Некто Брусныцин относился к употреблению алкоголя вполне терпимо. Другими, более ясными словами и жестами, он мог терпеть, когда в его присутствии кто-то с заманчивым бульканьем наливал из тонкостенного графина охлаждённую по всем правилам водочку, нетерпеливым языком промокал сухие губы, затем элегантно опрокидывал в рот изящную, перехваченную золотой каёмочкой рюмку и после удовлетворённого хмыканья и кряканья с нескрываемым удовольствием приступал к горячим закускам или налегал на холодец с разварной картошечкой, щедро сдобренной сливочным маслицем и окроплённой зелёными брызгами свежего укропа.
Сам Брусныцин, как водится, алкоголя не пользовал. Помехой тому был то ли загадочный генетический код, несомненно отвечающий, но пока неизвестно за что, то ли внутреннее нежелание интимного разговора с собеседником, коего непременно требует русский народный застольный этикет, то ли тот факт, что дедушка Брусныцина по отцовской линии в своё время так отчаянно куролесил, что его даже не нашли, чтобы похоронить по человечески...
Однако периодически, как всякому вполне интеллигентному и в меру здоровому человеку, Брусныцину искренне хотелось совершить описанный чуть выше ритуал с тонкостенным графином, а после этого, чего греха таить, может быть даже и затянуться бледным дымком сигареты… (Тут пытливый читатель с лёгкостью догадался, что Брусныцин ко всем своим недостаткам ещё и не курил.) А потом (прости, господи!) можно было бы взять в руку телефон и позвонить, ну, скажем, Елене Петровне из бухгалтерии… Или Ниночке из отдела кадров… Или… (Особо проницательный читатель наверняка успел заметить, что Брусныцин в довесок к прочему чурался женщин во всех их соблазнительных проявлениях.)
В то же время, как человек начитанный вдоль и поперёк, Брусныцин знал, что в любых делах, даже в самых запредельных крайностях, важна мера. И однажды его неизбежно озарило. Он нашёл выход из своего личного тупика. Гомеопатия!
Следуя этой спорной и на своей родине, в Германии, даже преданной анафеме идее, Брусныцин положил себе научиться добывать из всего необходимый эффект, используя исключительно гомеопатические дозы.
Первые же пробы с алкоголем показали, что эффект явно присутствует, хотя и в той же явно недостаточной степени. С сигаретами тоже всё оказалось не очень трудным, однако в отношениях с противоположным полом внезапно обнаружились некоторые неувязки.
Как рассчитать гомеопатическую дозу объятий или (даже одного!) поцелуя, не говоря уже о более тесном тактильном контакте? Как можно минимизировать комплимент или первый робкий взгляд?
Брусныцин растерялся. Оказалось, что в сердечных и ещё более низко спустившихся к бренной земле делах гомеопатия явно давала сбой и терпела фиаско, как на своей доисторической родине…
…Брусныцин сидел на своей кухне за столом, покрытым полосатой, как матрос, скатертью. Точнее: на самом углу стола. Сидел на краешке стула и смотрел на блюдце, в котором сиротливо лежал старательно отпиленный, тонюсенький ломтик сосиски, обрамлённый тремя зелёными горошинами и приукрашенный кровавой каплей кетчупа. В рюмке без золотой каёмочки стояла пипетка, исполненная несколькими миллилитрами разбавленной водки. На другом углу стола тускло мерцала гомеопатически обрезанная свеча. В душе Брусныцина царила унылая осень…
И тут Брусныцин встал, решительно зажёг свет, сгрёб с полосатой скатерти всю эту гомеопатическую ересь, поставил на плиту полный чайник воды, достал из холодильника докторскую колбасу, сыр, сосиски и кабачковую икру. Затем он разрезал вдоль ватерлинии целый батон белого хлеба и принялся густо намазывать сливочным маслом обе половинки сразу. При этом благодатном действии он размышлял:
«Интересно, а если цветок слишком часто и обильно поливать, начнёт ли он от этого икать?»
Но на самом деле ответ на сей животрепещущий вопрос Брусныцина абсолютно не волновал.