Лёха
Часть 1 База.
В тайге, среди сопок, на севере Иркутской области, на живописном берегу реки Киренги, затерялось село Новосёлово. Село небольшое, дворов два-дцать. Метров пятьдесят от воды, на высоком берегу тянется просёлочная дорога. По одну сторону стоят крепкие рубленные из лиственницы дома с обширными подворьями, банями, амбарами, за которыми просматриваются большие, даже по сельским меркам огороды. По другую сторону пологий спуск к реке. На спуске лежат перевёрнутые за ненадобностью самодельные и заводского изготовления лодки. Внизу у воды стоят рабочие лодки с моторами. Метров через пятнадцать – двадцать плавающие на тросах, сколоченные из брёвен, плотики. За селом с обеих сторон начинаются тропы, тропинки в тайгу, на выпаса, покосы, и другие, жизненно необходимые места. В метрах трехстах от села просматривается что-то напоминающее вертолётную площадку. Чтобы попасть на неё на транспорте, необходимо проехать километра два, объезжая протоки, старицы и другие естественные препятствия. В центре села стоит добротный бревенчатый дом, в котором расположена обитель культуры и досуга местных жителей, и иногда заезжающих гостей, клуб. Рядом, немного меньше, магазин смешанных товаров. В клубе находятся библиотека, почта, кабинет фельдшера, телефон для связи с районом. Пару раз в неделю крутят фильмы, которые вместе с почтой поставляют, летом глиссер, зимой по льду на лошадях. В межсезонье крутили одно и тоже. Иногда прилетал санитарный вертолёт, иногда лесники. Рядом с клубом, под утеплённым навесом стояла дизельная электростанция, которая досталась посёлку от геологов, работавших в этих краях до войны. За ней следят, чужих не подпускают. Летом её запускают по субботам и воскресеньям с десяти утра и до одиннадцати вечера. В это время все начинают стирать, гладить, заряжать, варить и многое другое. В рабочие дни все готовят на печках, сложенных из нескольких камней, сверху старая чугунная плита, труба из вёдер без дна. Такие печки стоят практически в каждом дворе. Зимой станция работала с восьми утра до десяти и вечером с шести до одиннадцати. В клубе стояло рассохшееся пианино, на котором тренькали все желающие, баян и гармошка в хорошем состоянии. Магазин был объектом пристального внимания не только местных жителей, но и иногда заезжающих или залетающих гостей. Полки в магазине ломились от разного товара. Из продуктов были различные мясные, рыбные, овощные и фруктовые консервы, соленья. Сахар, соль, мука в мешках. Курево, спички, и конечно, питьевой спирт и разные алкогольные напитки. Полный набор хозяйственных товаров. Несколько видов тканей. Одежда, обувь и прочие необходимые для жизни вещи. Здесь мы наткнулись на то, чего на материке давно уже не было. Завоз делали пару раз в год. Весной по большой воде и зимой, перед новым годом.
Интеллигенцию представляли почтальон, киномеханик, библиотекарь, фельдшер, продавец магазина и бригадир. Остальное население и мужская и женская половины были профессиональными промысловиками. У каждого в тайге были нарезаны охотугодья, построены зимовья с лабазами и банями. В каждом дворе и на улице было полно лаек.
Как-то сложилось, что баб в селе было больше чем мужиков. Кто-то не вернулся с войны, кто-то отслужив в армии решил не возвращаться в такую глушь. Библиотекарь и фельдшер были не замужними девицами. Отрабатывали после учёбы дипломы. Девки были ядрёные красавицы. Им бы по возрасту пора замуж, ребятишек рожать. Но против закона не попрёшь. Два года нужно отработать по направлению. Ребятишек было много. Начиная от ползающих и заканчивая допризывным возрастом.
Километра четыре вверх по течению на этом же берегу располагалась деревня Конец Луга. Там проживало шесть семей. Дальше выше по течению километров пятнадцать, напротив друг друга расположились два села Юхта и Улькан. Они были такими же как Новосёлово. На стрелке, вместе слияния рек Улькана и Киренги, километрах в трёх от Юхты, расположилось большое, по местным меркам, село Тарасово. Здесь располагалась контора охотопромыслового хозяйства, школа, сельский совет, фельдшерско-акушерский пункт, магазины, столовая.
Мы снимали под расположение экспедиции один из домов в Новосёлово. Хозяева, дядя Егор, лет семидесяти и его жена, тётя Маша, жили в большом бревенчатом доме. Из четырёх комнат, три пустовали. Дети разъехались, а хозяева не собирались расставаться с могилками своих предков. Одна комната для мужиков, другая для камералки, третья на всякий случай. Двор был большой, заросший травой муравой. Во дворе разместилась вся техника. Напротив дома был двухэтажный амбар. Там, на свободных площадях разместили экспедиционное имуществе, продукты.
Потихоньку обустраиваясь, ждали начальника экспедиции. Он должен был привезти топографические материалы, задание на работы. Часов в одиннадцать утра, начальник отряда Кучеров Анатолий Фёдорович, вернулся из клуба и сообщил, что сегодня прилетает начальник. Народ зашевелился. Натаскали в баню воды, накололи дров. Затопили. Сбегали в сельпо, так здесь называют магазины, купили водки Столичной, коньяку армянского из старых запасов. Достали из амбара доски. Сколотили стол, лавки. Сделали из жердей навес. Натянули над столом брезент.
Я пошёл проверить баню. Открыл дверь. В лицо ударил едкий дым. Баня топилась по чёрному. Помещение было метров шесть на шесть. На против двери, примерно около метра от пола был широкий полок. Слева над полком под потолком отдушина, заткнутая старой телогрейкой. Между дверью и полком, слева, было небольшое окно. Под окном широкая лавка. Справа от двери сложенная из валунов каменка. Над каменкой открытая отдушина, куда вытягивало дым. В каменке потрескивая, горели дрова. Что-то глухо постреливало. У каменки стояла литров на триста деревянная кадка наполненная водой. Из бочки в каменку шла труба. Я подошёл ближе. В бочке с интервалом секунд пятнадцать что-то булькало. Разглядев поближе, понял как это устроено. Один конец трубы заклёпан и замурован в каменку так, что этот конец висит над пламенем, а другой конец, немного выше заделан в кадку. Вода, нагретая в каменке выплёскивается в кадку, а холодная самотёком из кадки в заклёпанный конец. Так и идёт процесс нагревания воды. Рядом с каменкой стоит вторая кадка таких же размеров с холодной водой. Полок и пол сделаны из тёсаных полубрёвен. Когда строили, брали лиственницу от комля и расщепляли её на две половины клиньями. Потом, топором тесали до ровной поверхности. Ровной поверхностью укладывали на уложенные в одной плоскости жерди из той же лиственницы, и выравнивали топором в местах укладки на жерди. Жерди укладывали на выровненный дренирующий уплотнённый грунт. На них сверху, ровной поверхностью вверх укладывали полубрёвна. Получался долговечный пол. Аналогично, только без грунта, делали полки, лавки и так далее. Подкинув дров, пошёл во двор помогать остальным. Часам к трём всё было готово к приёму начальника. Погода была отличная. С утра светило солнце. Лёгкий ветерок потихоньку гасил жару. Не успевшие высохнуть после ночного дождя лужи, берег реки, и другие мокрые места, были покрыты белым ковром из бабочек.
Решили, пока нет вертолёта, небольшими партиями сходить в баню. Первыми пошли мы вчетвером. Набрали в колодце, который находился рядом с баней, ледяной воды на каждого по два ведра и поставили у предбанника. Открыли настежь двери, вытащили кляпы и заглушки. Из каменки выгребли и веником из полыни вымели золу. Ковшиком, набирая из кадки горячую воду, обдали разогретые стены, потолок, полок, пол. Вместе с паром вылетела вся сажа. Запарили в предбаннике берёзовые веники, и пошли мыться. Пока мылись, баня проветрилась. Сполоснулись. Закрыли двери, заткнули кляпы и заглушки. Я взял ковшик, набрал примерно треть горячей воды и плеснул на каменку. Вода, не долетев до разогретых валунов, превратилась в пар. В бане резко поднялась жара. Посидев немного, начали потеть. Потихоньку привыкли к жаре. Занесли веники и начали париться. Кто-то схватил ковшик, и, набрав воды, поддал. Двое спрыгнули на пол. Мы с Валерой продолжали ещё пару минут париться на полке. Потом выскочили на улицу. Я схватил ведро с колодезной водой и махом вылил на себя. Тут же опрокинул второе. Разо-гретое в бане тело начало покалывать от ледяной воды. Стало как-то легко. Парни, один за другим проделали тоже самое. Процесс продолжался раз пять, или шесть, не помню. Кто-то принёс пятилитровый чайник заваренного крепкого чая, прокрученную с сахаром бруснику, мёд, сахар, кружки. Попив чайку, пропотев окончательно, пошли на последний заход. Напарившись и ополоснувшись тёплой водой, разбавленной настоем от берёзовых веников, легко одевшись, пошли полежать на раскинутые по траве, спальники.
Постепенно в баню сходили все. Жару и воды осталось ещё человек на де-сять.
Часть 2 Тамара
Вечерело. Солнце неумолимо продолжало приближаться к вершинам сопок. На часах шёл восьмой час вечера. Собрались за столом. Нарезали хлеб, сыр. Разлили по мискам наваристую уху из хариуса и ленка, расставили стаканы. Послали мужика в погреб за охлаждённой водкой, как вдруг за сопками, вниз по течению, послышался знакомый, сначала слабый, а потом постепенно нарастающий звук вертолёта. Мы с водителем запрыгнули в ГАЗ 69, и поехали на вертолётку. Вертолёт, сделав круг, пошёл на посадку. Подъехали как раз в тот момент, когда вертолёт приземлился. Немного поработав, лопасти винтов остановились. Значит, прилетел с ночевьём. Дверь открылась. Штурман установил трап и спустился на землю. Следом за ним появился Игорь Игнатьевич, начальник экспедиции. В руках он держал плащ, переброшенный через руку. В правой руке рюкзак. Следом за ним главный геофизик, главный гидролог института, геолог из отдела изысканий, мужичёк ниже среднего роста, одетый на по сезону, в телогрейке, шапке – ушанке с мешком вместо рюкзака, вертолётчик. Поприветствовав друг друга, молча перекурили. Подождали пока вертолётчики зачехляли вертолёт, сели в машину и поехали на базу. Я оказался на боковой сидушке рядом с симпатичной блондинистой, постоянно улыбающейся девушкой. Я представился: - Виктор, и протянул ей свою руку. В полевых условиях некоторые отступления от этикета допускаются. Она протянула свою: - Тамара. Ладошка у неё была мягкая, тёплая. От неё исходили мощные флюиды. Мы это как-то оба почувствовали и непроизвольно плотнее придвинулись друг к другу. Игорь Игнатьевич взглянул на нас, улыбнулся: - Видишь, Тамара. А ты переживала, что с тоски помрёшь. Все дружно засмеялись. Так незаметно, прыгая по ухабам, подъехали к базе. Ворота открылись, и мы заехали на базу. Народ обступил начальника. Он неторопливо поздоровался за руку со всеми. Представил всех, кто с ним прилетел. Раздал всем, что привёз из Новосибирска. Анатолию Фёдоровичу передал записку. Устно добавил: - Завтра вертолётом полетишь в Усть-Кут. Пове-зёшь в институт полевые материалы, порешаешь все домашние дела и назад. Даю тебе две недели.
Тамара, узнав от меня про баню, объявила всем: В баню я первая. И не дожидаясь ответа, достав из рюкзака всё необходимое, пошла мыться. Остальные принялись располагаться кто где. Главный геофизик и геолог полезли на сеновал, где уже лежал мой спальник. Игорь Игнатьевич в избу в свободную комнату вместе с вертолётчиками. Лёха пошёл устраиваться в амбар. Начальник распорядился выдать ему со склада рюкзак, спальник, пару вкладышей. Лёха аккуратно свернул рюкзак и засунул его в мешок. Спальник кинул на пол в амбаре.
Пока суть да дело, все потихоньку сполоснулись с дороги и сели за стол. Налили стаканы. Игорь Игнатьевич сказал тост: - Ну что, мужики! Работы непочатый край! Дай Бог управиться до осени. Всех с началом полевых работ! Стаканы дружно звякнули. Все выпили стоя, кроме Лёхи. Он стоял со всеми, держа стакан в руке. Дождался когда все выпьют. Поставил стакан на стол. Сел. Начальник мне незаметно кивнул, типа не обращай внимания. После третьего стакана все вдруг разговорились. Кто-то сходил в клуб. Принёс баян. Чуть позже появились библиотекарь Светлана, и красавица Татьяна, местный фельдшер. Я взял баян и началось. Танцы, манцы, обжиманцы. Принесли откуда-то гитару. Все вдруг переключились на песни. Когда совсем стемнело, подключили к аккумулятору тракторную фару и подвесили её на шест. Сколько продолжалось веселье не помню. Мы с Тамарой отошли от стола и сели на ступеньку крыльца. Я потянулся её обнять. Она, улыбаясь, упёрлась рукой мне в грудь – Куда торопишься? Завтра с тобой пойдём в заход дня на три. Время будет много. А вообще это моя последняя в этом году командировка. Через две недели я выхожу замуж за главного механика института, и все командировки на этом заканчиваются. Последнее меня остановило. Отец с матерью воспитывали нас, что семья святое. И хотя говорят, что женщина всегда виновата, мужчина в этом деле играет не последнюю роль. Посидев с Тамарой ещё несколько минут, я ушёл к столу, а она незаметно для всех ушла спать.
Проснулся утром на сеновале. С одной стороны лежал неразвёрнутый спальник Николая, нашего геолога. Говорят Татьяна его увела к себе. С другой стороны, подперев голову рукой, не вылезая из спальника, улыбаясь, смотрел на меня Якущенко, главный геофизик. Я попытался оторвать голову от подушки. Но не тут-то было. Всё болело. Особенно голова. При любой попытке пошевелиться начинало подташнивать. Якущенко достал из бумажного пакета откупоренную бутылку коньяка, пару мельхиоровых рюмок, лимон. Придвинул ко мне какую-то доску. Всё аккуратно разложил и расставил на доске. Налил в рюмки коньяк и предложил выпить. Меня от одного вида коньяка начинало мутить. Он посмотрел на меня: - Выпей. Тебе сразу легче будет. А потом поговорим. Мне пришлось подчиниться. Только я опрокинул рюмку в рот, как её содержимое тут же вылетело наружу. Хорошо, что успел голову отвернуть. Он засмеялся. Налил снова рюмку – Давай. Сейчас пойдёт. Сказал он утвердительно. Я взял рюмку и сделал вторую попытку. Коньяк, почему-то медленно, согревая всё в груди, пошёл по назначению. Закусили лимоном. Через несколько минут мне полегчало. Я предложил повторить. Он, улыбаясь, закрыл бутылку, сложил всё в пакет. Пакет в рюкзак: - Хорошего помаленьку, сказал он, и мы спустились во двор. Народ ещё спал. Заварили крепкий кофе, взяли полотенца, сигареты и пошли в баню. Искупнулись и сидя у бани на бревне закурили. Крепкий кофе окончательно привёл в чувство. Якущенко, сделав очередной глоток, спросил: - Ты как сюда попал? Я вчера вечером внимательно следил за тобой. Ты не такой как все. Тебе нужно учиться. Учиться всему, в том числе жить. Во первых ты не умеешь пить. Нужно знать основное правило, где, сколько, как и с кем можно и даже нужно пить. Если этого не знаешь, лучше не пить совсем. Напиваться как ты вчера можно только дома, или у самого преданного тебе друга, если в этом есть необходимость. Компанию, в которую ты попал преднамеренно или случайно, нужно поддерживать. Поднял вместе со всеми стакан, подождал когда все выпьют и поставил. Воспитанные обострять на этом внимание не будут, а на остальных не нужно обращать внимание. Так в непринуждённой беседе я узнал много полезного для себя.
Народ потихоньку просыпаясь, потянулся к бане сполоснуться. Самый по-следний пришёл Лёха. Бросил кукан с рыбой в траву, примостил удочку под карниз предбанника. Закурил. Я посмотрел ему в глаза. Он улыбнулся. Кивнул головой на кукан. – Часов с пяти неплохо брало. Сейчас как отрезало – сказал он. Я поднял кукан. Килограмм семь будет. Пару средних ленков, остальные харюза. Быстренько развели костёр, поставили казан, кинули картошки, луку, лаврухи. В кипящую воду бросили чищенную, промытую в холодной воде рыбу. Минут через сорок уха была готова. Быстро собрали на стол. Кто-то достал бутылку и вопросительно посмотрел на начальника. Игорь Игнатьевич отрицательно покачал головой. Бутылка тут же исчезла.
После завтрака, не вставая из-за стола, провели планёрку. Анатолия Федоровича отправили вертолётом в Усть-Кут и далее в Новосибирск в институт сдавать отчёты, с оговоркой не более двух недель. Меня с гидрологом на маршрут дня на три-четыре обследовать трассу будущёй ЛЭП, которую проектировал наш институт для БАМа. Усть-илимская ГЭС должна была обеспечить электроэнергией Западный участок. Остальных начальник оставил в своём распоряжении для подготовки высадки отрядов от реки Юхтеи, в верх по реке Кунерме, и за перевал Даван.
Мы с Тамарой взяли самое необходимое. Тэнт от палатки, пуховой спальный мешок, котелок, пару кружек, разных продуктовых пакетиков, тушёнки по три банки, сухарей, заварки, курева, спичек. Я взял ружьё, патроны, топор, капроновую верёвку метров пятьдесят. Тамара захватила полевые журналы, карты. Перекусив, выдвинулись на берег. Там нас ждала казанка с двадцатым Вихрём. Провожать пошли практически всей базой. Такова была традиция. Тайга есть тайга. Оттолкнувшись шестом от берега, хозяин лодки завёл мотор, и мы пошли вверх по течению. Часа через три, петляя по протокам, причалили к берегу. Я разгрузил лодку. Перекурили на топляке. Хозяин прыгнул в лодку, оттолкнулся шестом от берега, и поплыл назад.
Мы остались одни. Времени было в обрез. Нужно было до заката пройти километров двенадцать до первого пересечения трассы с водотоком. Я взвалил на плечи рюкзак. Повесил на шею ружьё, и мы двинули вперёд. Через полчаса вышли на трассу, если это можно так назвать. Трасса, это визирка, порубленная в тайге, а по простому – просека шириной один, полтора метра, по которой проходит ось будущей высоковольтной линии. Визирку мы рубили в феврале, марте. Снегу было в то время, где по пояс, где по грудь. Высота пней соответствовала толщине снежного покрова. Особенно тяжело было при переходе водотоков. Слава богу, их было не много. Так продираясь сквозь чащу, петляя между пнями, мы к вечеру добрались до первого водотока. Пока Тамара делала свои замеры, рисовала схему пересечения, высчитывала скорость течения, определяла по следам на деревьях и кустах предполагаемый максимальный уровень паводка, я метрах в тридцати от визирки на возвышенности, на берегу водотока нашёл поляну. Вырубил из тальника несколько шестов. Соорудил каркас и натянул полог. С одной стороны полог представлял навес, с другой стороны скос до земли. Перед навесом из колод сложил нодью. С торца нодьи разжег костёр. Набрал пару котелков воды и повесил над костром. Не спеша приготовил ужин. Нарубил под навес пихтового лапника. В сумерках пришла Тамара. Перекусив, выкурив по сигарете, начали укладываться спать. Тамара устроилась в спальнике на лапнике, я сгрёб у костра в кучу прошлогодние сухие листья, хвою, сосновые шишки. Надел телогрейку. Бросил под голову рюкзак. Ружьё зарядил картечью и положил под плащ, которым накрылся. Через пару минут уснул. Проснулся от прикосновения тёплого ветерка. В те годы я спал чутко. Открыл глаза. Сквозь предрассветные сумерки начинали проступать контуры деревьев. Рядом со мной, уткнувшись мне в плечё, спала Тамара. Она переместилась ко мне вместе с лапником в спальнике. Я аккуратно, чтобы её не потревожить, встал. Нодья потихоньку тлела. Между брёвнами разными цветами от белого до темно-красного переливался жар. Иногда наружу выбивались языки пламени. Палкой сгрёб в кучу горящие головёшки, присунул к ним котелок с остатками ужина. Из другого котелка выплеснул заварку. Сполоснул, набрал свежей воды, и повесил над костром. Нашёл в рюкзаке растворимый кофе, сухое молоко, сахар, хлеб, банку югославской буженины. Приготовил кофе. К кофе по паре бутербродов. Когда было всё готово, направился будить Тамару. Она быстро вскочила. Пошла к водотоку. Умылась. Перекусили. Пока я собирал рюкзак, тушил костёр, Тамара, в обнимку с котелком ушла в ближайшие кусты по своим делам. Минут через двадцать, наметив маршрут, мы двинулись вперёд. Местами визирка пересекала поляны, мари. Дела пошли быстрее. Добрались до самой широкой протоки. Ширина метров двадцать пять. Глубина метра три, четыре. С берега начиналась глубина. Вода была прозрачная. На дне ещё лежал сплошной, белым пластом, лёд. Решили сделать привал. Соорудил небольшой костерок. Разогрел тушёнку, заварил чайку. Перекусили. Тамара, не торопясь, достала свои приборы, журналы и занялась делом. Я пошёл искать возможную переправу. Метрах в ста от визирки наткнулся на заброшенный зимник. По-видимому, здесь прошедшей зимой возили материалы, горючее, для высадившихся в Кунерме, на Даване, строительных бригад. На берегу наткнулся на какие-то щиты, сколоченные из досок. Наверное в пургу слетели. Поработав немного топором, сколотил подобие плота. С помощью срубленного шеста доплыл до места стоянки. Тамара, закончив замеры, обрабатывала журналы. Я не спеша собрал рюкзак, другое имущество, загрузил на плот. Встал сам. Плот предательски начал погружаться в воду. Я спрыгнул, придерживая его шестом. Достал верёвку, размотал. Получилось около шестидесяти махов. Верёвку сложил вдвое. Середину верёвки привязал надёжно к плоту. Один конец закрепил на берегу, другой обвязал вокруг себя. Тамара, улыбаясь, наблюдала за мной. Объяснил ей, как будем переплавляться. Я переплыву на другой берег вплавь. Перетащу плот с вещами. Выгружу. Она за второй конец верёвки перетащит плот к себе. Отвяжет верёвку на берегу, сядет на плот, и я её перетащу на свой берег. Так и сделали. Я разделся до трусов. Вещи, ружьё увязал на плоту. Потрогал босой ногой ледяную воду, вдохнул, и, резко оттолкнувшись от берега, нырнул. Ледяная вода обожгла тело. Я вынырнул, и понял, что чего-то не хватает. Посмотрел вниз. Большое тёмное пятно медленно опускалось на лёд. Глубоко вздохнув, нырнул, и интенсивно работая ногами и руками, почти у дна, поймал свои трусы. Вынырнул, и держа одной рукой трусы поплыл к берегу. Наверное это всё происходило быстро. Для меня показалась вечность. Вылез на берег, по известным причинам, спиной к противоположному берегу, выжал и надел трусы. Наверное резинка ослабла, когда нырял. Тамара стояла и смотрела на меня удивлёнными глазами. Потом прикрыла рот ладошкой, и, рассмеялась от души. Такого смеха я в своей жизни не видел не до, не после.
Закончив с переправой, двинулись дальше. Ночевали на нашей зимней сто-янке. До реки оставалось километров двенадцать. Натянув полог на каркас от палатки, развёл костёр. Заварил крепкий чай. Сели на бревно у костра. Вдруг на меня наплыли непонятные до этого чувства. Тамара обняла меня за плечи. Я обнял её одной рукой за талию, другой за шею. Мы неожиданно свалились с бревна. Я своими губами искал её губы. Вдруг она неожиданно слегка отодвинула меня, и, улыбаясь своими смешливыми глазами, тихо сказала: - И не думай даже. Мы с тобой просто друзья. Друзья и всё. Понял? Я кивнул в знак согласия, и разжал руки. Всё быстро прошло.
На следующий день, утром, проснулся от того, что кто-то щекотал мне под носом травинкой. Я вскочил. Тамара, сидя на бревне, улыбаясь, протягивала мне кружку крепкого, настоящего, заваренного на костре кофе: - Держи, соня. Ласково сказала она. Я выпил кофе, умылся из ручья, и мы пошли дальше, к основному руслу реки. Там, согласно договорённости с двух часов нас должна ждать лодка.
После обеда подошли к обусловленному месту. Воткнувшись носом в берег, стояла привязанная фалом к коряге, моторная лодка. Рядом, на продуваемой от мошки и комаров косе горел костерок. На палке висел котелок, в котором булькала вода. Хозяин лодки варил на местных травах и кореньях таёжный чай. Раскинув у костерка на гальку полог, вытряхнули все наши съестные запасы. Тамара быстро наделала бутербродов, помыла кружки. К этому времени подоспел чай. Хозяин лодки разлил его по кружкам. Перекусили. Крошки и остатки пищи стряхнули с полога на гальку птичкам и разным зверушкам. Достали сигареты, прикурили от костра. Хозяин лодки разделил остатки чая поровну. Докурив, раскидали костерок палкой по косе, загрузились в лодку и двинули в сторону базы. Обратно плыли быстрее. Помогало течение. Через пару часов из-за поворота реки слева появился высокий берег с добротными домами. Лодка воткнулась в берег. Я забрал вещи, и мы пошли на базу.
У калитки нас встречал Игорь Игнатьевич. – Ну как? Всё успели? – Улыбаясь спросил он. Да, Игорь Игнатьевич, всё. – ответила Тамара, и пошла в избу. – Ну как, устал? Спросил он меня. Всё нормально – Ответил я. Собирайся. Поедешь в Новосибирск. Проводишь Тамару с её оборудованием, а на обратном пути захватишь со склада приборы и кое-какое имущество. Я тут список подготовил. В институте знают. Я в знак согласия кивнул головой. – Тогда собирайся и Тамаре скажи. Часа через три прилетит вертолёт. Отвезёт вас в Усть-Кут. Там вечерним поездом в купе поедете вдвоём до Новосибирска. Посторонних не будет. Сам знаешь, документация для служебного пользования. Смотри там, внимательней будь. Свои вещи оставишь здесь, на базе. Я вас всех здесь дождусь.
Через пару часов, упаковав документы, приборы, мы сидели с Тамарой на крыльце. Остальные напротив, кто на бревне, кто лежал на траве. Потихоньку покуривая вели разговор ни о чём. Послышался звук шлёпающих лопастей. Мы, попрощавшись с друзьями, сели в машину и на вертолётку. Подъехали как раз, когда вертолёт садился. Открылась дверь, опустился трап. Мы быстро закинули в салон всё, что было, поднялись сами. Трап быстро забросили в салон, закрыли дверь. Вертолёт, набирая обороты, медленно оторвался от земли. И набирая скорость, начал подниматься. Сделав круг, пошёл в направлении Усть-Кута. Через пару часов мы уже были в аэропорту и ещё минут через тридцать на железнодорожном вокзале станции Лена. Было интересно. Город назвали Усть-Кут, по месту впадения речушки Кута в реку Лена. Железнодорожную станцию назвали по названию реки Лена, а речной порт почему-то Осетрово. Поездами до станции Лена поставляли строительные материалы, горючее, промышленные и продовольственные товары, оборудование и всё необходимое для жизни. Всё это выгружалось на крупной в Восточной Сибири базе. С наступлением навигации и до её закрытия, всё это грузилось на баржи и отправлялось вниз по Лене до Якутска.
Через полчаса подали поезд. Мы разместились в купе. Документы положили в рундук под сиденьем, остальное разложили на верхних полках. Себе постелили на нижних полках. Минут через тридцать поезд тронулся. За окном быстро темнело. Через некоторое время появился проводник. Симпатичная женщина в форме проводника попросила наши билеты. Предложила чай. От чая мы не отказались. После чаепития наступила тишина. Я разделся и лёг спать, отвернувшись к стене.
Проснулся от того, что солнце светило прямо в глаза. Была какая-то тишина. В купе никого не было. Я быстро оделся и вышел из купе. Напротив нашего вагона на здании было написано Тайшет. На часах, висевших на здании, было десять часов московского времени. Или три часа местного. Тамара стояла на перроне с проводником о чём-то рассказывала. Время от времени они обе переходили на смех. Поезд стоял около часа. Нас перецепили к какому-то скорому и мы помчались совершенно с другой скоростью в сторону Новосибирска. Ночью проехали Красноярск. Утром Кемерово, и ближе к вечеру были в Новосибирске. На перроне нас встречал главный механик института, жених Тамары. Он помог нам отнести вещи в машину. Подвёз к институту. Я выгрузил документацию, захватил свой рюкзак, и, распрощавшись, зашёл в институт. Охранник дал мне ключи от ночлежки. Сложив документы и переодевшись в цивильное, пошёл в ресторан «Интурист», который располагался напротив через дорогу. Народу было немного. Сел за свободный столик у окна. Закурил. Открыл меню. Минут через пятнадцать ко мне подошла официантка с записной книжкой. Я заказал какое-то мясо в горшочке, бутылку пива. Потихоньку, попивая пивко, покуривая сигаретку, отходил от таёжной жизни. Часов в восемь вечера появились музыканты. Поиздевавшись над инструментами, с кислыми рожами, спели для разминки затёртый тогда шлягер «Ах Одесса, жемчужина у моря…». Какие-то, слегка подпитые девицы заказали «Семь сорок», и встав в кружок возле музыкантов, лихо сплясали. Официантка убрала со стола. Я заказал какой-то десерт и кофе. Так незаметно пролетело время. Часов в десять вечера рассчитался и направился к выходу. Официантка немного замешкалась, и как бы между делом, шепнула – через час заканчиваю Живу одна. – Не сегодня, ответил я и вышел из ресторана. Был тёплый летний вечер. Народу было мало. Над театром оперы и балета висела луна. Подошёл к автомату, нашёл в кармане три копейки. Автомат наполнил мне до краёв стакан холодной газировкой с грушевым сиропом. Неспеша, мелкими глотками, растягивая удовольствие, выпил до дна. Стакан поставил на место и пошёл спать.
Фёдорович
Утром, проснувшись в ночлежке, привёл себя в порядок. Побрился, принял душ. Погладил новую рубашку. Одел костюм, галстук, новые туфли маде ин Япония с квадратными плоскими носами, яркие в крупную клетку носки. Вышел на лестничную площадку. На часах над головой охранника было половина восьмого. У охранника, толи от моего вида, толи от выпитого пива, принесённого мной ему вечером из ресторана, отпала нижняя челюсть. Он услужливо открыл мне дверь на улицу. На крыльце никого не было. Народ потихоньку заполнял улицу. Все спешили на работу к восьми. Хлебный магазин, расположенный рядом с институтом уже был открыт. Внутри было просторно. Витрины, прилавки, стеллажи были заполнены хлебобулочными, кондитерскими изделиями, продуктами к чаю, разными сортами чая и кофе. Справа от входной двери, на небольшом возвышении располагался кафетерий. Я поднялся на возвышение и подошёл к кассе. Девушка пробила кофе с молоком, бутерброд с маслом, сыром и бутерброд с корейкой. Я отдал ей копеек сорок или пятьдесят, не помню. Через минуту мне подали заказ. Здесь же за столиком перекусил и пошёл работать. Забрал в ночлежке документы и пошёл в отдел изысканий. Зашёл в кабинет начальника отдела. Он сидел за столом с газетой в руках. На подоконнике всхлипывала кофеварка. Такие тогда были у всех. В пепельнице дымилась сигарета. Через приоткрытое окно доносился шум начинающегося рабочего дня. Начальник, Холодарь Владимир Иванович, поднял на меня глаза и жестом предложил сесть на стоящий у стола стул. Пододвинул ко мне пепельницу. Аккуратно сложил газету и положил под столешницу. Достал из тумбочки две чашки, сахарницу с рафинадом, поставил на стол. Разлил кофе по чашкам. Одну чашку придвинул мне. Хлебнув из своей чашки, посмотрел на меня: - Рассказывай. Как работа, как дела. Что успели сделать. Да, кстати, документы привёз? Давай сюда. Когда приехали? Где остановился? Я рассказал ему всё по порядку. – Ладно. Остановил меня жестом. – Поживёшь неделю в ночлежке. Сегодня отдыхай. Сходи в кино. Сейчас в городе идут по обмену японские фильмы. А завтра с утра подойдёшь в рабочем. Поедешь на базу комплектовать то, что запросил Зраевский. Утром подъедет Кучеров Анатолий Фёдорович. Поедете с ним.
Утром в отделе меня ждал Анатолий Фёдорович. Пообщались пару минут, и поехали на служебной машине на базу, которая находилась в районе Пашино. На базе нас уже ждал заведующий складом, который время даром не терял. Часть оборудования, материалов, снаряжения и спецодежды уже аккуратно сложенными штабелями лежало у дверей склада. Анатолий Фёдорович, держа в левой руке перечень необходимого, правая была перевязана и висела на подвязке через плечё, читал по перечню. Я проверял целостность и пригодность к работе. После проверки всё укладывалось в ящики и тюки, упаковывалось и опечатывалось экспедиционной печатью.
С Анатолием Фёдоровичем мы познакомились в январе, когда он формировал отряд для решения задачи обеспечения будущей Байкало-Амурской железнодорожной магистрали электроэнергией от Усть-Илимской ГЭС. За год до нашей встречи экспедиция № 1 в составе которой находился и отряд Анатолия Кучера, прошла с изысканиями от Усть-Кута до села Новосёлово Казачинского района. Мы начали работы в феврале 1975 года от Новосёлово в сторону Нижнеангарска. Что-то зимой успели сделать, что-то перенесли на летний период.
Анатолий был крепким коренастым мужиком, ниже среднего роста. Носил окладистую бороду. От глухоты разговаривал громко. С непривычки казалось, что он кричит. На самом деле это был грамотный специалист, обладающий недюжинной выдержкой. За дело мог отругать по полной. Отходил быстро. До тебя только начинало доходить, а он уже улыбался, хлопал по плечу, и начинал разговор на другую тему. Он научил меня работать эффективно, с полной отдачей. И заработок у нас, естественно был самый высокий в экспедиции.
К концу рабочего дня закончили комплектацию. На следующий день отвезли всё на товарную станцию и отправили до станции Лена багажом. Договорились с Анатолием Фёдоровичем о дне вылета и разъехались каждый по своим делам. Через пару дней мы подлетали к Братску. Там поездом до станции Лена, и дальше, загрузив багаж, вертолётом до базы экспедиции в Новосёлово, Казачинского района.
На базе нас ждал начальник экспедиции. Изложив суть вопроса и планы на дальнейшую работу, Игорь Игнатьевич улетел тем же вертолётом в Усть-Кут и дальше в Новосибирск. Кучер представил мне нового сотрудника отряда: «Это Лёха. Он будет работать в нашем отряде. Ещё будет Валера Марущак». Лёха, не смотря, что на дворе был конец июня, стояла жара, одет был в болотные сапоги, телогрейку, шапку-ушанку с завёрнутыми на верх ушами. Из под телогрейки торчал обрез мелкашки. На плече висело несколько наточенных цепей от бензопилы. «У Лёхи бензопила, так что просеки рубить будет легче», сказал Анатолий Фёдорович.
Когда все угомонились и разошлись по своим делам, Лёха подошёл ко мне и предложил пострелять из его обреза, если я найду мелкашечных патронов. Предложение было принято. Я попросил у Валеры, водителя ГАЗ-69 ключи и поехал в соседнюю деревню с интересным названием Конец Луга. В деревне на то время проживало пять семей. У одних мы зимой стояли и я ходил с хозяином дядей Володей на охоту на лося.
По дороге заехал в местный магазин смешанных товаров. Чего только там не было. А было там даже то, что уже в крупных городах и посёлках лет пять не встречалось. Для дяди Володи взял бутылку водки Столичной, для Тёти Оли бутылку Каберне, немного шоколадных конфет и железную банку Тихоокеанской селёдки. На складе экспедиции, в счёт своего пайка, пару банок тушенки. Дядя Володя с тётей Олей встретили меня как родного. Накрыли стол, затопили баню. Посидев немного за столом, мы с дядей Вовой вышли на крыльцо покурить. «У тебя, помню зимой, была мелкашка промысловая?» - спросил я. « Так я её сдал в заготовительную контору. Как исполнилось семьдесят лет, так я её и сдал», как бы оправдываясь, произнёс дядя Володя. «Слушай, а патроны ты тоже сдал?», спросил я его. «Нет. Дома лежат. Они прошлогодние. Хотел выкинуть. Потом передумал. А что, надо?» «Было бы не плохо. Товарищ у нас появился с обрезом, а с патронами сам знаешь, в тайге напряг».Дядя Володя встал, отряхнул по привычке штаны и ушёл в амбар. Минут через десять подошёл с каким-то свёртком: «На, держи. Мне они без надобности». Я развёрнул промасленную тряпицу. В ней лежало пачек десять не распечатанных усиленных мелкашечных патронов. Одиннадцатая пачка была вскрыта. Внутри лежали обсаленные патроны, предназначенные для длительного хранения и использования в любых условиях. Сполоснув с себя дорожную пыль, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, уехал назад, в Новосёлово.
Набрав старых журналов, пустых банок из-под тушёнки, мы с Лёхой уехали на вертолётную площадку, подальше от села. Я дал ему начатую пачку. Он зарезервировал пяток патронов, зарядил один, прицелился и выстрелил метров на пятьдесят в донышко банки из под тушёнки. Банка подпрыгнула. Лёха дал стрельнуть мне. После моего выстрела банка тоже подпрыгнула. Лёха сбегал за ней. На донышке красовались два отверстия от попадания пуль. «Ты где учился стрелять?» - спросил Лёха. «Я с детства охотник» - ответил я, протягивая ему нераспечатанную пачку патронов. Глаза его засветились. «Это мне?» «Нет. Это нам с тобой», ответил я.
Дня через два нас забросили на Стрелку, место, где Кунерма сливается с Дельбичиндой. Место было достаточно высокое. Большая поляна напоминала поле, засеянное полевыми цветами. На поляне стояли два зимовья. Одно постройки ориентировочно тридцатых годов, другое по внешнему виду было срублено недавно. Внизу, на берегу Кунермы, стояла банька, рубленная из толстых лиственниц в четыре венца. Внутри высота до потолка была около двух метров. Слева в углу у двери сложен очаг из крупных валунов, деревянная кадка литров на двести пятьдесят. К речке, под самым потолком, располагалось небольшое отверстие – отдушина, ниже, чуть больше оконце для света. У противоположной стены полок из расщеплённых вдоль брёвен, строганных топором. Полы и потолок выполнены в таком же стиле. Выход из бани упирался в плёсину, образованную, трёхметровым водопадом, и ямой под ним, метра два глубины. Чтобы попариться в этой бане. Необходимо было топить её часов шесть, семь. Баня топилась по чёрному. Но это уже не важно. Кто работал в экспедиции или просто занимался любыми другими делами в тайге, знает, насколько ценное это чудо.
Поставили палатки, подготовили место под кострище. Перекусили. К вечеру с гор спустились мужики с окладистыми бородами – хозяева зимовий. Как выяснилось позже, это были сотрудники Гидрографической партии СССР из Иркутска. Парни изучали бассейн реки Лена, куда через реки Улькан и Киренга впадала Кунерма. Так прошёл первый день на стрелке.
Утром, чуть свет, перекусив, направились вниз по течению километров на пять, к началу нашего участка трассирования трассы будущей ЛЭП. Через пару часов были на месте. Анатолий Фёдорович установил теодолит над точкой, задал направление, и мы приступили к рубке просеки метра полтора – два шириной. Лёха завёл бензопилу, поставил в горбовик банку с запасом бензина на день, и начал «косить» деревья по створу толщиной от десяти сантиметров и более. Работа сразу пошла веселее. Мы с Валерой еле успевали за Лёхой рубить мелочь, кустарники, ставить визирные вешки. Через пару часов решили сделать минут на двадцать перекур. У какого-то родника разожгли небольшой костерок, заварили купеческого чаю, открыли банку паштета. Пока мы перекуривали сидя у костра, Лёха куда-то исчез. Минут через двадцать кусты раздвинулись и на свет божий явился Алексей с куканом в руке. На кукане, переливаясь на солнце мокрой чешуёй, висело с десяток хариусов грамм по триста – четыреста каждый. Лёха хлебнул из своей кружки остывшего чайку и за пару минут попорол рыбу, пересыпал солью и сложил в прорезиненный пакет. За день мы обычно проходили километр, полтора от силы. Сегодня, благодаря Алексею, мы прошли более двух километров просеки.
Вечером, после ужина, Алексей отвёл меня в сторону и показал свою шапку – ушанку. Это был полный набор снастей для ловли любой рыбы в таёжных реках. На затылке, между подкладкой и покрывным материалом пряталось несколько мотков лески разной толщины и длины. В левом ухе, в распоротом ножом шве, хранились разноцветные нитки, кусочки шерсти диких животных и перья разных птиц. В аналогичном отверстии правого уха шапки, бережно завёрнутые в кусочки целлофана, лежали различные рыболовные крючки. Самое главное располагалось за козырьком шапки. Там были, готовые на все случаи жизни, мушки с привязанными поводками. Я тоже умел вязать мушки, как мне казалось. Но таких мушек как у Лёхи, я ещё не видел. Лёха по глазам прочитал мои мысли: «Хочешь научу?» спросил он.
«Принимается» ответил я. «Ну смотри. Что падает на воду? А на воду падают листья, мусор разный. А ещё падают всякие насекомые, которых очень любит рыба. Ситуация, как и погода постоянно меняется. Сегодня моросит дождь, и насекомые прячутся в траве. А некоторые наоборот любят дождь, и сидят на, или под мокрыми листьями, например мотыль-мокрец». Так незаметно и просто мог объяснять только профи.
Однажды идём с Лёхой потихоньку на своё стойбище. Так мы называли палатку на берегу речки под названием Гоуджекит. У меня за спиной рюкзак с образцами из шурфов, у Лёхи кайло, лом, лопата штык и лопата подборка. Кругом тайга. Ветерок в вершинах шумит. Вышли на протоку. Сбросили с себя сбрую, решили чайку заварить. Вдруг из-за куста: "Сука, опять ушёл". Прошли метров пять, а там, за кустом, человек шесть с удочками стоят. У Лёхи глаз намётан. Плюнул на палец, покрутил руку, определил откуда ветер дует. Отвернул козырёк у своей зимней шапки, достал на ощупь пару мушек. Одну мне, одну себе. Срезали по ветке тальника на удилища, смастерили простенькие удочки, забросили. Не успели мушки на воду пасть, раз и по харюску грамм по триста. И снова, и снова... Мужики обалдели на том берегу. А мы с Лёхой, пока чай заваривался, натаскали мешок из прорезиненной ткани ведра на два, чайку попили, и на стойбище, рыбу солить...
Так в работе незаметно пролетели недели три. Мы с геодезией ушли за перевал Даван. Я научился делать мушки по подобию реальных насекомых, ловить хариуса любыми способами. Прилетела Тамара, наш экспедиционный геофизик с Анатолием, помощником. Пока Анатолий Кучер обрабатывал журналы, мы с Лёхой за неделю помогли геофизикам пробить трассу, и заработали на этом рублей по триста. Дня через три прилетел вертолёт. Привёз Николая, экспедиционного геолога с инструментами, забрал геофизика с помощником. На следующий день мы втроём, я Лёха и Николай ушли на маршрут дня на три – четыре. Николай обследовал обрывы, размывы, участки трассы будущей ЛЭП, размечал где и какой глубины копать шурфы. Мы с Лёхой делали зарубки, ставили колья на местах будущих шурфов. Работали с темна до темна. Ночевали обычно у какого-нибудь ручья. Разводили нодью, рубили лапник, делали навес. Лёха ловил рыбу, которую тут же запекали на углях. В общем времени на обустройство не было. Когда на четвёртые сутки вернулись на Стрелку, Кучер уже закончил с материалами и ждал нас. Они с Валерой Марущаком уже уложили основные вещи в тюки. Оставили самое необходимое. У зимовья сидели молодые, крепкие молодые парни. И только по глазам можно было определить, что это те бородатые парни, которые нам показались крепкими старичками. Сезон для гидрографов закончился, и они побритые, переодетые во всё цивильное, сидели и ждали вертолёт домой. Кучер собрался лететь с ними. Нужно было срочно доставить материалы в Новосибирск. Валера Марущак тоже собрался по каким-то делам домой. Гидрологи предложили нам своё зимовьё. Вертолёт прилетел как-то неожиданно. Из-за шума двух рек его почти небыло слышно. Ребята улетели, а мы перебрались в зимовьё.
Ночью начался дождь. Если сказать дождь, это ничего не сказать. Лило сплошной стеной как из ведра. Днём дождь временами ослабевал, потом усиливался. В зимовье стало прохладно. Крыша слава богу не протекала. Кинули на пальцах кому идти за дровами. Выпало мне. Лёха собрался со мной. Взяли пилу, топор и нырнули в дождь. Минут через пять, промокнув до нитки, освоившись с состоянием тела, нащупали глазами пару сухостойных стволов кедра. Если кто в тайге или лесу попадал в сырую погоду, знает, что сухой мох, сухие ветки на розжиг костра можно найти под елью или пихтой. Самые Завизжала бензопила и на землю упали две сухостоины, вершинами в сторону зимовья. Раскряжевав стволы и распилив их на чурки, Лёха заглушил бензопилу, и мы быстро перетащили чурки в зимовьё. Николай переколол чурки, растопил железную буржуйку. Мы с Лёхой выжали промокшую одежду и развесили сушиться у буржуйки. Сложили дрова в поленницу у стены, заварили чайку. В зимовье стало тепло, уютно. В буржуйке весело потрескивали дрова. От одежды шёл пар. Крепкий таёжный чай с жимолостью, толчённой с сахаром, бодрил, и теплом растекался по телу. От жары открыли входную дверь. Из-за дождя сложно было определить, что на улице день или вечер. Спать легли рано.
Утром, проснулся от того, что дверь скрипнула и тихо закрылась. Сон в тайге чуткий, особенно когда вокруг дикий край, встречи неожиданны и могут обернуться трагедией. Начинало светать. Слабый свет пробивался через стекло небольшого окна. Взгляд упал на верёвку у буржуйки. Лёхиной одежды там небыло. Да и место на нарах пустовало. Тихонько встал, нащупал на столе пачку сигарет, спички и открыл входную дверь. В лицо ударило утренней прохладой. Кругом был густой туман. Тайга медленно пробуждалась от продолжительного дождя.
Перекурив, вернулся в зимовьё. Бензопила и спальник лежали на месте. Не было мелкашки и самого Лёхи. На столе лежал клочок газеты, на котором было нацарапано: Ушёл по делам. Вернусь вечером или завтра.
Взял несколько поленьев, чайник, спички, вышел на улицу. Туман начал рассеиваться. Внизу у речки, в распадках туман лежал плотно. Кое где клочки тумана, зацепившись, висели на склонах гор. Небо было чистым, обещающим хорошую погоду.
Разжёг костёр. Сходил к речке за водой, подвесил чайник. Дрова, разгораясь, весло потрескивали, постреливая искрами. Из зимовья вышел Николай, потянулся до хруста в суставах: «Где Алексей?». «Записка на столе» - ответил я. Попили чайку, сложили инструменты. Я взял кайло, лопату, бюксы под образцы, котелок, кружку, пару банок тушенки, сухари. Прихватил ружьё на всякий случай и пошёл копать шурфы. Километра через два, под большим кедром сложил всё кучей и приступил к работе. Раскопал верхний слой из дёрна, хвои и прошлогодних шишек, разметил шурф и приступил. Грунт был сложный. Песок, гравий, иногда попадались валуны. Выкопав с метр, развёл костерок, попил чайку. Вдруг сверху что-то зашелестело, и на землю рядом со мной упала кедровая шишка. Потом еще, и ещё. Я взял одну шишку, расшелушил и вытащил орешки. На удивление, пустых не было. Кроме того, все были уже созревшими. Вдруг рядом со мной зашелестела трава, и передо мной появился бурундук. Не обращая на меня внимания, он взял передними лапками одну из упавших шишек, обшелушил её, набив орешками обе щеки, и исчез в корнях кедра. Перешелушив все упавшие шишки, и переносив в место, известное только ему одному, он некоторое время шелестел в траве вокруг меня. Нашёл пустую шишку, которую я расшелушил, упёрся передними лапками в неё и с каким-то укором, посвистывая, уставился на меня, говоря своим видом: Кто разрешил, зачем взял? Я в знак искупления вины или в качестве благодарности за возможность погрызть орешки, угостил его сухарём, положив перед ним. Он поднял мордочку вверх, потом резко схватил сухарь и исчез в траве. А я перекурив, залез в шурф и продолжил работу. Через некоторое время на землю снова начали падать шишки. Закончив работу, собрав и подписав пробы, пошёл к зимовью.
Николай днём постоял на перекате с удочкой, натаскал хариусов полведра, сварил уху. Лёхи небыло. На следующее утро, перекусив, пошли с Николаем шурфовать дальше. Вечером вернулись в зимовьё. На нарах в спальнике лежал Лёха. В зимовье стоял устойчивый запах одеколона. Рядом со спальником валялось несколько пустых флаконов из под тройного одеколона. Лёху разбудить было невозможно. Он мычал, что-то бурчал. Оставили его в покое.
Утром следующего дня Лёха вылез из спальника. Лицо было опухшим. Руки тряслись. Обведя мутным взглядом кучу пустых фанфуриков*, встал и нетвёрдой походкой пошёл к выходу. Через дверной проём незакрытой двери было видно, как Лёха снял с жерди чайник с холодным чаем и не отрываясь осушил его до дна. Разжег костёр. Достал из кармана смятую пачку сигарет. Целых практически небыло. Взяв покрупнее обломок, прикурил от тлеющей головёшки. Затянулся. Сделав пару затяжек, выкинул чинарик** в костёр, и позвякивая пустым чайником пошёл к ручью.
Конечно за такие дела нужно было принимать меры. Но увы, в тайге, вдалеке от жилья, да ещё в разгар сезона, ничего не оставалось как с Лёхой провести разъяснительную работу, и продолжать выполнять поставленную задачу.
После чаепития, захватив с собой инструменты для рытья шурфов, пару банок тушенки, пакет сухарей, заварки, направились с Лёхой продолжать копать шурфы. До места добирались часа полтора. За день выкопали пару трёх метровых шурфов, сделали четыре среза по обрывам речки, набрали достаточное количество образцов и двинули обратно.
На следующий день отправили Алексея попутным вертолётом на базу. Больше я его не видел.