/ из книги "Прощай, Арал" /
Вверх по течению Сырдарьи, начиная от Хорхута, по обоим её берегам тянутся тугайные заросли, в которых в то время изобиловал фазан. Охотиться на него без собаки – занятие утомительное и малопродуктивное. Фазан крайне неохотно поднимается на крыло, предпочитая, при приближении человека, затаиться в траве. Поэтому с самого начала охоты на эту дичь я мечтал завести подружейную собаку. И однажды мне помог в этом мой друг Пётр Козицкий, приведя бездомного, видавшего виды пса, мастью похожего на шотландского сеттера. Должен признаться, что первое впечатление от него, мягко говоря, оставляло желать лучшего: животное имело весьма неприглядный вид. Особенно неприятен был его недружелюбный, исподлобья взгляд: казалось – протяни руку, и он тотчас её укусит. К тому же, смущали крупные размеры и солидный вес собаки: каково будет, при поездке на поезде, переносить его в рюкзаке? В тот день я даже не задумывался, как назвать пса, считая этот вопрос преждевременным. Однако, вернувшись на другой день с работы, понял, что с этим вопросом опоздал. И, как оказалось, правильно сделал.
Мои дети – Серёжа с Леной, играя с собакой /это оказалась сука/, ласково называли её «Сильвой», и на эту кличку та охотно отзывалась. В этой ситуации мне не оставалось ничего иного, как признать их выбор. А в воскресное утро меня ждал приятный сюрприз. Серёжа, проснувшись раньше всех, разбудил меня испуганным голосом:
– Папа, папа, посмотри, что с Сильвой случилось?!
Я, в тревоге, вскочил с постели и бросился на кухню к окошку, выходящему во двор. А при виде увиденного, сердце моё затрепетало от радости: вытянувшись в струнку и подняв переднюю лапу, собака стояла в классической стойке, повернув нос в сторону курятника. Я с удовольствием посвятил сына в смысл этой позы и понял, насколько мне повезло с обретением четвероногого друга. Теперь не оставалось никаких сомнений, что это чистокровный сеттер-гордон, который – судя по всему – уже имел опыт охоты на красную дичь. Я долго не мог оторвать глаз от этой, милой сердцу, картины и, только налюбовавшись вдоволь, вышел во двор, чтобы вывести собаку из оцепенения. Сколько времени она простояла в такой напряжённой позе, одному лишь Богу известно: куры выходили из укрытия с восходом солнца, а час был уже далеко не ранний.
Сильва, оказавшись послушной и преданной хозяину, прослужила мне добрый десяток лет, проявляя лучшие качества подружейной собаки. Но был у неё один, видимо врождённый, недостаток – она, как огня, боялась воды. И приходилось с этим мириться, держась на охоте подальше от реки. Но однажды обстоятельства сложились так, что фазан после выстрела упал в воду, и я оказался в критической ситуации. В тот день, уже под вечер, собираясь на охоту, я, впопыхах, забыл положить в рюкзак пакет с продуктами, вспомнив об этом лишь в дороге. Поэтому нужно было, во что бы то ни стало, добыть дичи на ужин. Прибыли мы на место уже в сумерках и пошли прочёсывать знакомый тугай. Вижу, Сльва старается вовсю, а фазана всё нет и нет. Между тем, заросли начали редеть, и всё ближе прижиматься к реке. На этом месте, памятуя об изъяне своей помощницы, я обычно отзывал её, чтобы перейти к соседнему тугаю. Но в этот раз времени на охоту уже не оставалось, а потому, используя последний шанс, решил прочесать заросли до конца.
…Петух вырвался из кустарника у самой кромки воды и – чего я боялся – полетел на другой берег. Как сейчас, помню, что сразив его наповал, я испытал от меткого выстрела больше чувство досады, чем радости. Подхваченный стремительным течением, мой трофей сразу скрылся из виду за склонившимися к воде плотными зарослями ивняка. Я побежал вдоль берега с расчетом найти прогалину в кустах в надежде, что хоть как-то удастся через неё достать дичь. И вскоре такое окно обнаружил: в этом месте был омут, вода в котором, вращаясь, закручивалась в воронку. Я остановился и увидел в прогалине подбитого фазана: затянутый в водоворот он, лёжа к верху ламами, кружился на месте. До воронки от берега было метров двадцать, и достать дичь подручными средствами не было никакой возможности. А шёл уже ноябрь месяц, и вода в реке была ледяной. Поэтому я – хотя и знал, что Сильва страдает водобоязнью – всё-таки надеялся на её помощь.
Однако, как я ни бился, никакие команды, приёмы и жесты не могли побудить её лезть воду. Тогда, осерчав, решил применить к ней силовой приём. Взяв на руки и зайдя в сапогах по колено в реку, с досады бросил её в воду, направив мордой в сторону добычи. Но и эти действия не дали желаемого результата: Сильва, судорожно работая лапами, тут же развернулась и, обогнув меня сторонкой, резво поплыла обратно к берегу. Выход оставался единственный: чтобы не остаться на ночь без ужина, плыть за добычей самому. Выйдя на сушу, я разделся и, в чём мать родила, полез в воду. Собака в это время, стоя в сторонке, внимательно наблюдала за моими действиями. Постепенно привыкая к низкой температуре, я осторожно сделал несколько шагов, чувствуя при этом, что моя решимость убывает по мере увеличения глубины водоёма. А когда вода оказалась уже выше колен, и пора было пускаться вплавь, то желание принять ледяную купель у меня и вовсе пропало. Я в нерешительности остановился, размышляя: а не лучше ли провести ночь натощак, да завтра пораньше уехать домой?
Смущал своим видом и омут: неизвестно, что там за черти водятся? Об огромных сомах в Сырдарье я знал не понаслышке, поймав однажды этого хищника на живца с полцентнера весом. Такому гиганту, цапнув за ногу, утащить человека на дно ничего не стоит. И в этот критический момент у себя за спиной я вдруг явственно услышал чьи-то шаги по воде. В первый момент я опешил: кто бы это мог быть? Кроме нас с Сильвой, в округе не было ни души. И лишь потом сообразил: это она, "посочувствовав" хозяину, преодолев чувство водобоязни, решилась-таки мне помочь. Не поворачивая головы в её сторону, чтобы ненароком не спугнуть в "благородном» порыве", я замер в радостном ожидании. И так, не шелохнувшись, стоял всё время, пока она не проплыла мимо меня, направляясь к фазану. А вздохнул с облегчением лишь тогда, когда Сильва, осторожно прихватив фазана за шею и развернувшись, поплыла к берегу. Как после этого не поверить, что собаке, как и человеку, присуще чувство совести? Иначе что тогда побудило её, поборов боязнь, лезть в воду?
Размышляя об этом после ужина у костра, я вспомнил один эпизод из нашей совместной охоты, случившийся в минувшем году. В тот раз нас с Вадимом Сироткиным в районе станции Каракеткен застал настоящий ливень. Вынужденные прервать охоту, промокшие и уставшие, мы возвращались к станции. А там примерно за километр до железной дороги начинается такыр. В сухую погоду твердый и ровный, как асфальт, после дождя он превратился в полужидкое, вязкое месиво, глубиной по колено. Идти по нему – сплошная мука: порой от натуги аж нога из сапога выскакивает! Сильва шагала за мной следом и поначалу не отставала. Но где-то на середине такыра вижу – начала сдавать: каждый шаг ей давался с трудом, а потом и вовсе остановилась. Хоть и самому тяжко, но куда деваться – надо ей как-то помочь. Достаю ошейник из рюкзака, надеваю ей на шею и, перекинув поводок через плечо, тащу её «на буксире». Поначалу у нас дело пошло было на лад: худо – бедно, но шагаем. Однако вскоре чувствую, что она уже совсем ноги передвигать не может: встала и смотрит на меня виноватым взглядом – дескать, прости, хозяин, за обузу, но сил больше нет.
Поезд, по расписанию, уже вот-вот должен подойти, и мой товарищ ушёл далеко вперед – позвать его на помощь неловко. Что делать? Стою, размышляю. И тут всплыла в памяти картинка из какой-то книги, на которой кавказец-пастух держит на плечах, перекинутого за спину, барана. "Дай-ка,– думаю,– и я воспользуюсь этим приёмом». Но за спиной ружьё, рюкзак с дичью – одолевают сомнения: «Осилю ли такую ношу? А главное – как поднять тяжёлую собаку на плечи, не потеряв при этом равновесия? Ведь, если упадёшь в эту грязь, то будет проблематично встать обратно на ноги, не говоря уж о прочих неудобствах". Для баланса перевешиваю ружьё с рюкзаком на грудь и, наклонившись, беру собаку за ноги; затем, подобно штангисту, поднатужившись, рывком закидываю её через голову на плечи. В итоге «номер удался», и я устоял на ногах. А потом так и пёр, шатаясь, Сильву по грязи до самой станции. Думаю, что она этот эпизод запомнила хорошо и не преминула в данном случае, как человек, ответить за своё спасение добром на добро.