Мечи и орала нашей семьи (первая часть)
Наверное, не ошибусь, предположив, что почти все читатели знают следующее библейское пророчество: «Наступит время, когда народы перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (пророки Исайя и Михей). Увы, проходят века, но пророчество сие пока что не сбывается, и похоже на то, что произойдет это в нашем мире в чрезвычайно отдаленном будущем, а людям пока что приходится с ранних лет учиться ратному делу, чтобы защищать от врагов свои страны, своих сограждан и свои семьи.
Однажды я задумался на эту вечно животрепещущую тему, и попробовал проанализировать, как обстояли дела в нашей семье по отношению к мечам и оралам. Должен сразу сказать, что все родные моей мамы и моей жены никогда не имели отношения к кадровой воинской службе. А вот о своем папе и о двух моих старших братьях, а также, в малой степени, и о себе, я могу рассказать в этом плане несколько больше.
Начну с того, что, по сути дела, мой папа был потомственным военным, так как его отец, то есть мой дедушка, которого я никогда в своей жизни, к сожалению, не видел, поскольку он умер еще до Великой Октябрьской социалистической революции, был отставным унтер-офицером царской армии. Когда началась Первая мировая война, которую в нашей стране называли «империалистической», папу мобилизовали на фронт, так что его взрослая жизнь фактически началась не с орала, а с меча. Он испытал на себе все тяготы данной очень тяжелой кампании: участвовал и в наступлениях, и в отступлениях, но больше всего ему довелось дневать и ночевать на голой земле в окопах. Это чрезвычайно серьезно отразилось на его здоровье. Окопы были полны вшей, и он очень тяжело заболел сыпным тифом. После длительного пребывания в тифозном бараке госпиталя, где ему с трудом удалось выжить, он вновь попал на фронт, на котором уже вовсю царствовала эпидемия холеры, чрезвычайно опасного кишечного заюолевания, поскольку питание солдат было совершенно отвратительным в связи с жуткой антисанитарией.
В результате, холерные вибрионы, кишмя кишевшие в солдатской пище, вновь привели папу на госпитальную койку, но на этот раз уже в холерном бараке. По его словам, он был чуть ли не единственным больным из этого переполненного людьми помещения, кому каким-то чудом удалось тогда выжить. И после такого «воскресения из мертвых», он вновь попал на фронт.
Но вскоре после этого произошла сначала Февральская революция, затем — Октябрьская, и папа примкнул к большевикам, а в 1918 году вступил в ряды РКП(б). Всю Гражданскую войну он провел в седле боевого коня, как пел неподражаемый Леонид Осипович Утесов, «...с шашкою в рукою, с винтовкою — в другою...». Потом была учеба в стенах военной академии, затем начались бесконечные переезды из одного военного гарнизона в другой, и так далее. В тридцатые годы он уже имел в петлицах своей гимнастерки по одному ромбу, что позднее соответствовало званию генерал-майора. Но до получения генеральского звания у папы дело не дошло.
Наша жизнь такова, что она может в определенный момент повернуть судьбу человека на 180 градусов. Пришел страшный 1937 год, папа служил тогда в Чите, в Штабе Забайкальского военного округа. Наступила пресловутая «ежовщина», и папу арестовали по обвинению в том, что он «проморгал врагов народа» в среде подчиненных ему красных командиров. Такая обвинительная статья, к счастью для папы, не была расстрельной. Через некоторое время его выпустили из тюрьмы, но сразу же уволили из рядов армии в запас, заодно исключив из партии.
Он с мамой и двумя сыновьями (меня тогда еще не было даже в проекте) сели в поезд и уехали в Ташкент, в котором жила старшая сестра моей мамы со своей семьей. Наша семья сняла комнату в глинобитном доме на площади Хадра в Ташкенте. У папы наступило время для того, чтобы перековать свой меч на орало. Но не тут-то было: сделать это никак не получалось, так как ему не удавалось найти работу, поскольку никто не хотел брать исключенного из партии человека. В общем, наступил период полнейшего безденежья, и спасало семью от голода только умение папы виртуозно печатать на пишущей машинке, которую он взял у кого-то в аренду, и с ее помощью стал зарабатывать средства на жизнь.
И тут, как это обычно случается в жизни, совсем не во время выяснилось, что мама беременна мною. При Сталине аборты считались очень серьезным уголовным преступлением, поэтому я и появился на свет, и тем самым вновь обрек семью на нищету. Однако, после того как наркома НКВД Ежова арестовали и расстреляли, «ежовщина» закончилась, новым наркомом НКВД стал Л.П.Берия, политическая обстановка в стране стала улучшаться, и папу восстановили в партии, после чего он сразу же нашел работу, но о его возвращении в армию, тем не менее, не могло быть и речи.
Вскоре началась советско-финская война, и на нее призвали моего самого старшего брата, только что окончившего школу (пришла его очередь сменить орало на меч). Несмотря на то, что данная зимняя война была довольно короткой, она оказалась чрезвычайно тяжелой. Морозы, снега, линия Маннергейма (мощнейший комплекс оборонительных сооружений длиной 135 километров) и финские снайперы-«кукушки», прятавшиеся в кронах деревьев, очень сильно осложнили РККА выполнение поставленной руководством страны перед ней задачи — победить финнов в самые кратчайшие сроки.
Победить их, конечно же, удалось, но цена этой победы оказалась очень и очень высокой. Брат, к счастью, не пострадал в этой ужасной войне, и после нее продолжил воинскую службу в Белоруссии. Мама очень надеялась на то, что его демобилизуют после победы в финской кампании (хотя это выглядело абсолютно нереальным делом), и что ему удастся перековать вновь свой меч на орало, но сделать это, естественно, брату не удалось. А затем началась Великая Отечественная война, и ему пришлось буквально с первых же ее часов вступить в бой с частями наступавшего вермахта.
Сразу же после выступления 22 июня 1941 года по радио заместителя председателя Совнаркома СССР Вячеслава Михайловича Молотова с сообщением о нападении нацистской Германии на Советский Союз, папа явился в военкомат с рапортом, в котором просил направить его в действующую армию (для того, чтобы перековать, уже в обратном порядке, его орало на меч), но в военкомате ему заявили о том, что у партии на него имеются совершенно иные виды, и направили папу в Центральный комитет компартии УзССР.
Там папу проинформировали о том, что партия направляет его, старого большевика с высоким воинским званием, на работу в Наркомпрос (Народный комиссариат просвещения) УзССР на должность одного из заместителей Муратходжаева, Наркома просвещения, с обязанностями курировать обучение учащихся средних школ Республики военному делу и физкультуре, а также обучение военному делу мужского населения УзССР. В том же 1941 году в Советском Союзе была восстановлена работа ВСЕВОБУЧ’а — системы обязательной военной подготовки мужчин в возрасте от 16 до 50 лет по 110-часовой программе без отрыва от производства при военных комиссариатах, поэтому мой папа работал в этой сфере в тесном контакте со Штабом САВО (Среднеазиатского военного округа, который функционировал в Ташкенте до ТуркВО), военными комиссариатами и системой ВСЕВОБУЧ’а.
Здесь я должен обязательно сделать небольшой экскурс к тем годам, когда папа был красным командиром. Тогда в Советском Союзе очень много внимания уделялось физическому состоянию командного состава (краскомов, которых в 1943 году вновь стали именовать офицерами). В те времена просто невозможно было встретить командиров с брюшком, все они были поджарыми, стройными, имели отличную физическую подготовку. Чрезвычайно много внимания уделялось их умению хорошо стрелять. На учебные стрельбы патронов не жалели. Мой папа тоже был в отличной физической форме. Он превосходно стрелял одновременно двумя руками («с двух рук!»). Тогда высший комсостав мог иметь в личном пользовании несколько пистолетов или револьверов, поэтому у папы дома были револьвер «Наган» и пистолеты «ТТ» (Токарева) и «ТК» (Коровина). Больше всего он любил стрелять из револьвера «Наган» (по привычке, оставшейся у него со времен Гражданской войны). Мало того, он ежедневно держал в вытянутых руках по полчаса тяжелые утюги, тренируя таким образом руки, чтобы они потом не дрожали от тяжести пистолетов при стрельбе. Вот такая была тогда подготовка комсостава! Но при этом следует упомянуть и о том, что папа великолепно знал стрелковое отечественное оружие, находившееся в то время на вооружении в РККА, и мог, что называется, с закрытыми глазами чрезвычайно быстро разобрать и собрать любой его образец.
Такое, отнюдь не шапочное, знакомство папы со стрелковым отечественным оружием очень сильно помогало ему в осуществлении своих новых обязанностей. Он был чрезвычайно педантичным человеком, и работа по обучению мужской части населения Республики военному делу требовала от него досконального знания всего стрелкового оружия, которым оснащались новые воинские части, отправлявшиеся на фронт для борьбы с врагом. И здесь имелись значительные сложности.
Дело в том, что быстро наступавшие в самом начале войны воинские подразделения вермахта сумели захватить в западной части страны многочисленные склады мобилизационного резерва с оружием, хранившемся в них на случай войны. Дело усугублялось еще и тем, что большое количество заводов, которые могли быстро нарастить производство стрелкового оружия, было эвакуировано в восточные регионы страны, и все еще находились в пути. В связи с этим, Государственный комитет обороны (ГКО) принял решение о расконсервации складов с оружием иностранного производства, в основном, с ручными пулеметами, для того, чтобы вооружать этим оружием вновь создаваемые воинские части.
До 1927 года никак не удавалось создать в стране надежный отечественный ручной пулемет, поэтому на вооружении армии находились разнообразные зарубежные типы этого оружия, оставшиеся со времен Гражданской войны или закупленные по импорту в 20-е годы. Наибольшее распространение в РККА получили британский ручной пулемет Льюиса, американский Браунинг М1918 и французские Шоша и Гочкисс. Положение резко изменилось в указанном мной 1927 году, когда на вооружение армии стал поступать очень хороший ручной пулемет ДП-27 (Дегтярева пехотный). Все исправные ручные пулеметы иностранного производства было решено сохранить в законсервированном состоянии на военных складах.
По этой причине «сверху» было спущено указание изучать в системе ВСЕВОБУЧ'а не только стрелковое оружие отечественного производства, но и ручные пулеметы четырех указанных мной выше типов. Папе в годы своей службы в РККА доводилось стрелять из всех перечисленных мной зарубежных ручных пулеметов, но опыта их разборки и сборки у него не было. В связи с этим, он решил досконально изучить это оружие, разбирая и собирая его своими руками. По его просьбе, в нашу небольшую служебную квартиру, состоявшую из одной комнатки и микроскопического тамбура, находившуюся на ташкентской улице Жуковского, дом 12, куда мы переселились после начала войны, стали привозить учебное оружие (отличавшееся от боевого тем, что у него в основании ствола имелось просверленное отверстие). Заниматься этим делом папе приходилось по ночам, так как рабочий день во время войны длился обычно гораздо дольше, чем в мирное время.
Но и я получал громадное удовольствие от общения с этим оружием, благо, что папа не запрещал мне его трогать, так как он прекрасно понимал, что для пацана такое общение очень важно, тем более, что учебное оружие никакой опасности ни для кого не представляло. И он был в этом абсолютно прав, а папин талант отличного стрелка передался и мне, судя по всему, по генетической линии. Я очень хорошо впоследствии стрелял, участвовал в составе команды нашего проектного института на стрелковых соревнованиях районного и городского уровня, устраиваемых по профсоюзной линии.
Тем временем, война продолжалась. Правительственное решение о консервации и складировании ручных пулеметов зарубежного производства оказалось исключительно мудрым и дальновидным, так как при возникновении невероятно опасной ситуации во второй половине 1941 года, когда вражеские войска подошли почти вплотную к Москве, и было принято постановление о создании дивизий народного ополчения из числа добровольцев — жителей Москвы, эти дивизии оснащались ручными пулеметами зарубежного производства из числа тех, которые находились до этого в законсервированном состоянии на спецскладах. Московское народное ополчение насчитывало 600 тысяч добровольцев, так что эти ручные пулеметы во многом сыграли исключительно важную роль для первого поворотного момента в Отечественной войне в процессе разгрома немецко-фашистских полчищ под Москвой во время контрнаступления наших войск, начавшегося 5 декабря 1941 года и закончившегося 20 апреля 1942 года.
В мае 1943 года на фронт добровольцем отправился мой средний брат, имевший бронь от призыва в армию, так как был студентом ТашИИТ’а (Ташкентского института инженеров железнодорожного транспрта), перековав, таким образом, свое орало на меч. Служил он в военно-воздушных силах, был контужен, но остался в строю, и был демобилизован только в 1951 году. Увы, судьба моего самого старшего брата сложилась на войне чрезвычайно трагично: в том же 1943 году он погиб.
Во второй половине войны наступил долгожданный перелом, вызванный, прежде всего тем, что в армию стало поступать в огромных количествах самое разнообразное новое отечественное вооружение, и это было связано с тем, что во главе наркоматов вооружений были вовремя поставлены чрезвычайно талантливые, можно даже сказать — гениальные, организаторы производства, называвшиеся тогда «плеядой сталинских наркомов вооружений», такие, как Дмитрий Федорович Устинов, Алексей Иванович Шахурин, Борис Львович Ванников, Петр Николаевич Горемыкин, Вячеслав Александрович Малышев и Петр Иванович Паршин.
Они сумели сделать, казалось бы, абсолютно невозможное и, в результате их деятельности, наша страна получила полное превосходство над противником как в качественном, так и в количественном отношении, в части производимой военной техники и боеприпасов. Эта плеяда наркомов вооружений сумела так настроить работу заводов оборонного комплекса, что они стали выпускать большое количество самолетов, танков, артиллерийских орудий, минометов различных типов, включая гвардейские реактивные минометы типа «Катюша», а также боеприпасов, в разы больше, чем все страны Европы, вместе взятые, воевавшие против СССР под гитлеровскими знаменами.
Указанный перелом сказался и на работе ВСЕВОБУЧ’а: изучение иностранных ручных пулеметов было отменено, а к стрелковому оружию добавились и минометы отечественного производства, так что все это новое вооружение в виде учебных экземпляров появлялось и в нашей квартирке, где оно подвергалось скрупулезному изучению моим папой.
Так продолжалось до момента долгожданной Победы. После окончания войны, в том же 1945 году, я пошел учиться в школу. У моего папы, помимо военного академического образования, имелось еще одно: в свое время он окончил истфак, поэтому в 1949 году перешел полностью на работу по этой специальности, навсегда связав далее свою жизнь не с мечом, а с оралом.
В 1949 году я увлекся радиолюбительством: собирал радиоприемники и усилители низкой частоты, посещал занятия в радиоклубе, где под руководством великолепного профессионала Филиппа Максимовича Козака овладел работой на телеграфном ключе с помощью азбуки Морзе, после чего, под его же неусыпным наблюдением, используя коллективную радиостанцию UI8KAA, осуществлял радиосвязь с радиолюбителями разных стран. Такого рода увлечение сыграло колоссальную позитивную роль в моей дальнейшей жизни.
Изучение военного дела в нашей 50-й школе осуществлялось самым наилучшим образом. Вначале его весьма достойно преподавал учитель физкультуры Владимир Григорьевич Дронский, сумевший собрать в «арсенале» школы вполне приличную подборку стрелкового оружия. Затем у нас появился замечательный преподаватель этого дела Борис Ефимович Каплун, боевой офицер, участник Великой Отечественной войны. Ему удалось «заразить» всех учеников нашей мужской школы любовью к строевой подгготовке, и мы без устали, с песнями, маршировали по асфальту нашей Хорезмской улицы с тяжеленными мосинскими «трехлинейками» с примкнутыми штыками. Такие форсированные занятия строевой подготовкой не прошли даром: наша школа регулярно занимала первые места на городских соревнованиях по строевой подготовке, в которых участвовали мужские школы Ташкента.
Конец первой части (окончание во второй части)
Борис Пономарев