13
Пустырь на Арзамасской представлял собой заброшенную вначале девяностых строительную площадку с многочисленными сваями, бетонными блоками и перекрытиями, поросшими кустарником и бурьяном. Вокруг бесконечные ряды железных гаражей, какие-то непонятные огороды, глухой забор железнодорожной базы – словом, идеальное место для бандитских разборок.
Только когда они кое-как въехали на край пустыря, Смыга понял, какого дурака свалял, – окружающий бурьян служил отменным укрытием для любого стрелка.
– Да с хорошей оптикой нас здесь перещелкать плевое дело, – вторил его невеселым мыслям Грибаев.
Конечно, вряд ли этот студент мог где-то за полтора часа достать снайперскую винтовку? Но вылезать из машины как-то не хотелось.
У Смыги пистолет лежал на коленях, Грибаев своего «макарова» предпочитал держать в руке. Юля связанная и с заклеенным ртом сидела вместе с Грибаевым на заднем сиденье и тоже, как и «элисцы», испуганно озиралась по сторонам.
То, что его старые знакомцы не спешат покидать свое авто, убедительней всего подсказывало наблюдавшему за ними в бинокль Копылову, что их всего двое. На всякий случай он еще раз оглядел в бинокль окраины пустыря. Где-то прыгали на съестных отбросах вороны, в другом месте прокрадывалась по своим делам кошка, в третьей стороне шныряли воробьи – все указывало, что рядом с ними спрятавшихся людей нет.
Но, сидя в машине, «элисцы» были для него недосягаемы, поэтому приходилось терпеливо ждать. Алекс пожалел, что оставил в Питере мобильник, сейчас бы он заставил этих топтунов выбраться наружу.
В половине четвертого Костя выразительно посмотрел на Грибаева. Как начальник группы он мог приказать подчиненному выйти из машины, но сделать так, значило признаться в собственном малодушии: сам согласился на такие условия, сам и рискуй тогда.
– Ладно, пошел я с подругой на середину пустыря, – Смыга вышел из машины и помог выбраться на свободу Юле.
Через полсотни шагов он остановился у одной из бетонных свай, прислонился к ней спиной, а впереди себя, как заслон поставил Юлю. Увы, свая доходила сыщику только до середины спины, но все равно так было как-то спокойнее. Алекс, однако, по-прежнему не появлялся. Костя глянул в сторону машины, думая позвать напарника – ведь ясно, что этот паршивец хочет видеть их обоих вместе.
Грибаев понял его взгляд, тоже вылез из машины и подошел к ним. Обезопасил себя по-другому: подобрал кусок доски, положил на бетонное перекрытие и уселся на него, наполовину сократив себя как мишень. Смыга позавидовал его сообразительности – тоже надо было сесть подле сваи, тогда бы он вообще был бы в безопасности. Свои пистолеты оба опера теперь держали в карманах курток.
– А наш ковбой действительно выбрал лобное место, – похвалил Грибаев, дабы хоть чуть-чуть разрядить обстановку. – Помнишь, как в «Хорошем, Плохом, Злом» они втроем мочили друг друга?
– Ты у нас, конечно, Плохой, – сердито усмехнулся Смыга.
– А ты Злой. Значит, ждем Хорошего.
Все их перемещения Алекс скрупулезно отщелкивал на свой «Никон».
– А может он просто выманил нас сюда, чтобы забрать в квартире свои документы и шмотье? – предположил вдруг Грибаев.
А ведь верно! У Кости от изумления и досады едва не отвалилась нижняя челюсть.
– Ты раньше сказать не мог?
– А зачем? Его документики я с собой прихватил, – Грибаев самодовольно похлопал себя по карману куртки.
Смыга готов был убить его за эту предусмотрительность. На часах, между тем, было почти четыре.
И тут они увидели некое скрюченное очкастое чмо на велосипеде-внедорожнике. Чмо катило по тропинке, которая проходила чуть в стороне от центра пустыря. На голове красная с белым бейсболка, на плечах желто-голубая еще более попугаистая ветровка. Да еще на груди какой-то коричневый ком – то была повешенная на шею сумка-чемоданчик. Алекс все рассчитал верно – яркий нелепый вид и вжатая в плечи голова с очками сделали его совершенно не узнаваемым. Даже Юля следила за ним как за неким неодушевленным предметом. А объезд «элисцев» с правого бока не давал им возможность заметить «беретту» в правом кулаке Копылова, прижатом к рулю.
Костя и Грибаев уже успели поверить, что их клиент сейчас вламывается в квартиру Юли и чуть расслабленно следили за неспешными перемещениями чудика-велосипедиста. Они встрепенулись только, когда велосипедист свернул с тропинки и, увеличив до предела скорость, помчался прямо на них.
«Элисцы» начали стрелять на секунду позже, чем Алекс, поэтому на его пять выстрелов, произведенные почти в упор, успели ответить лишь тремя. Присутствие впереди Юли мешало Смыге выстрелить, и в последний момент он оттолкнул девушку в сторону, что спасло ей жизнь – управляя скачущим на неровностях велосипедом одной рукой, Алекс вряд ли сумел бы попасть в Костю, не задев подругу.
Чтобы избежать столкновения, Смыга и сам метнулся в сторону, и в то же мгновение девяносто килограммов железа и телесной массы со всей дури врезались в него. Грибаев был мертв. Смыга лежал в одной стороне, Алекс в другой. Оба были ранены, но не замечали этого, отыскивая глазами выпавшее оружие. Костя первым пополз к своему пистолету. Алекс, не обнаружив рядом «беретты», на четвереньках бросился ему наперерез. И когда Смыга уже почти коснулся ручки «макарова», Копылов всадил ему в шею свое «нечестное холодное оружие» – карандаш.
Рядом послышалось какое-то движение. Алекс схватил пистолет Смыги и направил его на источник шума. От выстрела по сидевшей на земле Юле удержался едва-едва. Вспомнив, оглянулся на Грибаева, тот завалившись набок, не подавал признаков жизни, успокаивались и конвульсии Смыги.
Поднявшись на ноги, Алекс сорвал с лица Юли скотч и только тогда ощутил в своем теле какие-то изменения.
– Саша! Живой! – всхлипнула-заревела Юля.
– А что мне сделается, – он стал сдирать с помощью зубов скотч с ее запястьев. – Видишь, каково иметь со мной дело? Ну приди в себя! Все кончилось.
– Ты ранен? – она увидела кровь на его кисти руки.
– Есть немножко, – Алекс удивленно посмотрел на сбитые при падения костяшки пальцев. Но болела не рука, болело в боку.
– Ты их… убил? – Юля испуганно смотрела на неподвижные фигуры «элисцев». – Надо вызвать «скорую».
– Надо, – согласился он. Снял с шеи свою сумку и быстро, как будто всю жизнь этим занимался, стал собирать в нее трофеи: пистолеты и все, что было у Смыги с Грибаевым в карманах: мобильники, портмоне, документы, ключи, визитки, даже расчески и носовые платки – мол, потом разберемся.
– Они меня били. А я про тебя ничего не знаю. Три дня не выпускали, – спешила она рассказать.
– Все, все, потом, – торопил он ее. Пустырь был по-прежнему безлюден, но выстрелы слишком долго без внимания не могли остаться.
Они прошли к «Ладе». Смыга оставил ключи в замке зажигания. Алекс уверенно включил мотор, и они поехали прочь. Его бодрости хватило минут на пятнадцать, а потом перед глазами пошли желтые круги. Заехав в какой-то двор из панельных пятиэтажек, Копылов остановил машину и попросил:
– Посмотри, там, в аптечке, должен быть бинт.
Бинта оказалось совсем мало. Закрепив его скотчем на обильно кровоточившей в боку ране, они кое-как доехали до ближайшей станции метро. Машину бросили, бейсбольная кепка и очки тоже отправились в мусорный бак. От попугаистой ветровки Алекс избавляться не стал – в ней оказалось всего одно пулевое отверстие, а в его собственной куртке дырок получилось не меньше четырех. Вместе с фотоаппаратом и биноклем она была комом засунута в сумку-чемоданчик, висевшую на груди, и послужила неплохим бронежилетом, приняв на себя все пули «элисцев». Лишь одна из пуль пробила эту защиту, чтобы застрять у него в правом боку.
Поначалу боль от раны была малозаметной, но поездка в метро до Комсомольской сильно разбередила ее, и Копылов почувствовал себя заметно хуже. Еще больше чем рана ему досаждала сама Юля. Говорила и говорила, повторяя по десятому кругу одно и то же:
– Что же теперь будет?.. Они преступники, они меня взяли как заложницу… Это была всего лишь твоя самозащита… Тебе за это ничего не будет… Не должно быть… Или может тут что-то другое… Так скажи, не скрывай…
Он уже почти жалел о содеянном. Где вы, гиперсдержанные американки, скажут ковбою-спасителю одно остроумное слово и замолчат до самых титров! А тут целое словесное цунами. Впредь буду спасать только глухонемых подруг, мысленно наказывал себе Алекс.
При выходе из метро он сделал слабую попытку отделаться от нее.
– Нам сейчас надо разойтись в разные стороны. Так будет лучше.
– Сначала ты три недели не появляешься, а потом хочешь просто так уйти. Я с тобой. И даже не говори.
– У меня билет на поезд. Мне надо уехать.
– Покажи билет, – не поверила она. – У тебя нет никакого билета.
Пришлось показать, как бы случайно закрыв пальцем свою новую фамилию. Хорошо, что до отхода поезда оставалось всего полтора часа. Но и это время Юля наполнила бесконечными расспросами.
– Что ты делаешь там, в Петербурге?.. Где живешь?.. В институт думаешь возвращаться?..
Приходилось прямо на ходу выкручиваться.
– Конечно, вернусь. Чуть-чуть до диплома осталось… В Питере у меня дальняя родня оказалась. Там и отсиживаясь пока.
– Что значит, отсиживаешься?.. А из-за чего-то все? Ты можешь толком объяснить?
– Я большие деньги в карты проиграл.
– Ты?! – крайне изумилась она. – А они мне ничего об этом не говорили. Нет, не может быть! Ты мне никогда не говорил, что в карты играешь. Нет, только не это! Я бы почувствовала.
– Просто у меня алгоритм такой: два года держусь, а потом меня срывает и несет по-черному.
И она, в конце концов, поверила, потому что его выстрелы могла объяснить только самая бредовая причина. Потом вспомнила про велосипед и пистолет.
– Как ты это придумал?
– В одном старом фильме видел, – соврал он.
– А где пистолет достал?
– Купил для самообороны. Видишь – пригодился.
Не забыла она и себя.
– А мне что говорить? Все как есть рассказывать, если спросят?
– Скажешь, что приболела и сидела дома. Никто особо спрашивать не должен. Я сделаю так, чтобы от тебя отстали. Обещаю. Ну, если тебя официально вызовут в милицию, тогда рассказывай все как есть.
– Я в августе лечу с родителями на Канары. Давай и ты с нами. С твоим испанским там самое то. Если нет денег, я тебе одолжу.
– В другой раз обязательно.
Наконец, наступила минута прощания. Юля прошла с ним прямо на перрон.
– Пообещай мне, что решишь до сентября свои проблемы, – попросила она напоследок.
– Конечно. У меня просто нет другого выхода, – на голубом глазу заверил ее Алекс.
Если в Москву он ехал в купейном вагоне, то обратно ему достался вагон с сидячими местами. Все пассажиры вокруг как-то быстро угомонились и погрузились в сон. Тощий мужичок на соседнем сиденье у окна тоже спал, широко открыв рот и не производя при этом ни одного звука. На весь вагон казалось не спал лишь один Алекс: стерег свои пистолеты и прислушивался к собственному раненому телу.
Несмотря на принятые меры предосторожности, он почти не сомневался, что Стас непременно узнает об этой его московской вылазке. Будет даже несолидно, если не узнает. И что тогда?.. Неужели дадут законный ход расследованию? Разумеется, не дадут. Однако и без последствий это вряд ли останется. Да ладно, как будет, так будет. Конечно, этих двух великовозрастных топтунов можно было просто припугнуть, сделать из укрытия пару выстрелов и сказать, чтобы отпустили его малышку. Но тогда насмарку пошла бы вся его затея с велосипедом и переодеванием. Поймав себя на этой мысли, он сделал неожиданный вывод, что застрелил двух здоровых мужиков в самом расцвете лет из-за того, что ему было жаль потраченных денег на велосипед и пеструю ветровку.
Некоторым оправданием служило то, что топтуны тоже несколько раз выстрелить. Как любили шутить у них в одиннадцатом «А»: чтобы жизнь тайных агентов была героической, их надо время от времени отстреливать. Да и собственная возможная смерть в молодом возрасте уже не представлялась столь нелепой как раньше – ведь две с половиной чужих жизни (включая Николаева) он забрал, следовательно, заплатив за это своим бренным трупом, все равно останется в выигрыше. Мысль о возможном официальном наказании за содеянное тоже посетила его. Он прикинул какое наказание за двойное преднамеренное убийство ожидало бы его в Штатах, и какой детский срок может выпасть здесь, и чуть ли не в первый раз обрадовался тому, что находится не там, а здесь в этой колючей и странно-милосердной России.
Мимо по проходу шла проводница, стройная девица с миловидным детским личиком. Заметила не спящего пассажира и приостановилась.
– Вам плохо?
Алекс не сразу понял, что обращаются к нему. Ее голос словно проходил через ватную подушку.
– Да так, терпимо.
Легким ласковым движением она дотронулась до его лба:
– Да у вас жар! Может в Бологое вызвать «Скорую»?
– Не-не, – испугался он. – Лучше воды и какую-нибудь таблетку.
Она принесла ему аспирин и стакан воды.
Позже подходила еще раз, но он сделал вид, что заснул.
14
Говоря, что в выходные отправляется на охоту, Стас выражался крайне метафорически, называя так свои похождения по женской части. Кто-то ищет женщин по интернету, кто-то по ресторанам или по телефонам массажных салонов, инструктор же Алекса, капитан Стас предпочитал искать донжуанские приключения в райцентрах в 100-150 километрах от Санкт-Петербурга. Причем постельный финал его интересовал не в первую очередь. Будучи сам родом из поселка городского типа, он таким образом словно восстанавливал звено своей прервавшейся полусельской судьбы: «А что было бы, если бы из армии меня не послали делать мою сегодняшнюю карьеру?» Вот и превращался в некоего ностальгирующего командировочного, примеряя на себя возвращение в родимые пенаты. Если не получалось свести знакомство с сорокалетними матронами (20-летние красотки в ностальгию никак не вписывались) поблизости от гостиницы, шел на ближайший вещевой рынок и начинал разыскивать себе ту или иную покупку. Покупка почти никогда не находилась, зато затевался задушевный разговор с той или иной продавщицей. Ночью они, как правило, оказывались с ней в одной постели, то ли в ее жилище, то ли в его гостинице. Роман получался кратким, но весьма бурным. Причем рассуждая со своей пассией о возможной совместной жизни, Стас почти не кривил душой – ему часто хотелось этого на самом деле. Не боялся также показывать даме сердца и свой паспорт без брачного штампа. Правда, когда дама пыталась найти его по указанному в прописке московскому адресу у нее ничего не получалось – да и то сказать, неужели он, специалист по тайным делам, не сумеет себе выправить лишний документ на чужую фамилию.
Такой своей охотой Стас убивал сразу не меньше трех зайцев: во-первых, само утоление сексуального голода, во-вторых, тягу к яркому событию в своей жизни, в-третьих, реализацию хоть в таком виде несостоявшейся карьеры разведчика-нелегала. Острые приключения они действительно случались: и драки с чужими мужьями, и бегство из окна, и разбирательства с милицией, и дикие поступки разгадавших обман женщин. Но даже если не обламывалось вообще ничего, он все равно возвращался в Питер изрядно взбодренным и помолодевшим.
– Григорич, когда жениться будешь? – спрашивали его время от времени сослуживцы.
– Как до лейтенанта разжалуют, так и буду, – отвечал Стас, имея в виду, что именно из-за неудачных браков ему не удалось как следует продвинуться по службе.
Его первая жена Алевтина всем была хороша, вот только завистлива не в меру. По молодости он не придал этому значения, думал, перерастет баба, сию временную глупость. Не переросла. И постоянный ее зудёж об успехах окружающих погрузил Стаса за два года в самую беспросветную депрессию. Последней искрой послужил поход Алевтины к непосредственному командиру Стаса на предмет более хлебного назначения мужа.
Дашу, свою вторую жену, он перед загсом долго испытывал на предмет зависти, в этом плане она оказалась кристально чистой, если допустить, что на свете вообще бывают не завистливые женщины. Зато упустил другой момент: Дашин злой язык. Поначалу ее острые критические замечания обо всем вокруг даже чем-то нравились ему, мол, какую умную и наблюдательную болтушку он приобрел в ее лице! Однако чем дальше, тем невыносимей становилось слушать ее злопыхательства обо всем и обо всех. Всегда выходило, что если из семи миллиардов сокамерников по планете, где-то есть десять порядочных и благородных людей, то это где-нибудь там: в Антарктиде, Новой Зеландии или на Фалерских островах, но никак не ближе. Все же остальные планетарные сокамерники только спят и видят, как напакостить ей, Даше, а заодно и ее мужу. Поняв, что рано или поздно он сойдет от этих разговоров с ума, Стас освободился и от второй домашней мучительницы.
Разумеется, об истинных причинах своих разводов Стас никуда не докладывал: ну кому объяснишь, что у него просто такая хрупкая душа: способна из пулеметов косить врагов, но почему-то не допускающая близко к себе вздорные женские речи. И в результате во всех закрытых характеристиках он объявлялся личностью с нестабильной психикой.
На сей же раз его «охота» закончилась даже не начавшись – на мобильник позвонил подполковник Яковенко и сообщил, что один из фабзайцев Стаса попал за ресторанную драку в милицию, поэтому инструктору пришлось сходить прямо с рейсового автобуса и возвращаться назад в Питер.
Освободив из КПЗ и как следует пропесочив своего ресторанного шалуна, Стас позвонил Алексу: и на домашний и на трубу – никто не отозвался. Запрос в диспетчерскую службу показал, что мобильник Копылова всю ночь с пятницы на субботу и полдня субботы находится строго по адресу своего владельца. Пара дополнительных звонков, и на Московском вокзале дали справку о Дмитрии Волкове, взявшего туда и обратно билеты в Москву.
Возмущение Стаса было столь велико, что он помчался на квартиру Алекса, чтобы дождаться его возвращения утренним поездом в воскресенье. Мобильник Копылова самым нахальным образом лежал под газетой на кухонном столе, словно его действительно забыли совершенно случайно.
И вот без пятнадцати семь утра в двери щелкнул замок и в квартиру ввалился ее хозяин. Стас уже полчаса как не спал, просто лежал в темноте на тахте, укрывшись пледом. Сначала так и хотел, лежачим встретить Алекса, но тот мог почувствовать присутствие инструктора просто по запаху и тогда эффект полной неожиданности не сработал бы. Поэтому Стас неслышно подхватился с тахты, сделал три мягких шага в одних носках и выглянул в прихожую, где, упираясь руками в стену, стоял Алекс в пестрой ветровке.
– А вот ловчить и обманывать совсем не обязательно. Ты будешь за это здорово наказан, – Стас полагал, что его слова прозвучали весьма увесисто.
Алекс не вздрогнул, не замер, а посмотрел на инструктора как на неодушевленный предмет, потом просто повалился на пол и потерял сознание.
15
Письма разосланные Копыловым у замначальника отдела ФСБ подполковника Фролова начали собираться уже на третий день с момента своего вброса в почтовые ящики. Несмотря на все несомненные достижения свободной российской прессы, сотрудники газет понимали, что вещественные доказательства кремлевских тайн лучше сдать добровольно, чем ожидать, когда за ними придут люди в штатском, поэтому, сняв предварительно ксерокопию (в этом сомневаться не приходилось), они с курьером или младшим редактором доставляли опасную корреспонденцию на Лубянку. Некоторые из посланцев даже робко интересовались, могут ли они сей текст как-то у себя использовать.
– Вам сообщат, – сухо отвечал им дежурный офицер.
Поначалу Фролов полагал, что перед ним типичная фальшивка. Если у кого-то есть точные номера неправедно нажитых заграничных счетов, то проще попробовать шантажировать самих получателей шальных денег или, если смелости не хватает, продать некоторые фамилии с номерами счетов криминальным структурам. А вот так просто придать тайное гласности и надеяться, что будет какой-то общественный резонанс – это надо быть каким-то совсем уж малахольным идеалистом. К тому же смущали даты выплат бонусов-грантов почти десятилетней давности.
Но сегодня пришел ответ на запрос в архиве, и результат сразу поменял всю окраску. Точно такой документ в ФСБ семь лет назад сдали бравые гэрэушники – хвала им за верную службу и проявленную инициативу. Теперь пошла действительно веселая игра: узнать, где в настоящее время у гэрэушников протекло? Политическая госбезопасность она ведь такая – должна проверять и своих ближайших коллег.
Чуткие уши Фролова уловили шаги в коридоре, и он рефлекторно накрыл лежащий перед ним текст другим старым малозначащим документом. Дверь кабинета без стука распахнулась и вошел непосредственный начальник Фролова полковник Севрук. Если Фролов своим спокойным аккуратным видом напоминал врача-хирурга, то Севрука его слегка холерический темперамент превращал в театрального актера, которому в каждую секунду его жизни требуется, чтобы слушали и смотрели на него одного.
– Ну, есть какие-либо подвижки? – Севрук пересек середину кабинета и оперся руками о стол подчиненного.
Фролов жестом указывает на кресло. Полковник сделал нетерпеливое движение.
– Изъяли еще два письма, – доложил Фролов.
– Итого: четырнадцать.
– Шестнадцать. Вчера поздно ночью еще два обнаружили.
– Автор? Кто автор? Наверняка зюгановцы.
– Работаем.
– Что-то долго работаете.
– Слухи о нашей вездесущности сильно преувеличены.
– Не очень удачный ответ, между прочим, – заметил полковник. – Можно найти и более вездесущего работника… Ладно, я тоже плохо пошутил. Подробности давай.
Фролов подвел Севрука к большой карте Москвы, на которой в районе Киевского вокзала были вколоты несколько иголок с цветными головками.
– Все письма пришли из трех почтовых отделений. Вот они. А это почтовые ящики, в которые были вброшены сами письма.
– Ну?
– Все это в районе Киевского вокзала. Курьер даже не стал напрягаться, чтобы прокатиться на метро в другой район города. Возможно, просто спешил попасть на обратный поезд или электричку.
– Почему думаешь, что курьер?
– Уж больно по-дилетантски все.
– А почему именно Киевский вокзал?
– Чтобы мы думали, что он прибыл с той стороны, полагаю.
– Но это все равно не отменяет след зюгановцев.
– Боюсь, что здесь совсем другой след, – не согласился Фролов.
– Ну? Не тяни!
– Семнадцатое такое письмо семилетней давности нам удалось обнаружить в собственном архиве.
– Ого-го! Семилетней?!
– Оно поступило в Администрацию президента в 1992 году из ГРУ. А из администрации отдали на вечное хранение нам.
– А как оно попало в ГРУ?
– От Александра Копылова, которому на тот момент было 13 лет.
– Ну, ребята, вы даете!? А путаницы не может быть?
– Нет. Мальчишку вывезли тайком из Коста-Рики, где при получении этой информации погибли его родители-нелегалы.
– Значит, этот мальчишка сохранил у себя один экземпляр этой информации, которой теперь кто-то захотел воспользоваться?
– Не думаю. Информация хранилась на чипе, которую даже сейчас на бытовом компьютере не открыть.
– Ну почему бы об этом не узнать у самого мальчишки?
– В том-то и дело, что две недели назад он исчез. Учился в Москве на юрфаке, ни в чем замечен не был и вдруг исчез.
– Это коммунисты, я больше чем уверен, что это коммунисты. Может, они уже даже ликвидировали этого мальчишку, как ненужного свидетеля.
– Проверяем.
– У меня есть свой человек в ГРУ. Можно навести справки.
– Буду иметь в виду. Но пока мы справляемся собственными силами.
– Когда, когда справляетесь? – раздраженно вскричал Севрук. – А если найдется дурная газета, что от большого ума все это распечатает?
– Кто же сейчас верит газетам?
– Но там конкретные счета, конкретные суммы. Все это легко проверяется. А если эта информация попадет в то же ЦРУ?
– Она, между прочим, оттуда и пришла.
– Но то было семь лет назад. А сейчас им вдруг захочется подставить Ельцина.
Фролов не удержался от легкой усмешки:
– Поменять на Зюганова, что ли?
– Ну, смотри, Фролов! На пороховой бочке сидишь.
– Да все будет в порядке. Не сомневайтесь.
– Ладно, полетел нервное начальство успокаивать.
Они пожали друг другу руки, и Севрук вышел так же стремительно, как и вошел.
16
Копылов лежал в палате на четверых человек. Двое играли в шахматы, третий решал кроссворд, у постели четвертого – Алекса – сидел на стуле Стас. Больница была самая обычная, и никому не приходило в голову оставить пациента наедине со своим посетителем.
– А ты молодцом. Что значит, молодой организм. Сказали, у тебя и следователь здесь побывал?
– По-моему, чисто для проформы. Кому сейчас интересны бандитские выстрелы в темных подворотнях?
– Но на карандаш у них ты все равно попал.
– Говорят, тут долго никого не держат?
– Врач сказал, рана не слишком опасная, но ты крови как-то умудрился много потерять.
– Она из меня всегда как из резаной курицы хлещет. Да ладно: моя кровь, сколько хочу, столько и теряю.
– Ну шутник дождешься ты у меня. Только выйди отсюда, – пригрозил Стас.
– И что будет? – Алексу стало любопытно. Он уже не сомневался, что рейд в Москву благополучно сойдет ему с рук.
– А вот увидишь. Наш военком в Воркуту на два года тебя собирается отправить. Зэков поедешь сторожить.
– Супер! Наконец-то увижу настоящую Россию, а не эти противные: Москву, Петербург…
Сосед с кроссвордом посмотрел на Копылова с укором.
– За эти слова тебя полезней на Новую Землю служить отправить. Я могу помочь, если надо.
– Вот видишь, на ближайших два года твое будущее уже определено, – воспользовался неожиданной поддержкой Стас.
– Кто бы сомневался, – отвечал Алекс великовозрастным шутникам.
Двумя днями позже, когда врачи разрешили ему вставать, их разговор с инструктором продолжился в коридорном тупичке, где не было посторонних ушей. Но соблюдая привычную конспирацию, Стас и здесь говорил достаточно нейтрально и обтекаемо.
– Ну, а теперь давай рассказывай.
Алекс не видел особых причин все скрывать.
– Позвонил друг и сказал, что он в беде. Я поехал и спас его.
– Что за друг, куда поехал, от чего спас? Я проверил твой домашний и мобильный телефоны. Никто посторонний тебе не звонил.
– Ну я же порядок знаю, звонил с таксофона.
– Значит, звонили не тебе, а звонил ты. И этот таксофон случайно находится не в Москве?.. Ты даже не выбросил обратный билет на поезд.
– У меня денежная заначка была в Москве припрятана. Я ее забрал, заодно и по таксофону позвонил.
– И только тогда узнал, что твой друг в беде? – пытливо уточнил инструктор. Эти мелкие придирки раззадорили Алекса. И он решил еще больше приоткрыться, чтобы посмотреть, как это подействует.
– Я узнал, что мою девушку из-за меня взяли в заложницы и сильно пытают. Назначил этим товарищам встречу, и мы немного постреляли друг в друга.
Стас молчал, ожидая продолжения. Алекс же делал вид, что сообщил исчерпывающие сведенья.
– А где взял ствол?
– Он у меня вместе с баксами лежал. Подарок от моего предыдущего куратора.
– Сколько их было и кто они?
– Я забрал их паспорта и удостоверения. Потом можно будет навести справки.
– Как, то есть, забрал? Они так тебе и отдали? – простодушные вопросы вырвались из Стаса помимо его воли.
Алекс не ответил, просто выразительно посмотрел. И инструктор понял.
– Ты хочешь сказать?..
– Да… Я еще мобильники и деньги у них забрал. Часы, правда, постеснялся снимать.
Стас медленно переваривал услышанное: сначала фабзаец с ресторанной дракой, теперь еще этот мочила!
– А девушка что? – вспомнил он.
– Девушка в порядке. Провожала потом меня на вокзал.
– Значит, она при всем этом присутствовала?
– Ну да.
– А о твоем новом положении она в курсе?
– Не-а. С какой стати?
– И что, ты намерен с ней встречаться и дальше?
– Абсолютно нет.
– Почему?
– Не могу точно сформулировать. Подумать надо…
Хорошо обо всем этом поразмышлять предстояло и Стасу. В своем отчете Яковенко он уже написал, что Копылов подвергся уличному нападению с применением огнестрельного оружия. Теперь надо было придерживаться либо случайности этого нападения, либо раскручивать расследование по полной программе о самовольном выезде Алекса в Москву и его столичных разборках. Заносить же такое расследование в личное дело Алекса значило поставить большой жирный крест на всей его дальнейшей карьере. А не сообщать – это уже становилось должностным преступлением самого Стаса.
К счастью до следующего отчета оставалось еще два дня, и можно было еще несколько раз все хорошо обдумать.
17
Смыгу и Грибаева по-настоящему хватились только на третьи сутки. Забрав у подручных Лавочкина мобильники, Алекс вырубил у них звук, но оставил включенными, поэтому двое суток, пока не кончилась зарядка, телефоны успешно выбрировали в квартире Копылова, лишь дико раздражая звонивших своим полным молчанием.
На третий день мобильники работать перестали, и разъяренный Лавочкин поднял на ноги весь отдел, чтобы найти нерадивых сотрудников. Обращение к Юле ничего не дало.
– Да, три дня назад они были у меня, – отвечала в соответствии с инструкциями Алекса Юля. – Потом позвонил Копылов, тот, что Костя поговорил с ним, и они поехали встречаться с Алексом. Куда? Я не знаю. Алекс мне больше тоже не звонил.
Проверка подтвердили в означенное время два звонка с таксофонов на ее телефон.
Нашли горе-топтунов в одном из районных моргов совершенно случайно. Без документов в простой и не самой свежей одежде Грибаева и Смыгу едва не постигла участь никем не востребованных трупов бомжей.
Лавочкин самолично приехал на опознание вместе с новым помощником, спущенным ему сверху Аникеевым.
Работник морга вытащил из холодильника оба трупа. Они лежали на оцинкованных столах совершенно голыми, демонстрируя зрителям все достоинства и недостатки своих бренных оболочек.
– Да, это они, – мрачно констатировал Лавочкин. – А это что? – Он указал на ранку на шее Смыги.
Работник морга внимательно осмотрел ранку.
– Какой-то острый предмет. Сантиметра на три в глубину. Типа карандаша или шариковой ручки. Его воткнули уже после пулевого ранения. Я не знаю, что это значит.
Помощник стоял с зеленым лицом вполне готовый к рвотным позывам. Свирепый взгляд Лавочкина заставил его воздержаться от дамского недомогания.
– Спасибо, мой помощник сообщит, что надо будет сделать, – сказал шеф безопасности «Элиса» служащему.
– Даже не жаль этих придурков, – заметил Лавочкин помощнику, когда они уже садились в машину. – Не стали даже сообщать, что поехали на встречу с пацаном. Надеюсь, ты не повторишь их ошибок?
– Я вообще-то по оперработе не специализировался. Мой профиль – аналитика, – сдержанно возразил помощник.
– Получишь двойное жалованье и как аналитик и как опер.
– Дайте хотя бы парочку людей.
– В смысле телохранителей или сыщиков?
– И то и другое, желательно.
– Хорошо, получишь. Но мне нужен результат.
18
Алекса продержали в больнице всего четыре дня. Стас сам забрал его, чтобы на своей старенькой «Шестерке» отвезти домой.
Когда приехали и вышли уже из машины, Стас только и сделал, что произнес выразительное «Ну!» И вместо подъезда Копылов повел инструктора к яме на краю лесопарка, куда отдыхающий на пленэре народ бросал отходы от своих пикников. Сюда же тем утром, выйдя из метро, сунул свою сумку и Алекс. После недолгих поисков сумка, наконец, нашлась.
К досмотру трофеев они приступили не сразу. Сначала Алекс принял душ, а Стас забросил в кипящую кастрюльку воды полпачки пельменей, потом они все это умяли, залив сильно проперченное блюдо сладким чаем с кексами.
Лишь после этого Стас произнес свое второе требовательное: «Ну!»
Они прошли в комнату, и Алекс высыпал содержимое сумки на письменный стол. Кроме запасных носков, рубашки, дорожного детектива, в котором застряли две пули, бинокля и разбитого фотоаппарата, в кучке лежала его продырявленная ветровка, а также «биретта», два «макарова» и документы Смыги, Грибаева и Александра Копылова.
– Ну и что, дело того стоило? – спросил Стас, открывая паспорта и удостоверения убиенных и внимательно их просматривая.
– Почему бы и нет?
– Ну и как прикажешь мне на это все реагировать?
– Наверно в тюрьму меня отвезти надо, – Алекс сказал это совершенно серьезно, просто как констатацию факта.
– А если не в тюрьму, то какое продолжение всего этого?
– Думаю, что никакого. Пошлю в Москву сделанные фото и все.
– Зачем?
– Чтобы они отстали от моей девушки.
– Да, а с девушкой что дальше?
– Из-за нее мне пришлось убить двух мужиков, неужели вы думаете, что я когда-нибудь снова подойду к ней.
Стасу такая логика была не очень понятно, но он решил не цепляться к словам. Настал черед старых документов Копылова, их инструктор сложил в отдельную стопочку.
– Ты разве не давал подписку, что всей твоей прежней жизни не существует?! Мне это придется забрать.
– Нет.
– Чего?!
– У меня нет девушки, у меня нет друзей, мне даже нельзя повидаться со своей единственной бабушкой. Да лучше двадцать лет тюрьмы получить. Где там ваша вонючая уголовная ответственность за разглашение? Давайте ее сюда. Но свой паспорт я не отдам! – он схватил стопочку со своими документами и спрятал в карман.
– А ну успокоился. Еще не хватало твоих истерик тут… В Москве кто-нибудь в курсе о Дмитрии Волкове?
– Только если через вашу контору. От меня никто не знает.
– Хорошо хоть так. А как прикажешь действовать мне?
– Если вы еще не засветили про мою поездку в Москву, то все можно спустить на тормозах.
– Вот так просто сделать вид, что ничего не было?
– Еще раз говорю: я сделал то, что должен был сделать, а вы делайте то, что считаете нужным, – упрямо гнул свое Алекс.
То, что парень с характером, Стас подозревал с самого начала, но никак не думал, что это может вызвать в нем самом скрытое восхищение. Защита от смертельной опасности девушки и не желание отказываться от фамилии родителей. Сразу захотелось и самому совершить нечто неординарное и равное этому.
– Хорошо, я пожалуй, сделаю, как ты мне посоветовал. Только учти: любая ложь, особенно в нашем деле, имеет свойство разрастаться в огромный снежный ком, который потом погребет тебя с ручками и ножками.
От этого нравоучения Копылов неожиданно повеселел.
– А нас, наоборот, в интернате учили, что ложь это самое лучшее упражнение для развития интеллекта – всегда надо помнить и учитывать, что ты прежде и кому говорил.
– Ну что, освобождай стол, начнем занятие.
Алекс был слегка разочарован столь резким переходом. То, что он не сказал бы по самому жесткому допросу, сейчас само рвалось наружу. Да и кому другому вообще стоило признаваться.
– Это куда? – указал он на пистолеты и документы.
– Куда хочешь, – Стас пожал плечами.
Алекс сгреб «трофеи» и сунул их в нижний ящик секционного шкафа. Инструктор достал из портфеля и положил на стол очередное учебное пособие: иллюстрированное издание по языку жестов. Однако курсант не слишком рвался приступать к учебе.
– А подробности стрельбы вас не интересуют?
– Зачем? Я же как будто ничего не знаю.
– Чтобы выставить мне профессиональную оценку.
– Ну разве что ради этого, – великодушно разрешил Стас.
И Алекс со всеми подробностями рассказал, как его озарило вызывающе одеться, купить велосипед и стрелять, не сходя с седла. Увы, инструктор от его находчивости в восхищение не пришел.
– Тебе повезло, что они не рассредоточились и не прикрывались девушкой.
– Зато тупо смотрели, как я рулю мимо них до критического расстояния.
– А если бы велосипед в какую рытвину попал?
– Ну не попал же.
Инструктору захотелось еще больше охладить Алекса.
– И все-таки почему ты меня не предупредил о своем отъезде?
– А то вы бы меня пустили?
– Или поехал бы вместе с тобой.
– Ого! Об этом я как-то и не подумал. За это прошу прощения.
– Ладно, забыли. И так массу времени потеряли.
И они приступили к занятию.
Перед уходом Стас все же смягчился и пообещал, что наведет справки про этих топтунов. При этом снова в их документы заглядывать не стал. Неужели даже номера и прописку в паспортах запомнил, уважительно удивлялся Алекс.
Но чтобы последнее слово все же осталось за ним, он, провожая инструктора до двери, как о чем-то незначительном произнес:
– Кстати, спасибо, что спасли мне жизнь. Если бы вы тогда не захотели устроить мне выволочку, я бы тут на полу совсем истек кровью.
– А тебе спасибо, что ты хоть это понимаешь, – так же полушутя отозвался Стас.
19
В своем служебном кабинете Яковенко в присутствии Стаса читал его отчет о Дмитрии Волкове. Дочитал и положил листки в папку с надписью «Валет» – таков был оперативный псевдоним Алекса. Выдержав солидную паузу, подполковник спросил: – Так, что все-таки случилось с нашим парнем? Пулевое ранение это не шутки.
– Говорит, обычные бандюганы.
– Не пойму кто темнит: ты или он?
– Ну я ведь должен как-то прикрывать парня. Даже милиция не стала расследовать, что и как.
– Милиция может и не расследовать. Но мы должны знать точно.
Было бы проще, если бы Яковенко прямо обвинил его во лжи и укрывательстве. Но сегодня начальник настроен был заторможено-благодушно. В такие моменты Стас всегда делал ссылку на семейные обстоятельства шефа. У Яковенко в квартире помимо жены и тещи имелось еще три дочки, а это уже само по себе по ту сторону добра и зла, поэтому не удивительно, что в последнее время у начальника отдела все чаще случались подобные моменты прострации: когда он на автомате говорил правильные слова, не слишком вникая в суть сказанного. Самое время было пустить шефа по ложному следу.
– В общем, виноват я. Показал парню несколько приемов против гопников, ну, а он решил проверить их на практике. Отправился гулять по трущобам Васильевского, ну и получил на свою задницу приключение. Хорошо еще, что сам до квартиры добрался, где я его поджидал.
Сказав так, Стас запоздало спохватился, что шеф тут же зацепится за странное ожидание Алекса в его квартире в семь утра. Но Яковенко пропустил эту нестыковку мимо ушей.
– По хорошему надо бы назначить служебное расследование. Ну да ладно, сделаем по-другому: ты махнешь в отпуск, а парня мы на месяцок пристроим в спецназ. Пускай там порукоприкладствует.
– Не вижу в этом особой необходимости.
– Ты не видишь, а я вижу. Будущий офицер ГРУ без армейской службы ноль без палочки.
– Они в интернате насколько я знаю, достаточно интенсивно занимались военной подготовкой.
Яковенко вопросительно посмотрел на Стаса, мол, что за дичь ты несешь: сравнил интернат с настоящей армейской службой.
– Так ведь ранение у него.
– Хорошо, месяц еще подождем, а потом все равно отправим.
Уже выйдя из кабинета, Стас спохватился, что не напомнил шефу их прежний давнишний разговор, что настоящая армейская выправка делает их фабзайцев весьма приметными в обычной гражданской жизни. Оставалось надеяться, что через месяц голос разума в Яковенко все же победит его солдафонскую жилку.
20
Алекс не стал тянуть с новой атакой на «Элис» и как только московские фото были отпечатаны, он отправился на Московский вокзал и попросил проводницу «Невского экспресса» за коробку конфет вбросить в почтовый ящик в Москве два письма: так, мол, для меня быстрей будет.
Первое письмо предназначалось Лавочкину, второе – главе холдинга Аникееву. Содержание их было идентичным. Указывался и обратный отправитель: придуманное Алексом «ЗАО «Элис-Пальмира», что уже интриговало и направляло письма по указанным адресатам без всякой задержки.
Лавочкин вскрыл полученный на свое имя конверт и аккуратно пинцетом, чтобы сохранить возможные отпечатки чужих пальцев вытащил из него полдюжины фото: свои у входа в «Элис», а также фото еще живых Смыги и Грибаева на пустыре (Юля с этих снимков с помощью фотошопа была убрана), еще в конверте имелась большая рисованная карикатура, на которой изображались шагающая старая кляча, наделавшая горку экскрементов, а за ней согнувшихся Лавочкина со своими топтунами, рассматривающих в лупу, бинокль и микроскоп эти экскременты. Дополнял карикатуру портрет Аникеева с Ельциным из кабинета Лавочкина, причем на главу холдинга был надет шутовской колпак с бубенцами. Надпись под карикатурой, сделанная печатными буквами гласила: «Хохочем третий день. Учитесь работать, вернемся – проверим!» Шеф безопасности потряс конверт, из него на стол выпал остро заточенный маленький карандаш.
Услышав открываемые во входном тамбуре двери, Лавочкин быстро сгреб конверт с его содержимым в ящик стола. В кабинет не вошел, а ворвался разгневанный гендиректор «Элиса». Он бросил на стол подчиненному точно такой же конверт с фото и карикатурой, которые тот только что смотрел.
– Это что такое? Как это понимать?
– А карандаш был? – машинально спросил Лавочкин.
– Что?! Карандаш?! Карандаш тоже был… Мало того, что ты не выполнил мое поручение, так еще и это! Все, на покой господин бывший чекист. На покой!.. Чтобы завтра освободил кабинет!..
И уже чрез каких-то десять минут вместо того, чтобы разбираться с неуловимыми гэрэушниками, Лавочкин, собирая свои кабинетные пожитки, стал думать, как получше подставить уволившего его босса.
21
Чтобы совсем закрыть свои московские проблемы, Алекс выпросил у Стаса его неопределяемый мобильник, дабы сделать три звонка: на мобильник Юле, в офис «Элиса» и бабе Дуне в Ивантеевку. Юлю он поймал в момент шопинга в Санта-Крусе и был весьма удивлен ее радостным безмятежным щебетанием, похоже, все трагические жизненные моменты у нее остались далеко позади. В офисе «Элиса» скупо ответили, что господин Лавочкин здесь уже не работает, и это было как маслом по душе. Баба Дуня долгое отсутствие внука объясняла лишь одним:
– Ты бы хоть свою невесту привез мне показать.
– Обязательно привезу, бабуся, – пообещал внук.
Во время своего честного мародерства топтунов Алекс обогатился значительной суммой, состоявшей из рублей, долларов и немецких марок, всего на более чем тысячу баксов, вместе с его московской заначкой это составило почти четыре тысячи «зеленых». Стас видел эти деньги, наверно догадывался и об их происхождении, но никак не стал это комментировать, мол, мое дело сторона. Будет ровно четыре и куплю тачку, решил Копылов и регулярно стал наведываться на местный авторынок, присматривая себе подержанную иномарку.
– А у нас не будет занятий по изготовлению фальшивых документов? – нахально поинтересовался он как-то у инструктора. – Я в Москве с чужими театральными корочками по театрам ходил. Тут тоже было бы неплохо иметь. Да и водительские права на Волкова мне не помешают.
– Я специалист по поддельным американским паспортам, эта мелочевка не для меня, – ответил-пошутил Стас.
И пришлось Алексу идти записываться на водительские курсы.
В таких приятных и волнительных заботах остатки лета промелькнуло для Копылова совсем незаметно, и настала пора вспомнить про легальное образование. Увы, с новым институтом у него как-то не заладилось с самого начала. По сути этот питерский вуз мало чем отличался от своего московского аналога, если в прежнем вузе больший акцент делался на юриспруденцию, то здесь на менеджмент, только и всего, даже досдавать пришлось лишь пару предметов. Зная дремучую нелюбовь россиян всех возрастов и званий к пройдохам и выскочкам, Алекс решил первые несколько дней никак не высовываться: просто вошел уже после звонка в аудиторию, молча занял свободное место и сделал вид, что пришел сюда только, чтобы обреченно слушать преподавателя. Староста группы болел, и некому было задать новичку ознакомительные вопросы хотя бы по долгу службы. Самим же четверокурсникам интересоваться неожиданным хлыщом было чересчур зазорно. Поздоровайся Алекс при входе в аудиторию на следующий день, и все возможно пошло бы как надо, но он опять явился после звонка за пять секунд перед входом преподавателя и никаких приветствий снова не получилось. Впрочем, как Копылов позже выяснил, общие приветствия в их группе вообще не практиковались. Каждый персонально здоровался с двойком-тройкой своих приятелей и приятельниц, не растрачивая себя на остальных присутствующих. Это объяснялось скорее общей усталостью от трех с лишним лет вынужденного коллективизма, чем невежливостью и холодностью. Однако, то, что можно своим, никак не прощалось чужакам. Разумеется, уже через месяц все это немного сгладилось, с Алексом стали общаться, но первое негативное к себе отношение он так и не смог исправить.
Вскоре выяснилась и еще одна причина, по которой ему не следовало сближаться с некоторыми из сокурсников. Прочитав как-то очередной отчет курсанта о его встречах и контактах, Стас сказал:
– Между прочим, твои будущие управленцы на самом деле банальные гопники.
– В смысле уличные грабители? – даже слегка оторопел Алекс.
– Ну да. И тебе будет учебное задание определить, кто именно входит в их группу.
– Чтобы заложить их? – неприятно напрягся Копылов.
– Зачем? Пусть этим менты и фээсбэшники занимаются, не мы. Для тебя это просто тест на наблюдательность и анализ.
Алекс справился с предложенным тестом на крепкую четверку: назвал из шести парней пятерых и не включил двух девушек, подружек гопников, которые тоже были полноправными членами их команды.
– И что они тоже грабят прохожих? – не мог он поверить в поправку инструктора.
– Если честно – мне это без разницы, – передернул своими борцовскими плечами Стас.
Позже, прокручивая в памяти свои студенческие контакты, Копылов с удивлением обнаружил момент, когда гопники едва не завербовали его в свои ряды.
На третий или четвертый день его институтских занятий, когда он по-прежнему держался особняком, к нему в перерыве между парами подошел невысокий кудрявый парень и, глядя в сторону, чуть картаво обратился:
– Димон.
Алекс, еще не привыкнув к своему новому имени, не сразу понял, что обращаются именно к нему.
– Эй! Тебя, кажись, Димой зовут?
– Ну.
– Значит, Димон. А я Родя. Родион, то есть. Ты ведь не в общаге живешь?
– Не в общаге, – подтвердил, чуть насторожившись, Алекс.
– Ну, выходит, лучшая половина студенческой жизни проходит мимо тебя. Ты это просекаешь?
– И что ты предлагаешь?
– Присоединяться к коллективу. Бери пару пузырей и к нам в общагу на знакомство.
– Сегодня не могу, – без особого энтузиазма произнес Алекс.
Картавый оценивающе смотрел на него.
– Можно и завтра. Слушай, а ты на квартире один живешь?
– А что?
– А с кем, с подругой?
– А что ты хочешь? – не желал объясняться Алекс.
– Ну что можно хотеть в отдельной квартире? То самое. Поделиться хоть разок с теми, кто отдельной хаты не имеет.
– С этим глухо. Я у знакомых живу при условии, что никаких пьянок-гулянок там устраивать не буду.
– А гулянок не будет. Мы с Риткой будем тихо пробираться туда в ночи, а утром так же тихо сваливать.
Звонок на лекции не дал завершиться их замечательному разговору.
– Ты подумай. Можно даже башли сорвать за это.
На следующей перемене Алекс приготовил Роде убедительный отказ, но тот его больше не стал звать ни в общагу, ни о квартире напоминать, мол, тебе и так сделали королевское предложение, а если ты ничего не понял, то сам болван.
Впрочем, от этого фиаско с новой студенческой жизнью была своя польза – оно позволяло освободить себя для многого другого: обзавестись сторонней возлюбленной, найти устойчивый дополнительный заработок, освоить питерские музеи и театры, придумать как обрести родительское наследство, заиметь собственное авто и поездить на нем по кондовым местам северо-западной России. Вот только как больной зуб не давала покоя шпионская распечатка, разосланная в газеты, на которую не приходило никакого отклика. Какой именно отклик должен возникнуть Алекс не знал, но что-то непременно должно было произойти, иначе получалось, что смерть его родителей прошла совершенно даром – никому их суперинформация не понадобилась. Оставалось лишь последнее средство: попробовать разместить все это в Интернете.
Беспрестанные мысли Алекса об одном и том же привели к тому, что однажды ночью он проснулся с ясной идеей, чем именно ему стоит заняться в ближайшие 20-30 лет: создать себе тайную организацию, подобную той, что была у Зацепина, и самолично разбираться с теми, кто значился в списках американской наградной ведомости. Разумеется, смертью наказывать они никого не будут, а вот превратить этих предателей, посредством шантажа и физического воздействия в послушных рабов и выжать из них все финансовые и бизнес-соки это да, это будет посильней «Фауста» Гёте, как говорил один усатый товарищ. Правда пока что в эту его тайную организацию имелся только один кандидат – Даниловна, ну ничего появятся и другие.
22
Фролов вышел из здания ФСБ и направился к стоянке служебного транспорта. Сегодня в Лиге чемпионов играл «Спартак», и вечер обещал быть вполне ярким и эмоциональным. В кармане зазвонил мобильник.
– Я слушаю.
– Ну вот, дождались, они разместили это в Интернете! – заорал в трубку Севрук.
– Что именно? – не сразу понял Фролов.
– Ты еще спрашиваешь? То, что ты в редакциях перехватывал. А я слово дал, что все с этим разрулил. Ты понимаешь, ты не только себя, но и меня подставил!!
– Не надо кликушествовать. Я сейчас разберусь.
Фролов скинул телефон, секунду постоял, подумал и заспешил назад в свой служебный кабинет. Два месяца об этой распечатке не было ни слуху ни духу и вот на тебе!
Вечер в самом деле получился ярким и эмоциональным, вот только «Спартак» был тут не причем. Под ружье были поставлены сразу два отдела, чужие компьютерщики недовольно бурчали, но свое дело исполняли исправно. Уже через несколько часов удалось выйти на питерское Интернет-кафе откуда в интернет было послано искомое сообщение. А еще через час в сторону второй столицы на машине выехали фроловские сотрудники с предписанием не возвращаться без результата.
23
Верный своей преподавательской методе, не углубляться во что-то одно досконально, а говорить о многом, пусть и по верхам, Стас на каждое занятие старался приносить что-то новое и необычное, будь то какие-то полуистлевшие рукописные рекомендации, или шпионский прибамбас из хранилища вещдоков.
На этот раз инструктор вообще учудил. Притащил радиопередатчик с наушниками и крошечным микрофончиком и объявил, что сегодня у них занятие будет на натуре. Загрузившись в его вишневую «шестерку», они поехали к новому сверкающему стеклом и металлом торговому центру, возле которого в любое время имелся приличный ручеек шопинговой публики.
– Задание такое. Ты как минимум просто знакомишься с девушкой, которую я укажу, а как максимум сегодня вечером должен оказаться у нее в постели.
Алекс напряг слух, пытаясь уловить в словах инструктора крупицы издевки. Но нет, тот, похоже, говорил абсолютно серьезно. У них уже как-то так выработалось, что сначала Стас во всяком задании давал ему шанс проявить собственную смекалку, а уж потом брался корректировать, как все можно было сделать в более лучшем виде.
– Надеюсь, вы выберете мне самую страшную кикимоту, какую только возможно?
– Уж это обязательно.
К тротуару неподалеку от них подрулил новенький «Ауди», и из него не спеша выплыла холеная петербургская дива лет двадцати пяти.
– Ну, например, эта, – кивнул в ее сторону Стас.
Копылов выдохнул из легких воздух, вылез из машины и направился к диве. Вид ее был самый высокомерный. В трех шагах от аудишницы, но, не закрывая ей прохода в магазин, Алекс резко остановился, потер глаз рукой и затряс головой.
Дива тем временем заблокировала свой «Ауди» и сделала движение по направлению к торговому центру.
– Девушка, секундочку. Вы не можете мне помочь? – Он достал носовой платок и протянул ей. – Ресница в глаз попала. Так режет!
Аудишница удивленно глянула на него, не сразу постигая смысл его просьбы. Понадобилась еще одна гримаса боли, чтобы дива рефлекторно протянула руку ему навстречу.
– Стойте. Я посмотрю. – Она взяла платок и приготовилась спасать Алекса. – Да не вертитесь! Ничего не вижу. Где? Справа? Слева?
– Не знаю, болит и все.
– Влево посмотрите. Теперь вправо. Ничего не вижу.
Алекс отстранился и быстро заморгал.
– Кажется, все. Извините, пожалуйста. Спасибо большое. – И он сделал два шага прочь.
– А платок!
– Что? – Алекс недоуменно оглянулся.
– Твой платок.
– А, ну да.
Он забрал платок и якобы в первый раз посмотрел на нее. Нерешительно переступил с ноги на ногу. Красавица шагнула было прочь, но все же заметила это его топтание.
– Что-то еще?
– Я согласен.
– С чем?
– У меня есть полтора часа свободного времени. Я согласен таскать за вами ваши покупки. – Взглядом он указал на торговый центр.
– Зачем?
– Чтобы ходить рядом и страшно завидовать, что я не ваш парень.
– Только ходить?
– Только завидовать.
Она усмехнулась:
– Полтора часа может не хватить.
– Согласен и на два часа пятнадцать минут.
Дива ничего не ответила, просто пошла к стеклянным дверям, словно не замечая, что он следует чуть позади нее. Перед тем, как скрыться внутри здания, Копылов сделал торжествующий жест в сторону машины Стаса, означающий: ну вы у меня теперь и наслушаетесь за два часа пятнадцать минут!
Соблюдая обещание «только ходить», Алекс безмолвно сопровождал аудишницу, не досаждая ей ни словами, ни взглядами, ни суетными движениями и, в конце концов, добился, что она и в самом деле вручила ему пакеты с купленным пиджаком и туфлями.
Еще больше контакт наладился, когда аудишница при оценке выставленных вещей, пренебрежительно бросила:
– Да, это явно не Майами!
– А мы бывали в Майами? – тут же подхватил на американском английском Копылов.
Дальше они уже вовсю щебетали по-инглишу. Легкая путаница дивы в английских временах и предлогах, быстро определило в этом деле превосходство Алекса, и Инне, так звали аудишницу, не оставалось ничего другого как отыграться на чем-то другом.
– Хочешь, я угощу тебя пивом и пиццей? – предложила она, когда они проходили мимо имеющегося в торговом центре кафетерия.
Алекс не возражал:
– Вот это бонус так бонус! Не зря я сегодня день прожил.
Инна, усаживаясь за столик, протянула ему тысячу рублей:
– Держи бонус и поухаживай за девушкой. Мне кофе с мороженым и гранатовый сок.
– Я прямо уверен, что твои деньги не действительны. Знаешь, сколько сейчас в Питере фальшивых тысячных купюр?.. – Он увернулся от ее дензнака и направился к раздаче делать заказ. Заодно по мобильнику позвонил Стасу.
– Ну как проходит день? Мы еще потом пойдем сумочку выбирать.
На третьем часу ожидания, лежа на разложенном в машине сиденье, Стас уже сто раз проклял свой выбор с «ауди».
– Ты что специально это все затеял?!
– Вы и вечером в постели нас будете слушать? – отвечал ему Алекс. – Еще как буду! Не сомневайся.
Инструктор выключил мобильник и в сердцах зашвырнул наушники от себя подальше. Потом подумал и повесил их на наддверный крючок, чтобы все равно что-то слышать.
Копылов с Инной тем временем медленно поглощали нехитрую еду и общались. Дива при этом красиво курила тонкую сигарету. По ее просьбе они уже перешли снова на русский. Алекс буквально физически ощущал, как она оценивает его непритязательный прикид, явно не модельную стрижку и дешевый парфюм. Поэтому рассчитывать ему приходилось исключительно на свое устное творчество. Ну, а что может интересовать столь ухоженную красотку на новой иномарке, кроме разговоров «за любовь», вот и вымучивал из себя на эту тему все, что мог.
– Знаешь, в пятнадцать лет я дико злился на все фильмы про любовь, – вещал Копылов самым задушевным тоном, на какой был способен, и стараясь не думать о слушающем его Стасе. – Жутко хотелось узнать об этом как можно больше, а мне почему-то в каждом фильме предлагали одно и то же. Что всякая любовь должна быть непременно большой и сильной. А если я не хочу большой и сильной? Если я хочу любви разной. Пусть даже средней и половинчатой. Мне всегда казалось, что если ему и ей хорошо, то они должны все время смеяться и подшучивать друг над другом. А мне говорят: нет, будь всегда возвышенно-серьезен. И почему-то нигде и никогда не учат, как по нормальному выходить из надоевших отношений. Чтобы ни у него, ни у нее не было душевных травм и комплексов… А ты что об этом думаешь?
– У меня есть дядя, он любит говорить, что не бывает отношений на пол шишечки, а только, чтобы на полную шишечку.
– Ну и что ты согласна, чтобы у тебя была одна любовь, но зато на полную шишечку?
– Ты наверно начитался Эриха Фромма.
– Я даже не знаю, кто это такой, – честно признался Алекс.
– Знаменитый американский психолог. Он писал, что Голливуд всегда предлагает только один вид любви: любовь-идолопоклонство.
– Вот-вот-вот. Как ты сказала: Эрих Фромм?
– Ну да. А книга называется «Искусство любить»…
Спустя еще час, Стас, приведя сиденья в машине в нормальное положение, с ненавистью наблюдал, как из торгового центра выходят Алекс и Инна и загружают пакеты в «Ауди».
– А кто мне поможет это все разгружать? – со стороны девушки это был явно провокационный вопрос: уцепится он за этот шанс или нет.
– Ну, Инна! Все было так чудесно. Я не хочу ничего испортить. Стану напрашиваться в гости, а ты и согласишься. Давай сегодня на полшишечки, а?
– По большому счету ты прав, – похвалила она. – Ладно. Мой телефон ты себе забил. Захочешь еще раз моим грузчиком поработать – звони. Буду рада. Кстати, если я скажу: «Вы не туда попали» – не обращай внимания, позвони в другой раз. Хорошо? Ну ты же понимаешь, что и эта тачка, и кредитка и квартира на Невском это не просто так… Договорились?
– Да.
А она всего лишь продажная девка, вдруг с оторопью понял Алекс.
Инна подалась вперед, подставляя ему для поцелуя губы. Вместо этого он неуклюже клюнул ее губами в щеку.
Дверца «Ауди» захлопнулась, и авто стало выруливать на проезжую часть. Алекс подождал, пока оно скроется из вида, потом подошел к «шестерке» и забрался на переднее сиденье.
– Задание выполнено на три балла, – вынес свою оценку инструктор.
– Оно оказалось невыполнимо, – не возражал Копылов.
– Почему?
– Потому что эта подруга курит.
– И что? Сейчас курит семьдесят процентов барышень. – Я не могу целоваться, когда мне в лицо никотином воняют, вот что! – Ну ты и фрукт, однако. Это уже на грани профнепригодности.
– Может для профпригодности мне еще голубым стать?
– Прикажут – и станешь!
– Щас – разогнался. Поехали, чего стоим?
Стас тронул машину с места. Ему уже и самому не хотелось разбирать по полочкам, что Алекс делал и как.
– Так ты что, ей даже не позвонишь?
– И ведь умная деваха. А воняет, как из старого мангала! – бурчал вслух Копылов.
Инструктор высадил его у ближайшего метро.
После кафешной пиццы с пивом ужасно разыгрался аппетит, и Алекс решил устроить себе дома пир, для чего накупил по дороге из метро разных вкусностей. Общение с Инной, как бы там ни было, порядком взбудоражило его, и он дал себе задание сегодня же вечером по интернету непременно найти себе хоть какую пассию.
Позже Алекс вспоминал, что интуитивный тревожный звоночек в нем прозвучал, даже в том его предельно отвлеченном состоянии. Подходя к своему подъезду с двумя пакетами продуктов, и ухитряясь при этом отщипывать от батона вкусную горбушку, он услышал, как за спиной щелкнули две дверцы машины. «А ведь не хлопают, а прикрывают осторожно», – еще успел он подумать.
– Дмитрий Волков? – негромко, но в полной уверенности, что это будет им услышано, прозвучало сзади. – Вы арестованы…
Причастность к тайной службе и поездка в Москву уже успела вселить в Копылова ощущение полной безнаказанности, поэтому вместо того, чтобы демонстрировать свою невиновность в нем возникло желание так просто не подчиняться.
– Сейчас, – сказал он не оборачиваясь, получше перехватил пакеты руками и резко бросил их вверх, так что апельсины, яблоки, глазированные сырки разлетелись целым веером, а сам быстро присел на корточки и метнулся в сторону. Увы, вырваться ему не удалось, но один из громил, цепляя его, потерял равновесие и свалился на Алекса. Получилась настоящая куча мала.
Трое мужчин и две женщины оказались испуганными свидетелями этой сцены.
Затем крепкие руки подняли Алекса и бесцеремонно потащили к машине. Тот, кто упал на него, не удержался и в сердцах врезал Копылову кулаком по животу.
В машине Алексу надели наручники и обыскали. Паспорт и студенческий были как всегда при нем, и вместе с мобильником и портмоне переправились в чужие карманы. Со связкой ключей, извлеченных из джинсов Копылова, возникла секундная пауза.
– Дома кто есть? – спросил тот, кто сидел рядом с пленником, тридцатилетний парень с вытянутым лошадиным лицом.
– Есть. Подруга борщ готовит, – сказал Алекс, упреждая возможный обыск в квартире. Позже ему пришлось пожалеть о своих словах – ведь тогда бы Стас о его аресте узнал гораздо раньше.