– Обожалка Георгиевна звонила тебе пять минут назад, я сказал, что ты в душе, – муж направился на кухню. После кресла за компьютером это было второе по значимости место разнообразного наслаждения в потоке жизненного процесса, которое привлекало мою вторую половину.
Имя Обожалка Юлька получила давным-давно. Её восторженное: «ОБОЖАЮ!», звучало к месту и не к месту, от восторга и от ужаса, в театре, на выставке, когда гремел салют, когда пела Хибла, когда какой-нибудь козёл стриг свою собаченцию в нашем перелеске, когда она прижимала к груди новорожденного сына, когда сосед Виктор дал в морду соседу Стасу (по ошибке, нужно было дать соседу Кириллу), короче, нет числа её эмоциональному ОБОЖАЮ… . Поначалу она даже обижалась на нашу кличку, но потом привыкла, а заодно привыкли все родные и близкие, включая и дальних.
Я набрала её номер и понеслось.
– Ты представляешь, мне свалился с неба билет на концерт Анны Нетребко, у Маринкиной подружки Ритки муж запил, я его обожаю, ну надо же так вовремя напиться, поэтому она пойти не может и яаааа-а-а, – она запела тоненьким голоском изображая певицу, – пойду на её концерт, который будет в Кремле, у неё юбилей, всего полтинник, какой восторг, – она говорила без точек и запятых, лучистое счастье сыпалось прямо из телефонной трубки мне в ухо.
– Расскажешь потом, рыбка моя, проворковала я, отжимая мокрые волосы, оставшиеся в мизерном количестве после коронавирусной болезни. Я прекрасно знаю, что Обожалка не зловредная, не завистливая, не злобная, а просто эмоционально заряжена за троих. Видимо кому-то не досталось чувств и эмоций, а ей отсыпалось за них.
С Юлькой мы познакомились в женском туалете научно-исследовательского института лет 30 назад. Осматривая, каждый себя перед зеркалом я заметила её виртуозный самовяз кофточки из недорогой шерсти, а поскольку я разбиралась: где, что и почём, активно экономя небольшие деньги младшего научного сотрудника, я без всякой задней мысли восхитилась и её виртуозностью и её экономией:
– Какая милая вещь, из дешёвенькой шерсти?!– небрежно бросила я, нисколько не ожидая негативной реакции.
На что обиженная Юлия воскликнула:
– Да! Из недорогой! И что!? – и дерзко с вызовом уставилась на меня.
Мы были молоды и прекрасны. С тех пор мы не расставались.
– Крайности рождают гениев! Безумный, он же гениальный, разве это не две стороны одной и той же медали? Возьми роман «Парфюмер», какой жесточайший гений!
– Юля блистала глазами и жала моё предплечье. Мы всего лишь гуляли по маленькому осеннему перелеску. Она вдыхала запах прелой листвы и восхищенно и мечтательно говорила:
– Вот такие бы были на свете духИ, я бы обязательно их приобрела… , какой нежный ностальгический аромат ушедшего лета…
– Дорогая моя Обожалка, помнишь, когда летом ты вытряхивала из кроссовок листья и семена полыни, ты перетирала их в руках, вдыхала аромат и твердила эти же слова…, «Ах, если бы были духи с таким вот ароматом, я бы обязательно их купила!», – я передразнила её тоненьким, мечтательно приторным голосом и продолжила, – И я так и не поняла, толи ты вдыхаешь запах полыни, толи духан застарелых кроссовок!!!
– Какая ты Катя, злопамятная и занудливая! – её восторг частенько гасился моим «холодным душем», но это ненадолго.
Я боялась, что Обожалка позвонит мне ночью после концерта Нетребки, и я выключила телефон, чтобы спокойно на старости лет доспать до утра и не спугнуть этот жиденький сон, всё более и более нежный и хрупкий, и с каждым годом такой драгоценный и необходимый.
Она позвонила на следующий день. Её обожанию не было предела. От подробностей и восторгов даже у меня покатились мурашки по коже, и, мысленно, я прослушала всех исполнителей-участников концерта от Пласидо Доминго до Чечилии Бартоли. Мы немного всплакнули, от чувств, и тут я вставила свои пять копеек.
– Ну не будешь же ты расстраиваться, что юбилей Нетребки отпраздновали. Через 10 лет ей жахнет 60 и возможно чей-нибудь муж опять нажрётся, тут тебе и билет.
– Ты, Катерина, невыносима! С тобой невозможно серьёзно разговаривать. Откуда в тебе эта ироничная сатира с юмором? Пойми, такое бывает раз в жизни. Вот у тебя, быть может, не будет никогда! – обиделась Юлька и повесила трубку.
Через полгода у Обожалки обнаружили рак и срочно прооперировали. В палате лежали шесть женщин разного возраста от 25 до 84 лет. Все с разницей в 2-3 дня были разрезаны и зашиты, поэтому все как одна примерно одинаково медленно начинали ходить, держась за стены, у каждой спереди висела дренажная ёмкость с кровавого цвета лимфой, всем было больно, все размышляли о печальной перспективе и каждая надеялась на чудо. Все начинали новую жизнь. Когда я приехала к Юльке в больницу наступил глубокий вечер. Совсем скоро прекращались визиты и я очень торопилась. Полутемный коридор с освещением на сестринском посту казался бесконечным. Палата в конце коридора с полуоткрытой дверью подозрительно странно издавала звуки музыки. Подойдя поближе я с удивлением услышала сонату Бетховена №17 «Буря». Музыка валом неслась, сметая всё на своём пути и мне показалось, что палата пуста. Я заглянула в приоткрытую дверь и обнаружила всех кривых, качающихся и дрожащих женщин около Юлькиной кровати. Музыка неслась из её телефона и подходила к финалу. Последние аккорды прозвучали. Пожилая женщина, присевшая на край Юлькиной кровати, сказала:
– Никогда такой какофонии не слышала! А понравилось всё-таки. Мой муж в тюрьме сидел полжизни, а я его ждала. Так он как услышит, какой оркестр, да ещё увидит, что с дирижёром, так сразу выключает. Говорит дармоеды они. А частушки любил, – тут она перешла на шепот и видимо частушку пропела. Палата взорвалась дружным хохотом, а Юлька воскликнула:
– Как я обожаю частушки!!! И Бетховена тоже!
Одна из женщин высокая, худая, сутулая пропела скрипучим голосом:
– Когда были две груди,
Муж шептал: «Не уходи!»
Одна теперь осталася –
Я на фиг ему сдалася!
Взрыв хохота прервала медсестра принесшая поддон с множеством шприцов.
– Уколы, уколы, девочки, давайте попы.
Я окликнула Юльку. Она вышла в коридор похудевшая, бледная с синяками под глазами полными искрящегося необъяснимого лучистого веселья.
– Я думала, вы тут страдаете, а вы ржёте как лошади.
Юлька задела дренаж, и я поняла как ей больно по едва мелькнувшей гримаске.
– Катя, ты устала? После работы, тащилась на другой конец города. Береги себя! Что привезла? Корюшку? Вот чудо. Обожаю!!!– и она затараторила о том, какие тут чудесные врачи, какие добрые медсёстры, ну и что, что столько человек в палате и туалет в конце коридора один на 30 человек, зато весело и все друг другу помогают. Неловко шевеля оперированной рукой с удалёнными лимфоузлами очистила корюшку и с причмокиванием съела, изобразив на лице свою главную черту, ОБОЖАНИЕ жизни на земле.