Земля предназначения не продается и не может быть сдана в аренду, но без хозяина быстро превращается в пустырь.
...високосный двадцатый только брал разбег, ливни к началу января уже закончились, ночь моего рождения пришлась на лунное затмение. Я знала, что заслужила праздник и была к этому готова. Трое волхвов пропели мне той ночью свои дары.
Первому было за семьдесят, он широко улыбался, сверкая металлическими коронками, в одном глазу у него было солнце, в другом – луна, он был самым щедрым. В мешок своей песни он сложил все золото сразу: богатство, здоровье, удачу и славу... Я ни о чем таком не просила, но приняла с благодарностью.
Второй – сорокалетний, красивый, как смуглый мавританский Христос, в своей белой расшитой хламиде, спадавшей до глинобитного пола, – обещал мне только небо. Я взяла – я уже знала, что придется отращивать крылья. Я понимала, что тут мне будет не до стихов – в жизни все через кровь, гной и блевоту — но надеялась, что уж меня-то эта чаша как-нибудь да минует.
— Я дам тебе тысячу мужчин. Они будут стоять на твоей лестничной клетке, а ты будешь открывать дверь и говорить: "Эй, chico, заходи..."
— Этого я не просила. Я хочу одного – ответила я самому молодому и веселому из троих, под утро чувствуя себя в праве забрать хоть один подарок прямо сейчас. Разве я зря готовила голландскую трубку – как ловушку (я незаметно держала ее между коленями, между складками юбки)?..
Все стало сбываться с конца. Тот, которого я тогда загадала, пришел ко мне сам, когда схлынула первая волна. Но у нас ничего не вышло: он оказался только одним из тысячи. Моя гладкая загорелая спина вскоре покрылась коростой, кожа между лопаток треснула, и я долго торчала перед трехстворчатым зеркалом, когда впервые заметила блеск. Между мной, богатством и славой – до сих пор целое небо.
...а я (упрямая сучка) все повторяю: "Этого я не просила. Я хочу одного..."