Фрагмент автобиографической повести Изабель Альенде " Паула". Перевод с итальянского.
11 сентября 1973 года на заре восстал флот, почти сразу же армия, авиация и, наконец, полиция Чили. Сальвадор Альенде был предупреждён немедленно, он торопливо оделся, попрощался с женой и уехал в свой офис, готовый к тому, о чём всегда говорил: из дворца Монеда его не заставят уйти живым. Его дочери Изабель и Тати, которая ещё была беременной, были рядом с отцом.
Плохая новость быстро распространилась и собрала во дворце министров, секретарей, служащих, медиков, некоторых журналистов и друзей. Маленькая толпа двигалась по залам, не зная, что делать, изобретая тактику сражения, баррикадируя входы с помощью мебели, следуя сбивчивым инструкциям эскорта президента.
Взволнованные голоса предлагали обратиться к народу, вызвать его на массовую манифестацию в защиту правительства, но Альенде понимал, что это приведет к тысячам смертей. В то же время он пытался разубедить восставших посредством сообщений и телефонных звонков, потому что никто из генералов не осмелился предстать перед ним лицом к лицу.
Полицейские из охраны и гвардия получили приказ перейти к своим командирам, которые перешли на сторону хунты, и президент разрешил им уйти, но хотел, чтобы они передали ему оружие. Дворец остался незащищенным, и большие ворота из дерева, обитые железом, были закрыты изнутри.
Сразу же после девяти утра Альенде понял, что всей его политической воли недостаточно, чтобы избежать трагического развития событий; в действительности, люди, запершиеся в старом здании, были одиноки, никто не мог им помочь, народ был без оружия и без командиров. Он приказал уйти женщинам, и его личная охрана распределила оружие между людьми, но очень немногие умели им пользоваться.
Дядя Рамон получил новости в посольстве в Буэнос-Айресе и смог поговорить по телефону с президентом. Альенде попрощался со своим старым другом: "Я не отступлю, я уйду из Монеда, только когда закончится мой президентский мандат, когда меня попросит народ, в другом случае умру".
В это время военные гарнизоны один за другим по всей стране попадали в руки хунты, и в казармах началась зачистка тех, кто оставался верен Конституции, первые убитые в этот день были в военной форме. Дворец был окружён солдатами, военной техникой, слышались отдельные выстрелы и потом сильная стрельба, которая продырявила толстые столетние стены, и загорелись мебель и шторы на первом этаже. Альенде вышел на балкон в жилете с ружьём и сделал несколько выстрелов, но быстро кто-то убедил его, что это чистое безумие, и заставил войти внутрь. Была объявлена короткая передышка, для того чтобы ушли женщины. Президент просил уйти всех, но мало кто это сделал, большая часть осталась в зале на втором этаже, в то время как он прощался, обнимая каждую из шести женщин, которые ещё оставались рядом.
Дочери не хотели оставлять его, но в этот час конец был уже близок, и они подчинились приказу отца уйти как можно быстрее. В суматохе они вышли на улицу и прошли, никто их не остановил, пока машина не подобрала их и не отвезла в безопасное место. Тати так и не оправилась от боли этого расставания и от смерти отца, человека, которого она любила больше всех в своей жизни, и три года спустя, в изгнании на Кубе, она поручила детей подруге и, ни с кем не попрощавшись, застрелилась.
Генералы, которые не ожидали такого упорства, не знали, как действовать, они не хотели делать из Альенде героя, ему предложили самолёт, чтобы он отправился в изгнание вместе с семьёй. "Вы ошибаетесь на мой счёт, предатели", - был ответ.
Тогда ему объявили, что начинается бомбардировка с воздуха. Оставалось совсем мало времени, и президент обратился последний раз к народу посредством единственного радиопередатчика, который не был ещё в руках восставших военных. Его голос был так спокоен и твёрд, его слова так определённы, что это прощальное слово не казалось последним дыханием человека, который стоит перед смертью, оно было достойно того, кто входит навсегда в историю. Вот его слова: "Конечно, радио Magallanes заставят замолчать, и спокойный звук моего голоса вас не достигнет, не важно, продолжайте его слушать. Я буду всегда с вами. Я останусь в вашей памяти как человек достойный, который был верен трудящимся. У них сила, они могут вас победить, но не уничтожат социальные процессы ни с помощью преступления, ни с помощью силы. История наша, и она принадлежит людям, народам. Трудящиеся Чили, я верю в Чили и в её судьбу. Другие преодолеют этот горький и тёмный момент, в котором предательство взяло верх. Держитесь, зная, что скоро откроются дороги, по которым пойдёт человек свободный, чтобы строить лучшее общество. Да здравствует Чили! Да здравствует народ! Да здравствуют трудящиеся!"
Как смертоносные птицы, самолеты кружили над дворцом Монеда и сбрасывали свой груз с такой точностью, что в десять минут весь дворец был в огне, в это время военная техника осыпала дворец пулями и пускала слезоточивый газ. Одновременно были атакованы все президентские здания рядом. Огонь и дым обволокли первый этаж дворца и начали проникать в зал на втором, где Сальвадор Альенде и несколько его сторонников были забаррикадированы. Уже были погибшие и раненые, истекающие кровью, выжившие были задушены дымом и газом, они не могли слышать шума от самолётов, бомб и выстрелов из ружей.
Группа захвата вошла через бреши в стене, заняла первый этаж и через громкоговорители приказала оставшимся спуститься по лестнице сбоку, которая вела на улицу. Альенде понял, что всякое сопротивление закончится массовым убийством, и приказал своим сдаться, потому что они будут полезнее народу живыми, а не мёртвыми. Он прощался с ними за руку крепким рукопожатием, глядя в глаза. Они вышли цепочкой с поднятыми вверх руками. Солдаты встретили их ударами прикладов и пинками, так что они падали и катились вниз по лестнице, затем их уложили на улице лицом вниз и полусумасшедший офицер угрожал им, что сейчас он прогонит по ним военную технику.
Президент остался один с ружьём в руке около изорванного и окровавленного флага. Солдаты ворвались с нацеленными на него ружьями. Официальная версия такова: он приставил дуло ружья к подбородку и нажал на курок.