(ранее публиковался под рабочим названием "Тапочки и шуточки"
Оставаться одному в опустевшей квартире было невыносимо. Звенящая тишина действовала на нервы. А включать телевизор Роман Степанович не решался, поскольку сразу начинал вспоминать тихие вечера, которые они с Мариной проводили, сидя на диванчике напротив голубого экрана. И неважно было, что показывали, главное, это сидеть рядом с любимой женщиной и ещё слышать заливистый смех Мишки из детской.
А теперь, после того, как Марина забрала Мишку и переехала к своему новому мужу, в доме было непривычно тихо, только из крана на кухне капала вода.
А ещё вчера всё было в порядке, ничего не капало, подумал Степаныч. И ему тут же представилось, что его уютная квартира, оставленная ему женой при разводе, теперь начнёт разрушаться. Трубы прорвутся, стены потрескаются, натяжной потолок провиснет, проводка заискрит, паркетины повыскакивают, двери перекосятся и заклинят, а потом весь дом рухнет, подобно дому Ашеров, и похоронит его под своими обломками.
Он понял, что не может больше здесь оставаться, что нужно пойти туда, где тебя любят и понимают. Вчера он поехал спасаться к родителям. Люди чуткие, оптимисты по жизни, они всячески пытались отвлечь его от мыслей о разводе, но всё равно получалось как-то грустно. Сейчас ему нужен был кто-то другой. Он снял трубку и набрал номер брата.
– Дрюня, можно я к вам сегодня заеду? – спросил Роман.
– Рома, приезжай, конечно, мы с Людой всегда тебе рады, и дети тоже, – ответил Адриан бодрым голосом, – мы тут как раз ужинать собираемся, посидим, выпьем…
Роман подумал, что это как раз то, что ему сейчас нужно, и быстро собрался. Как говорится, нищему собраться – только подпоясаться.
Выйдя из дому, он зашёл в ближайший супермаркет. Выбор между коньяком и водкой он сделал в пользу последней. Коньяк – он для радости, а водка – как раз для его печали. Для приличия взял бутылку подороже, хотя в глубине души был уверен, что все мало-мальски приличные водки имеют одинаковый вкус, неважно, что там написано на этикетке. Ещё купил коробку конфет для Люды и по машинке для племянников.
Марина была великодушна и оставила ему их чиненные-перечиненные восьмилетние жигули четвёртой модели, поскольку у её будущего мужа была более достойная машина – новенький кроссовер БМВ пятой серии. И вообще, Марина при разводе оставила Степанычу практически всё совместно нажитое имущество, за исключением своей и Мишкиной одежды, а себе забрала только деньги со сберкнижки. Деньги никогда и никому не помешают, даже им с её вполне обеспеченным новым мужем.
Степаныч считал такой раздел имущества справедливым. И что Марина ушла, тоже принимал как печальную, но неотвратимую данность. У Степаныча не было на неё обиды, он считал, что сам во всём виноват. Он ей даже сочувствовал. Что поделаешь, попробовала выйти замуж по любви, а любовь-то и кончилась, «любовная лодка разбилась о быт», и теперь уж она не сделает такой глупости, как раньше, и выйдет замуж исключительно по расчёту. В то, что Марина, могла влюбиться в своего нового будущего мужа, Степаныч не очень верил, хотя тот был всероссийской знаменитостью, звездой экрана и сводил с ума многих женщин нашей страны. Но то, что теперь Степаныч сможет видеться с сыном только по выходным, он воспринимал как наиболее тяжёлую потерю.
Он сел в свои Жигули, положил пакет с покупками на пассажирское сиденье и поехал к брату, благо ехать было не далеко. И за первым же поворотом его оставил гаишник.
– У нас компания по борьбе с пьянством за рулём,– привычно бодро объяснил молодой офицер, неразборчиво что-то пробубнив себе под нос, скорее всего, своё звание и фамилию, – предъявите права и СТС.
Степаныч, стараясь не демонстрировать досаду от непредвиденной задержки, передал гаишнику корочку с документами. Тот не спеша тренированным взглядом осмотрел водительское удостоверение, свидетельств о регистрации и даже полис ОСАГО и даже диагностическую карту. Степанычу показалось, что на лице гаишника на секунду промелькнула досада из-за того, что все документы были в порядке.
– Роман Степаныч, что-то вы на себя не похожи, да и ваш внешний вид мне не нравится, – сказал гаишник, не выпуская документов из рук, и взглядом сканируя салон машины.
– Я не сто долларов, чтобы всем нравиться, – мрачно ответил Степаныч, при этом вспомнив, что уже четыре дня не брился, – люди стареют, а фото на правах сделано девять лет назад.
– Это заметно, вон на фото у вас и волос намного больше, и овал лица довольный, – сказал гаишник и вкрадчиво спросил с надеждой в голосе, – выпивали сегодня?
– Пока ещё нет, но обязательно выпью, как только домой доберусь! – ответил Степаныч и достал бутылку водки из пакета.
Гаишник одобрительно покивал и даже улыбнулся.
– Вы только завтра с утра за руль не садитесь, – сказал он и отдал документы, – счастливого пути!
Роман Степаныч поехал дальше и за десять минут добрался до дома, в котором жила семья Адриана. Стоило ему зайти в квартиру брата, как на нём повисли любимые племянники, которым он тут же выдал по машинке: старшему Стёпе зелёную, а младшему Тёме красную.
Огромный, как медведь, Адриан крепко обнял его и с чувством пожал ему руку, а Людмила прильнула к нему своей пышной грудью и звонко чмокнула в щеку. Это короткое прикосновение мягкой женской груди пробудило в Романе какие-то невнятные воспоминания, которые он постарался скорее выгнать из головы.
Роман надел свои персональные домашние тапочки – красные с белыми снежинками, которые можно было бы спокойно принять за женские, если бы не их размер. Людмила специально выбрала такую расцветку, чтобы не путать с другими гостевыми тапками. Зато, эти были только его, никто другой их не надевал. В принципе, тапочки были очень удобные, а что у них женская расцветка, он старался не замечать.
Его проводили на кухню, где усадили за стол, уставленный кулинарными шедеврами Людмилы. Раньше, когда он приходил с Мариной и Мишкой, их усаживали за стол в гостиной. Но сейчас кухня была именно то, что нужно.
Оказалось, что дети уже поужинали, у них режим, так что Людмила выдала им по три конфетки, и они ушли в детскую играть с новыми машинками. А взрослые открыли принесённую Романом бутылку водки и выпили по паре стопочек под домашние соленья и аппетитные зразы с жареной картошечкой. Накормив мужчин, Людмила пошла укладывать детей, оставив братьев одних, чтобы не мешать их мужскому разговору.
Братья засиделись за полночь. Бутылка водки, принесённая Романом, опустев, сменилась бутылкой коньяка, которую Адриан принёс из гостиной, потому что водки он в доме не держал принципиально. Ничего не поделаешь, у каждого свои принципы,пусть даже и удивительные для окружающих. Существуют,оказывается, такие люди, у которых в холодильнике или морозилке нет хотя бы одной бутылочки водки.
Но Роман Степаныч не возражал против коньяка: погрустили, теперь пора развеяться.
Задушевный разговор братьев, тихий и неспешный, будто ходил по кругу. В начале каждого круга Адриан в очередной раз поздравлял младшего брата с избавлением от тёщи.
– Должен согласиться, – рассудительно отвечал Роман, – в разводе есть и свои положительные моменты, по крайней мере, теперь не нужно будет корячиться на грядках и хоронить в земле картошку, да ещё при этом выслушивать всякие инсинуации насчёт моей неспособности обеспечить жену достойным её комфортом.
Лариса Аркадьевна была ещё тем энергетическим вампиром. Адриан прекрасно это знал, и в тайне от Романа радовался, что лично ему с тёщей повезло, та не лезла в их дела, ухаживала за внуками и пекла замечательные кулебяки.
Потом Адриан, в который раз поинтересовался, как Роман себя чувствует, как Роман теперь общается с бывшей женой и с сыном, как вообще эта (нехорошее слово) могла так поступить с ним.
– Дура она, твоя Марина, хоть и популярная актриса. Нашла, на кого тебя променять! На безмозглого и безрукого красавчика. Красота его завтра кончится, а вместе с ней и роли, и достаток, за которыми она погналась, – вклинилась в их разговор Людмила, уложившая детей и пришедшая на кухню попить чаю (от коньяка она отказалась: от него голова болит и сердце колотится).
– Да за такого мужика как ты, надо обеими руками держаться. И рукастый, и заботливый, и надёжный, – продолжала Людмила.
– И малооплачиваемый, и бесперспективный, и без высшего образования, – уныло добавил Роман.
– Да кому оно далось, это образование? Вон, Адриан и университет закончил, и аспирантуру, а бра в спальне второй год не может, – констатировала Людмила.
– Утром я ваше бра починю, не проблема – сказал Роман, – не всем же проводку чинить, зато Адриан – признанный эксперт в своей отрасли.
Людмила допила свой чай с конфеткой, пожелала спокойной ночи и ушла в спальню. Вместо неё на кухню вышла пушистая чёрная кошка Бася, полакала водички из своей мисочки и улеглась у Романа на коленях.
– А ведь она верно всё говорит. Добрый ты, Рома, но дурак дураком. Дуры они, твои бывшие жёны, что одна, что другая, хоть и писанные красавицы, – сказал Адриан и тихо добавил, – жениться надо было не на красивых, а на добрых и верных, вот как моя Людка, а для красоты и экстремального секса всегда кого-то ещё найти можно. Москва большая. Вот у меня, например, …
– Ну, Веронику дурой никак назвать нельзя, в Гарварде лекции читает, – перебил его Роман, – а Марина, может и дура, но у неё неограниченные материальные потребности, вот и ищет себя мужа с достатком. Говорит, что хочет обеспечить ребёнку счастливое детство, хотя я думаю, что и о своём благосостоянии не забывает.
Вздохнули, выпили, вздохнули ещё, пару минут посидели молча. В тишине было слышно только урчание спящей Баси, пригревшейся у Романа на коленях.
– Адриан, давай переменим тему, – предложил Роман.
– Давай, а то грусть-тоска одна, – охотно согласился Адриан, – вот ты, скажи, веришь в то, что генеральный прокурор ничего не знал о взяточниках в его ведомстве?
– Не верю, – ответил Роман.
– И я не верю, – согласился Адриан.
– Не хочу про политику, склизкая тема, – сказал Роман, – давай о чём-нибудь абстрактом.
– А тогда ты, Рома, мне скажи, веришь ты в инопланетян?
– Верю, наверное. Есть много научных свидетельств. Да и потом, как-то хочется верить, что мы во Вселенной не одни.
– А в леших и домовых?
– Ну, это бред, бабушкины сказки. Я вот раньше любил «Битву экстрасенсов» смотреть, там часто про всякие невидимые сущности говорили. Типа, их обычные люди не видят, но они есть. А потом в Интернете писали, что всё это постановочные фокусы в погоне за рейтингами.
– Ну и зря не веришь, – сказал Адриан, – домовые существуют, это факт. Вот у нас в квартире один такой живёт. Если повезёт, и ты его увидишь. А уж услышишь точно.
– Слышал я в прошлом году, как Стёпка с Тёмкой вашего домового обсуждали. Так они ещё мальцы, Тёмка, наверное, и в Деда Мороза верит. А мы с тобой сейчас и чёртиков зелёных увидим, так что я не удивлюсь.
– Нет, серьёзно, он по ночам часто является, правда, старается на свет не выходить.
– Вампир что ли, что света боится? – спросил Роман.
– Не-е-е, он у нас добрый, только стеснительный. Больно уж вид у него неухоженный. Нечёсаный, бородатый. Видно, что уже пожилой, пенсионер, хотя ростом всего с полметра. И пахнет странно, подосиновиками. Мы с Людой его почему решили Ермошкой назвать, он вроде на такое имя не обижается и особо нам не досаждает, хотя и любит порой пошалить. Мы все к нему привязались, кроме Баси. Она даже воет по ночам, когда его учует.
– Надо же, ну и чем он тут у вас занимается?
– Я так понимаю, что своей миссией Ермошка считает поддержание нашей квартиры в образцовом порядке.
– Молодец! Порядок – половина жизни, – изрёк Роман Степаныч.
– Правда, понятия о порядке у него очень своеобразные, – уточнил Адриан Степаныч.
– Надо же, чего только не бывает, – Роман вслух признал существование домовых и прочей нечисти, но про себя подумал, что всё это сказки или галлюцинации.
Очередная бутылка опустела, и вообще, пришло время ложиться спать. Роману постелили в гостиной на диване. Адриан ушёл в спальню, а Роман быстро, насколько возможно было в его состоянии, скинул тапочки, снял с себя носки, брюки и рубашку, лёг на диван, и практически сразу провалился в забытьё.
Посреди ночи Роман Степаныч проснулся, потому что услышал какой-то протяжный вой из коридора. Впрочем, вполне возможно, что этот вой ему приснился. Потом вокруг вдруг стало тихо, и Роман услышал, как в голове у него гудел дизелем и скрипел траками бульдозер ЧТЗ Т-170, на котором ему довелось поработать в стройбате.
– Хорошо посидели, – подумал Роман и стал на ощупь искать свои красные в снежинку тапочки. Поиски не принесли результатов. Роман встал, и включил торшер. Носки, рубашка и брюки валялись на стуле и под стулом, а вот тапочек на полу не было. Он осторожно, чтобы не опрокинуть себя набок, встал на колени и заглянул под диван. Там тапок тоже не было. И вообще, нигде в комнате их не было видно.
Физиологическая надобность заставила его прекратить бесполезные поиски, и он побрёл в туалет босиком. А что делать?
Через стеклянную дверь кухни пробивался робкий свет, наверное, от лампы над вытяжкой, которую забыли выключить. В полумраке коридора мелькнула как Степанычу показалось, какая-то бесформенная тень. Роман Степаныч зажмурился, а потом открыл глаза и увидел Басю, сидящую посреди коридора. Впрочем, он не догадался бы, что это Бася, если бы не фосфорический блеск кошачьих глаз.
Кошка Баскервилей, воет и сверкает глазами. Того и гляди набросится!
– Ты чего тут расселась? Чего воешь? – спросил он у Баси шепотом, чтобы не будить семейство брата, уже привыкшее к кошкиному вою.
В ответ Бася грустно и протяжно промяукала, а потом ушла.
Роман Степаныч зашел в туалет, а потом вернулся на свой диван. Электронные часы показывали половину четвёртого. Ложась снова, он ещё раз поискал глазами свои тапочки, но нигде их не нашёл. Превозмогая сильную головную боль и тошноту, Степаныч нашёл в себе силы повесить брюки на спинку стула, а поверх них и рубашку.
– Порядок – половина жизни, – сказал он сам себе и снова уснул.
Примерно через час его разбудил сильный запах грибов. Роман Степаныч открыл глаза и в сумраке комнаты увидел на уровне своих глаз чьё-то обросшее лохматой бородой лицо. Сначала он подумал, что кто-то специально встал на колени перед его диваном, чтобы быть с ним вровень. Но потом он разглядел, что это бородатое лицо принадлежит какому-то гномику или лилипуту в потёртых джинсах и коричневой вельветовой курточке.
– Ты кто? – спросил Роман Степаныч.
– Меня Ермолаем зовут, я куратор, – ответил гномик, окая, – я уже сорок лет в этом доме живу.
– А Адриан-то здесь всего лет пять как поселился. Значит, ты ещё прошлых хозяев этой квартиры застал?
– Конечно, я ведь с ними вместе сюда из Вологодской области приехал, когда их деревню снесли. Только никакие они не хозяева. Им это только кажется. А на само деле, они тут просто жильцы, квартиранты. А настоящий хозяин здесь я, – обстоятельно объяснил Ермолай.
Роман только покачал больной головой, пытаясь вытряхнуть из неё дурной сон. Эх, не стоило вчера столько пить!
– Ин вино веритас, – сказал Ермолай, – на-ка попей водички, потому что ин аква санитус.
– Истина в вине, а здоровье в воде, – перевёл в слух Роман Степаныч, который прилично владел латынью после своей работы в Ватикане.
Он дрожащей рукой забрал у гномика стакан и залпом выпил всю воду.
– Ты мои тапки взял? – спросил он у Ермолая, – отдай сейчас же!
– Тапки твои я надёжно спрятал, ни за что не найдёшь, – ответил гномик.
– И с какой такой целью ты это сделал?
– С целью наведения порядка, а то вы, люди, вечно свои вещи по квартире разбрасываете. А порядок – половина жизни!
– Сам знаю, – сказал Роман, – тапки верни, нечисть!
– Не горячись! Предлагаю пари. Сыграем в шашки до трёх побед. Выиграешь, получишь тапки, а проиграешь, будешь в носках ходить.
– Тоже придумал, ещё не рассвело, а я с больной головой с тобой в шашки играть должен.
– Самое подходящее время, пока остальные не проснулись, а то мальцы у них дюже шебутные. Да ещё кошка эта полоумная. С этими словами Ермолай достал откуда-то из сумрака шахматную доску, на которой уже были расставлены чёрные и белые шашки.
– Уступаю тебе право первую партию сыграть белыми, – великодушно сказал Ермолай, усевшись на стул напротив и болтая в воздухе своими коротенькими ножками.
Роман Степаныч сел на диване, спустив ноги на прохладный паркет пол, и сделал первый ход.
Через три минуты, он понял, что проиграл первую партию. Потом он сыграл чёрными и тем более проиграл. Ермолай играл как гроссмейстер. Роман опять играл белыми, он попытался напрячь до предела свои когнитивные способности, но в голове по-прежнему лязгал траками Т-170, и он проиграл и эту партию.
– Всё, продул три партии подряд, ходить тебе без тапок. Но ты особо не расстраивайся, брат твой, тот совсем в шашки играть неспособен, даром, что кандидат наук, а ты – на кандидата в мастера тянешь. Ну, бывай, Роман Степанович, нам пора, а то утро скоро, – ласковым шёпотом произнёс Ермолай и исчез вместе со своей шахматной доской, словно и не бывало. Только грибной запах остался.
Нельзя было вчера столько пить! – прошептал Степаныч и снова заснул.
Его разбудил звук скворчащей на сковородке яичницы. Он надел брюки, рубашку, носки и вышел на кухню. Ему приветливо улыбнулась стоящая за плитой Людмила, а хмурый Адриан протянул ему кружку с белёсой жидкостью.
– Хлебни рассольчику, брат, полегчает, – сказал он, – а что ты без тапок?
– Похоже, ваш Ермошка их куда-то заныкал.
– Так, следовательно, теперь ты в домовых веришь? – констатировал Адриан.
– Ну да, мы с ним полночи в шашки играли.
– Вечно он шкодничает. А в шашки с ним играть – вообще, дело безнадёжное, – сказал Адриан с грустью.
– Раз тапки твои тапки Ермошка взял, я их сейчас найду, – смеясь сказала Людмила и сразу полезла в морозилку, в нижнем ящике которой, лежали красные в снежинку тапочки, – я этот тайник давно знаю, у меня там мобильник побывал, а у Стёпки – дневник с двойками. Хотя я подозреваю, что за дневник Ермошку винить не следует.