Нас пригласили на день рождения в скромный замок Бухсенхаус, что на левом берегу Инна, город Инсбрук, Австрия.
Сейчас на первом этаже этого раньше солидного замка мастерские художников, это я доподлинно рассмотрела, когда бегала повидать сына, который учился в колледже туризма Вилла Бланка. Учился на повара, и было ему 15 лет. Однажды я была в этом замке, правда в одном лишь зале. Там была выставка молодых художников и небольшой фуршет. И тогда я спросила своего гуманитарно развитого мужа, почему у этого замка такое странное название…
Оказалось, Бухсенхаус происходит от слова «Бухса» - главная часть пушки.
Внимательная именинница уточнила, что бы мы теплее оделись, все-таки подвалы… Подвалы Бухсенхауса! Я и мечтать не могла о таком! Оружейное производство, арсенал Австрийcкой империи правления Карла II.
В конце 16-го столетия Бухсенхаусом владел наследник благородного рода Леффель. От Габсбургов он получил разрешение на разработку серебряных рудников в Шваце и фактически стал поставщиком серебра в казну двора. Тогда было три направления работы с металлами в Инсбруке – добыча серебра и чеканка первых монет таллеров (в Хале), отливка колоколов (это предприятие и до сих пор работает в Инсбруке, уже 10 поколений колокольных дел мастера) и третье – отливка из чугуна и железа орудий для военных действий, которых много возникало на границе обширной Австрийской империи, здесь, в Бухсенхаусе, в подвалах, которые все вокруг считали винными погребами замка. Для пущей правдоподности при входе было размещено несколько винных бочек, в том числе и огромная на 1000 литров. Она стоит там и сейчас, спустя 300 лет…
Леффель не мог находиться сразу в трех местах, два первых направления он доверил верным людям, буквально родственникам, а сам увлексся разработкой сплава, который бы не разрывался от единственного выстрела, как чугун. Для этих его почти алхимических исследований и была заложена анфилада подвалов под жилым зданием, где жил он сам со своей семьей, а гостевые комнаты предназначались для всех рудознатцев, которые помогали ему делать экспериментальные сплавы. А пушки уж отливали в Колокольной, поменяв модель отливки с колокольной на пушечную. Кстати, первые пушки все-таки разрывались, чем наносили ущерб Колокольной. Стены отливного зала были усилены до 2 метров толщины каменной кладки. Такими они остались и сегодня, хотя для безобидных колоколов такие меры защиты ни к чему…
Племяннику своему Фуггеру Леффель поручил работу на серебрянных рудниках в Шваце, что было подтверждено королевской грамотой Габсбургов. Новые таллеры довольно долго поддерживали королевскую семью в строительных и военных вопросах, но прошло время, и рудники истощились.
Бытовало такое понятие – «Искусство вывести воду из Шваца», которое потом превратилось во фразу, которая символизировала невозможность чего-либо. Серебряной руды было все меньше, а воды все больше. Работные люди роптали. Условия работы в горе ухудшались. Как-то раз к Фуггеру пришла делегация мастеров, они предупреждали о сложных условиях в горе и нависшей угрозе. Но Фуггеру нужны были срочно деньги для казны, его договор с короной не предусматривал ни промедления, ни прекращения денежного потока.
Горняки, повинуясь его приказу, шли глубже. Напоролись на водяной источник, слабые перекрытия прорвало, шахту затопило, оборудование переломала вырвавшаяся из-под гнета вода. Все жены и дети горняков сбежались к шахте – плохие вести разносятся быстро… Горняков, кто был в это время в горе, разорвало водой на части, в вытекавшем из рудника потоке видели руки, ноги, головы пострадавших отдельно от тел.
Фуггера, который отправил людей на верную погибель, судили. Но еще до приведения в исполнение наказания, он сбежал к дяде в Бухсенхаус и занялся оружейным делом. Там он работал наравне с другими работниками простым исполнителем, переходя с одного этапа производства на другой. Фуггер прошел все шесть доступных рабочим этапов, хорошо работал, ни мастера, ни дядя на него не жаловались. Он не выходил на свет божий целый год, чтобы его забыли. Когда он наконец вышел и отправился в подвальчик на другом берегу – пропустить кружку-другую пива, да на девок посмотреть, подсел к нему странный господин… Он назвался Вильямом – нечастое для Тироля имя, оказался он англичанином. Вильям был удивительно осведомлен о делах и проступке Фуггера, и нависающим над ним наказанием, если его найдут или опознают, или выдадут место его отсидки. Предложил помощь…
- Зачам Вам помогать мне?
- Не зачем, а за что – так будет точнее сказать.
- И за что ж?
- За Бухсен-секрет.
Вильям оказался английским шпионом. Дела австрийской артиллерии шли все лучше, и в Европе не один и не два государя желали завладеть этой новой технологией дальностреляющих и не разрывающихся пушек.
Фуггер резонно ответил, что конечно не отказался бы от помощи, но весь секрет ему и самому не известен, так как последний этап собственноручно выполняет сам Леффель, всех работников и мастеров удалив на это время из зала отливки. Он никому не доверяет…
Вильям, допив последнее пиво, сказал:
- Что ж, если Вы хотите, чтобы и дальше судьи не нашли место Вашего пребывания – узнайте последний секрет. А я тем временем организую нам корабль.
Вильям, кстати, сказался нобилем (дворянином) из Венеции. От имени дожа пригласил Фуггера туда с "пушечным секретом". У процветающей тогда республики Венеции было очень много врагов…
Фуггер вернулся к работе на пятом этапе в Бухсенхаусе. Кроме него не выходил из подвалов еще один работник… Все звали его Старик, но лет ему было не больше 50-и. У него была семья где-то в восточных провинциях австрийской империи, но сам он болел чахоткой и бы "не жилец". Когда не спал, он работал, и все деньги посылал семье. А спал он на тюфячке под крышей подвала над выходом. Фуггер уговорил его подвинуть тюфячок чуть ближе в зал и посмотреть, что же такого делает хозяин на последнем этапе.
Выслав работников и мастеров из зала, хозяин развел пожарче все печи. Готовые стволы лежали на лафетах в середине зала. Леффель стал ходить между ними, то там, то сям поливая их водой, не забывая и себя – до того сильный был жар, и он поднимался вверх. Вскоре с верхней балки упал потерявший сознание чахоточный… Хозяин заподозрил неладное, но все-таки отправил его в лечебницу. Там его и навестил Фукггер. На все его вопросы, чахоточный говорил: Мне нечего Вам сказать… Фуггер настаивал, просил, а после удвоил обещанную сумму и тут же отправил его семье. Тогда больной работник ему поведал: "Я сказал правду, мне нечего Вам сказать. Хозяин на седьмом этапе не делает НИЧЕГО – в этом его секрет…"
В тот же вечер Фуггер отправился в пивной подвальчик. Там его вот уже третий вечер поджидал Вильям. Закрытая карета стояла наготове у ближайшей почтовой станции, оба в нее сели и отбыли в Венецию…
Трижды сменив лошадей на постоялых дворах северного, а потом южного Тироля, добрались до единственного, но мощного австрийского порта Триест.
Пребывая столь долгое время лицом к лицу, много о чем переговорили. Среди прочего Вильям признался, что он – промышленный шпион Англии, и что корабль, который ждет их под парусами, отвезет их не в Венецию, а вокруг Европы, через Гибралтар в Англию. У Фуггера выбор был небольшой, маятник его судьбы достиг своего перигея – ниже падать было некуда. На третий день пути в одном экипаже Вильям уговорил его отдать секрет изготовления пушек, пусть даже с сомнительным седьмым этапом производства, английскому Оружейному двору за титул лорда и благосклонность королевы.
Корабль в Вильямом и Фуггером был чуть ли не последний, свободно прошедший по восточному побережью Атлантики до Англии, вскоре там воцарилась власть испанских кораблей, готовились к войне, строили и оснащали в ускоренном темпе Непобедимую Армаду.
По прибытию в Англию, Фуггер был принят ко двору, ему передали оружейную мастерскую с работниками. Вскоре Фуггер сделал пробные пушки (без седьмого этапа). Для испытания на равнине построили деревянную стену и на дальнем расстоянии поставили и английские пушки, и те, что были отлиты только что по австрийской технологии. При выстрелах из Английских корабельных орудий до деревянной стены не долтело ни одного ядра, а австрийские пушки Фуггера разнесли деревянную стену.
И снова Фуггер почти жил в орудийной мастерской, позже преобразованной в завод. Пушки отливались и днем и ночью. Оснастив новыми пушками корабли, англичане выиграли войну на море против испанской Армады в 1588. Флотом командовал Чарльз Говард, в серии боёв, завершившихся Гравелинским сражением, исключительно дальностью и точностью пушечных выстрелов с бортов своих кораблей принес противнику непоправимые поражения у берегов Ирландии, при том, что до английских кораблей на этом расстоянии ядра противников почти не долетали.
Маятник судьбы достиг Апогея, и Фуггера был готов к королевсим почестям. Он обратился к Ее величеству, напомнив условия его предательства... Королева Елизавета, победительница Великой Армады, с милой улыбкой поблагодарила его за помощь английской короне и проявила благосклонность: «Да – вы можете оставаться в Англии при своих мастерских и отливать подсвечники или ворота для сада – для Вас в Англии найдется много работы…» . Титула лорда, как он ожидал, Фуггер не получил и путь в эшелоны власти был для него заказан. Он был очень оскорблен. Вспомнился его родовой, хоть и не очень высокий титул в Австрии. И он решил вернуться…
Сбежав от "благосклонности" ее величества, постаревший и потерявший в молодости несокрушимое здоровье, он вернулся в Тироль, в Швац, рссчитывая, что все о нем давно забыли. При выходе из церкви, куда он сразу же зашел – прикоснуться к своей вере, в родине, а может и исповедаться, его уже поджидали… Вместо встречи с родными он попал сразу на заседание суда, который не забыл его побег из-под «подписки о невыезде», к которой мягкий суд, в уважение его принадлежности к обласконному Габсбургами семейству, тогда приговорил. Сейчас ему припомнили все: его судили за выдачу государственной тайны и присудили к смерти. Орудием выполнения приговора назначено было … дерево.
На рассвете Фуггера вывели на опушку, где стояла вековая сосна. Пока присяжные и наблюдатели собирались, а приговоренный обнажал торс, дерево было подпилено. При последних словах приговора, оно стало падать на связанного по рукам и ногам осужденного. Упавший ствол переломил его хребет - мгновенная смерть.
История, которая вспомнилась мне за столиком фуршета в подвалах Бухсенхауса в Инсбруке показала удивительное подобие человеческой жизни и математического маятника, имеющего только одну степень свободы и неограниченный выбор...