Защищая связанные водные структуры и защищаясь ими, жизнь пронизана и воздухом — и сама пронизывает его. Свобода воздуха не могла не войти в плоть и кровь живых организмов, не могла не войти в понятия человека: жизнь впитала все земное в себя — все химические переходы, все физические силы, все пространственные отношения.
Жизнь спокойна в своем течении, отточена в формах: только сознание наше мечется над всей земной природой, беспокойно возвращаясь к прежним оценкам и отвергая их, только сознание человеческое то замыкается чисто своими заботами, то разрывает их, позволяет смотреть на мир шире.
Что — жизнь? Великий напор — протест природы против какого-то угасания? жесткая «дисциплина» самосохранения все той же природы? уход от смерти? ибо жизнь вечна? В чем неотвратимость возникновения жизни, ее логика Развития из вечной материи? Отчего уже «есть» и люди, слабые и одновременно сильные до самой последней степени жестокости?
Люди уже защищаются Богом, отмеряв себе временные рамки поступков, но забывая обо всем на свете или попирая нормы человеческого самосохранения, оставив себе только животные. Божественное как защита не случайно, но так ли уж закономерна сама мысль, свободно пронизывающая земные пространства и уравновешивающая их бесконечность одним-единственным решением?
Жизнь — это найденная свобода, но и испытание, где вероятность самоуничтожения уже достигает 50%, и вероятность эту поднимает человечество в лице своих самых «прогрессивных» представителей.
А жизнь спокойна даже в стихии: жизнь возобновляется и после самых страшных ураганов. «Победит» ли жизнь самое себя — людьми? А живые ландшафты — еще перед нами; мы — их зеркало. То есть, самоосознание природы само по себе опасное предприятие, точно так же и обычный акт наш осознания потрясает нас же своей целостностью, взаимосвязями: осознание есть отказ от прежних представлений...
И все-таки жизнь — вечна. Потому что ее память продублирована до Начала; в скрытом виде ее память в природе неживой, в тех химических и физических силах, которые развертываются на каждом новом уровне пространства, в тех соотношениях структур, которые вызывают или блокируют действие этих сил.
Есть ли в живых организмах нечто такое, что не сводимо к физике и химии? точно так же в человеческих отношениях фиксируем ли мы несводимость к биологии? Но не скрывается ли ответ в самой организации пространства, которое диктует тип отношения, подчиняет и биологию, и социологию, и которое — эволюционирует, и это только мы (на данном уровне знаний)называем: это физика, это химия, а это биология, а это уже социология (с самопричинностью человеческих поступков)?
А в природе "всё" едино...
Дыхание
Оно незаметно и естественно для жизни: дыхание само проявление жизни. И оно полностью определяет перспективу — и структуры будущего, и само будущее. В суете мы сужаем понятие дыхания во много раз, хотя и выставляем его в редких ситуациях оценки жизни поэтической метафорой.
Дыхание — действительно, показатель жизни; характеристика жизни или иной системы вытекает из характера дыхания в масштабе системы. В чем показатель жизни общества? неживой природы? как осознать значимость дыхания системы?
А дыхание это любой шум или звук природы, это малейшее дуновение ветра, это постоянно изменяющееся состояние дня и ночи, это настроение человека, микроклимат в коллективе людей... Это — система законов в государстве, в основе которых права личности? Но одно ясно, что дыхание — границы, границы Жизни, то есть, естественности, это границы всего мира: границы со смертью. И границы эти не где-то, а внутри любой системы. Собственно, любое пространство свертывается и «стягивается» не куда-то, а в само себя. Развитие и Жизнь, наверное, одно и то же, только уровни разные есть у Развития, и люди привыкли жизнью именовать только биологический уровень.
Дыхание это ритм всего мира, и он, естественно, связан и с чередованием света и темноты, тепла и холода... Границы — в ритмах и только; в этих временных пределах постоянное рождение и смерть, в этих ритмах вся информация природы.
Дыхание, то есть, течение природы, ее движение, Развитие, потому неуловимо, что оно в каждый момент содержит свидетельства и прошлого, и настоящего, и будущего, и остановленное — всё перечисленное разрушается немедленно. Собственно, мы «должны» видеть на земле нашей разные времена — "отставшие", и даже вообще "остановленные" (остаются «немые» свидетели Жизни), и — будущие?
Вся цепочка зависимостей в дыхании это тайна; а отдельные звенья — есть индикаторы жизни. С какого издалека надо смотреть на жизнь, чтобы понять ее?
...уставшее лето темными ночами мчит громаду деревьев, строений, склонов; темная мгла сама держится над землей и слышно, как дальние звуки встревоженно и шумно улетают куда-то, и сам ты словно приподнят, словно внутри всеобщего и сильного рождения, сам ты словно имеешь единственное направление, куда стекают и твои мысли — светлеющую синеву далекого ночного неба...
И с рассвета до восхода солнца — долгое-долгое и таинственное время. Что происходит тогда? Какое напряжение и где рождается, чтобы проявиться позднее, ясным и подробным днем? Какое будущее уже запрограммировано, ибо дыхание природы обнимает структуры все?
Какое настоящее можем охватить мы?
Впечатления
Собственно, впечатления это не только какие-то мгновения или какие-то общие непродолжительные знакомства с предметами или явлениями, но это как бы порции, кванты информации, которые может воспринимать и воспринимает человек сразу и целиком, причем необязательно осознавая.
Мы вбираем мир впечатлениями (и — впечатлениями?).
Даже сосредоточивая внимание на чем-либо, все равно наступает момент отторжения внимания от объекта, когда теряется не только новизна восприятия, но естественно происходит переключение своего Я от одной области охвата к другой: мы ведь часто говорим «я поймал себя на мысли о том-то и том-то...».
Все же впечатление — это копия (пусть бледная, даже едва «различимая») с мира целиком, с предмета или явления целиком, копия, схваченная нами.
.. .или это печать действительно мира, и мы отмечаемся им в зависимости от нашей уже «распределенной» роли при жизни? И, может быть, с точки зрения системы, то есть, равновесия, — все это так, только обезличено все (вероятностно)?
Я думаю, что сама личность не может не иметь силы движущей, при которой она только и способна к впечатлению, причем личность может остановить даже инерцию общества, правда, лишь в моментах, близких к колебаниям общества в ту или иную стороны...
Печать мира на каждом из нас неоспорима — в строении тела и души (да, души!); элементы мира и структуры его мы буквально закручиваем на себя, природа наша насквозь пронизывается все теми же силами, что и вовне: мир тонет в нас, и не хаотично — упорядоченно, и чем «упорядоченнее», тем больше чести и хвалы нам. Когда наш внутренний мир становится эталоном для других? Не «пересиливает» ли именно тогда личность, как система, иную систему? И уже общество равняется на личность, на впечатления одного человека? Что возвысило этого человека? не внутренние ли его силы?
Но и самый упорядоченный внутренний мир не может осознать всю глубину прекрасных взаимосвязей мира, и не только потому, что его чувства и ум не охватывают всех масштабов мира, но и потому, что внутренний мир человека уже сориентирован, уже точка зрения, уже один (и только) поток света, а природа вся есть — и все и ничего, и миг единый и непроглядываемая вечность с бездонными глубинами, и "настоящие" бесконечные просторы...; природа вся есть структура взаимозавязанная до предела: мир натянут как струна — настроен на взаимосвязь времен, и вся природа его едина фантастически смелыми переходами, о которых, мы, слава Богу, сейчас и не догадываемся...
Вот и впечатления наши: тени ли мы великих основ, или сами завоевываем окружающее пространство, разве можно сказать окончательно? Разве не в равной степени наделены мы богатством — живое и неживое? Разве не в равной степени впечатления наши есть «продукт» и мира внешнего, и только нас самих?
Иными словами, мы не только "Ось эволюции"(Тейяр де Шарден), но и пронизаны перекрёстными силами всего необъятного Мира...
Жажда жизни
Слишком часто оказываемся мы в состоянии инерции, когда машинально действуем и даже машинально «думаем».
При чем здесь тогда жажда жизни? Значит, она — иногда, значит, она — квантированна».
В определенных пределах понятия жажды жизни и осознания её идентичны, но в общем, понятие жажды жизни значительно шире, оно — все уровни того протеста, которым мы приблизительно определяем понятие жизни.
Жажда жизни это самосохранение всех биологических и социальных (психологических) систем в «организме» человека; — автономное самосохранение?
В основе самосохранения не только инстинкты и технология (потенциальная и актуальная) буквального построения организма (и здесь много прекрасных тайн), но у человека (Человека) прежде всего личностные ординаты становления, и ни на что не похожие. Именно они становятся определяющими для нас. Пружина жажды жизни здесь.
Психические особенности наши, то есть, по сути, черты характера, принимают на себя роль «локомотива», но «стрелки» движения переводят всего лишь немногие наши мысли, вплоть до одной-единственной. И получается так, что весь комплекс систем, который и составляет человека, — своего рода треугольник, или лучше — пирамида. Лишь разрушая личностные структуры — концепцию жизни, например, или что-то опорное для всего мироотношения, мы высвобождаем иные механизмы защиты, вплоть до животного страха перед смертью. Но такая «жажда» для личности уже не будет иметь никакого значения.
Системы, которые составляют личность, вовсе не громоздки, — они мгновенны и немедленно доставляют любую информацию с любого фрагмента треугольника (пирамиды) к его вершине.
Так какова же «природа» жажды жизни? ведь мы существуем, мы «видим» смысл своего существования, как бы богато или бедно, осознанно или по инерции мы ни жили?
Ради детей, ради чего-то разумного и справедливого (здесь мы можем расставить акценты), но в чем-то более общем? чтобы было соотносительным и для «наших» уровней и для иных? А, может быть, вся эта пирамида — из мыслей и действий, из обязанностей и потребностей, так взаимосвязанно скрывает в себе всю экспансию жить, что и концов-то не найти?
...именно во всей «природе» жажды жизни смысл, а не только в человеческой жизни, в вечно развивающихся структурах природы (включая нашу), изначально сориентированных на взаимосвязь. Повторяю, нельзя вести поиск жажды жизни только среди людей или только среди органической природы, но — природы всей.
...когда устаем мы от всего, даже от потерь — от беды и горя, все равно только человеческое, наш внутренний мир находит в окружающем — в ландшафтах, в течении природы вокруг великий и невостребованный никем смысл. Какой?