Палата номер 306
-------------------------------------
Из приемного покоя в стационар меня перевели только ночью.
Освободилось место. Я подумал, вряд ли больных выписывают по ночам, скорее всего кто-то умер и на это место сейчас положат меня.
Чувствовал я себя уже неплохо и хотел было идти в другой корпус пешком, но черный санитар сказал: «Сэр, вы отнимаете у меня работу».
Я согласился ехать на его разбитой четырехколесной тачке, но лежать как покойник, отказался, сел по-турецки. Он, посмеиваясь быстро покатил коляску по пустым коридорам кардиологического отделения. В ритме Take Five стучало колесо в каталке.
Палата номер 306 была двухместная. Возле окна в больничном балахоне с завязками на спине, уткнувшись в стекло лбом, словно ребенок, стоял человек. Он обернулся и сказал по-английски с сильным акцентом:
— I can't sleep. Afraid to die.
— Опять на сумасшедшего попал, — сказал я самому себе достаточно громко.
— Вы говорите по-русски, — обрадовался незнакомец. — Какое счастье. Поговорите со мной.
Я провел почти сутки в приемном отделении. Измучался, хотел спать. Спросил с досадой:
— О чем?
— О чем угодно.
- О жизни и смерти, — сказал я язвительно.
— Да, конечно, о жизни и смерти. У меня аневризма аорты. пятьдесят три сантиметра.
— Миллиметра, наверное, — сказал я.
— Если бы миллиметра, я бы не стал волноваться. Сантиметра.
— Пятьдесят три сантиметра — это половина метра, — мягко возразил я. - Где она там у вас поместится?
— А почему вы смотрите горизонтально, а что если она вертикально.
Нужно было срочно его как-то успокоить, в противном случае я мог получить веселую ночь в одной палате вместе с русскоговорящим психопатом.
— Представляете, какой ужас. Эта аневризма размером в полметра. Когда я думаю об этом, не могу уснуть. Я одинок перед лицом смерти. Он подошел ближе, и я увидел, что это красивый, крепкий еще мэн, лет пятидесяти.
— Мне страшно, — сказал он , - а вам не страшно?
- Страшно.
- Вы боитесь умереть?
— Боюсь, — признался я.
— А как у вас со сном?
— Плохо, принимаю снотворное.
— Как называется?
— Мелатонин.
— Какое красивое название.
Мелатонин был в дизайнерской пластиковой банке в виде разноцветных фигурных мармеладок. Совсем слабенький, по полтора миллиграмма. Отправляясь в больницу вместе со всеми лекарствами я всегда беру одну банку с собой.
— У вас много, дайте мне одну таблетку, - попросил он. - Если это стоит денег, я заплачу.
— Берите, — сказал я и вытряхнул из банки несколько на чистую салфетку.
- Ой, какие они красивые и разные, и звездочки и собачки. А какую лучше взять?
— Бери собачку, — доверительно сказал я, - звездочкой потом догонишься.
Он взял зеленую собачку и красную звездочку, сказал: «Прощайте», не жуя проглотил, лег в постель, накрылся с головой и сразу же уснул.
Назавтра в девять утра, когда меня увезли на процедуру, он еще спал. Я подумал, а что если он на самом деле - умер. Кого положат вместо него.
В двенадцать, когда измученного тяжелым тестом, меня привезли обратно, я застал своего соседа радостным, в компании четырех молодых и невозможно красивых женщин.
— Вот, он мой спаситель. Я вам о нем рассказывал! — воскликнул мой новый знакомый. - Вы были правы, — обратился он ко мне.
— В отношении чего? — спросил я, еще косным от действия наркотика, языком. Подумал: "Интересно, если это постнаркотическая галлюцинация, то что там происходит в реальности?".
— В отношении всего, — радостно сказал он. А эти ваши таблетки просто чудо. Я выспался. Не спал три дня, а сейчас, вы представить себе не можете, как я хорошо выспался.
Уходил наркоз, начиналась боль. Вид у меня был жалкий. Я дрожащими руками надел очки и, чтобы отвлечься, принялся разглядывал по-летнему легко бесстыдно одетых, женщин. Боже, как много - четыре.
В лучшие годы двумя я бы запросто мог овладеть, но четыре...
Я стал выбирать из этих четырех, двух.
У молодых женщин чувствителен приемник тайных мужских мыслей. Они все поняли, смутились засобирались, попрощались, он нежно поцеловал каждую. Ушли.
— Кто эти прекрасные девы? — спросил я, все еще не совсем уверенный в реальности происходящего.
— Мои дочери, — сказал он.
— У вас четыре дочери, вы счастливый отец.
— Три, - четвертая моя жена...