Вообще, по жизни Мишке всегда не везло! Жена ему досталась злющая. Из детей — одни девки. Не с кем мужику лишний раз рюмку выпить, о делах житейских поговорить. Зятья в других городах живут, к тестю и носа не кажут. Ищет Мишка мужского общения на стороне, восполняет, так сказать, недостающее. А жена его за это поедом ест! Какие, мол, дела у бездельника? А всё потому, что с работой Мишке тоже не везёт. Куда он ни устроится, нигде долго не задерживается. И на всё один ответ: не он виноват — обстоятельства так сложились. Вот, к примеру, весной как было...
Работал Мишка в местном РАЙПО грузчиком, продукты по точкам развозил. Приехали они в столовую как раз в обеденное время. Запахи стоят — аж слюни текут. А начальство торопит: надо в две деревни успеть товар развести и вовремя вернуться. Смотрит Мишка — в кастрюле варёные яйца остывают и, пока никто не видит, набрал их в карманы на обед да на ужин — вдруг допоздна задержаться придётся. И показалось ему, что яиц в кастрюле заметно поубавилось. Так он, чтобы повара не заметили, их сырыми из вновь привезённых дополнил. Рассудил: яйца уже приняты — недостачу в коробках не сразу обнаружат. А столовские из-за этих яиц такой шум подняли! Одно слово — бабы… Обвинили его в хищении и, главное, в хулиганстве! Два месяца потом без работы мотался, пока на хлебозавод не взяли. Но и тут не свезло…
Завёл как-то сосед Лёвка разговор о рыбалке — мол, зимой хорошо плотву на тесто ловить. Да чем сдобнее тесто (ну чтоб в нём и молоко, и сахар, и маслице было), тем лучше улов. Нравится зимой плотве молочный запах. Слушал Мишка, слушал, и пришло ему в голову, как на этом подзаработать: натаскает он домой сдобного теста, разделит на мелкие кусочки, заморозит, а зимой будет рыбакам продавать.
И после очередной ночной смены ухитрился наш горе-бизнесмен пронести в раздевалку пару килограммов сдобного теста. Размял его в пласт, завернул в упаковочную плёнку да к животу привязал. Сверху — рубашка свободная. Нормалёк! Собрался идти домой. Только вот незадача: начальник цеха попросил задержаться — мол, экстренное собрание, надо какие-то подписи поставить, сам владелец с бумагами едет. Минут десять всего подождать надо. Собралось возле приёмной народу — не продохнуть! Мишка в первых рядах, чтобы, значит, скорее подпись поставить — и домой. Потому как нельзя ему долго в жаре находиться. Сел он возле открытого окна, а на улице, как назло, солнце с утра палит... Прождали уже полчаса впустую. Говорят, машина владельца в автомобильной пробке стоит. Но расходиться не велено. А Мишке неймется: и выйти не может, и тесто, к животу привязанное, бродить начало. Уже кое-кто из собравшихся стал на его живот косо поглядывать. Пухнет Мишкина фигура в одном месте.
Только через час прибыл владелец с бумагами. Извинился, пригласил всех в кабинет и стал объяснять причину собрания. А у Мишки уже рубашка натянулась, того гляди пуговицы поотлетают. Не выдержал он, возмутился — мол, после ночной смены людей промурыжили, а теперь ещё и лекцию слушать. Дайте, говорит, я подпишусь и пойду уже, а то с ног валюсь. Пропустили Мишку к столу, нагнулся он к бумагам подписывать, а плёнка с тестом на животе предательски возьми и лопни... Смех смехом, а Мишку уволили. И за что? За какой-то кусок перекисшего теста. Даже разбираться не стали. Вот не везёт ему в жизни, не везёт!
Побоялся Мишка жене сразу про увольнение признаваться, по трезвому боязно. Она же только-только добреть начала. Даже костюм ему новый камуфлированный купила, цвета хаки. Ещё пошутила:
— Вот тебе, — говорит, — костюм трезвенника! Если в нём пьяным свалишься, в траве не найдут.
Сваливаться он не собирался, а вот нервы успокоить после произошедшего захотелось. Сон-то как рукой сняло. Зашёл Мишка в магазин к Надежде Павловне (та с их соседкой дружит). И пока новость о его увольнении не разлетелась по всему посёлку, взял в долг пару бутылок портвейна. Надежда Павловна занесла долг в специальную тетрадь и предупредила, что если вовремя не отдаст, жене его расскажет.
Пить в открытую Мишка не собирался. У него был свой старый, испытанный способ. Татьяна как раз стирку в бане затеяла, а он, пока жена не видит, перелил портвейн в резиновую грелку, избавился от бутылок, спрятал грелку под матрас кровати, что на терраске стояла, улёгся с ночной смены отдыхать и посасывать из шланга «успокоительное зелье». Так и уснул.
«Что ж сегодня за день такой!» — досадовала Надежда Павловна, спешно направляясь к соседям своей подруги Любы. Подрядилась она, пенсионерка, заменить продавщицу на время отпуска, да здоровье уже не то, и габариты тела не для узких проходов между витриной и прилавком. Неповоротливая стала. Чуть не так наклонится — обязательно что-нибудь заденет, свалит с полки товар. Хорошо хоть внизу ничего стеклянного нет. Не рассчиталась бы. А сегодня она сама не своя. И голова кружится, и Мишка этот, Любин сосед, натворил дел. Знала Надежда от подруги, что он прохиндей, но не привыкла чужие суждения на веру принимать. Да и мало ли какая у людей в жизни ситуация бывает.
Зашёл к ней Мишка позавчера сам не свой. Растерянный, рубашка на животе вроде как засохшим тестом испачкана, пуговицы оторваны. Попросил продать пару бутылок в долг. Подала ему Надежда портвейн и записала в долговую тетрадь под роспись. Со слов Любы знала, что Мишка под каблуком у жены Татьяны, и для гарантии припугнула: мол, не отдашь в срок — доложу супружнице. А сегодня, к обеду, пришёл Мишка в магазин. За ерундой пришёл, за спичками, и заодно уточнить сумму долга попросил. Обещался к вечеру занести. Надежда, пока тетрадь долговую доставала, задела с полки коробку с зефиром. Положила тетрадь на стол, чтобы сам посмотрел, и давай коробки поправлять. Когда поднялась — в магазин уже вошли другие покупатели. А Мишкин камуфляжный костюм мелькнул за оконным стеклом. Не сразу Надежда обнаружила подвох — лишь в конце смены, открыв долговую тетрадь. Последние несколько листков с записями долгов были вырваны. Трясущимися от волнения руками закрыла она магазин и посеменила в сторону Мишкиного дома.
Получил Михаил расчётные только к концу следующего дня. Но домой сразу не пошёл — обмыли с дружками увольнение. Сидели, корили владельца завода за скорое решение, сетовали на присущую ему несправедливость — пока смеркаться не начало. По дороге домой Михаил обдумывал план дальнейших действий: нельзя Таньке сегодня деньги отдавать. Скажешь, откуда взял, — ору не оберёшься. Будет на ночь глядя истерики закатывать. Да и на долг в магазине отложить надо… Решил он до утра деньги спрятать. Свернул их в трубочку, замотал в пакетик — приготовил заначку. А куда прятать — пока не придумал, ничего в голову не приходило. «В доме нельзя — сразу найдет, у неё в этом деле опыт. В сарае, впотьмах, — тоже. А свет включишь — заподозрит. Эх, только бы Танька из дому не выходила, пока не спрячу!»
Но едва он хлопнул калиткой, как в прихожей загорелся свет. Михаил спешно огляделся. Он как раз проходил мимо участка, засаженного картофелем. Свет уличного фонаря освещал черенок лопаты, торчащей возле полёгшей картофельной ботвы. Видимо, Татьяна забыла убрать в сарай. Недолго думая, поднял Мишка раскидистые плети, подкопнул куст, ткнул под него свою заначку и, оставив лопату рядом, успокоенным вошёл в дом.
Для Татьяны новый день начался с сюрприза. Встала она рано — привыкла уже. Хозяйство у них с Мишкой небольшое — коза да пяток кур с петухом. Только всё это почти целиком на её шее. Так уж повелось в их семье. Муж всю жизнь работал вахтовым методом, уезжал на месяц и на столько же приезжал. Пока дома был, особой помощи жене не оказывал. Ходил по друзьям и знакомым, травил им байки о своих приключениях, выпивал. И на все претензии жены была у него одна отговорка: «Я тебе деньги привёз — имею право отдохнуть!» Татьяна молчала, не хотела при детях скандал устраивать. Да и деньги по тем временам муж хорошие привозил. На них дочерей и выучили, и замуж выдали. А когда контора, где муж работал, развалилась, его привычный отдых с похождениями затянулся надолго. Не торопился Михаил другую работу искать, всё о «своём деле» заговаривал. Да какое там дело: за что бы ни взялся — всё коту под хвост! От досады пристрастился мужик к спиртному. Тут терпение Татьяны кончилось.
Решила она спасать мужа любым доступным способом. Пьяному — устраивала психологический террор, трезвому — трудотерапию. Он принимал это как должное — стыдно, видимо, у жены на шее сидеть. Однажды решила Татьяна его припугнуть. Купила книгу про яды и оставила её на кухне, с закладкой на нужной странице. Сработало! Две недели её Мишка шёлковым ходил. Даже свою помощь в домашних делах предлагал и на работу устроился. Он и раньше устраивался, только долго нигде не задерживался. За столько лет жизни вошло мужику в привычку работать периодически!
Утро обещало солнечный день. Ещё роса не сошла, а Татьяна уже покормила кур, привязала на лужайке козу и, возвращаясь мимо участка, засаженного картофелем, остановилась. Лопата, которую она вчера оставила на краю участка, возле хрена, чтобы не забыть его выкопать, оказалась воткнутой среди борозд. Рядом — куст с завядшими плетьми и следы недавней копки. Татьяна собрала завядшие плети и подняла куст...
Проснулся Мишка поздно. Ожидал услышать привычное ворчание жены из-за вчерашней выпивки, так нет — она с утра довольная и улыбается загадочно. «Может, день сегодня хороший… Или с той ноги встала», — подумал Мишка. Дождавшись её ухода из дому «по делам», как она сама выразилась, он поспешил в огород — перепрятать заначку. Смотрит на картофельный участок — и вспомнить не может, под какой куст деньги сунул. Лопаты нет, а другого ориентира не оставил. Пришлось подряд все кусты выкапывать. С каждым новым кустом надежд оставалось всё меньше и меньше. Нет денег. Нет! Неужто кто подсмотрел?! Да что там впотьмах увидишь...
Мишка приступил ко второму ряду, потом к третьему. И так, пока не пришла Татьяна.
— Что это, Миш, ты сегодня за картошку взялся? Тебе рабочий график поменяли? Когда теперь выходить? — сказала она, всё так же улыбаясь.
— Перезвонят, — буркнул Мишка.
Погружённый в тяжкие раздумья, он продолжал копать. Надеяться было не на что. Ясно — денег нет. Две мысли перебивали одна другую: сколько там оставалось и чем в магазин долг отдавать? Правду Татьяна всё равно узнает. Пусть не от него, так от Надежды Павловны, и сегодня же. Вот к этому Мишка был совершенно не готов. Выкопал он картошку с половины участка, собрал подсохшую в мешки, оттащил их к погребу, переоделся и отправился в магазин.
— Тань, где твой хакер в камуфляже? — крикнула Надежда через забор, едва завидев в огороде хозяйку дома.
— За что это ты его так «ласково»? — подходя к калитке, с улыбкой поинтересовалась Татьяна.
— Хакер он и есть. Обнулил мне кредитную историю должников за два последних месяца — вырвал листы из долговой тетради.
— А с чего бы вдруг? — удивилась Таня.
— Долг у него там записан. Позавчерашний. Обещал сегодня вернуть. Говорил: получу расчёт и отдам.
Татьяна изменилась в лице:
— В чём, говоришь, он был? В камуфляжном? Пошли со мной.
На терраске, куда вошли обе женщины, на кровати, прямо в одежде, лицом к стене лежал Мишка.
— Миш, вставай, разговор есть, — начала Татьяна.
— Не тронь меня, Таня, спину я сорвал с твоей картошкой, завтра на работу не пойду, буду лечиться, — заплетающимся языком ответил приболевший.
— А что у тебя с голосом? Тоже из-за спины? — Таня похлопала его по доступным карманам и резко развернула к себе лицом. Резиновый шланг от грелки выпал из Мишкиной руки, оставив на покрывале бордовое пятно, а от самого «болящего» резко пахнуло портвейном.
«Пусть бабы что хотят думают, а мне просто не везёт, — рассуждал Мишка, переставляя коробки с товаром на складе магазина. — Взял в долг всего две бутылки, а отрабатываю за целый ящик!» Думал он с должников магазинных благодарность за вырванные листки получить — опять облом. Танька всё обратно в тетрадь вклеила. Да ещё заявление Надежды Павловны как свидетель подписала. Если, говорит, не бросит он пить и не устроится на работу — заявлению дадут ход. Племянник Надежды Павловны в полиции работает. «Засадят они меня. Ей-ей засадят, — кручинился Мишка. — Пообещал! Эх, сколько я Таньке всего уже обещал, а ей всё мало! Ты, говорит, меня сказками кормишь. А какими сказками? Сказка — это когда женился на лягушке, а она вдруг царевной стала. А тут: была нормальная жена — стала злыдня какая-то. И лучше ей не перечить. Эх, не там надо было заначку прятать. Не там! Сейчас бы хоть ящики эти не таскал. Хуже некуда, когда не везёт…»