«А у нас в общежитии, когда садились есть, и в это время кто-то стучал в дверь, все в один голос кричали: «Моемся!»
Не знаю, как это называется в ваших интернетах - мотиватор, демотиватор, или просто анекдот в рамочке, но, наткнувшись на него, я до глубины души возмутился: это же надо до такого докатиться! Ближний страдает за дверью от жажды и голода, а они «моются»!
Да у нас в студенческой общаге за такое… за такое… Не знаю, что сделали бы: не было такого! Стучишься в дверь и, если ты не из деканата – всегда откроют, накормят, напоят, спать уло… В принципе, если не в состоянии будешь уйти, то и спать уложат. И одеялком накроют.
Я вот диплом там обмывал (ну а что, сессии – там, а диплом – дома, что ли?), так проснулся на кровати Натали – одной-единственной на всю группу мужланов неотёсанных девушки, которая меня и трезвого не очень-то «переваривала». Как меня туда занесло? Не помню. А на столе, что рядом – чистый лист ватмана и чертёжные принадлежности. На листке из тетради – руководство к действию от дружбана, который ещё не защитился: чертёж ему рисуй! В таком-то состоянии! Нарисовал, куда делся. Почти красиво. Талант не пропьёшь, да… Не весь, правда: когда совсем невмоготу стало, на коленях упросил геологиню Лену дорисовать. Она с соседней с наталиной койки всё это время надо мной вербально измывалась: воспитывала. Ладно, я не об этом.
Так вот: на всю общагу был у нас, пожалуй, только один единоличник. Толя. Из нашей группы, кстати. Парни из его комнаты недоумевали: лежит трезвый. Выйдут на пять минут из комнаты, вернутся – уже пьяный. Долго не могли разгадать загадку. Потом как-то во время уборки обнаружили у той ножки его кровати, которая в углу комнаты стояла, пустую бутылку. Всё сразу стало понятно: лежит, ждёт. Может, даже нервничает. Они вышли – быстренько хвать бутылку – и из горлышка буль-буль до донышка. Спрятал тару – и ему хорошо. В компании, правда, когда выпивал, праздник души людям не портил – всё как все, только в основном молча. Статус интроверта обязывал.
Но Толя вообще уникум был. Когда-то прикололся и стенографировать научился. С военки чуть не погнали: полковники подумали, что он шифровки для врагов пишет, а не конспектирует. Тот факт, что после занятий конспекты нами сдавались в секретку, а не врагам в пивбаре напротив кафедры, их не заинтересовал. Запретили стенографировать. И сразу стало видно, что почерк у него не ахти: всё равно нечитабельно. Но на своём настояли.
Английский… Ну, не то, чтоб английский, а как минимум половину русско-английского словаря вызубрил самостоятельно. Тоже неизвестно, когда, но до института. В предложения их собирать, к сожалению, не умел. Мой запас слов в сравнении с его был настолько мизерен, что по сей день стыдно. Однако…
Приходилось мне одному на контрольных вертеться ужом, не успевая глянуть в свою тетрадь: парни у нас жёсткие были, правило «сам погибай, а товарища выручай» чтили непреложно и писать мне свой вариант буквально не давали. «Англичанка» посмотрела на такое дело и стала меня в начале контрольных выгонять из аудитории. Я в кино ходил: пара с маленьким перерывом – 95 минут, плюс 45 минут первого большого перерыва, да 20 – второго. Вполне укладывался. Если в пивбар не заносило.
Был ещё Витя, тоже, как и Толя, после армии. Тот быстро восстановил свои знания (по всем предметам, включая английский) и писал контрольные на «пять» самостоятельно. Но быстро – не значит сразу. К тому моменту меня уже успели конкретно заездить, и если бы не «англичанка»... И Толя, увы, был в числе «всадников, стёрших мою холку».
А ещё он отлично рисовал портреты, никогда тому не обучаясь. «Натурщикам» очень нравилось. А ему – нет. И он их тут же рвал на мелкие кусочки. Портреты, разумеется.
При этом чертил… Чертежи после всех исправлений приобретали вид найденных на помойке, где бомжи, которых, кстати, тогда на улицах не было, уже пару недель как использовали их вместо скатерти на ужинах, заодно учась их читать. Мы шутили: «Толя, ты неправильно чертишь. Нужно сначала залить весь лист тушью, а потом лезвием срезать лишнее. А ты наоборот…»
А на свадьбе его младшей сестры (он вообще был старшим из одиннадцати детей семейства), вышедшей замуж за ещё одного нашего Толю, мы все убедились в том, что он, оказывается, и на баяне наяривать умеет. Тоже никогда не учился… Те, кто, в отличие от меня, сечёт в нотах, говорили, что вполне прилично.
Учился, правда, средне, и вряд ли смог бы лучше, но это всё ерунда – по карьерной лестнице поднялся неплохо, вгрызаясь в ступеньки зубами.
В общем, всё бы хорошо, если бы не та бутылка…