Лестница в небо
Анна Ивановна в детстве поймала ребёнка на руки.
Он летел с пятого этаж прямо в пеленке, и тогда, помнит Анна, время остановилось, и замерло все, птицы, машины, и земля, наверное, не крутилась вокруг собственной оси.
А Аня, шестиклассница, широко расставила ноги, воткнула их почти в Землю, и руки раскинула, и, казалось, руки огромные такие стали, и ждала, глядела, как падает, летит, не торопится маленький Витька с обшарпанного балкона неопрятной пятиэтажки; вот ещё только четвёртый, и пелёнка развевается, красиво, фалдами, как флаг в пионерской комнате, вот и третий уже, и пролетает над Гигоевыми, которые вынесли на балкон старую мебель, потому, что купили чешскую стенку; и становится больше ребеночек, увеличивается, вот пухлый уже такой, Витан, а ресницы белые-белые; смотрит Анечка на спицы привязанного велика на втором, это у Вадьки Иванцова, который ей, Ане, задирал платье и убегал, трус; а глазёнки-то выпученные, голубые, близко поставленные у Витька, и чубчик встал от ветра, и уже смотрит Витенька на неё, Анютку, сверху, совсем взрослый, и слюнка течет сбоку, и примеряется, ручонки протягивает спасительнице - Аня тогда сжала зубы, челюсти, в замок, и приняла дитя в руки, к груди, накрепко.
Аня стояла одна, с ребёнком у груди, и в груди все заходило, забродило.
А вокруг было такое все цветное, люди зачем-то кружились, мелькали, руки-ноги-крики, вой машины, а Аня все стояла, прижав Витьку, и отнимали-разжимали ей руки, уговаривали, пока Аня не услышала бабушкин голос. Она и взяла Витька, забрала.
А вечером у Ани пошли месячные, первые.
Тогда много шуму было на небольшой город. Гудел город, такой случай небывалый! Мать Витьки - бывшая учительница, краса дома, оглядывались бывало, раньше, останавливались даже - Жанночка идёт, учителка начальных классов, с розовыми ноготками, с начесиком. Мамаши молодые совета спрашивали, и Жанночка останавливалась, с изящной сумочкой ( и где она только тетради носила?), объясняла, и головку набок, так, улыбалась приветливо. А уж как бабушки ее любили! И дети, гурьбой - "Жанна Петровна! Жанна Петровна!" Жанна Петровна в новом костюмчике, светлом, с золотыми пуговичками.
А в сумочке - пятёрки да четвёрки.
- Посмотри, как Жанночка всегда причёсана! - говорила бабушка с укором, - не ходит лахудрой, как некоторые.
Вот, случилось беда только, запила Жанна Петровна, да так быстро, деградировать стала, муж за голову, а она пьёт, и похудела, прогулы пошли, (говорили к алкоголю организм сопротивления не имеет, это одни, а другие шептались -" наслали", мол, "порчу"..)
А она и слушать никого не хотела - "Я, грит, и не жила вовсе, вот теперь только живу", и появились мужики в доме, музыка грохочет, с работы уволили, муж, Михаил, устал и подал на развод. Даньку забрал себе, младший оставался у неё, Жанны, держала еще у груди, кормила, не давала.
Но, дело времени, увидев, что идут женщины с опеки - ребёнка бросила, с пятого этажа. Весь двор собрался внизу, когда три, в серых костюмах, женщины с папочками, по лестнице, цок, цок, на пятый этаж, а Жанна на балкон - и кинула. В комбинашке была, растрепанная. Вот Аня и поймала...
Страшная была история, тогда Витьку забрал отец, а к Ане журналисты гурьбой, а она на табурете сидит, яблко кусает и молчит.
- Про тебя напишут в газете! - говорила журналистка с перламутровыми губами.
********
Цвели каштаны, Аня уже гоняла с мальчишками в "казаки-разбойники" по гаражам, и забылось все по-немножку, но ребёнок как прилип к ней, чувствовала его на груди своей, даже рукой проводила, и грудь теплая, и приливало к груди, волнами, волнами.
Утром усаживалась Аня перед шифоньером, в рубашке, и гляделась в зеркало, внимательно, разглядывала ключицы, увеличивающуюся грудь, а бабушка расчёсывала длинные, до пояса, волосы.
- Длинный волос - короткий ум! - Посмеивалось бабушка, расчесав очередную прядь.
- Почему? - Спрашивала Аня.
- Потому! - Отвечала бабушка и тыкала указательным пальцем прямо в голову, в самый ум.
Кода бабушка умерла - Аня стояла у гроба, рассматривала чёрные рюши, и не могла понять, что бабушки больше нету. Прилетевший дядька держал за руку, но это была чужая рука. Холодная, и сухая. Аня не хотела никуда ехать. Она опять трогала грудь, тёплую, готовящуюся к будущему материнству.
Её увезли в Сырск.
**********
Анна Ивановна была бездетной. Почему Бог так распорядился - неизвестно.
Уж косы давно сострижены, и институт закончен, а нет. Тридцать шесть стукнуло, замужем побывала, нет, не получалось. Развод пережила, не то, что замкнулась, но приняла, смирилась. Иногда, правда, в голове брожения поднималась - Почему?
Тогда задумывалась, глаза темнели.
А грудь совсем затихла, как замерла.
*******
Работала Анна по бухгалтерскому делу.
Командировки, проверки, измотали Анну Ивановну, но и к этому привыкла, тоже смирилась. Правда, командировки иногда давали интересные встречи - соседку встретила, из той ещё жизни. Рассказывала: Жанну осудили, но потом признали невменяемой. Выпустили.
Аня прямо видела её, бродившей меж деревьев во дворе - она раздвигала ветки, что-то искала, в старом сарафане, жеваной крепдешиновой кофте с чужого плеча. "Сглазили женщину" - так решило дворовое сообщество, жалели её, подзывали. - "Жанна!" - Она откликалась, смотрела изумрудными выцветшими глазами, и снова, что-то искала под деревьями, бормотала.
Анна отворачивалась к окну.
Гостиница была старая, ободранная, мебель-лакировка, заедающие шпингалеты. Очередная командировка началась странно, зарезервированный номер потек, переселили в двухместный, где Аня занимала одну кровать, и пообещали не подселять. В одиннадцать вечера администратор звонит - "не примите ли постояльца, ему до утра, приболел тут, командировочный, некуда класть", - "Да вы что?!" - Анна бросила трубку. Но уже уснуть не могла. Встала даже, гуляла по коридору, накинув халат.
На первом этаже на драных дерматиновых креслах лежал мужчина, а возле него крутилась администратор и уборщицы - "Вот… молодой совсем"! - наливала из графина уборщица.
- Звоните в скорую! - сказала Анна.
- Звонили, машин нет.
- Что это значит - машин нет?- Анна разглядывала незнакомца.
- Так и нет, - сказали. - Ждите. На вызовах все!
Она походила ещё, застегнула пуговицу, внизу халата, задумалась.
- Давайте ко мне, - сказала Анна.
Анна легла. Сон улетел, летали какие-то шарики, кругляшки, собираясь в бусы, как в детстве, она прикрывала глаза, смотрела сквозь ресницы.
Незнакомец спал.
- А "Скорая"? - подумала Анна.
Она снова задремала, на это раз крепко, старый кошмар надавил на грудь, вернулся, кометой, простыней-пеленкой, и сиреной.
Растормошив, незнакомца, "Скорая" осматривала парня, и вдруг Анна поняла, что знает его, что-то тёплое шевельнулось в ней, откликнулось, Аня тронула его волосы, ладонь прошла сквозь стриженый ёжик.
Он удивленно посмотрел.
*******
Утром они вместе пили чай.
- Вы извините, - говорил Виктор. - Никогда ничего подобного не было.
- Ничего, все позади, - улыбалась Аня.
- Я как-будто падал, летел. - Больше не помню.
- И не надо, - говорила Анна.
А вечером в гостиничном ресторане ели мясо по-французски.
Играл ВИА. Никогда ещё Анне не было так хорошо, так легко, они танцевали.
" Расскажи мне о себе", - говорила Анна и слушала парня внимательно, рассматривала лоб, глаза, руки.
- У тебя дети есть?
- Есть... Дочка, - Аня. Анна… Вы знаете, папа так захотел, меня в детстве спасла одна женщина. Я упал с лестницы. Она помогла… Анна. Мы были не против с женой, - он совсем засмущался.
- На, ешь, - Анна протянула ему яблоко, красное, лоснящееся.
Он принял яблоко.
Она засмеялась, громко, заливисто, так, что парень перестал жевать, с куском яблока во рту, и слюна чуть потекла, сбоку, она обняла его, прижала растерянного, она вдруг поняла, что сейчас у неё начнётся другая жизнь, что будет муж, родятся дети, и она будет вставать утром в халате варить им кашу.
Анна ходила в церковь, без платка, раздвигая серых, как семечки, бабок, которые смотрели недоверчиво, но расступались при виде её сияющих глаз. Все внутри женского её организма заработало правильно, словно подгоняя её женские часы, минуты уже, она крепко стояла на земле, с распахнутыми руками, готовая к новой счастливой жизни.