Программист. Глава вторая

Юрий Сычев 2
                Странные дела
    
     «Полковнику никто не пишет. Полковника никто не ждет» – несколько раз едва слышно пропел Виктор Кузьмич, посмотрев на вышедшего из подъезда его дома почтальона, с сумкой на плече.
    
     Не снимая с лица медицинской маски, он порылся в карманах и, чертыхаясь, в одном из них нашел связку ключей.
    
     «Надо бы у Валечки - провизора прикупить средство для укрепления памяти!» – пробормотал он, еще раз взглянув на удаляющуюся фигуру работника почты и поднеся чип - ключ к «дешифратору» электронного замка входной двери.
    
     Магнит кодового замка щелкнул, и резина уплотнений двери приоткрыла небольшую щель в двери, из которой в лицо Кузьмича пахнуло затхлым воздухом.
    
     Прошедший ночью проливной дождь поспособствовал жильцам подъезда пятиэтажки своей мокрой обувью повысить влажность объемов его лестничных пролетов.
    
     «Ну, вот, и антисептиками обрабатывать подъезды дома перестали. А раньше ведь даже асфальтное полотно дорог реагентами против вируса полоскали!» – горько подумал седой пенсионер, привычно заглянув в небольшие круглые отверстия на  крышке своего почтового ящика.
    
     Ничего не увидев в нем, он уже сделал парочку шагов по лестничному пролету, но что-то вдруг заставило его вернуться к голубому ящику на стене и небольшим ключиком открыть в нем дверцу.
    
     И не зря!
    
     «Черная кошка в черной комнате!» – улыбнулся ветеран, обнаружив в ящике черный конверт нестандартного размера.
    
     За всю свою долгую жизнь ему еще не довелось получать корреспонденцию в черных конвертах.
    
     Шрифт адреса получателя на конверте был белого цвета.
    
     А там, где должен был быть адрес отправителя, подняли рябь в глазах Кузьмича цифры.

     Их было много – в три ряда, во всю длину конверта.
   
     Следов обычного почтового штемпеля на конверте не было.
   
     А вместо них в правом углу конверта, на месте для почтовой марки, стоял эллиптический оттиск, а в нем – овал, в котором молния несла на себе знак бесконечности.
    
     И на обратной стороне конверта - «черной метки», по его углам и в центре, стояло еще пять подобных знаков.
    
     Кузьмич еще раз внимательно прочитал, кому предназначался конверт.
    
     «Нет-нет, все правильно: письмо для меня!» – решил старичок и с конвертом в руках взбежал по ступеням третьего лестничного пролета к своей двери.
    
     Немного отдышавшись у двери, не нажимая на кнопку звонка, нарушив шутливую традицию всегда звонить себе в дверной звонок, хотя там никого и не было, открыл ключом дверь и вошел в коридор.
    
     Включив в прихожке свет и поздоровавшись шутливо сам с собой, не раздеваясь, прошел на кухню.

     Взяв в столе кухонный нож, Кузьмич аккуратно вскрыл конверт.
    
     В нем был еще один конверт, но уже обычный, белый.
    
     Конверт был явно для него: на нем значились его персональные данные (и даже данные его паспорта).
    
     По диагонали конверта шла широкая красная полоса, а в ней четко значилось: «Внимание! Прочесть после 15 ноября!»
    
     До этой даты было еще почти две недели.

     Был в конверте и серебристый конвертик, размером, в четверть формата А4, на котором стоял оттиск молнии со знаком бесконечности, красного цвета.
    
     Конверт этот был запечатан.
    
     В нем Кузьмич после 15 ноября обнаружит небольшую (с ноготок) тонкую сим-карту, на лицевой стороне которой значился значок бесконечности на молнии.
    
     Будет в конверте и небольшая записка:
    
     «Уважаемый Виктор Кузьмич! Прошу Вас не печалить сильно свою душу тем, что произойдет в моей судьбе. Вы ведь у нас такой добрый и сильный. Теперь Вы можете вставить сим-карту из серебристого конверта в нужный слот планшета, робота-пылесоса и культиватора, которые мы в прошлом презентовали вам. Слоты на них Вы без труда отыщите: они теперь открыты и себя без труда покажут нужным знаком и сигналом. С пребольшим к Вам уважением и любовью – Владислав».
    
     В конце записки даты не будет.
    
     Лишь только Виктор Кузьмич начнет читать последнее предложение странной записки, шрифт ее станет тревожно мигать красным цветом, и после прочтения имени зятя Кузьмича, исчезнет, пропадет.
    
     А на его месте появится знак в виде эллипса, в котором будет пульсировать розовым цветом молния, несущая на себе знак бесконечности.

     Но этому всему еще предстояло случиться.

               
                ***
    
     Спокойную задумчивую тишину над волжской водой прервал тревожный ринг-тон телефонного звонка.
      
     Казалось, накалившаяся ситуация в отношениях между людьми и природой сейчас разрядится, и конфликт сторон разрешится.
   
     Но, нет, дорогие друзья, уж очень много заинтересованных лиц, отметим сразу, вольно, или невольно, были втянуты в этот конфликт варварства и просвещенности людской, самой природы.

     Он очень ждал и боялся этого звонка.
   
     «Папа, ты сейчас где?» – прозвучал женский голосок из микрофона телефона Виктора Кузьмича, спешно нажавшего на иконку вызова своего смартфона.
      
     «Папочка, родненький, Владик наш умер! Умер, бедненький!» – громким рыданием запнулся тонкий голосок.
   
     Кузьмич тяжело, полной грудью вдохнул влажный воздух и громко выдохнул в микрофон: «Ну, вот, отмучился наш бедолага!»
   
     Седой мужичок, запрокинув голову, швырнул телефон на дно лодки: «Господи! За что нам эти муки? Его-то – за что, господи?»
      
     Он зарыдал, заревел, словно дикий зверь, заревел Белугой и стал спешно собирать рыболовные снасти.
      
     Его напарник по рыбалке молча стал спешно сматывать удочки.
      
     Идиллия «мирных» рыбных боев все-таки была вероломно нарушена вирусом-убийцей, которого человек увенчал короной, будь она трижды неладна.
   
     Теперь, как и для всего мира, жизнь Кузьмича была разделена проказником из микромира на «до» и «после».
   
     Страшное слово «ПАНДЕМИЯ», до этого звонка, казалось старичку, не изломает летопись его рода.
   
     В крайнем случае, как думал старец, вирус слегка «пощекочет нервы» домочадцам, повышая их иммунитет.
   
     А то, что люди умирают от КОВИД-19, так это все не про его семью, не про него.
   
     Отнюдь.
   
     Все было очень страшно, горько.

     Все было просто ужасно.

     «Нужно найти так нужные слова, чтоб успокоить всех: старшую дочь, внучку. Ведь жизнь для них не закончилась, с его уходом!»  – участливо прозвучали слова друга.
   
     Кузьмич, будто во сне, слушал его, думал, отвечал ему, как бы себе, так до конца не осознав горечь утраты.
   
     Тело его, превратившись в какую-то ватную субстанцию, жило тогда само по себе.
   
     Казалось, мысли, горше одна другой, покинув его тело, роились беспокойной темной массой.
      
     И каждая из них жалила его, так больно жалила!
      
     Испытывал Кузьмич, увы, не боль физического тела.
   
     Душевная боль, боже, что может быть ее страшнее?
   
     Душа его просто взрывалась, заставляя судорожно дрожать все мышцы тела.
   
     Дрожали ноги, руки, губы.
   
     Едва послушными руками Виктор Кузьмич собрал рыболовный скарб, запустил лодочный мотор и рванул вдоль берега к стоянке по расшалившейся волне.
   
     Петрович, его друг, лишь понимающе взглянув на него, плотнее запахнул полы плаща на себе: фонтаны остывающей к зиме воды хлестали в лодку, будь здоров.
      
     В подобной ситуации Кузьмич оказался второй раз.
      
     Ему уже доводилось, будучи на рыбалке, получать горькую весть с «земли».
      
     Тогда, только в мае, в самом его зените, весть о гибели родного для него человека также застала его на воде.
      
     Но тогда он был несколько моложе, и далеко не так серьезно перенес гибель своей супруги (как ему тогда казалось).
      
     Впрочем, дорогие друзья, ведь боль душевная постепенно проходит.
      
     Она как бы стихает, усилиями памяти людской, загнанная ими в потайные уголки бренного нашего тела.
      
     И плохо то, что эта затаившаяся боль, коль доведется, умножит душевный водопад, которому даже сами разум, ум, сознание и воля не преграда.
      
     Все пять минут, иль шесть, движения плавсредства Кузьмича к причалу, себя во всем винил дед.
   
     Винил за то, что слишком сильно любил своих дочерей и их мужей, внуков, близких и друзей.
      
     Не мог он, видимо, как говорится, в иных спорах (разговорах) с близкими людьми настоять на своем мнении, наступив себе на горло.
      
     О, сколько раз он вынужден был соблюдать нейтралитет (уважая выбор человека), когда ему поступал вопрос, прививать, или не прививаться.
      
     Кузьмич искренне верил в то и понимал всем своим умом, что это и вопрос – быть или не быть, жить человечеству, либо пропасть в пыли остатков вирусного безвременья.
      
      И вот, наконец, пришла пора его родным проверить риторический вопрос о прививке.
      
      Много раз Кузьмич говорил детям, что был бы пионером в иммунизации своего стареющего организма, если бы не его заболевание крови.
   
      Он ненавязчиво пытался посоветовать (попросить) семьи деток безоговорочно привиться.
      
      Невзирая на «ахи-охи» чужих дураков и «наших» лжедокторов, несмотря на фейки, несмотря на небольшие побочные эффекты вакцинации, он верил, просто чувствовал душой, нужна вакцинация, НУЖНА.
      
     А настоять-то тут как раз он и не смог.
      
     Семья младшей дочери  Настеньки переболела вирусом убийцей, без потерь.
      
     А вот семья старшей дочери Ларисы, заболев всем своим составом КОВИД-19, потеряла мужа дочери и отца его внучки.
      
     И ведь ничто ему не смогло помочь: две недели кислородного удушья, и не стало с нами умнейшего человечка, семьянина, добрячка Владислава.
      
     Кузьмич, еще несколько раз горько подумал: «Боже, зачем же я на вопрос-ответ старшей дочери о вакцинации от вируса убийцы ей написал, что не привиться – это ее ВЫБОР?»
      
     «И вот сейчас мы пожинаем результат свободы воли человека!» – в сердцах произнес он, заглушив мотор и причалив лодку к берегу.
      
     Спешно собрав в чехлы непросохшую лодку, и уложив их и мотор в автомобиль, ехали рыбаки к родному дому.
   
     Ехали молча, думая, как казалось, о разном.
      
     Но почему-то, нет-нет, да и взрывал гробовую тишину салона тяжкий стон двух старичков-друзей.
      
     Уже возле дома Кузьмич собрал своих выловленных в Волге судаков и протянул их Петровичу: «Дружок, будь добр, помяни добрым словом ушедшего от нас Владислава!»
      
     А сам тогда же и подумал: «Вот мы, друзья, и перешли на ту сторону вируса, где у него сейчас жатва в зените!»
    
     Примечание: Продолжение следует