Матвей Ефимович проснулся с неожиданно ясной мыслью: "Надо же ехать, проспал я."
Давно забытая, совестливая забота, что он куда - то опаздывает, его ждут, а он кого - то
подвёл, и надо торопиться уменьшить вину свою перед людьми.
Мыться, бриться, суп разогреть. Старая привычка. Что надеть? Дорога предстоит дальняя.
Воды, хлеба с собой. Денег, денег взять и паспорт. Отсуетился. Вышел на площадку,
дверь закрыл. Спустился по лестнице, вернулся, понадёжнее подёргал её.
На улице раннее солнце ударило в лицо. Жёлтые, зелёные, красные деревья светили
двор. Прикрыл глаза, согрелся душой, губы задрожали и потянулись улыбнуться.
Навстречу шли люди на работу, невыспавшиеся, угрюмые, равнодушно уткнувшись взглядом
в асфальт и лужи.
- Здравствуйте!
- Что вы так рано, Матвей Ефимович?
- Ехать надо, опаздываю!
- Далеко только не уезжайте. - смеялись.
Милый мой городок, какие добрые люди в нём живут. А мне нечем их отблагодарить. И он
кланялся всем. И все увидев его довольно и снисходительно улыбались.
Изношенный разум деда отказывался воспринимать окружающий мир привычным. Вместе
с природной добротой, в него с рождения заложенной, он всё видел в свете солнечном,
даже в погоду пасмурную.
Ноги сами понесли по привычному пути. Тропинка любимая вдоль берега. Вода коричневей
заварки. Утки узнали, закричали, зачастили лапами догоняя. Поломал им хлебушка кусочек.
Остаток завернул, спрятал.
- Мне ехать надо, родимые. Без хлебушка далеко ли уедешь?
Затрясли хвостами согласно и благодарно к воде поковыляли.
Мелкая волна нежной губою касалась песчаного берега, оставляя дрожащую пену.
Идти надо. В спину осенний, свежий ветерок. Мокрые, тёмные листья, недвижно, мёртво
устилали тропинку. Вспомнил как возвращаясь из школы увидел тут людей на берегу.
И девочка, утопленница, лежала с синими губами на земле. И врач "скорой" сидел рядом,
повторял кому - то: " Ничего нельзя уже сделать". Все стояли молча и нельзя было уже
сделать ничего. Глупо,на ровном месте, почти не начавшись, оборвалась жизнь. Всё что
было в ней намечено пунктиром неожиданно рухнуло и пропало безвозвратно.
Остановился, потёр лицо руками стирая нахлынувшую горькую память. Как всё рядом.
Давно это было, а боль до сих пор. После войны много воронок по реке, говорили что
засасывает в них.
Мелким посвистом объявила себя птаха, на суку огромной ивы. Маленькая, а столько в ней
радости, жажды и увлечения жизнью своей. И так мало ей надо для счастья своего. Только
не трогайте - и всё.
Деревья тут в ряд высажены школьниками на пустом берегу. Вымахали за время отпущенное
до огромных размеров. Некоторые уже спилены, за дряхлостью. Другие зеленеют каждую
весну. Каждую осень засыпают поникшую траву отжившими листьями. И запах, идёшь и жить
хочется. Вроде бы мертвеет природа, а красиво.
Завизжали сбоку, за деревьями, две девчонки малые. Бросив портфели лупили друг друга
ладонями, лица страдальческие отвернув в стороны. Рядом молча улыбались подружки.
- Что же вы затеяли, бестыжие. Да разве ж можно вам так вопросы решать? - задрожал
голосом дед.
- Иди себе проваливай! А то и сам сейчас получишь! - крикнула ближняя, самая большая
зрительница. И матом ему добавила.
Господи, да что же это? Куда мир катится? Опешил. А запал у девочек сбил. Разбежались.
Где злобы столько берут?
Сам как побитый встал у ручья. И горько и стыдно. Может необходимо в детстве ошибаться?
Чтобы потом осознавать это и строить себя? В детстве через ручей этот, осенью, пробивались
в реку маленькие карасики. Мы их хватали на мелководье и выбрасывали на берег. Они
сначала трепыхались, а потом умирали, и были нам не нужны.
Поднялся на мощёную набережную. Видны уже были две, любимые воспоминаниями, школы.
Музыкальная, в доме Писателя, и средняя, довоенной постройки, крепко стоящая на высоком
берегу. Сейчас бы туда, как бы он хорошо учился. Как бы прижимал к себе свой чёрный,
постылый баян. Хотел нахмуриться, но воспоминания потянули на улыбку. Сколько лет сюда
ходил по обязанности. А сейчас бы сел за парту, с прямой спиной, руки положил одна на
другую, как велено. А и опять унёсся бы, не слушая учителя в мир своих фантазий, которым
место может быть только за окном.
Хорошую дорожку выложили вдоль речки. Не идёшь а катишься. Ивы вековые, старостью
своей красивые. Разные все, узлами и изгибами. Как пальцы у старухи - работницы.
И что бы ни было на душе. А смотришь на золотые купола Воскресенского собора и веришь.
Веришь в доброту изначальную мира. В Бога - Создателя. В себя, не пустого и не напрасного.
Какая площадь красивая нынче. Что же раньше - то не могли сделать так. Взгляд упёрся в
спину памятника " безумно храброму" Вождю." Почему он всегда ко мне задом поворачивается,
когда я иду в город?".Стоял он от него виновато отвернувшись, теребя в руках кепку,
;На виду у всего народа.
;- Наделал делов, теперь стоит вот тут, от стыда почерневший.
;Дед, особо, на него никогда не ругался.
;- Хотел как лучше, понимаю....
Вопрос возник и погас за несколько шагов. В больной голове старика
заныло что - то. Встряхнул седыми волосами, отмахнулся, отпустило. Посмотрел за реку.
"Вот купола у церквей ведь всегда к тебе повёрнуты".
Небо,небо. Тучи, тучи. Капля упала на щеку. Идти надо. Остановишься - смерть догонит.
Вон она. Рядом. Считает годы мои чтоб лишнего не дать. Люди. У каждого свой мир в голове.
А снаружи город, природа во всех её проявлениях. И чем это всё, вокруг головы, лучше -
тем и человек полнится.
До моста дошёл. Встанешь посередине - под тебя вода течёт, наполняет силой. Перейдёшь
на другую сторону - из тебя всю хворь и дурь вытягивает. Живой мост.
А моторных лодок на реке было больше чем сейчас машин на дороге. В дельте рек, почти
всё мужское население по выходным, сидело у костра, после удачной охоты и рыбалки.
Слева кинотеатр - радость. Справа была зубная поликлиника - горе. Всё рядом.
Тянет, тянет куда - то деда. " Под лежачий камень... ".
А вот здесь был "Прогресс". Первый в жизни магазин самообслуживания. Чудно было брать
всё самому с полок. Люди брали и оглядывались виновато - всё ли я правильно делаю?
Кассиры сидели важные, принимали деньги. Взглядом карманы ощупывали, а то и рукой!
Знаем мы вас! Доверяем, понимать надо!
И новое, и старое, стерев всё плохое, радовало душу. Привязанность к своей памяти, к
своему личному ощущению прожитого, увиденного, прочувствованного - это и есть человек.
Годами сложенный из всего что было, из всего что есть.
Дошёл до угла - посмотрел налево. Там базар. Для кого - то праздник туда сходить, потолкаться.
А он сразу начинал затравленно задыхаться, шум, крики, толпа раздавливали его. Выскакивал
как пробка из бражной бутылки. И потом ещё долго вытирал пот на лбу и оглядывался. Все люди
разные, и радости разные.
Машин столько что улицу не перейти. Светофор не работает. Долго дёргался, потом зажмурился
и побежал. Повезло. Хотелось посидеть, отдохнуть. Посмотрел на Полицию через дорогу.
Быстро и бодро прошёл мимо. А напротив ДК Молодёжный. С улыбкой что - то вспомнил.
В ЖД переезд уткнулся неожиданно. Налево домики знакомые. А надо направо. Там вокзал.
Красивый вокзал железнодорожный! Изящество прежних лет в нём. Сколько раз он радовался
встрече. Сколько раз печаль давила расставанием. А автовокзал новый, функциональный, на
красоту денег не хватило. И стоят рядом, как отец и сын плохо воспитанный.
А по небу тучи летят, и не во что им упереться. Тянут дру друга за собой, не зная зачем и
куда спешат.
На автовокзале очередь. Встал как обычно. Лица напряжённые у людей - вдруг билетов не хватит?
Сунулся дед в окошко.
- Мне до Ленинграда! - лицо сморщил просящее.
- Что вы мне дали?
- Десять рублей.
- А надо сколько?
- Надо и сдачи ещё три рубля с копейками.
- Дед, уйди с глаз, мне и так сегодня досталось - выдохнула кассирша.
- Иди, Иди дед! - сзади подталкивали.
- Мне к дочке надо, в Ленинград!
- Нету больше Ленинграда! Иди домой! - кто - то захихикал.
- У меня там дочка живёт! - но на него уже никто не смотрел.
- Она меня любит. - защитился, последний аргумент, совсем тихо.
Вышел на площадь. Что - то странное накинулось на него вместе с обидой и тоской.
- Я назад не пойду!
Победно затрубил тепловоз, гружёный состав тяжело громыхнув справа налево буферами, тронулся.
- Стой! - кинулся не жалея последних сил через рельсы. Ухватил поручень тормозной площадки
товарного вагона, закинул коленку на нижнюю ступень, выдохнул с криком и сунулся дальше.
Встал, развернул откидное сиденье. Уселся основательно. Воздуху взял и выдохнул.
- Меня дочка в Ленинграде ждёт.
И не надо больше торопиться. Пусть поезд теперь спешит по стыкам рельс. Впереди, кроме радости
встречи, ничего не хотелось видеть.
Будь счастлив дед! Верь, что тебя там любят и ждут. А верить в это и есть счастье.