тряслись, и мальчик сумел увидеть почти всю жуткую сцену.
Как в столбняке, мать и сын долго ещё стояли в нужнике, безумно глядя на растерзанную семью. Арик видел, как кровь, разливаясь, окрашивала жёлтую звезду Давида на спине женщины в алый цвет, который медленно становился бурым.
А в это время крики и выстрелы раздавались у следующего дома.
Уже по темноте Хая с сыном вернулись домой. Они нашли бабушку запертой на чердакe. Оказалось, старая женщина, увидев полицаев в окно, успела подняться на чердак и спрятаться там за кучей хлама, надев старую корзину на голову. Двое полицаев зашли на чердак, в полутьме потыкали штыком тут и там, но бабушку не заметили.
– Запрём дверь снаружи! Если кто-то спрятался, живым отсюда не выйдет,– предложил один каратель другому.
Они закрыли дверь и связали дверную скобу верёвкой.
Хая, не найдя мать внизу, приподняла дверь чердака и позвала тихонько:
– Мама, где ты? Это я, Хая.
– Доченька, – запричитала старая женщина, – а я уж не надеялась. Слышала крики и выстрелы. Боялась думать. Как же вы уцелели?
Бабушка бросилась обнимать дочь и внука, причитая и охая и благодаря Бога.
После всего пережитого ноги бабушки совсем отказали. Она не могла ступить и шага, они подкашивались, и Хае с Ариком пришлось тянуть её на себе.
Спустились вниз и сели, не зажигая света.
– Надо немедленно уходить,– проговорила Хая.– Но куда? Как?
– Идите в Видзы, может, там лучше? Пробирайтесь лесом,– горячо поддержала бабушка.
– А ты, мама?
– Оставьте меня. Мне не дойти. Хоть умру в своём городе. Я уже пожила, мне восемьдесят один, а вот вы.. Спасай сына, Хая!
– Нет, мама, не уйду без тебя. Я потом жить не смогу.
– Ты должна это сделать, – настаивала бабушка.
По лицу Арика потекли слёзы. Он молча обнимал бабушку, словно прощаясь навеки.
Хая колебалась, не зная, что предпринять.
Наступил зябкий дождливый рассвет, а решение всё не было найдено. Пока окончательно не рассвело, втроём спрятались в дровяном сарае и сидели там, голодные и замёрзшие. В полдень к их дому подъехала телега, запряжённая лошадью. Возница, немолодой мужчина, постучал сначала в их дверь, а потом в дверь соседа, доктора Миклашевича.
Они услышали, как возница спросил Хаю.
– Зачем она вам? – служанка доктора была осторожной.
– Меня послала сестра её мужа, когда узнала о вчерашнем погроме. Она мне заплатила, чтобы я довёз Хаю с ребёнком.
Мать приказала Арику оставаться в сарае, а они с бабушкой подошли к телеге.
– Это я, Хая.
– А где сын?
– Здесь. А это моя мать. Нас трое.
– Но мне заплатили за двоих, третьего не возьму!
– Пожалейте нас ради Бога, – просила Хая, – возьмите троих!
Она привела Арика и приказала ему тоже умолять возницу.
Но мужчина был непреклонен.
– Ты и сын белокурые, не похожи на евреев. А ваша мать – глаза тёмные, нос крючком – зачем мне рисковать, когда заплатили за двоих – мать и сына?
Было видно, возница очень напуган и хотел быстрее уехать из этого страшного места. Убитая карателями семья всё ещё лежала возле соседнего дома, и крестьянин не мог отвести от неё испуганного взгляда.
Но, видно, Господь услышал горячую мольбу Хаи. В переулке показалась вторая телега. Она подъехала к дому, где лежала несчастная семья. Возница, молодой парень, остановился в растерянности. Хая подскочила к нему.
– Семья Фишер? Это они? – произнёс он в ужасе. – А мне заплатили, чтобы я привёз их в Видзы..
– Возьмите нас троих ради Господа Бога, – Хая бросилась в ноги вознице.
– Добре, хорошо,– согласился молодой поляк. – Я не могу вернуться пустым..
– Век будем молиться за вас! Подождите минуту,– Хая бросилась в дом и схватила заранее приготовленные два узелка – фотографию Арика в коляске и смену одежды. Успела захватить ножницы, иголки и нитки, ведь их легко было сменять на базаре на еду. Мгновенно спорола жёлтые звёзды, которые она когда-то пришила потайным швом – потянешь за нитку, и притороченная звезда сразу отделится от ткани. Тоскливым взглядом окинула свой дом, словно прощаясь со старой счастливой жизнью, и бегом выскочила на улицу.
– Мам, я сейчас!– Арик припустился к дому, вбежал в комнату. Схватил свой заветный игральный кубик. Сунул его в карман. И, не оглядываясь, – на улицу.
Возле телеги их ждали доктор Миклашевич и его служанка с узелком продуктов на дорогу – варёная картошка и два яйца.
Хая попросила верного соседа забрать себе её пианино, а «Зингер» завещала служанке.
Добрый доктор широко перекрестил их, и телега тронулась.
По Свенцянам ехали, затаившись под рогожей, на которую возница навалил плетёные корзины. Когда городок остался позади, парень разрешил Хае и мальчику сесть, не прячась. Бабушка осталась лежать под корзинами.
Осенний дождик кончился, и вышло солнышко. Потеплело.
Насидевшись взаперти с первого дня войны, Арик и его мать блаженно подставляли лица вольному ветерку, доносившему запах осеннего соснового бора, так близко подступавшего к дороге, что длинные сучья в пушистых зелёных иголках роняли непросохшие дождевые капли прямо на телегу. Когда проезжали мимо полей, оттуда тянулся чуть горьковатый, щекочущий ноздри запах сожжённой травы.
Но вот позади них на дороге раздался шум двигателя грузовика, быстро усиливавшийся и настигавший их телегу. Сердца троих несчастных упали.
– Улыбайтесь, – повернулся к ним возница, – тогда всё будет хорошо.
Хая сразу подобралась, стараясь держаться непринуждённо.
Скоро грузовик легко обогнал их, вжав телегу в придорожную канаву. Впереди, рядом с шофёром, сидел офицер, а сзади под тентом разместились солдаты.
– Фройляйн, фройляйн, – закричали они Хае с быстро удаляющейся машины.
Через минуту грузовик скрылся из виду, напоминая о себе только запахом бензина и выхлопных газов.
Арик услышал, как судорожно выдохнула мать. Он нащупал мамину руку и погладил её. Хая глянула на сына и благодарно улыбнулась.
Ехали долго. Иногда навстречу попадалась телега, запряжённая лошадью. Возницы приветствовали друг друга:
– Дзень добрый, пан, пани.
– Дзень добрый, – отвечали Хая и Арик по-польски.
Дорога бежала среди полей, взбегала на холмы, вилась среди маленьких селений. Их также проезжали, не прячась. Да и кто смог бы узнать в этой худой, измотанной женщине с волосами, висящими паклей, прежнюю красавицу, которой она была до войны? Ну разве что цвет глаз остался тем же – синий, без примеси серого. Но у той, прежней, глаза сияли как лучики, а у этой они померкли, словно отгоревший уголёк.
Так и протряслись беглецы на ухабистой, разбитой грузовиками дороге пять часов.
Наконец далеко впереди взмыли ввысь две островерхие башни готического собора Пресвятой Девы Марии, самого внушительного здания в окрестностях, высотою аж пятьдесят девять метров.
Возница обернулся:
– Два километра осталось. Давайте, прячьтесь под рогожу.
Он остановил телегу и тщательно накрыл мать с мальчиком, примостив сверху корзины.
Опять закапал дождь. Серая пелена спустилась с неба, как по заказу убирая все посторонние глаза с улиц местечка.
Лошадь дотащила телегу прямо к дому. Под покровом быстро наступивших густых сумерек октябрьского короткого дня беглецы тихонько постучали в знакомый дом.
– Откройте, это я, Хая!
Их, видимо, ждали, так как дверь сразу распахнулась.
– Ой, вэй,– запричитала Женя*, сестра отца Арика, увлекая их в дом и захлопывая дверь.– Слава Давиду! Вы живы! Намокли как!
Вся семья – муж Жени, Исаак* и двое детей – сын Хаим* и дочь Голда* – бросились встречать приехавших.
Следующая Глава
http://proza.ru/2021/11/23/157
Назад к Главе 3
http://proza.ru/2021/11/23/154
Оглавление
http://proza.ru/2021/11/23/133