Я мчалась к пляжному кафе, буксуя босыми ногами в рыхлом горячем песке, руки судорожно прижимали к груди небольшую корзинку. Йорик, Вишня, Сойер и маленькая Эмилия сидели за одним из круглых столиков под тентом. К ним направлялся Рэм, опередивший меня на мустанге. Во мне все бурлило и клокотало, как в проснувшемся вулкане.
– Что это? - набросилась я с налету на Бедного Йорика.
Все, кроме Сойера, переглянулись и я почуяла запах заговора.
– Я бы посоветовал тебе - не орать на меня, - ответствовал Йорик, разглядывая свои ногти на руках так, будто видел их впервые.
– Что это? - повторила я, тыкая в него корзинкой.
– Собака, - продолжал делать невозмутимый вид Йорик.
– Я вижу, что не олень!
В корзинке возился и попискивал палевый щенок с хутора.
Эми следила за мной круглыми от ужаса глазами, девочка никогда не видела меня в гневе.
– Вот видишь, мой заклятый друг - Рома Громов, тебе даже думать в эту сторону не обязательно! Тут каждый второй желает моей смерти!.. Почему эта собака заперта полдня в душном багажнике без еды и воды?! Почему я об этом ничего не знаю?!
И, не дожидаясь ответа, я ринулась с корзинкой внутрь маленького приземистого здания.
– Есть в этом доме хоть капля молока?
Без особого труда я обнаружила кухню, холодильник в ней и распахнула дверцу. Звякнули призывно холодные пивные бутылки, но молока в нем не оказалось. Вообще в нем не было ничего, что можно было бы скормить собачьему младенцу.
– Вот, - тщательно скрывая виноватость в голосе, сказал подошедший Йорик, - мы захватили на ферме немного сливок...
И протянул мне укупоренную молочную бутылку.
– Отойди от меня, собакоубийца! В этой бутылке от тряски и жары уже все скисло, можешь сам его сожрать, может мозги прочистит!
– Мы же хотели, как лучше для тебя...
– Для меня?! А для него? -и я ткнула в него щенком, заметив, что это кобель.
– Сарма!...- внезапный ровный голос Сойера привел меня в чувства.
Пол стоял в дверном проеме, озаренный сзади солнечным светом и походивший от этого света на мессию, спустившегося с небес. За его спиной стояла Вишня и тоже светилась. Между ними вклинилась Эмилия и прижалась щекой к руке Сойера, как когда-то в детстве делала я.
– Ничего плохого не случилось, - произнес Сойер в своей обычной манере миротворца, - все живы.
– Это пока! - взбрыкнула я напоследок и выскочила вон, вручив щенка Полу.
Не знаю, что на меня накатило. Я просто решила разреветься и хотела, чтоб этого никто не видел.
В первые годы в интернате раз в неделю вдевятером мы ходили обедать к тетушке Марка на улицу Рос. Бог знает, что она там добавляла в свои блюда, но только всю следующую неделю мы истекали слюной, в ожидании нового обеда. И это при том, что в интернате нас кормили, как на убой.
Эти воскресные посиделки в уютном странном домике на окраине, больше похожем на крошечный замок, стали едва ли не самыми теплыми моими воспоминаниями. Даже обрывки из жизни в моей родной семье насквозь были пронизаны острой, светлой, но все-таки болью. А сказочная столовая Саломеи стала моим личным особенным миром, моим лунапарком, диснейлендом, цирком, театром в одном флаконе. Страной Чудес. Моей личной Нарнией. Тем, что оживляло и скрашивало мои интернатские будни. И тем, что навсегда сделало нас, девятерых сирот, семьей.
Нам накрывали дальний столик у высокого окна. А за окном жил сад, который был настолько хорош, что даже зимой от него невозможно было отвести глаз. Ну разве что только для того, чтоб поразглядывать других посетителей. Иногда обычных, иногда немного странных в повадках и одеждах, иногда совершенно невообразимых.
Это были истинно счастливые мгновения. Мы уплетали котлеты и пудинги, безнаказанно смеялись, прыскали в компот и бросались салфетками. Естественно, Юрочка был заводилой в этих шумных посиделках и до школьного спектакля, где он навсегда стал Бедным Йориком было еще далеко.
Тогда еще был мост... и Мелих... и вагончик метро возил нас в столицу...
А из дальнего угла столовой, с робкой завистью за нами наблюдал хилый очкарик лет десяти... Твою-ж-пою! Не может быть!
На пляж меня вернула зловещая тишина, повисшая вдруг в душном послеполуденном воздухе. Куда-то вдруг подевались все птицы. На горизонте над кромкой моря появилась темная полоса.
Я оглянулась на дом Сойера.
Пол один стоял на крыльце тревожно вслушиваясь в новое состояние природы. Йорик нес вещи от мустанга к дому. Громов сел за руль.
– Сейчас накроет, - сказал Сойер, когда я приблизилась к крыльцу на расстояние вытянутой руки.
– Что накроет?
– Шторм.
– Йорик, ты лекарства взял? - крикнула я в след Юрке.
– Взял, - последовал глухой ответ.
Совсем скоро нас и вправду накрыло...
Хлесткая беснующаяся мгла принялась ломиться в казавшееся хлипким жилище, в котором на удивление воцарился мир и уют.
В кухне Громов жарил на всех яичницу с беконом. Вишня молча сидела там же за столиком, опустив голову на руки.
Йорик и Сойер пили пиво в гостиной, рядом на диване, свернувшись калачиком лежал Крис. Котенок одним глазом спал, вторым следил за обстановкой в доме. В маленькой спальне на первом этаже на застеленной кровати в обнимку с корзинкой лежала Эмилия. В корзинке сопел накормленный щенок.
Я опустилась на кровать рядом с девочкой.
– Принести тебе что-нибудь поесть?
Девочка едва заметно мотнула головой, отказываясь.
– Ты расстроилась? Из-за щенка?
Эми кивнула.
– Не переживай, с ним все будет хорошо. Можно я побуду здесь?
Одними глазами Эми показала, что не возражает против моей компании и я прилегла рядом.
Полумрак расслабил меня. Монотонный плеск воды за окном всегда погружал меня в состояние стихийной медитации. За окном, то гас, то зажигался фонарь. На стенах метались дождливые тени. На грани сна и реальности удерживал меня пробивающийся снаружи стук незакрепленной ставни. Вишня вошла в комнату, чтобы позвать нас на ужин, но, помедлив, вышла и прикрыла за собой дверь. А потом я поняла, что меня уносит...
И вдруг!... Чья-то тень мелькнула за окном... В следующее мгновение кто-то отчаянно забарабанил в дверь.