Сумерки уплотнялись и тяжелели. Темная синева неба все стремительней разбавлялась глубокой чернотой, из которой проявлялись звезды. Сначала одинокие яркие заметные, затем еще и еще, помельче, послабее. Чем быстрее уходил свет с земли, тем звезднее становилось небо.
Звякнула цепь. Большая собака вышла из конуры, потянулась, разминая тело, и села у тропинки, ведущей к дому. Собаку зовут Лихта. Это крупная красива дворняга, в которой смешались и переплелись все собачьи породы, выкинув из себя, за ненадобностью, все те признаки, что человек культивирует и холит в истинно породистых собаках, и оставив только те, что собранные вместе явно и однозначно укажут на нее как на собаку.
Она смотрит в освещенное окно. Там мелькают дорогие ее сердцу силуэты всех тех, что составляют смысл ее жизни в этом мире.
Вот сухой высокий старик. Это он ее подобрал давным-давно, когда она маленькая бродила по пустынному берегу огромной реки и тихо и безнадёжно поскуливала. Она не знала, как и почему она здесь оказалась. Еще утром она играла со своими братиками, напилась молока из миски, а потом еще пососала мать и заснула у нее под брюхом. А проснулась от холодного ветра на берегу реки. Она испугалась и заплакала. Бегала по берегу, искала маму, братиков. Но никого не находила.
Она бродила там долго, целую вечность. Стало темнеть, накрапывал дождь. Она забралась под куст, что рос около дороги. Но и там было мокро, зябко и голодно. По дороге изредка проходили огромные двуногие тени. Она их боялась и ненадолго затихала. А потом снова начинала дрожать и поскуливать.
Темнота вокруг все уплотнялась, все больше намокала. И ей стало страшно. Она подняла маленькую мордочку и завыла. Только вой ее вовсе не походил на вой тоскующей собаки. Он был похож на плач ребенка.
– Кто тут? – над ней склонилась большая тень.
Она хотела юркнуть глубже в кусты, но сил уже не было.
– Щенок. Месяца два, наверное.
Ее крепко ухватили за шкирку и она оказалась в тепле. Незнакомый резкий запах шибанул в нос. Но было тепло. Она перестала дрожать и задремала.
Так она и оказалась в этом огромном дворе, который, как только подросла, начала сторожить. Впрочем не сразу. Конец осени и зиму она прожила в доме. Ее назвали Лихтой. И она охотно откликалась на него.
Весной Лихту переселили во двор. У нее была просторная теплая конура. Двор перед домом и поднимающийся по косогору сад за домом. Лихта все тщательно обследовала и осталась довольна.
С началом посевных работ Лихту посадили на цепь. Цепь была короткая, но посаженная на проволоку, шедшую вдоль всего забора, она давала Лихте достаточно свободы. Лихта легко вбегала по косогору, пробегала вдоль заднего забора, осматривая сквозь щели тенистую аллею, за которой высились многоэтажные дома.
По аллее ходили люди, некоторые с собаками. Хозяева спускали своих собак с поводков и они бегали по траве и кустам. Когда приближались к ее забору, Лихта тихо начинала рычать и потом коротко и отрывисто лаяла. Для маленьких собак этого было достаточно. Они шарахались от забора, держались вблизи хозяев и уже оттуда начинали истошно лаять. Лихта ложилась на траву со своей стороны забора и спокойно молча смотрела на них. Этих маленьких истеричных собачек она откровенно презирала.
Большие собаки появлялись редко. И после нескольких серьезных разговоров она с ними устанавливала договорные отношения, насколько они могут подходить к ее забору и в каких случаях они могут подойти и обнюхать ее.
Лихта любила свой двор, свой сад, своих хозяев. В доме кроме старика и старухи жила еще молодая пара. И однажды по двору неуверенно заковылял маленький человечек. Лихта удивилась. Таких маленьких она еще не видела. И не знала, как к нему относиться. Но увидев, как заботливо хлопотали вокруг него молодая и старая женщины, тоже включила его в круг своей опеки.
Так и текла ее счастливая собачья жизнь. Весной и летом она носилась вдоль забора, от калитки, что была внизу, до верхнего забора на косогоре.
У калитки встречала всех, кто приходил в гости или по делам. Лаяла громко и отрывисто, если шел чужой, и весело заливисто, если приходили знакомые ей люди. А если приходили свои, то плясала на цепи у калитки, радостно поскуливая и норовя лизнуть. Заднюю границу сада приходилось охранять от чужих собак и пьяных компаний, что норовили усесться с бутылкой поближе к забору. Пьяных Лихта не любила.
Зимой Лихту спускали с цепи. И она свободно гуляла по всему двору и саду.
Однажды поздней весной, когда Лихта дремала в тени деревьев, сонно прислушиваясь к шагам и шорохам за забором, она услышала человека с собакой. Очередной хозяин выводил очередного питомца на прогулку. Лихта лениво подняла голову. Толстенький, на коротких ножка, с приплюснутой мордой пес был очень забавным и Лихта, поворачивая голову то вправо, то влево, рассматривала его. Пес ее тоже заметил и рванулся от хозяина с грозным лаем. Лихта в долгу не осталась. Ругались они долго, пока хозяин не увел развязного пса.
С тех пор для Лихты наступили непростые дни. Каждый вечер толстенький пес подбегал близко к забору и облаивал ее нехорошими собачьими словами. Лихта не ввязывалась в склоку. Она только пыталась объяснить, что не стоит соваться близко к ее забору. Но наглый пес совал тупую морду в щели забора и злобно лаял, брызжа слюной во все стороны. Он презирал ее, беспородную сторожевую собаку, сидящую на цепи за забором. И с высоты своей медальной породистой жизни обзывал и хаял ее жизнь, полную простого преданного служения.
Лихта перестала с ним связываться. Молча сидела у забора чего-то выжидая. И однажды дождалась. Толстый пес стряхивая слюну, мотнул головой и на мгновение в щель забора попало его короткое ухо. За него и уцепилась молчавшая до сих пор Лихта.
От ужаса и боли пес взвыл, завизжал по щенячьи. Хозяин бросился к нему, пытался освободить ухо своего питомца. Но Лихта грозно щерила зубы и плотнее смыкала их. Тогда он кинулся вниз, зовя хозяев на помощь.
Медленно поднялся по косогору к месту инцидента старик. Положил руку на загривок. Сказал коротко.
– Отпусти.
Лихта разжала зубы. Пес опрометью кинулся от забора.
– Не подпускайте слишком близко своего пса к забору, – посоветовал дед.
– Где хочу, там и буду выгуливать, – сквозь зубы процедил толстый дядечка на коротких ножках с таким же плоским лицом, как и его собака. И переваливаясь, пошел к дому.
Старик и собака молча смотрели ему вслед.
– Пошли ужинать, – старик потрепал ее по холке и Лихта поняла, что он доволен ею.
Радость до краев наполнила ее душу. Она лизнула руку старика и весело гремя цепью понеслась вниз.
Все лето Лихта вечерами поднималась на косогор, ложилась у забора и с достоинством рассматривала гуляющих по ту сторону собак. С некоторыми приятельски перетявкивалась. На некоторых не обращала внимания. И со снисходительной ухмылкой поглядывала на толстенького пса на коротких ножках, который больше никогда не приближался к ее забору и гулял в самом дальнем углу аллеи поближе к своему огромному многоэтажному дому.
Она верно и преданно служила тем, кого полюбила еще в младенчестве. И с достоинством защищала эту службу.