После долгой, душеполезной проповеди, сказанной отцом Петром в воскресенье, после лазаревой субботы, народ гуртом скопился у амвона - прикладываться ко кресту.
Чтец Михаил неспешно прочел благодарственные молитвы. Те, кто сегодня причащался Святых Даров, выслушали с благоговением.
И всё тем же гуртом, трижды произнеся: «Слава тебе Боже!», крестясь и кланяясь, народ высыпал из храмового притвора на улицу.
Спертый воздух храма при открытых дверях вырвался наружу, как пробка из шампанского. Воздух на улице был свеж и легок.
Вокруг храма царило радостное оживление. Слава Богу долгую службу отстояли. Кто -то сразу уходил домой. Другие шли в трапезную пить чай. Некоторые оставались в воскресной школе дожидаться отца Петра. Крестин и венчаний на сегодня не планировалось.
С крыльца, аккуратно, держась за перила, поддерживая друг друга спускались две пожилые женщины - постоянные прихожанки Людмила и Александра. Обеим далеко за восемьдесят. Людмила сухонькая, невысокого роста, в старом, давно изношенном драповом коричневом пальто, в пуховой белой косынке поверх ситцевого платочка, ступала осторожно, опираясь одной рукой на палочку, другой держась за подругу.
Александра была видом покрепче, повыше ростом и шла значительно увереннее Людмилы - без палочки. На ней было простое черное демисезонное пальто из шуршащей плащевки, на голове вязаная серая шапочка. На щеках у обеих играл румянец. Они радостно улыбались друг дружке будто бы давно не виделись.
Выйдя за территорию храма, подруги неспешно пошли по старой березовой аллее в сторону своего дома. Волей судьбы они были не только подругами не разлей вода, но еще и соседками - жили через подъезд друг от друга. Храм этот сдружил их когда то в незапамятные, ещё Брежневские времена. Обе они рано овдовели и больше уж замуж не выходили. В России мужики долго не живут. Страна вдов, как говорится. Да и чего греха таить, у обеих мужики попивали крепко. А кабы не это может был бы другой расклад.
Ко вдовствующей Людмиле по молодости сватался один военный, хороший мужчина — непьющий, но не захотела больше замуж выходить. Не категорично «не хотела», а раздумывала надо ли ей это. Ездила даже за советом в Оптину. Старцы замуж не советовали. По апостолу Павлу рассудили — лучше оставаться одной, ежели плоть шибко не борет. На жениха того быстро нашлась другая невеста.
К Александре и вовсе никто не сватался, а сама знакомств не искала.
У каждой из них было по взрослому сыну. Сыновья с детства дружили и по сей день, теперь семьями уже, дружат.
- А, как хорошо сегодня отец Пётр проповедь то сказал — негромко и чуть наклонясь к уху Людмилы проговорила Александра.
- Ой хорошо, милая, и мне понравилось. Я аж прослезилась. Все мы, Александрушка, как есть смердящие Лазари. Да… - Людмила вздохнула протяжно и слегка покачала головой - но Господь в силе всех нас исцелить и даже воскресить. Отец Петр хоть и молодой, годков то немного, а говорит шибко хорошо. За душу берет прямо. И боевой погляди какой. Только жизни ещё не знает. Необколоченный пока. Каким он годков через двадцать будет Бог весть.
Несколько минут шли молча. Шли неспешно, почти вплотную прижавшись друг ко другу, как воробушки в мороз. Иногда не сговариваясь, сворачивали резко вбок, обходили блестящие, играющие на солнце лужицы,а обойдя опять продолжали путь по прямой до следующей лужи. Людмила крепко держала Александру под руку.
- Я вот сейчас, что вспомнила — опять начала разговор Людмила - уж не помню в каком же году это было… - чуть задумалась - не вспомню даже и когда. Отец Николай тот, что с Владимирского собора, ну ты помнишь его? Также вот хорошо на Лазаря проповедь сказал однажды. Я тогда тоже плакала помню. И со службы домой ехала и всё плакала, как хорошо сказал.
- Николай… Николай...- задумчиво повторила Александра. - А… Ну это тот, что от Иисусовой молитвы голос то понадорвал? - подхватила разговор Александра - Говорил потом тихонечко. Ну... Помню конечно. Как не помнить. Он у меня в помянник записан. А, помнишь, как проповедь то заговорит, весь воспламенеет словно. И весь храм затихнет — муха пролетит слышно. Ой как вдохновенно он проповеди то читал. А ты слыхала, говорят ведь помер он. Молодой совсем. До шестидесяти не дожил.
- Слыхала. Как не слыхать — покивала головой Людмила - Полинушку тут как-то встретила по зиме ещё. На водосвятии кажись — под крещение. Ты тогда болела как раз. Так поговорили с ней немножко. Она в тот храм часто ходила. Говорит его в служении запретили еще в девяностые. Обвинили, мол, в ереси и даже в подстрекании к расколу. Против него сам епископ якобы пошёл. Не угодил тому чем -то. Потом, говорят, без работы скитался по приходам. А после уже его отец Фёдор у себя в храме тайно приютил. У него истопником он и работал. Потом туберкулез подхватил. А в девяностые какое лечение. Никакого. Так у отца Федора в сторожке и помер.
- А Николай худой то помнишь какой был. На чем кожа держалась непонятно. Постник большой был. Веры был крепкой батюшка и молитвенник сильный. И денег не брал разве самую малость и то всё нищим раздавал - поддержала разговор Александра.
Шли не останавливаясь, то разговаривали, то молчали, каждая думала о своём. Временами по очереди вздыхали.
- А помнишь ещё какие проповеди сильные, бывало, отец Владимир читал?- прервала молчание Людмила — ну тот, что с Никольского собора? Также бойко, душевно так, прямо, как наш отец Петр сегодня. Сердце радовалось от каждого слова!
- А… Отец Владимир. Ну как не помнить? Помню. Да. Проповедник был сильный - соглашалась Александра - пламенно проповеди говорил. Заслушаешься. А на исповеди как строго отчитывал. Во век не согрешишь после его назидания. Я к нему и подходить то на исповедь боялась. Отчитал меня раз. Я глупая тогда была и в вере то совсем бестолковая, что малый котёнок. Да я и сейчас то одно название, что православная. А спроси, что серьёзное так ничегошеньки толком не знаю. В Символе Веры и то собьюсь. Прости, милосердный Господи. А в те то годы в голове полный кавардак был. И в коммунизм верила, и в Ленина верила и в Святую Троицу животворящую верила и партийной была. Да, что тебе говорить — ты и сама все знаешь. А на исповеди у него помню как -то ему говорю, ну грехи какие -то перечисляю, а он вдруг спрашивает: «Смерти кому - нибудь желала? Отвечай только честно.» И к чему спросил не пойму. А я с дуру то сначала говорю : «Нет вроде б никому не желала.» И потом добавляю «Не сглазить бы» » и, понимаешь, автоматически три раза постучала прямо по аналою, ну типа что б не сглазить и три раза плюнула через левое плечо. Ну прямо при нем это всё, понимаешь. Ну не дура ли скажи я? Это манера у меня такая была. Через плечо плевать чуть что. А он меня строго так одернул, говорит, что за суеверия на каждом шагу, мол, не православные в храм ходят, а незнамо что. И я оробела аж. Надо ж так осрамиться. Потом к нему и на исповедь ходить боялась. А ты слыхала, кстати, что он сан то священнический сложил? - Людмила подняла удивленно брови и всем видом показала, что не знает этой новости.
- Да как же так то, Александра, — да быть же этого не может. Такой батюшка хороший был. Книгочей. Знал как всего много. По любому вопросу жизни знаток был. Сколь людей в храм благодаря ему пришло. Скольких окормлял духовно. Ну надо же — всё удивлялась и покачивала головой Людмила.
- Так, милая, жизнь то долгая. Человек и сам то себя бывает не знает. УзнаЁт, знакомится с собой всю свою жизнь. У отца Владимира тогда в один год сначала сын старший уж не знаю от чего помер, а потом супруга Валентина кряду с инсультом слегла да и тоже померла вскоре. Ну, говорят подсвихнулся он маленько от горя то. Попивать даже начал. «Иова креста» не понёс. А потом от сана, говорят совсем отказался. Он тоже в помянник у меня вписан.
- А по мне, Александрушка, что не говори, а лучше всех был проповедник дьякон Андрей — спустя недолгое молчание проговорила Людмила - хоть его и недолюбливали многие батюшки, но это больше от зависти, наверное, к его образованности. Я помоложе была когда, в девяностые, так на его лекции даже в дом знания специально ездила, что бы только его послушать. Натурально новый Златоуст. Не менее. Что ни слово — чистое золото. И умно и доходчиво и как то живо. Большого ума и больших знаний человек. Многих он к вере привёл.
- Сколь привёл — столь и отвёл — сухо ответила Александра, слегка поджав губы. -
И опять шли какое то время молча. Каждая со своей думкой. И опять вздыхали по очереди.
- Да, что нам с тобой, Александрушка, судить тут рассуживать «привёл-отвёл»? - Людмила ласково посмотрела на подругу - мы с тобой ума короткого старухи. Что мы понимаем? Одно название, что православные, ничегошеньки мы в православной вере не разумеем. Только бы Господь помиловал нас неразумных. Как бы жизнь только дожить по человечески вот и вся цель. И вся задача. Другой то цели у нас и нету.
-Помилуй Господи, нас грешных- проговорила в ответ Александра - А ведь сплетницы мы с тобой, Людмилушка. Греховодницы мы с тобой старые. Только бы посплетничать нам дай про кого- и тут обе, не сговариваясь, весело и непринуждённо от души засмеялись, совсем как девчонки третьеклассницы. Александра проговорила - Надо бы не забыть на следующей исповеди отцу Петру покаяться. Нехорошо нам старухам сплетничать. Некрасиво. Не успеем покаяться и опять согрешаем. У… Лукавый — погрозила она сжатым кулачком кому то невидимому - А погодка то гляди ка разгулялась. Вчера так просвету не было, а сегодня солнышко проклюнулось - улыбалась Александра, подставляя весенним лучам свое морщинистое лицо.
-Да, Александрушка, погодка ныне и правда хорошая. Ты сегодня ко мне вечерком то в гости заходи. Чайку попьем. Помолимся. Акафист какой может почитаем. Повспоминаем чего. Я оладьев постных напеку. Мёд у меня ещё с того года остался. И липовый ещё есть и дягелевого чуток. Приходи, родная. А уж с понедельника квартиры начнем намывать. Скоро праздник великий!
- Приду, приду, милая. Только кошечек покормлю, отдохну маленько и приду.
На небе всё так же весело играло солнце, отражаясь в первых весенних лужицах.