Шоколадный торт

 

Утром Геннадий Семенович проснулся рано. При пробуждении он почувствовал, что слегка занемела рука. Он долго ее массировал, прежде чем подняться с постели. Не испытывая пока серьезного нездоровья на седьмом десятке, он все же утром не ощущал себя в полной мере наполненным бодростью, как в молодости. Каждодневную зарядку очень не хотелось делать, но пожилой человек заставил себя. После целительных упражнений появилась даже некоторая свежесть в теле и желание сделать запланированное вчера.
Он, не спеша, побрился, принял, душ привел себя в порядок и во время завтрака включил телевизор.
Имея определенное отвращение ко многим программам, Геннадий Семенович предпочитал смотреть информационные каналы, познавательные передачи о природе или еще не опустившуюся до обывательского вещания сплошной рекламы «Культуру». В это время шла близкая ему по душе передача «Пешком» об архитектурных достопримечательностях столицы. Само ее название привлекало проникновенным отношением к зрителю, желанием не восторженно скупо, а внимательно докопаться до подлинной истории города.
Геннадий Семенович прекрасно знал, что городская архитектура подобно проникновенной музыке особенно чувствительна к текущим реалиям времени и своими строгими или наполненными мечтами линиями сводов строений сближает людей, находя созидательные исторические вехи единения каждого без исключения поколения. И потому эта передача открывала пожилому человеку широкую палитру ранее неизвестного в облике столицы. Его внимание теперь с восхищением и гордостью привлекала не только Красная площадь, Московский кремль, Большой театр с его неповторимой площадью и уникальными историческими строениями вокруг, сталинские высотки, ставшие близкими знаковые памятники и скульптуры, яркие расписные панно московского метро. Притягивали романтикой прошлого, теплом живущих когда-то здесь сердец с мечтой о светлом будущем расположенные недалеко от дома пенсионера широкие аллеи ВДНХ, Ботанического сада, водные просторы Северного речного вокзала. Родившись после войны, он, будучи еще ребенком, незримо чувствовал эту теплоту красивых зданий и площадей, ощущая в этом заботу о подрастающем поколении в трудные для страны времена. И потому сейчас было очень интересно и приятно узнавать больше о знакомых улицах и проспектах, об истории их замыслов, авторах проектов.
Внимание к этой передаче проявлялось и тем, что последние годы Геннадий Семенович порой ощущал в современных строительных «находках» что-то инородное, малоперспективное и даже уродливое. Особенно раздражали навевающие тоску огромные паркинги и немыслимой формы торговые центры. И посему он уже не чувствовал себя слитным с этим ранее родным и близким сердцу городом.
«Видимо, не хватает сегодняшним архитекторам творческого чутья спрятать обременительные глазу площадки под землю, как сделано во многих развитых странах…Несомненно, это обходится дороже, но раньше не скупились во имя будущего и людей…А может денег не хватает у увлеченных наживой самих строителей? …Для них-то сейчас можно прекрасно отдохнуть и заграницей…» - не раз задумывался пенсионер.
Маловыразительные громады столицы в сравнение даже с прошлыми эксцентричными и футуристическими поисками молодых мечтательных архитекторов казались Геннадию Семеновичу страшными пугающими монстрами, от которых хотелось отстраниться. Теперешние стерильно чистые пустынные улицы и фешенебельные магазины напоминали ему строгие больничные корпуса напряженных безмолвием моргов, куда приходилось довольно часто ходить, провожая в последний путь бывших друзей. Иные и вовсе не современные ассоциации оставались всегда рядом с пожилым человеком. Это совсем не прилизанная до косметического блеска столица, а бурлящая людьми Москва с ее немного суетливыми забегаловками и оживленными лицами людей вокруг газетных ларьков.
«Возможно, это кажется только мне…» - часто погружался он в сомнения.
Не видя сегодня спешащих на работу или учебу молодых людей с мечтательными лицами, он внутренним эхом памяти все чаще ощущал себя потерянным и отстраненным незримой стеной от молодого поколения.
Поэтому неспешное погружение в историю преумножения великолепия столицы вызывало у Геннадия Семеновича приятную ностальгию и прилив сил. Особенный шарм в повествовании занимали связанное со становлением города творчество поэтов, художников, музыкантов и неравнодушных москвичей во все времена. Завораживал и приятный голос диктора и постоянного ведущего программы. Иногда, правда, резали ухо слова о революции, неожиданных переменах начала 20-го века и особенно уже ставшего для многих малопонятным советского периода. Автор программы был - историк и искусствовед, он явно не предавал значение глубине геополитики, часто употребляя уничижительные сравнения – «смутное время», «темная сила», «сталинские репрессии», террор, добавляя непременно «красный». Забывая о том, что любая власть – это в определенной степени проявление необходимого насилия, включая совсем недавние мрачные 90-тые, он превращался в довольно скоропалительного политика, когда будто бы вскользь утверждая, что многие созданные в 30 годы громадные монументальные сооружения являлись результатом идеологического заблуждения прошлого времени. Часто звучало и довольно привлекательное сегодня выражение - «новейшая история», которое у Геннадия Семеновича всегда вызывало оторопь. В глазах пенсионера сразу появлялась иезуитская экспозиция ельцинского центра в Екатеринбурге.
При упоминании о строительстве невероятно по тем временам смелого и необходимого для страны Волго-Донского канала Геннадий Семенович неприятно ухмыльнулся, когда услышал строки Бродского, которые были явно притянуты «за уши»:
«Хочется верить, что их воздвигли космические пришельцы…
Ибо обычно такие вещи делаются рабами…».
Геннадий Семенович не выдержал:
-Теперешних рабов плодит сама политическая система…и уехавшие надолго из страны – самые заблудшие в непролазное болото… потерянные люди…», - улыбнулся он, вспоминая последние слова этого модного сегодня стиха Бродского - «Далеко же видел, сидя в родных болотах...».
Геннадий Семенович на секунду отвлекся и задумался. Пожилому человеку уже с десяток лет стали глубоко понятны нарочито лукавые нити Нобелевских премий в области литературы. А после развала СССР он на деле ощутил результаты пропагандистских целей русофобов и противников страны. После того, как лауреатами знаменитой премии стали Горбачев, а потом Абама, пенсионер возненавидел безапелляционных «ценителей» борьбы за мир неудержимого любителя талантов Нобеля. Он уже глубоко осознал затаенный смысл этой ласковой «завлекалки». Для Геннадия Семеновича всегда был положительным примером поступок Бориса Пастернака, отказавшегося выехать из страны за реальной зарубежной славой и определенного материально поощрения международного престижа. Это было по-русски очень понятно, и оценка этого художника для него несоизмеримо выросла, как, впрочем, и для многих почитателей Бориса Леонидовича. Пожилой человек по-своему уважал Солженицына и Ростроповича, потому как вдалеке от родины они продолжали переживать за страну, а Александр Исаевич очень символично отказался принять высший орден из рук Ельцина. Однако пример Бродского никогда не находил у него одобрения и, как ему казалось, нарочито восхваляемое его творчество с косноязычными тяжелыми фразами и подобострастием к Венеции не вызывало у него искреннего интереса. Он, конечно, помнил и поэтические передачи о нем прекрасно чувствующей поэзию Аллы Демидовой, которая тоже часто говорила, что с удовольствием проводит время в Париже, но не более трех месяцев – «Уж больно иное отношение там к происходящему». И потому отображение Аллой Сергеевной поэтической лирики одиночества Бродского не шли ни в какое сравнение с искренней чистотой Александра Блока или Ахматовой, знакомство и некое покровительство которой Бродский постоянно подчеркивал. Это, действительно, трудно представить, потому как характер знаменитой поэтессы совершенно не соответствовал тщеславным метаниям начинающего поэта и у нее никогда не было желания покинуть страну. Было в этом человеке нескрываемая обида и непонимание родины и еще что-то тщеславно-популистское - казаться модным на искренних сомнениях людей.  Когда в семидесятые более даровитый Евтушенко написал - «Красное знамя в грязных руках», это выглядело смелее, ближе к меняющемуся настроению масс, но в некоторой степени тоже отдавало популизмом. После отъезда Евгения Александровича в США в трудные 90-ые для страны годы эта красивая фраза реально не вскрыла глубину истинного патриотизма привыкшего к вниманию поэта. По мнению пенсионера, его нежелание быть рядом с бедами людей и брошенной интеллигенцией явно попахивало меркантильным предательством и непониманием России. И, естественно, дальнейшее творчество Евтушенко вместо поэтического роста превратилось в «переосмысление» былых времен.
Рассказывая о площади Маяковского, ведущий программы, не преминул добавить, что этот поэт был ярким примером «того взбаламученного времени».
Тут Геннадий Семенович чуть не рассмеялся:
«Скорее сегодняшнее время…можно так назвать, когда банкиры и олигархи подрядились строить социальное государство…» - не мог он успокоиться от удачного эпитета рассказчика, - «Это все равно, что скрестить крысу с голубем…».
Геннадий Семенович не обижался, нет. Он просто еще раз убеждался, что сегодняшняя политика не освободилась от идеологии, а наоборот она стала более изощренной и в корне другой - с намеренным искажением недавнего прошлого и даже окружающей действительности.
«В новом буржуазном формате…» - улыбнулся про себя пенсионер.
Однако, несмотря на это, пенсионеру понравился подробный рассказ о творчестве патриота молодого государства Владимира Владимировича. Геннадий Семенович заметил, что автор программы был озадачен тем, что основатель «Окон роста» в стихах немного «лягнул» Есенина. Он наверняка не знал, что одаренный неповторимым восприятием красок природы самобытный поэт еще на своих первых публичных выступлениях был замечен самим Григорием Распутиным. Необыкновенному целителю и провидцу из народа очень приглянулся этот юноша с проникновенно нежным словом о родине. В Первую мировую Распутин совершенно искренне спас молодое дарование от службы на передовой, пристроив его на санитарный поезд, где, не гнушаясь черной работы, исполняли свой патриотический долг царские дочери Ольга и Татьяна. Там «Белобрысый парешок», как называл его Григорий Ефимович, читал им свои стихи и сама императрица Александра Федоровна, услышав их, сказала: «Красивые, но слишком грустные».  Есенин не любил вспоминать о Распутине и тем более о царской семье. В жизни Сергей Александрович казался глубоко аполитичным, свободным от предрассудков и считал себя независимым ни от кого «имажинистом». Однако реальная дальнейшая жизнь яркого поэта «на виду» разворачивающихся перемен, как это ни странно, во многом зависела от его определенного безразличия к переменам общественного сознания. К сожалению, эта политическая неопытность позволила ему сблизиться с тщеславным деятелем революции – «иудушкой» Троцким, который своей «медвежьей услугой» пропаганды свободы отношений и одновременного террора к православию надолго изолировал поэта от внимания публики и, не исключено, даже был причастен к его скоропостижной смерти. Маяковский же всегда оставался более целеустремленным в оценке революции и пользовался большим успехом в тогдашних политических распрях и дискуссиях. Видимо, неслучайно Ахматова сказала о Есенине:
«Слишком уж он был занят собой. Одним собой. Даже женщины его не интересовали нисколько. Его занимало одно – как ему лучше носить чуб: на правую сторону или на левую сторону?».
Сегодняшнему потребительскому, как раньше бы сказали, «мещанскому» мышлению молодых людей практически невозможно осознать то «взбаламученное» время перемен и романтических ожиданий. Кому-то может показаться, что оно похоже на «перестройку». Однако Геннадий Семенович понимал и был уверен, что на самом же деле люди просто обросли равнодушием и первостепенной заботой о себе «любимом», утратили чутье развития и совершенствования человека в постоянном поиске нового на фоне растущих обывательских потребностей. Они начали забывать о величественных целях развития общества, ради которых прошлые поколения не жалели пота и крови. И они остыли от необходимого напряжения жизни под нарастающим сопротивлением в своей общей массе природной лени и порочности «homosapiesa».
«Отсюда и теперешнее блуждание в поисках некой «русской идеи»…А китайцы, когда-то ученики наших отцов и дедов оказались впереди планеты всей…» - договаривал про себя пенсионер.
   Прекрасная по своей сути передача из-за некоторого поверхностного толкования политэкономии и социальных преобразований все-таки слегка отдавала малограмотной вычурностью. Было очень жалко ведущего программы, когда он произнес, что в советское время были такие же классы, как сегодня, просто они обслуживались «кремлевской больницей», богатыми пайками и правительственными дачами. Это звучало просто чудовищно неграмотно, потому как в советское время было создано бесклассовое общество трудящихся. Да и выглядело это кощунственно по отношению к романтикам того времени.
«Гражданская ответственность всегда расставляет приоритеты смысла существования. Она всегда не совпадает с желанием угодить власти…» - уверенно размышлял пенсионер.
Получасовая программа, к сожалению, быстро заканчивалась, оставляя у пожилого человека хорошее впечатление. Она в своей глубине по-настоящему несла тепло истории, неповторимый трепет жизни города и всей страны.
-Истинный облик города непобедим и его невозможно переиначить…, - шептал пенсионер.
Он переключил приемник на «Первый».
На экране победно властвовала и ласкала призывами назойливая, похожая на упорно пробивающегося к жирной личинке дятла, реклама.
Этого вынужденного «насилия» государственного канала в течение довольно длительного времени Геннадий Семенович перенести не мог и «в сердцах» прекратил общение с телевидением.
Подойдя к письменному столу, он включил компьютер. Пенсионер не плохо владел премудростями этой техники и даже испытывал определенное удовольствие общения с миром при помощи сайтов. Хотя вездесущая реклама тормозила и тут, все-таки самостоятельного выбора было значительно больше.
Последнее время он все чаще пытался писать, его одолевали воспоминания детства, юности и активных прожитых лет. Он с увлечением подбирал выражения своих мыслей, искал подходящие образы прошлого и пытался находить выражения и слова, подходящие ко времени описания.
«Видимо не случайно в пожилом возрасте людей тянет на мемуары…» - не раз приходило ему в голову, и он часто пытался глубже оценить прожитые годы, совсем не считая, что его жизнь подошла к концу. Он полагал, что именно сейчас, когда голова освободилась от наносной повседневной суеты, наступала определенная гармония существования, и назревшие мысли сами ставили все на свои места, раскрывая весьма интересную и неординарную картину.
Геннадий Семенович продолжал набрасывать начатое вчера повествование о начале 70-тых, но написанное явно не ложилась на его внутреннее настроение.
«Тогда, казалось, все было понятно - произошло замедление стремительного движения страны вперед и начали думать и завидовать Западу, утратив терпение и способность развивать собственные возможности… С торможением уже больше проигрывали алчному морально разлагающемуся за счет угнетения капиталистическому конкуренту…А ведь именно в преобразовании человеческих отношений, где преобладали справедливость и сознательный творческий труд, была основная задача советского государства…» - мысленно оценивал он ситуацию.
 Трудно достоверно донести все то, что происходило тогда в отрыве от сегодняшнего времени. Он сам сегодня это чувствовал, а тогда не замечал, пока сам на своей шкуре не ощутил хваленые «прелести» капитализма.
Геннадий Семенович морщился, но, перенося себя в то время, продолжал с тоскою размышлять: 
«Многие тогда были уверены в необходимости перемен, но не в таких же жадных, нравственно обветшалых и бедных на достижение новых рубежей… Виноват в этом я сам, потому, что в некотором смысле - предатель всего того, что сегодня утрачено…Но жизнь учит и направляет сама… Мир двигают молодые и сегодня у меня уже не нет тех сил, когда можно все в одночасье изменить и пойти смело дальше… Вот и получается, что я уже раб своего поражения…поневоле уступаешь… А когда тебя не понимают, становится обиднее вдвойне… И как все за 30 лет все перевернулось с ног на голову …».
С этой мыслью он подошел к окну и долго смотрел в пасмурное облачное небо.
Теперь ему было понятно, откуда все это началось. Люди всегда рады благосостоянию, но не секрет, что резкое движение в этом направлении весьма обманчиво. И русский мужик всегда об этом знал и по-своему посмеивался: – «Из грязи в князи», «Поспешишь – людей насмешишь»   
Геннадий Семенович еще помнил светлые лица вернувшихся с войны людей. Они были проникнуты другими ценностями жизни, другим отношением к ближним, готовые делиться последним. Совсем недавно они отдавали за него даже самое дорогое – жизнь.
«Еще в конце 50-ых, начале 60-х молодые люди читали свои искренние стихи в кафе, на площадях…Потом это как-то быстро вышло из моды…» - вспоминал пожилой человек, - «Стало даже зазорным петь вместе с отцами и дедами застольные русские песни с их широкой душой и истинной свободой…В 70-х пели о сокровенном у костров и в компаниях друзей…И даже немного наивно, но удивительным теплом веяло от старых предвоенных песен – «Ваня – хороший и пригожий», «У самовара я и моя Маша»…Но уже в 80-тые  молодежь увлеклась западным джазом, казавшимся старшим невыносимым…То ли запретный плод, то ли резкая критика усилила эффект отторжения от всего русского…»
Он вспомнил также восторженные глаза многих своих сверстников, держащих и с интересом листающих глянцевый журнал «Америка».
«Тогда в 20 лет, пожалуй, служба в Советской Армии все немного поставила на свои места… Хотя уже и девушки начали отдавать предпочтение не поэтам и художникам, а фарцовщикам и материально обеспеченным сынкам многим известных и малоприметных торговых людей…А вот теперь… у большинства произошла стерилизация мыслей…Люди вообще перестали слышать друг друга…Утеряли общее социальное пространство…И вовсе это не глобализация, на которую все пытаются свалить…» - подытоживал пенсионер.
Потом он еще долго продолжал писать, с удовольствием напрягая память. Ему было неприятно и тоскливо оттого, что все это было сегодня в большинстве своем потеряно для современной молодежи.
Неожиданно зазвонил телефон. Геннадий Семенович радостно взял трубку.
-Алло, алло…алло…алло.
После продолжительного музыкального сопровождения и молчания он услышал приятный женский голос:
-Это Геннадий Семенович?
-Да, - радостно ответил пенсионер.
-Меня зовут Екатерина, я хочу пригласить вас в нашу поликлинику для бесплатной диагностики опорно-двигательной деятельности вашего тела.
Пожилой человек хотел, было откликнуться положительно на этот призыв, но вдруг вспомнил рассказ соседа по лестничной клетке, который с печалью в голосе пожаловался о посещении подобного заведения, где ему очень ласково объяснили о необходимости длительного лечения. Оно ничего не изменило в его здоровье кроме потери приготовленных «на всякий непредвиденный случай» 180-ти тысяч рублей.
-Спасибо, милая девушка, пока нет необходимости, - лаконично ответил он и положил трубку.
Пока Геннадий Семенович не часто обращался и в городские бесплатные поликлиники, хотя знал, что разрекламированная моментальная запись туда оборачивалась длительными очередями к конкретным специалистам и «забубенными» ценами на лекарства. В случае дополнительной оплаты очереди сокращались, но это не нравилось пенсионеру не только из потери средств. Ему казалось это определенным наркотиком и противоречило самому принципу здоровой жизни. Раздражали подобно сегодняшнему и алчно-назойливые звонки «заботливых» коммерческих структур об обследовании и надуманным «новым методам» врачеванием неизлечимых болезней. Пожилой человек с непередаваемым презрением к бессилию власти познал и ранее немыслимые вещи, когда молодые напористые подростки обкрадывали престарелых, забирая у них, деньги, ценности и даже достаточно непонятное для молодой поросли – ордена.
«Все у них….схвачено…» - возмущался порой пенсионер, - «Мы, пенсионеры – немаловажная часть наживы или раскручивания рынка «развивающейся» экономики… На зло им… буду самостоятельно беречь здоровье и…тянуть до последнего…».

Геннадий Семенович немного разволновался, пошел на кухню, налил себе чаю, чтобы съесть бутерброд. Он опять включил телевизор. Шла информационная программа, где призывали к необходимости прививок от короновируса. Сам он привился еще в начале года и немного удивлялся сопротивлению некоторых людей последовать его примеру. Но понимал и остальных:
-Сегодня, когда социальное недоверие к медицинским услугам растет, это закономерный вариант, - уверенно говорил он себе, -  Пример Китая говорит о том, что дисциплина важный атрибут в борьбе с эпидемиями. Сегодня при полном разгильдяйстве и расхлябанности людей в этом вопросе, вполне возможно, что слабодушные незнайки, вещая о мнимой свободе выбора, намеренно развращают население…».
Выключив приемник, он тяжело вздохнул:

«Нельзя же сидеть дома с такими тусклыми мыслями…Надо прогуляться на воздухе» - решительно накинул он на себя верхнюю одежду.
Через несколько минут Семенович вышел из подъезда своего дама. В разгар рабочего дня близлежащая улица оказалась далеко не безлюдной. Она скорее напоминала наполненный заботами выходной день с множеством праздно гуляющих людей. Он решил сходить в продуктовый магазин, всегда имея в кармане брюк необходимый для повседневной жизни список потребляемых продуктов.
Геннадий Семенович давно уже не заходил и даже немного подзабыл прилавки обуви, одежды и других товаров «ширпотреба».
«Да и к чему туда соваться, и так скопилось немало «барахла» в шкафу» - не раз возвращался он к мысли.
Всякий раз он искренне удивлялся найденным там вполне добротным рубашкам, свитерам, особенно пиджакам, которые он уже несколько лет не носил. Совсем недавно его неожиданно порадовали найденные там почти новые туфли, и он вытащил их для повседневной носки, отодвинув в сторону немного заношенные.
«Зачем покупать?... С собой в гроб лишнего не возьмешь…» - спокойно и уверенно заключил он.
Эти мысли стали приходить ему чаще после того, как год назад он похоронил жену и со временем пересмотрел некоторые кажущиеся ранее непреклонными ценности своей жизни.
Стабильность и уравновешенность в распорядке дня, интерес к новой научной информации в области неизведанного часто давали пищу его размышлениям. Они даже вселяли и уверенность в значимости каждого прожитого дня. Обрушившиеся в полной мере на него домашние заботы сначала казались ему нудными и обременительными. Однако несколько месяцев спустя самостоятельной затворнической жизни Геннадий Семенович уже и в повседневных мелочах находил определенное удовлетворение.

Магазин продуктов, как его сегодня ласково называют «Пятерочка», был метров в ста от его дома. Всегда, когда он шел туда, слово «пятерочка» у него вызывало необычные ассоциации. Не с трамваем из знаменитой песни «Любэ», как задумывали его иностранные учредители, а с той старой полноценной сине-голубой советской пятеркой рублей.
«Сколько тогда на нее можно было купить…» - мечтательно вспоминал он.
Сегодня его бюджет составлял чуть более полтора десятка тысяч, но отношение к этим «тысячам» было пренебрежительное, если не отвратительно-презрительное.
«Надо не забыть основное…» - размышлял он, полагаясь на список в кармане брюк, прекрасно осознавая, что «лишнее» только отвлекает и расхолаживает внутренний настрой и тем более чревато в дальнейшем большей экономией.
Не то, чтобы Геннадий Семенович чувствовал некую ущербность от отсутствия денег, это было не столь важно, по жизни он был привычен ко многому. Неприятно доставала ханжеская заинтересованность сегодняшних властей в его якобы «полноценной» жизни. В 90-тые его объявили идеологически зависимым и бесцельно прожившим молодые и зрелые годы при тоталитаризме. И потому он всегда загадочно улыбался, когда слышал, что нынешние реформаторы-коммерсанты с огромным желанием пекутся о жизни людей и сегодняшнего пенсионера.
«…Действительно, кому нужна какая-то идеология, если человек человеку не товарищ и брат, а …в лучшем случае конкурент…а в моем возрасте - дармоед…» - молча рассуждал он.
Лицемерие и внешняя показуха средств массовой информации очень часто бросались в глаза, и подобную улыбку можно было почти ежедневно видеть на лице пожившего человека, не остающегося безучастным к современным «находкам» и «завоеваниям».

Вот уже рядом и красный лейбл жизнетворного магазина. Поднявшись по крутым ступенькам, он сразу ощутил быстро сдвинувшиеся шторки за собой.
«Мышеловочка захлопнулась…» - улыбнулся он.
Он не любил брать металлическую коляску особенно под залог 10 рублей или широкую магазинную кошелку, предпочитая развернуть собственную сумку-пакет, который был особенно уместен в нынешний пандемийный период.
Геннадий Семенович подошел к развалу с фруктами, взял несколько бананов. На другое он не смотрел: растущие цены могли надломить очередной план покупок. Мясо и полуфабрикаты он тоже не брал, а вот цыпленок-броллер был в списке. Несмотря на поднявшуюся цену, он положил в пакет наиболее дешевый вариант. Вымачивая купленную птицу перед готовкой, он не обращал внимания на ее низкую цену. Наоборот, считал, что она значительно полезнее без всяких напичканных иностранных вкусовых добавок.
Хорошо зная о транс-жирах в продукции местных кондитеров, он быстро прошел мимо сладостей, пирожных и многочисленных сливочных булочек.
Глаз, правда, как-то случайно остановился на любимой шоколадке «Вдохновение», но его внимание уже было привлечено витриной молочных продуктов, и ноги сами понесли туда. Обрадованный красными этикетками скидок Геннадий Семенович взял пакет 3,2%-го кефира, недорогое сливочное масло и два сырка с изюмом, благо они в это время были в цене одного.
Прихватив коробочку десятка яиц с любимой этикеткой «Красная цена», он подошел к лотку с хлебом.
«Верно, люди советуют меньше его потреблять…С каждым годом он становится все чудней и непонятного вкуса, … хотя цены не мешают на него увеличиваться со скоростью реформаторской мысли…» - процедил про себя пенсионер, - «…Неумеренные хлеборобы, Ешкин кот!...Бывало, раньше так благоуханно пахнет буханочка, что невольно хочется отломить кусочек…А тут… этот разноликий целлофан, …современный презерватив коммерции…» - тяжело вздохнул он.
Его любимого «С отрубями» не нашлось. Перебрав множество красивых ярких названий батонов «белого», он взял половинку «Бородинского», и пошел к кассе. Будто бы случайно опять в глаза бросилась знакомая шоколадка.
«Как же я не заметил, что она сегодня тоже со скидкой» - укоризненно буркнул про себя пенсионер и положил темно-синий конвертик в сумку.

К шоколаду у Геннадия Семеновича было давнишнее и даже в некотором роде странное пристрастие или особая внутренняя слабость. Он его любил, но покупал не часто. Возможно из-за того, что вместе с приятным вкусом вселялись в душу благостные воспоминания, которые не всегда совпадали с настроением. То ли некоторая оскомина отзывалась внутри реликтовым светом или просто были эти сладкие залетные грезы из незабываемого детства с его неповторимым вкусом затаенной обиды и непонятного торжества.
Именно шоколадка явилась крестником его первой любви. Действительно, та стройная гордая девочка была безукоризненно прекрасна. И звали ее неотразимо романтично – Виктория. У маленького Гены захватывало дыхание, когда он украдкой смотрел на нее. Вика к тому же всегда бойко рассказывала приготовленное задание урока и отвечала на все вопросы учителя, не в пример Гениному мычанию у доски. Мальчик тайно любил, тосковал и невыразимо комплексовал перед своей зазнобой. Будучи всесильно уверенным, что его внимание разрушит эту неотразимую и вдохновенную красоту, ему искренне хотелось, чтобы этому прекрасному созданию было хорошо всегда и во всем.
Однажды бабушка подарила ему очень красивую привезенную издалека шоколадку с изображением миловидной похожей девочки на обертке. Он неожиданно очень обрадовался подарку и, конечно, не мог эту диковинку просто съесть. Прижавшись и поцеловав обожаемую прародительницу, он радостно покрутил в руках картинку-шоколадку, мечтательно задумался и сам, не сознавая своих действий, незаметно положил ее в портфель. Неожиданно возникшее решение незримо подвинуло в нем внутреннюю силу. Он сразу почувствовал, что это обязательно нужно сделать.
На следующий день в школе, когда во время перемены все выбежали из класса, Гена задержался и положил на парту Вики красочный заветный прямоугольник. Он облегченно вздохнул и на выдохе выбежал в коридор. Через минуту на лестнице между этажами мальчик встретился глазами с обожаемой девочкой и опустил глаза.
Возвращаться после перемены Гене было немного страшновато, и он вошел в класс последним, подчеркнуто разговаривая с приятелем. Девочка со знакомой парты уже делилась шоколадкой с подругами и невозмутимо смотрела на Гену. 
«Возьми» – протянула она оставшийся кусочек.
Гена неожиданно увидел в ее глазах победу, когда она довольно равнодушно и уверенно сказала:
- Это ведь ты положил ее мне на парту…
-Нет, спасибо, - отвернулся закрасневшийся мальчик.
Много прошло времени с тех пор, и девочка эта скоро после этого случая переехала в другой город, но Гена не забыл ее и этот ее неповторимый торжествующий непонятный ему взгляд.
«Как приятно, когда Бог играет с тобой в прятки…» - почему-то сладко подумал пожилой человек и двинулся дальше к кассе магазина.
Перед оплатой, спешно выкладывая на прилавок продукты, Геннадий Семенович немного стушевался, забыв сверить со списком покупок, но, махнув рукой, в конце концов, решил не лазить в карман, и достал из-за пазухи кошелек.
-У вас есть карточка магазина? – спросила кассир.
-Нет – твердо ответил пенсионер.
-К сожалению, скидку пенсионера применить не могу…ваше утреннее время вышло, - подытожила она.
Геннадий Семенович не возражал, он помнил, что вышел из дома не рано, а карточкам из принципа никогда не доверял, считая их дополнительной «привязкой» к потреблению и бесполезной, специально блокируемой при большом скоплении баллов:
«Карточки для радужных дураков…» - ворчал про себя он.
Расплатившись, он спокойно двинулся к выходу.
Пользоваться столом для укладки продуктов не было необходимости: в пакете было не так много всего.
Геннадий Семенович уже был рядом с прозрачными освобождающими створками, как почувствовал, что на его плечо легла тяжелая рука.
-Гражданин, вы не заплатили за шоколад…, - услышал он сзади.
-Какой еще шоколад, - всегда готовый к отпору обернулся пенсионер.
Молодой охранник надменно смотрел на него с укоризной.
-Вы взяли с прилавка шоколадку, … но не оплатили.
 «Видимо, забыл выложить при оплате» - сразу вспомнил он.
-Хотели утаить? …Но наша служба внимательно следит за тем, что происходит в зале, - язвительно улыбаясь, продолжал служитель магазина, - Дайте ваш чек, сейчас сверим ваши покупки.
Геннадий Семенович почувствовал неприятную дрожь поражения в самоуверенности.
-Не успел выложить на кассе, - оправдывался он.
-Да-да…многие из вас не успевают…, - уже явно насмехаясь, цедил охранник.
Пенсионер почувствовал, что его пригвоздили к стенке.
-Да, вот, - вынул он синий конвертик, - Сейчас оплачу, а лучше возьми ее, командир, от греха…
Он примирительно не хотел продолжения унизительной сцены.
Молодой человек немного раздумывал. Можно было составить протокол, изъять товар, наложить штраф, но охраннику явно было лень все это проделывать, тем более, что его активность и бдительность для начальства была зафиксирована камерой наблюдения.
-Ладно, дед…в следующий раз веди у нас… повнимательней, - забрал он шоколадку.
Выйдя из магазина и придя немного в себя от унизительной сцены особенно после панибратского – «дед».
Было неприятно, что к нему отнеслись, как к ничтожеству из прошлой жизни…
 «Не в пример народной милиции…»,-  опять вспомнил Геннадий Семенович, - «А сейчас кругом закон и полиция, которая полностью исключает сочувствие…».

 Геннадий Семенович по привычке находил в себе слова оправдания:
«Да, воровать плохо, но воровать у Змея-Горыныча украденную невесту…можно!» - неожиданно для самого себя успокоился он.
Он, конечно, привык протестовать, но до такого еще в его жизни не доходило. Внутренне он переживал свое унижение. Его невнимательность была отплачена сполна.
- И нужно! – вдруг вырвалось у него уже вслух. Он не заметил, что этим немного привлек себе внимание.
Он понимал, что те люди, которые чаще отстаивают свои интересы, всегда наступают на горло другим. Сегодня он ощущал в себе потребность внутреннего протеста.

С таким настроением он возвращался к своему подъезду, где его нагнал сосед.
-Слышь, Семеныч! …Тебе надо обязательно рассказать…
-Что рассказать?
-К моему приятелю из соседнего подъезда пришел мужик менять счетчики воды…Прикинь, вроде несложное дело…
-Ну?
-Сначала мастер определил, что счетчик не исправен…
-Вполне возможно…
-Конечно, …не спорю, но новый предложил не простой, а экономичный …за немалые деньги.
-Что значит экономичный?
-Который экономит воду… и окупится за несколько месяцев, как объяснял мастер…Мужик согласился…и заплатил…
-И сколько заплатил?
-Около 10 тысяч.
-Ого…Ты уж достал меня со своими свежими новостями и так тошно, - немного остывая от собственной потери настроения, произнес Геннадий Семенович.
-Это я так в назидание! И вот! – злорадствовал Петрович. главное, некуда обращаться …вроде сам виноват…
-Да полиция…не причем – отреагировал нехотя приятель, -Она же защищает теперь с энтузиазмом интересы государства, а вовсе не человека. Он на втором, если не последнем плане…
-Почему?
-Понятно…Попался на крючок…выгоды…
-Не понял.
-А что тут понимать? Мы ведь сами предали все…теперь пенять не на кого...Смотри в зеркало и не удивляйся
-Ну, ты Семеныч, хватил…
-Да нет, Петрович, давно уж в рот не беру…
-Не берешь, а все какой-то злой…Ведь живем – то неплохо
-Именно, …я бы добавил, что нехорошо…
-А как хорошо?...

-Трудно сказать просто и ясно…Первое мы сразу забыли о прошлом поколении, которое неплохо потрудилось и оставило нам не плохие перспективы на будущее   
-И что?
-Мне кажется, Петрович, мы по недомыслию переутомились и свернули в темный переулок, - тихо почти про себя произнес Геннадий Семенович.

- Да. Делают, что хотят и нас не спрашивают…
-Иногда вынуждены спрашивать ..Оставили нам только одно единственное - голос на выборах.
-Вот скоро будем голосовать…
-И за кого отдашь свой голос?
-Да я вообще не пойду… я не верю в перемены…Вот твой теска – главный коммунист, предатель дела…живет, как у Христа за пазухой…и ничего не меняет…
-Он не настолько глуп, чтобы проповедовать очередную революцию, от которой людям только разрушения…Он надеется, что такие, как ты, Петрович, сами поймут с кем им по пути и отдадут голос за него…А ты все ждешь, что кто-то что-то сделает…а сам, как ты сказал – ничего.
-А что я должен сделать
-Хотя бы проголосовать.
-Старые мы с тобой, Семеныч, чтобы что-то менять.
В душе Геннадий Семенович был согласен с приятелем. Ему даже захотелось рассказать о своей занемевшей руке, но не желая поддерживать нудный разговор, он многозначительно промолчал.

-А что же тогда? – настаивал на продолжении разговора Петрович, - Сейчас даже не знаешь, как сберечь свои кровные деньги…
-Да почти все коммерческие банки занимаются откровенным средневековым ростовщичеством и даже вымогательством за счет грабительских процентов…
-И что же делать?
-А ты не задумывался о том, что деньги, которые должны работать лежат в мертвых коммерческих банках…которые власть называет «кровеносными сосудами»…Я бы назвал их склянками с ядом…
-Ты что смеешься Семеныч?
-Мне кажется, не стоит вообще копить деньги, как было раньше, …а вкладывать в себя…
-Как это?
-На том стоял, между прочим, и Советский Союз…
-Опять ты про политику…Достал Семеныч своими призывами…

Мимо них прошла и поздоровалась возвращавшаяся из магазина общая знакомая, лет на 15 моложе беседующих мужчин. Они естественно обратили внимание, тем более, что эти нудные разговоры уже обоим надоели…
 Геннадий Семенович намеренно отстранился от Петровича, желая войти в подъезд с моложавой соседкой с верхнего этажа.

Она ласково улыбнулась, неожиданно распахнувшей перед ней дверь мужчиной, который подчеркнуто пропускал ее вперед.
-Спасибо…Геннадий Семенович, …но на вас лица нет, - заметила входящая с ним одновременно соседка.
-Лицо всегда при мне, но…немного примяли сегодня…в «Пятерке»…захотелось шоколаду, - Геннадий Семенович всегда был раскован с Мария Павловной. Он немного был удивлен собой, когда досада неожиданно вылезла наружу.
Миловидная соседка была явно симпатична пенсионеру.
-Стоит ли так убиваться по пустякам… И я вот не удержалась, купила небольшой шоколадный торт, - показала она свою сумку.
«А не играет ли со мной Бог …или это просто так» - неожиданно опять всплыло в голове пенсионера. Сам не ожидая своих слов, он вдруг ответил серьезно:
-К сожалению, это не пустяки…Наши мысли нас возвеличивают…и со временем…убивают…
-Что значит «со временем»? …Вы намекаете на старость?
-Не так, Мария Павловна…Вы сказали сами неправильно…Этим именно вы себя убиваете…
-Тогда совсем непонятно, о чем вы …
Геннадию Семеновичу хотелось сказать о другом. О том, что тяжелые мысли убивают, потому как они затмевают чувства…Именно чувствами живет человек, а мысли…его убивают…Только с яркими проявлениями чувств человек остается сам собой, а время не играет никакой роли…Анализировать, сравнивать…кругом никого …и все…Каждый шаг твой миг жизни…время тут не властно над тобой…Возможно. Оно властно над телом…Тогда появляются мысли …и чувства уходят на второй план…Самая сильная опора жизни – желания…
Но он немного смутился и промолчал.
Мария Павловна внимательно посмотрела на него.
-А вы романтик, Геннадий Семенович.
В лифте продолжали молчать. Геннадий Семенович вспомнил, как они недавно разговорились о комнатных цветах, и он пригласил ее к себе посоветоваться в ухаживании за растениями, которые превратились в подобие статуй или даже скелетов и наводили уныние. Он был тогда очень рад теплому женскому взгляду и даже почувствовал, как что-то заиграло в нем «ретивое». Но Мария Павловна неожиданно обратила внимание на паутину в углу, и ему вдруг стало стыдно и неожиданно собравшееся внутри сразу рассыпалось вдребезги. Выслушав советы, он даже с некоторым удовольствием остался один.
 Сегодня Мария Павловна явно поменяла его настроение, и он вновь смотрел на нее с удовольствием.
-Шоколадный торт…, задумчиво произнес он.
-Геннадий Семенович, - опять ласково посмотрела она него, - Вы сегодня напоминаете мне одного знакомого философа в молодости, - она задумчиво посмотрела на него, -…заходите через часок …ко мне на чай…вот только немного приберусь.
При слове «приберусь» он немного поморщился, но сам не понимая, почему-то улыбнулся:
-Спасибо…Обязательно загляну - вышел он на своем этаже.

Геннадий Семенович «на автомате» вошел в квартиру и невольно посмотрел в зеркало.
Пенсионер стригся, как в 14 лет, «под Котовского», чтобы казаться не таким старым. Сейчас он заметил, что лицо сейчас немного сделалось похожим на эллипс. Он поморщился, Волосы, стоявшие ежиком, от растущей лысины по бокам стали похожи на вырастающие рога.
«Почему к старости становишься похожим на черта…» - где-то из глубины сознания вылезла неприятная мысль.
Сам не понимая своего состояния он немного заволновался и одел свою любимую рубашку и в таком состоянии сел на диван и закрыл глаза. .

Геннадий Семенович неожиданно вздрогнул от того, что воспрянул от скоротечного сна.
Время будто остановилось на секунду, но прошло уже более часа.
Он еще раз осмотрел себя в зеркало и все-таки вышел из квартиры. Неожиданно открылась дверь лифта, и он увидел Марию Павловну.
-А я за вами, Геннадий Семенович.
Геннадий Семенович вздрогнул, но приятный облик женщины растаял в его неожиданном испуге.
- Поедемте наверх, доброжелательно пропустила она его в лифт.

Войдя в уютную квартиру, Марья Павловна скинула легкую накидку, освободив величественную грудь, и повернулась к гостю, помогая войти. В этот миг Геннадий Семенович бросил неожиданный взгляд на пышные дышащие спелостью нн то крупные персики ни то манящие экзотикой таящего во рту манго. Влекущую пару экзотических фруктов трогательно разделяла уходящая вниз нежная ложбинка. Геннадия Семеновича слегка напрягло, он затвердел всем телом. Его будто пронзила внутренняя шаровая молния от головы до нижних конечностей. Захотелось быть как можно ближе к этому великолепию.
 Мария Павловна невольно почувствовала его напряжение. Чтобы разрядить обстановку, она громко воскликнула:
-А теперь мыть руки! - повела она его в ванную. Сама она встала немного сзади и смотрела, как он берет пахнущее сиренью мыло и медленно растирает руки. Непроизвольным движением Мария Павловна распахнула шире кофточку.
С чистыми руками он повернулся к ней и вновь задрожал от сладкого дурмана желания, не зная, что делать.
Мария Павловна уже успела принять на себя это не дающее ему расслабиться необычное состояние. С какой-то внутренней радостью освобождения она возбужденно вздохнула своей пышной грудью и молчаливо опустила глаза. Он, не понимая своих действий, прижался к ней и утонул в притягательном тумане женского тепла.
 -Одну минуточку, Геннадий Семенович, - невозмутимо прошла она к раковине и прикрыла дверь. Он вышел из ванной и стоял, как вкопанный, не понимая, что происходит.
Через минуту, которая показались ему вечностью, он вышла в легком халате с открытым верхом.
Он покраснел и начал снова горячо поцеловать. 
-Геннадий Семенович, не спешите…я сама …, - вела она его уже в комнату к кровати. Он нервничал, снимая рубашку.
Потом запутался немного в своей одежде, лихорадочно сбрасывая ее. 
Уже давно отвыкший от таких порывов, Геннадий Семенович от волнения через некоторое время почувствовал неуверенность и дискомфорт, когда неожиданно ощутил, что разбудивший в нем желание необходимый орган предательски ослаб.
Видя его растерянность, она, мягко улыбнувшись, взяла из тумбочки крем, и, не смущаясь, начала ласково массировать постепенно восстанавливающееся мужское достоинство. Прикосновение нежных рук придали ему новую силу, и он вновь прильнул к ней. Чувствуя волнение, Марья Павловна сама помогла ему найти врата желанного пути. Он долго неловко возился и только после того, как она немного приподняла колени для свободы проникновения, почувствовал желанное тепло плоти. Ощутив себя мужчиной, он заторопился и, потеряв контроль, не удержал предательски нетерпеливую мужскую жидкость. После внезапного расслабления он с горечью понял, что все произошло как-то невыразимо прозаично и скупо.
Его вдруг пронзило, что Марья Павловна совсем не ощутила себя женщиной. От этого его неуверенность проросла с еще большей силой.
Стало нестерпимо не ловко за эту оплошность.
«Зачем я ей нужен» - пробивалась обида на самого себя.
Он вздохнул, и, немного отстранился.
-Извините, Мария Павловна, меня, - выдавил он из себя.
Она пододвинулась к нему:
-За что же извиняться? - тихо произнесла она, - Я даже не думала, что вы такой … страстный, …и ваш …огурчик такой теплый…
При этих словах он немного воспрянул, но смутился:
-Ну, как-то неудобно, …так сразу…
-Женщины любят смелых… открытых для любви мужчин…, - тихо, будто про себя, загадочно прошептала она.
Геннадий Семенович видел, как Мария Павловна закрыла глаза, прижала голову к его плечу и лежала почти целую минуту.
 «О чем она сейчас думает?» - прорезалось в его голове.
Потом она спокойно накинула халат и вышла в ванную.
Услышав, как отворилась дверь, он тоже встал и пошел в освободившееся помещение.

Шоколадный торт стоял на кухне в середине стола. Один кусок был отрезан и лежал рядом на небольшом блюдечке.
Геннадий Семенович вдруг представил себя на секунду этим отрезанным куском.
-Съешьте, и не смущайтесь так, - посмотрела она на него ласково.
-А вы?
-И я… тоже, - она уже наливала ему чай.
Геннадий Семенович сел, немного приходя в себя.
-Странно…живут люди рядом и так редко встречаются…даже случайно..., - опять задумчиво произнесла она.
-Да, уж.
Торт показался ему немного приторным, когда она вдруг сказала:
-Я сегодня… не скоро отпущу вас в вашу берлогу.
-Вовсе не берлога – попробовал возразить он.
Она многозначительно промолчала, и Геннадий Семенович понял, что ее мнение непререкаемо твердое на этот счет. Она нарезала торт дольками и невозмутимо продолжала:
-Я вас довольно редко вижу на улице…Чем можно заниматься в четырех стенах целый день?
Геннадий Семенович не нашел что ответить так сразу.
-Так можно потерять вкус к жизни…, - продолжала она.
Он положил откушенный кусок торта на блюдце. Ему не очень понравился намек на затворничество и тем более на не ухоженность квартиры.
-Я пока не потерял вкус…Вот …работаю с компьютером, собираюсь с мыслями, пытаюсь записать воспоминания детства… и юности.
-Надо больше гулять на воздухе, дышать полной грудью, - будто не слыша его, уверенно наставляла она.
При упоминании о груди Геннадий Семенович немного улыбнулся.
-Мне кажется, я только сейчас начинаю понимать…себя…свою жизнь…
-Мужчины…любят философствовать, - она глубоко вздохнула, - Надо больше жить чувствами…
-Чувствами?
-К сожалению, многим мужчинам …это непонятно.
Мария Павловна хотела привести примеры поведения своих прежних и покинутых ею мужчин, но деликатно промолчала.
-А вы… были замужем? – как будто проникнув в ее мысли и не принимая ее рассуждения на свой счет, вдруг спросил он.
-Конечно, …и неоднократно, - спокойно ответила она.
Ее «неоднократно» слегка напрягло, но одновременно быстро растаяло: он тут же вспомнил ее правильное понимание минутной мужской слабости. Каким-то внутренним чувством ему захотелось продолжения этого взаимопонимания.
-Мужчинам всегда хочется ясности в ощущениях, - попытался он защитить сильный пол.
-На каком-то этапе это привлекает, но …, - она не договорила, и Геннадий Семенович опустил глаза.
- Да вы не смущайтесь, …вы хорошо сохранили себя, как мужчина… Поверьте, мне…женщина всегда чувствует это…- она смело посмотрела ему в глаза.
После этих слов Геннадий Семенович уже не сомневался в ее желании продолжить отношения, но собственные сомнения немного беспокоили его.
-Я ведь тоже… потерял жену…
-Я знаю…Видела не раз вас вместе…Вы были очень похожи…
Геннадий Семенович не совсем понял этой неожиданной оценки, и что Мария Павловна действительно хотела сказать этими словами.
Первые дни своего вдовства он чувствовал тяжесть произошедшего и довольно долго переживал. Однако, поняв, что это ушло без возврата, уже через полгода успокоился, но ему и в голову не приходило завести другую женщину.
-Как я понял, у вас были похожие мужчины? – осторожно произнес он.
-В какой-то степени …да…Но я никогда не придавала этому значения…и не уподоблялась их принципам жизни…скорее ломала в них стереотипы их представления о ней…
По тону и глубине ее слов Геннадию Семеновичу сразу представилось, как она довольно скоро добивалась своего.
-Но вы зря думаете, что видите меня будто насквозь, - невольно сопротивлялся он.
-Я этого не думаю…
-А что вы думали обо мне? – не унимался он.
-Вы совсем не знаете женщин… Они хорошо понимают мужчин…их кажущуюся непредсказуемость…
Геннадий Семенович в раздумье опустил глаза, допивая вкусный ароматный чай.
Не окончательно сформулировав свое отношение к противоположному полу, она после чая предложила прогуляться «на воздухе».

Выйдя на улицу, они бродили часа полтора по близлежащему парку и уже
говорили охотнее и свободнее.
Геннадий Семенович рассказал, что женился довольно поздно, долго ухаживал за своей будущей женой и после свадьбы жил хорошо со своей половиной, проявляя завидное единомыслие. Да в отношение житейских дел они не имели серьезных разногласий. В основном жена никогда серьезно не перечила и почти всегда соглашалась с ним.
. И потому его немного напрягало совершенно противоположное отношение к жизни Марии Павловны, которое она настойчиво направляла на него.
Но, несмотря на некоторое давление, ему становилось даже приятно продолжение этого общения. Он сам не понимал почему.
-Мужчины – довольно странные…и неприспособленные к жизни существа, - твердо говорила она, - И только женщина способна оживить их по-настоящему…
Геннадий Семенович узнал, что Мария Павловна три раза была замужем и каждый ее спутник будто «оживал, становился сильным и уверенным в себе…»
«Когда она успела…» - невольно думал Геннадий Семенович и даже пытался реагировать:
-Вы в этом уверены?
-А как же иначе? ...Они все время были у меня… в тонусе…
-Но ведь они от вас уходили…, - опять неожиданно вырвалось у него.
-Да…уходили, но…в мир иной…и потому …они всегда …остались со мной…

Геннадий Семенович замолчал и на время разговор прекратился.
Он немного потупился от внутренней неожиданной собственной мысли. Вдруг вспомнились убаюкивающее умиротворение разумного одиночества. Все становится на свои места - осмысление окружающего и желание жить дальше. Однако он не хотел и не пытался противоречить убеждению Марии Павловны.
-С годами понимаешь, что все временно на этой бренной земле, - сам не ощущая этих слов стандартно выразился он.
-И мужчина и женщина два полярных полюса во вселенной, - мечтательно в унисон продолжила она.
-Вселенная приближает нас к Богу, - тихо произнес он, - И в другом мире все мы бесполы…
Было заметно, что эти слова обеспокоили Марию Павловну. Она промолчала.

Геннадий Семенович совсем не замечал, что натыкался на другую вселенную, другое мышление и именно в эту секунду начал это понимать.
Однако нарастающее давление Марии Павловны было державным и неумолимым.

Через некоторое время она, как бы ненароком, продолжила излагать свои мысли:
-Пенсионеры…заелись совсем…живут каждый в своей квартире…замкнулись…
-Что вы имеете в виду, Мария Павловна?…
-Объединиться, а свободные площади сдавать …и не нужны большие пенсии…

Пенсионер опять оказался в каком-то тупике этих неожиданных сторонних раздумий.
Логика отталкивала Геннадия Семеновича от действительности ощущений и едва приемлемых рассуждений влекущей женщины. Она как бы кружила его своим противоречием, искала пути соприкосновения. Становилось немного томно от мыслей, хотелось опять забыться и не думать ни о чем.
Он инстинктивно вспомнил прошлые годы, когда нестерпимо хотелось новизны отношений, не хотелось возвращаться назад и только вперед и вперед.

-И вам, Геннадий Семенович, обязательно надо пойти работать…сколько пропадает потенциала…ваши знания еще пригодятся…
-Кому…Ведь сейчас никто ничего не слушает…ничего никому не надо?
-Что вы такое говорите?
-Имея больше денег, вы могли бы поехать по странам и континентам…там так интересно…и прекрасно!
Он посмотрел на ее восторженное лицо, и почему-то в душе зародилась тоска.
-А вы уверены в этом, дорогая Мария Павловна?
Услышав приятное «дорогая», она обрадовано продолжала:
-А я могла бы взять над вами шефство… и быть в некотором роде…гидом…
-Я за свою жизнь тоже побывал во многих странах,
но глубоко не проникся к иному образу жизни…, - осторожно начал он, -Мне иногда тоже нравятся передачи по телевизору о неведомых краях…там экзотика природы, но так сразу за пару недель этого всего не поймешь…нужно немалое время, чтобы это ощутить в чужой стране.
-А зачем влезать в ненужную философию?… Новизна и перемены – вот главное…Они обновляют чувства…Новые впечатления…как это прекрасно!
-Но порой они бывают немного поверхностны…Да, удачное повествование - это порой заслуга режиссера, - робко начинал он возражать, но женщина его не слушала:
-А еще мне нравится программа «Давай поженимся». – неожиданно воскликнула Мария Павловна, - Сколько она открывает иных неизведанных чувств и противоречий! И представьте я всегда вижу грубые ошибки из прежних браков и знакомств…это, действительно может быть трагедией…
Геннадия Семеновича эти слова слегка насторожили, но, когда она это воодушевленно говорила, ее пышная грудь вновь его звала в даль.
От этого Геннадий Семенович опять немного размяк.  Он вдруг представил, как он постоянно будет утопать в этом пышном облаке.
Увидев гуляющую в парке маленькую собачку, Мария Павловна чуть не разрыдалась:
-Совсем недавно я испытала истинное горе…
-Какое? – искренне посочувствовал он.
-Я потеряла своего Смирника…удивительно послушного песика…моего молчаливого утешителя…
Откровенно говоря, Геннадий Семенович не любил домашних животных, но сегодня он проникся этим горем.
Они с этой печалью пошли к дому
Мария Павловна стала с энтузиазмом рассказывать о своей любви к животным.
Геннадий Семенович неожиданно ощутил себя этим милым щеночком, на которого изливалась любовь Марии Павловны.

Войдя в лифт, она нажала кнопку 15-го, а он «на автомате» свою, но Мария Павловна посмотрела на него уже довольно строго и он, будто не заметив, не стал выходить на своем этаже.

Не желая расставаться так быстро, Мария Павловна неожиданно предложила:
-Геннадий Семенович, вы должны отведать моей стряпни.
Она немного старомодно отозвалась о еде, и Геннадию Семеновичу это очень понравилось. Он молчаливо согласился.

За обедом, который Геннадию Семеновичу показался и ужином, они уже дружно разговаривали обо всех проблемах сегодняшней жизни.

Мария Павловна по - своему клеймила власть всеми возможными запрещенными между незнакомыми людьми эпитетами. Тут была явная нехватка средств для простых граждан, разобщенность людей, которые должны непременно собраться и дать отпор или даже бой людям с большими деньгами.
-Хотя они не виноваты, -говорила она, они просто умеют жить…зарабатывать… и не любят бедных…
-А за что им их любить, - неожиданно вырвалось у Геннадия Семеновича.
-Что вы такое говорите, Геннадий Семенович, - Любовь – это основа жизни!
-Я не в том смысле…Я никогда не придавал большое значение деньгам…Тем более их накоплениям…
-Вы не правы – это и защита… и надежность и даже гарантия жизни и любви…
Это определенный и вселенский масштаб понимания своего существования…

Через полчаса у Геннадия Семеновича начали немного залипать глаза, и он оттого немного щурился, но слушал и слушал, будто в преддверии сладкого сна. Ему уже были интересны рассказы о продолжение сериала вышедшей замуж за олигарха какой-то простушки и их житейские животрепещущие проблемы.
-Это проблемы я бы сказала вселенского масштаба…, парили в воздухе не единожды повторяемые женщиной.
Он неожиданно тихо произнес:
-Вселенная приближает нас к Богу…
Эти слова чем-то забеспокоили Марию Павловну. Она замолчала.
-И только со смертью она пропадает от нас…или наоборот открывается своей истинной стороной…Каждый человек…своя необъятная вселенная.
Марии Павловне показалось, что ее спутник немного переел и от этого не в себе. Она даже как-то отстранилась и задумалась. Ее мысли, которые минуту назад казавшиеся ясными и победными. Глаза ее потускнели.

Посмотрев случайно на часы башенкой на комоде, он заметил, что время уже девять вечера. Он посмотрел на дверь, но Мария Павловна опять отвлекла его своими восторгами о красивой жизни богатых людей.
-Раньше я и не предполагала, что наши русские люди могут себе позволить такое!
Она уже вновь наливала душистый чай.
И только, когда от обилия пиши у него закололо в левом боку, Геннадий Семенович, стал посматривать в сторону выходной двери.
Мария Павловна не стала ждать, когда он попросится домой.
-Не хочу нарушать ваш вымученный распорядок, но мы теперь будем гулять вместе, -
Провожала Марья Павловна его с улыбкой.
Геннадий Семенович доверительно опустил глаза и не возражал.

Они уже не так дружно разговаривали, ехали вместе в лифте.
Геннадий Семенович сам не заметил, как оказался один на своем этаже.

Он спокойно вошел в свою квартиру и вспомнил, что очень бегло попрощался со своей соседкой. Все сказанное Марией Павловной сразу улетучилось из сознания, и лишь ее благосклонная улыбка осталась в памяти.
Он непроизвольно включил телевизор. Начатый смотреть у соседки сериал продолжал разворачиваться с нудными и мало интригующими подробностями.

Геннадий Семенович почувствовал в себе какую-то вялость, будто надкушенный. Хотелось немного полежать.
Он прилег на диван, прикрыл глаза и вдруг ощутил на миг незабываемый мир тревожного детства. Это дуновение ласкового сна сковало его, и он моментально уснул с улыбкой, как в молодые годы.
Вот он стоит на светлой поляне и перед глазами простирается темный диковинный лес. Он идет к нему и, раздвинув теплые ветки, входит и углубляется в мир стоящих неподвижно деревьев. Солнце пропало в тревожной прохладе, его уже не видно. Откуда-то изнутри возникает подспудная мысль: «Было ли оно на самом деле?». По солнечным стрелам огненных бликов можно догадаться, что спряталось оно за громадным широким деревом и не коснулось пока темных колючих кустов.
«Зачем я вошел сюда, словно в пещеру? – сверкнуло в голове. Мысль эта как-то странно сразу стерлась из памяти. Он не понимает, что больше привлекает сейчас - таинственные блики золотого случайного лучика или отражение жемчуга росы в лазурной тени. Густой неведомый лес всесилен в своем могуществе и затаенной тревоге, которая не отпускает. Невозможно удержаться от непривязанных мыслей. Они играют в ожидании и обрадованные свободой летают от одного солнечного пятнышка к другому. Хорошо и свободно в неосязаемых просторах, будто сам у себя в гостях. Взгляд неожиданно натыкается на елочку, стройную, как новогоднюю башенку, как юную ничего не понимающую девочку и вспыхнуло личико в зеленых целомудренных кудрях.
Вдруг проясняется непонятное до конца желание освободиться от давления сна. Он ясно чувствует, что необходимо небольшое движение назад, всего один шаг и опять наступит яркий свет поляны. Необычное светлое истиной чувство - всего один шаг и блики забудутся, уйдут.
Геннадий Семенович на миг проснулся и открыл глаза, но неумолимый сон вновь сковал его.
Вот он стоит, как вкопанный в темном лесу. Тишина напряжения окружающей тени прекрасна и влечет. Открывать глаза совсем не хочется.