Медленно кружащийся в прозрачном воздухе янтарно-желтый лист спланировал на колено Вирэт. Она не шевельнулась. Откинув голову на ствол ясеня, продолжала отрешённо-зачарованно созерцать сказочную печаль увядающего леса, прочерченного сияющими дорожками солнечных лучей, и панораму распахнувшихся над обрывом голубоватых просторов.
Фолко знал, что девушке ведомо эльфийское искусство погружения в сокровенную красоту окружающей природы – всей душой, объемно, подобно сказочному сну-трансу, заменяющему эльфам обычный сон. Но знал он также и то, что смертным такой транс может быть опасен, особенно если душу их полонила печаль. И всё же хоббит не решался потревожить думы девушки, тем более что хорошо знал – о чем они, и помочь ей ничем не мог.
Осень – золотая, солнечная, прохладная – ассоциировалась в душе Вирэт с эльфами. Красота и печаль увядания... Заканчивалась эльфийская эпоха Арды, Дивный Народ покидал Средиземье навсегда. Уходила с лица земли эта немыслимая чарующая красота, эти песни, искусство и мудрость. Наступала эпоха людей, и людей эльфам чуждых, не знающих их и не желающих знать.
Пал Гондор, пал Арнор, в чьих королях ещё струилась эльфийская и нуменорская кровь. Пришли истерлинги...
Может, так и должно было быть по замыслу Единого. И эпоха Людей должна расцвести именно от притока свежей – дикой и варварской – крови. И путь этих новых людей будет совершенно иным, чем прежние эльфийские и человеческие пути.
Может быть...
Но нет и не может быть в этом новом мире места для её странной, летящей, тоскующей души... Она не могла уйти с эльфами. Но она не хотела оставаться и с истерлингами!
Тогда почему же она – она! – ещё жива, а Амрод, Мэлнор и Беарнас...
После ухода в Валинор Славура она готова была уже ко всему. Готова была и к дальнейшему расколу в эльфийском отряде, к уходу Теора и Эллеона. Готова была и к тому, что в любой день их путь могут избрать трое оставшихся.
Но к такому исходу она не готовилась никогда: что померкнут навсегда солнечные жизнеутверждающие очи Амрода, прервется немыслимый по красоте и мелодичности голос менестреля Мэлнора, перестанет биться самое благородное и чуткое на свете сердце – сердце Беарнаса...
К этому Вирэт не смогла бы приготовиться никогда! Она согласилась бы трижды принять смерть сама – по разу за каждого из этих эльфов, только бы сохранить им жизни – в Средиземье ли, в Валиноре ли...
... Обрывками вспоминался тот вечер – последний предгрозовой и сумрачный вечер в крепости Серебристых Гаваней.
Низкие мрачные тучи как рваные клочья тьмы летели над самой головой. Все знали, что этой ночью решится судьба всех. Эльфы грузились на суда, покидая Средиземье, мрачные люди готовились к битве не на жизнь, а на смерть, хорошо понимая, что надежды нет: чинили доспехи, точили мечи, готовили стрелы и зажигательные снаряды, грели костры со смолой, устанавливали катапульты.
Вирэт видела, как поглядывали эти люди на их эльфов, и знала, что даже гномы и Фолко не сказали бы ни слова, если бы ушли и они...
Но Амрод и его друзья вели себя так, словно и не видели происходящего у причалов, словно не была их тройка немым красноречивым укором для тех, кто поступил иначе.
Вспоминался серебристо-синий отблеск лезвия длинного меча Мэлнора, тонкий певучий звук стали в руке бойца. Амрод перевязывает сзади ремешком свои длинные золотистые волосы, чтобы надеть шлем. Вирэт стоит в эту минуту за его спиной, и внезапное желание погрузить пальцы в эти солнечные струи, красотою сравнимые разве что с дивной прелестью локонов Владычицы легендарного Квентлориэна, охватывает её душу почти необоримым порывом...
Но она удерживает руку.
Ни разу ещё не позволяла себе Вирэт по отношению к эльфам никаких вольностей, даже самых невинно-дружеских, как, например, бывало у них не раз с Фолко или Строри. Может, именно поэтому они и оставались долгие годы Друзьями.
Но Вирэт хорошо понимала, что дело тут вовсе не в благоговении. Она была обычной девушкой, очень неравнодушной от природы к красоте, и особенно – красоте мужской. Но тем более горьким и страшным, незаживающим в памяти, как ожог, уроком была для неё с таким трудом пережитая давняя боль, носящая имя – эльф Славур. Повторению подобной боли она предпочла бы теперь смерть.
Встреча с отважными охотниками за Олмером перевернула жизнь Вирэт. С первой же минуты горячо и крепко вошла в её сердце любовь к этим новым, так не похожим на дивных эльфов друзьям. Они были совсем иные – и повадкой, и речью, и образом мышления, и пониманием целей. Они были кровь от крови и плоть от плоти Арды – как и она! – роднее, понятнее, ближе Вирэт, словно младшие братья, мгновенно узнанные и радостно прижатые к самому сердцу. Может, случилось это и оттого, что девушке жизненно важно стало найти тех, на кого она могла бы смотреть не с отголоском перенесённой боли, не снизу вверх, как на Старших?
Но очень скоро поняла она, что и не сверху вниз, а на равных, именно на равных, глаза в глаза, и это было радостнее и дороже всего! Они не были её народа, но сердце сделало выбор сразу же, твёрдо и ясно: она пойдёт - с ними, даже если эльфы решат для себя, что это не их путь.
После выбора эльфов Вирэт впервые серьёзно задумалась над тем, кто же были в её жизни Амрод, Беарнас и Мэлнор и почему они остались там, где однозначно ушли бы (и ушли!) те же Эллеон и Теор? «Проблемы людей – дело рук самих людей», - примерно так изъяснил свою позицию перед уходом в начале Войны эльдар Эллеон – великий мастер разведки и лучший следопыт отряда. Почему же в эти «дела» вполне осознанно согласились лезть трое оставшихся и – уж совсем невиданное дело! – гномы и хоббит?! Исключительно ли о людях заботились сделавшие свой выбор вступить в смертельный бой со Злом шестеро не принадлежавших к людскому роду?..
Не случайные попутчики – эти её шестеро друзей, с глубокой сердечной нежностью стала понимать Вирэт. Эльдар, нолдор, тэлери – представители трёх эльфийских народов Арды, - гномы, хоббит и она, человек, - нет, не могло быть случайности в этом необычном союзе борцов против поднимающейся над миром Тьмы! Всего семеро – меньше, чем капля в море, - но почему же по всему Средиземью прокатилась о них молва как о таинственной Неуязвимой Семёрке, образчике военной доблести, мужества и везения, каком-то даже символе несокрушимости духа защитников Арды, - почти эпические, полуфольклорные персонажи, известные в обеих армиях (каких только сказок о себе не наслушались они у своих ночных костров и в разведке у чужих!).
Что было в их братстве реально помогающего выстоять в битве с врагом, если отбросить в сторону сказочные ореолы и мистические выдумки? Мудрость и опытность эльфов, неустрашимость и мастерство гномов, горячая отвага, ловкость и преданность их с Фолко сердец – друг другу и общему делу... Нет, они были обычными бойцами, твердо выбравшими свой путь, и не обладали никакими особыми средствами защиты (кроме мифрильных кольчуг у хоббита и гномов), чтобы претендовать на лавры витязей из легенд. Если и были они символом – то только по своему составу: символом всех светлых народов Арды, поднявшихся в едином союзе на борьбу с общим Врагом, и если Ваниары решили использовать их союз в нужных для Света целях – их особых заслуг в этом не было. Они были обычными – каждый поодиночке. Но они были – вместе. И самое главное – вместе духом. Вот это-то и не могло быть случайностью.
Ещё задолго до конца Войны Вирэт перестала быть наивной и ранимой девочкой, ищущей в окружающем её мире только возвышенное и прекрасное. Жизнь оказалась куда страшнее и сложнее, чем хотелось её видеть. Вирэт научилась понимать и печаль эльфийской мудрости, и боль обрывающейся человеческой надежды, расстреливаемой так кроваво, на взлете. Вирэт взрослела, становилась замкнутее и жестче. Она научилась принимать решение и выбирать быстро, как выбирают на войне, и научилась ненавидеть так сильно, как ненавидят только на войне.
Что спасало её в те дни?
Она знала – Любовь и Молитва.
... Была у неё своя тайна: её никогда не устраивала сложная цепочка взаимоотношений - люди – эльфы – Валары – Единый. Ещё за годы плена у хазгов, не имея в наличии не только вышеназванных посредников, но даже должного понятия о них, она интуитивно стала искать ответы и помощь у Неба напрямую. Её никогда не привлекали ни колдовская магия, ни заклинательные ритуалы и обряды, ни какие-либо другие обходные пути к могуществу и силе, практикуемые тоскующим по недоступному Надмирному человечеством. Всё это слишком смахивало на воровство сокровищ из запертого отцовского сундука чрезмерно нетерпеливым и необузданным в своих дурных склонностях дитятей. Её потребности были куда выше: она искала не денег, а любви Отца. И не понимала, почему это нереально. Она была из Детей Илуватора. Она была Дочерью Единого. Он Сам нарек её так. Она не верила, что Он не может или не хочет услышать. Выше всего на свете ставила Вирэт то, чем была обделена - Любовь. И, не имея её на земле, перенесла эту свою неумолчную тягу и душевный зов - выше. Она чувствовала, что Небо внимает ей, что Оно – живое...
Позднее, когда Славур рассказал ей Айнулиндалэ и Валаквенту, Книги Знаний Эльдаров, душа Вирэт содрогнулась от того, насколько близка она была интуитивно к разгадке. Валары не могли быть посредниками между Эру и Детьми. Они тоже не знали, для чего Дети! Это могли узнать только сами Дети, в их любви и устремлении, приближении к Отцу. Отец желал Наследников, а Наследник не может продолжать Дело Отца, не зная Его и не любя!
... Вирэт не замечала, как менялось иногда лицо Славура, когда он слушал её сокровенное – внутренний пламень девичьей души, доверенный рукам Учителя. «Кто ты?!» - хотелось закричать эльдару, с ошеломлением внимающему девочке из рода Младших и Смертных, «более низших», как считалось у Высоких Эльфов Света. Ослепительный Белый Свет, зародыш которого заметил Славур в душе Вирэт ещё при первой их встрече, раскрывался и изливался в такие минуты с чистотой и силой, достойной Преображающихся Эльфов.
Что Славур мог Сказать ей в такие минуты?! Чему Научить?! Эта душа могла пробить Небо! Могла сказать «Ты» Единому! Сама могла спросить Его и получить ответ! Потому что хотела одного – воли и любви Создавшего её.
Ни разу за всю свою бесконечную жизнь не встречал Славур другой такой же души, хотя искал и жаждал её горячо и глубоко долгие и долгие годы. Только Преображающиеся Эльфы – великие витязи Единого из Перворожденных – имели души немыслимой высоты и чистоты, но их было в Средиземье – единицы - и достигали они подобного многолетним непоколебимым стоянием в Свете.
А тут – человек!.. почти ребенок!..
Только Эру знает, сколько передумал Славур о судьбе, пути и предназначении этой девушки, доверенной ему судьбой, что понял, что решил и выбрал. Он чувствовал ясно одно: ему не быть больше её Учителем. Жадно, чутко и легко усваивала Вирэт знания эльдаров, но она искала в них ответы на вопросы, которых там быть не могло – человеческие вопросы...
И настал момент, когда Славур понял: вершина эльфийской мудрости – только предгорие к началу человеческого восхождения к Горнему. И конец туннеля, за которым брезжит свет успокоения эльфийских душ – это лишь начало пути для народа атани, Пути, по которому они пойдут уже одни. Сами. И, быть может, - напрямую к Илуватору?!.
Славур не делился этими мыслями ни с кем. Видимо, уже тогда решился он на уход в Валинор, но держал это решение в тайне до самого конца. Вирэт замечала лишь, что чаще стал искать Учитель уединения, находила его в самых заповедных лесных уголках – одинокого, задумчивого, устремленного невидящими глазами в небо – и не решалась потревожить.
А потом он объявил – негромко и твердо.
Как ударил наотмашь по живым нитям, ещё связывающим его со Средиземьем. И с Вирэт...
Она поняла по-своему – слишком юная, неискушенная в превратностях жизни душа. Несла свою скорбь молча, замкнуто, гордо – словно поставила стену между собой и окружающими. И всё же через несколько дней не вынесла тяжести одинокого горя, задала ему один-единственный вопрос, не нуждающийся по сути в ответе: «Почему ты лишаешь меня себя?» На языке квенди эта фраза звучала глубже и ёмче: «Почему ты лишаешь меня сферы твоих мыслей, привязанности твоего сердца, ореола устремлений твоего духа, всего того, что есть ты?»
Славур тогда стремительно поднялся и вывел её к обрыву над Сираноной. Держа сзади за плечи, поставил лицом к лицу с бескрайней чашей звездных просторов и холодным ночным провалом Приречья. «Потому, что я хочу подарить тебе Весь Этот Мир!»
Ей показалось тогда, что он отрезает её от уютного источника тепла и света и швыряет в ледяной мрак... Она не задала больше ни одного вопроса. Тогда ей казалось, что он больше беспокоится о себе, чем о ней...
За все эти годы Вирэт неоднократно возвращалась мыслью к этим словам, сказанным над обрывом Сираноны. Она взрослела душой, обретая собственный опыт и взгляд на мир... и с каждый годом всё полнее понимала, как прав и глубок был тогда Славур.
Что ж, не кинувшись в воду, действительно не научишься плавать! Но даже в самых дерзких своих мечтах не могущая вообразить себе истинную подоплеку его выбора и рассуждающая чисто по-женски, долгие годы мучилась Вирэт от горького, как стыд, чувства уничижения, догадываясь, что не мог он не знать, что рука его вовсе не была для неё рукою няньки...
И всё же – он выбрал за неё.
Арда, оставленная ей Славуром, раскрыла перед ней объятия миллионов дорог.
Она сделала шаг вперед.
Она искала свой путь.
Она выбрала...
* * *
-... Пепелище одно! – хмыкнул Торин на расспросы Фолко. – И огнем поработано, и топором. Орки прошли, саранча мордорская, будь они неладны!
Однако жаловаться не приходилось: разжились не только котелками и кое-какой хозяйственной мелочевкой, но и провизией, - Строри, ходячая интуиция, сумел докопаться до замаскированного в бурьяне погреба. Торин уверял, что обостряющим интуицию Малыша фактором оказалась схороненная в погребе баклага с вином; как говорится, зов души сработал, и довольно желчно настроенный весь этот день Строри отвел наконец душу прямо в погребе, сетуя лишь на то, что не пиво...
А на обратном пути, когда, покинув разоренную деревушку, карабкались с добычей снова в горку, Малышу ни к месту вспомнился истерлинговский пленник, и его прорвало заново:
- Надо же, какой Берен в темницах Саурона выискался! Ты ему ещё титулы пророчил! Лучше бы подсказал сопляку под ноги поглядывать, а то – голова в облаках – нос расшибет ненароком! Что, он опасался, что три малорослика и какая-то девчонка их армию разгромят?! Это когда мы всего лишь дорожку восвояси нащупываем! А спесь-то, а гордыня, а целую лекцию прочел! что твой харт-тангар перед строем первогодков! В мучениках мечтает походить? Не торопились бы так, я бы ему штаны спустил и всыпал горячих по тому месту, по которому ихним витязям и героям получать не полагается! Пусть бы потом объяснялся, какие такие подвиги он совершал энтим местом!
Торин угрюмо молчал, по опыту давно зная, что унять разошедшегося Малыша сумеет только Вирэт. С тем и вернулись к друзьям в укрывище. Зябко кутаясь в обтрепанный плащ, девушка рассеянно прослушала сетования друга до первой передышки (конец не просматривался, Строри мог так часами), тихо заметила:
- Оставь, друг, у каждого народа свои нравы и обычаи.
И тут она увидела лицо и знаки Торина.
- А тебе бы вообще помалкивать, Малыш! – укоризненно воскликнула она. – Напустил на парня страху с первой же минуты! Он ведь, едва тебя увидел, понял, что живым не вырвется! На тебя же иногда просто страшно смотреть! Такая яркая и несокрушимая личность! Гроза олмерова воинства! Неудивительно, что парень и решил, что если погибать – то с песнею, хоть душу отвести напоследок перед достойным противником! Я и то иногда трушу, когда ты за даго хватаешься!
Строри оторопело и растерянно уставился на неё... не замечая тонкой улыбки в глазах Фолко и ни к месту отвернувшегося, а потом и вообще вышедшего Торина. Побурчал себе под нос что-то ещё с минуту и замолк окончательно.
- Ветер с севера, - заметил, возвратившись, Торин. – И несёт тучки. Думать давайте, тангары, а не воздух языком месить! Без огня нам долго не протянуть, да и крупу всухую не угрызёшь, - мотнул он головой на добытые припасы. – А огонь нам сейчас не друг, мигом выдаст врагу.
- Сухари последние, - подтвердил Фолко, раздал друзьям хлеб и вздохнул:
– Сало да крупа... эх, отменное варево вышло бы... петрушечки бы сюда, да чесночку...
Скромный паек проглотили мигом, запили вином из добытой Малышом баклаги, - пахнуло мирным солнечным летом, сладкой южной лозой.
- Я так понимаю: у нас три пути, - высказался первым Фолко. – На север – в Беорн... на восток – в Рохан и Гондор... или – отыскать остатки арнорского войска и влиться в ряды местных партизан.
- Зима на носу; какой Рохан без теплой одежды и припасов? До Мории если дойдем не в виде сосулек – сам себе барельеф у Западных Врат установлю! Да только толку-то Рохану от нас! Какие уж мы наездники... – пробурчал нахохлившийся Строри.
- Наездники из нас никакие, - спокойно согласился Торин. – Только, думаю, не скоро знаменитые роханские эореды покроют новой славой ристанийские равнины. В ущельях больше проку им сейчас от пеших. Однако ты прав – зима, а путь длиннёхонек. Мы же не за Олмером сейчас гонимся, и выбор у нас – есть.
- Что сейчас с Гондором – небось, только Отон и Санделло знают... да Олмер знал, пока был жив, - задумчиво произнес Фолко, с грустью вспоминая дивные белые стены и башни Минас-Тирита.
- Поймай Санделло да допроси хорошенько – всё как на ладошке получишь! - развеселился внезапно Малыш. – А-то – ты, Торин! Блесни ещё разок на арнорском небосклоне! Такого орла из степняков словил; что тебе какой-то горбун!
- На Санделло охоться сам, если жить надоело, - без тени смущения категорично ответил Торин. – Мне его и в Войну по горло хватило! Не знаю, есть ли вообще в Средиземье сила, способная его пленить... не говорю уже – убить.
Строри хмыкнул, отвел глаза и посерьёзнел, а потом ожесточенно поскреб бороду.
- Да... хлебнули мы лиха с этим Горбуном, - мрачно подтвердил он. – Если бы не Санделло, давно бы мы смогли вцепиться в глотку Олмеру! Хороший щит выискал себе Король-Без-Королевства, чем только подкупил его?!
- Такие, как Санделло, не покупаются и не продаются, разве ты не помнишь, что говорил о нём Рогволд? – веско отрезал Торин. – Они преданы тем, кого выбирают в хозяева, до смерти и каждым своим шагом подтверждают это... Ах да, тебя же ещё не было с нами, когда Санделло впервые встал на нашем пути в Пригорье!
- Ты имеешь в виду ту их с Фолко потасовку в трактире? – снова оживился Малыш.
- Рогвод принес нам тогда свои лечебные снадобья – и добил фразой... – Фолко поднял глаза на Торина. – «Тебе сильно повезло, Фолко, сын Хэмфаста! Тебя могли убить голыми руками, не вставая из-за стола!»
Торин усмехнулся, значительно поглядывая на друга. Каким мужем и воином стал тот давешний выпоротый в Пригорье парнишка-хоббитянин! И в голосе Фолко не было ни горечи, ни стыда, - так, к слову, вспомнилось из глупого, наивного детства.
- Взять Санделло в плен, по-моему, реально только тогда, когда он сам этого захочет! – хмыкнул Строри. – Вот расперло его пойти в заложники вместо сына Олмера – и поимели его у себя в плену! И хватит с нас! Хорошего помаленьку.
Малыш ковырнул больное место. Если бы знали они тогда в Предгории, что за пленники были у них «дряхлый старикан» да «прыщавый подросток», как, озлобившись, назвал их потом Строри! И чьи жизни выкупил у обреченного роханского отряда своею жизнью мечник Вождя Санделло! Весь ход Войны могли бы они переменить, возможно, если бы поступили тогда иначе!
- Ничего бы не изменилось, - ровно произнесла вдруг Вирэт, знающая эту историю со слов друзей. – Не думаю, чтобы Олвэн уже так много значил для постепенно, - а в конце Войны уже и стремительно, - теряющего человеческий облик Олмера. На какие-нибудь уступки Вождь, возможно, и пошел бы... но ничего в судьбе Средиземья они не изменили бы. Не корите себя, - тихо добавила она, зная их сокровенную боль и истязания совести.
Никто не возразил девушке; отвели глаза, хмыкая с тайной благодарностью в душе.
- Значит, о Гондоре тоже пока нет речи, - подвел итого Торин. – Остаются Беорн и Арнор.
- Я осталась бы в Арноре, - честно ответила Вирэт. – Шансов выжить больше, конечно, в королевстве Беорнингов... по-моему, оно так и осталось нейтральным - внешне... но на северном пути сейчас...
-...ангмарское войско, - кивнул Фолко. – И пока интересы Ангмара сплетены с интересами истерлингов – Арнор они не покинут. Я предпочёл бы вплавь добираться до Осгилиатских Гаваней, нежели прямиком идти через территорию ангмарского короля-ведьмака.
- А мы чего вообще хотим? – вдруг спросил Малыш.
Все уставились на него.
Он медленно расцвел в своей знаменитой дерзкой и обаятельной улыбке.
- Светлая голова, - буркнул через минуту Торин. – Чего мы хотим, тангары?
- Может, заодно и выясним, что мы можем? – предложил Строри. – Чтобы хотеть уж сразу по карману... Скажи-ка, Фолко, ты у нас уйму книжек прочел: что там говорится о героях-одиночках за порогами Великих Войн?
- Что мы можем?.. – медленно проговорил хоббит. – Мы можем сражаться и погибнуть за Великую Цель... если найдем для себя такую... или можем остаться жить, если найдем в этом новом мире себя и свое место... Нам с Вирэт, конечно, проще и желаннее остаться в Арноре, это, по сути, наша родная земля... да и партизанское сопротивление, которое неминуемо и скоро здесь разрастется, кое-что приобрело бы, думаю, и от нашего присутствия... С другой стороны, ничто в мире не происходит без замысла Единого, и тот вселенский катаклизм, что перепахал руками Олмера всё Средиземье, мало что оставил в Арде от прежнего устройства. Есть ли ещё Гондор?.. будет ли прежним Рохан?.. Слишком великие силы, племена и народы стронулись с места и перемешались в этой Войне...
Что мы хотим?.. Вернуть всё на круги своя? Тогда, думается, что осталась единственная в этом разброде сила, незадетая Войной и ещё достаточно могучая, чтобы послужить рычагом для поворота событий вспять – Королевство Беорнингов... если только можно ещё хоть что-либо для этого сделать и если сам Беорн захочет. Но сидя в Арноре этого не выяснить. Мы не знаем и того, что представляет сейчас из себя и само Средиземье... что оно хочет и что может, это новое Средиземье... А что хотим мы?.. Я бы прежде всего хотел разобраться. Мир едва уцелел на крани Конца Света, и все мы Войной сыты по горло. Я хочу знать, действительно ли правление истерлингов в Арноре будет хуже правления Наместника? И если хуже, то для кого? для нас? для Арнора?.. Пойдет ли Арнор против истерлингов или два этих народа в конце концов перемешаются и сольются в единый новый народ? Так бывало... и не раз... А как будет теперь?.. Мне хотелось бы это увидеть...и понять, что я действительно могу и хочу поменять или сохранить в этом мире...
- Я согласен с Фолко, - усмехнулся, потягиваясь, Строри. – Обидно уцелеть в мясорубке Великой Войны и погибнуть ни за грош в случайной драчке.
- Значит, пока разведка? – уточнил Торин.
- Разведка. С выходом на Беорн, - подтвердил Строри.
Вирэт и Фолко переглянулись. И согласно кивнули.