Часто во сне вижу дом, который давно снесли.
В этом доме я (недо)прожила свое детство.
В нем было три комнаты, кухня, печь,
веранда, подвал и чердак, который всегда был закрыт.
Но это все... "не толкает сюжет"
и мало имеет отношения к сути,
а значит является лишним в этом тексте.
Пусть останется... Вот, что важно:
вокруг дома были по старинке высокие
завалинки, заполненные опилками.
Окна летом открывались двумя створками наружу,
и я любила выходить из них на завалинку.
Посидеть, посмотреть на улицу с чашкой чая в руках,
поесть ягоды, потом спрыгнуть вниз...
Это если из большой комнаты или маминой спальни.
Из окна моей маленькой детской
я ступала прямо на приставленную к стене
громоздкую деревянную стремянку,
которая там всегда стояла,
когда ей не пользовались (скажем, 364 дня в году),
а с нее было два пути: на землю
и на крышу гаража, где я читала книги...
Мне, вообще-то, всего этого не разрешали.
Для того, чтобы выходить из дома, есть (была) дверь,
а книги читать можно, и не выходя из комнаты.
Так вот, утрений сон... Он был такой:
я услышала звук. Такой короткий, негромкий, мелодичный звук.
Он стих, потом еще раз возник откуда-то снаружи дома. Потом еще...
Я прислушалась и вышла через окно,
через две его крашеные деревянные створки, на завалинку.
И на ней, недалеко от окна, нашла
большую тибетскую чашу,
почему-то с водой.
На дне лежало несколько светлых речных камешков.
Ветер дул, и начиналась буря
(у нас они бывали часто по весне и летом,
тогда отключали свет, и можно было сидеть при свечах,
а я любила это больше всего на свете,
если не считать крыш, книг и окон,
из которых можно выйти),
нормальная пыльная буря...
Ветер раскачивал воду в чаше,
и от этого движения, как я поняла,
камешки ударялись друг о друга
и о стенки самой чаши,
тогда и раздавался красивый звук.
"Как здорово" — подумала я.
Потом я села по-турецки, поставила чашу между коленей, ощущая ее тяжесть
и ту самую детскую радость от всего этого.
Во сне мне было не семь, не девять,
я там просто была в правильном вечном взросло-юном теле,
в котором всегда бываю, когда снюсь себе.
Но тут уж... так вышло, что даже мои детские платья
подходят мне до сих пор,
в чем-то таком я и была.
В руке у меня самым нормальным для сна образом
оказалась деревянная "толкушка"
(а как называла это ваша бабушка?),
та самая, которая все мое детство служила старшим
для приготовления моего любимого лакомства —
картофельного пюре с молоком и маслом.
И ею-то я начала играть с чашей.
Звук не выходил протяжным и правильным, когда я вела пестом по кругу,
но короткий и звонкий — от удара — запросто выходил!
И сразу же из дома донесся взрослый голос,
велевший прекратить шуметь.
И в окна больше не выходить!
Я сделала вид, что послушалась...
Потом чаша стала превращаться в моих руках
во что-то странное, надувное, сдувающееся,
собранное из мелких деталей,
еще более странное...
Надо же было вспомнить, что это сон, глядя на руки...
Но во сне просто хочется жить.
Где еще есть такие чаши и камешки,
и окна вместо дверей...