Мельница Морквина. Роман

Валентин Вадимович Бердичевский
               
               

                М Е Л Ь Н И Ц А  М О Р К В И Н А

РОМАН

                Пролог

 Вот Вам и еще история от моего давнего знакомого - Морквина Тридцать шестого, одного из самых родовитых и столь же бездарных колдунов, каких только носила Земля к северу от Тру-Горма.
  Да-да, я ничего не путаю, и со слухом у Вас все в порядке - речь пойдет именно о том Морквине, толстяке и обжоре, что едва не сделался мужем младшей принцессы, а значит, и зятем самому королю.
И пусть невеста в последний момент одумалась и сбежала из-под венца - не все в жизни удается  даже таким отъявленным шельмецам и чародеям - Морквин остался доволен и этим. Ибо счастье - это когда все части вместе. А такого на Земле не бывает, и вся штука в том, кому какая часть от счастья достанется.
            «Герою - подвиг, умному - награда» - поделил тогда Морквин. И почти безвозмездно подарил миру то самое чудесное темное имбирное пиво, без которого - тут уж Вы мне поверьте - ни одна мало-мальски стоящая из его историй не была бы им рассказана, а мною записана с его собственных слов, на его мельнице и по его же согласию.
Только вот рассказывать я стану так, как мне это заблагорассудится, нимало не заботясь о поучительной стороне дела, поскольку о здравом смысле мы и не слыхали.
И потом - где мы и где теперь Морквин? А если ему вдруг что-то не понравится в моих словах, то пусть он сам придет и поправит меня, если сможет.
              Так вот…

Забраться на вершину Тру-Горма дело далеко не самое легкое, будь ты хоть отчаянный новичок-сорвиголова, хоть трижды умудренный опытом охотник, живущий в этих краях всю свою жизнь.
     Всякий, кто хоть однажды пересек этот горный хребет - неважно, желая ли навсегда оставить родные места, чтобы попытать счастья на чужбине, или возвращаясь обратно несолоно хлебавши, или даже с целым мешком серебра, всякий Вам подтвердит - без верного спутника и доброй старой легенды, способной сократить любое восхождение, тут не обойтись.
Зато уж и вид с вершины открывается! Добрую половину Лиаргиля можно разглядеть, да еще и Корахтское королевство в хорошую погоду.
Даже Белый замок с шестью его башнями, глубоким рвом и двумя перекидными мостами виден.
Может, когда-нибудь, если эта проклятая погода изменится, а ноги мои малость заживут после «испанских сапог», которые мне усердно примеряли в замке - может, мы и попробуем взойти на вершину - зрелище того стоит, только сейчас в этом нет совсем никакой нужды.
Мельницу Морквина отлично видно и от подножия горы. Я Вам теперь больше скажу - она, мельница эта, там и стоит.
Прямо у излучины маленькой речки Лупп, которая только ранней весной и бывает бурной, в те две недели, когда тает снежная шапка на средней голове Тру-Горма.
А так ее запросто переходят на лошадях. Надо только брод знать, не то, неровен час, угодишь в омут, и тогда все - ни лошадей, ни сбруи.
Да что это я все о серебряных уздечках, да о поклаже? Еще ни один всадник, не говоря уж о вознице, из омута не выныривал. Такие дела…

Вот над этим самым омутом предок любезного нам Морквина - тоже, понятное дело - Морквин, только Шестой… или Седьмой, (кто теперь упомнит?) и поставил свою знаменитую на весь Лимерик водяную мельницу.
Те, кого он в ту пору пользовал от зубной боли, уже лет триста, как и думать о ней забыли, а водяное колесо все крутится, каменные жернова мерно поскрипывают - мелют, знай себе, мучицу…

               
                Часть первая
               
                ЗАХВАТ               
               
                Глава первая
               
                Визит Морквина   
    
Тимофей Брыков, юноша шестнадцати полных лет, не самый большой любитель приключений, лежал на диване в своей комнате. Был поздний вечер. канун Первого сентября.
Густые, грязно-синие сумерки колотились в окно упорным, трехдневного возраста дождем. На лице Тимофея лежала раскрытая «Химия».
Он не спал. Было страшно и скучно. Страшно идти утром в школу, где никто и ничто не избавит его от этой самой «Химии». Скучно было по той же причине.
- Последний день каникул,- вяло размышлял он,- и погода, как назло, распоганилась. А завтра и вовсе в школу. Как подумаю, так словно мыло во рту. Ну, где это видано? Три месяца, а вспомнить нечего. Так и вся жизнь пройдет…
Он вздохнул, перевернул, не открывая глаз, страницу, снова накрыл лицо книгой.
Это был его метод изучения естественных наук - считывание информации напрямую с его носителя, минуя текст. Метод себя ни разу еще не оправдал, но Тимофей был не из тех, кто легко отступает.
- Это ж надо,- бурчал он,- никаких тебе приключений. Я их, конечно, сам не ищу, но вот, чтобы так, ничего…
              Неожиданно в окно ударил ветер. Форточка оглушительно грохнула, холодные капли обожгли шею. Тимофей даже не вздрогнул. Он мечтал.
              - Спасти кого, что ли? Только вот где?
- Места знать надо, брат Тимофей.
              - Волколак тебе брат,- машинально ответил Тимофей.- Не успеешь глаза закрыть, а уж кто-нибудь обязательно тут как тут. Просто, как комары роятся…
              Внезапно он сел. Отбросил книгу. Прямо перед ним, в черной раме окна, стоял человек.
              Грузная фигура его в длинном, до пят, мокром балахоне, занимала почти все пространство между диваном и дверью. Лицо было прикрыто низко надвинутым капюшоном и утопало в густой тени от лампы. Проскочить в дверь, мимо незваного гостя нечего было и думать.
              -  Ты кто такой?- поинтересовался Тимофей с деланным равнодушием. Губы у него пересохли.- Откуда ты меня знаешь?
              - Я тот, кто тебе нужен,- голос незнакомца прозвучал неожиданно мелодично, даже вкрадчиво.- И я укажу тебе путь, где, кроме подвигов, вообще делать нечего. И принцесс там видимо-невидимо. Спасай хоть каждую.
              Голос баюкал, успокаивал. Слова лились гладко, нараспев. Казалось, ничего приятнее, чем эти звуки, и представить  нельзя. Тимофея даже передернуло от отвращения.
              - Что ты несешь?! Какие теперь принцессы? Откуда ты вообще такой взялся?
              - А чего это ты разволновался? Ишь, покраснел весь. Разве не сам ты об этом мечтал? Вот я и поднялся…   
              Гость тяжело, по-хозяйски уселся на письменный стол. Из-под мокрого балахона выглянули огромные рыжие башмаки невообразимого фасона. Мебель жалобно всхлипнула. Волосы на голове Тимофея медленно встали дыбом.
              - Чего-чего ты сделал?
              - Ну, поднялся, всплыл вон из того озера,- гость неопределенно помахал рукой куда-то в окно, возможно, в сторону котлована на краю микрорайона.- Оно у нас тобой общее. Только берега, гм… разные. Стало быть, Тима, мы с тобой соседи. Помоги мне по-соседски и получишь то, о чем мечтаешь.- Незнакомец ухмыльнулся.- И даже сверх того еще немного.

              Последние слова прозвучали довольно зловеще. Тимофей потер глаза руками. Зажмурился. Легче ему не стало. Он открыл глаза.
              Гость по-прежнему занимал стол, только теперь он почти лежал, удобно устроившись на стопке учебников. Струйки черной воды медленно стекали с его одежды на чистые, приготовленные к школе, тетради. Тимофей сделал маленький шаг к двери.
              - Постой-погоди,- сказал он.- Откуда тебе знать, о чем я мечтаю? И потом - какие могут быть берега у этой лужи? При хорошем ветре  ее запросто переплюнуть. А ты говоришь - соседи… Ты, верно, спятил. И что это на тебе за тряпье? От цирка отстал?
             Тимофей был уже в полуметре от двери. Оставался один рывок, он выскочит в коридор, квартиру открыть одно мгновение, а там – посмотрим.          Незнакомец даже засмеялся. Коротко и невесело.
- Ну что ты, в самом деле? Очень даже  преобидно мне отношение такое на заботу мою братскую встретить. Кто из нас подвиг совершить хотел? Я уж про принцессу-красавицу молчу. Впрочем, ты прав - пора нам по настоящему познакомиться.         
Он соскочил со стола, выпрямился, почти величественно.
- Слушай и не суетись. Все равно дверь я запер, а из окна, полагаю, ты не вылетишь, не птица. – Он помолчал секунду-другую, словно раздумывая, стоит ли продолжать, выпятил бочкообразную грудь и, чеканя слова, произнес: - Я Мастер Морквин 36, из рода Морквинов, лесных колдунов. Мы незнакомы, но скажу, как брату - голос незнакомца стал задушевным - лучше бы тебе меня и дальше не знать. Но ты мне нужен, и для тебя я готов быть просто Мастером.
- Не знаю, как и благодарить.
              - Когда герой готов, подвиг для него подыщут.- Гость подступил вплотную к Тимофею.- Я пришел не за благодарностью. Я пришел за тобой!- Лицо его, скрытое по-прежнему забралом тени, приблизилось. Он заговорил ясно, но намного тише.- Там, на берегу Моего озера, стоит Белый замок. В замке, как водится, король, а у короля, сам понимаешь, красавица-дочь, принцесса.
              - Так оно обычно и бывает.- Тимофей мучительно соображал, что могло так задержать родителей. Часы показывали без десяти минут полночь.
              -Но случилась беда. Злой колдун со своим подручным прошел сквозь стены замка и силой волшебства превратился в этого короля. А беднягу запер в своем старом уродливом теле. Теперь несчастный бродит по замку и уверяет всех, что он и есть настоящий король. Но это еще не все - главное, что подручный колдуна, вампир Спилгрим, женится на принцессе! Скоро и свадьба. Других-то женихов, сколько ни сватались, злодей умертвил и сбросил в подземелье.
              Морквин перевел дух. Отер со лба пот.
              - Ну, как?
              - Очень невежливо с его стороны. Надеюсь, все у них образуется.
              - Надеешься?! Да что ты знаешь о надежде? Надежда- это когда стоишь на своих деяниях! Что сделал, на то, стало быть, и надеешься. Но я не о том. История моя нравится?
              - Еще бы.- Тимофей начинал думать, что родители уже никогда не придут.- Занятная, конечно, история. Только вот я здесь при чем? Что я могу сделать такого, на что не способен могучий колдун Морквин 36 из рода Морквинов, лесных колдунов? Правильно я выражаюсь?
              - Да ладно тебе. Зови меня просто Морквин. Штука в том, что меня и за ворота замка не пустят. Между нами - нас, Морквинов, в долине как облупленных знают. Мы для замковых те же колдуны опасные. А ты человек новый. Принцем приоденешься, я тебе и одежку новую справил, не налюбуешься и за женишка свежего сойдешь. Как тебя принцессе представят, ты ей обстановочку-то обскажешь, и все дела. Мне б только свадьбу отложить, а дальше уж не твое дело.
              - Все! Я понял. Дальше можешь не объяснять. Я буду червяком, на которого ловят щуку. И потому не мое дело, что станет с червяком.
- Ну, зачем ты так? Там девушку за вампира отдают, жизнь ей сломать могут, а ты - червяк… Герой ты есть благородный и принцессы от вампира спаситель.- Морквин посмотрел на часы.- Однако пора, брат. Скоро уж полночь, не опоздать бы.

              Фигура его вдруг заколыхалась, стала расти, увеличиваться, раздуваясь и заполняя собою комнату. Словно клубами дыма обернулась она сначала вокруг тела Тимофея, а потом, поднявшись еще, зависла своею вершиной - тем, что еще недавно было головою незнакомца,  где-то вверху, под потолком.
              Свет в комнате погас, но Тимофей продолжал видеть. Ноги его отяжелели, прилепились к полу. Сам он  как будто стек  весь к своим ногам, к щиколоткам и ниже, почти к пяткам.
              В то же время в голове его образовалась небывалая легкость, почти невесомость. Какой-то своей частью, нет, - он сам весь стал легче заполнившей комнату темноты.
              Безо всяких усилий приподнялся он над полом, сначала невысоко, сантиметров на тридцать-сорок, неуверенно качнулся раз-другой, словно поплавок на тихой воде, но, подхваченный дымными кольцами, которые только и остались от ночного гостя, втянулся вслед за ним в открытую форточку.

              Они поднялись сначала выше дома, и струи дождя нисколько не мешали им, легко проходя насквозь и падая дальше, на невидимую темную землю.
              Потом плотные грозовые облака остались внизу, и они понеслись дальше, с ошеломляющей скоростью, и холодный ночной воздух свободно пронзал их. Вскоре тьма под ними рассеялась. Не осталось ни облачка.

              Далеко внизу расстилались изумрудные поля и крутые выбеленные скалы. Длинная цепочка дымных вересковых топей тянулась на запад. Холодные озера полны были прозрачной синей водой, а густые леса стояли плотно, и до самого горизонта тянулась извилистая, каменисто-белая дорога.
              Наконец, зависли они высоко над белым хребтом. Сквозь прозрачную толщу воздуха легко было разглядеть, как внизу из щелей между камнями пробиваются одинокие зеленые стебли.
              Потом они стали набирать высоту - все выше и выше - пока скала внизу не превратилась в острие гигантского ножа.

              И тут Тимофея бросили. Морквин исчез, растворился в холодном сыром воздухе. Какой-то миг Тимофей еще висел неподвижно, словно не веря. Потом он рухнул вниз.
              Скорость была такой, что восходящие потоки выжигали глаза, резали щеки. Скала внизу быстро увеличивалась. Скорость все нарастала, вот он уже не успевает сам за собой, еще миг -  и тело, оторвавшись от него, унеслось вниз, навстречу черному пику…
              В следующий миг внутри Тимофея взорвалась бомба. Килотонн на пятьсот. Немыслимой силы удар разнес, разметал его на атомы, развеял по Земле на эти крошечные, невидимые глазу частицы и понес дальше, уже медленнее, покачиваясь и удаляясь, по расходящейся спирали, в далекий Космос…

              Спустя вечность, а может, и дольше, откуда-то сверху и сбоку, возникла, уплотняясь быстро, закопченная деревянная стена.
              Тимофей ощутил себя лежащим ничком. Грубые некрашеные доски раздавливали щеку. Прямо над ним высились сложенные аккуратными штабелями, туго набитые, обсыпанные белым мешки.
             Тимофей потянул носом висевшую в воздухе пыльцу, представил перед собой круглую макушку Морквина, тихо сплюнул и уснул… 
 
               
                глава вторая

                Захват

              Осень здесь так себе. То ветер холодный задует, то сыро или дождь на неделю, а то и все сразу. За день со счету собьешься, сколько раз погода изменится. Дрянь, а не осень.
              Впрочем, и весна, и даже короткое лето мало чем от нее отличаются. Что уж тут говорить о зиме?
              Но в тот день, словно все ненастья сбежались с Восточного побережья и, окружив королевский замок, устроили такую круговерть, что даже хозяйничавшие от веку в глухих Оделенских лесах волки забились в свои логовища и, поджав хвосты, затаились до рассвета.

              Уже смеркалось и, сквозь начавшуюся метель очертания замка сливались с крутым каменистым холмом. Холм служил и фундаментом, и защитой от конных врагов. Попасть в замок можно было только по узкому перекидному мосту, через глубокий, полный черной воды ров, опоясывающий утес и дальше, сквозь прорубленный в скале тесный проход, пропускающий одновременно лишь одного всадника с опущенной пикой.
              За минувшие пятьсот лет, что прошли с той поры, как тень от замка впервые накрыла подножие холма, а власть Оделов весь Оделен, никто так и не сумел покорить эту каменную твердыню…

              Мост меж тем уже подняли. Ворота, не дожидаясь ночи, заперли на исполинский кованый засов и, четверо стражников, в намокших шерстяных плащах, накинутых на затвердевшие кожаные латы, собирались уже вернуться в караульную комнату, что расположена справа от внутренних ворот, в пристроенном к стене деревянном домике.
             Там, над очагом булькала жирная похлебка из свиных потрохов. Стоял, задвинутый в угол и прикрытый от всевидящего ока начальника стражи бочонок с деревенским пивом, а на столе были разбросаны игральные кости. Поодаль, через внутренний двор, припорошенный мокрым снегом, еще сновали слуги и разный дворовый люд.
              В стрельчатых окнах, высоко, красными сполохами плясало пламя свечей, отбрасывало блики на грубые каменные стены. Предвкушая ужин, продрогшие солдаты дожидались темноты, с минуты на минуту готовой накрыть замок, сбивали с обуви налипший снег, тихо переругивались. Обычная ночная стража.
              И тут в ворота постучали. Три гулких удара тяжелым медным кольцом, снаружи укрепленным на воротах.
              - И кого несет?- пробурчал Бородатый, бывший в карауле за старшего.- Ну-ка, Кайден,- обратился он к рослому, лет двадцати от роду румяному солдату, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу,- давай мухой к воротам. Узнай, что там, и гони в шею любого! Тут не постоялый двор.
             Двое других, позевывая, потянулись в караулку, уверенные в том, что ни один добрый человек, а тем более благородный рыцарь об эту пору по равнине бродить не станет.
             Кайден же, напротив, охотно вернулся к воротам. В уже полной темноте чуть сдвинул тяжелую доску, приоткрыл узкое смотровое  оконце.
              - Назовись, кто бы ты ни был!- Он почти кричал, силясь перекрыть завывания ветра и стук перешедшего в град снегопада.
              - Благословен король, имеющий такого стража,- услышал он высокий скрипучий голос.- Я же, милостью Провидения, лекарь. Ваша принцесса умирает, и я готов ее исцелить.
              Кайден задумался. Принцесса Ригхан, действительно, сильно хворала весь последний месяц, а третьего дня и вовсе слегла. Среди слуг и охраны поползли слухи о скорой смерти единственной дочери  короля Одела. Замок сковала печаль…
              - Ворота заперты,- сказал Кайден неуверенно, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Там, припорошенные снегом, смутно маячили две сгорбленные фигуры.- Ступайте в деревню, переночуйте на постоялом дворе. Утром я доложу о вас начальнику королевской стражи.
              Лекарь за воротами согнулся почти до земли.
              - Я слеп и горбат. И собака моя устала. Не дойти нам, замерзнем…
              Кайден поскреб затылок. А горбун вдруг прилип с той стороны к смотровому окошку - так, что зеленью сверкнули глаза его.
              - Позови, позови, добренький мой страж, доложи обо мне, пока есть еще время. Опоздаешь, и кровь принцессы падет на твою голову…
              Кайден отступил, поежился.
              Какая кровь? С детства он не знал, что такое страх, но тут ему стало холодно, а под шерстяным плащом, вдоль спины, побежали ледяные капли.
              - Ждите,- выдавил он и, закрыв плотно оконце, поспешил в караулку.

              За воротами, под загустевшим снегом, остался старый болотный колдун Оркмахи с двумя своими горбами, тощим узелком и дрожащим под худой попоной унылым вампиром.
              Это все, что осталось у колдуна, не считая поредевшей стаи летучих мышей, после того, как войско Одела  окружило его родное болото, а крестьяне из окрестных деревень осушили и засыпали топь.
              Ученики и слуги некогда могущественного чародея частью погибли, частью разбежались кто куда. Насилу сам тогда ноги унес.
              Но теперь время возвращать долги. Оборотная мазь из остатков черного ила и нетопыриной крови готова. Принцесса, у которой его летучие мыши, прилетая по ночам, месяц высасывали кровь, умирает,  а он, странствующий лекарь  - последняя ее надежда - стоит у ворот такого некогда страшного для него замка. Так что же они медлят?!
              - А, Спилгрим?!- Оркмахи начинал замерзать.- И угораздило меня родиться в этой стране, да еще и на болоте. Или мало в мире теплых мест и доверчивых людей? Ну, за что мне это?!
              - Хозяин,- просвистел трясущийся вампир,- я, наверное, скоро умру. Месяц без крови. Холодно мне, страшно…
              - Терпи, гаденыш! Такие сами не умирают. Дай тебе волю, пол замка уморишь, нежить болотная. Забудь теперь о крови! На золоте скоро есть станешь, на принцессе женишься.
              - Кто ж за меня такого пойдет? Беден я, не красавец.- От жалости к себе вампир тихо скулил, посвистывал.

              Прошло не меньше часу, а то и все полтора. Колдун с вампиром походили уже на два сугроба, но к воротам никто не выходил. Оркмахи начинал терять терпение. Оба его горба покрылись толстой наледью, и старого колдуна  колотил озноб.
              - Где хваленое Оделенское гостеприимство? Умрет принцесса, кто нас в замок пустит? Век мне с горбами вековать…
              Вампир тихо завыл рядом:
              - И я, одинешенек, сирота бесприютная, кто меня обогреет, кто в дом пустит, напиться позволит…    
 
              Внезапно щеколда грохнула, и, вместо смотрового окна, в воротах распахнулась небольшая, обитая с двух сторон железом, дверь. Узкий проем перекрыла дородная фигура в черном, с коптящим на ветру факелом. Бородатое звероподобное лицо в прыгающем свете выражало скуку, недоверие и свирепость.
              - Кто такие?!- прорычал начальник стражи, заглядывая под заснеженный капюшон колдуна.
              Оркмахи начал было, вежливо покашливая, объяснять что-то про странствующего лекаря, но тут, оттеснив бородатого Ансгара, а именно так звали разбуженного  начальника стражи, выступил высокий молодой человек. Благородную осанку и богатый, расшитый золотом камзол не могли скрыть ни сумерки, ни густо валивший снег.
              - Не станем терять время,- сказал он, откинув волосы с бледного красивого лица.- Я принц Вильмет, сын короля Лиаргиля! Моя невеста умирает, и нет никого, чью бы помощь мы отвергли. Если ты, чужеземец, спасешь принцессу, получишь все, о чем ни попросишь.
              - Я попрошу,- колдун с достоинством поклонился.
              - А если обманешь,- Ансгар жестом пригласил лекаря со жмущимся к его ногам вампиром следовать за собой,- завтра сможешь увидеть свой задний горб без зеркала.
              - Это как же?- подхватив полы намокшего балахона, колдун поспешил вслед за шагнувшим в проход принцем.
              Начальник стражи запер дверь, громогласно зевнул, поднял над головой факел и, в несколько  шагов догнал шествие.
              - Если свернуть даже такую короткую шею, какой за грехи наградил тебя Создатель, ты сможешь вдоволь любоваться своим уродством. Но перед этим ты мне расскажешь, как вы перешли через ров, если мост подняли еще засветло?

              Спилгрим трусливо поджал хвост, втиснулся между широко шагающим впереди принцем и семенящим за ним колдуном. Они уже пересекли опустевший двор замка и направлялись к высоким резным дверям с королевским гербом. Где-то завыли спрятавшиеся от непогоды борзые.
              - А эту мерзкую тварь,- бородачу так и не удалось разглядеть под попоной зеленую морду вампира,- я скормлю дворовым псам!
              Слуги уже распахивали двери, зажигали факелы, освещая широкие обледеневшие ступени.
              Колдун вдруг остановился, сказал нагнавшему его начальнику стражи:
              - И зря! Порода редкая, ценная. Возможно, она здесь и приживется, размножится…
              - Спасибо, мы как-нибудь сами,- Ансгар едва не взашей затолкнул колдуна в дверь, отряхнулся от снега и прорычал:- Да шевелись ты, мерзкий карлик!!      
   
               
                глава третья
               
                Путь в замок

              - Путь в замок лежит через болото,- говорил Морквин, правя тесной двуколкой.- У нас, Тима все через болото, будь оно неладно.
              Тимофей молчал, изредка, на ухабах, подпрыгивая и ударяясь лбом о твердую голову молодого колдуна.
              После того, как Морквин перенес его на свою мельницу и напоил, для храбрости, едким пахучим, как деготь, отваром, он уже ничему ни удивлялся.

              Еще засветло они выехали с заднего двора мельницы и, попетляв по узкой дороге, свернули вскоре на лесную тропинку. Упитанный мерин тащился бодро и, несмотря на темноту, ходу не сбавлял.
              - Да ты не сомневайся,- Морквин был оживлен, даже весел и, чтобы скоротать путь, сделался неожиданно словоохотлив.- Тебе всего-то делов - полюбезничаешь с принцессой и назад. А я тебя в срок  и не с пустыми руками обратно доставлю. Любишь, поди, подарки-то?
              - Терпеть их не могу,- сдавленно отзывался Тимофей.- Особенно от колдунов…

              Во тьме, на полном бездорожье, когда невидимые ветви ударяют по лицу, чудилось, что сама ночь бьет наотмашь жесткими сырыми лапами.
             - Страшненько ночью?- не унимался Морквин.- В лесу…. А ты представь, что ты волк. И это твой лес. Да и не один ты здесь. Вон нас сколько…
             На дне повозки, устланном сухой соломой, сопело зеленое чудовище, взятое Морквином с мельницы. Сзади, на облучке, дремала ворона, а за пазухой колдуна пригрелась крупная гадюка.
             - Я вот, раньше, на мельнице, тоже сычом сидел. Один, что днем, что ночью. Редко кто заглядывал, места тут дикие. Скучно было. Потом, когда король болото осушил, Болотня завел.
             Морквин звучно пошлепал по бугристой спине. Чудовище довольно заурчало.
             - Бродил я там, кое-чего для хозяйства присмотреть. И напрасно ходил - нет там ничего. Грязь одна, да засохший ил после войны остались. Вдруг - смотрю, кочка шевелится. Палкой поворошил - вот он, Болотень, как есть. От жажды умирал, а у меня пива кувшин с собою. Напоил его, он и ожил. А как на мельницу привез - глядь, а их двое! Жаба, Маккварен - та, что пиво у меня  охлаждает - ну, ты видел, к спине его присохла, так и приехала…
            С тех пор и живут. Болотень - даром, что ископаемое - смышленым оказался. Рыбу ловить выучился, сетей не надо. Потом ворону подобрал битую, вылечил. Стеллой назвал. Гадюка сама приползла,  мужеского пола оказалась. На Гришу теперь отзывается.
            Дальше - больше. Козу взял - молочко у нее жирное, сладкое, а места много не надо. Потом Онгхус прибился - ты его не видел - он на чердаке спит. Он, вообще-то дурачок деревенский. К тому же вор - яблоки в садах воровал. Ну, я его и пригрел, чтобы не прибили совсем на деревне. Теперь другая беда - полон дом - ни днем, ни ночью покою нет.
- Добрый ты,- сказал Тимофей, все пытаясь отодвинуться от сопящего в ногах чудища.
              - Нет,- отвечал Морквин.- Я умный. Дедушка Морквин говорил - делаешь другим - делаешь себе. Так и вышло. Слухи по долине пошли - мол, на мельнице, в омуте чудовище живет. Народ валом валил, особенно поначалу. Поглазеть-то, все охочи. Ну, и зерно, к примеру, везут с осени. Зря, что ли, ехать? А у меня и пивоварня! Иной день, пока жернова мелют, я на пиве да муке полный кошелек монет выручал. Куда как прибыльней, чем ворожить.  У меня, брат, все работают! Гадюка  мышей извела, ворона воробьев с клевера гоняет. Даже паук при делах, ни одной мухи не осталось.
             - Ну, а со мной как? Я ведь тебя о помощи не просил.
             - Мы с тобой, Тима - герои. Людей от оборотня спасать едем. А героям награда - подвиг…

             Какое- то время ехали молча. Ничто не предвещало еще рассвета, когда Морквин неожиданно натянул вожжи.
             - Вот и болото.- Он спрыгнул на землю, привязал мерина к черному стволу.
            Следом, разминая затекшие ноги, выбрался Тимофей. Было холодно, сыро. Тянуло плесенью, гнилью, чем-то сладковато-паленым.
            Скоро небо над лесом начало сереть и они, уже пешие, вышли к опушке. За ними, прыжками, увязался Болотень.
            Сквозь редкие облетевшие деревья уже можно было разглядеть длинное пересохшее болото, серые вересковые заросли за ним. Редкие лесные колки таяли в утренних сумерках. Почти невидимые, серебрились горы у горизонта.
             В центре болота, на месте разрушенного жилища Оркмахи, торчали обугленные деревянные сваи. Весь верхний этаж был сожжен во время штурма. Болото осушили с помощью отводных каналов, но непролазная хлябь в центре осталась и не позволила добраться до нижних, скрытых у самого дна, уровней дома.
             Год назад, пробыв на болоте почти до самой зимы, солдаты вернулись в замок. Несколько человек утонуло, еще двое исчезли неизвестно куда.
            И, когда дни стали совсем короткими, а ночью трясина дышала, чавкала и волновалась, как гигантское голодное чрево,  король Одел снял осаду.
             Самого Оркмахи и его вампира так и не поймали. Поговаривали, что хозяин болота, кем-то предупрежденный о штурме, загодя покинул свое жилище.

             Морквин вдруг остановился. Покрутил головой, понюхал воздух. Потом подозвал Болотня и пошептал ему куда-то между бугристыми складками.
             Чудище покрутилось немного и прыжками, разбрасывая ил, устремилось к центру болота.
             - Под болотом есть подземный ход,- сказал Морквин.- По нему оборотни испокон веку в замок ходили. Вход где-то под домом, а дом-то сгорел. Вот Болотень и ищет…
             Чудище меж тем дошлепало до середины болота. Порылось усердно, разбросав перемешанные с илом головешки и, опрокинувшись кверху ластами, выдернуло пастью жирно чавкнувшую деревянную крышку.
             - Пора,- сказал Морквин и шагнул первым.- Иди следом, раньше тут брод был. Болото, даром, что сухое, провалишься и ага…

             Подобравшись к дышавшей холодом хляби в центре болота, они остановились. Уже совсем рассвело.
            Сверху, на плечо Морквину, спланировала ворона. Из-за пазухи у него высунула треугольную голову змея.
             Морквин сказал:
             - Я, Тима, сон видел. Снился мне Шамас, древний колдун. Его уже лет пятьдесят, по слухам, не видели. Не выходит он к людям. И Шамас сказал - «Тимофей тот, кто спасет от оборотня…»
             - Во как…- Тимофей поежился.- А ты, что, веришь снам?
             - Нет. Снам я не верю. Я сам, какой хочешь сон, любому пошлю. Но тут… Шамас. И хоть по мне - ты на героя не слишком похож - он указал на тебя. А избранных не спрашивают, хотят они или нет. Их надо только вовремя к месту доставить. Туда, где свершиться должно то, для чего их избрали. А уж они свое дело сделают.
              Дедушка Морквин говорил: «умный делает, что хочет, а герой, что может». Дело героя - подвиги. А с наградой, Тима, мы после решим…

              Путь по старому подземному ходу занял несколько часов. Или дней - время в темноте то сжимается, то растягивается, как резина.
              Где-то впереди шлепал взятый проводником  Болотень. За ним по звуку тащился Тимофей.
              Замыкал шествие Морквин, понимающий, как и подобает колдуну, язык птиц и зверей, с большим мешком, змеей и вороной.

              Они падали и спотыкались. Что-то скользкое, с отвратительным визгом, то и дело вырывалось из под ног Тимофея. Мохнатые крылья не раз задевали его лицо. Он расшиб лоб об острый выступ, сбил ноги, но, впав в почти сонное состояние, продолжал двигаться дальше.
              Морквин больше не разговаривал. Поначалу Тимофей еще пытался вспомнить, что он здесь делает, но потом и эти мысли ушли. Оставалось одно - «надо идти вперед».
              Кончилось все неожиданно. Сначала стихло шлепанье Болотня. Потом Тимофей уткнулся в его холодную шишковатую спину. Скоро подтянулся и Морквин.
              - Все, стена. Это замок.- Он пошуровал в мешке. Достал и зажег масляный фонарь. Прыгающий  огонь осветил деревянные стены туннеля, мшистые камни крепостной стены.
              - Переодевайся,- сказал Морквин и ловко обрядил Тимофея в расшитый золотом тесный красный камзол, узкие короткие штаны из лосиной кожи и длинные, с загнутыми носами сафьяновые туфли, украшенные ко всему еще блестящими камнями.
              - Тут что-то не так,- пробовал возражать Тимофей, но Морквин уже нахлобучил ему на голову огромный белый тюрбан с зеленым камнем на лбу и умопомрачительным пером сбоку, повязал шею шелковым черным платком, перепоясал туго серебряным кушаком, надел через плечо шикарную золотую перевязь.
              - Красавец!- одобрил он и покрутил Тимофея.- Принц заморский, никак не меньше.
              - Немного безвкусно,- вяло пробормотал Тимофей.
              - А мне нравится,- Морквин потер рукавом поддельный изумруд, полюбовался игрой света на бесчисленных гранях.- Я его в Доглене, у купца одного в кости выиграл. Вместе с одеждой. Но сейчас не об этом. Слушай и запоминай - поднимешься наверх, в покои принцессы. Скажешь, что жених ее - принц Вильмет - оборотень. Его имя Спилгрим, а король - отец ее благородный - болотный колдун Оркмахи. Это его месть за осушенное болото. Пусть принцесса, под любым предлогом, отложит свадьбу. Хоть на неделю.
              - А потом?
              - Шамас что-нибудь придумает…

              Морквин вытащил из кладки небольшой валун. Сунул Тимофею за пазуху холодную змею, посадил на плечо угрюмо молчавшую ворону.
- Гриша, Стела,- скомкано представил он животных.- Если что, обращайся.
- А Болотня ты мне на шею не посадишь?
- Не сейчас. Твое дело - свадьбу отложить. И фонарь возьми, посветишь себе! Да не задерживайся, жду тебя здесь до утра.  А то понравится еще…
      
                глава четвертая

                Перевертыши    

Месяц в замке прошел быстро. Принцесса Ригхан выздоровела и даже успела дать свое согласие сыну Лиаргильского короля, который давно стал в замке своим и жил теперь в верхнем этаже доселе заброшенной Северной башни.
Король Одел с королевой Линеттой  ворковали, словно голубки. Придворные умилялись.
- Ну, ровно молодые,- говорила дама Иона, смущенно обмахиваясь костяным  веером.
- Да-да-да,- вторила ей дама Аневал - старая дева, приходившаяся дальней родственницей двоюродной тетке королевы.- С той поры, как я держала на руках малютку принцессу, такого не видела. Любовь!
- Мы счастливы!!- кланялись придворные при виде царственной четы.

Одно несколько тревожило. Не успела принцесса толком поправиться, и день свадьбы был уже назначен, как странная, похожая на первые признаки болезни немочь снова стала охватывать ее.
До самого вечера в такие дни не выходила она из своей комнаты, сидела молча рядом со своей любимой служанкой Тенил, и ничто не могло заставить ее улыбаться. Но, что еще хуже -  лечить теперь ее было некому.
От перемены ли климата,  пережитых во время дальних странствий волнений или чего-то еще, но только чудесный лекарь после исцеления принцессы сам - как бы это сказать - немного помешался.
Горбун вообразил себя королем!
Днями  носился он по переходам замка, убеждал всех, что он околдован, отдавал страже приказ тотчас схватить короля-самозванца, рыдал, клочьями рвал на себе волосы - словом, вел себя, как и полагается, настоящему буйнопомешанному.
 К тому же, своим видом он пугал придворных дам, поначалу жалевших его. Но горбун, видно, совсем потерял разум и, в ответ на попытки успокоить его или угостить чем-нибудь сладеньким, плевался, выкрикивал ужасные угрозы и раз даже укусил руку дамы Гизеллы, пытавшейся запихнуть ему в рот сладкий леденец.
Спасибо доброму королю! Он призрел сумасшедшего карлика с его зеленым поводырем, похожим сразу на пингвина и жирную летучую мышь, и позволил им поселиться в замке.
Горбун был назначен придворным шутом с полным содержанием, а его странная собака, водворенная в клетку, жила теперь в Северной башне, над покоями принца Вильмета, дожидавшегося свадьбы.
И это несмотря на то, что новоявленный шут поколотил как-то скалкой для теста главного повара, господина Бокажа!
Повар не положил тогда молотую корицу в любимые королем булочки с изюмом, что почему-то взбесило горбуна. Он погнался за перепуганным поваром и в углу кухни перетянул его палкой вдоль толстой спины. Точь в точь, как поступал не раз сам король Одел, любивший неожиданно заглянуть на кухню.
На поднявшийся шум явился грозный начальник королевской стражи. Все замерли, ожидая, что будет.
Но вместо скорой расправы, господин Ансгар постоял молча и вышел, о чем-то крепко задумавшись и не сказав ни слова.

Ночами горбун выл тоскливо на невидимую сквозь вечные облака луну, а его собака скулила почти человеческим голосом. Но разве пробьется хоть какой-нибудь звук сквозь такие стены? А если бы и услышал кто стенания горбуна и его собаки, все равно бы в них не поверил…
Совсем не то, что в день, когда в тронном зале - впервые после болезни принцессы - собрались все придворные и король с королевой, и принц Лиаргильский.
А сама принцесса, с игравшим  на нежной коже румянцем,  снова сидела на своем всегдашнем месте -  рядом со счастливыми отцом и матерью.
Это был замечательный день! Уже накрыли столы, в дальних комнатах музыканты настраивали инструменты и, сгрудившиеся возле кухни слуги, лакеи и повара тянули шеи, чтобы не пропустить самое главное.
Все знали, что этим вечером принцесса сделает, наконец, свой выбор и будет объявлено о ее помолвке с одним из женихов, а горбатый лекарь получит обещанную королем награду.

Колдун выглядел усталым. Со времени, как он переступил порог замка, прошло уже два дня и три ночи, и ни разу он не сомкнул глаз.
В первую ночь, когда его впервые поставили перед королем, он сказал:
- Я верну принцессу к жизни. Через три дня она будет здорова.
- Что тебе для этого нужно?- спросил Одел тихо и стиснул подлокотники своего трона.
- Все, о чем бы я не попросил.
- Пусть будет так. Иди и лечи…

И лекаря тотчас отвели в покои принцессы.
Горбун потребовал: жаровню с горящими угольями, талую воду, свою зеленую собаку- поводыря и, чтобы все вышли и не смели появляться, пока он не позволит.
- Именем короля,- сказал он.- Иначе принцесса умрет, и кровь ее падет на вас.
После таких слов никто не решился беспокоить чужеземца.

Оставшись в просторной, хорошо протопленной комнате, Оркмахи первым делом запер изнутри дверь. Развязав свой мешок, разложил на инкрустированном столике у изголовья уже впавшей в беспамятство принцессы, блестящие инструменты, изогнутые стеклянные трубочки, расставил по размеру несколько небольших колб. Вскипятил воду, остудил и влил, помешивая в узкий глиняный кувшин, до этого момента запечатанный густым, как смола, илом.
Горели по стенам светильники. Рядом со спящей принцессой сидел голодный вампир, смотрел, не отрываясь на исхудавшее за время болезни, но все еще прекрасное лицо.
- Красавица,- свистел он.- Таких больше нет.
Оркмахи молчал, склоняясь низко над колбами. Подождав, пока содержимое кувшина растворится в воде, всыпал внутрь горсточку зеленого пепла. Взболтнул, сказал, почти торжественно:
- Это мой час! Месяц летучие мыши прилетали в эту комнату, и пили кровь у спящей принцессы. По одной каждую ночь. И каждое утро, когда сытый нетопырь возвращался - я убивал его, выливал кровь принцессы, высушивал и собирал ее здесь, в этом кувшине.
 Так повторялось двадцать восемь раз, между двумя полными лунами. От целой стаи моих лучших нетопырей осталась жалкая связка.  Но я здесь, в замке!
Он разлил густо-красное содержимое по двум колбам, соединил их хитросплетениями изогнутых стеклянных трубок, бросил в жаровню горсть бесцветного порошка, отчего по комнате пополз тонкий сладковатый запах. Перетянул руку девушки кожаным ремешком и, сделав крошечный нарез, вставил в вену узкий конец стеклянной трубки. Булькнув, кровь стала медленно переливаться принцессе.
К утру, она чуть порозовела, но так и не пришла в сознание.
Весь следующий день Оркмахи не отходил от ее  изголовья, совершал пассы, окуривал ее дымом от многочисленных болотных снадобий, читал заговоры.
На вторую ночь он развел остатки сухой крови и повторил переливание. Утром у принцессы дрогнули дважды густые тяжелые ресницы, но этим дело и ограничилось.
Летучие мыши перестарались. Колдун запаниковал. У него кончилась сухая кровь. Срочно нужна была свежая.
- Сначала создадим,- пробормотал он,- потом боремся…
И вечером второго дня он вышел из комнаты. Тотчас к нему приступил начальник стражи Ансгар, все это время дежуривший у двери с двумя вооруженными стражниками.
- Приведите двенадцать незамужних девиц!- потребовал колдун и, не отвечая на вопросы, вернулся обратно.
Спустя полчаса, девушки кругом стояли у ложа больной. Каждой из них Оркмахи дал по черной горящей свече, приготовленной  из воска, черного ила и десятка его волшебных снадобий.
Когда  под потолком собралось густое клубящееся облако, а одурманенные девушки застыли, как изваяния, Спилгрим принялся за дело.
Вначале он осторожно отпил несколько капель крови из надреза на руке принцессы.
- Сладенькая,- заклекотал он, судорожно дергая зелеными ноздрями и распахнув, сложенные обычно за спиной, костистые крылья.
- Отойди от девушки!- рявкнул колдун.- Сейчас вся надежда на тебя. Спутаешь кровь, и принцесса умрет. Живыми нам тогда не уйти.
Спилгрим покружил немного по комнате и, успокоившись, двинулся быстро по кругу, по очереди прокусывая каждой девушке вену позади колена, там, где не так заметны будут следы от его зубов.
Синни из Бохерин, румяная полногрудая толстушка, не так давно взятая в замок стряпухой, стояла четвертой. Не в силах больше сдерживаться, мучимый голодными спазмами, вампир прокусил ей вену и, прильнув, принялся взахлеб, с жадностью высасывать кровь.
- Где ты, гаденыш?!- колдун ненадолго потерял Спилгрима из виду. Лицо Синни, еще минуту назад пышущее здоровьем, сделалось бледным, мучнисто-вялым.
В два прыжка колдун оказался рядом. Рывком оттащил  обезумевшего от крови вампира. Встряхнул его так, что клацнули длинные клыки. Зарычал, давясь от злобы:
- Ты что творишь, нетопырь болотный?! Погубить нас решил?! Да я с тебя шкуру сдеру, на куски порублю! Лучше я сам тебя съем, чем утром, по твоей милости, нас обоих скормят собакам. Убью!..- Выйдя из себя, колдун принялся колотить вампира.
- Прости, хозяин…- хрипел Спилгрим,- не удержался я, тяжело мне, не могу я без крови…
Колдун выхватил, наконец, из кучи своих инструментов, длинный, острый, как бритва изогнутый крючок и, прижав вампира к полу, стал примериваться, как ловчее содрать с того шкуру.
Оценив угрозу, Спилгрим взмолился:
- Клянусь мамой! В рот не возьму, от жажды умру, ни-ни без спросу!..
Оркмахи оттолкнул его, брезгливо отер руки.
- Живо за дело!

Похожая кровь оказалась у любимой служанки принцессы - Тенил, застывшей со свечой самой последней. Колдун быстро откачал у нее полную, до краев, колбу крови, перелил, не мешкая, принцессе.
Распахнул окно, выгнал из комнаты остатки дыма. Разбудил и вытолкал из комнаты девушек.
- Ступайте, ступайте,- торопил он,- вы свое дело сделали…

Утром, едва держась на ногах, он вышел к сгрудившимся у дверей придворным. Поклонился и сдержанно объявил:
- Милостью Божьей, принцесса здорова!

И вечером все собрались в тронном зале.
Король Одел сказал:
- Ты вернул нам надежду. Обещаю исполнить все, о чем не попросишь.
- Я попрошу,- отвечал Оркмахи.- Я хочу, чтобы Вы, своей королевской и отцовской властью, соединили два любящих сердца. Принцессы Ригхан и…

По залу прокатился ропот. За столом, среди придворных и успевших съехаться нескольких близких соседей - хозяина западных земель лорда Одхана с двумя неженатыми сыновьями, недавно овдовевшего графа Годуэнского, сидели еще четверо женихов - славных юношей из самых благородных семейств острова. Не говоря уже о принце Вильмете, сыне Лиаргильского короля, с детства считавшегося женихом принцессы.
Его отец и славный король Одел были друзьями и верными союзниками и, когда родились их дети, сговорились поженить их.
Но принцесса, едва ли не от рождения отличавшаяся своенравным характером, всегда заявляла, что станет женой лишь того, кого выберет сама. И, любящий ее Одел, соглашался, втайне лелея мечту, что его дочь все же остановится на принце Вильмете.
А теперь горбун, поймав его на слове, может разрушить планы двух великих королей и, мало того, сделать несчастной его единственную дочь.
Но ни один мускул не дрогнул на благородном лице Одела.
- Что ж,- сказал он,- мое слово. Назови имя жениха принцессы.
- Принц,- быстро вымолвил карлик. Любящий ее всем сердцем принц Вильмет, сын Лиаргильского короля.          
   
Старый Одел сел. Выдохнув, наконец, опустились на скамьи гости и придворные, с великим напряжением ожидавшие слов карлика. Слуги быстро наполнили кубки вином, и  Одел произнес:
- Пусть будет так.- И, не сдерживая больше радости, прибавил.- Отныне они помолвлены! День свадьбы мы объявим позднее, когда приедет мой друг, король Лиаргиля.
Принцесса, давно любившая так неожиданно назначенного  ей в мужья  принца Вильмета, вспыхнула, опустив глаза.  Разочарованные женихи не скрывали обиды.
 Довольный  Одел махом осушил королевский кубок.
- Но ты ничего не попросил для себя, карлик.
- Мне, убогому,- отвечал колдун смиренно,- счастьем будет и то, что Вы, Ваше Величество, прикоснетесь к моему ужасному горбу. Быть может, после этого, моя тяжкая ноша станет легче.
- И только?!- засмеялся король, а вслед за ним и придворные, и слуги, и стража за нижними столами.- Не дорого же ты берешь. Подойди к трону!
Согнувшись, мелко семеня по каменному полу, Оркмахи пересек зал, остановился напротив трона.
Поднял клочковатую голову, повел вокруг горящим взглядом. Увидел блестящего принца Вильмета, теперь уже законного жениха, рядом с повеселевшей принцессой, в окружении молодых веселых придворных. Оглядел выстроившихся в линейку слуг с подносами, полными изысканных яств, заметил музыкантов, готовых заиграть по первому знаку, пятерых акробатов и жонглеров, приглашенных развлекать гостей.
- Да, вот еще что,- сказал карлик, будто вспомнив. – Давеча господин Ансгар - начальник королевской стражи - чуть не до смерти напугал мою собачку. Пусть принц ее приласкает. А то у бедняги до сих пор лапы подгибаются. Как мне, убогому, с таким поводырем?
Забытый всеми, Спилгрим таился в углу зала, за громадным камином. Теперь он вышел и, кутаясь в рваную попону, торопливо приблизился и сел слева от колдуна.
У него и в самом деле тряслись лапы. Он обмирал от ужаса, всякий раз ожидая, что кто-нибудь признает в нем не собаку, а болотного вампира.
Перед тем, как войти в тронный зал, Оркмахи густо натерся болотной мазью. Остатками ее он вымазал Спилгрима.
В зале было сильно натоплено и сухо. Мазь быстро сохла, а с этим уходила и ее сила. Но торопиться было нельзя.
Предвкушая забавную сцену, когда король, в роскошной атласной мантии, подбитой мехом, в расшитом камзоле, осыпанном драгоценностями, прикоснется к мерзкому горбуну, а принц Вильмет - этот гордец - погладит его странную собаку, все замерли.
Принц, поклонившись королю и королеве, покривился и, придерживая меч, направился к дрожащему вампиру. Тут и горбун приблизился к королю. Поднял доселе всегда склоненное к полу лицо, и впервые они встретились глазами.
С юности Одел отличался безудержной храбростью, а с годами его дух сделался таким же твердым, как камни, из которых пятьсот лет назад сложили его замок. Но под змеиным взглядом колдуна ему стало не по себе.
- Прошу Вас, Ваше Величество,- пригасив в зрачках зеленый огонь, Оркмахи снова склонился.- Явите свою королевскую милость…
И, в тот момент, когда король положил свою правую руку на торчащий, как могильный холм, горб колдуна, принц Вильмет дотронулся до зеленой шкуры вампира…
Дальше случилось то, о чем до сих пор судачат старые слуги. Да что они? Об этом долго не смолкали разговоры и среди придворных, а крестьяне из окрестных деревень, невесть как прознавшие про странное это событие, приврали по своему обыкновению уже такое, что вряд ли кто теперь разберет, что произошло тогда на самом деле.
А было так:
На несколько мгновений рука короля словно прилепилась к горбатой спине.
Одел резко выпрямился, пытаясь отдернуть ладонь. Судорога прошла вдоль его тела, исказила лицо. Он выгнулся спиной и, скрежеща зубами, сдержал мучительный стон, рвущийся из его уст с пузырями зеленой пены.
Не в лучшем положении оказался и принц. Зеленая собака, которую он, скрепя сердце, согласился погладить, вдруг бросилась на него, обхватила ноги кривыми лапами и взвыла дико, почти человеческим голосом. Только никто в замке этого не услышал…
Потому, что в тот самый миг, когда рука короля прикоснулась к ужасному горбу, оглушительный раскат грома расколол, как показалось тогда многим, замок до самого основания.
Дрогнул каменный пол. Погасли свечи, задутые налетевшим ниоткуда порывом ледяного ветра. А когда, опомнившись, слуги снова разожгли огонь, только две черные тени, похожие на огромных летучих мышей, мелькнули и пропали над головами старого короля и отступившего назад принца.

Свершилось то, к чему так долго готовился болотный колдун. Его душа заняло место короля Одела, вытолкнув того в скрюченное тело горбатого карлика.
Душа же принца, в свою очередь, извлеченная из собственного обиталища, перешла в тело мерзкого зеленого вампира. А Спилгрим занял его место, став для всех женихом несчастной принцессы.
Когда собравшиеся немного перевели дух, их глазам предстал обезумевший горбун и крутящаяся по полу, грызущая собственные лапы, зеленая собака.
- Вот, что случается, когда слишком близко приближаешь простолюдинов,- сказал «король», устами которого говорил теперь Оркмахи.- Взять их!
И, когда навалившаяся стража связала бесноватого горбуна и его собаку, прибавил:
- Но милость моя велика. Посадить горбуна в холодную, а когда успокоится, быть ему королевским шутом. Он это заслужил!
Королева, жена Одела, жалостливо поджала губы.
- А, может, лучше в Доглен, в лечебницу? Бедняжка так переволновался…
- Что ты, дорогая?- возразил «король».- Лучше, чем в этом замке, ему уже нигде не будет.
- А что с собакой?- спросил начальник стражи, с трудом удерживая рвущееся из его рук зеленое существо.
- В клетку и в Северную башню. И кормить хорошо… Собака видно, редкая, с крыльями. То-то гости на свадьбе повеселятся.

Вскоре стреноженных горбуна с его собакой увели.
«Король» встал, поднял правую руку, обвел взглядом смолкнувший зал и громко, торжествующе произнес:
- А теперь… всем веселиться!!               
      
                глава пятая
                Подземелье

Если верить одной старой легенде, коих в здешних местах превеликое множество, замок короля Одела в незапамятные времена построили два брата великана.
Так ли оно на самом деле, проверить теперь дело довольно хлопотное, но только громадные серо-черные камни, из которых сложены неприступные стены, нынешним строителям точно не по зубам.
Кое-кто поговаривает, что и теперешний хозяин замка прямой потомок одного из великанов, по имени Дин. Старший-то, Дон, так до конца своих дней и не женился и наследников после себя никаких не оставил, так, что замок и все земли вокруг, и богатства, с тех пор передавались только по линии младшего.
Тут, справедливости ради, надо заметить, что если в роду у него и были великаны, сам Одел ни ростом, ни силой даже смолоду особо не выделялся. Но что делать? Мельчает народ…. Нынче даже славные короли ничем, кроме одежды от простых смертных не отличаются.
Иное дело замки! Вернее их стражей нет! Их, где поставили, там они и стоят, с места за полтыщи лет ни разу не сошли, и меньше ничуть не стали. Каждый следующий владелец считал своим долгом еще больше укрепить и украсить свой замок.
Дед нашего Одела углубил и расширил ров вокруг стен и соединил его протоком со стремительным горным ручьем, вполне способным сойти за реку. Отец его, правивший очень недолго - до сражения с иноземцами, где он погиб, защищая свои владения - надстроил и без того высоченную Главную башню и по всему периметру крепостной стены возвел сторожевые башенки с узкими бойницами для своих лучников.
Изменения не коснулись лишь подземелья Северной башни. Глубина и запутанность его многочисленных лабиринтов поражала.
Братья-великаны и те, должно быть, чувствовали себя в нем карликами и нарочно устроили его так, чтобы играть там в прятки долгими зимними вечерами, пока младший из них, (ну, мы о нем уже упоминали) не женился и не нашел для себя более достойное занятие.

Неподъемный, грубо отесанный камень, с мерзким скрежетом вернулся на место, снова замуровав подземный ход и отрезав путь к отступлению.
- Ты тов замке-то, слышь, не задерживайся,- услышал еще Тимофей, и шаги Морквина, в ногу со звучным шлепаньем Болотня, стихли по ту сторону кладки.
На груди у него беспокойно шевельнулась гадюка. Ворона слегка клюнула в шею.
Пора было действовать и, переведя дух, он поднял руку с масляным фонарем.
Тусклый, прыгающий в такт колотящемуся сердцу огонь выхватил небольшой круг света под ногами. Тимофей разглядел несколько крупных гладких костей, верхнюю часть  расколотого пополам черепа и ржавый, почерневший кусок рыцарского панциря на пучке гнилой соломы.
Соломой был усеян и пол вокруг. Никаких признаков обещанной Морквином мраморной лестницы с коврами, ведущей наверх, в покои принцессы, не наблюдалось. Не трогаясь с места, чтобы не потерять начало подземного хода за спиной, Тимофей поводил высоко поднятым фонарем.
Огромные серо-черные камни, с выступившей на них мохнатой плесенью и вбитым ржавым кольцом. Уходящая в темноту цепь. Сладковатый запах тлена и ледяной, уже пробравший его до костей холод…
- Ну, мы попали,- отчего-то шепотом произнес Тимофей.- Напутал чего-то ваш  Морквин.
И, опомнившись, он забарабанил пяткой по стене, тщетно пытаясь вернуть молодого колдуна.
Кричать он не решался, а от ударов мягкой, золоченой, с загнутым носком туфлей, шума выходило не больше, чем издает капля, падая в мокрый снег. Исполинские камни гасили любой звук.
Не кстати пришла мысль, что когда здесь истязают узников, их стоны, должно быть, не слишком беспокоят прочих обитателей башни.
- Что делать будем?- спросил он вслух неизвестно кого, потирая ушибленную ногу.- Поползли в обход?
Гадюка, доселе мирно дремавшая у него за пазухой, неожиданно высунулась и в секунду обмоталась вокруг шеи. Холодное, твердо-упругое тело змеи обожгло вспотевшую кожу. Мысли о многочисленных опасностях, подстерегающих  его при встрече с хозяевами замка, тут же улетучились. Какое там! Треугольная голова со снующим взад-вперед раздвоенным языком, покачивалась теперь в районе его левого уха, в любой момент готовая нанести смертельный удар.
- Глаза в землю,- сказал Тимофей мелодично, стараясь успокоить гада,- и вдоль стеночки. Как раз к весне подвальчик и обойдем…
Змея чуть сжала кольца. Подумалось - Гадюка не помощник. Разве, что ужалит, если попадусь.
Морквин что-то говорил о любви хозяев замка к массовым зрелищам. Таким, как принародное сожжение колдунов. А кто я для них буду, если меня схватят в этом подвале?
Ворона на плече сдержанно каркнула. Зачем Морквин их дал?
Тимофей осторожно почесал птицу, потоптался немного и решил, что пока змея его не ужалила, вернее всего будет выйти ближе к центру громадного подземелья, снять с лампы стеклянную колбу и посмотреть, куда отклонится пламя. Откуда сквозит, там, должно быть и выход.
И он двинулся в путь, на чем свет стоит, ругая Морквина, который не догадался дать для змеи в дорогу чего-нибудь вкусного.

Чтобы сэкономить масло, пришлось прикрутить фитиль. Стало совсем темно, только красноватая точка под стеклом чуть мерцала, издавая слабый запах копоти.
Что же едят змеи? Мышей, лягушек… Может, проголодавшись, гадюка отправится на охоту и избавит его шею от своего присутствия.
Стараясь не слишком отрывать ноги от пола, чтобы не споткнуться, Тимофей сделал сотни полторы шагов. Путь ему преградило какое-то препятствие. Он быстро добавил света, поднял фонарь.
Под ногами у него и метра на четыре вперед, сколько хватало света, лежала беспорядочная груда костей, едва прикрытых истлевшими лохмотьями.
Придя в себя, он разглядел почти целые скелеты, изогнутые и искореженные, в самых невообразимых позах. В голове у него сделалось пусто, но потом, откуда-то со стороны затылка, выплыла смутная догадка.
Он вдруг сообразил, что тут происходило на протяжении, возможно, не одной сотни лет.
Сняв стеклянную колбу, он освободил пламя, но, вместо того, чтобы отклониться  в сторону, он вдруг вытянулось вверх и тихо загудело.
- Однако, тяга,- успел пробормотать  Тимофей и, вспорхнув с его плеча, ворона свечкой   взмыла в темноту.
Сверху, усиленное эхом, донеслось ее отдаленное карканье. Через несколько минут, плавно спланировав, она вернулась на место. Видимо, где-то высоко, возможно в потолке подземелья, было отверстие.
Поежившись, Тимофей чуть отошел от горы скелетов. Должно быть, хозяева замка так избавлялись от незваных гостей. Сбросил, и никаких тебе проводов. Он попытался посчитать, сколько их, незваных, закончили свой путь в этом подземелье.
- Один, два, три,- начал он, сбился и вдруг понял, что если сейчас, не медля, не собрать на этом самом месте стог гнилой соломы, то мертвецов может стать на одного больше.
- Четыре, пять, шесть…- Он заставил себя бросить скорбную считалку. Кто знает, не придется ли ему самому скоро проделать этот путь?
Соломы под ногами почти не было, но в замках, он слышал, узников содержат у стен.
Сама мысль, что для того, чтобы подстелить себе соломку, ее придется выдергивать из под прикованных к стене мертвецов, сильно его беспокоила. 
Ворона слегка клюнула его в затылок. Змея еще сжала кольца.
Посчитав это знаком, Тимофей оставил вместо маяка фонарь и принялся стаскивать к центру солому, закидывая скопившихся за века гостей замка.
- И вам теплее,- шептал он на бегу, - и мне помягче будет…
Он добирался до стены, ногой сгребал солому и, падая, и уже не слишком оберегая свой наряд, возвращался назад.
Выдергивая пучок осклизлой соломы из-под очередного мертвеца, он уговаривал себя:
- Ты, что, Тимофей, мертвецов испугался? Живых надо бояться и этих…. О ком Морквин говорил, оживших всяких. А мертвецы народ тихий, смирный…

Ворона, чтобы не мешать, грелась на полу, у фонаря. Змея же, намертво завязалась у него на шее, и только голова ее покачивалась из стороны в сторону, в такт шагам.
Вскоре гора костей скрылась под соломой, стала походить на высокую скирду.
- Последний заход,- похвалил себя Тимофей,- и хоть с крыши прыгай.
В потемках он достиг отдаленной части стены и принялся сгребать ненавистную солому.
Как назло, пол в этом месте был почти голым, и он ушел довольно далеко. Ему уже казалось, что стена загибается, и он кружит по периметру подземелья, раз за разом перешагивая через одни и те же останки.
Внезапно, слева от себя он различил неясный шум. Боясь ошибиться, замер, но змея - тоже что-то почуяв - подняла голову.
Вскоре он услышал шелест, как от сухих листьев, хруст и приглушенное чавканье, вперемежку с отвратительным попискиванием.
Летучие мыши! Морквин говорил, что оборотень эту нечисть с собой с болота прихватил. В полнолуние с ними он выезжает на охоту. Вроде соколиной, только на людей. А между делом они здесь, в подземелье обитают. Только Морквин клялся, что они вечно спят, и совсем не опасны.
 Волосы у Тимофея под нарядной чалмой зашевелились. Он медленно, стараясь больше не шуметь, нагнулся, пошарил по полу, подобрал кость потяжелее. Оглянулся.
Где-то далеко мерцал красноватым светом оставленный им фонарь. В свете его, у подножия соломенной горы, вышагивала ворона. Впереди шуршали и чавкали пирующие нетопыри. Он дико замерз, в кровь ободрал колени и руки, и ни на шаг не приблизился к цели своего визита в замок.
Все это нисколько не походило на те подвиги, о которых он недавно мечтал.
И тут его захлестнула злость. Стиснув тяжелую гладкую кость, бывшую когда-то бедром храброго рыцаря, он кинулся вперед. С ходу он врезался в пирующую стаю, принялся крушить нетопырей направо и налево, молча, методично нанося удары в сухие, почти невесомые тела.
С душераздирающим писком, хлопая перепончатыми крыльями, стая оставила жертву и, обдав еще Тимофея волной ледяного воздуха, исчезла.
Стало очень тихо. В горячке, Тимофей кинулся к центру подземелья, подхватил фонарь, ворону, и бегом вернулся обратно.
Он разглядел прислоненное к стене тело совсем молодого мужчины в изодранной белой рубахе, с красными пятнами на груди и неестественно запрокинутой головой.
Красивое, в обрамлении спутанных светлых волос лицо было спокойно. Глаза полуоткрыты. На теле не было ни цепей, ни верхней одежды. Похоже было, что еще утром этот человек был среди живых.
- Что я здесь делаю?- спросил Тимофей сам себя.- Какая принцесса? Какой оборотень?

Внезапно змея, до этого момента галстуком висевшая у него на шее, ослабила кольца и, скользнув вниз, по ноге, пропала в темноте.
- Куда ее понесло?- Тимофей успел привыкнуть к хладнокровному гаду, и присутствие змеи его даже успокаивало.
Возможно, потому, что гадюка на шее, поначалу вызывавшая лишь ужас, вытеснила скоро страх перед всем остальным, перед тем, что окружало его здесь, в подземелье, и что, скорее всего, ожидало впереди. Через некоторое время он успокоился и перестал всякую секунду ожидать смертельного укуса. Страх перед змеей прошел, а перед остальным так и не вернулся. И вот, теперь гадюка исчезла…
Он с сожалением вздохнул. Ворона осторожно каркнула. Тимофей посветил перед собой, неожиданно заметил мелькнувшее чуть поодаль блестящее тело змеи, шагнул вперед и едва не упал, споткнувшись о ступеньку. Лестница!
 В двух шагах от бездыханного тела, выложенная из овальных камней, вверх уходила лестница.
И змея показала путь! Теперь она снова, скользнув по ноге, мгновенно оплелась вокруг его шеи.
 Не тратя времени, Тимофей ринулся вверх. Ступени поднимались вдоль стены зигзагом, и пришлось сделать несколько поворотов, прежде чем они кончились небольшой каменной площадкой. С одной стороны ее зияла темнота подземелья, другая же оказалась стеной с низкой кованой дверью.
Ногой Тимофей столкнул вниз небольшой камушек и успел досчитать до семи, прежде чем звук от его падения вернулся обратно.
«Замок стоит на горе,- говорил Морквин.- А в горе прорублено подземелье. Вот вам и высота немереная. Как с верхнего этажа сбросят, так летишь, летишь…»
Между тем, Тимофей обнаружил, что дверь заперта снаружи. На роскошном поясе, которым подвязал его Морквин, висел весь изукрашенный самоцветными камнями кинжальчик, больше похожий на дамское украшение.
Но, поковырявшись узким лезвием в щели между косяком и дверью, после нескольких неудачных попыток, ему удалось сдвинуть щеколду. Не мешкая, он распахнул даже не скрипнувшую на смазанных петлях дверь, и покинул подземелье…

                глава шестая

                Оборотень         

Вход в комнату, укрытую за северной стеной сводчатого зала, начинался в нише позади трона, сразу за кованым королевским гербом, служившим еще и тайной дверью.
Комната совсем маленькая - только два кресла с жесткими резными спинками и шахматный столик, отделанный ценными породами дерева. Тесно, не повернуться.
И, если хозяин не поспешит с приглашением занять место по другую сторону шахматной доски, гостю поневоле придется встать на две длинные каменные плиты, ровно посреди комнаты. Больше там и встать некуда.
Остается повернуть на пол оборота фигурку короля, искусно вырезанную из слоновой кости, и в действие будет приведен хитроумный механизм. Обе каменные плиты, на которых топчется ничего не подозревающий гость, мгновенно распахнуться.
Миг - и пропасть подземелья поглотит несчастного. После этого «короля» следует повернуть в обратном направлении и плиты, поскрипев, вернутся на свое место. А хозяин замка продолжит прерванную партию уже с самим собой…
Заняв тело короля Одела, Оркмахи не сразу обнаружил тайную комнату. Сам Одел, его отец и даже дед, никогда не входили в нее. Они предпочитали открытую борьбу. Вот раньше - да. Предки их частенько заканчивали споры с несговорчивыми соседями или коварными друзьями именно в этой комнате…

Всю первую неделю после захвата, оборотень в теле короля изучал свои новые владения. Многочисленные переходы, подвалы и погреба, тайные, проложенные в стенах лестницы, скрытые от посторонних глаз ниши…
Как-то вечером он наткнулся на дверь позади трона. Он разглядывал тогда королевский герб, пытаясь определить, отлит он из чистого золота или это всего лишь кованая медь, покрытая слоем позолоты.
Овальный, высотой в человеческий рост, герб неожиданно повернулся, открыв замаскированный ход. Колдун быстро сообразил, для чего предназначена была тайная комната, и куда попадали провалившиеся.
- Умели в старину строить,- одобрил он, и послал вампира в новом, прекрасном теле принца Вильмета, обследовать подземелье.
Выслушав поутру доклад перепачканного с ног до головы Спилгрима, он поселил в подземелье  летучих мышей  и забыл до поры об этой комнате. 
 Но теперь ему пришлось снова войти в нее.

После полуночи, когда  обитатели замка улеглись спать, и ночная стража завершила свой первый обход, он покинул королевскую спальню и полутемными переходами прошел в тронный зал. Не зажигая светильников, в темноте прошел он в тайную комнату, сел в кресло, зажег толстую черную свечу.
Вампир уже ждал. Стоял виновато перед столиком, грыз длинные, холеные ногти.
- Как ты посмел?! Высосать кровь у лучшего воина короля?! - Оборотень был в бешенстве.- Умертвить жениха любимой служанки принцессы! Она же твоя невеста, без пяти минут жена. Так девочек расстроил! И что? А ну, принцесса замуж идти откажется? Все дело загубишь, упырь мерзопакостный! И почему принцесса опять бледная? Заруби на своем, с недавнего времени красивом носу: ты больше не вампир, не править мне островом тысячу лет! Ты принц Лиаргильский и твой отец - великий король Риан! Невдомек старому, что настоящий-то сын его заперт  в теле зеленого урода.
И лже-король с силой толкнул подвешенную к потолку на цепях клетку из толстых вороненых прутьев. В клетке, скрюченное, томилось зеленое существо со  сложенными морщинистыми крыльями и треугольной головой.
- Какая гадость!- оборотень передернул плечами, словно стряхивая с алой, подбитой роскошным горностаем мантии что-то невидимое, грязное.- Смотри, Спилгрим, и помни - кто ты был и кем стал!
Столик чуть покачнулся. Пламя затрепетало, черный воск капнул на полированную столешницу. Ломкие тени, словно сорвавшись, заплясали под сводчатым потолком.
Колдун опустил руку, унизанную массивными перстнями, на фигурку короля.
- Только не это!!- взмолился вампир. Сияющие, белые с золотом одежды выгодно подчеркивали его статную, стройную фигуру и благородный разворот плеч. Длинные черные волосы, слегка завитые на концах, обрамляли красивое бледное лицо с чересчур яркими красными губами.- Упаду, расшибусь, вся красота пропадет. Умереть не умру, а толку от меня не будет.
Зеленое существо в клетке тоскливо съежилось.
- Ну, виноват я, виноват…- канючил Спилгрим,- не удержался, до того выпить хотелось. Ведь второй месяц, как всухую, ни капли в рот, ни- ни, ни кровиночки.
Лже-король даже подпрыгнул.
- Что ты несешь?!! Безумец! А известно ли тебе, слизь болотная, что негодяй Морквин - этот последыш лесных колдунов, врагов наших вечных, послал в Доглен тайную весточку. Через приятелей своих, лесовиков местных. Мол, в замке  Одела не все чисто. Вампиров тьма и сам король, я то есть, никакой не король, а оборотень болотный. Чуешь, чем это пахнет?
- Чем?- вампир дернул точеным носом.
- Костром. Костром инквизиции. Ведь у Догленского короля теперь гость, посланник  Высокого престола. И с ним преподобный господин Дуфф, знаменитый ловец вампиров с отрядом самых свирепых воинов.
- Как, как?- Спилгрим нервно оглянулся на закрытую дверь.- Как меня отличишь, в таком-то обличье?
- А пытать станут. Под их пытками и праведник себя оговорит. Не то, что вампиром, людоедом и чернокнижником себя признает. И теперь они едут к нам!
- Может, слухи все это, а?
- Нет, дружочек, не слухи. Это мне вампиры Догленские передали. Верно, едут. А тут ты! Ну, чего тебе не хватает? Ведь я тебя из безродных упырей подобрал, на груди взлелеял. Вот, думал, верный мне в старости помощник, опора моя и надежда. Женился бы на принцессе, увез ее в Лиаргиль. Через месяц-два умертвил бы короля Риана, и все. Ты новый король! Пока мазь оборотная не кончится – весь остров наш!
- Но я не хотел,- Спилгрим опустился на четвереньки. От страха перед хозяином натянул мантию на голову.- Само как-то вышло. Этот Кайден меня сразу невзлюбил, как только я в принца обернулся. Я его сюда заманил и в люк сбросил. Спустился проверить, а он еще дышит. Ну, слаб я, слаб! И отпил-то всего ничего, что добру пропадать?
- Ну, ты урод! Вот, что значит - приемыш, не родная кровь. Найдут его инквизиторы мертвого с укусами на шее - вот им и доказательства. Что с трупом делать?
- А пусть в подземелье лежит. День-два и мыши летучие обглодают. А что им  не по зубам, крысы местные догрызут. Одежду с него, чтоб по ней не опознали, я снял, в саду зарыл.- Спилгрим приободрился, выглянул хитро из-под мантии.- Все шито-крыто, я вампир тертый.
- Ладно,- Оркмахи встал, устало махнул рукой.- Идти мне надо. Супруга ожидает. Как-никак, королева-мать. Ты существо злое, бессердечное. Тебе не понять - есть что-то в этом, в счастье тихом, семейном…. Я уж и привыкать начал. А ты еще посиди, подумай крепко. Вот, винишком заморским побалуйся. Оно, хе-хе, куда крови краснее…
- Вино не кровь,- вампир тяжко вздохнул,- много не выпьешь…
- А ты постарайся. А не то я тебя сам на куски изрублю, в землю зарою и в каждый кусок твоего нечестивого тела кол осиновый вколочу!
Спилгрим торопливо, давясь от отвращения, припал к кубку с вином, начал пить и красные струи, будто кровь, полились на белоснежную мантию.
- Ведь можешь, когда хочешь,- примирительно сказал оборотень. И, уже закрывая за собой тяжелую низенькую дверцу, закончил нараспев.- А поверх кусков твоего тела сад розовый разобью, и поливать стану. Люблю я розы, особенно  красные. Утром букет срежу, еще с росой прозрачной и супруге моей, на шелковые подушки. Чувствительно! И детишки, детишки румяные пусть в цветнике резвятся, девушки поют, хороводы водят. А ты лежи, милок, слюнки пускай, не в силах из могилы подняться. Страдай за жадность свою неуемную…    

                глава седьмая

                В замке

Масло в фонаре кончилось, но теперь в нем уже не было надобности. Тимофей прикрыл за собой дверь в подземелье, спрятал фонарь в нише стены и огляделся.
Сумрачный каменный тупик без окон и дверей, метрах в пятнадцати впереди выходящий в широкий переход с высокими сводчатыми стенами.
Где-то за поворотом,  на стене горел, потрескивая, факел. Отблески невидимого огня, красноватыми сполохами играли на  черных бугристых камнях. Было тихо. Башня казалась нежилой.
Тимофей подошел поближе к огню и только теперь, как следует, оглядел свой наряд. Нечего было и думать, как советовал Морквин, выдавать себя в нем за заморского принца-жениха. Даже до пребывания в подземелье он мог сойти разве что за удачливого старьевщика.
Эти желтые туфли с высоко загнутыми носками, выигранный в кости красный камзол, дурацкая чалма с поддельным изумрудом… А зеленый жилет, размеров на восемь больший, чем камзол, полосатые чулки и шерстяной плащ, бывший еще недавно девственно белым, а теперь изодранный в клочья, перепачканный грязью и кровью, с застрявшими кусочками сухих  нетопыриных крыльев…. Да еще этот странный запах!
- Довольно безвкусно,- повторил он вслух.- Придется придумать другую историю. А что, если сказаться фокусником, факиром? В замках, должно быть, полно этой братии. Астрологи, хироманты…
Змея чуть ослабила кольца, угрожающе зашипела. Ворона на плече замерла.
- Не нравится?- не понял Тимофей, но через секунду сам услышал то, что насторожило его спутников.
Впереди, за поворотом раздались частые шаги, лязганье железа. Он спрятался за выступом в стене, переждал, пока все стихло, и осторожно двинулся вперед. Вышел в переход, огляделся.
Высокий сводчатый потолок. Те же бугристые стены. На весь коридор - один факел и сбоку от него узкая арка с лестницей наверх.
Неожиданно, из арки выскочил человек с пустым подносом, пробежал по направлению к нему еще несколько шагов и вдруг замер, словно наткнувшись на невидимую веревку.
На вид ему было  лет восемнадцать- двадцать. Он был в белом поварском колпаке и неопределенного цвета засаленном фартуке.
- Э-э,- протянул Тимофей.- Ты шустрый малый. Наверное, ты здесь за главного?
Поваренок молчал, таращась на ворону. Переведя взгляд ниже, он обнаружил и гадюку.
- Ну да,- веско сказал Тимофей.- У нас, факиров, всегда так. Говорящая птица и ученая змея. Непременные помощники фокусников и предсказателей. А я и есть новый замковый предсказатель. Меня как раз королева к дочке своей послала, к принцессе, значит. Иди - говорит - сон ей вещий растолкуй. И вообще, за жизнь поговори, попредсказывай немного…
Поваренок, наконец, проглотил застрявший в горле ком, заулыбался щербатым ртом.
- Во-он оно что! А я себе  думаю - кто это в Северной башне бродит? Даже струхнул малость. Здесь ведь и не живет никто. Только принц Лиаргильский ночует - жених принцессы нашей, да еще король вечерами заглядывает. И все, целый день никого. Кто сюда сам пойдет?
- Ну, я здесь человек новый,- сказал Тимофей как можно спокойней.- В замке еще и дня не пробыл. В дороге непогода застала, карета сломалась.  Перепачкался весь, устал. Вот и заплутал ...
- А почему без провожатых?- поваренок, несмотря на недалекость, оказался, как назло, хитроватым и подозрительным.- У нас без провожатых гости не ходят. Даже я принцу ужин с двумя стражниками ношу.
- Это большая честь, - сказал Тимофей.- Принцу ужин подавать. Ты далеко пойдешь. Быть тебе главным поваром. Дай руку, я тебе судьбу предскажу… Что, кстати, ест принц Лиаргильский на ужин?
Это был хороший вопрос! Поваренок оглянулся, приблизил длинное лицо к уху Тимофей и быстро зашептал:
- То-то и оно! Что их светлости ни подашь, ничего не ест! Берет и велит за дверью дожидаться. Меня-то Ричи зовут. Ричи - гнилое яблоко. Меня не проведешь! А через полчаса – говорю - пустой поднос возвращает. Но я-то знаю - он все в окно выбрасывает, даже вино заморское выливает. Лучшее самое, что ему господин главный повар присылает. И паштеты гусиные - ах, какие нежные, с ароматными травами и заморскими специями, и окорок, и сыра белого пол головки вчера выкинул. На кухне говорят - это он от любви сохнет. Вот я и думаю - ты сохни, а зачем добру пропадать?
 Тимофей проглотил слюну, пошутил.
- Знать бы, где то окно…
- Ишь, умный!- захихикал поваренок.- Да у того окна оба младших повара кормятся.
И он протянул Тимофею узкую грязноватую ладонь с обгрызенными ногтями.
- Только платить-то мне нечем, Ваша милость. Зато я вас в Главную башню провожу и лестницу, что к принцессе в покои ведет, покажу. Вы мне только скажите - выйдет за меня Мэви или нет. Ну, хоть в следующем году…
- Нет,- сказал Тимофей, водя пальцем по затейливым линиям на ладони,- не пойдет за тебя Мэви.
- Как так?!- Ричи Гнилое яблоко открыл рот, и Тимофей догадался, откуда у него такое странное прозвище.
На длинном худом лице открылось такое отверстие, куда легко можно было забросить и самый спелый плод, нисколько перед этим не надкусив его.
- В этом году ты женишься на богатой вдове,- изрек он со значением.- К тому же она будет уважать, и слушаться тебя, и никогда не назовет Яблоком.
- Это что, хромоножка дальней фермы?
- Бери выше.
- Да неужто, Ваша светлость, вы говорите о Синни Белые подушки? Она меня и не замечает. Ей, поговаривают, сын бондаря мил.
- Ты задаешь слишком много вопросов, - Тимофей начал терять терпение.- После нового урожая она разглядит в тебе то, чего ты и сам пока не видишь. Ну, где принцесса?
- Ступайте за мной, Ваша милость.- Озадаченный предсказанием, поваренок вывел Тимофея во внутренний двор замка.
Начинало смеркаться, и по недавно выпавшему  снегу ползли пурпурные и голубые тени. Тусклый свет падал из стрельчатых окон, отражался от поверхности снега, бросал дрожащие отблески на каменную кладку.
Наверху тихо звучала арфа. Чуть поодаль, у хозяйственных построек, под деревянным навесом, стояли несколько нераспряженных лошадей с неразличимыми из-за сумерек гербами на чепраках. Рядом суетился конюх.
- Ступайте прямо, Ваша милость,- сказал Ричи,- через главный зал. Там теперь король с королевой и несколько баронов ужинают. И наверх, по левой лестнице, через галерею. Принцесса со служанкой, верно, у себя.
Он еще сделал несколько шагов, оставляя грязные следы на совсем тонком снежном покрове и, не прощаясь, растворился у темной стены.

Надо было торопиться. Скоро слух о новом предсказателе, который заблудился в двух башнях, разнесется по замку.
Тимофей приосанился, зачем-то поправил чалму и решительно вошел Главную башню. Массивная дверь скрипнула. Канделябры на стенах вспыхнули ярким светом, испуская клубы дыма и роняя вниз тяжелые капли воска. Холодный ветер, ворвавшись снаружи, пригнул пламя свечей.
Длинным пустым переходом Тимофей миновал открытые двери кухни, откуда доносился умопомрачительный аромат жареного мяса.
На вертеле, с шипением и треском, жарилась кабанья туша и, приставленный к ней поваренок поворачивал ее над огнем, поливая жиром. С десяток поваров слаженно крутились между очагом и двумя огромными разделочными столами.
Дальше по коридору была еще одна неплотно прикрытая двустворчатая дверь. Распахнись он хотя бы наполовину, и в нее свободно прошло бы стадо груженых слонов с погонщиками по обеим сторонам.
Возможно, во времена строителей замка, братьев-великанов, исполинские размеры двери были просто суровой необходимостью. Зимние ночи в горах долгие, а масло для факелов и тогда было дорого. Не биться же братьям всякий раз головой о несокрушимые дверные косяки! Зато измельчавшие их потомки вполне могли устраивать конные рыцарские турниры, не покидая пределов Главного зала.
Теперь из-за двери доносились звуки ужина. Звенела посуда, слышались оживленные голоса. Тимофей подкрался, осторожно заглянул в щель между створками.
Зал больше походил на пещеру. Сводчатый потолок украшал лепной герб. И он же был высечен из мрамора над огромным каменным очагом. По обе стороны от  фамильного герба висели старые, со вмятинами продолговатые щиты, принадлежавшие отцу и деду Одела.
В центре зала, на возвышении, установлен был длинный широкий стол, во главе которого сидели король с королевой, несколько его баронов и десятка полтора гостей.
В компании были застигнутый непогодой священник, тяжело вооруженный воин в дорогом, но испачканном дорожной грязью плаще, невзрачный толстый монах нищенствующего ордена и двое, по виду знатных молодых людей в роскошных камзолах и с кислыми лицами - явно отвергнутых женихов.
Перед благородными гостями, взад-вперед сновали слуги, меняли многочисленные блюда, подливали вино. Несколько менестрелей довольно гнусаво пели, аккомпанируя себе на арфе.
Главный повар, через арку, соединяющую кухню и зал, лично внес поднос с сочным дымящимся мясом и торжественно обошел ряды пирующих. Последовала целая вереница чаш и подносов, которые с гордостью проносили по кругу, прежде чем предложить блюдо хозяину и его веселящимся гостям.

Раньше подобные пиры случались не часто. Одел был достаточно скромен в быту, а возможно, и скуповат. Теперь же пышные застолья устраивались едва ли не каждый день. Оборотень наверстывал упущенные на болоте радости жизни. Обитателей замка и гостей подобное обстоятельство очень даже устраивало.
У противоположной очагу стены стояли еще два стола, с расположившимися вокруг них простыми воинами. Перед ними дымились тарелки с ароматным бульоном. Они ели грубый хлеб с мясом, передавая по кругу кружки с элем, которого на столе было в избытке.
Тимофей проглотил набежавшую слюну. Попытался вспомнить, когда и что он ел в последний раз, подумал - и в замках люди живут…
Потом он вгляделся в лицо короля. Ничто не указывало на то, что в дородном осанистом теле, под благородной седовласой внешностью и львиной повадкой скрывается мерзкий болотный оборотень.
Тимофей вдруг заколебался. Почему он должен верить Морквину, колдуну, явно желающему загрести жар чужими руками?
Тут он заметил отвратительного двугорбого карлика в зеленых лохмотьях и шутовском колпаке с бубенцами. Горбун сидел на цепи у ног короля, подбирал объедки, что-то бубнил.
Тимофей с надеждой посмотрел в глаза вороне. Поймал немигающий взгляд змеи. В опустевшей голове ясно прозвучали слова Морквина:
- Промедлишь, и мы погибли. Если тебя схватят, повесят на рогатине, как лазутчика. И разбираться не станут. Обычай у них такой. А мне верь. Моя семья с оборотнями не одно поколение воюет. Мы друг друга в любом обличье узнаем…

Тимофей вернулся к двери, ведущей в кухню. Спрятал поглубже за пазуху змею и ворону. Набрал в живот побольше воздуха, задрал подбородок и, напустив  на лицо подобие надменности, нырнул в ароматное облако.
Некоторое время повара его не замечали, занятые приготовлением очередных блюд.
На столе высился огромный пудинг с фруктовой начинкой. На огромных блюдах споро раскладывались  фрукты, густо обсыпанные желтоватыми кристалликами сахара.
На другом столе, дожидаясь своей очереди, царила огромная рыба с позолоченной чешуей, стояли, приправленные пряностями мясные и рыбные паштеты и начиненные олениной пироги с хрустящей корочкой.
Тимофею показалось, что пол уходит у него из-под ног. Справившись с голодом, он подошел к вспотевшему главному повару, следившему за приготовлением множества пирогов с мясной и рыбной начинкой, которые нужно было вовремя вынуть из печи на лопатке с длинной ручкой, как только они испекутся, чтобы освободить место для следующей партии.
- Благословен учитель, воспитавший такого чудо-повара. Дела, как видно, идут неплохо?
- Чтоб и у вас они шли не лучше,- Повар с трудом оторвался от дела, неохотно поклонился.- По Божьей воле и милости нашего короля, я уже двадцать лет, как служу на этой кухне. Не окажете ли мне честь, добрый мой господин, назвать свое имя? Могу ли я вам чем-нибудь помочь, или вы посетили нас исключительно из любви к праздным разговорам?
Говорил он весьма учтиво, но маленькие глазки его, всплыв из глубины пухлых, багрово-сизых щек, с недоверием разглядывали странный наряд Тимофея.
У гадюки за пазухой начались голодные судороги. Как она там в таком тесном соседстве с вороной?
- Дело не в том, кто я,- душевно сказал Тимофей.- Хотя и стыдиться мне нечего. Имя мне Тимофей, и я личный повар короля Риана, отца принца Вильмета, жениха вашей принцессы. Выписан специально из Индии.
- Из Индии?- Повар открыл рот, демонстрируя  превосходные волчьи зубы, а Тимофей, не краснея, продолжал:
- Важно также не то, что вы, уважаемый, можете для меня сделать, а то, чем я могу вам помочь.
- Ннну,- только и выдохнул толстяк, не в силах оторваться от блистающего в центре чалмы поддельного изумруда.- И чем же?
- А вы угадайте,- нагло сказал Тимофей, лихорадочно соображая, как же должен вести себя настоящий повар Лиаргильского короля.- С трех раз. Но чуть позже. Пока же я должен сообщить вам, что до моего короля дошли слухи о том, что его единственный сын, принц Вильмет, гостящий теперь в вашем замке, очень болен. Возможно, он уже при смерти.
Повар даже сел, едва не угодив при этом в приготовленную квашню.
- Как же так? Чем?
- Принц ничего  не ест и не пьет,- Тимофей «набирал обороты».- Несмотря на все ваши хваленые блюда, день ото дня чахнет. А ведь в Лиаргиле у него был отменный аппетит и крепкое здоровье. Уж не отравлен ли он?! Если, не приведи Бог, с принцем что-нибудь случится - война! И первый, кого призовет к ответу мой господин, когда захватит этот замок - а он его захватит - армия Лиаргильского короля многочисленна и сильна - первым будет главный повар, уморивший его сына.
- Но я не виновен!- заламывая руки, толстяк закружил вокруг твердо стоящего в центре кухни Тимофея.- Я ли не старался?! Верчусь, как белка, все, все лучшее, что есть в замке - принцу! Все амбары, погреба перевернул. Каждый день новое, а он в окошко, в окошко…. Да чем вы его там кормите?!- Повар всхлипнул.- Что теперь будет?
- Суд короля скор, но праведен,- успокоил его Тимофей. Думаю, виновного истолкут в порошок и запекут в поминальных блюдах. Но, возможно, зажарят сразу и раздадут голодным. Король Риан великодушен!
Изо рта у повара пошли разноцветные пузыри. Он пучил глаза, хрипел:
- Сжальтесь, спасите меня, добрый мой господинчик! Замолвите хоть словечко, ведь сами оглянитесь - мы ли из кожи вон не рвемся?
- Все так,- неожиданно согласился Тимофей.- Принц умирает от неразделенной любви. На самом деле, во всем виновата ваша капризная принцесса, которая все откладывает день свадьбы.
- Истинно, истинно, Ваша светлость, дражайший мой Тимофей! Она, она во всем виновата! Все-то ей не так, то грустит, то плачет. Выходит не часто, видеть никого не желает, а с вечера и вовсе не спускалась, даже к ужину. У служанки ее, бедняжки Тенил, жених намедни исчез, так утешает ее, ангельское сердце…
 Тимофей хмыкнул.
- Вот именно. Если принц умрет, виноватым все равно назначат главного повара. Не принцессу же в порошок толочь. Но я здесь не затем, чтобы судьбу предсказывать. Три дня и три ночи скакал я из самого Лиаргиля, чтобы спасти принца и свадьбу ускорить.
- А что, есть надежда?- слабым голосом спросил повар, почти смирившийся с участью самому попасть на стол кровожадным родственникам влюбленного принца.- Может, подадим ему мой знаменитый фруктовый пудинг с голубикой? Вдруг понравится?
- Не понравится,- отрезал Тимофей.- Хотя, я уверен, лучшего и к столу Высокого Престола не подают. Все равно принц, кроме свежей крови, ничего не употребляет…
- Свежей… чего?- повар громко икнул.- Вольно вам так шутить. Не до смеху мне теперь…
- Вот что,- сказал Тимофей.- Принца еще можно спасти, но надо все сделать очень быстро. Я приготовлю специальный кремовый торт «Белая голубка». Поверьте мне, уважаемый,- это индийское блюдо и мертвую принцессу заставит развеселиться и самой тащить принца под венец. Сыграем свадьбу, и все будут жить долго и счастливо. Даже главный повар…
- Ммм,- замычал толстяк,- право, не знаю. За все блюда в замке я отвечаю головой. А уж для принцессы…               
              - Но все продукты ваши! Немного крема, взбитые сливки, глазурь. Этим не отравишься.
- Идет,- сказал повар.- Все равно ведь, что в блины раскатают, что здесь повесят.
Решившись, он дал знак помощникам. Мгновенно на столе появились крем в большой глиняной чашке, мука и целый кувшин взбитых сливок. На блюде оказалась гора свежих ягод, засахаренные цукаты, венчик, лопатка, маленькая корзинка с куриными яйцами и пряности в крошечных закрытых горшочках.
За пазухой у Тимофея началась нервная возня. Чтобы избежать провала, он быстро сказал:
- Оставьте меня на пару минут. Рецепт индийский, секретный.
Повар пожал плечами, отступил. Остальным и вовсе было не до него. Поварята метались, как заведенные.
Тимофей отвернулся, высадил на блюдо ворону, прошептал слышанное от Морквина имя птицы:
- Твое время, Стела, выручай. Побудешь белой голубкой.
И он наскоро обмазал ее кремом, налепил побольше густых взбитых сливок, обложил цукатами.
- Только не шевелись,- умолял он, полагаясь единственно на талант Морквина - дрессировщика.- На тебя вся надежда.
Стела молча приоткрыла клюв, и он вложил в него, одну за другой, несколько засахаренных ягод.
Тотчас высунулась змея и, получив сырое яйцо, вернулась на грудь. И вовремя…
Подкравшись, повар заглянул через плечо Тимофея и, с удивлением, поцокал языком:
- Торт красавец! Вы, Ваша милость, весьма искусны в нашем ремесле. Голубка - как живая,  вот-вот полетит. А уж быстро-то как, никому не угнаться. Вот вам куртка, ступайте теперь к принцессе.
- Ты славный парень,- сказал Тимофей.- И повар знатный. И я тебя отблагодарю. Давай шапками махнемся!
- Это как?
- Ну, как принято у нас, индийских поваров. Я тебе свою парчовую подарю, с редким изумрудом, такой не у всякого раджи есть. Я ведь вижу, как ты на него запал. А ты мне свой колпак поварской, на добрую о себе память. 
Повар с такой жадностью разглядывал камень, что маленькие глазки его, впитав в себя всю ядовитую зелень подделки, приобрели тот же бутылочный цвет.
- Я бы с радостью,- промямлил он,- но это колпак главного королевского повара, с вышитым на нем гербом Оделов. А ну, кто спросит: что да как?
- Как знаешь,- равнодушно сказал Тимофей, чувствуя, как с каждой секундой уходит его время.- За этот камень ты купишь себе не только дюжину новых колпаков с  вышитыми замковыми гербами, но и настоящий замок.
- А, ладно!- Повар сорвал с головы высоченный, сияющий белизной колпак. Обнажив потную лысину, протянул его Тимофею в обмен на чалму. Потом торопливо спрятал трофей в сундук сбоку от очага и почти вытолкал «индийца» из кухни.
- Если что - я ни при чем!- крикнул он вслед.
Не мешкая, Тимофей пристроился к двум слугам, вносившим через арку в зал длинное блюдо с запеченной рыбой.
У подножья широкой, слабо освещенной лестницы, он отделился от них и, не чуя под собой ног, взлетел на галерею.
Никто из пирующих внизу не обратил на него внимания.
С галереи открывался короткий переход вглубь башни, и начиналась удобная винтовая лестница на верхний этаж.

Через несколько минут, слегка запыхавшись, он уже стоял перед закрытой дверью, которую охраняли двое стражников, больше похожих на перевернутые пни от баобабов. Вооружены они были сверкающими алебардами на толстых древках и тяжелыми длинными мечами.
Стражники маялись от скуки, духоты и тяжелых доспехов.
- Здравствуйте,- вежливо сказал Тимофей.- Красивая у вас форма. Я новый главный повар. Специально по приказу королевы испек особый торт для принцессы. Вы не подскажете, где я могу ее повидать?
- Принцессу?- эхом повторил стражник, стоявший справа от двери и от его голоса перья у вороны зашевелились даже под слоем крема и взбитых сливок.
- Новый повар…- шевельнулся левый, и от его голоса цукаты на перьях голубки стали по стойке смирно.- А старый куда подевался?
Тимофей с достоинством поправил на голове большой ему колпак с королевским гербом.
- Старого повесили на воротах,- заявил он, не моргнув глазом.- Он суп черепаший пересолил. Так где, говорите, принцесса?
Пораженные новостью, стражники расступились.
- Проходи!..
Не дожидаясь дальнейших приглашений, Тимофей толкнул дверь и вошел в покои принцессы.
- После двадцати лет службы?!- Стражники переглянулись.
- Повесили?
- За щепотку соли…
- А я ему должен остался,- выдавил левый.- Два золотых, с прошлого еще года. Теперь не отдавать.- Он немного повеселел, потом добавил, с сомнением.- А может, он вампир, оборотень какой, а не повар?
- С чего ты взял?
- А вежливый очень. Все вампиры вежливые - это я, наверное, знаю. Вдруг соврал?
- Ну, тогда придется долг отдавать. Еще и с процентами.
- Чем гадать, слетай-ка, погляди - висит старый  на воротах? И за начальником караула! Пусть разберется, что это за повар такой. А я здесь покараулю!
   
Когда времени нет, действовать надо прямо и грубо. После посещения королевской кухни живот у Тимофея совсем подвело. Он с трудом удерживался от того, чтобы не облизать крем с вороньих перьев. Ну, хоть ягодку проглотить, из тех, что украшают подножие торта.
«Скажу тетке - с раздражением думал он о принцессе - что в замке  пруд пруди оборотней и вампиров. И папаша ее - двугорбый карлик! И домой, домой…»
Змея же, напротив, после проглоченного яйца была благостна, поминутно задремывала, плотоядно облизывалась раздвоенным языком.
«Ладно,- взял он себя в руки,- с принцессами так нельзя. Они существа тонкие, ранимые, а ты,- тетка…. Придется все-таки в обход, деликатно».

Покои принцессы, по сравнению с тем, что Тимофею довелось увидеть на нижнем этаже и в подземелье, оказались довольно скромными.
Если внизу, где пировал сейчас оборотень, вполне можно было сыграть футбольный матч между двумя командами в полном составе, да еще и посадить на трибуны сотни полторы болельщиков с группами поддержки, то здесь нашлось бы место разве что для игры в домино.
Бывший когда-то единым, верхний этаж замка со временем разделили на длинный зал, где на противоположных стенах горело всего по одному факелу, и отделенную открытой аркой комнату принцессы, на пороге которой и замер теперь Тимофей.
Комната была жарко натоплена и ярко освещена. На стенах - красочные гобелены, зеленый бархатный балдахин и толстые пледы из овчины возле потрескивающего камина.
Две девушки грелись у огня, не замечая пока незваного гостя, тихо переговаривались.
- Совсем не смешной этот новый шут,- говорила одна, с сияющими от огня светлыми волосами, перехваченными тонким золотым обручем. Одета она была в тунику цвета слоновой кости, поверх оранжевого платья.- Горбатый, маленький и грустный. Повторяет все одно: я король, я твой отец…. Даже жалко его. И отец все твердит: выходи за принца! Стар я, замку хозяин нужен. А он такой странный, этот принц. Ласковый, говорит гладко, и из себя видный…. Совсем на других не похожий. А только страшно мне с ним. И будто слабну я…
- Ну, так и не тяните, решайтесь скорее, Ваше Высочество!- вторая девушка, с медными волосами, в зеленом бархатном платье и бархатных туфлях в цвет с меховой подкладкой, почему-то всхлипнула.- Настоящий кавалер! И как он вас любит! Теперь такого не встретишь. А мой пропал. Третий день как исчез, даже не попрощался. Чует сердце: беда с ним…. И зеркала все куда-то запропастились. Во всем замке, кроме вашего, ни одного не осталось…. Где они?
Тимофей деликатно кашлянул, выступил из тени.
- Известно где. Все вампир прибрал, чтобы не понять было, кто он. У них, у вампиров - всякий знает - отраженья-то нет!
Обе девушки, как по команде, обернулись. Рыжеволосая служанка - как определил Тимофей - от неожиданности вскрикнула, но плакать перестала.
Принцесса внимательно оглядела незнакомого юношу в гербовом колпаке главного повара и с кремовым тортом на подносе.
- Как ты вошел? Кто ты, незнакомец?
- Некоторые говорят, что спаситель принцессы,- Тимофей заметно нервничал. Что-то подсказывало ему, что время, отпущенное на знакомство с принцессой, стремительно истекает.- Нельзя вам за принца замуж, Ваше Высочество! Это вампир в чужом облике. А карлик не врет - он и есть настоящий король Одел, отец ваш…
Сохраняя поразительную выдержку, юная принцесса заметила:
- Но у короля на голове корона. И мой отец сидит теперь на троне, а карлик на цепи… под столом.
Руки Тимофея, держащие поднос с кремовой вороной, начали затекать.
- Не всякий король, кто на троне сидит. И не тот шут, кто бубенцами звенит. Болотный колдун украл тело короля, а самого Одела запер в своем старом двугорбом. Еще и куражится теперь, на цепи его держит.   
Принцесса на мгновение задумалась. Служанка тихо заплакала о своем. Понимая, что сейчас окончательно разобьет ее сердце, Тимофей сказал, даже не подозревая, что снова говорит правду:
- Ваш жених, милая Тенил (имя служанки он запомнил из разговора с главным поваром), вовсе не оставил вас, не попрощавшись. Но он что-то заподозрил, и вампир убил его.
Служанка молча сползла на пол.
Прекрасное лицо принцессы чуть заметно дрогнуло.
- Как я могу доверять вашим словам?
Видно было, что свойственное ее сану спокойствие дается ей из последних сил.
- Отмените свадьбу, Ваше высочество! Хоть отложите, помощь придет! Поверьте, я здесь, чтобы спасти вас…- Тимофей загорячился, хотел еще что-то сказать, как-то убедить принцессу в своей правоте, но осекся.
Краем уха он уловил сначала еле слышный, но через секунду-другую, совершенно отчетливый шум. Ошибиться нельзя было и при всем его жгучем желании. Он не успеет покинуть мышеловку, в которую совсем ненадолго, как клятвенно заверял его Морквин, ему пришлось заглянуть.
Он различил гулкий топот множества ног, обутых в грубые кожаные сапоги, лязганье металла о камень. Вверх по винтовой лестнице спешила стража.
Он еще раз учтиво поклонился, тихо, но внятно проговорил, не в силах оторваться от серых глаз принцессы.
- Чтобы вы мне поверили - вам будет знак. Если я говорю правду, эта кремовая голубка улетит. Вы только окно откройте…
За спиной у Тимофея раздался грохот.
- Не выходите за вампира!!- успел еще выкрикнуть он, и двери с шумом распахнулись.
Комната заполнилась вооруженными людьми, сразу став тесной. Командовал стражей высокий стройный красавец в черном кожаном камзоле со стоячим кружевным воротником и черных, облегающих ноги сапогах.
Очень бледное, почти белое лицо его обрамляли смоляные волосы до плеч. Глаза были малоподвижны и так черны, что и зрачков не различить. И странные впечатление производили на таком почти бескровном лице длинные, ярко-красные губы.
- Ну, что вы? Какие вампиры, милейший? Принцесса выходит за меня!- голос принца, а именно он привел стражу, оказался неожиданно мягким, даже приятным. Принц сам пожелал задержать негодяя, оставив начальника замковой стражи за дверью.- Хватайте его!!- приказал он, но прежде, чем солдаты набросились на Тимофея, изображавшая до последнего белую голубку Стела расправила крылья и, выдираясь из застывшего крема, вспорхнула под потолок.
Стража оцепенела. Принцесса чуть приоткрыла узкое витражное оконце и, сделав прощальный пируэт под сводом комнаты, птица покинула замок.
Ожив, солдаты мигом скрутили Тимофея. Принц подошел, жестко взял его за подбородок, посмотрел страшно.
- Кстати, Ваше Высочество, как он здесь оказался? Стража на воротах его не впускала, повар на кухне не видел. Не тот ли это вампир, о котором все говорят? И слова его для того только, чтобы поближе к вам подобраться. А птица ожившая? Да он чародей!
Принцесса и очнувшаяся служанка в замешательстве смотрели на Тимофея. Солдаты так заломили ему руки, что, казалось, плечи вот-вот выскочат из суставов. Но он все же улыбнулся.
- Вы принцу зеркало под нос суньте. Все и увидите…
- Довольно, негодяй!- закричал «принц».- Увести его!
И Тимофея волоком потащили из комнаты.
«Принц» же галантно поклонился, пропел медовым голосом:
- Ничего не бойтесь, любовь моя! Ни один вампир вам не повредит. Я о вас позабочусь…
Он еще раз откланялся и, пятясь, оставил девушек, аккуратно притворив за собой дверь.               
      
                глава восьмая
                Морквин

Позапрошлой ночью Морквину был сон. Снился ему Шамас, древний колдун, которого уже лет сорок, а то и больше, никто не видел. Дед Морквина знался с ним накоротке, частенько бывал у него в Северном лесу, да и Шамас не раз гостил на водяной мельнице.
Отца своего и матушку Морквин помнил плохо. Он рано осиротел, потеряв родителей  совсем в нежном возрасте, во время бури 1314 года, заставшей их на берегу, но, говорят, Шамас уже задолго до того перестал выходить к людям.
Понятно, что Морквин слышал о Шамасе только из рассказов своего дорогого дедушки, воспитавшего его на приходившей в упадок водяной мельнице.
Дедушка  происходил из старинного колдовского рода, но дела житейские, хозяйство, а главное, родившийся довольно слабым Морквин, не позволяли ему отдавать слишком много времени семейному занятию. А колдовство, как никакое другое дело, требует от Мастера всей его жизни.
Кое-чему он все же научил внука. Основам, так сказать, ремесла. А поскольку Морквин оставался последним представителем  своего рода, и с ним могла угаснуть древняя колдовская ветвь, дедушка отдал его в обучение Мастеру Тромму.
У старины Тромма, недалеко от Черного озера, была своя школа, где  Морквин провел долгих двенадцать лет.
Он быстро преуспел во всем, чему учил его суровый старик. Ведь - по словам самого Тромма - отпрыску такого древнего рода не надо ничему учиться, а следует всего лишь вспомнить то, что он и так несет себе, подобно хорошей собаке, получившей по наследству почти все свои достоинства.
Лишь несколько недель в году Морквин бывал дома, на мельнице, когда осенью Мастер распускал учеников на короткие каникулы.
В эти недолгие дни дедушка откармливал юного Морквина до размеров, подобающих мужским представителям их рода, а заодно и пичкал его бесчисленными старинными легендами, где непременно действовал  кто-нибудь из его предков.
Морквин отъедался, одновременно постигая секреты приготовления любимого им грибного супа, пирогов с ягодами, рыбы, медовых лепешек, варенья из ежевики и восхитительного пышного белого хлеба.
Дедушка же передал ему семейный рецепт  пивоварения, которое, повзрослев, Морквин поставил на широкую ногу.
Потом началась война. Сначала Оркмахи решил вытеснить Тромма с Черного озера. Некоторое время Морквин провел в плену у болотного оборотня, едва не погиб, но вырвавшись, тут же угодил в самый котел штурма войсками Одела лесной крепости Тромма.

 Тогда исчезло все. Озеро поглотило дом со всеми его обитателями.  Тромм погиб, большинство его учеников тоже.  Одновременно король напал на болото и разорил гнездо оборотней.
Чудом спасшемуся в наводнение, Морквину удалось бежать и, раненый, прячась по лесам от рыщущих солдат, он все же добрался до своей мельницы.
Но и там его ждало потрясение. Он никого не застал. Дедушка умер, так и не дождавшись его.
Кое-как залечив раны, Морквин засеял поле пшеницей и хмелем, и принялся за дело, к которому всегда по настоящему лежал его сердце.
Он стал печь хлеб и варить свое темное имбирное пиво. А колдовство - что ж, если кто и заглядывал к нему с подобной нуждой, Морквин никогда не отказывал и платы за ворожбу не просил, строго следуя дедушкиному наказу: сколько положат, на том и спасибо.
Постепенно о нем узнали. И даже знатные господа из Доглена - тайно, конечно - наведывались на мельницу, чтобы молодой колдун взглянул на линии у них на ладонях, составил натальную карту, пользуясь старинными таблицами эфемерид, а то и просто снял порчу или вправил ногу любимому жеребцу.
Но главное- пиво! Уж на что в Доглене понимают в нем толк, но для темного имбирного мельника из Оделена нашлось место и в лучших столичных трактирах, и на столах самых уважаемых семейств.
А его пышный белый хлеб с чудесной глянцевой корочкой, не черствевший и через неделю? Хлеб, за которым приезжали специально с той стороны Худого Холма, что стоит по правую сторону от дороги, если вы идете в Бэнтри.
Так прошло несколько лет. Жизнь, в общем, наладилась. Только вечерами бывало скучно.
Морквину пора было жениться, но только кто ж за него в этакую глушь пойдет? Разве, что дочь знахарки из Бохалин, пышка Ова?
Но всему свое время - Морквин особо не напрягался. Он завел Болотня, ворону со змеей и одноглазого Онгхуса, которого выучил играть в кости и жил себе, как жил…. И вдруг,- сон!
Спит он - снилось ему - на громоздком дедовском сундуке, под самой крышей мельницы, и вдруг открывает глаза.
На краю его постели сидит старик, больше похожий на камень-валун, поросший длинным седым мхом. И такой же тяжелый, даже крышка столетнего сундука прогибается. Старик молчит, смотрит из глубины седых зарослей, и Морквин понимает, что это Шамас, понимает, хотя прежде никогда его не видел. И Шамас начинает говорить:
- Оркмахи уже в замке. В теле короля Одела. Скоро он будет в Доглене, а потом переправится за море. Если его не остановить, уже твои дети родятся в мире, где правят оборотни…
Морквин о детях пока не думал. Он хотел проснуться, но не мог, как ни старался. А старик продолжал:
- Спилгрим женится на принцессе, и в королевских жилах потечет кровь оборотней. Теперь твой черед. Ты должен сделать то, что должен. Я уже мертв, но пока не родился…
Потом он еще говорил, но Морквин понял не все, хотя запомнил все до последнего слова.

Утром он пошел к омуту, где мельничное колесо мерно обрушивало каскады воды, не в силах, впрочем, произвести и малейшую рябь на застывшей неподвижно глади.
Он долго смотрел в черное, гасящее даже солнечный свет бездонное окно. Потом отправился в кладовку, куда при жизни дедушки вход ему был настрого запрещен, и до поздней ночи что-то мастерил.

В полночь, когда полная луна вышла из-за облаков, он открыл вечно запертую дверцу на крошечную веранду, висящую прямо над омутом.
В центре ее он установил тяжелый хрустальный цилиндр, почти до краев заполненный черной водой из омута. Потом, с помощью семи старинных зеркал в тяжелых серебряных оправах и на крутящихся подставках, «поймал» лунный зайчик и, сквозь черную воду в хрустальном цилиндре, направил его точно в центр омута. Тут поднялся ветер,  и, набежавшие ночные облака скрыли луну.
Не досадуя, Морквин поднял к небу обе ладони. Через несколько минут небо очистилось, облаков как не бывало, и Морквин всыпал в хрустальный цилиндр содержимое маленького кожаного мешочка.
Вода вспенилась, Морквин раскрутил ее деревянной лопаточкой по часовой стрелке и, когда в цилиндре образовалась глубокая, почти до дна воронка, с горячей мольбой обратился к тем Силам, которым вот уже тысячу лет служили его предки.
Он просил их помочь ему в том, о чем во сне говорил  Шамас. Он просил спасти Землю и людей, населяющих ее, спасти птиц и зверей от наступающего болота, освободить мир от набравших силу оборотней.

Морквин никогда не обращался за помощью для себя, никогда не рисковал произносить эти древние заклинания, чтобы помочь себе даже в самые лихие времена.
- Сам с усам,- говорил он обычно. Но теперь -  случай особый…
Морквину не было страшно. Свое он отбоялся еще на войне и в плену у оборотня.
- Ты воин,- только и слышал он с детства.- И придет время, когда тебя призовут.
И время пришло, когда он уже и думать забыл, кто он и зачем ходит по этой Земле.
- Кто не знает - не отвечает за свою жизнь так, как тот, кто знает хотя бы часть,- говорил его дорогой дедушка.- А маг- человек Знания. И если обычный человек волен иногда делать, что хочет -  маг делает то, что должен.

И третьего дня Морквин отправился за человеком по имени Тимофей, на которого во сне указал Шамас.
Омут на мельнице был одним из входов в коридоры Силы, от одного такого места к другому. Эти пути, подобно прочным канатам опоясывают Землю, не давая ей разлететься на миллиарды осколков от скопившегося на ней Зла.
И лишь немногим дано мгновенно перемещаться по ним из одного места в другое, из прошлого в будущее и обратно.
Морквин вовсе не был Посвященным. Сказать по совести, не слишком к этому и стремился, куда больше склоняясь к хлебопекарному или пивоваренному ремеслу.
Но Шамас умер, других Мастеров в этой части Света не наблюдалось, и Морквину предстояло сделать то, к чему он совсем не был готов. А ведь еще в школе старика Тромма он хорошо усвоил, что подобные путешествия не безопасны не только для простого человека, но и для рядового мага.
Кто-то мог навсегда застрять в лабиринтах времени, но большинство возвращались - ведь коридоры эти подобны тоннелю, вырубленному в скале - если дошел до одного его конца, на обратном пути уже не заблудишься.
Штука в том, в каком виде возвращались те, кто по своей прихоти или случайно оказывались в урочный час у открытого входа.
Иные оказывались постаревшими лет на тридцать-сорок, а иных и вовсе время выплевывало назад истлевшими мумиями, хотя  для тех, кто знал пропавших, проходило всего несколько часов или дней. Кому, как не Морквину было это знать?
Он поглубже натянул на голову капюшон, влез на низкие перила. Черное зеркало омута внизу начало раскручиваться, все быстрее и быстрей, вокруг точки лунного света, лучом пропущенного сквозь хрустальный цилиндр.
Когда в омуте образовалась воронка, свет спиралью ушел в глубину, сужаясь книзу и, вместе с гудящей водой, описывая сходящиеся круги.
Морквин выпрямился, произнес на древнем языке последние слова заклинания: - Что в малом,  то и в большом. Что внутри, то и снаружи. Что близко, то и далеко,- набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и… ласточкой махнул вниз. 

                Глава девятая
                Назад в подземелье

Болело все. Все тело - сплошная, ни на миг не отступающая боль. От боли разрывалась каждая клеточка. Каждый миллиметр кожи пылал неугасимым огнем, в котором, если бы могло, извивалось и корчилось все его тело. Но даже малейшее движение было невозможно.
Кто-то неведомый раздробил молотком все кости и косточки, все большие и малые суставы, разорвал и раздернул сухожилия и связки.
Что касается головы - то ее размозжили отдельно, большим кузнечным молотом - поэтому ни одна набегающая вроде бы мысль, не способна была зацепиться даже на мгновение и тут же вытекала наружу, соскальзывая по чему-то липкому и разбегаясь на мелкие, совсем уже неуловимые ручейки.
О том, чтобы открыть глаза, нечего было и думать - словно тысячи острых деревянных шипов загнали ему под веки. Возможно, и сами глаза давно вытекли или их выклевали летучие мыши…
Что-то знакомое, даже не успев оформиться, еще больше разожгло пламя боли. Что это?
- Одним словом не ответишь,- кто-то длинно, с присвистом вздохнул, и голос скорбно засверлил, одно за другим отверстия в его разбитой голове.- Надо хотя бы двумя. Хорошим и плохим. Хорошее - ты еще жив. А плохое - это уже агония.
Тимофей еле слышно застонал. Боль тотчас отозвалась новым взрывом. Он вспомнил…

После того, как его скрутили на глазах у принцессы, вампир, занимающий теперь тело принца, открыл по хозяйски потайную дверь в стене. Узкими темными переходами, где волоком, а где и вовсе пронося  над каменными плитами, Тимофея доставили в маленькую темную комнату с высоченным, почти невидимым в свете двух черных свечей потолком.
Что-то вроде каменного гроба, до поры поставленного стоймя. В углу гроба, за простым дубовым столом с шахматной доской, его ожидал король, к которому тут же подскочил Спилгрим.
Стражники вытолкнули Тимофея на середину комнаты и, оставив его, связанного по рукам и ногам, молча удалились.
«Убьют прямо сейчас,- подумал он,- или сперва мучить станут?»
Король-оборотень окинул его мутно зелеными, словно подернутыми ряской глазами. Зрачков под ней было не разглядеть. Потом взгляд его сделался неожиданно ласков, голос зазвучал вкрадчиво:
- Кто ты, юноша?- спросил он просто, и Тимофею показалось, что добрая сотня изголодавшихся пиявок разом потянула из него кровь.
Он чуть не упал на колени, но, удержавшись, ответил вежливо:
- Я, Ваше Величество, всего лишь жалкий кондитер, не достойный чести даже говорить в присутствии своего короля.
- Я, я все скажу!- вампир подскочил к Тимофею и, ухватив его за шею, с такой силой сжал пальцы, что позвонки жалобно затрещали.- Лазутчик он, чародей, отравитель лесной! Проник к принцессе, птицу кремовую оживил, меня, жениха оболгал!..
- Не горячись,- остановил его «король».- Юноша хорошо воспитан, не глуп и собой пригож. Да вот одна беда- это не Морквин. Ты кого мне привел?!
Смущенный вампир закрутился по комнате.
- Сам вижу, совсем не Морквин. Но, что выловили, то, извиняйте, перед вами.- Спилгрим покрутил, будто продавая, Тимофея.- А что? Этот тоже ничего. Если вам, Ваше Величество, не гож, отдайте его мне. Изголодался я без кровицы, отощал, еле ноги ношу. Если не все высосу, так хоть отопью малость. Силушки больше нету терпеть, изнемог я…
Оборотень помрачнел, принялся укорять «принца».
- Хоть перед гостем бы постыдился! Ты же мне как сын родной. Оглянись, вспомни - откуда мы и где теперь? Посмотри - я король! Из горбатого карлика с разоренного болота в славного короля в неприступном замке! А ты?! Красавец, кавалер…. Из мыши летучей, тьфу!.. Ну, зачем тебе кровь пить? На столе лучшие вина, яства каждый день, какие душе угодно. Живи и радуйся! Надо работать над собой, усилия совершать, подвиги. Ты же рыцарь теперь!
Принц потупился.
- А мне-то как стыдно! Только сердцу ведь не прикажешь. Тянет, подлое, на кровь…
Король даже пристукнул по столу, заставив подпрыгнуть тяжелые, инкрустированные золотом и камнями шахматные фигуры.
- Ну, так я сам, своими руками и вырву твое сердце. Лучше одному на троне, чем вампира подле себя держать.
- Я вам не мешаю?- спросил Тимофей.- Может, мне позже зайти…
- Не обращай внимания, дело семейное.- «Король» немного успокоился, огладил ухоженную седоватую бородку.- В каждой избушке, так ага, так ага, свои погремушки. Ты сам-то, чей будешь? Да ты не бычься, я и так вижу - хитрый мельник тебя вместо себя подослал. Верно? Знать, скоро и сам пожалует. Совсем страх потерял этот боров. Так и кружит у замка. Принцесса ему покоя не дает, любит он ее. Да видел ли он себя в зеркале, деревенщина?! Но хитер - первым не пошел - тебя, доверчивого, подставил. Вот и верь колдунам…

Оборотень еще что-то говорил, мерзко хихикая, спрашивал, но Тимофей уже не слушал.
Он силился понять, жива ли затаившаяся у него на груди змея?
Словно угадав его мысли, Спилгрим  рывком разодрал на нем одежду, с отвращением отдернул руки, отскочил, как ужаленный в сторону.
- Какая гадость!!
С груди Тимофея на него смотрела, не отрываясь, холеная зеленоглазая гадюка. Пасть у змеи была угрожающе раззявлена, раздвоенный язык быстро сновал взад-вперед. На изогнутых клыках зрели полупрозрачные капельки яда.
- Что за люди?! Идут в замок, к принцессе, а что за пазухой? Змея! Точно колдун и видно, презлой.- Вампир обернулся к «королю».- Пытать его и на костер!
- Оно бы и так,- король мечтательно улыбался.- Но жизнь в роскоши размягчает. Нет у меня былого задора ни к пыткам, ни к казням. Подобрел я тут. Живу с королевой в любви и согласии. Вот принцессу за тебя отдам, внуки пойдут…. Ведь главное в жизни что? Семья…. И потом: начни его тут пытать, он кричать станет, кровь кругом, грязь. Что люди скажут о своем добром короле? Думай, Спилгрим, о хорошем!
Оборотень вконец расчувствовался, по- отечески приобнял будущего зятя.
- Мы здесь все свои, лицемерить нам ни к чему. Ты, юноша умный,- сказал он, обращаясь к Тимофею,- по всему видно, тоже из колдунов будешь. В другое время я бы подумал над твоей судьбой. Но сейчас не до тебя. Свадьба дочери на носу, хлопоты, сам понимаешь. Так, что не обессудь и, как говорится, в добрый час. А о Морквине не тревожься, мы о нем позаботимся.
И с этими словами он повернул фигурку короля на шахматной доске.
Каменная плита под ногами Тимофея провалилась и, хватив ртом воздух, он рухнул в преисподнюю…

… А Морквину так и передам:
- Сделали, мол, что могли, но не судьба. Вампир больно шустрый оказался, уйти не успели. Ты, Тима, свое отмучился, спи себе спокойно. Не зря соломку таскал, все помягче тебе будет…
Тимофей разлепил потрескавшиеся губы. Или - после страшного падения - у него началось раздвоение личности и он разговаривает сам с собой, или этот благостный, с шепелявинкой голос принадлежит все же уцелевшей змее, и он его понимает.
Так или иначе, но эти добрые слова возымели обратное действие. Вместо того чтобы тихо отойти в лучший мир, Тимофей ощутил небывалый прилив злости.
- Жалостливый ты,- еле слышно выдохнул он, обращаясь  к шевелящейся на его груди змее.- Может, ужалишь? Чтоб не мучился…   
Тут к замутненному болью сознанию Тимофея пробились мерные звуки. Кто-то приближался, уверенно шагая по щебенке, весело высвистывал:
- Спил-грим, спил-грим…
- Только не это,- прошипела змея или голос в разбитой голове Тимофея.
- О, да ты живой!- подошедший «принц» грубо растолкал ногой то, что еще вчера было Тимофеем. Почти сутки после падения пролежал он без сознания на куче гнилой соломы, так предусмотрительно собранной им накануне. И стоило ему очнуться, как, словно чуявший жизнь Спилгрим решил наведаться в подземелье.
 Вообще-то вампир собирался снять с мертвого Тимофея одежду и пригласить летучих мышей. Позднее подтянутся замковые крысы и, через несколько часов, трудно будет отличить свежеобглоданный скелет от тех, что лежат тут не одну сотню лет.
Та же участь была приуготовлена и жениху Тенил, служанки принцессы. Тело его уже три дня лежало в подземелье, но у занятого приготовлениями к свадьбе вампира  все никак руки не доходили. А тут он решил разом избавиться от следов - не позднее, чем завтра в замке ожидали господина Дуффа с отрядом, да и гости вот-вот начнут съезжаться.
- Живой, это хорошо,- заворковал «принц», взвалил Тимофея на плечи и бегом перенес к стене, поближе к лестнице, туда, где прислоненный к ступеням, сидел мертвый стражник.
Глотая от возбуждения буквы, заговорил, закружил вокруг.
- Я ведь, веришь, люблю людей и знаю уже многих. И все же всякий человек для меня тайна. Это как бутылка без этикетки. Вот и гадай - что там, внутри? Вино, а может дрянь какая, уксус ядовитый? Так и человек - что у него за кровь? Кровь - она только с виду у всех одинаковая - красная. Ан нет! Люди разные и кровь у них разная. Я тебе даже так скажу - какая кровь, такой и человек! Бывает кровь людей грубых - охотников или солдат. Всосешь такой, и будто зверь в тебе просыпается. Это не по мне. Это для сосунков. Грубый вкус, грубые чувства. А я вампир тонкий, чуткий. Мне ведь не напиться надо - я ведь не пью, а пробую. Возьми слуг - у них кровь кислая, как молодое вино. В общем, на любителя. У людей благородных и кровь легкая, вроде белого заморского. Есть и другие. Вот ты, к примеру. Какая у тебя кровь? Нет - нет, молчи. Попробую сам угадать.
Вампир пальцем коснулся разбитой головы Тимофея, легко провел по своим растянувшимся красным губам.
- О!- восторженно заверещал он.- Легкая, чистая. Откуда ты, мил человек? В здешних местах такой  кровицы точно не сыщешь. Эх, кабы не хозяин. Веришь, я бы тебе жизнь сохранил, чтобы дети у тебя были. Живи в подвальчике, размножайся. Такого «винного погреба» ни у кого нет. Все бы вампиры от зависти умерли. Из самой столицы приезжали бы…. Жаль, мой король против. Не вампир он, а колдуны кровь не пьют, не понять им, в чем истина…. Ну, да ладно, что это я разговорился? Отопью малость, пока живой ты, и за дело. Я ведь не как некоторые. Я у мертвецов кровь не сосу. Ну, подставляй-ка шейку, милок…
Не дожидаясь помощи от снова впавшего в беспамятство Тимофея, «принц» оскалил клыки и медленно потянулся к его сонной артерии.
Вот он уже примерился, сладострастно раскрыл рот и вдруг…
- Ай!! Что это?!- отпрянув, вампир зажал собственную шею.- Какая боль!
На шее у него кровоточили две глубокие ранки.
В тот миг, когда он уже почти впился в Тимофея - гадюка, высунувшись из-за пазухи - молнией ужалила его прямо под подбородком, чуть выше кружевного воротника и тут же исчезла.
- Да ты вампир!!- от яда Спилгрима быстро замутило. Пошатнувшись, он ухватился за вбитое в стену  ржавое кольцо.- Мне плохо…

В это время наверху лязгнула дверь. В подземелье вошли четверо прикормленных оборотнем стражников из числа северных наемников, плохо говорящих на языке Зеленого острова, но слишком хорошо понимающих язык золота.
Захватив замок, Оркмахи не стал сразу избавляться от очень подозрительного и вечно сующего свой нос, куда не следует начальника стражи - Ансгара. Только он способен был превратить свору вооруженных буянов в подобие дисциплинированного войска.
Все, что колдун сделал - это ограничил, как только мог, его полномочия и подкупил десяток самых отъявленных негодяев из охраны.
 Спилгриму, по-своему хорошо разбиравшемуся в людях, не стоило большого труда определить тех, для кого звон монет куда как дороже королевской присяги.
И теперь четверо, слегка запыхавшихся, вооруженных алебардами, верных ему солдат, стояли перед ним…
- Король зовет!- сказал один.
- Отряд инквизитора у ворот,- коверкая слова, сказал второй.
Двое других ничего не сказали, светя факелами и без любопытства разглядывая покалеченного Тимофея и мертвого жениха служанки, чье знакомое им лицо  Спилгрим прикрыл окровавленной тряпкой.
- Лазутчики,- кивнул он.- Одного убил, второго допрашиваю.
Он развязал кошелек и, борясь с тошнотой и головокружением, дал всем четверым по золотому.- Отправляйтесь к северной стене подземелья, погасите факелы и ждите. Скоро появится третий, самый опасный. Схватить, приковать рядом с этим и ко мне!

                глава десятая
                Инквизитор

Путешествие из Доглена в Оделен сильно утомило господина Дуффа. Тряская - даром, что новая – карета,  левая рессора у которой лопнула еще на мосту через реку Лупп, бездорожье, а тут еще  знаменитая местная непогода.
При его стойкой нелюбви к провинции и обычаю никогда не выезжать за пределы столицы, он ни за что бы не пустился в столь утомительное путешествие, к тому же еще и поздней осенью, в самое предзимье.
Но Догленский король  был так любезен, принимал посланника Святой инквизиции столь радушно, а главное - он был щедр….
Что ж, отец Дуфф - всего лишь скромный слуга Господа. Раз монарх обратился именно к нему - самому известному по обе стороны Пролива гонителю ведьм и колдунов - значит, такова воля Провидения.
Отряд, сопровождавший святого отца в его странствиях по материку, состоял, кроме его собственной, еще из одной, довольно скромной черной кареты с палачом, господином Алвиком и трех десятков хорошо вооруженных конных воинов, весьма ценивших свою службу.
За такое непыльное занятие, как охрана никому особо не  нужного инквизитора, от которого всякий, кто не в ссоре с собственным рассудком, сам старается держаться подальше - почет и завидное жалованье. Это вам не война, где, как известно, и убить могут.
А здесь, самое опасное, что может приключиться - скоротечная схватка с придорожными разбойниками, промышляющими грабежом торговых караванов. Но где сравниться трусливому сброду с опытными и хорошо обученными солдатами, вооруженными, кроме длинных обоюдоострых мечей еще и тяжелыми копьями, облаченными в тонкие, но прочные латы, на тяжелых, рослых, черных, как на подбор конях - единственно к кому отец Дуфф питал хоть какую-то слабость.
В основном же работа отряда состояла в организации оцепления во время казни какой-нибудь бедной женщины, сознавшейся в умелых руках господина Алвика в колдовстве, да в выталкивании застрявшей в грязи кареты с инквизитором.
Но эта дорога и, особенно ночная метель, заставшая кавалькаду всадников на границе графства Долуэр, где и укрыться негде от дующих сразу со всех сторон ветров, вконец измотала всех.
 Лишь к исходу третьего дня, изнуренный и еще более бледный, чем обычно, господин Дуфф оказался у ворот замка короля Одела.
Он вез ему послание Догленского короля, в котором была настоятельная просьба проверить появившиеся слухи о том, что в его замке не все чисто.
А оборотни и вампиры,- это как раз по части господина Дуффа…

Одел встретил гостей с истинно Оделенским гостеприимством. После приема и роскошного ужина, охрану и молчаливого грустного палача с двумя зверообразными подручными, разместили в нижнем этаже Восточной башни, по соседству с комнатами, где жила замковая стража.
Сам же Одел, вместе со своим гостем, слегка осовевшим после затянувшегося за полночь застолья, во время которого он, однако, съел только специально по его просьбе сваренную овсянку и едва ли произнес больше трех фраз, уединились в библиотеке.
- Что ж,- сказал король, как только слуга затворил за ними резные двери.- Не будем ходить кругами. Нам известна истинная причина вашего визита. Вы, святой отец, слишком заметная фигура в этом мире, чтобы могло быть по иному. Признаюсь - я рад вам, как мало кто из добрых прихожан радовался бы визиту самого Понтифика.
Король прошелся по библиотеке, взял с полки тяжелый старинный фолиант в кожаном, с золотым тиснением переплете, помусолил страницы, повернул книгу так, чтобы гость мог прочитать название.
«Молот ведьм»,- знаменитое сочинение великого Торквемады.
- Душевная книга,- Одел улыбнулся в аккуратную бородку. Разве можно теперь узнать в нем - этом достойнейшем представителе старинного королевского рода - мерзкого горбатого колдуна? И разве не забавно будет уговорить инквизитора обвенчать принцессу с вампиром? Скольких этот святоша понапрасну отправил на костер. Почему бы ему, с его славой, для разнообразия не благословить вампира?
Одел снова посуровел.
- В здешних местах всегда было полно оборотней. И всегда Оделы сражались с ними, не щадя живота своего. Но с тех пор, как мы осушили болото и разорили их осиное гнездо, стало тише.- Король коротко глянул на инквизитора. Тот, казалось, дремал, утонув в огромном мягком кресле.
- Вот только мельник…. Последний из Морквинов, лесных колдунов воду мутит. От него все зло. Говорят, этот чародей и вампиром сделался.- Одел выдержал паузу, следя за бесстрастным, гладким, как у скопца лицом инквизитора, закончил приподнято:- Но, благодарение Господу, третьего дня мы схватили колдуна! И где?! У меня под сердцем, в спальне принцессы, моей дочери! Злодей обернулся поваром, околдовал стражу. Успели в последний момент, спасибо принцу. Он мне теперь как сын.- Король только что не всхлипнул от умиления.
- Где он?- тихо спросил инквизитор, совсем не разжимая тонких бесцветных губ. Глаза его оставались полуприкрыты тяжелыми морщинистыми веками.- Где  мельник?
- К сожалению, это лишь его посланник. Он теперь в цепях, в подземелье. Но с часу на час и Самого ждем.  Его имя Морквин  и сети уже расставлены. Что касается пленника, то он к Вашим услугам. Надеюсь, он Вас не разочарует.
- Об этом не следует беспокоиться,- господин Дуфф чуть приподнял веки, вперил в Одела черные горячечные глаза. - У моего палача и король оборотнем назовется.- Он изобразил подобие улыбки, закончил мягко.- Но чуть позже… Мои люди устали, вернемся к делам нашим скорбным с утра пораньше. Одна просьба, Ваше Величество,- инквизитор склонил блеснувшую лысину,- я не выношу сырости. Ревматизм, знаете ли. Пусть для допроса приготовят комнату где-нибудь наверху. Возможно, мне придется провести там не один день…
Одел понимающе улыбнулся. Инквизитор встал.
- А теперь, с Вашего позволения, я бы предпочел отдохнуть.
- К Вашим услугам лучшая комната с горящим камином и слугами,- и король позвонил в  колокольчик.
Тотчас явился лакей, но, оттолкнув его, в библиотеку ворвался принц. Увидев инквизитора, он слегка опешил, но, поприветствовав короля, торжественно сообщил:
- Все, Ваше Величество! Морквин схвачен!
- На все воля Господня,- мягко сказал инквизитор. - Все в сборе. Значит, с утреца и приступим. А вы, дитя мое,- обратился он к вампиру,- что-то бледны. Не зря ваш батюшка, король Лиаргиля беспокоится. Уж не больны ли вы?
- Его укусила змея,- сухо сказал король.- Когда Их Высочество по подвалам колдунов ловили. Ничего опасного, до свадьбы заживет. В подземелье у нас сыро, оттого и змей полно.
Спилгрим, клятвенно уверявший хозяина, что его укусил раненый вампир, метнул на него обиженный взгляд.
- Ну да, ну да,- господин Дуфф, прикрыв мягкой ладошкой зевоту, пожелал всем доброй ночи и, в сопровождении лакея отправился отдыхать.
- Всем спать…   

глава одиннадцатая
                Напутствие Морквина

…- Мертвые сраму не имут,- уговаривал себя Морквин, вправляя Тимофею выбитое плечо.- Я тебя в это дело втянул, мне и отвечать. Вали все на меня…
Тимофей не знал, сколько он еще пролежал в беспамятстве, пока руки Морквина не привели его в чувство.

Сам молодой колдун, прикованный к стене по соседству, тоже был сильно помят, но, как только дверь за последним стражником захлопнулась, занялся целительством.
Он вправил разбившемуся Тимофею суставы, натер ядом, сцеженным у ручной гадюки, которую он по-свойски называл Грином, воспаленные и порванные связки, битый час совершал пассы и творил заклинания над обездвиженным телом.
- Ты маг,- сказал, наконец, Тимофей и пошевелил сначала занемевшими пальцами ног. Потом, осмелев, согнул хрустнувшие в локтях руки, подтянул, сколько позволяла цепь, колени и сел, привалившись к стене.
- Это медицина,- обессилевший, но довольный собой, Морквин устроился рядом, звеня кандалами.
- Как раз то, что мне сейчас нужно. Меня казнят совершенно здоровым.
- Не стоит умирать раньше смерти,- ободрил его Морквин. Несмотря на тон, он тоже был совершенно подавлен.
Доверившись своему сну, он сидел теперь в цепях рядом с тем, кого Шамас прочил в избавители от оборотней.
Сомнения терзали молодого Морквина. Он в точности исполнил все, о чем просил его во сне древний колдун и, после этого - возможно, уже завтра - отправится на костер.
А вдруг, сон - всего лишь обольщение, посланное ему не Шамасом, а самим оборотнем? Оркмахи, в отличие от него, оказался куда как хитер…

Когда Морквин не дождался Тимофея в урочный час - в третий день полнолуния - ему почему-то пришло в голову, что дело, наверняка, уже сладилось, но при раздаче наград и почестей от спасенного короля и благодарной принцессы его могут обойти.
И он сам  отправился в расставленные оборотнем сети.

 Теперь уж точно его не обнесут. Отмерят все полной мерой…
- Вот что,- сказал он, подумав.- У меня есть план. Мой дедушка дружил с водяным. Тот часто повторял - как корабль назовут, так он и потонет. В замке теперь инквизиция и, чтобы отвести от себя подозрения, оборотень наверняка выдаст нас за колдунов. А под пытками и благочестивый себя оговорит. Мне-то все равно не отвертеться, меня тут многие знают. А ты скажись вором. По здешним законам, если ничего украсть не успел, получишь сотню - другую плетей.
- Тоже неплохо,- Тимофей поежился, вспомнив тяжелую руку стражника и толстую, витую из бычьих хвостов плеть у того на поясе.
Если он не ошибся, вся плеть через равные промежутки была перевязана узлами из черной крученой проволоки. Тут не то, что сотни, одного удара хватит, чтобы завершить дело…. Нет, этот Морквин - славный парень. Он всегда желал ему только добра.
- У тебя, помнится, и в начале был план - сходить в замок. Туда и обратно. Всего-то  делов….
- Сделанного не воротишь. Меня, по любому, казнят. А ты, если повезет, уйдешь живым. Только терпи и стой на своем - вор я и точка.
- А другого выхода нет?
- Для тебя - только со мной. На костер.
- А для тебя?
- Если спасешься, найди старого Шамаса. Это ведь его затея. Расскажи ему все, как есть, он поможет. Или нет…

                Глава двенадцатая
                Допрос
    
Ранним утром, часов около пяти, когда от осеннего рассвета отделяет еще целая вечность, невыносимо хочется спать и нет сил даже шевельнуться, за Тимофеем пришли.
Он едва успел попрощаться с Морквином, как дюжий кузнец сбил оковы и двое стражей волоком потащили его наверх.
Небольшая комната, где ему предстояла встреча с инквизицией, оказалась уютной, хорошо освещенной и жарко натопленной. В углу пылал очаг, жесткое кресло с высокой спинкой ожидало хозяина, а узкое конце было наглухо закрыто простыми деревянными ставнями. В стене, под потолком, висело кольцо с короткой цепью и двумя парами кандалов, куда поднявшийся вместе с солдатами кузнец тут же забил ноги и руки Тимофея.
- Не жмет?- с гордостью мастерового за хорошо сделанную работу, он проверил оковы и, собрав молотки и зубила, отправился досыпать.
Вскоре явился палач, господин Алвик, весь в черном, с печальным безволосым лицом и мягкими белыми руками. С грустью он оглядел прикованного к стене узника и приказал вносить инструменты.
Двое его подручных, брат Бенедикт и брат Альберт - оба со сплюснутыми лицами заспанных гоблинов - кряхтя, втащили длинный, похожий на футляр от виолончели, ящик полированного красного дерева.
- Это дедушкин,- виновато пояснил палач,- старомодный. Ремесло наше древнее, секреты только по наследству передаются.
Он аккуратно приподнял крышку, и Тимофей едва не сполз на пол.
Длинные, поблескивающие в бархатных гнездах футляра крючки, клещи  всевозможных форм, от совсем миниатюрных, загнутых на концах, для вырывания ногтей, до огромных, размером с разводной ключ, догадаться о назначении которых  могло только воспаленное настойкой мухомора воображение.
Был там и молоток с широким набором зубил, тиски и тисочки и множество приспособлений, от одного только вида которых задрожал бы и герой.
Непреодолимое желание признаться сразу и во всем овладело Тимофеем. Но никто ни о чем его не спрашивал…
Брат Альберт умело разул его и, покрутив,  сунул почти новые кроссовки за пояс. Босые ноги узника споро заколотили в почерневшие деревянные колодки с двумя металлическими винтами.
По комнате пополз тошнотворный запах засохшей крови.
Палач опустился на корточки и дважды, не спеша, повернул рычаг. Замычав, Тимофей насквозь прокусил собственную губу. Ступни его хрустнули, стали узкими, как у девушки.
Палач повернул второй, установленный перпендикулярно первому рычаг, и ноги Тимофея уменьшились сразу на два размера.

Очаг в углу комнаты пылал. На решетке накалялись длинные изогнутые крючья. Факелы, по два на каждой стене, радостно потрескивали.
Заспанные подручные палача, в надетых прямо на тело кожаных жилетах, из которых торчали лоснящиеся, больше похожие на окорока, плечи, покраснели от жара и предвкушения пыток.
По спине Тимофея ручьями побежал ледяной пот.
- Вы, правда, братья?- спросил он.
- Ты лучше покричи,- сочувственно сказал палач.- Легче будет.
Он еще довернул рычаг и, не оборачиваясь, протянул руку, в которую брат Бенедикт, как  медсестра хирургу, тут же вложил изогнутые щипцы.
- А вот мой дед был кузнецом,- теряя сознание от нестерпимой боли, выдавил Тимофей.- Вот уж хороший инструмент делал.
Палач промолчал, примериваясь, с какого ногтя начать, а Тимофей, скрипя зубами, продолжал:
- Иголку мог отковать. А топоры… через двадцать лет не тупились. Даже сварку кузнечную знал…
Палач вздохнул и, с неохотой, сорвал ноготь с левого мизинца…

Ведром ледяной воды Тимофея привели в чувство, и господин Алвик взял руки связку иголок с засохшей на концах черной кровью.
Тимофей не выдержал. Морквин в подземелье убеждал его ни за что не начинать разговор первым, иначе пытки  будут бесконечны, пока на тебя не повесят все существующие в подлунном мире грехи.
- Тебя не спрашивают, ты и не сплясывай,- говорил он. Но сейчас Тимофею было не до дельных советов.
- Вы меня ни о чем спросить не хотите?
- Нет,- отвечал палач.- Спрашивать будет господин Дуфф.
Помощники палача переглянулись. Господин Алвик заговорил во время работы!
- Вы настоящий мастер,- сказал Тимофей.- Вас, должно быть, очень ценят. Вот, что значит, - семейная традиция.
- Ценят,- палач отложил щипцы, скомкал щеки в подобие улыбки.- Теперь искусней меня в пытках нет. Но знал бы ты моего дедушку! У него, юноша, после трех дней непрерывных допросов, колдуны могли разговаривать! Ни один не умер под пыткой. Все отправились на костер  своими ногами.
- Восхитительно,- сказал Тимофей.- Но я не колдун.
Палач с укоризной покачал головой и слегка загнал иголку под ноготь Тимофею.
Нет ничего больнее! Рука словно вспыхнула огнем. Кровь полилась на пол.
- Сколько лет работаю,- сказал палач,- а привыкнуть не могу. Людей жалко.
- Вам бы врачом быть,- простонал Тимофей.- С вашей-то добротой…
- И как хотелось!- палач выдернул иголку, отчего боль только усилилась, и прочувствованно сказал:- Как важно, чтобы ребенок мог воплотить свою мечту!
Потные подручные с двух сторон обступили господина Алвика. Сопя, они смотрели на Тимофея налитыми кровью глазами.
- Жечь будем?- спросил брат Бенедикт, поигрывая раскаленной до бела кочергой.
- Сегодня моя очередь,- напомнил брат Альберт, отнимая орудие пытки.
- Чуть позже,- остановил их господин Алвик.- В нашем деле главное не пытка, а признание обвиняемого. Юноша слаб, а разговор с господином Дуффом может затянуться. Перекусим пока, подождем святого отца…
- Очередь все равно моя,- злобясь, брат Альберт нехотя отступил.
Усевшись кружком, не отмыв руки от крови, палач с добрыми братьями принялись закусывать. Ножом из футляра разрезали головку сыра, разлили по кружкам красное вино…

- Ну-с, и где наш колдун?- Пелену спасительного беспамятства разорвал оживленный голос инквизитора.
Господин Дуфф хорошо выспался. Часу в десятом ему подали кувшин с горячим кофе и блюдо бисквитного печенья. Потом он долго беседовал с королевой, обсуждая с ней главы Святого Писания, немного поговорил с принцессой, навестил выздоравливающего после укуса змеи принца и осмотрел замок.
После плотного обеда с жареными каплунами и ореховым тортом, ближе к вечеру, бодрый и готовый приступить к своим нелегким обязанностям он, в сопровождении короля, отправился в пыточную.
Его личный повар и многолетний спутник - синьор Антонио - умер в дороге, отравившись  незнакомыми грибами. Чтобы утешить знатного гостя, главный повар короля Одела расстарался и, как видно, это ему удалось.
Несмотря на потерю, господин Дуфф был в приподнятом  настроении. Однако, при виде висящего на цепях бледного юноши с кровоточащей рукой и сплющенными в колодках ногами, он не мог скрыть разочарования.
- Куда катится мир?! Злодейство помолодело. Скоро колдунов в колыбели ловить придется.
- Так ага, так ага.- Король-оборотень, скорбно поджав губы, обошел Тимофея.- Как страшно жить! Вот она, молодежь. С виду такой благообразный юноша…. И колдун! Как отличить?
- Я не колдун!- Тимофей дерзко, как советовал Морквин, глянул в глаза инквизитору.- Я вор!
- Все так говорят, пока не встретятся с моим палачом,- инквизитор, не решаясь сесть в присутствии короля, переминался на ревматических ногах.- Я вижу, вы тут беседуете. Так продолжайте, я позже зайду. Возможно, к утру, ты вспомнишь еще что-нибудь.
Палач, до этого скромно молчавший в углу, вдруг откашлялся. Инквизитор приподнял левую бровь.
- Что такое?
- Прошу прощения, святой отец. Думаю, этот юноша не может быть колдуном…
Король возмущенно махнул мантией.
- Видите, дорогой друг? И ваш человек околдован. Это оборотень, чародей!
- Да-да-да, - инквизитор с любопытством оглядел Тимофея.- Думать, любезный господин Алвик, не ваша работа. Впрочем, есть способ проверить. Бросим теперь его в воду. Не утонет,- колдун, утонет,- что ж, ошибка вышла, так ведь и воровать тоже грех. Потеряем этого - не беда. Колдуна для допросов нам и второго хватит. Настоящего, того, что в подвале теперь дожидается.
- Я лучший вор на острове!- Быстро сказал Тимофей.- И я могу это доказать. Украду что угодно у любого!
- Ложь!- возразил король.- В замке ничего не пропало.
Уловив сомнение в глазах инквизитора, Тимофей нагло заявил:
- Да хоть простыню ночью из-под короля с королевой!
- Негодяй!- король даже покраснел.- Да как ты смеешь?! Я прикажу содрать с тебя кожу!
- Любопытно,- сказал инквизитор.- А не испытать ли нам его? Такого лжеца свет не видывал. Укради простыню и принеси мне ее до рассвета. А не успеешь,- мой палач с радостью исполнит то, что пожелал наш добрый король. Не правда ли, любезный господин Алвик?
Палач смиренно склонил голову.
- У вас ангельское сердце.- Разочарованный тем, что казнь откладывается,  король первым покинул пыточную.
Чуть задержавшись, господин Дуфф распорядился:
- Цепей не снимать, дверь запереть! И поставьте стражу. Если ты настоящий вор, тебя это не остановит. Итак, до встречи, юноша,- и он вышел из комнаты.
Добрые братья, ворча, сняли «испанские сапоги», собрали и унесли инструменты.
Господин Алвик последним подошел к Тимофею, ослабил оковы, смазал раны пахучей мазью, кротко вздохнул:
- Удачи тебе! И спасибо за понимание. Так тяжко иногда, а поговорить душевно не с кем. Палач всегда одинок. Если украсть простыню не получится, сильно не переживай. Я тебя, перед тем, Альберт с Бенедиктом костер зажгут, удавлю. Обещаю, больно не будет.
Палач ободряюще кивнул
- Ну, я не прощаюсь,- и дверь за ним захлопнулась. Стражник снаружи с лязгом задвинул засов…
         
                глава тринадцатая
                Вор

«Простота хуже воровства»,- прикованный к стене, Тимофей изнывал в оковах. Нет хуже для вора, если он еще и простофиля. Ладно, доверился этому борову, Морквину, назвался вором. Ну, утопили бы во рву, проверяя, колдун я или нет. Инквизитор вполне приличный старик, дело предлагал. Не то, что добрые братья, Альберт с Бенедиктом.
В худшем случае, несостоявшийся доктор, господин Алвик, задушил бы перед костром, в благодарность за понимание. А что теперь? Дернуло же меня сказать, что я лучший! Так обнаглеть - простыню из-под царственных супругов выкрасть. Теперь точно кожу сдерут…

Тимофей шевельнул скованными руками. Намертво вбитые между камнями неподъемные кольца. Сделано с любовью, удержат и единорога. А на рассвете вернутся инквизитор с оборотнем. Придет отдохнувший палач…
Печальный ход его мыслей прервал неожиданный щелчок. Кто-то снаружи открывал засов! Тимофей в ужасе сжался.
Как?! Ведь до рассвета еще далеко. Может, у братьев бессонница и они решили заглянуть к нему, чтобы скоротать время за любимым занятием?
Отвратительно скрипнув, дверь приоткрылась на четверть. На пороге, в зеленом бархатном платье с масляным фонарем в поднятой руке, стояла Тенил, служанка принцессы.
Только теперь Тимофей выдохнул.
Никого красивее, показалось ему, он в жизни не видел. Неровный свет скользил по распущенным огненно-рыжим волосам. Широко распахнутые зеленые глаза напряженно вглядывались в его лицо. Он попробовал улыбнуться.
- Тоже не спится?
Не ответив, девушка решительно пересекла пыточную и, выдернув из прически длинную шпильку, принялась орудовать в замке на ручных кандалах.
Спустя минуту, цепи с грохотом свалились на пол.
- Ловко,- Тимофей сполз на камни, сам освободил ноги.
Не проронив ни слова, Тенил знаком позвала его за собой, первой выскользнув в коридор.
Ковыляя, он покинул пыточную. Стражи у дверей не оказалось, но краем глаза он уловил какое-то движение в дальнем конце перехода.
Он зажмурился, тень исчезла. Где-то наверху, на главной башне, часы начали бить полночь.
Длинными пустыми переходами, через темные арки, узкие гулкие лестницы со стертыми каменными ступенями, спустились они на нижний этаж.
«Только бы никого не встретить»,- одна мысль билась в голове Тимофея, пока взгляд его держался за тающую впереди стройную фигурку.
Девушка погасила светильник и шла теперь, полагаясь только на свое знание замковых лабиринтов.
Вскоре они вышли к почти незаметной низенькой дверце, утопающей глубоко в тени узкой каменной ниши.
Остановившись, Тенил прижала палец к губам Тимофея.
- Это потайной выход на задний двор,- прошептала она.- Под навесом, за Южной башней - это налево - стоит обоз. Спрячься в соломе. На рассвете торговцы тронутся в путь. Если повезет с погодой, к вечеру ты будешь уже в Лиаргиле.
- Зачем ты это делаешь?
- Ты пришел спасти нас. Спаси хотя бы себя…
Девушка на миг обняла его. Зеленые глаза оказались совсем близко. Сердце у Тимофея сначала замерло, потом с силой заколотилось о ребра.
- В замке беда,- сказала она.- Исчезают люди. Страх поселился в этих стенах. Поторопись, пока тебя не хватились.
- Мы скоро увидимся,- пригнувшись, Тимофей шагнул в темноту.
- Я знаю,- грустно ответила девушка.- Слишком скоро…

Ночь была темная и холодная. Во дворе ни души и тихо, как в заброшенном колодце.
Тимофей быстро прошел вдоль черной заиндевевшей стены. Пригибаясь, добежал до Южной башни, нырнул под деревянный навес.
Ни обоза, ни лошадей там не оказалось. Только разбросанное по земляному полу сено и сильный запах навоза.
Судя по всему, торговцы предпочли не дожидаться утра…
«Думай,- попросил он себя.- Только быстро».
Утром его хватятся, станут искать. А найдут, мало не покажется. Еще и выяснят, кто ему помогал…
Дождавшись, пока луна скрылась за черными облаками, он вышел из-под навеса и осторожно ступая, двинулся к воротам.
Еще издали увидел огонек караулки, тени солдат у костра. Тут и мышь не проскочит, разве, что оборотень. Кстати, где он ночует?
Главная башня черной громадой высилась напротив ворот. Глухая стена без единого оконца. Полная темень. Торопиться-то, в общем, оказалось некуда.
Тимофей не спеша, обогнул башню, вышел в засохший, чуть припорошенный вчерашним снегом, большой розовый сад.
Прямо над его головой, метрах в шести над землей, светилось узкое стрельчатое оконце с цветными витражными стеклами. Возможно, это и есть королевская спальня…
И тут он услышал отдаленные шаги! Позвякивание железа, мерный скрип камней.
Ночной дозор!!
Вскочив, он кинулся прочь, обогнул угол, в несколько прыжков одолел расстояние между башней и небольшой островерхой пристройкой.
Толкнулся в массивную незапертую дверь. Замер, притаившись за громадным косяком.
Скоро шаги обходящей замок стражи стихли. Тимофей отер пот, обернулся, переводя дух.
В тесной, с высоким сводчатым потолком башенке, с алтарем в глубине и тлеющими на цепях лампадками, он был не один.
В центре ее, на низкой каменной подставке, стоял открытый гроб.
Бледное восковое лицо с заостренными чертами, зачесанные назад редкие седые волосы, жидкая «эспаньолка».
Тихо было так, что слышалось, как обтекает желтая свеча в сплетенных на груди пальцах покойника. Тимофей подошел поближе, задумался.
Страшно ему не было. Скорее наоборот. Он и сам был парень тихий, а общество мертвеца после господина Алвика и братьев даже успокаивало. Нет лучше способа перестать бояться покойников, чем самому пообщаться с палачом.
Тело в гробу принадлежало пожилому, изможденному болезнью человеку в бордовом камзоле и мягких оленьих сапогах. Шпаги при нем не было. Пуговицы  скромные, обтянутые кожей. Это был повар господина Дуффа, умерший еще накануне, и завтра должны были состояться похороны.
- Извините, дорогой господин,- Тимофей осторожно приподнял оказавшееся совсем легким тело,- не согласитесь ли вы мне помочь?

Взвалив мертвеца на плечи, он вышел из часовни и вернулся в розовый сад. Под освещенным окном привалил тело к стене и бегом, уже привыкнув к темноте, добрался до крепостной стены.
Еще выходя из башни, он заприметил длинную лестницу. Участок на верху северной стены был разобран. В проеме, на фоне темного неба, угадывались несколько положенных горкой тесаных камней, приготовленных для ремонта.
Сгибаясь под неподъемной тяжестью сырых досок, Тимофей перенес лестницу в сад, прислонил к башне. Верхняя перекладина немного не доставала до края окна.
Мертвец терпеливо дожидался, привалясь к стене и уронив голову на грудь.
Взвалив его на плечи, Тимофей начал восхождение. Как назло, снова выглянула луна, и Тимофей хорошо представлял, что подумает стража, приди ей в голову, лишний раз обойти вверенный участок.
Но солдаты, после полуночи заперлись в караулке и резались в кости. Что может случиться в замке, за высокими стенами, полным охраны, да еще и с гостящим в нем инквизитором?
Дрожа от нетерпения, ступень за ступенью, поднимался он наверх. Ледяное тело давило неживым грузом, жгло плечи. Покрытые наледью перекладины скользили, как натертый паркет.
Грохнись он сейчас с украденным мертвецом, и его точно четвертуют…
Когда он, наконец, поравнялся с краем окна, сердце у него, казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. Пот градом, колени лопаются от напряжения. Легкий поначалу, покойник к концу пути превратился в буйволиную тушу.            
Как мог, Тимофей выпрямил труп, почти вертикально прислонил его к разноцветному стеклу и, придерживая снизу одеревеневшую мертвую руку, постучал ею в окно. 

Через пару мгновений свет над ним погас. Лицо мертвеца прижималось к стеклу. Плечами он навалился на раму.
«Главное,- не ошибиться адресом»,- успел еще подумать Тимофей. В следующее мгновение, вдребезги расколов стекло, длинная шпага пронзила грудь мертвеца и сбросила его вниз, на каменные отмостки. 
Обдирая руки, Тимофей соскользнул следом и прижался к стене.
Створки окна над ним распахнулись. Со шпагой в руке высунулся оборотень в королевской мантии. Похоже было, что он  не ложился, подстерегая вора.
Глянув вниз, он ловко выбрался из окна и, несмотря на грузную комплекцию, быстро спустился по лестнице. Не веря своим глазам, перевернул труп.
Укрывшись в кустах, Тимофей хорошо слышал, как «король» рассуждает:
- И здесь от мертвецов нет покоя! Ты их в дверь, они в окно. И ведь нашел, к кому лезть!..
Оборотень огляделся, прислушался, не идет ли стража. Но все было тихо.
- Вот вам и инквизитор,- прошептал он.- А у самого повар,- мертвец ходячий.
Отерев шпагу, он влез обратно в спальню, вытянул осторожно из-под спящей королевы шелковую простыню с вензелями, сделал несколько пассов.
- Спи, любимая,- приказал он и снова спустился вниз. Застань его кто сейчас с мертвым, продырявленным шпагой поваром, и хлопот не оберешься…. Попробуй, объясни это господину Дуффу. Необходимо было срочно избавиться от тела.
Кряхтя, он завернул дважды мертвого старика и поволок его в дальний угол сада, едва не наступив при этом на голову притаившегося Тимофея.
- Что за место?!- задыхался он, разгребая листву.- Ходячие мертвецы, змеи…. Тут от своих спасу нет, так еще эти…

Бросив труп, он направился к пустовавшему домику садовника.
- Зарою,- негодовал он,- больше не вылезешь! Пока я в замке хозяин, мне решать - кому по земле ходить, а кому в ней лежать.
Не поднимая головы, Тимофей трижды звякнул найденной в траве сломанной подковой о кусок заранее припасенного железного обруча.
От неожиданности, оборотень уронил лопату, тенью метнулся к башне и, взлетев в окно, ногой отбросил лестницу в кусты. Через мгновение свет в королевской спальне погас.

Не медля, Тимофей развернул мертвого повара, сложил вчетверо простыню и, обогнув башню, заглянул в крошечную оранжерею на краю сада.
Единственное окошко ее чуть тлело красноватым огнем. Внутри топилась небольшая печка, обогревавшая теплолюбивые растения.
Садовника на месте не оказалось, он спал в своей каморке, дважды за ночь наведываясь в оранжерею, чтобы подбросить в огонь несколько поленьев.  Тимофей взял с полки садовые ножницы, срезал три самые большие красные розы и бегом направился к Главной башне.
Он не знал, как передаст цветы Тенил, но они должны были увидеться прежде, чем его навсегда изгонят из замка.
То, что розы ворованные, нимало его не смущало. Плети за украденную из королевской спальни простыню ему обеспечены, а несколько цветов не слишком отягчат его вину. В конце концов, в этом замке теперь все краденое. Даже тело самого короля… 

Покои инквизитора находились на первом этаже. Господин Дуфф не любил лестниц по причине застарелого ревматизма.
Тимофей был почти у его двери, как из-за колонны вдруг вышла Тенил.
Девушка была в слезах, мертвенно бледна и смотрела как-то сквозь Тимофея.
- Теперь я очень спешу,- сказал он.- От этого многое зависит.
С этими словами он протянул ей цветы.
- Ты самая красивая и храбрая. Я думал, так не бывает. Возможно, завтра я сумею тебе помочь… 
- Только до трех часов пополудни,- отвечала она, тихо всхлипывая. Потом ты меня уже не застанешь. Некому меня любить, некому меня здесь удержать…. Ты ведь не меня любишь.- И, вернув почему-то одну розу, она снова залилась слезами.
- Так нельзя!- испугался Тимофей.- Живым по две не дарят.
Чтобы успокоить девушку, Тимофей обнял ее, стал гладить по шелковым волосам. И сердце его вдруг опахнуло ледяным холодом…
Но тут впереди отворилась дверь. Вышел личный охранник инквизитора.
Тенил испуганно отшатнулась, зацепила пышным рукавом подставку факела. Материя треснула, девушка охнула и, прижимая к груди две алые розы, скрылась в темном переходе.
- Куда?!- прорычал страж, преграждая Тимофею путь алебардой.
Тимофей развернул, точно флаг, простыню с затейливыми вензелями Одела, отодвинул древко алебарды и решительно шагнул вперед.
- К господину Дуффу! Он ожидает…

Тенил нашел начальник стражи, вскоре после полуночи решивший обойти Северную башню.
После вечернего развода, он собственноручно еще раз проверил запоры на главных и двух боковых воротах, поднялся на крепостную стену, где в узких башенках дежурили дозорные с рожками, дождался, пока в замке погаснут все окна, но уснуть так и не смог.
Светила полная луна. На сердце словно лежала каменная плита. Такое с ним случалось, а он привык доверять своему чутью.
Взяв еще троих верных ему солдат, он отправился в Северную башню, и днем-то обычно безлюдную. Лишь наверху находились покои гостящего в замке принца Вильмета, да еще пыточная перестала пустовать со вчерашнего дня, когда инквизиция приступила к допросам обвиненного в колдовстве Тимофея.
В башне было тихо, как всегда холодно и очень темно. По одному факелу горело в начале каждого коридора, да еще два светильника потрескивали у входа, у скрипучих, обитых ржавеющим железом дверей, ровесников самого замка.
Поднявшись по запасной лестнице сразу под крышу, Ансгар обошел всю башню, этаж за этажом.
У комнаты принца он остановился. Долго, затаив дыхание, слушал. Ни звука не доносилось из-за массивной, слегка облезлой двери.
- Да там ли он?- усомнился один из солдат.- Не храпит.
- Принцы не храпят, деревенщина.
- А что ему не спать?- обиделся первый.- Будь я принцем, тоже бы спал сейчас.
- Тоже мне принц. С такой-то рожей…
Третий солдат промолчал.
Скоро спустились они на нижний этаж, прошли длинной запутанной галереей, почти вкруговую и, в самом углу стали у низкой, обитой двойным, с заклепками железом, двери.
Массивный замок висел на толстом засове. В узкую щель внизу пробивалась прыгающая полоска красного света. В пыточной на стенах горели светильники.
Солдаты проверили замок. Испытывая сразу страх и возбуждение, потоптались у двери.
- Видал колдуна?- спросил один.
- Не,- отвечал второй.- Я только вечером заступил.- А что, страшон очень?
- Жуть, как страшон. С лица черный, глаза горят, и зубы, как у волка.
- Знать, костер будет. Не зря инквизитор палача привез. Говорят, под пыткой у него и король в колдовстве сознается.
- Типун тебе на язык…

Позевывая, солдаты собирались уже идти досыпать. Оставалось проверить только первый этаж, одним концом упиравшийся в ворота, через которые они вошли, другим - в небольшую ротонду с семью облупившимися колоннами.
Девушка сидела за четвертой слева, запрокинув голову и уронив руки вдоль платья.
- Эй,- сдавленно позвал наткнувшийся на нее Олан Мышь из Бохерин, рыжий увалень, служивший в замке уже лет десять, и произнесший за это время едва ли большее количество слов. Не сказать, что нрава он был тихого. Скорее наоборот. Пожалуй, его можно было назвать буяном, только слова от него не дождешься. За это его и прозвали мышью. Вечно он молчит, а тут разговорился:
- Это же Тенил,- сказал он, посветив в лицо девушке.- Она мертва…
Он широко раскрыл рот. Легкие его напряглись так, что отлетели две пуговицы на кожаной куртке. Он хотел закричать, но ни звука не вырвалось из перехваченного ужасом горла.
Он вдруг сник и отвернулся к стене.
Все в замке знали, что Олан с детства влюблен в Тенил. Оба они были из одной деревни, но она предпочла другого. Несколько дней назад ее жених исчез, поговаривали, что самовольно оставил службу, и у Олана появилась надежда. А теперь девушка умерла…
Осмотрев тело, Ансгар сказал:
- Бедняжку задушили. И совсем недавно. Один – на ворота, никого из башни не выпускать! Остальные - за мной!!
И они снова кинулись обшаривать Северную башню, каждый ее закуток. Ничего не найдя, никого не встретив, запыхавшиеся, через час с четвертью вернулись вниз.
Чтобы не тревожить остальных обитателей замка, общую тревогу поднимать не стали.
Тело убитой девушки перенесли в свободную комнату. Олан остался с ней.
Утром, едва рассвело, Ансгар явился с докладом к «королю». К его удивлению, король, любивший подольше поспать, оказался занят.
- У Его Величества принц Вильмет,- сообщил лакей.- Ожидайте…
«Когда он покинул башню?»- Подозрение искривило и без того обезображенное шрамами лицо начальника стражи.
Помрачнев еще больше, он погрузился в свои мысли, ожидая, пока «король» пожелает принять его.

За стеной же, в Большой приемной, король-оборотень совещался с вампиром.
Положение, в котором они оказались, он считал весьма затруднительным. Не более десяти минут назад, оборотень влез в окно своей спальни и, дрожа от гнева, принялся убирал следы ночного беспорядка.
Королева, в розовом кружевном чепце, сладко посапывала после его сонного заклинания, ни разу не проснувшись от шума. Он внимательно вгляделся в ее безмятежное лицо. Спит и видит сны. А он, сам - подумать только - собственноручно вынес этому ворюге королевскую простыню!
Нет, никто теперь не заставит его поверить, что юнец простой вор. Он точно колдун, раз сумел заставить мертвеца подняться по лестнице и постучать в окно. И как он уцелел после падения в подземелье?! С такой высоты и Спилгрим бы расшибся в зеленую лепешку….
Много еще вопросов теснилось в голове оборотня, когда королевский лакей с осторожностью постучал в его дверь.
- Пусть войдет,- приказал «король» и уединился с вампиром.
Обменявшись новостями, они немного помолчали. Король в гневе, принц Вильмет в ужасе от содеянного. Больше костра инквизиции он боялся хозяина.
- А что мне оставалось?- тихо завел он.- Тенил сразу меня невзлюбила. Точно чувствовала, что это я… ну, жениха ее забрал. А тут, вышел я ночью из своей комнаты погулять по башне. Луна на небе полная, какой вампир уснет? Не подумайте дурного, я слово держу, ни глоточка с тех пор не сделал. Просто подышать вышел, ну, и к нашему другу наведаться, в пыточную.
Зашел,- а там никого! Цепи пустые на полу, а на дверях-то замок! Как вышел?! Я мухой по башне, искать. Слышу, внизу шаги. Я бегом, а там она…. Она и помогла сбежать, больше некому. Как меня в темноте увидела, кричит - «Оборотень, оборотень!» А какой я оборотень? Я же с рождения вампир. Ну, и пришлось, чтобы стража снаружи не услыхала. Но крови ни глоточка, мамой клянусь.
- Значит, следов от укуса точно нет?
- Точно,- вампир начал извиваться.- А уж так хотелось, так хотелось…
От гнева, король налился черной кровью, но, в это время, королевский лакей снова постучал.
- Господин Ансгар, начальник королевской стражи.
- Быстро он,- сказал оборотень.- Ну, что ж, надо снимать вопрос. Теперь пошел вон и никому ни слова!
Вампир скользнул мимо начальника стражи и спешно покинул приемную.
Ансгар вошел к королю.
- Ваше Величество,- скорбно сказал бородач,- произошло несчастье. Этой ночью убита любимая служанка принцессы. В замке орудует кто-то чужой.
В гневе оборотень обрушился на него.
- Вы даром едите мой хлеб! Убита служанка?! А известно ли вам, что ночью из-под стражи сбежал опасный колдун? Пока вы искали неизвестно кого, не догадавшись даже заглянуть в пыточную, злодей убил девушку и побывал здесь, в королевской спальне! Он мог убить и короля и королеву!
Бородач побледнел. За одно это его могли повесить еще до захода солнца.
- Но узник находился под охраной святой инквизиции. Да и замок на дверях пыточной был заперт, я сам проверял.
«Король» неожиданно смягчился.
- Что может человек против колдовства? К сожалению, колдуны - забота инквизиции и решать его судьбу будет преподобный отец Дуфф. Кстати, в полдень состоится Большой совет в Сводном зале. Попрошу  быть и вас. Что касается бедной девушки, то весть о ее гибели может расстроить принцессу. Это следует скрыть от нее. Во всяком случае, пока, до свадьбы с принцем.
- Но как?
- Вот вам кошелек,- «король» бросил Ансгару не слишком тугой кожаный мешочек, звякнувший несколькими монетами.- Тайно вывезите тело в деревню и препоручите похороны тамошнему священнику. Скажите, что мы пожертвуем на ремонт его храма, но пусть он держит язык за зубами. Для принцессы же служанка ночью собрала вещи и покинула замок. Скажем, навестить заболевшую мать.
- Девушка круглая сирота…
- Ну, так придумайте что-нибудь! За что я плачу вам жалованье?! И поторопитесь! В полдень совет…    
      
                глава четырнадцатая
                Совет

К полудню сводчатый зал Главной башни был хорошо протоплен, тяжелые портьеры опущены, свечи во всех канделябрах горели.
«Король», с досады обломавший длинный холеный ноготь на левом мизинце, ерзал на троне рядом с пожелавшей присутствовать на Большом совете королевой.
Инквизитору, у которого ночью разыгрался ревматизм, поставили сбоку высокое резное кресло с мягкими подушками и принесли низенькую скамеечку под ноги.
Ансгар остался стоять в окружении еще десятка солдат из внутренней охраны замка.
- Ты ловкий негодяй,- сказал инквизитор, осмотрев украденную простыню.- Надеюсь однажды увидеть тебя на виселице.
- Спасибо,- любезно поблагодарил Тимофей, сгибаясь в центре зала под тяжестью снова надетых на него оков.- Вы мне тоже сразу понравились. Уповаю теперь только на ваше милосердие и справедливые законы этих мест.
Инквизитор, настроенный после плотного завтрака весьма благодушно, обернулся к «королю».
- Юноша, несомненно, вор и притом редкий. А светские преступления не по моей части. Его судьба в ваших руках. Инквизиция же займется дальнейшим расследованием, ведь в подвале нас дожидается действительно настоящий колдун. Многие в замке, я слышал, уже опознали его.
- Мое слово,- объявил «король», не сводя с Тимофея болотных глаз.- Тридцать плетей ему и вышвырнуть за ворота.
От ярости лицо его пошло  зелеными, как плесень пятнами. Он скреб ногтями ручки трона.
- Совет окончен…
Господин Дуфф, которому королева до обеда собиралась показать окрестности замка, благо погода пока установилась ясная, удалился. Внизу их уже ждала карета и конное сопровождение.
Несмотря на возраст и многие хвори, он был невероятно любознателен и обожал новые впечатления. Из своих странствий он непременно привозил местные минералы, и коллекции камней в его дворце позавидовал бы и Догленский университет.
На три часа пополудни было назначено отпевание его умершего повара. Потом похороны…. Небольшая прогулка должна была немного развеять святого отца.
Ему еще только предстояло увидеть пустой гроб и, вместо похорон, до вечера заниматься поисками пропавшего мертвеца.
Решение скрыть от него подробности этой ночи к оборотню пришло сразу. Он легко мог обвинить во всем Тимофея, свалить на него похищение трупа, смерть Тенил. Но въедливый старик, приехавший ловить колдунов, учинит долгое следствие, и что ему наговорит перед казнью этот пройдоха?
И если его подослал Морквин, то пусть он лучше покинет замок. Тем более, что недолго ему гулять…. Ведь начальник стражи так любил сироту Тенил…
- Ансгар,- сказал оборотень.- Останьтесь.
- Ваше Величество…- бородач склонился до пола.
Все уже вышли из зала. Тимофея повели вниз, во двор, где его уже дожидались палач и братья Альберт и Бенедикт.
«Король» сказал:
- Бедная девушка! Злодей должен ответить за это. Но инквизитор, с его бесконечными разговорами… Мы сами свершим свой праведный суд, не обременяя старика. По обычаю, после наказания плетьми, вам предстоит вывезти преступника в Северный лес и привязать его к дереву. Но ведь в лесу всякое может случиться. И уже сегодня. Волки, разбойники…
- Я понял.
- А я подумаю над тем, чтобы поднять вам жалованье. Я умею ценить преданность.
Ансгар, сжимая рукоять меча, вышел, тяжело ступая высокими сапогами. Оборотень задумчиво посмотрел ему вслед…

 Внизу, на заднем дворе, добрые братья сноровисто готовили место для наказания. Бегом принесли деревянные козлы и, сняв с Тимофея рубаху, привязали его к бревну.
- Пятнадцать я,- сказал Альберт и первым ударил плетью,- пятнадцать ты.
- Ты знаешь, я считать не умею,- Бенедикт хлестнул так, что кожа на спине Тимофея лопнула. Из рассеченного места потекла кровь.- Смотри, не обмани…
- Я честный,- Альберт ударил второй раз. Багровый рубец пересек спину между лопатками. Тимофей застонал.
- Жаль расставаться,- сказал руководивший наказанием господин Алвик.- Не каждый день встречаешь такого милого человека.
- А мне-то как жаль,- простонал Тимофей.- Если они не угомонятся, мы и не расстанемся. Я умру прямо сейчас!
Братья уже лупили вовсю. Вокруг собралась небольшая толпа из дворовых людей. Из окон наблюдали придворные.
- Подумать только,- говорили дамы во втором этаже.- Такой молодой и уже вор. Нигде нельзя быть уверенным в собственной безопасности.
- И поделом ему,- отвечали сверху.- У молодых никакого почтения.
- Жаль, не казнили. А говорили, большой костер будет…
Слева, из открытого окна, успокоили.- И будет! В подземелье настоящий колдун сидит. Его и сожгут. На рыночной площади…
- Хорошо бы. А то скучно и до праздников далеко.
- Я первым жечь буду!- выкрикнул обозленный Бенедикт, развязал окровавленного Тимофея и поставил его на ноги.- А то грамотные все! Так и норовят простого человека обойти.
Господин Алвик смотал веревки, убрал плети.
- Какие-то вы злые сегодня. Сходите лучше на кухню, подкрепитесь. День будет трудным.

Повеселев, братья отправились обедать. Грустный палач передал Тимофея начальнику стражи, уже гарцевавшему рядом на могучем гнедом жеребце.
- Прощай,- скорбно покивал он.- Надеюсь, еще увидимся…
Ансгар перебросил Тимофея поперек седла, пришпорил коня,  выехал в открывшиеся ворота.
Трое всадников, вытянувшись цепочкой, последовали за ним.

                Часть вторая

                УЧЕНИК     ШАМАСА
                глава пятнадцатая
                встреча

Северный Одоленский лес,- гиблое место. В него и летом никого не заманишь, ни грибов там, ни ягод. Из дичи тоже одно воронье да волки. И густой,- не продерешься.
Самое место для преступников, коим король из монаршего милосердия даровал жизнь…
Вот туда-то и везли полуживого после плетей Тимофея.
Едва кавалькада всадников прогрохотала по перекидному мосту, ворота замка снова затворились. Времена лихие, мало ли кого принесет?..
Лес начинался сразу за пахотными полями, за лугом с вечнозеленой травой.
Тимофей лежал поперек седла, и каждый шаг могучего иноходца встряхивал его внутренности, как игральные кости в стакане. Голова его моталась внизу, вровень с подошвами высоких оленьих сапог начальника стражи. Земля перед глазами мелькала с такой скоростью, что казалось, конь не скачет, летит над нею.
Внезапно рядом с сапогами Ансгара возникли другие, попроще, из грубой яловой кожи.
- Что-то ворона привязалась. Кружит и кружит,- сказал поравнявшийся с начальником стражи солдат.- Не к добру это. Как бы на разбойников не напасть.
Тут и Тимофей, сквозь перестук копыт, услышал знакомое карканье. Не в силах поднять голову, чтобы убедиться в своей догадке, он все же слегка приободрился.
- Точно не к добру,- пробасил Ансгар.- Чует падаль умная птица. Будет чем заняться ночью Оделенским стервятникам.
- О чем это вы?- не понял солдат.
- А вот о нем…

Кавалькада уже въехала в лес. Ансгар остановил коня недалеко от опушки, махнул остальным. Всадники стали кругом. Он сбросил связанного Тимофея на землю.
- Мы солдаты. А он убийца. Это он убил несчастную Тенил! Так должны ли мы оставить его здесь живым, или наш долг покарать злодея?!
- Смерть ему!!!- хором прокричали всадники и обнажили мечи.
Тимофей с трудом поднялся на ноги. Казалось, что после падения с лошади, мозги у него оторвались от черепной коробки. Лишь теперь он сообразил, о ком идет речь.
- Минуточку,- сказал он, глядя на ворону, сидящую на вершине столетней ели, прямо против него. Птица внимательно слушала.- Смерть так смерть. Но где последнее слово?
- Мы не в суде! - прорычал Олан Мышь, терзая рукоять своего меча. Налитая кровью толстая шея его готова была лопнуть от напряжения.
- Что его слушать?!- поддержали другие.- Колдун. Дай ему слово, он нам быстро зубы заговорит. Убить его и обратно, пока смеркаться не начало.
- Мы не убийцы,- твердо повторил Ансгар.- Говори.
- Я не убивал Тенил,- сказал Тимофей.- Как я мог это сделать? Она одна поверила мне и помогла бежать из пыточной. Она хотела, чтобы я покинул замок с торговцами…
- А когда ты понял, что торговцы уже уехали, ты убил ее, чтобы околдованная твоими заклинаниями девушка наутро не выдала тебя. Так?!
- Да я виделся с ней утром, перед тем, как зайти к инквизитору. Я подарил ей розы из цветника, но она взяла только две. Она еще платье порвала, здесь, на рукаве…
У Тимофея вдруг перехватило горло. Это из-за него погибла Тенил…
Старый Ансгар слез с коня. Остальные, кроме Олана, опустили мечи, переглянулись.
- Как такое возможно? Ведь мы нашли ее мертвой после полуночи.
- Врет, негодяй!- выкрикнул Олан.- Я провел ночь у ее изголовья!
Ворона на дереве отчаянно каркнула. Ансгар остановил потерявшего рассудок от горя солдата.
- Дело в том, что ночью, когда я осмотрел несчастную, платье на ней было целым. Ты же сам видел.
Олан сдвинул брови. Видно было, как тяжело ему дается любая мысль. Глазами он «рассекал» Тимофея на мелкие части.
- И что?
- А то, что когда утром мы с тобой вывезли ее в оленьей шкуре в деревню и передали тело священнику, левый рукав на ее платье был разорван. И в руке он сжимала две красные розы…
- Точно…
- Как такое могло случиться, если ты не отлучался из комнаты, охраняя бедняжку?
- Ни на минуту,- выдавил Олан.- Клянусь! Всю ночь просидел у ее изголовья. Хотел насмотреться. Запомнить ее навсегда. Ведь при жизни она все подсмеивалась надо мной, а я глаз поднять не смел. И молчал. Зачем я молчал?
- Платье было целым?
- Ну да… Я бы заметил.
- А розы? Откуда у нее розы?! Я думал, это ты вложил их ей в руку.
- Это колдовство!- закричал толстяк Одхан.- Мы все погибнем!
Ворона зловеще каркнула. Тимофей сказал:
- Может, и колдовство. Но не мое. В замке оборотень, и я пришел, чтобы спасти принцессу. Тенил мне поверила, оттого и погибла. В короля вселился болотный колдун, а принц Вильмет - вампир! Спросите об этом горбатого карлика,- ваш  настоящий король заперт в его теле!
- Замолчи!!- приказал начальник стражи. Не то у меня голова лопнет. Кстати, кто последний раз видел сумасшедшего лекаря?
- Что-то он давно не появлялся.
- Говорят, карлик приболел и сидит теперь в клетке, рядом с той зеленой тварью, что пришла с ним в замок.
- Вы плохо кончите,- сказал Тимофей.- Разуйте глаза - разве это ваш король? У него же глаза горят! А куда подевались все зеркала? У принца нет отраженья, он ничего не ест, ему только кровь нужна.
- Замок проклят…- сказал Олан.- Мы все погибли.
- Не распускай нюни,- остановил его Ансгар.- И язык тоже. Мы вместе! Возвращаемся в замок…
- А с этим что?!
- Даже если он и колдун, мы не инквизиция. Лучше отпустить виноватого, чем пролить кровь невинного.
Начальник стражи подъехал к Тимофею, глянул ему в лицо.
- Ты первый, кто заставил меня нарушить присягу. Ннно!!!
И четверо всадников поворотили коней.

Едва шум  копыт стих, как ворона, описав плавную дугу, опустилась на плечо к Тимофею.
- Живой?- почудилось ему в радостном карканье.
- Пока да,- Тимофей с трудом поднялся с земли, стряхнул прилипшие травинки.
Внезапно у ног его что-то зашуршало. Над изумрудной травой приподнялась черная треугольная голова. Посновав взад-вперед раздвоенным языком, змея обвилась вокруг его ноги, скользнула вверх и живо забралась под рубашку.
Из-за кочки, справа от того места, где стоял Тимофей, грузно скакнула жаба. На ее глянцевой спине восседал крупный мохнатый паук.
- Как делишки?- прозвучало в голове Тимофея.
- Пока на свободе,- отозвался он вслух и осекся. Он начинал подозревать, что после пыток его способности понимать своих спутников сильно возросли.
И точно. Рассовав по карманам жабу и паука, он спросил, проверяя:
- А вы здесь откуда?
- Третий день тебя дожидаемся,- снова «услышал» он.
- Не лето, однако,- квакнула жаба, которую Морквин на мельнице уважительно называл Маккварен.
Погода, тем временем, начала портится. Поднялся ветер. Быстрые тучи пересекали серое небо. Того и гляди, мог начаться дождь.

Тимофей огляделся. По краям поляны, тут и там, привязанные истлевшими и совсем новыми веревками, у деревьев белели чисто обглоданные скелеты. И среди них, в тени старой осины, стоял человек.
Рослый бородатый мужчина в рваном кожаном жилете, коротких, чуть ниже колен черных штанах и обмотках был привязан к стволу толстой просмоленной веревкой. Во рту у него торчал кляп из здоровенного сучка, обмотанного тряпкой. Выпученные, налитые кровью глаза умоляли о помощи.
- Вот, что,- тихо сказал Тимофей, обращаясь к «своим».- На мельницу мы пока не пойдем. В замке беда, кроме нас, им помочь некому. Надо искать Шамаса. Слыхали о таком?
- Шамаса?- скрипнул паук.- Шамаса искать не надо.- Иди куда хочешь, он тебя сам найдет…
- Если захочет,- квакнул Маккварен.- А оно тебе надо?
Не ответив, Тимофей подошел к привязанному человеку и, чуть помедлив, выдернул у него кляп.
- Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Заросший по самые брови, звероподобный детина заголосил, пуская слюну:
- Слышь, парень, развяжи, а?! Я в долгу не останусь, отвечаю. Развяжи!!!
Ворона испуганно вспорхнула на ветку. Паук больно укусил Тимофея через карман.
- Подумай, Тима, о совести. Ты его первый раз видишь. Может, он душегубец? Зря в лесу не привяжут.
- При чем тут совесть?- Тимофей уже распутывал тугие узлы.- Я сам мог оказаться у соседнего дерева.
- С кем это ты?- Бородач извивался, стараясь скорее освободиться от пут. 
- Да так. Это я о своем.
- Погоди!! - паук бушевал в кармане.- Когда одному хорошо, другому только хуже становится. Хорошего на всех не хватает!
- У меня голова болит,- сказал Тимофей.- Последнее время по ней много били. Что ты все плетешь, точно в паутину меня запутываешь?    
- Ты и так запутанный. С о в е с т ь,- это собрание всех вестей. Когда все о чем-то  знаешь, тогда и по совести. Знание - сила.
Тимофей зубами распустил узел, принялся  за  другой.
- А если не знаешь, это как?
- Ну, не знаю,- скучно отозвался паук.- Недовесть. Или полувесть. Не о том ты, Тима. Совесть,- она или есть или, уж извините, без нее некоторые обходятся.
Жаба в правом кармане Тимофея заерзала, недовольно квакнула:
- Ты о ком это? Я парень простой, не знаешь,- не развязывай. Лучше карманы у него проверь. Вдруг, что ценное осталось? И в путь! А он пусть стоит себе. Не ты поставил, не тебе и отвязывать.
Тимофей, наконец, покончил с узлами, быстро размотал веревку.
Мужчина, не спеша, растер руки. Похрустел занемевшими суставами.      
- Благодарю,- он криво ухмыльнулся и коротко ударил Тимофея в подбородок. Описав в воздухе дугу, тот ударился о сосну и сполз на землю.
Ворона разразилась громким тревожным карканьем. Из карманов в траву метнулись перепуганные паук и жаба.
Отвязанный подошел, поставил оглушенного Тимофея на ноги.
- У тебя, парень, мозги набекрень. Сам с собой разговариваешь. Мне такие ни к чему. Зато сердце, видать, доброе. Если я его съем, может, сам подобрею? Как думаешь: это будет по совести, из разбойника монашку сделать?
- Но я же спас вам жизнь.
- Ну да,- разбойник вытянул из-за обмотки обломок ножа, попробовал лезвие на щеке Тимофея. Струйка крови побежала из рассеченной кожи.- И я тебе очень благодарен. Но теперь я хочу есть.
- Приятного аппетита,- прошипела змея.
- Приятного аппетита,- повторил за нею Тимофей.
- Чего?!- схватив его за горло, разбойник занес над ним нож.
- И, пожалуйста, расстегните прежде мою рубаху. Она почти новая, не хотелось бы испачкать ее кровью.
- Дельно,- прорычал детина, согнулся и, зажав лезвие в крепких желтых зубах, принялся расстегивать пуговицы на груди Тимофея.- Как это я сам не догадался?
В следующий миг в лицо ему ударила молния. Отпрянув, он рухнул на землю и, оглашая лес дикими воплями, покатился по траве.
- Змея, змея!!!- он вскочил и, зажимая лицо руками, бросился в чащу.
Откуда-то издалека ему ответили волки…
Гадюка довольно прошипела:
- Дешшшевка…
Паук и жаба вернулись в карманы.
- Домой,- скрипнул паук.- Осенью рано смеркается.
- На мельницу,- квакнула жаба.- И змее не пожелаешь оказаться здесь ночью.
Гадюка презрительно зашипела. На плечо к Тимофею слетела ворона.
- Морквина сейчас пытают,- сказал Тимофей.- А к свадьбе принцессы сожгут на площади. И потому мы идем к Шамасу…

                глава шестнадцатая
                Шамас

Студеным осенним вечером, на пороге крепкой бревенчатой хижины с единственным окошком на крыше, сидел старый, как кора священного дуба колдун.
Стоячий воздух, смешиваясь с белесыми испарениями остывающей почвы, густел на глазах. Казалось, под кронами черных вековых елей его можно резать,  как студень на блюде,- толстыми сырыми ломтями.
Старика слегка знобило. Он был очень древним колдуном, пожалуй, самым древним в этих краях, и сам  уже не помнил, сколько лет носит голову на своих плечах. Может сто, а может, и все триста. Колдуны живут долго, пока не встретят того, кому смогут передать свою силу.
Почерневшее от времени лицо его топорщилось мшистой зеленоватой щетиной. Заостренный книзу, нос тяжелой каплей свисал сразу из под спутанной седой гривы, и непонятно какая сила удерживала его от того, чтобы сползти ниже, на раздвоенный подбородок.
Глаз не видно было вовсе. Только косматые брови, сплетясь над переносьем, изредка подрагивали в такт его мыслям.               
 - Цып-цып-цып,- ворковал старик, рассыпая вокруг себя просо.- Цып-цып-цып,- пропел он скрипучим фальцетом, и грузная ворона с венчиком седых перьев над мощным клювом, вспорхнула ему на левое плечо.
Другая, с орлиным почти размахом крыльев, уселась справа. Еще с дюжину черных птиц неподалеку лениво поклевывали зерна.
Колдун довольно каркнул:
- Чем дольше живу, тем больше узнаю людей. И тем больше люблю ворон. Царь птица! А уж умом, что твой профессор из Доглена. К тому же, не болтает без умолку, как те, плешивые…
Он еще сыпанул зерен, почесал скрюченным пальцем клюв подошедшей близко вороны.
- Знающий не говорит, говорящий не знает…

Колдун редко покидал свое жилище. Разве что раз в году, в день большой осенней ярмарки, когда нужно было пополнить припасы на зиму.
В такой день он вставал задолго до рассвета, запрягал пожилого степенного мерина и, открывающимися только ему лесными дорогами, ехал в город.
Там, в центре рыночной площади, он привязывал скромное животное, в котором, после нескольких простеньких заклинаний, доверчивые горожане начинали видеть диковинное для этих мест двугорбое существо - верблюда. Потом он очерчивал линию вокруг своей повозки и, под восторженные крики мальчишек и ржание испуганных лошадей, отправлялся выбирать товар.
Злые языки в городе поговаривали, что старый Шамас давно уже не дружен с собственной головой, и часть из своих некогда могущественных заклинаний путает, а часть перезабыл вовсе. И потому никто, даже городские мальчишки-сорвиголовы не решались приблизиться к меловому кругу, чтобы подразнить двугорбого уродца. А то, неровен час, не просто прилепишься к месту, как водится, до прихода хозяина, а окривеешь и сухоруким сделаешься. Или сгинешь вовсе, и след твой никто не сыщет.
- Нет уж,- говорили торговки,- пусть старый Шамас выбирает свой товар, А с прилавков лучшие плоды, роется в сушеных приправах, отдает распоряжения продавцам скрипучим своим голосом, чтобы сносили они покупки в бричку колдуна, пока он ковыляет меж рядами. Пусть себе, никто ему и слова не скажет, не попрекнет за порушенные пирамиды фруктов, смятые листья салата или рассыпанные зерна. Лишь бы убрался он поскорее с рынка.
И так до следующего года…

Шамас мечтательно каркнул, оперся о длинную суковатую палку, проковылял в хижину. Пора было устраиваться на ночлег.

Уже смеркалось, когда Тимофей вышел на небольшую поляну. Деревья, только что частоколом преграждавшие путь, неожиданно расступились, точно приоткрылась неширокая дверь, и он оказался на краю почти правильного круга, поросшего высокой изумрудной травой.
В центре поляны стоял темный бревенчатый дом с дымящей каменной трубой и без единого намека на окна. Низкая дверь, обращенная к Западу, к невидимому за деревьями закату, была подперта толстым поленом.
- Вот и ночлег,- неуверенно сказал Тимофей, не сделав, однако, больше ни шагу и оставаясь в тени разлапистой черной ели. Какое-то напряжение висело над сонной поляной.
- Ты хозяин, тебе решать,- паук забежал к нему на плечо, близоруко закрутил головой.- Не нравится мне эта мышеловка.
- Чего встали?- Маккварен давно проснулся, но не спешил покидать теплый карман. Гадюка, пригревшаяся на груди, шевельнулась, плотнее скрутила кольца. Лишь ворона на правом плече Тимофея предостерегающе щелкнула клювом.
На крыше дома, хорошо различимые на розово-сером предзакатном небе, возникли три согнутые фигуры. Даже издали видны были длинные шпаги на перевязи и богатые камзолы.
« Слишком нарядные для такой избушки»,- подумал Тимофей после легкого укуса паука.
- Лучше переждать,- закивала ворона.
Тем временем, трое на крыше подняли продолговатый камень-валун, похожий на большую серую дыню и, стараясь не шуметь, вогнали его острым концом в трубу. Дым, свечкой стоявший в безветренном небе, исчез.
- Странный у них обычай,- произнес Тимофей, заложил пальцы в рот и свистнул так, что на голову ему посыпались еловые шишки. Одна угодила в Стелу, другая чуть не прибила паука.
- Предупреждать надо,- скрипнул тот, мохнатыми лапами ощупывая голову.
Трое кубарем скатились с покатой крыши и бросились в лес.
Кто-то уже бился изнутри дома в запертую дверь. Из щелей между бревнами сочился дым.
Бегом Тимофей устремился к дому, вышиб полено, настежь распахнул дверь.
Вместе с удушливыми клубами, из черной дверной рамы на него выпал огромный косматый старик, сам такой же бело-пегий, как валивший на поляну дым.
Надсадно кашляя, он принялся изрыгать угрозы и проклятия, не давая Тимофею и слово вставить, чтобы спросить, не знает ли спасенный  дедушка, где найти Шамаса.
Осторожная Стела на всякий случай поднялась на вершину сосны. Предусмотрительный паук вернулся в карман. И вовремя. Стая невесть откуда взявшихся гигантских ворон, с сумасшедшим карканьем взметнулась над лесом и, сбившись в клин, понеслась на восток.
Старик, наконец, откашлялся, но едва Тимофей открыл рот, как он ухватил его за плечо и молча поволок за собой.
Без единого слова, с неимоверной скоростью, тащил он его сквозь непролазную чащу, и деревья словно расступались перед ними, давая проход и тут же снова смыкая плотные ряды.
Старик двигался так быстро, что Тимофей даже не пробовал противиться этой странной безмолвной гонке.
- Спасай после этого колдунов,- слышал он испуганную жабу, успевая уворачиваться от хлещущих по глазам веток.

Наконец, лес кончился и, миновав скошенное поле, парк и ручей, выскочили они к небольшому, по сравнению с громадой Оделов, замку.
Ворота еще были открыты, и старик с Тимофеем, вслед за припоздавшими путниками, проникли во двор, за высокую стену.
Стража, словно не видя их, даже не шелохнулась, и они беспрепятственно прошли сквозь тяжелые кованые двери, поднялись по широкой лестнице, освещенной по бокам факелами, и оказались в пустом зале, длинным переходом соединенным с королевской спальней.         
               
 Сухонький седой человек со спутанными волосами, в роскошном королевском облачении лежал на громадной, с поднятым алым балдахином кровати, среди горы шелковых подушек, ладонями зажав голову и морщась, как при сильной боли.
Десятка полтора придворных испуганно жались вдоль стен. Королева, больше похожая сейчас на пожилую молочницу, стояла у изголовья. Все молчали.
По четырем углам королевского ложа, на сверкающих золотом столбах, увенчанных металлическими шарами, сидели четыре гигантские черные птицы.

Когда старик с Тимофеем вошли в королевскую спальню, никто даже не обернулся, и Тимофей понял, что их просто не видят.
Старик приблизился к королю, что-то пробормотал и тот, будто ужаленный, подпрыгнул в постели, забился в угол, натянул до подбородка расшитое серебром алое атласное покрывало.
Он, единственный в комнате, видел гостей!
Вороны, доселе застывшие, как чугунные изваяния, принялись вдруг каркать так зловеще, что бедный король заткнул уши, замотал головой, умоляя поскорее прогнать проклятых птиц.
Но никто не приходил ему на помощь. Все растерянно озирались, не понимая, что происходит, уверенные, что у их доброго короля неожиданно помутился рассудок.
Никто не видел птиц и не слышал ни звука.

Стоя над королем, старик сказал:
- Ты плохо воспитал своих сыновей. Они не уважают старость. Вот и теперь их нет рядом с тобой. Возможно, ты даже не знаешь, чем они заняты. Но я сделаю так, что ты будешь слышать о них намного чаще, чем тебе бы этого хотелось. И ты будешь жить долго, но это не принесет тебе радости, потому, что лучше не родиться совсем, чем видеть то, что увидишь ты. Пусть старший твой сын будет убийцей!!
И ворон, сидящий над изголовьем справа, закаркал так зловеще, что бедный король затряс головой, словно хотел, чтобы она оторвалась и звуки, терзающие его уши, не проникали в его сердце.
- Пусть средний твой сын станет вором!!
И ворон, что сидел слева у изголовья, принялся каркать так надсадно, что бедный король забился под шелковые подушки и спрятал голову в колени.
- А младший пусть будет побирушкой, нищим, просящим подаяние!
И третий ворон, справа у ног короля, залился карканьем.
- А ты будешь жить, и видеть дела детей твоих!
И четвертый ворон, слева у ног короля, закаркал так отвратительно, что тело его, в такт этим звукам, начало изгибаться дугой и сворачиваться в клубок.

Старик с Тимофеем покинули королевскую спальню, пересекли пустую приемную, и уперлись в плотно прикрытую, украшенную позолотой и вензелями дверь.
Старик встал перед нею, пробормотал недлинное заклинание, расправился весь, словно став выше ростом и шире в плечах, и вдруг резко толкнул дверь.
Пол у Тимофея ушел из-под ног. Из открывшегося проема дохнуло сыростью и густым дымом. Глаза у него защипало, он качнулся вперед и, не вдерни его за собою старик, наверняка он упал бы лицом вперед.
От едкого дыма он зажмурился, в горле запершило, а когда ему удалось, наконец, прокашляться и утереть набежавшие слезы, он обнаружил себя стоящим посреди небольшой вытянутой комнаты без окон, с чистым дощатым полом и почти пустой.
Свет проникал через круглое застекленное отверстие в крыше, больше похожее на люк. Потолка не было вовсе. Вместо него, пространство комнаты над головой делили две черные горизонтальные балки, над которыми, из-за отсутствия чердака, сразу находилась островерхая крыша.
Пучки трав и кореньев висели под нею и по всему периметру  вдоль стен. В углу топилась печь с открытой заслонкой. Каменная труба, массивная и закопченная, выходила на крышу на противоположной от круглого оконца стороне.
Тимофей медленно опустил взгляд. За крепким столом, за массивной, отполированной временем столешницей, на скамье сидел давешний косматый старик, молча разглядывал его из глубины седых зарослей, дул на дымящуюся глиняную кружку с пахучим черным пойлом.
Несмотря на многодневный голод, аппетита эта дрянь у Тимофея не вызывала.
- Здравствуйте,- вежливо начал он.- Могу ли я вам еще чем-нибудь помочь?
- Надеюсь, что да. Но сейчас моя очередь. Чего ты хочешь?   
- Найти Шамаса.
- Он перед тобой,- старик отхлебнул из кружки и сладковато-пряный запах, растекшись по комнате, защекотал ноздри.
- Что за помои?- тихо квакнул Маккварен и только теперь Тимофей вспомнил о своих спутниках.
Вороны не было. Змея, куском холодной глины лежала за пазухой. Паук, с угрюмым упорством грыз материю, пытаясь проделать дыру в кармане, чтобы наблюдать за происходящим, не обнаруживая при этом себя.
- Чего ты хочешь?- старик еще отхлебнул, отставил кружку и глянул на Тимофея вспыхнувшими, как разворошенные уголья, глазами.
- Нужна ваша помощь. Только вы можете спасти замок короля Одела и всех его обитателей. В замке оборотень…
- Садись,- пригласил колдун.- Пей.- Он достал вторую кружку, плеснул в нее из закопченного сосуда.- Это то, что тебе сейчас нужно.
Усевшись, Тимофей залпом влил в себя раскаленное зелье. Горячие волны, накатывая одна за другой, накрыли его уставшее тело, приподняли над столом, принялись мягко раскачивать.
- Молодца,- похвалил колдун, но зелье уже ударило в голову Тимофея. Его понесло.
- Мы тут сидим, выпиваем, а Морквина сейчас пытают. Зачем было по лесу бегать, короля пугать? Дорог каждый час!
- Не хами ему,- прошипела змея.- Чччреватто…
- Шамас великий колдун,- поддержала жаба.- Обратит в крысу, моргнуть не успеешь.
- Или в муху,- буркнул паук.- Не умеешь пить отраву, не прикладывайся.
- Это не отрава,- возразил Шамас, и Тимофей понял, что колдун слышит все, что говорят его спутники. – Отрава не пахнет, иначе кто бы ее пил?- Он хихикнул.- И ты прав, время не ждет. Но кому суждено успеть, тот не опаздывает. А за тех трех принцев и их отца-короля не обессудь. Совсем страх потеряли. Перестанут уважать колдунов - как жить? Это, Тима, и тебя касается…
Он назвал Тимофея по имени, хотя тот до сих пор не представился.
- Теперь к делу. Ты один спасешь всех.
- Но как?! Там оборотень, вампир, да еще инквизитор с отрядом. Мне и в замок-то теперь не пройти, сразу схватят. Морквин говорил, только вы можете нам помочь…
По крыше вдруг застучали. Сверху что-то заскребло, загрохотало.
- Принцы вернулись?- предположил Тимофей.
- Ты горяч, нетерпелив,- колдун дернул за тонкий витой шнур над столом, конец которого был привязан к окошку на крыше. Люк с шумом распахнулся, и в комнату влетели, одна за другой три огромные черные птицы, и следом еще одна, поменьше, в которой Тимофей с удивлением узнал Стелу. Птицы сели на перекладину над их головами, заворковали.
- Молодость,- вздохнул Шамас.- Победить оборотня можно его же силой. Нужна оборотная мазь, чтобы снова вернуть Оделу его тело, а Оркмахи навсегда запереть в мерзкого горбуна, каким он и родился на этот свет. Но такой мази больше не существует. После того, как Одел разорил болото, ил для ее изготовления высох. Остатками мази Оркмахи и пользуется, и если ему не помешать, ее вполне хватит, чтобы оседлать пол мира.
- Нужна мазь,- повторил Тимофей, но мази больше нет. Что же тогда делать?
- У всего в этом мире есть замена. Ну, или почти у всего. Не всегда равноценная, часто временная. Но нам и этого хватит. После победы Одела ученики Оркмахи разбежались кто куда. Двое прибились к стае людей-волков, из тех, что живут в крепости людоеда. Один из них, во время осады украл родовой перстень болотных колдунов с зеленым кристаллом. Надо добыть его.
- В одиночку добыть перстень у людоеда, окруженного стаей людей-волков. Это все?
- Нет,- отвечал Шамас.- Это только половина. Маленькую крошку этого кристалла следует отколоть и истолочь в порошок. А порошок всыпать в меру морского ила, который есть только в одном месте, у побережья Северного моря, недалеко от Доглена.
- Морквина казнят через неделю. В день, когда вампир женится на принцессе. Мне не успеть, даже если у меня вырастут крылья.
- Ты сможешь летать и без крыльев, становиться невидимым, даже при ярком солнце, проходить сквозь стену, как музыка скрипки, а может, и еще что-нибудь. Ты станешь магом, по силе равным мне.
- Это для меня большая честь,- осторожно сказал Тимофей, в который раз сожалея, что послушался Морквина и пошел просить помощи у выжившего из ума, пусть и могущественного некогда чародея. Теперь старик хочет все дело свалить на него, бормоча при этом такие небылицы, от которых в пустом животе Тимофея начался голодный бунт.
- Хорошо,- сказал он.- Надо, так сделаем. Но не  на голодный желудок. Нет ли у вас, господин Шамас, чего-нибудь для меня и моих спутников?- Тимофей неопределенно показал на свои оттопыренные карманы, тронул через рубашку гадюку. Над его головой, на мощном насесте, Стела ворковала сразу с тремя гигантскими воронами, вполне уютно чувствуя себя в такой страшноватой компании. Птицы чистили друг другу перья, что-то поклевывали прямо на балке.
- Хорошо им,- сказал Маккварен.- Летают.
Паук и змея помалкивали, не решаясь напоминать о себе в присутствии древнего колдуна.
Шамас кивнул. На столе появилось блюдо с овсяными лепешками и финики, большой запас которых Шамас делал раз в году на городской ярмарке. Он снова разлил по кружкам черное травяное зелье, сказал:
- Это придаст тебе сил. Ешь и устраивайся на ночлег. Утром тебе предстоит долгий путь.
- Еще бы,- промычал Тимофей, набивая рот черствой лепешкой. Паук и змея, высадившись на стол, торопливо подбирали крошки.
- Выпить нечего?- квакнул Маккварен и, видя, что никто здесь не собирается угождать его пагубной привычке, с неохотой принялся обгладывать финик.
Потягивая черное зелье, Шамас внимательно наблюдал за жующим Тимофеем. После ужина он указал на громоздкий сундук в углу.
- Всем спать. Утром многое изменится. Ничему не удивляйся и запомни все, что увидишь во сне. От этого, возможно, будет зависеть твоя жизнь.
По
                глава семнадцатая
                Ученик колдуна

Если, попросившись переночевать, гость не спешит прощаться и день, и два - то, пожалуй, он слегка загостился и стоит ему вежливо напомнить о приличиях, которые ничуть не противоречат законам доброго гостеприимства.
А что прикажете делать, если сам хозяин не думает отпускать вас год и другой, а скоро и третий уже к концу  подойдет? Похоже, гость давно  превратился в пленника…
Всю первую зиму Тимофей только и делал, что убирал дом Повелителя ворон, косил траву на поляне, кормил его птиц и носил коромыслом воду из дальнего лесного ручья.
Вместе с Шамасом он бродил по лесу, собирая урочные травы и коренья, сушил и толок их в каменной ступке. Под присмотром колдуна он готовил бесчисленные мази и снадобья, склянки с которыми заполняли все полки в обширном погребе.
Вороны будили его около пяти утра. Он чистил и полировал их твердые, как броня, клювы, латал прохудившуюся крышу, пас на лугу мерина и чистил пойманную в ручье рыбу.
Уснуть на отведенном ему сундуке удавалось не раньше полуночи.
Дважды он пробовал бежать. Следующим утром после проведенной у колдуна первой ночи  и месяца через полтора.
И оба раза черные птицы настигали его и, жестоко исхлестав крыльями, клювами пригоняли обратно. После второго раза он неделю ходил с синяками и ссадинами по всему телу.
О Морквине, о попавших в беду обитателях замка и об опасности, нависшей над миром  из-за набирающих силу оборотней, о чем так долго говорил Шамас в день их знакомства, колдун словно   забыл.
На все вопросы он только ухмылялся в косматую бороду и посылал Тимофея чистить вороньи клювы или носить воду. Да и колдовства особого Тимофей не видел, скоро придя к выводу, что хитрому старику с самого начала плевать было и на оборотней, и на королей, а его он  держит, просто как слугу. Наивный Морквин…. Наверное, оборотень, после казни приказал и пепел его развеять…
Потеряв надежду бежать, Тимофей начал присматриваться к колдуну, силясь понять, что общего между рыбалкой, за которой старик проводил большую часть времени и его таинственным ремеслом.
- Терпение,- отвечал обычно Шамас,- терпение…

И когда ближе к весне, в дождливый ветреный вечер, Тимофей особенно допек колдуна своими вопросами, тот, наконец, сказал:
- Нет никакой магии. Есть только Вера и Знание…
- И все?!
- А ты попробуй, поверь, что ты невидим. Да так, чтобы хоть пять минут не усомниться в этом,- сказавши это, Шамас, сидевший за столом напротив, вдруг исчез. Растворился, как сахар в стакане…
Тимофей зажмурился, изо всех сил стал представлять, что невидим, но мысли, одна за другой, все какие-то посторонние, ни к месту, вереницей лезли в голову, приходили из прошлого, сплетались с настоящим, устремлялись вперед. Он открыл глаза.
Шамас, как ни в чем ни бывало, сидел напротив, пил свой пахучий чай.
- Мешает,- сказал он.- Избавься от лишнего. Чтобы не что-то думало за тебя, но ты думал. Научишься думать сам, глядишь, сможешь и делать…
Он особо подчеркнул д е л а т ь. И, с  этого дня взялся учить.

К концу первого года Тимофей уже становился невидимым, мог остановить, как будто стеной, бегущего на него волка, знал назначение большинства лесных снадобий и умел их готовить.
Он разговаривал с лесными зверями, понимал не только ворон, но и остальных птиц. Он видел глубоко под землей и далеко за горизонтом.
К следующей зиме он научился летать.
Дальше дела пошли резвее. Он сошелся близко с воронами Шамаса, летал частенько над Оделенским лесом и дальше, над вересковыми зарослями, за реку.
Несколько раз порывался он слетать и к замку Одела, чтобы хоть сверху постараться что-нибудь углядеть, но вожак по имени Кромм, гигантский ворон с орлиным размахом крыльев и угрожающих размеров клювом, каркал, закладывая умопомрачительные виражи и ложась курсом обратно к Северному лесу:
- В замке Оркмахи!! А он ненавидит все, что летает, кроме окаянных нетопырей. Его лучники сшибут тебя даже под облаками. Назад!..

Кромм, начавший вить гнездо со Стелой, на поверку оказался неплохим парнем. Он даже пытался обучить Тимофея разным птичьим трюкам, вроде умения взмыть свечкой в небо или упасть камнем, словно коршун на добычу, выходя из пике у самой земли так, чтобы трава прижималась от поднятого им ветра.
Еще он любил неожиданно переворачиваться в воздухе на полной скорости, будто уклоняясь от хищных птиц или пущенных в него стрел. В небе он чувствовал себя хозяином и не прочь был поделиться своим искусством с Тимофеем.
Но ничего, кроме парения над лесом или плохо управляемых полетов по прямой у того не получалось.
Шамас успокаивал:
- Много чего по небу летает. Птицей тебе не стать, а для колдуна довольно и этого…

Застрял Тимофей уже к концу третьего лета. Старый колдун предложил ему раздвоиться. Сделать так, чтобы, оставшись в запертой избушке, оказаться у дальнего ручья, где Шамас обыкновенно ловил пескарей.
Как ни бился Тимофей, но больше, чем мгновенно перенестись из дома к ручью или обратно, ему так и не удавалось.
Оставленный в доме под присмотром Кромма, он вдруг оказывался за несколько миль у ручья, не слишком понимая, как это вышло и надеясь, что в это время он также сидит еще и на опушке, листая старинные колдовские книги, к чтению которых он постепенно пристрастился.
Неподкупный ворон, однако, всякий раз отрицательно мотал клювом, разбивая надежду Тимофея незаметно покинуть лес сразу, как только он окажется един в двух лицах.
Лето было уже на исходе. Чувствовалось приближение осени, третьей в его жизни у Шамаса.
Он привык. Изучение колдовских наук постепенно увлекло его, стало казаться единственно важным занятием.
Ворона, паук и змея тоже как-то обжились. Стела строила непростые поначалу отношения с вожаком. Скоро у них должны были появиться птенцы. Пауку Шамас, поворчав, позволил сплести небольшую паутину и, хотя в доме мух не водилось, мохнатое насекомое целыми днями сиживало в засаде, чтобы не потерять сноровку.
Гадюка все больше спала, растолстев от тепла и безделья, и совсем не интересовалась птичьими яйцами.
Лишь Маккварен слонялся днями вокруг дома, прыгал по кочкам, недовольно квакал:
- Не умеют жить! С их-то возможностями и пива не варить. Хоть бы покупали, что ли…

Прошло еще пару месяцев. Как-то вечером, ближе к середине октября, Шамас, имевший обыкновение в хорошую погоду выкурить перед сном свою глиняную трубочку, неожиданно сказал:
- Тебе больше нечему здесь учиться. Ты маг…
Он пыхнул еще облачком душистого самосада, глянул на низкое небо. Луна высунулась из-за огромной трубы, тенью нависающей над домом, серебром опылила изумрудную траву у порога.
Тимофей, каждый вечер полирующий бархатом вороньи клювы, изумлено поднял голову. То, чего он изо дня в день ждал целых три года, уже не веря, что при жизни старого колдуна ему удастся окинуть Оделенский лес, кажется, случилось.
Шамас выбил трубку, кряхтя, поднялся с завалинки.
- Ступай теперь спать. Утром начнется твоя война.

Он проснулся поздно, с тяжелой от сна головой, голодный и в отвратительном настроении.
Впервые за три года его не подняли до рассвета, дали выспаться, и он долго лежал с закрытыми глазами, думал о Морквине, принцессе.
Наверняка, обглоданные кости нерадивого колдуна давно гниют где-нибудь за крепостной стеной королевского замка. Принцесса вышла за Спилгрима, да и в самом замке никого, кроме вампиров и вампиренышей никого не осталось…
Тимофей резко сел, протер глаза. За накрытым столом сидел Шамас, наряженный не как обычно, в бесформенный балахон, но одетый в строгий черный камзол с высоким отложным воротом, весь какой-то промытый, затейливо причесанный в сотню сплетенных его птицами косичек, переходящих из седой гривы в длинную бороду. Косматые брови зачесаны кверху, открывают тяжелый внимательный взгляд.
- Садись,- пригласил колдун.- Ешь. Дорога предстоит дальняя.
Не заставляя старика дважды повторять, Тимофей набросился на еду. Овечий сыр, зелень, мягкий хлеб. Вино  в высоком глиняном кувшине, из которого вынырнул изрядно захмелевший Маккварен.
Квакнув, с виноватым видом, он исчез под столом.
- Вино не пиво, много не выпьешь…
Где старик все это хранил, изо дня в день, потчуя ученика черствыми, как терка лепешками и водой из ручья? Тимофей об этом не думал.
- Куда ехать?- наконец, спросил он, когда на столе почти ничего не осталось.
Впервые он по настоящему наелся и, слушая начавшийся за бревенчатой стеной дождь, вспомнил о близкой зиме.
Шамас покачал головой.
- Спасать принцессу. И своего друга. Или ты забыл?
- Забыл,- с горечью сказал Тимофей.- За три года забудешь. Думаю - те, кто ждал от меня помощи, тоже многое забыли. Кое-чему я у вас научился, спасибо. Только хороша ложка к обеду. Через три года спасать там уже некого. Известно же - если вампир пьет кровь у человека, тот сам становится вампиром. Наверное, замок короля Одела кишит этой нечистью.
Шамас удивленно каркнул. На столе перед Тимофеем кучкой собрались змея, жаба и паук. Стела, с тремя воронами Шамаса, уселась на балке.
- О чем ты?- скрипнул паук.
- Вредно долго спать,- прошипела змея.- Всякое может присниться…
- Выпей еще,- посоветовал Маккварен.
Шамас усмехнулся.
- Ты провел здесь только ночь. Если поторопишься, успеешь сделать то, что должен.
- Каждый солдат знай свой маневр. Не держите меня еще за одну ворону. Это делу не поможет. Я точно знаю, что прожил здесь три года, а вы, все вместе, уверяете меня, что одну только ночь.
- Тогда смотри,- Шамас достал сложенный костяной веер, умакнул гусиное перо в чернильницу, быстро начертал на нем знакомое Тимофею короткое друидское заклинание, заставляющее путника блуждать по кругу.- Это день. За день можно что-то сделать.
Шамас чуть раскрыл веер, выдвинул следующую полоску, написал еще одно, вызывающее бурю заклинание. Потом раздвинул еще и снова взял перо. Так он поступал до тех пор, пока в руках у него не оказался костяной круг из узких полосок, весь испещренный магическими знаками, многие из которых Тимофей не мог разобрать по причине того, что они оказались в перевернутом виде.
Колдун слегка обмахнулся им, сложил, опять превратив веер в узкую костяную гармошку.
- Это время,- сказал он.- Когда ты ничего не делаешь, день долог. Когда ты страдаешь, он кажется длиннее жизни. Но, если день наполнен тысячей дел, он пролетает незаметно. Иногда целая жизнь может показаться одним днем. Время у каждого свое.- Он снова развернул и сложил веер.- За одной полоской кроются десятки. За прошлую ночь ты узнал то, на что уходят годы. Потому тебе и кажется, что ты слишком загостился.
- Но почему я? За что такая честь?
- Мы похожи,- объяснил Шамас.- Ты - как я.
- Это точно. Удивительное сходство. Любой сразу заметит. Лучше скажите, как мне после домой вернуться?
- Вход - золотой, выход - мешок золота.- Шамас сунул слетевшей к нему на плечо птице  жирный финик.- Кое-кто живет по иным правилам, и это тоже правило. Во всякой книге есть место, из которого расходятся все страницы.
- Переплет,- быстро сказал Тимофей.
Ворон на плече колдуна фыркнул. Колдун повел левой бровью.
- Да ты просто ученый муж. Главное - узнать правило.
- Опять учиться?!
- Этому никто не научит. Инстинкт подскажет. Если он у тебя есть.
- А если нет?
- Тогда я сильно ошибся. И многие беды придут на эту землю, и виноват буду я.
Тимофей поежился.
- Это слишком серьезно для моей бедной головы…
Колдун отвязал от пояса увесистый кожаный мешочек, бросил его через стол Тимофею.
- Здесь золото. Иногда оно сильнее магии. Добудешь у великана перстень, отправляйся, не мешкая, в Доглен. Купи в кабачке у старого Маклоха бочонок лучшего коньяку и свези его на берег. Передашь водяному Куу. Старый пьяница вечно мерзнет, особенно зимой, когда вода в его пещере сильно остывает. Сумеешь ему понравиться, он даст тебе немного ила.
- А если нет?
- Ты уж постарайся. Слишком многое от тебя сейчас зависит.
Шамас снял с шеи почерневший от древности тяжелый литой медальон.
- Это знак Повелителя ворон. Теперь он твой,- колдун надел холодную цепь на шею почему-то оробевшего Тимофея.- Время пришло. И помни - у тебя всего семь дней.
Вожак Кромм на балке удивленно каркнул. Молод он больно для Повелителя. Но такова воля Шамаса…

Тимофей встал из-за стола, рассовал по карманам паука и хмельную жабу, сунул за пазуху гадюку. Стела слетела к нему на плечо, потерлась клювом о щеку.
- Я понимаю,- сказал Тимофей.- Оставайся.
- Женщина,- квакнул Маккварен.
- Удачи,- прошипела гадюка. Паук ничего не сказал.
- Ну,- сказал Тимофей,- увидимся. На обратном пути, если мои ноги будут слушать мою голову, непременно загляну.
Шамас вдруг ссутулился и, отступив в угол, к печке, стал почти прозрачен. Тимофей разглядел сквозь него сундук, свернутую на нем овчину, служившую ему постелью, удочки у стены.
Старик глухо, как из колодца, пожелал:
- Успевай туда, где делят, и не спеши, где отнимают.
Тимофей резко отвернулся, шагнул за порог, аккуратно притворил за собой дверь.
Шамас впервые показался ему одиноким и жалким в своей заброшенной избушке. Он подумал, что больше не увидит его.
С неба, как обычно, сеял мелкий ледяной дождь.

                глава восемнадцатая
                Разбойники

До сумерек он, не останавливаясь, брел по лесу, продирался сквозь глухие, намертво сцепившиеся ельники, перепрыгивал узкие сырые овраги. Обходил, стараясь не слишком увязать в грязи, топкие места.
Четкого плана у него не было. Он все время двигался на Север, в сторону побережья, надеясь, что Шамас прав, и рано или поздно он встретит Великана.
- Ох, и тяжело,- стонал в кармане Маккварен.- Страшно мне и на сердце тяжесть.
- Подвиги легкими не бывают,- терпел паук.- Что за подвиг, если двигать нечего?
- Я на подвиги не подписывался,- квакала жаба.- Так ведь и возраст не располагает.
Змея от холода впала в полусонное состояние и, пытаясь согреться, только туже затягивала кольца на шее Тимофея.
Он вымок по пояс, в самом начале провалившись в обманчивую зелень и, чтобы совсем не замерзнуть, не останавливался ни на минуту.
Шамас дал ему в дорогу крепкие сапоги, взамен отобранных братьями кроссовок  и толстую матерчатую куртку без пояса. Но, мокрые, они только мешали двигаться. К тому же, раненые ноги снова начали кровоточить.
Если не остановиться, чтобы хоть немного передохнуть и подкрепиться взятыми у колдуна финиками, он просто упадет ничком в мокрую траву и останется лежать до следующего утра.
- Еще сотня шагов,- сказал он.- До того дуба. И привал…
Но пройти удалось меньше половины из намеченного. Ровно сорок восемь шагов…
Слева вдруг что-то затрещало. Густые кусты шевельнулись и, прямо перед ним, на узкую лесную тропинку с грохотом рухнуло толстое дерево.
- Засада,- ойкнул Маккварен, и левый карман Тимофея опустел.
Через мгновение на него упала частая сеть. Из ветвей  просыпалась горсть радостно вопящих разбойников.
Опутав живо его с головы до ног, они волоком потянули добычу в чащу. Паук выскользнул из правого кармана, пролез на ходу сквозь мелкую ячейку, скрипнул:
- Мы рядом.
Змея оставалась за пазухой и, прикрываясь от ударов, Тимофей беспокоился, что с перепугу она не разберется - кто свой, кто чужой…
Наконец, разбойники вытянули узел с Тимофеем на широкую поляну и, приподняв повыше, бросили под ноги вожаку.
Кругом, под деревья, из шалашей выползла вся шайка - десятка два оборванцев с луками и мечами.
- Вытряхните его,- приказал атаман, рыжий здоровяк в вывернутой волчьей шкуре.
Когда Тимофея распутали и поставили на ноги, он обнаружил, что кошелек с золотом бесследно исчез, а знак Повелителя ворон украшает теперь короткую толстую шею атамана, не мытую, похоже, с самого его рождения.
Тимофей сплюнул кровью из разбитой губы.
- Разве мама не учила вас, что брать чужое нехорошо?
Разбойники так и покатились по заиндевевшей траве. Когда хохот стих, атаман утер набежавшие слезы и достал из-за голенища длинный кривой нож.
- В жизни не встречал такого весельчака! Моя мама, да будет тебе известно, пока позапрошлой осенью ее не загрызли люди-волки, заправляла всеми этими джентльменами. А ты спрашиваешь, чему она меня учила. Шутник! Но и мы здесь пошутить любим.
Атаман обернулся к развеселившейся стае.
- А что, если вздернуть его на том старом дубе? При виде такого весельчака, у любого в лесу поднимется настроение. Что скажете, джентльмены? А его острый язык я, пожалуй, засушу и оставлю себе на память. Возможно, он сделает меня более красноречивым.
Змея перепугано зашипела:
- Быстро преврати его в яйцо! Лучше в черепашье, чтобы заглотить быстрее. Ты же колдун!
- У вас на шее медальон Шамаса,- Тимофей усиленно размышлял над внезапно пришедшим ему в голову планом.- Слыхали о таком?
Разбойники молча сузили круг.
- Братцы,- притворно удивился атаман,- а не тот л перед нами великий вор, что недавно обокрал короля Одела? И, вдобавок, еще самого Повелителя ворон? Видишь, земля слухом полнится, слава твоя впереди тебя бежит. Прикажете называть вас Ваша честь? Как же вас, в таком случае, угораздило к нам, недостойным, заглянуть? Да еще в сетку, словно глупый тушканчик, попасть. А медальончик, о котором вы изволите беспокоиться, вот он. Хорош?- Грубыми скрюченными пальцами он огладил граненую цепь, потер черный, сверкающий даже в сумерках камень.
- Лучше верни,- сказал Тимофей.- Не то быть беде.
Разбойники еще сдвинулись, почти вплотную обступив Тимофея. Ноздри ему забил тяжелый запах сырой одежды, грязных тел и засохшей крови.
- Быть беде,- нараспев повторил атаман.- Ну и шутник. Да мы и есть беда!
Чуть в стороне, двое шустрых, с красными лишайными руками бродяг уже вязали петлю. Третий,  с концом веревки в длинных зубах, с обезьяньей ловкостью карабкался на громадный, царящий над сизыми вершинами дуб.
 - Давай повыше!- вопили снизу.- Чтобы птицам Шамаса было видно! Повелитель ворон, ха-ха-ха!
Атаман поднял правую руку. Поляна стихла.
- А что, все-таки, будет?- спросил он, смеясь и дергая медальон на шее. – Может, ты умеешь видеть будущее? Что, колдовская побрякушка удавит меня этой цепью?
Как все разбойники, он был жесток, труслив и невероятно суеверен.
- Нет,- серьезно отвечал Тимофей.- Тебя удавят на виселице. Во дворе центральной коблинской тюрьмы, при большом стечении народа.
Разбойники угрожающе загудели.
- Брось, парень,- атаман слегка побледнел.- Это когда еще будет?! А пока, лучшая гадалка из нас двоих - это я. Бьюсь об заклад, первым вздернут тебя!
И он открыл рот, чтобы дать команду нетерпеливо сопящим головорезам.
- Исчезни!- отчаянно взмолилась из травы жаба.- Или обрати их в стаю жирных навозных мух!
- Предлагаю сделку,- быстро и твердо сказал Тимофей.- Тут неподалеку живет парень, у которого целая пещера золота. Вы проводите меня к нему, а я возьму вас в долю. Пятьдесят на пятьдесят. Думаю, это будет справедливо, если учесть, что всю работу я беру на себя.
Атаман захлопнул рот. Потом приоткрыл его снова, но совсем чуть-чуть, выдохнул в щелку между крупными гниловатыми зубами.
- Пещера золота? И где же такая?
- У великана, что живет по ту сторону холма.
- Он спятил!- завопил одноглазый, стоящий с веревкой по правую руку  атамана.- Его охраняет целая стая людей-волков!!
- А в горе, где он прячет свое золото, еще сотня разной нежити,- еще один, хромой, с иссеченным шрамами голым лицом, задрал штанину, обнажив грубый деревянный протез.- Это они! А двух наших задрали и,- он покосился на атамана,- матушку вашу, Царствие ей Небесное…
- Не болтай!- Одернул его атаман.- Царствия Небесного ей не видать, а вот на золото великана она посмотреть бы не отказалась. Жизнь полна неожиданностей. Похоже, у этого юноши удача. За неделю он обокрал короля и старого чародея. Почему нет?

И Тимофей изложил свой план. Вернее, ту его часть, что предназначалась для разбойничьих ушей. Коротко это выглядело так:
Пять-шесть разбойников, вместе с ним, рядятся проезжими купцами и, выехав на дорогу, ведущую мимо Гнилой горы, застревают на своей повозке перед самым мостом.
По слухам, великан жил в глубине высокого холма, которым, на самом деле и была Гнилая гора, в огромной пещере, и стая его людей-волков вечно рыскала по округе в поисках добычи.
Местные жители -  да что они? - и лихие люди обходили это место далеко стороной.
Обычно стая нападала на незадачливых путников или купцов, решивших срезать путь по дороге на ярмарку в Бохерин.
Пленников загоняли в подземные ходы, которыми был изрыт весь холм, и больше их никто никогда не видел.
По замыслу Тимофея, попав в подземелье как пленные, разбойники должны были перебить охрану спрятанными под одеждой ножами и впустить остальную шайку.
- И золото наше!- заключил он.

Над поляной повисла гнетущая тишина. Перекошенные лица вокруг свидетельствовали о той нелегкой борьбе, что разворачивалась сейчас в разбойничьих головах. Борьбе между природной алчностью и звериной осторожностью.
А нет ли здесь какой ловушки? С чего этот парень предлагает им лезть в пасть тому, о ком среди обитателей Оделенского леса и говорить не принято? Великан, которого никто и в глаза не видел, слыл людоедом, и проверять, так ли оно на самом деле, никому здесь не хотелось.
- Это,- промямлил, наконец, одноглазый.- Сдается мне, парень не в ладах с собственной головой.- Это что, самим на стол к людоеду?
- Нет,- возразил хромой.- Ворюга слишком хитер. Ему-то терять нечего - или к великану на вертел, или здесь повесят. А лично мне рановато…
- Но атаман решил:
- Впереди зима и через лес никто не поедет. К весне мы протянем ноги от голода, или сами начнем есть друг друга. Надо рискнуть - пять минут страха и полные карманы золота. А кому идти - бросим жребий.

 Пока шайка решала, кто отправится с Тимофеем, его отвели в просторный шалаш, скрытый в глубине ореховых зарослей. Там, в углу, на охапке еловых веток, лежал умирающий бородач.
При виде Тимофея, по лицу его прошла судорога, он изогнулся дугой и, в ужасе, стал беспорядочно отмахиваться руками.
- Змея, змея…- Шипел он, пуская пену из посиневших губ.
- Отходит,- сказал провожатый Тимофея.- Как вчера воротился, так и слег.
- Видать, на змею где-то наступил,- сказал второй.- Это яд. Дня три еще промучается, и конец…
Обессиленный приступом, умирающий снова замер. Только глаза его, вернувшись в орбиты, с мольбой смотрели на Тимофея.
- Ты уже раз помог,- шепнула из-за пазухи гадюка.- Если б не я, он бы вырезал твое доброе сердце.
- Отдыхай,- сказал Тимофею разбойник.- Тебя позовут.
- Ага,- подтвердил, поскорее выходя из шалаша с умирающим, второй.- Вам тут и вдвоем не скучно.
Оба вышли на воздух, о чем-то приглушенно заспорили.
- Помммоги,- неожиданно прохрипел умирающий.- Прошу…    
В шалаш, с противоположной входу стороны, проскользнула жаба. Следом появился паук.
- Справедливость торжествует,- злорадно квакнул Маккварен.- Отвязали его вчера, а он с ножом… Молодец, Гриша.
Едва ли не впервые в жизни, он похвалил змею, да еще и обратился к ней по имени.
- Эй,- позвал Тимофей разбойников.- Принесите немного моха с северной стороны дуба и вчерашней золы из костра. Возможно, мне удастся облегчить его страдания.
- А говорили, ты вор…
- Хорошенькое дело - лекарь-наводчик!
- Тащите скорее, не то он будет пугать волков своими криками еще неделю.

Из принесенного разбойниками, Тимофей приготовил подобие мази, добавил воды, влил умирающему в рот. Прочел заклинание от боли, положил руку на пылающий лоб. Вскоре тот затих, уснул.
- Умрет вечером,- сказал паук.
- Тут и магия не поможет,- согласилась змея.- Столько яду впрыснуть…      
В шалаш зашли еще несколько разбойников, сгрудились вокруг умирающего. Позже заглянул атаман. Он был отчего-то весел.
- Да ты на все руки! Выгорит дельце с великаном, я подумаю над тем, чтобы вернуть тебе эту побрякушку.- Он дернул висящий у него на груди медальон Шамаса.- А этот что? Жить будет?
- Слишком поздно,- отозвался Тимофей.- Яд уже убил его, хотя он этого еще не знает. Просто он больше не мучается…
Жаба и паук уже сидели в его карманах. Змея грелась за пазухой. Укушенный спал, и черты его постепенно разглаживались.
Атаман поковырял в зубах острием загнутого кинжала, длинно сплюнул.
- Матушка говорила: доброта - главное богатство. Стало быть, ты самый богатый в этом лесу. Зачем такому золото? А мы люди злые, бедные. Можем и деньгами взять…

                глава девятнадцатая
                Карлик

Как начальник стражи, старый Ансгар носил на своем широком кожаном поясе ключи ото всех комнат королевского замка.         
Он не спал уже несколько ночей, с тех пор, как погибла его любимица, служанка принцессы.
Девушка, к тому же, приходилась  дальней родственницей его свояченице из Мангрета, и он чувствовал свою вину за ее смерть.
Каждую ночь он обходил все три башни, слушал, затаившись, ночные шорохи, ставил в темных переходах волосяные силки.
Нежилые комнаты, тайные винтовые лестницы, берущие свое начало в узких нишах за почерневшими портретами бывших хозяев замка, глухие колодцы тесных извилистых коридоров, заросшие плесенью и забитые сажей дымоходы каминов, не топленые кое-где не одну сотню лет.
И все зря…. Поймать вампира не удавалось. Тот словно смеялся над охотниками, всегда оказываясь на шаг впереди.
Иногда, по ночам, чаще между двумя и  тремя часами пополуночи, Ансгару казалось, что в дальнем конце верхнего этажа мелькнет вдруг длинная прямая тень, почти неслышно прошелестят частые шаги.
Но стоило ему, обнажив меч, броситься в погоню, как с нечеловеческой быстротой тень исчезала, и только легкий сухой свист: спил-грим, спил-грим, слышался ему из глухого каменного мешка никуда не ведущего коридора.
И только чутье старого воина не дало ему покоя. Враг в замке, он только выжидает, чтобы напасть на очередную жертву.
Но поделиться подозрениями ему было не с кем. Разве что пять-шесть сохранивших ему преданность, таких же старых, как он сам  солдат, много лет прослуживших королю Оделу, не встречали насмешками его осторожные слова о вампирах, якобы поселившихся в замке. С остальными и думать нечего было говорить.
Король прибавил охране жалованье, отменил, впервые за сотни лет, самую утомительную, третью, ночную стражу.
Часто, едва ли не каждую неделю устраивал балы и приемы. Загостившийся инквизитор занимал королеву научными беседами и рылся в богатой замковой библиотеке. Его люди целыми днями ели и пили, играли в кости и совсем обленились.
Дело шло к свадьбе принцессы, и оживление царило среди придворных.
Принц Вильмет, которого больше всех подозревал начальник стражи, ни на шаг не отходил от невесты, осыпал ее лестью и подарками. Уже и день свадьбы был назначен, первый после новолуния, через неделю.
Лучшие гонцы были отправлены в Лиаргиль, к отцу жениха, королю Риану и окрестным лордам, во все замки вдоль побережья. Все ждали свадьбу…
И, в одну из тихих безлунных ночей, когда даже порывы ветра, обычные для такого времени года, не нарушают безмолвия старого замка, Ансгар отпер своим ключом небольшую дверцу прямо над королевской спальней, вошел в темную комнату, не обозначенную ни на одном из планов замка, и запалил огонь.
- Слишком долго ты шел!- горбатый карлик, сидящий на толстой цепи, освещенный теперь неровным светом факела, строго смотрел  из угла.- Твой король в неволе, ты служишь оборотню!
Ансгар осмотрелся. Сейчас он думал о словах странного вора, сказанных им в лесу. Тех словах, что заставили его впервые в жизни ослушаться приказа и не убить пленника.
Железная клетка, висящая в центре комнаты, под потолком, слегка покачнулась, отбросив полосатую тень на грубые булыжники пола.
В клетке томилось скрюченное зеленокожее существо, в чьем теле, если верить отпущенному им вору, заперт был теперь Лимерикский принц Вильмет.
- Моя голова подобно улью с бешеными пчелами,- сказал начальник стражи.- Все гудят, жалят и рвутся наружу. Что делать?!
- Убей оборотня, занявшего мой трон! Спаси своего короля!!
- Если бы все было так просто…- хрустнув суставами, рослый бородач присел на корточки рядом с горбуном. Теперь они были одного роста.- Если я убью его, все решат, что я заколол настоящего короля. Меня казнят, и род мой будет проклят. Если убью второго, того, что занял тело принца, начнется война с Лиаргилем. Погибнут тысячи…
Карлик мрачно засопел.
- Если в замке колдун,  мы все будем прокляты. Где он?
- На охоте…- Ансгар махнул рукой.- Как ночную стражу отменили, так каждую полную луну седлает черного жеребца и, вместе с другим самозванцем, отправляется в лес. Вдвоем, ночью! На кого можно охотиться ночью? Раз, я пробовал проследить за ними. До самых границ замковых земель шел. А возле леса они словно растворились! И это при полной луне…. А все кругом будто очарованы им. Смотрят и не видят, слушают и не слышат.
Я пришел  спросить у своего короля - что делать?! Я просто старый солдат. Я привык драться и, не задумываясь, отдам свою жизнь в бою. Но тут…
Ансгар сжал голову большими, в шрамах ладонями, замычал, как от зубной боли.
Карлик покрутил короткой шеей в железном ошейнике, с отвращением прикоснулся к  своему переднему горбу. После того, как приглашенные из Доглена лекари объявили его буйным и весьма опасным для окружающих, он больше не слонялся свободно по коридорам своего замка. Сутками сидел он под лестницей в своей каморке, обхватив голову длинными, как у всех горбунов, такими чужими руками, молчал, тяжко думал все об одном.
Как могло случиться, что могучий король, одного слова которого было довольно, чтобы начать войну или одарить милостью сотни своих подданных, сидит теперь на цепи, как пес, и из чашки с водой, стоит лишь наклониться над нею, на него смотрит такая мерзкая рожа,  что хоть зажмуривайся, прежде чем напиться.
Рядом в клетке сидело унылое зеленое чудище, в котором он без труда, уже на второй день их совместного заточения, узнал принца Вильмета.
Оборотень в одночасье захватил власть, замок и самое тело короля, и никто этого даже не заметил!
Напротив, Оделу казалось, что все в замке счастливы. И даже его супруга, умнейшая из женщин, прожившая с ним в любви и согласии двадцать лет, и та, души, похоже, не чаяла в самозванце.
Лишь его дочь, принцесса, что-то чувствовала, или это ему так казалось, да еще старый Ансгар со своим чутьем с первого дня не доверял пришельцам.
И, когда бородач, наконец, появился в его каморке, это скорее разозлило заколдованного короля.
- Думай!- строго сказал карлик.- Это, конечно, не твое ремесло. Раньше я всегда говорил - не умеешь работать головой, работай руками. Но заменить тебя некем, и вся надежда только на тебя. Ни оборотня, ни вампира просто так не убьешь, не обижайся. Нужны серебряный нож, чеснок, осиновый кол и прочее…. А лучше всего - мастер. Такой же колдун, только на нашей стороне. И чтоб инквизитор - ни-ни! Он совершенно очарован приемом. Его завалили подарками, из моей же казны, он слеп и глух ко всему, к тому же стар и весьма болезненного состояния. Он нам не помощник. Я слышал, в Северной башне пытают Морквина, молодого колдуна с мельницы. Он еще жив?
- Пока жив. Каждый день его подвергают пыткам, требуя признания в связях с нечистой силой.
- И что?
- Терпит. В день подписывает по одному - два. А там список листов на двадцать. Я его видел. Волосы дыбом! 
- И все же тебе придется пойти к нему. Наши предки враждовали, но теперь не время сводить счеты. Сули ему от моего имени что хочешь, хоть пол царства. Он враг оборотня, а значит, наш союзник. Ступай сейчас, пока его совсем не уморили эти душегубы.
- Морквин потерял много крови, он в цепях и при нем стража из людей самозванца. А у меня теперь пять-шесть солдат из старой гвардии.
- Выбора нет. Иди…
- Слушаюсь, Ваше Величество,- хрустнув суставами, Ансгар встал, поклонился и вышел.
 Зеленое существо в клетке за время разговора ни проронило ни звука, лишь смотрело неотрывно на короля и начальника стражи.
И лишь когда тот выходил, тихо присвистнуло:
- Помоги…

                глава двадцатая
                Великан

Еще не рассвело, а Тимофей, в сопровождении шестерых, переодетых купцами разбойников, уже стоял у подножья Гнилой Горы.
 Зыбкий ночной туман, вперемешку с ледяной моросью, нагонял тоскливые мысли о теплящемся где-то поблизости очаге людоеда.
Заранее подпиленная ось вовремя сломалась и, набитая разной, когда-то награбленной рухлядью, повозка лежала теперь на боку, беспомощно задрав к небу перемазанные грязью деревянные колеса.
Луна, выбеленная туманом до собственной бледной тени, таяла над едва различимыми верхушками Оделенского леса. Загустевший к утру воздух превращался у земли в липкую, вяжущую ноги пелену.
- Дурная затея,- тревожились разбойники, силясь хоть что-то разглядеть сквозь сизый упругий сумрак.
- И повозка почти новая, жалко…. Сколько бы еще бегала.
Они ощупывали под богатой купеческой одеждой рукояти ножей, ежились, выстукивая зубами.
- Ох, порвут нас волки…
- Всех денег не заработаешь,- смиренно вздыхал кривой на левый глаз, сутулый малый.
- И даже не украдешь,- поддержал его молчавший самого вечера низкорослый плешивый колобок, шустро обегавший повозку на крепких кривоватых ногах.- Хоть глаз коли, и дозорных не поставить. Подкрадутся и порвут, я брюхом чую…
- В брюхо и вцепятся,- соглашался тощий гнутый весельчак, бывший вначале за возницу.- Потроха для волков самая сладость.
Лошадь, хорошо знавшую дорогу к разбойничьему лагерю, он отпустил еще раньше и теперь, трясясь от сырости и ожидания, особенно непереносимого в обложном тумане, разбойники кучковались за скособоченной повозкой.

Прошло еще с полчаса, но рассвет, завязнув где-то на другой стороне холмов, так и не смог через них перебраться.
Не в силах противиться нараставшему с каждой минутой страху, провожатые Тимофея, пошушукавшись, один за другим исчезли в тумане. Последний буркнул, прощаясь:
- Ты, видно, парень лихой. Сумеешь вход в гору открыть,- свистни. Мы тут как тут. А на вертел к людоеду мы не подписывались.
- Я вас понимаю,- Тимофей зевнул и, убедившись, что остался один, раскачал и поставил повозку на покосившиеся колеса. Потом забрался внутрь, зарылся в какое-то тряпье и мгновенно уснул. И никакие уговоры паука, возмущение жабы и осторожный шип змеи не смогли удержать его от глубокого забытья. Сказалась многодневная усталость. Последнее, о чем он мысленно попросил паука, было:
- Будут спрашивать, пусть подождут…

Разбудил его чей-то мокрый нос, тыкавшийся ему в лицо и горячее шумное дыхание. Он осторожно приоткрыл глаза.
Плотным кольцом его окружало с десяток волчьих голов. Оскаленные пасти, горящие желтые глаза, капающая с клыков липкая слюна.
Он громко зевнул, в тот же миг,  представив себя огромным, лохматым, с громадными клыками волчарой. Представил с такой ясностью, что из горла его вырвался сдержанный лающий рык, столь грозный, что стая, опешив, сдала назад. Шерсть у Тимофея на загривке стала дыбом, он слегка встряхнулся.
Он был волком. Скосив глаза, он увидел свою жесткую, серую с подпалинами на боках шерсть, могучие когтистые лапы. Сила и ярость клокотали в его груди.
- С волками ты волк, со львами лев,- говорил Шамас, не стесняясь охаживать Тимофея во время уроков толстой суковатой палкой.- Так лучше запоминается.- Ты волк. Но волк самый сильный, а лев самый злой. И звери тебя не тронут. А усомнишься,- съедят.
- А люди?- спросил тогда Тимофей.
- Хуже человека зверя нет. В каждом и волки рыщут, и овцы блеют. И кто разберет, что еще в ком гнездится? Запомни одно - в ком волк, в том и овца. И всякий волк перед тигром овца. Кто пугает, тот и боится. А для мыши и хорек страшен.
Шамас был великим колдуном, и все-то у него гладко выходило. Прощаясь, он трижды вымолвил:
- Все мое – твое, все мое – твое, все мое – твое….
Вроде, как силу свою передал. Иди, мол, Тима, подвиги совершай. Чудеса твори.

Но сейчас перед Тимофеем сидели на задних лапах, вывалив красные языки - он сосчитал - двенадцать крупных волков, и он усиленно соображал, что с ними делать дальше.
- Это,- прорычал он.- Купцы разбежались, свежего мяса не будет. Ведите меня к Хозяину Горы. У меня к нему дело.
-Ох-е,- скрипнул паук в левом кармане.
- Я вниз не пойду,- квакнула жаба.
Змея еще больше похолодела.
Волки округ озадаченно переглянулись. И Тимофей вдруг увидел, что его окружают не дикие звери, а дюжина довольно приморенных, похоже, постоянно недоедающих, обросших густой щетиной мужичков.
Одетые в роскошные волчьи шкуры, с волчьими головами на плечах, поначалу их и в самом деле можно было принять  за волков.
Тимофей быстро, как учил его Шамас, забрался в сознание того, кто сидел ближе, и по повадкам  был в стае за вожака.
Ничего, кроме обычного волчьего голода, волчьего страха и звериной злобы он не обнаружил.
Ни единой человеческой, пусть даже самой маленькой, примитивной, забившейся в уголок мыслишки. Пусто, как у настоящего волка! Только смертельное напряжение, точно сжатая до отказа мощная пружина, готовая, ошибись он хоть взглядом, бросить на него зверя. И тогда, эти зубы, и когти станут раздирать его тело, рвать куски теплого, еще живого мяса…

Тимофей глухо, утробно зарычал. Люди- волки поджали воображаемые хвосты.
«Что за дела?- подумал он, и дочиста вымел из головы остатки человеческих мыслей.- Веришь сам,- поверят все».
- К хозяину!- рыкнул он и легко «махнул» из повозки.
Двое из стаи послушно подхватили оглобли. Остальные  подтолкнули повозку и волоком, сначала по скользкой от сырости каменистой дороге, вытолкнули ее на обочину, потом по жухлой, покрытой инеем траве, потянули добычу к небольшому валуну возле чахлого облетевшего орешника. Камень отвалили, открыв широкий, пахнувший погребом вход в подземелье…

Окруженный волками, в полной темноте, спустился он глубоко под землю и, поплутав по извилистым  туннелям, которыми, как ему показалось, было изрыта вся Гнилая гора, оказался скоро в большой, довольно светлой пещере с высокими сводами и хорошо утоптанным ровным земляным полом.
Из пещеры в три стороны уходили еще темные высокие коридоры, из которых доносился неясный шум и приглушенные голоса.
Посреди пещеры, на некотором возвышении, выложенном плоскими серыми камнями, в чреве громадного черного корня с отвратительными ветвистыми отростками, восседала огромная гора темного мяса.
В грязноватой, некогда красной мантии, заляпанной чем-то блестящим, засохшим, в редкой сквозной бороде вокруг землистого лица.
«На великана не тянет,- подумал Тимофей,- но в молодости, сбрось он сотню-другую килограммов, вполне мог бы играть в баскетбол».
Окруженный волками, он почтительно сел у подножия корня.
Великан долго разглядывал его, смотрел из глубины жирных коричневых складок, тужился что-то разглядеть. Потом спросил, неожиданно тонким, скрипучим голосом:
- Чего тебе, волк?- Он явно знал язык зверей, что говорило о его знакомстве с магией, но знакомство это, самонадеянно решил Тимофей, было  не очень близким.
Как и вся стая, он видел перед собой не человека, а матерого волчищу.
Не слушая предостерегающего скрипа паука, Тимофей чуть ослабил воображение, словно приоткрыл завесу, и лицо великана пошло красными пятнами.
- Ты кто такой?!- Заверещал он, защелкал, заклекотал горлом, и на черных губах его выступила красноватая пена.
Через мгновение Тимофей стоял в плотном кольце облаченных в звериные шкуры людей.
Здесь были волки - те, что привели его в пещеру. Из тоннеля выскочили два человека-льва. Откуда-то сверху спустился, покрытый редкими перьями, человек-орел.
С трех сторон, шумно дыша, втолкнулось несметное количество овец – смиренного народца, с головой укутанного в кудрявые белые шкуры.
По обе стороны от Хозяина Горы встали два пастуха с рожками, а позади странный тип в плаще со звездами и шутовском колпаке, мнивший себя, должно быть, настоящим магом.
Скоро в пещере яблоку стало негде упасть, и Тимофей сильно усомнился в правильности своего решения так скоро снять с себя личину волка, чтобы предстать перед великаном в своем собственном виде. Он хотел поскорее решить дело, но кто бы мог подумать, что гора так густо населена?
Угроза чувствовалась со всех сторон. Казалось, он стоит действительно среди диких зверей, ждущих только сигнала дрессировщика, чтобы кинуться и растерзать его.
Он перевел дух, приготовился стать невидимым, исчезнуть, если великан все же решит натравить на него стаю. Но что-то подсказывало ему, что в огромной кудлатой голове людоеда, кроме природной злобы и тупости, гнездится еще и звериное любопытство, которое, как заноза, если не вытащить, может и загноиться.
Прежде, чем разорвать его, он должен выяснить, кто сумел так запросто проникнуть в самое чрево его неприступной горы.
- Ты совершенно безответственный тип,- услышал Тимофей Маккварена.- С тобой престарелая жаба, а ты подвергаешь ее смертельной опасности.
-Хорошо тебе, колдуну,- скрипнул паук. Змея опять промолчала.
- Неважно, кто я и как сюда вошел,- сказал Тимофей твердо, глядя великану прямо в правый глаз и стараясь пробить мутную толстую пленку, покрывающую броней крошечный мозг.- Важнее, кто из нас выйдет отсюда живым.
- Не понял,- людоед дернул верхней губой, обнажив огромные сахарные зубы.- С этого места поподробнее.
На толстом мизинце его левой руки Тимофей разглядел блеснувший зеленым огнем кристалл.
- Отдайте кольцо,- попросил он,- и я уйду. Есть люди, которым оно может спасти жизнь.
Великан сначала окаменел. Потом лицо и шея его, и даже редкая борода приняли цвет мантии.
Он щелкнул могучими челюстями, ухнул, фыркнул и, наконец, разразился таким хохотом, что стены пещеры угрожающе затряслись, готовые обрушиться и погрести под собой и его самого, и Тимофея, и большую, стоящую справа от деревянного трона чашу, до краев заполненную не то молоком, не то чем-то очень на него похожим.
Казалось, ходуном ходит вся Гнилая Гора.
Ухватившись взглядом за перстень, Тимофей мысленно потянул его к себе, представив, как раскрывается толстая ладонь великана, выпрямляются его темные пальцы и металл, расширившись, соскальзывает с мизинца. Зависнув в воздухе, кольцо медленно плывет к нему и легко, еще горячее, охватывает его средний палец, сжимаясь одновременно обратно до нужного размера.
Великан кончил смеяться, вытянул вперед левую руку, выставил гигантский кукиш, с сияющим по-прежнему на мизинце зеленым камнем.
- А это видел?!- рявкнул он.- В колдуна со мной решил поиграть? Давай поиграем. Видно, старый Шамас перед смертью совсем из ума выжил, раз послал за кольцом такого мальчишку.
- Простите,- сказал Тимофей, сворачивая обратно в клубок мысли, так и не притянувшие кольцо. Людоед, с виду такой дремучий, на деле оказался не так прост.- Разве Шамас умер?
- А то,- ухмыльнулся великан.- Месяц с лихвой, как колдуны со всего острова  имели удовольствие на его похоронах слушать скрипку самого великого Рафтери. Тоже, к слову, давно покойного. При жизни они были дружны, и сумасшедший скрипач уважил просьбу старика, явился с того света. Тем более что приглашение на собственные похороны, с указанием точной даты, Шамас со своими воронами разослал еще весной. И ко мне, недостойному, птичка залетала. Такой старичок был затейник, из старых еще. В лесу его и схоронили, чин чином, как сам того пожелал. Шагов пятьдесят к северу от дома, под дубом…. Где ж ты так задержался?
- Задержался?- Тимофей был слегка растерян.- Да мы с ним третий день, как расстались.
- Не беда,- великан как-то странно оглядел его.- У нас, главное, к обеду не опоздать. Видишь ли, юноша, отдать кольцо я обещал самому Шамасу, когда он сам придет за ним. Старый плут выиграл его у меня в карты. И хоть наверняка, не без колдовских штучек, но карточный долг - святой долг. Но Шамаса нет, а ты ведь никому не скажешь? Ты опоздал, мой юный маг, и сделке конец. Но конец одного, как наверняка учил тебя старик, всегда есть начало чего-то другого…

Мысли у Тимофея неожиданно спутались. Пытаясь уследить за ходом витиеватых рассуждений великана, он потерял бдительность.
«Все мое – твое»,- говорил Шамас, но великан только хихикнул.
- В нашем с тобой случае,  другое - это мой завтрашний обед. И ты приглашен на него….- он выдержал театральную паузу,- в качестве главного блюда!..
Сильный удар по затылку лишил Тимофея возможности услышать, кто же в таком случае будет служить людоеду десертом?
На миг пещера полыхнула ослепительным белым огнем и тут же погрузилась во тьму.

                глава двадцать первая   
                Морквин

У палачей выходных не бывает. Напротив, когда все прочие, добропорядочные и даже не очень люди отдыхают, особенно ночью, когда над миром царствует сон, у палачей самая страда.
Вот и господин Алвик, первейший из палачей Святой инквизиции, который день трудился, не покладая рук или, как бы это поточнее выразиться, своих многочисленных инструментов, перешедших к нему по наследству от его отца и деда, также служивших палачами при дворе верховного короля.
Кончиками мягких белых пальцев он приподнял голову Морквина, бессильно упавшую на грудь. Цепи, в которых висело бездыханное тело молодого колдуна, бодро звякнули.
- Ты же взрослый парень,- сказал палач мягко.- Зачем тебе это?
Морквин даже бровью не повел. Глаза закрыты, растрескавшиеся губы запеклись, прилипли к зубам.
Хмыкнув, брат Бенедикт загнал ему иглу глубоко под ноготь. Морквин завопил так, что ближайший к нему факел на стене затрещал и погас. Брат Бенедикт укоризненно покачал шишковатой головой, снова зажег его.
- Подпиши здесь,- попросил палач,- внизу. И все. Твои мучения окончены. Неделю отдохнешь, подлечишься до свадьбы принцессы, и на костер.  Подпиши! И тебе легче, и мое доброе имя первого палача не пострадает. А то, ну что это? В день по одному греху признаешь. Этак, мы до самого Рождества с тобой промучаемся. И господин Дуфф недоволен, ворчит - сноровку, мол, потерял, хватка уже не та…
Он вытянул из очага раскаленную до бела кочергу, приложил ее к обнаженной груди колдуна.

От воплей Морквина, казалось, должны были рухнуть и каменные стены. Но только не в Северной башне, которую, как и весь замок, сложили братья-великаны.
Эти стены и не такое слыхали. Они не только не дрогнули, но, кажется, даже не пропустили ни звука. Во всяком случае, прочие обитатели замка вряд ли были обеспокоены страданиями бедного мельника. Скорее всего, они просто ничего не слышали.
Чего не скажешь о начальнике стражи, который сначала по долгу службы нередко подслушивал под дверью пыточной, а потом и по приказу своего короля.
- Больно?- сочувственно спрашивал палач.- А мне-то как за тебя больно. Подпиши здесь, и все. Тут на десять страниц осталось. Все тебе знакомое, можешь не читать. Чародейство, связь с суккубами, людоедство, ну и далее по списку, сам знаешь. А я тебя перед казнью, когда хворост зажигать станут, удавлю по-тихому. Будешь гореть - сам не заметишь.
Палач, наконец, устал. Сказал недовольно, с одышкой:
- Ну, с меня хватит, совсем ты меня замучил. Нет в тебе уважения к возрасту. – Он кивнул утомленным братьям. Те принялись собирать инструмент.- Увидимся завтра.
И, сняв забрызганный кровью, колом стоящий кожаный фартук, господин Алвик с подручными покинул пыточную.
Когда шаги их стихли, от темной стены в коридоре отлепилась длинная тень. Ансгар вошел к Морквину.
Он облил впавшего в беспамятство колдуна водой из бадьи, влил ему в рот целую флягу крепкого горячего эля.
Морквин дернулся, прокашлялся и. порозовев, сказал:
- Эль не пиво… Я мяса хочу.
- Мне жаль,- сказал начальник стражи.- Не повезло тебе, что в замке инквизиция. Без них бы тебя просто вздернули на воротах, и делу конец. А эти без признания не уедут. И кто их вызвал?
- Я и вызвал. Думал, помогут оборотня на чистую водуУ уж вывести. А они возьми,  и сговорись меж собой. Ворон ворону…
- Люди говорят, ты колдун.
- Ну, раз говорят…. Но я теперь занят. Временно не принимаю.
- Хоть совет дай! Король на цепи, принц в клетке. Королева очарована самозванцем, принцессу со дня на день за вампира отдадут. А все кругом точно ослепли.
- Раньше думать надо было. Но по заказу не поумнеешь. Теперь, если помощь запоздает, на этой земле воцарятся оборотни.
- И что же делать?!
- Хороший вопрос.  Когда ты пришел, я тоже над этим думал. Надеюсь, в замке осталось хоть одно зеркало? Сунь его под нос принцу, да так, чтобы это видело побольше людей.  У вампиров нет отражения. Хотя, если принять во внимание то, что он теперь в чужом теле, а стало быть, скорее оборотень, чем вампир, кто знает…. Возможно, он и отразится в зеркале.
- И это все?- бородач разочарованно встал.
- Общественное мнение - половина дела. Все зашло слишком далеко. Самое большее, что мы можем сейчас сделать, это оттянуть день свадьбы, чтобы душа принцессы не была погублена, а кровь  оборотней не осквернила кровь королей.
Ансгар,  понурясь, отошел подальше к двери.
- Твой друг на свободе. Я отпустил его в Оделенском лесу. Но тебя освободить я не могу. Замок полон шпионов. Моих людей почти не осталось. Прости…
Не поднимая взгляда, он вышел и запер за собою дверь. И ему снова почудилось, что в дальнем конце коридора тихо просвистело:
- Спил-грим, спил-грим…

                Глава двадцать вторая
                Бочка людоеда

- Первое правило: любой противник - главный противник. Стоит решить, что враг слабее тебя, и ты уже проиграл. Только смертельная опасность рождает настоящую силу…
Лицо Шамаса склонилось ниже. Он заглянул в закрытые глаза Тимофея и словно обжег их.
Тимофей дернулся, но не очнулся. Он плыл куда-то в пахучем, разъедающем кожу вареве, и не было сил вырваться из густого горячего клея.
- Не смог магией,- продолжал вещать старик,- возьми кольцо силой. А силы не хватит, действуй хотя бы умом…
Потом Шамас еще что-то говорил про волшебника, который очень любил животных, особенно овец. Он ел их мясо и весьма удачно продавал шкуры, но глупые овцы часто убегали от него. И, чтобы сэкономить на пастухах, волшебник для начала внушил им, что все они бессмертны. А если что-нибудь когда-то и случится, то еще очень не скоро и нисколько им не повредит. Мало того. Самых строптивых, с помощью колдовства он уверил, что они вовсе не овцы, а волки, львы, орлы, пастухи и … страшно подумать,-  даже волшебники!
И с тех пор он зажил совсем спокойно. Овцы больше не убегали, а от настоящих волков, да и от людей тоже, его верно охраняли хорошо выдрессированные бараны, уверенные в том, что они самые настоящие хищные звери.
Оставалось лишь каждое утро поить стадо волшебным зельем, мешающим овцам увидеть себя теми, кем они были на самом деле.
Скоро голос Шамаса стал тише, слов стало уже не разобрать. Старик начал отдаляться, таять быстро в густом, щиплющем ноздри воздухе.
- Стой!- не закричал ему Тимофей, отчаянно выдираясь из теплой трясины.- Не бросай меня здесь!
Длинная судорога волной прошла по его телу и он, наконец, очнулся.
Он стоял по горло, вернее, висел на руках, упираясь ногами в днище бочки, до краев залитой теплым густым рассолом, с травами и остро пахнущими приправами, среди плавающих на поверхности корешков и ароматных листьев. Руки его были намертво прикручены к железным дужкам по краям бочки так, словно он плыл брассом, и на поверхности оставалась лишь его голова.
Тимофей покрутил занемевшей шеей.
Небольшая, с низким потолком пещерка, заваленная по углам дровами и охапками сухих трав. Сумрачно и холодно. Гораздо холоднее, чем в главной пещере, что, однако не мешало коричнево-зеленому рассолу оставаться теплым, а ногам, которыми он упирался в днище, было даже горячо.
Покатые земляные стены изредка освещались короткими красно-желтыми сполохами, но костра видно не было.
Бочка стояла на некотором возвышении, а огонь тлел прямо под ней!
«Что бы это значило?»- гадал он, но тяжелые после удара по голове мысли никак не желали строиться и бесформенным хламом копошились под слипшимися от крови волосами.
Внезапно, на плечо его, прямо с бортика прыгнула жаба.
- Твое счастье,- квакнул Маккварен,- что людоед оказался гурманом и не принялся за тебя сразу, сырьем.
- Прямой путь не самый короткий,- поддержал ее паук, спустившись с потолка пещеры, где он успел уже сплести небольшую, но удачно, как раз над бочкой расположенную паутину.
«Довольно легкомысленно было вот так, сразу, раскрывать карты,- подумал Тимофей.- Отдай, мол, кольцо, а то хуже будет. Нашел, кому угрожать».
- Где Гриша?- спросил он, не видя гадюку.
- Крысу где-то встретил,- с содроганием ответил Маккварен.- Голодный он наш. Теперь до весны не добудишься…

Этот содержательный разговор слегка отрезвил Тимофея. Он сообразил, что для улучшения вкусовых качеств его поместили отмокать в теплый рассол, температура которого по законам кулинарии должна быть постоянной.
А коли так, то скоро следовало ожидать кого-то, кто явится поворошить костер и подбросить дровишек.
- Стоит поторопиться,- пискнул Маккварен,- под тобой одни уголья.
Тимофей подергал руками, шевельнулся, проверяя для начала крепость мудреных узлов.
Что там Шамас советовал? Действовать хотя бы с умом? В устах хитрого старика это могло означать все, что угодно. Великан, принятый Тимофеем при встрече за тупого, не представляющего большой опасности людоеда, оказался магом, которого сам великий Шамас приглашал на собственные похороны. Не удивительно, что он так легко отбил атаку Тимофея.
- Внешность обманчива,- скрипнул паук.
Ясно, что у Шамаса с Хозяином Горы были свои счеты,- размышлял Тимофей.- Кто-то кому-то проиграл или задолжал, но один, видите ли, умер, а другой, в память о приятеле, пригласил меня на обед.
Рассол, меж тем, проникнув под одежду, щипал так, что тело, казалось, просто растворяется в едкой, как соляная кислота жиже. Если великан, которого в детстве мать, точно била по голове, не шутит, старого Шамаса уже месяц, как схоронили.
Тимофей хорошо помнил тот небольшой свеженасыпанный холмик без опознавательных знаков под старым дубом, на краю поляны. Шамас частенько сиживал на нем, особенно в полнолуние, покуривал трубочку, кормил на собственной могиле черных птиц, и вечно поучал Тимофея.
Вполне могло статься, что его наставником в практической магии оказался старый зомби, а эти ребята, как известно, те еще шутники. И что там шевелится в их мертвых головах?..

Несмотря на горячий рассол, Тимофея пробил озноб. Оседлав сомнения, он принялся изо всех сил рвать веревки, распускать узлы с помощью заклинаний, уменьшать до кукольных размеров собственные, стертые крови руки - и все зря! Ничего не помогало. Ни один из известных ему способов освободиться из пут и оков, что так легко давались ему у Шамаса, здесь не действовал.
Людоед привязал его непростыми узлами, намертво затянув их одному ему известными заклинаниями.
Мысленно Тимофей заметался. Его словно раскидало по кусочкам в разные стороны. Он перестал быть хозяином самому себе, но целая толпа желающих всяк своего, мало знакомых друг с другом людей заполонила его. Это был хаос…
Один был до смерти напуган предстоящей трапезой, и страх вязал тело крепче узлов людоеда. Другой готов был вопить и драться, рвать путы зубами, да вот беда, не дотянуться было.
Кто-то вспомнил родителей, пожалел себя, пронзительно - остро, до слез, но соли в бочке и так было с избытком и пришлось их проглотить.
Были паникеры, кто-то приготовился с достоинством встретить неизбежное и, раз уж ничего поделать нельзя, плетью ведь обуха не перешибешь, то надобно успокоиться и не предлагать на десерт людоеду собственный ужас.

Внезапно, за спиной у себя Тимофей снова почувствовал Шамаса. Через мгновение ему показалось, что колдун уже внутри него, где-то в центре головы, за переносицей и даже, он еще не успел это осознать, он сам теперь Шамас, или Шамас стал им!
И словно строгий пастух щелкнул своим длинным кнутом, и толпа горланящих вразнобой маленьких Тимофеев внутри него враз угомонилась, сомкнула ряды, готовая слушать и исполнять любую команду появившегося хозяина.
Тимофей уже знал, что будет дальше.

Мысленно он оглядел Гнилую Гору, где оплывший коричневым жиром великан пожирает людей, уверив их, что им это только на пользу. Увидел замок короля Одела, с торжествующим оборотнем на троне, с вампиром, уже примеряющим наряд жениха. Он вспомнил мертвую Тенил, освободившую его и убитую Спилгримом.
Увидел Морквина в цепях, истерзанного, ожидающего казни и снова себя, отмокающего в пряном рассоле, чтобы угодить изысканному вкусу людоеда.
И такое великое раздражение, такая вселенская ярость овладели им, каких никогда не испытывал он еще, и чего никак не удавалось ему достичь нарочно, во время обучения у Шамаса.
Но он сдержался. Напротив, совсем расслабил тело, распустил его в бочке. Сделал так, как не раз объяснял ему старик.
И тогда гнев, который он стяжал в одну точку со всего, кажется, мира, уплотнился настолько, что в какой-то миг на затылке у него, сразу над шеей точно выбило клапан, и он медленно вышел, всплыл из своего тела и поднялся над бочкой.
- Получилось,- похвалил паук, качаясь под потолком, как раз напротив бестелесного Тимофея.
« Как бы самому не стать оборотнем,- подумал вдруг Тимофей.- Шамас займет мое тело так же, как занял мысли».
- Тело еще надо освободить,- напомнил паук, поднимаясь вверх по невидимой в сумерках паутине.
- Ладно,- согласился Тимофей.- Подумаем об этом после, когда выберемся из Гнилой Горы.
А пока, точно призрак самого себя, он поднялся невесомо под земляные своды, глянул вниз на свое пустое тело, безвольно повисшее в рассоле, полетал немного, чтобы размяться, по пещере, легко проходя сквозь ажурные тенета, чем вызвал немалое раздражение паука.

Трюк с выделением себя из собственного тела у него долго не получался, и Шамас сильно бранил его за это. Раз  даже поколотил палкой, повторяя:
- Ничего, нужда заставит, время придет… Истинная магия рождается только от настоящей любви или настоящей ненависти.
Полетав, Тимофей кивнул видящим его даже в таком состоянии жабе и пауку,  легко прошел сквозь земляные стены, спустился уровнем ниже и, через длинный путаный лабиринт, попал в главную пещеру.

Великан сидел, как и давеча, на своем троне, внутри огромного корневища, выставившего по сторонам бесчисленные змеистые отростки.
Справа от него пенилась молоком  граненая чаша на кованой металлической подставке.
Пещера снова была заполнена. Хозяин Горы, с доброй улыбкой черпал из чаши ковшом, подавал его пастухам, тихо, нараспев гундосил незнакомые Тимофею заклинания.
Слов древнего магического языка, которому он выучился у Шамаса, было не  разобрать. Так, только отдельные кусочки долетали до его слуха. Что-то о бессмертии и вечной любви, как обычно.
После пастухов пили охотники и стража. Волки лакали из низкого корыта, став на четвереньки.
Последними прикладывались многочисленные овцы. Эти пили из низкого каменного желоба, счастливым блеянием сопровождая каждое слово людоеда. Ни стадо, ни сам Хозяин Горы бестелесного призрака видеть не могли.

Тимофей тихо выплыл из главной пещеры. Прошел сквозь Гнилую Гору несколько раз, стараясь запомнить устройство ее лабиринтов. Обнаружил «черный ход»,- на другой стороне холма, в дупле старого дуба. Где пройдет великан, пройдут сразу трое разбойников.
Смысла священнодействия, творимого в Главной пещере, он так и не понял. Похоже было, что людоед искренне любит свое стадо, членов которого  периодически и пожирает. Ища выход, в одной из дальних пещер у Тимофей обнаружил целую гору человеческих останков…

Он вынырнул ненадолго на воздух, поднялся выше и, в зарослях орешника обнаружил всю шайку. Затаившись, разбойники дожидались, пока он откроет им тайный лаз к золоту людоеда. Жадность победила страх.
«Что-то я залетался»,- подумал Тимофей и вспомнил Шамаса. Старик, в последний год обучения, запуская его полетать бестелесным призраком, всякий раз повторял:
- Ты, как воздушный змей над собственным телом. Не порви ниточку, не то быть тебе привидением.
- А нельзя ли мне встретиться с Тенил?- спросил тогда Тимофей.
- Нельзя. Ты дух в мире людей, а не наоборот. Чтобы встретить души, надо подняться куда выше. Тебе еще рано… 
Прервав грустные мысли, Тимофей быстро, срезая углы и пролетая сквозь толстые земляные стены, вернулся к бочке. Не слушая приветствий жабы, завис над собственным телом.
Теперь, лишенный плоти, он ясно, как без повязки на глазах, увидел незаметный ранее, спрятанный за хитросплетениями просмоленной веревки кончик, стоило потянуть за который, сказав самые обычные в таких случаях заклинания, именно те, что говорил Шамас, привязывая «верблюда» на рыночной площади… и все. Узел распустится сам собой.
Оставалась самая малость - потянуть за него бестелесными руками. Он собрал силу - ведь в обычных условиях привидения способны разве что страницу в книге перевернуть и то, если сквозняк поможет - вцепился в проклятый конец и взмыл к потолку.
Какое там! Узлы на совесть, веревка - хоть слона привязывай. Ну не на вертел же к людоеду идти!
 Он в отчаянии принялся летать по пещере. Вдруг увидел змею, сытую, выспавшуюся, с трудом вползшую на бочку.
Гриша сцепил челюсти на  заветном конце, свесил блестящее тело вниз. Жаба, спрыгнув на горячие камни, поджимая лапки, повисла у него на хвосте. Паук, не в силах спокойно созерцать этот противоестественный дуэт, раскачивался над бочкой, азартно скрипел.
Тимофей рухнул сверху и, бросив едва ли не годовой запас сил, дернул за веревку…

Свалившись на камни, змея придавила жабу. В ужасе, Маккварен вывернулся из  холодных колец и исчез за поленицей. Гадюка скользнула по сырой земле следом, пытаясь охладить обожженную спину.
Пустое тело в бочке, не удерживаемое больше веревкой, безвольно скользнуло вниз и скрылось в рассоле.
Еще несколько секунд и, оставленное без души, оно нахлебается вонючей жижи и возвращаться Тимофею будет некуда. Он взмыл невысоко над бочкой, чуть позади нее и стрелой нырну вниз…

Всякий, кто возвращался в тело после подобных путешествий, знает, на что это похоже. И так приятного мало - сильный удар и встряска.
А тут Тимофею показалось, что он свалился во сне со шкафа в собственную кровать, поставленную зачем-то на дно бассейна. Беда еще в том, что в первые секунды вообще не понимаешь, что происходит. Как будто забываешь все.
И, придя в себя, он едва не захлебнулся горячим рассолом. С шумом, выплескивая варево на шипящие камни, он выдернулся на поверхность и, кашляя, стал хватать воздух широко открытым ртом.
Рассол ел глаза, он ничего не видел. Вслепую, он подтянулся, перевалил через край и выпал из бочки. Сполз быстро с горячих камней, отдышался и протер глаза.
С минуты на минуту могли нагрянуть слуги людоеда.   
Тимофей снял мокрую куртку, свистнул жабу. Маккварен с неохотой выглянул из-за поленицы, понял без слов, скакнул на бочку.
- Самое вонючее болото,- проворчал он, плюхаясь в рассол. Тимофей аккуратно расправил ткань на поверхности бочки, накрыл ею жабу.
Вроде как пленник развязался, захлебнулся и утонул. Если не присматриваться, получилось похоже…
Потом он разулся, стянул с левой ноги подаренный Шамасом длинный носок, набил его сырым песком, закрутил и спрятался за поленицей, где уже остывала гадюка.
Едва он намотал змею на шею, как в пещеру торопливо вошел некто, наряженный то ли магом, то ли клоуном, в широком  черном плаще, колпаке со звездами, с бутафорской волшебной палочкой и очень настоящим серпом за поясом.
Обнаружив «утопленника», он схватился за голову.
- Захлебнулся!! Хозяин терпеть не может мертвечину, ему только свежатину подавай,- он испуганно огляделся.- А кто доложит? Скажу: все, мол, мясо нежное, пора. Пока вкус не испортился…
Снявши серп, он склонился над дрейфующей в рассоле выцветшей курткой.
- Ну-ка, братец, выныривай! Тебе уж все равно, а с меня хозяин живого шкуру спустит, узнай, что я утопленнику горло перерезал. – Ухватив куртку, он с силой дернул ее вверх.
Прямо на него, глаза в глаза, из бочки пялилась огромная бородавчатая жаба!
В первую секунду он оцепенел. Замер с мокрой курткой в руке. В следующую получил по затылку тяжеленным носком, перевалился через борт и, хлюпнув, погрузился в рассол. На поверхности остались только ноги в полосатых чулках и стоптанных до дыр башмаках.
Тут же Тимофей перевернул нового постояльца бочки, снял с него плащ и колпак, примотал его руки к дужкам.
Подумал и, чтобы не рисковать, еще заткнул ему рот. И вовремя. Очнувшись, «волшебник» завопил, что было мочи, но тугой кляп, сооруженный из второго носка, пропускал лишь возмущенное мычание.
- Успокоился?- спросил Тимофей, поправляя на своей голове трофейный колпак.- По-моему, очень похож. Поговорим?
Из бочки кивнули. Тимофей слегка сдвинул кляп.
- Отвяжи!- повелительно приказал пленник.
- Не спеши. Скоро обед, и твой хозяин вряд ли откажется от маринованного мяса. А кто это будет, он и не разберет.
- Но я скажу!
Тимофей помахал сверкающим, отточенным, как бритва, серпом.
- Без языка это непросто будет сделать.
- Что тебе надо?!
- Хочу все знать. Как это у твоего хозяина получается такое стадо держать, и чтобы люди сами к нему под нож шли?
- Какие они люди?! Овцы - они и в человеках овцы. Отпусти, и я замолвлю за тебя словечко!
- Рассказывай.
- Лучше убей!!
Тимофей вздохнул, попробовал лезвие пальцем. При мысли о съеденных стадах его замутило.
Уловив его нежелание проливать кровь, гадюка высунулась из плаща, и точным броском переместилась на шею пленника.
В ужасе, тот попытался нырнуть с головой, но тугие веревки не пускали. Змея  сдавила ему шею, покачивая треугольной головой, выдвинулась, заглянула в лицо.
- Убери…- еле слышно прохрипел «волшебник», не в силах отвести глаза от гипнотического взгляда змеи.
- Как ужасны змеи,- тихо квакнул Маккварен.
- Смерть негодяю,- предложил паук, спускаясь к самой бочке, чтобы не пропустить подробности разыгрывающейся перед ним драмы.
- Я все расскажу!!! - выкрикнули  из бочки.
- Только тихо,- посоветовал Тимофей.- Змеи очень нервные существа.
Змея чуть распустила кольца. Голова в бочке облегченно вздохнула.
- Что тут говорить? Хозяин поутру всех собирает и поит молоком. Потом все расходятся, на овец и волков. Ну, и прочих. Вот и все. Ты сам вчера видел…
- Молоком?
- Ну да, молоком. Молоком счастья…. Отпусти меня, ты же сам хищник.
Тимофей молча сунул жабу в сырой карман. Снял сверху паука.
- А если не напоить стадо в нужное время?
- Как это?!- голова распахнула рот, и змея с интересом в него заглянула.- Такого не было, и быть никогда не может! Овцы разбегутся, кто их кормить станет? Нет, хозяин заботиться о своем стаде.
- А ты сам молоком не обпился?
- Я волшебник, мне молока не надо. Слышь, отпусти, а? Я тебя из горы потихоньку выведу, а в бочку мы овцу посадим.
- Мы?
- Ну да, мы с тобой. Хозяин и не заметит!
- Да ты плут,- пожурил его Тимофей.- Скажи напоследок, что в этом молоке волшебного? Почему люди овцами себя считают и при этом счастливы?
Голова вдруг смиренно закатила глаза, забормотало уныло - заученно:
- Этого не знаем, мы люди маленькие, сами у хозяина в услужении, лишнего нам не говорят…
- Как скажешь,- Тимофей отвернулся, собираясь уйти. Гадюка же, широко раззявив красную пасть, засновала языком, почти касаясь перекошенных губ пленника.
На длинных изогнутых клыках золотились капельки яда. Змея напружинилась, оттянув для смертельного броска голову. Тимофей пошел из пещеры.
- Постой…- шепотом воззвал «волшебник».- Я вспомнил, вспомнил…
Тимофей вернулся.
- Во как!
Голова вздохнула, стараясь не встречаться со змеей глазами.
- Все дело в кольце с зеленым камнем. В том, что хозяин носит на своем левом мизинце. Кольцо ненадолго опускают в чашу. И к полудню вынимают обратно. Следующим утром пойло готово, пастухи подгоняют стадо. И все начинается сначала.
Тимофей присел на остывающий камень. В пещере не так просто определить, какое сейчас время суток, не то, что который час. Когда он, превратясь в собственный призрак, летал внутри горы, людоед как раз поил свое стадо. Стало быть, теперь утро, и кольцо - если голова в бочке говорит правду - лежит где-то на дне чаши.
- Где сейчас твой хозяин?
- Отдыхают,- отвечал «волшебник», сильно обеспокоенный тем, что в куртке, сидящего в бочке без звездного колпака, его легко могут принять за приглашенного на обед пленника. Слуги хозяина такие тупые…. Мысль о том, что из повара он легко может превратиться в блюдо, заставила его забыть о вежливости.
- Ты ничего не пропустил, брат?! У нас же уговор, имей совесть!
- Я забыл, - честно признал Тимофей.- Пойду пока – посмотрю - не напутали ты чего? Может, вспомню что по дороге.
Он вернул себе змею и быстро защемил нос «То». Задохнувшись, тот широко раззявил рот, и Тимофей забил его носком с остатками песка. Потом завернулся плотнее в широкий плащ и покинул пещеру через боковой тоннель.

В главном зале, после утреннего развода только двое волков несли караул у чаши с закваской.
Овец угнали пастись на южный склон под присмотром двух пастухов и остальной стаи. Людоед досыпал в своем  логове, памятуя главный завет здорового образа жизни - сон после обеда серебряный, а до обеда золотой.
- Ступайте к стаду!- приказал волкам Тимофей, давя их взглядом из-под островерхого колпака.- Я сам тут до обеда покараулю.
Волки переглянулись, но ослушаться волшебника не посмели.
Оставшись один, Тимофей живо забрался на подставку и заглянул в чашу, до краев залитую молоком.
Во время сидения в бочке он вдоволь нахлебался рассола, и внутри у него все будто ссохлось и растрескалось.
Он тронул пальцем маняще – холодное молоко. Где-то на дне лежит заветное кольцо. Дотянуться до него нечего было и думать - глубина не меньше полутора метров.
Чашу тоже своими силами не перевернуть, она намертво укреплена на врытой в землю мощной треноге. Тимофей поискал ковш, но его, очевидно, великан или убрал подальше, или вовсе унес с собой. А вычерпывать ладонями добрую сотню литров…. И время поджимает! К полудню людоед явится за кольцом. Нырять же в молоко, отравленное кольцом болотного оборотня…
- Может, отопьем?- несмело предложил Маккварен.
- И тоже превратимся в овец,- продолжил из кармана паук.
Стараясь унять волнение, Тимофей принялся вспоминать подходящее случаю заклинание, но ничего стоящего, как назло, в голову ему не приходило.
И тут снова подал голос Маккварен.
- А что? Дело привычное. У Морквина на мельнице бочки с пивом и поглубже были.- Жаба легко скакнула на край чаши, глянула на целое море молока, сглотнула набежавшую слюну.- И ничего, нырял…

Когда круги на воде успокоились, змея прошипела:
- Теперь пока не напьется, не вынырнет…
- Все, конечно, не выпьет,- подтвердил паук,- но отопьет много.
Минут через пять обеспокоенный Тимофей постучал по чаше. Находясь так долго в отравленном молоке, Маккварен легко мог уснуть, захлебнуться, возомнить себя рыбой. Да мало ли чего можно ожидать, выпив столько молока с оборотным камнем?
Но не таков был Маккварен. Вынырнув, он тяжело подплыл к краю чаши, выбрался сам по руке на плечо к Тимофею. В пасти он сжимал кольцо с крупным зеленым камнем.
Дело было сделано. Пора было уносить ноги, пока великан или его слуги не хватились.
Но как сохранить с таким трудом добытое кольцо? Сделать так, чтобы оно снова не попало в чужие руки.
Жаба покрепче сжала челюсти.
- У меня во рту места много. За складками не заметят.
- Это до первой голодной змеи,- сказал паук.- Проглотит вместе с камнем. Ищи вас потом.
Жаба в ужасе содрогнулась. Гадюка  высунула голову.
- Кстати, о змеях,- выхватив в неуловимо быстром броске кольцо, она вернулась под плащ.- У меня надежнее. Покажите мне того, кто сам змее в пасть заглянет.
- На том и остановимся,- рассовав своих спутников по карманам, Тимофей быстро, но не бегом,  двинулся к выходу.
- Все это плохо кончится,- беспокоилась жаба.- А вдруг, змея начнет мутировать? Кольцо оборотное, что еще из гадюки вырастет? Войдет в силу, страшно подумать...
- Держи себя в руках, - паук одинаково не одобрял вечного  нытья жабы и самоуверенности змеи.
- Но как?!
Убедившись, что тугоухая змея с кольцом скрылась глубоко под плащом и вряд ли его услышит, паук посоветовал:
- Обмеряй ее по утрам. Змеи спят крепко, авось, не услышит. Начнет расти, скажем Тимофею, он что-нибудь придумает.
Жаба тяжко вздохнула.
- Все вы меня не любите…               
 
                глава двадцать третья            
                Охота
   
Полнолуние – непростое время для оборотня. Еще накануне сердце начинает томиться, мучительно и сладко ноет, и никакая сила не удержит его в четырех стенах, пусть да же стены эти принадлежат родовому королевскому замку, а сам оборотень носит теперь тело короля  Одела.
В полночь он седлает огромного черного жеребца, перекидывает через седло мешок с вывезенными с болота летучими мышами и покидает замок в сопровождении верного Спилгрима.
Ночную стражу он давно отменил, так спокойнее - мало ли какие дела творятся в замке ночами - и ворота открывает один из нанятых вампиром караульных.  Продажней  бестий Белый свет не видывал!
Ну, да Спилгрим давно решил вопрос с надежностью новобранцев. Он меняет их едва ли не каждую неделю, благо желающих поступить на королевскую службу среди разного сброда всегда предостаточно, хоть отбор проводи.
Возьмут такого в понедельник на службу, жалованье хорошее положат, форму и оружие выдадут, обязанности новые объяснят. Служба-то не пыльная, сиди себе в караулке, да ворота открывай.
И только проходимец освоится, начнет прикидывать, кому бы ему продаться, или подлость какую врагам королевства предложить, как к воскресенью - глядишь - и нет его.
Сбежал, каналья, или волки унесли, когда со скуки ночью за ворота выходил, галок при луне из лука пострелять.
Много чего приключиться может - человек-то новый, всех опасностей, подстерегающих в этих краях, не знает.
Да что за беда? От новичков-то отбою нет! И вампир после пропажи несколько дней довольный ходит, сытый, прячет глаза от короля. И так до конца недели, пока снова не оголодает…
Но полнолуние – не его ночь. Здесь он только тень короля-оборотня, его покорный слуга.

Выехав за ворота, двое всадников быстро  растворяются во тьме, долго скачут по продуваемой всеми ветрами зимней равнине, почти невидимые  в своих черных плащи.
- Жизнь прекрасна!- говорит, наконец, король, переходя на шаг. Он дышит полной грудью, уверенно держится в седле.
Иное дело – вампир. Получив тело принца, он все еще неуютно чувствует себя рядом с лошадьми, у которых сызмальства  пил кровь в безлюдные ночи, когда на пустынной дороге не встретишь и бродягу.
- Это да,- соглашается вампир, вцепившись в гриву огромного, испуганно косящего на него жеребца.- Но люди мне как-то ближе.
- Ты все о своем…. Ну, что с тобой делать? Ведь ты уже не совсем вампир, я тебе облик новый дал, тело молодое. Ты теперь больше оборотень. У тебя даже отражение появилось, пусть и бледное. Все Догленские вампиры ахнут, когда узнают!  В тебе наше будущее, вампир-оборотень, бессмертный и всесильный! А дети у тебя с принцессой появятся? Мечта! Оборотень с королевской кровью в жилах. А ты все будто упырь позорный…
- Что выросло, то выросло. Но я стараюсь. Беда в том, что старая ищейка Ансгар своим перебитым носом чует, что я…- Спилгрим замялся,- не совсем тот, за кого себя выдаю.
Король помрачнел, задумался. Выпустил из мешка, сухим шелестом вспорхнувшую в темное небо стаю нетопырей. Проводил их взглядом.
- В деревню…. Иногда я даже завидую этим созданиям. Птицы моего детства…
- А!- Вампир пренебрежительно махнул рукой.- Комары, а не птицы. Вот я, бывало, летал. Орел!.. Но что делать с начальником стражи? Рыщет вечно, вынюхивает, ровно пес. И убивать рано, подозрительно. Он в этом замке едва ли не со дня его основания.
- Пес, говоришь?- король внезапно остановил коня.- Так ага, так ага….  Нельзя убить, значит, надо сделать ему подарок.
- Подарок?!- Спилгрим едва не вывалился из седла.- За что? Я в жизни подарков не получал, один, сирота, без ласки вырос, а ему – подарок?!
- Неблагодарный. А ты себя в зеркале видел? Ну да, ты же вампир, что у тебя за отражение? Тогда поверь мне и всем придворным дамам - ты настоящий принц, красавец, душка, кавалер! Это ли не подарок? Я подарил тебе облик принца Вильмета, сына Лиаргильского короля. А ты, если хочешь освежить свою память, загляни в каморку над королевской спальней и взгляни на ту зеленую пакость, какой ты был до недавнего времени.
- Ваша правда,- потупился Спилгрим.- Я красивый. Жаль только, что кровь теперь пить нельзя…
- Казню!!- взорвался король.- Еще о крови вспомнишь, казню и о счастье принцессы не вспомню. Но,- он успокоился, - к делу. Вот тебе толика оборотной мази, от сердца отрываю, и сделай нашему другу подарок.  А то, как бы он нам свадьбу не расстроил. Раз вынюхивает и по следу бегать любит, быть ему собакой!
Вампир даже засвистел от азарта.
- Спил-грим, спил-грим! Ансгар – бешеный пес! Ой, как хитро, не быть мне, скудоумному, колдуном. Век бы не додумался.
- Хватит с тебя и принца. Не всем колдунами быть. Ансгара, когда он лаять и кусаться начнет, мы в лечебницу определим, а собачку, в какую он обратится, - на цепь. Да, и не вздумай подсунуть ему одно из тех чудовищ, что живут в королевской псарне. У тебя ума хватит - такой зверюга махом нам глотки перекусит, и колдовство не поможет.
- Об этом я как-то не подумал,- вампир поскреб затылок под богатой шапкой.
- Возьми самую маленькую болонку у дамы Амалии, и не обязательно мужеского пола. Их у нее целый выводок, старушка и не заметит. То-то весело будет - свирепый бородач в таком виде! Можешь после свадьбы надеть на него намордник и таскать за собой.
- Как вы добры, хозяин.
- Называй меня Ваше Величество, олух. Хозяин на болоте сгинул, теперь я король!
Оборотень пришпорил коня, вырвался вперед.
- А теперь в деревню, к людям!! Ничто так не бодрит, как ночная охота…
И черные всадники понеслись к дальним холмам.

                глава двадцать четвертая
                Золото великана
      
Говорят - «чтобы выйти, надо вначале зайти». Но разве речь идет о захлопнувшейся  мышеловке, из которой чудесным образом удалось выбраться? И где сыскать безумца, что тут же решится повторить трюк на бис?
- Он перед вами,- квакнул Маккварен.- Точнее, мы в его карманах. Ну, надо же! Обратно к людоеду! Это, пожалуйста, без меня…
- А я вернусь,- змея перекатывала в пасти кольцо, вкусно цокала, просунув в него гибкий раздвоенный язык.- Молочка козьего изопью, да и посмотреть хочется, как стадо без зелья бунтует.
- Да уж,- скрипнул паук.- Будет весело…

Оставив позади дуб со скрытым от непосвященного глаза дуплом, Тимофей двинулся к опушке. Где-то в зарослях его поджидали разбойники.
Из горы он выбрался на удивление легко, не о чем и вспомнить.  Добыв не более часу назад кольцо, он прошел по длинному тоннелю к северному, запасному выходу. Он хорошо запомнил устройство лабиринта, летая по нему призраком.
Дважды по дороге ему попадались подземные жители. Раз это был занемогший пастух, бредущий в свою нору с вязанкой хвороста на плечах. Он неожиданно появился из бокового рукава и, при виде наряженного волшебником Тимофея, испуганно вжался в стену.
Тимофей не удержался и, как постовой на перекрестке, крутанул отобранной волшебной палочкой, указывая, что путь свободен.
Хорошо, если б волшебные палочки, действительно, существовали. Взмахнул, и все дела. А тут бегай…
Пастух обрадовано прибавил ходу и исчез в темноте, славословя на ходу Хозяина Горы и его помощников.
И, уже при выходе - три молодые овечки, укрывшись от непогоды, затеяли возню, мешая пройти к пустому стволу.
- Кыш отсюда!- отогнал он зачарованных девушек. Разговаривать с ними пока было не о чем. Отравленное молоко еще действовало, и не было для них никого в целом мире, кроме великого Хозяина Горы.
Посмотрим, как они поведут себя завтра, когда людоеду нечем будет их опоить.

Туман, меж тем,  рассеялся. Среди деревьев Тимофей уловил какое-то движение. Укрывшись,  за небольшим валуном, чтобы не получить случайную стрелу, он дважды коротко свистнул.
Пока овцы под охраной людей-волков паслись на противоположной стороне холма, надо было неожиданно напасть на великана и немногих, оставшихся под землей его слуг. В пещере их было человек пять, не считая того, что сидел теперь в бочке.
Кого-то Тимофей, возможно, и не увидел, но численный перевес и внезапность были на стороне разбойников.
Лезть в пещеру разбойникам страшно не хотелось, но собственная жадность и красноречие атамана, объединившись, погнали их под землю.
Гуськом, след в след Тимофею, спустились они в пустое дупло и темными переходами прошли в самое сердце Горы.

Великан храпел на исполинской перине, уложенной на трех кованых сундуках. Горел очаг с пустым вертелом, ожидавшим, должно быть, хорошо промаринованную жертву из бочки.
Двое слуг в низко надвинутых капюшонах, возились у жаркого огня. Один колол на мелкие щепки поленья, подбрасывал их в костер. Другой с увлечением точил нож. Еще трое охранников, сложив копья в пирамиду, резались в кости у противоположной стены.
- Золото в сундуках,- кивнул Тимофей, и шайка разбойников, подбадривая себя дикими воплями, бросилась на приступ.
Заветное слово и то, что страшный людоед на деле оказался всего лишь бородатым толстяком, придало им решимости.
Застигнутые врасплох, слуги великана не смогли оказать серьезного сопротивления, но сам Хозяин Горы, проснувшись, оказался на удивление проворным.
Он схватил гигантскую  палицу и, свирепо рыча, принялся крушить ею  налево и направо. Казалось, стены рухнут, когда То уж, утыканный шипами металлический шар глубоко врезался в землю.
Но разбойников было много, они наседали. И великан, раскрутившись на месте так, что стал едва виден, швырнул свое чудовищное орудие прямо в гущу нападавших.
Пробив брешь в рядах разбойников, палица, с глухим чавканьем ушла в стену. Деревянный столб, подпирающий потолок, выбило.
Гора тяжко загудела и земляной свод, поколебавшись, рухнул на великана…
Где-то наверху, с глухим стоном, ворочались пласты породы. Растревоженная гора готова была поглотить и гостей и хозяев.
Уцелевшие разбойники, презрев страх оказаться заживо погребенными, точно кроты кинулись рыть землю по направлению к засыпанным сундукам.
Оглушенный людоед ворочался рядом. Шевелил выставленными из-под земли исполинскими подошвами.
Стонали раненые, осыпалась земля, но ничто не могло сдержать этот триумф алчности. Набив золотом мешки, карманы, сапоги, пояса и даже шапки, разбойники устремились к выходу…

Вечером делили добычу. Рассевшись у костра, считали монеты, обсуждали понесенные потери. Набег на Гнилую Гору стоил шайке троих погибших и одного раненого. Но азарт от добычи перевешивал все. И разбойники строили планы.
- Лавку открою!- Мечтательно скалился один.
- А я ферму. Лошадей разводить стану,- кожаный лохмач погружал пальцы в золото, ручейками ссыпал тяжелые разнокалиберные  монеты. – Или карпов в пруду. Дело верное! А лучше рынок открою, с торговцев дань собирать буду.
- Ага. А кто не согласен, к тому ночью с кистенем пожалуешь.
- Ну и что такого?!
- А то, что горбатого могила исправит. Татем был, татем и останешься.
Раненый, лежащий неподалеку на носилках из веток, жалобно застонал, пытаясь привлечь внимание. Плешивый Лаув и до набега был хром, а палица  великана, задев его, сделала еще и одноруким.          
Разбойники, развлекаясь, загалдели:
- Не хнычь! Костылики тебе справим и в город свезем - на площади попрошайничать. Калечкам там щедро подают. Будешь нам выручку приносить.
- Все при деле и от общества не отрываться.
- Лаув других нищих с места сгонит, будет там сам - один. А хочешь королем у них? Король нищих! Среди безногих- то и хромой скороход.
Атаман зачерпнул вина, пустил по кругу большой серебряный кубок.
- Теперь ты наш брат,- торжественно произнес он.- Отныне и навсегда. Вот твоя доля! - И он бросил к ногам Тимофея увесистый мешок с золотом.- Много? Много…. Всем хватит. Мы богаты, как никогда!
- Денег много не бывает,- Тимофей небрежно подбросил мешок на ладони.- Их или мало, или очень мало. Предлагаю достойный обмен.
- Чего же ты хочешь?
Разбойники у костра навострили уши.
- Для начала мою долю на медальон Шамаса.
Атаман пожал плечами.
- Зачем тебе эта побрякушка? Ну, хорошо, я подумаю…
Тимофей почесал на груди рубаху, в том месте, где, по его мнению, находилась змеиная голова.
Он получил кольцо, но для приготовления оборотной мази необходимо было  добыть еще ил с побережья. Конечно,  можно было сбежать и, хоть сейчас, отправляться в путь. Но путешествие в одиночку, не зная дороги, сулило слишком много неожиданностей. И полететь птицей, нечего было и думать.
При его слабом знании географии, запросто можно было приземлиться где-нибудь в Голуэре, да еще и со стрелой в животе. Вольных стрелков в этих краях всегда было хоть пруд пруди.
Кампания же знакомых негодяев, да еще с деньгами, напротив, могла сильно сократить путь.
- Камни,- сказал Тимофей.- Камни куда более ценная добыча, чем золото.
- Какие камни?
-Алмазы, сапфиры, возможно, даже изумруды. Хранить легко, а стоят  дороже.
- Где?..- чуть слышно спросил атаман и вся шайка, до этого шумно веселившаяся, вдруг замерла.
Даже сучья в костре перестали трещать. Раненый замолчал, позабыв о боли, весь обратился в слух.
 Тимофей немного помолчал, заставив всех трепетать от жадности, потом небрежно произнес:
- У одного моего приятеля, водяного. Неподалеку от Доглена.
Разбойники даже подскочили, загалдели хором, перебивая друг друга:
- Парень больной!
- Хватит с нас и людоеда!
- Насилу ноги унесли и золота теперь - хоть лопатой разгребай.
- Мы все здесь не вполне здоровы,- спокойно возразил атаман.- В нашем деле останавливаться нельзя. Может, наш новый брат и больной на всю голову, но у него точно нюх на богатство.- Он вдруг повернулся к Тимофею.- Кстати, как тебя зовут? Мы, знаешь, и не подумали вначале, что ты здесь задержишься, станешь одним из нас. Так как, говоришь, тебя зовут?
- Меня не зовут,- отвечал Тимофей,- когда надо, я сам прихожу.- И он назвал свое имя.
- Как скажешь. Мы не стража, проверять не станем. Утром отправляемся в Доглен!..   
 
                глава двадцать пятая   
                Собака

Спелая луна еще сочилась жидким зеленоватым огнем, но утро уже поднялось с промерзшей равнины, выгнуло спину за дальними  холмами, ежась под задувавшим с побережья колючим западным ветром.
В замковой кухне разожгли очаг. Заспанные повара, потихоньку разгоняясь, гремели котлами и ухватами. Веселые красно-желтые блики, вырываясь из окон, плясали на припорошенной снегом брусчатке.
Гремели колодезные цепи. На заднем дворе бодро кричал петух, рычали, в ожидании завтрака голодные свиньи.
По звуку  рога караульные опустили перекидной мост и отворили ворота.
Усталый, но в отменном настроении после ночной охоты, оборотень въехал в ворота ставшего таким своим королевского замка, бросил конюхам поводья.
«Жизнь удалась»,- думал он, в отличие от едва живого после верховой езды вампира. 
Разбитый тряской, Спилгрим едва ускользнул от быстрого, как муха рыжего фермера, как назло, еще и хорошо видевшего в темноте.
Из деревни пришлось убраться, несолоно хлебавши. А до ближайшей было еще часа три верхом.
«Нет уж,- посчитал вампир,- довольно  скачек, я  не жокей. Проклятый жеребец рано или поздно убьет меня. Сельская жизнь не для меня. Лучше вернуться голодным, чем мертвым. Еще немного и я развалюсь на куски прямо в этом нелепом седле. И все из-за нескольких капель паршивой крови! Прав хозяин - пора, пора и мне переходить на красное бургундское. Вон его, сколько в погребах, хоть залейся»…
Кряхтя от боли, он сполз у ворот с высокого, изукрашенного золотом кожаного седла, стоившего не дешевле чистокровного английского жеребца, и… нос к носу столкнулся с начальником стражи.
Ансгар, чтобы не пропустить возвращения с ночной охоты новых хозяев замка, поджидал их на крыльце часов с четырех пополуночи.
- Ваше Высочество, вы ранены?!  Вот здесь, на щеке,- выхватив из кармана небольшое дамское зеркальце, одно из немногих уцелевших в замке, он сунул его под нос вампиру.- Ветка, должно быть…
Начальник стражи вытянул из воротника негнущуюся жилистую шею и заглянул в черненую серебряную рамку.
- А где же отражение, Ваше высочество?!
На крыльце, тем временем, столпилось с десяток пожилых придворных. Правдами и неправдами, начальник стражи уговорил их свидетельствовать перед инквизитором то, что они должны были теперь увидеть. Или, если уж быть до конца точным - не увидеть.
Ведь у вампиров нет отражения. Перед таким  непреложным фактом инквизитору придется признать, что принц Вильмет и есть тот неуловимый вампир, на которого - уже вызывая насмешки - так долго охотится Ансгар.
За глаза его давно называли ищейкой, шушукаясь о том, что стар стал некогда грозный начальник стражи. Того и гляди, совсем умом тронется, если уж особ королевской крови, точно пес, вынюхивает…
Лицо принца перекосило. Из-под верхней губы блеснули длинные сахарные клыки. Выхватив зеркало, он с отвращением, смешанным с ужасом, уставился в него.
Испуганные свидетели, презрев придворный этикет, заглядывали ему через плечо.
Вот и настал час его разоблачения. Спилгрим уже готовился рвануть сквозь толпу выкормленных, разряженных, точно павлины придворных, проскочить через незакрытые еще ворота, махнуть через мост. А там, ищи-свищи: спил-грим, спил-грим….
Толком еще даже не рассвело, да и кто нагонит убегающего вампира? Но он все же поднял глаза…
В красивой овальной рамке из черного дерева с серебряной инкрустацией, мутно, как в грязной воде колебалось размытое белое пятно. Его отражение!
- Что за дрянь ваше зеркало!- в сердцах сказал вампир и вдруг обронил его. Упав на камни, зеркало раскололось. Спилгрим поднял осколок и с удовольствием принялся разглядывать себя. Прав был Оркмахи - впервые хоть что-то отражается. Поди, уличи его теперь…
- Ну, и где рана?- с насмешкой спросил он у попавшего впросак начальника стражи.
Придворные, пятясь, незаметно исчезли. Удрученный Ансгар, еще не веря, сунулся к осколку и вампир, будто ненароком, чиркнул его по щеке.
Выступила кровь. Собравшись, ручейком протекла за воротник.
- Как же я неловок!- «Принц» всплеснул руками, тронул пальцами красный ручеек.- Ступайте к себе, мой драгоценный друг, наложите повязку. Я так за вас беспокоюсь. Рана может оказаться опасной…
- Я старый солдат,- отвернувшись, начальник стражи тяжело побрел к себе. Его комната располагалась в самом конце коридора, рядом с караульной, на первом этаже Главной башни.
Глядя неотрывно в его широкую удаляющуюся спину, Спилгрим облизал испачканный кровью палец, скривился, как от уксуса.
- Слишком крепкая…

Зайдя к себе, Ансгар запер дверь, заложил засов. Когда-то он был женат, жил своим домом, но рано овдовел. Его единственный сын погиб в битве   еще при отце нынешнего Одела. Он вдруг почувствовал себя очень старым…
Замок во власти оборотней. Ему ничего здесь не изменить. Каким-то образом, вампиру удалось отразиться в зеркале….
Иначе, как выжившего из ума старика, Ансгара - некогда бесстрашного воина - никто теперь не воспринимает.
Он просто смешон…. И убить оборотня он не в силах. Простому смертному это не дано. Мрачный, он обвел глазами комнату.
«Лучше смерть, чем бессилие»…
Внезапно, лицо его изменилось. На его ложе, жестком и узком, как походная солдатская кровать, сидела крошечная собачонка, смотрела на него круглыми влажными глазами, мелко дрожала.
Ансгар присел рядом, взял ее на руки. Накрыл, успокаивая, широкой ладонью маленькую лохматую головку.
- Не бойся, я с тобой…

                глава двадцать шестая
                Доглен

- В Доглен, в Доглен,…- ворчали разбойники, утомленные долгим переходом.- А зачем? С такими деньжищами и в лесу, как в столице…
Весь день конный отряд, похожий не то на купеческий караван, не то на охрану знатного путешественника, каким вырядился Тимофей, скакал через зимние холмы.
Остановились только на краю Доглена, на захудалом постоялом дворе, далеко в стороне от большой дороги.
Место дикое, как раз то, что надо. Разбойникам лишние глаза ни к чему.
Кормили лошадей, спорили за столом, шумели. Хозяин, толстяк с круглой, как шапочка инквизитора лысиной, метался в погреб, выставляя  запасы для знатных гостей.
- Первый раз платим за угощение,- сами себе поражались разбойники.- Всю жизнь брали, что хотели…

Поставив у ног мешки с награбленным золотом, они пили вино, жевали  поросенка и прислушивались к  разговору  атамана с Тимофеем.
- Мы почти на месте,- говорил атаман.- Отсюда до побережья, если не заходить за городскую стену, а двинуть в обход, часа полтора верхом. Не пора ли посвятить меня в твой хитроумный план? Я ведь  не вчера родился  и пару книжек в детстве прочел. Да, я тоже слышал -  в море живут водяные. Это так же верно, как то, что в Догленских подземельях полно вампиров, а кое-где - ты не поверишь - встречаются даже оборотни. Но что с того?! С чего ты взял, что водяной отдаст нам свои камушки? Сами-то мы на дно не полезем. Это даже хуже, чем к людоеду в гору.
Тимофей наморщил лоб, сделал значительное лицо.
- Хороший вопрос…
Жаба в кармане подумала:
- Ну, ты попал…
- Выползем,- успокаивающе шепнула змея. Но паук, как обычно, усомнился.
- Запутались мы, как молодые мухи.

Разбойники, в общем, свое дело сделали. Проводили его  до Доглена. Теперь они стали не только  не нужны, но и представляли серьезную угрозу всему предприятию.
Орава вооруженных лесных бродяг, вырвавшись на столичные улицы, сразу привлечет к себе внимание. И никакая одежда, никакой маскарад не смогут скрыть эти жуткие рожи. Однако от них еще предстояло избавиться…
Словно что-то почуяв, атаман дал знак своим головорезам глаз с него не спускать.
И Тимофей сказал, только для того, чтобы выиграть время, пока бдительность его стражей слегка поуляжется:
- Этот водяной - между нами - приходится мне родственником. Дальним…. У него на дне очень холодно, особенно теперь. И, в обмен на бочонок доброго островного  виски он выкатит на берег бочку своих лучших камней.
- Легко,- атаман потер кудлатую голову.- А два?
- Что два?
- Ну, если мы ему подкинем два бочонка виски…
- Нет, тут виски не обойдешься. За два бочонка алмазов придется раскошелиться на заморский  коньяк.
- А пять? Десять?!- глаза разбойников зажглись, как вожделенные самоцветы.
- Угомонитесь,- остановил их Тимофей.- Он же пожилой человек. Куда ему столько пить?
- Ладно,- атаман первым пришел в себя.- Но два бочонка ему придется наполнить. Ты сам за это отвечаешь, племянничек.- И он обернулся к шайке.- А теперь, джентльмены, веселиться!..

Застолье уже было в самом разгаре. Счастливый хозяин сновал меж столами, без устали наполняя кувшины и меняя тарелки, когда дверь внезапно распахнулась и, вместе с сырым воздухом, в харчевню вошли четверо рослых, укутанных плащами путешественников.
- Хозяин!- властно потребовали они.- Вина и горячий ужин! И прикажи накормить лошадей!
Хозяин кинулся было исполнять приказание, но хромой разбойник выставил из под стола деревянный протез. Растянувшись, толстяк проехал по полу, ткнулся в стену блестящей лысиной.
Раздался дружный хохот.
- Мы никого не ждем!!- завопили подгулявшие разбойники.- Убирайтесь, пока целы.
- Но у меня постоялый двор,- робко возразил хозяин, с трудом поднимаясь с колен и потирая ушибленную лысину.
- Был,- заявил одноглазый с синюшным, изъеденным оспой лицом.- Был у тебя, а теперь я его покупаю.- И он грохнул на стол мешок с золотом.- Сколько?
- Это не продается,- промямлил толстяк.- Гостиница досталась мне по наследству…
Но кривой, развязав тугой мешок, сыпанул золото на дощатый стол.
- Соглашайся, боров, пока я добрый. Захотим, весь ваш город на корню скупим!
За спором, изрядно развеселившаяся кампания ненадолго забыла о новых гостях. Оценив обстановку, те молча покинули трактир.
 Следом за ними, незаметно выскользнули  двое разбойников, близнецы Фил и Фин.
На глухую возню за крошечными зарешеченными окнами внимания никто не обратил, тем более, что уже смеркалось.
Вскоре близнецы вернулись и, как ни в чем ни бывало, заняли свои места за столом. Кроме Тимофея, на их недолгую отлучку внимания никто не обратил…
А ночью на постоялый двор нагрянула тайная городская стража.

Те четверо, что так и не получили свой ужин, были посланниками графа Голуэрского, направлявшиеся с поручением к Догленскому королю. Непогода и темнота застали их у городской стены и, чтобы не являться ко двору ночью, они решили заночевать в придорожной гостинице.
Но братья-разбойники, наметанным глазом углядев под плащами богатую одежду и дорогое оружие, не смогли удержаться. И, хотя каждый из них после набега на Гнилую Гору легко мог  купить не только постоялый двор, но даже небольшой замок не слишком далеко от столицы, они оставались все теми же мелкими лиходеями.
Приняв путешественников за легкую добычу, они вышли за ними во двор, нарушив тем самым строгий запрет своего атамана:
- Босяцкие замашки бросить! Рожи брить, руки мыть! Теперь вы приличные люди, даже богатые, и вести себя следует подобающе.
- Как священники, что ли?- ухмыльнулся кто-то.
- Хуже,- посуровел атаман.- Как лорды…

Но Фил и Фин сами себе всегда были атаманами. То один, то другой, по очереди, чтобы никого не обидеть. И никто им был не указ. Вот и напали они на гонцов графа.
Только что могут разбойники против настоящих бойцов? И благородные шпаги быстро вышибли сабли из заскорузлых разбойничьих пальцев. Острые жала уперлись близнецам в горло.
- Кто вы такие?!
- Фил,- честно сказал Фин.
- Фин,- признался Фил, который гордился тем, что, как и его братец, ни разу в жизни не сказал правду.- Мы Ваша светлость, эти… купцы из Одолена.
- Из Одолена? Какое совпадение. А ведь мы, при виде всей вашей кампании, так и подумали…
Близнецы уже готовились принять неминуемую смерть, сожалея лишь о своей доле награбленного, но странные гости переглянулись и, вскочив на коней, умчались прочь. А братья, переведя дух, вернулись к столу.
               
                глава двадцать седьмая
                Тюрьма

Тюрьма не место для красивой девушки. Ну не место, и все - что бы там кто не говорил - даже если она не арестантка, а дочь самого начальника тюрьмы.
Женихов в тюрьму и приданым не очень-то заманишь, разве что пригонят иногда новую партию в кандалах и клетках, но какой среди них выбор?
Дни здесь тянутся потихоньку. Один от другого не отличить. Серые, темные.
Жизнь застревает меж толстых каменных стен, цепенеет под мерный звон кандалов и цепей.
Единственные игрушки с детства - ключи да старые проржавевшие замки, коих за десятилетия без счета скопилось на чердаке. Единственное развлечение - слушать унылые арестантские песни, доносящиеся из казематов до домика начальника тюрьмы.
Сам домик располагается тут же, на краю тюремного плаца, у подножия неприступной пятиметровой стены. Тюремная стена служит еще и четвертой стеной самого домика, словно напоминая его обитателям о том, что и они здесь тоже узники. Какие уж тут женихи и девичьи секреты?
Нет, тюрьма совсем не место для красивой девушки. Что же тогда говорить о некрасивой?
А дочь начальника тюрьмы, господина Ардена, была не просто некрасивой.
Большое родимое пятно цвета вареной свеклы на левой щеке, ото лба до подбородка, делала Эксию просто уродливой, пусть и ровно наполовину.
Повернется она правой стороной - ярко-голубые глаза, точеные черты, легкие светлые локоны. А встанет левой - ну, сами наверняка видели, если вам приходилось бывать в Догленском централе.
Что ж, некрасивые девушки и так, обычно, одиноки, а она - волею судьбы - была еще и с рождения без вины заточена в острог, где коротали годы или дожидались казни самые отъявленные негодяи со всего острова.
Но Эксия не скучала. Она чудно пела - голос у нее - все знают, просто ангельский, плела из кожаных ремешков замечательные украшения.
В воскресные дни на городском рынке  даже богатые дамы охотно раскупали их, благо просила она совсем недорого, а после еще можно было вдоволь посудачить за ее спиной:
- Ах,  как она уродлива,- начинала одна.
- Да, добра и мастерица, но…- с удовольствием подхватывали остальные,- уродлива!..
А Эксия, втайне от отца ухаживала в лазарете за больными каторжниками, помогала стряпухе на кухне, передавала весточки от родных за тюремную стену.

- Золотое сердце,- говорили в городе, отводя глаза от ее лица. А знак на лице, так он, верно, плата  за грехи ее родителя, имевшего природную  склонность к своему скорбному ремеслу.
Эксия была так добра, что даже пойманных тюремным котом господином Флинтом мышей, отбирала и выпускала на волю.
И, ровно на столько же суров и жестокосерден был ее отец, грозный начальник центральной Догленской тюрьмы.
Среди арестантов ходили упорные слухи, что сердца у нег не было вовсе, а вместо него, под черным с галунами мундиром, ржавел большой старый замок, ключ от которого он самолично сгрыз в очередном приступе ярости.
Арден был чудовищем. Но из его тюрьмы еще никто не сумел убежать. И потому, захваченную в придорожной гостинице шайку Оделенских разбойников, после допроса, забив  в кандалы, доставили прямиком к нему.
- Принимай постояльцев!! - гаркнул начальник конвоя, выталкивая из крытой повозки скованных одной цепью пленников.- Гляди, какие красавцы! Одеты, что твои вельможи. Кто поверит, что это те самые, из Оделенского леса…
Выстроив новеньких на плацу, мистер Арден с десятком вооруженных охранников, похожих на слегка уменьшенные копии его самого, обошел строй.
- Добро пожаловать!- осклабился он, и от звука его голоса у многих отъявленных головорезов подогнулись колени. – Рад бы оказать настоящее гостеприимство столь уважаемым джентльменам, но боюсь, вы не долго задержитесь под этой крышей.
Помятые при задержании и, особенно при допросе в подвале королевского замка, куда их, приняв поначалу за заговорщиков,  доставили из таверны, разбойники слегка приободрились.
Не задержатся? Выходит, их могут отпустить? Какое уж тут изъятое золото,  хоть бы ноги  унести…
- Ну да,- Арден встал и принялся бесцеремонно разглядывать Тимофея. При допросе разбойники все, как один, дружно указали на него, как на человека, приведшего их в Доглен.
Он же - по их словам - навел шайку на людоеда в Гнилой Горе и  ну слыханное ли дело?- обещал достать самоцветы с морского дна, где якобы живет его дальний родственник- водяной.
- Парень колдун!- в один голос твердили разбойники.- Разговаривает с жабой, знает змеиный язык и, не иначе, как околдовал их атамана, человека  весьма степенного и уважаемого.
- Всякий знает, он мухи не обидит!- уверяли они, выгораживая своего атамана.
Теперь же Арден видел перед собой довольно щуплого юношу лет семнадцати, среднего роста, стриженого и со следами кандалов не руках и ногах.
По приметам он идеально подходил под описание знаменитого вора, не так давно обокравшего короля Одела в его собственном замке.
Пока слухи о подвигах ловкого вора докатились до столицы, они успели обрасти самыми невероятными подробностями, и начальнику тюрьмы не терпелось узнать, та ли самая птица залетела к нему во двор?
- Как твое имя?- спросил он.
- Тимофей Брыков,- вежливо отвечал арестованный.
- Как же, наслышан,- Арден покивал квадратной головой, удивленный тем, что знаменитый узник так молод, учтив и, главное, совсем не выглядит напуганным.
Все вместе это произвело на него довольно скверное впечатление. Но Арден тоже, когда хотел, умел показаться воспитанным.
- Наслышан и рад, наконец, познакомиться лично,- он даже чуть поклонился,  насколько позволяла его несгибаемая холка. – Но, с прискорбием довожу до вашего сведения, что скоро вновь буду вынужден с вами распрощаться.- Он выдержал паузу, наслаждаясь повисшей над тюремным двором надеждой, и выдохнул в лицо Тимофею.- И на этот раз навсегда! По решению городского суда все вы будете повешены!!

«…. На новом месте приснись жених невесте». Или вот еще: «Кто пьян да умен, два угодия в нем».
Первое вообще не понять, откуда взялось и застряло в голове. Второе - про умного пьяницу - часто повторял Маккварен, застигнутый Морквином в бочонке с пивом. Дурная привычка, как говорится, здравому смыслу не помеха. Своя рубашка, в общем, ближе к телу….

Ну, не уснуть тут, и все! Тимофей снова перевернулся на спину. А ведь все последние дни он только и мечтал о том, чтобы упасть где-нибудь и выспаться. Хоть на земле, хоть на камнях.
А здесь,- дощатые нары, не слишком холодно и соседей, что вечно докучают в подобных местах, нет.
Довольно чисто, сухо и всего четыре крысы, которых он, кажется, нисколько не потревожил своим появлением. Ну, просто образцовая тюрьма, спи - не хочу….
Но отчего-то не получалось. Он вспоминал…
Во время задержания шайки, когда в трактир, через окна и двери  ворвалось одновременно не меньше сотни тайных стражей, он едва успел избавиться от змеи и жабы, чем наверняка уберег их от гибели.
В суматохе их просто бы раздавили. Паук во время нападения бродил где-то под потолком и не пострадал.
Уже связанный, Тимофей успел мысленно крикнуть:
- Ждите меня на побережье! Я вернусь!..

То, что на допросе разбойники свалили все на него, Тимофея нисколько не расстроило. Он легко мог бы покинуть свое узилище. Открывать замки и проходить сквозь стены - не самое сложное из того, чему научил его Шамас.
Но у атамана на шее оставался медальон старого колдуна. А такими подарками не разбрасываются, и его необходимо было вернуть.
Но искать атамана среди запутанных лабиринтов центральной Догленской тюрьмы - задача не на одну ночь. К тому же - это только говорится, что колдуны легко проходят сквозь стены. Сквозь стену - да, сил требуется много, но работа есть работа.
А если этих стен придется преодолеть с десяток, а то и больше? И каждая из них (умели же раньше  строить), метра в полтора толщиной. Тут никаких сил не хватит. Того и гляди - застрянешь на полдороги - голова с одной, ноги с другой стороны останутся.
Надо бы что-то полегче  придумать. А, чтобы думать, хорошо бы, для начала, выспаться.
И опять это дурацкое: «на новом месте…» Словно чьи-то чужие мысли лезли в его голову…
Легкий стук за окном прервал его бесполезные попытки уснуть. Тимофей встал на шконку и, подтянувшись, выглянул в зарешеченное оконце.
Посреди пустынного ночью тюремного плаца, несколько плотников споро ладили виселицу.
Стучали топоры, визжала, весело поблескивая при свете костра, большая двуручная пила.
- Давай выше!!- зычно ругался бригадир.- Леве, левее двигай! Да что ж ты, безрукий? Такой паз выдолбил, что перекладину перекосило. Подай отвес, подержи стремянку!
Управившись с одной, артель тут же принялась за другую. Темный силуэт виселицы в оконной раме бодрил сильнее снадобий Шамаса.
С вечера, на плацу начальник тюрьмы обещал всем скорое расставание. Но не утром же…
- Перекур!..- раздалось за стеной.
Не закончив работу,  плотники уселись у костра. Бригадир, пожилой чернобородый плотник, развернув узелок с домашними припасами,  принялся за еду. Пятеро подмастерьев  присоединились к нему.
- Что есть вершина мастерства в нашей профессии?- вопрошал с набитым ртом бригадир.- Не табуретка, не лодка, даже не дом. Виселица! Вот, где виден настоящий  мастер! А почему, спросите? Да потому, что виселица для висельника есть лестница в лучший из миров. Ну, или в худший - смотря по делам его.- Он упер в  небо толстый узловатый палец.- Ответственность…

Внезапно, за спиной Тимофея лязгнул замок. Заслушавшись мудрствованиями плотника, он едва успел улечься на доски, как дверь распахнулась.
На пороге стоял священник со свечой и требником, а из-за его спины выглядывала хрупкая девичья фигурка.
- Милости просим, - сказал Тимофей, притворно зевая.- Мы гостям рады. Особенно таким милым людям…
- Сын мой,- грустно сказал священник, немолодой с бритой макушкой монах, страдающий одышкой и лишним весом.- Не надо бравады. Утром ты предстанешь перед Создателем, и сейчас ты можешь исповедоваться и причаститься.
- Что вас интересует?- спросил Тимофей, уловив какое-то напряжение в голосе святого отца.
Он легко читал его мысли и ничего, кроме строгого приказа начальника тюрьмы выведать место, где спрятаны дурацкие камни, не видел.
- Все мы люди подневольные,- сказал он.- Одни служат Господу, другие господину Ардену. Как насчет тайны исповеди? Вы ведь никому не скажете, где спрятаны драгоценности? И разве пристало святому отцу верить в водяных?
- Вы слишком озлоблены, сын мой. Озлоблены и недоверчивы. Это и не мудрено при вашем образе жизни. Что ж, не хотите со мной разговаривать, побудьте, в таком случае, наедине с Господом. Прощайте…

И он торопливо вышел, не затворив за собою дверь. Вместо него в камеру вошла девушка,  и в тесных стенах как-будто посветлело.
В руках она держала поднос с сырными лепешками, зелеными яблоками и кувшином вина.
Прячась  под накидкой, она опустила поднос и хотела уже удалиться, когда свет от горящего в коридоре факела коснулся ее лица.
Тимофей быстро сказал:
- Прошу вас, останьтесь ненадолго с приговоренным к казни. Возможно, те несколько минут, что вы проведете в этой камере, изменят всю вашу жизнь.
Девушка выпрямилась, не скрывая больше своего уродства, что, несомненно, стоило ей больших усилий  и, стараясь не выказать ни испуга, ни удивления, спросила:
- Чем я могу облегчить ваши страдания? Вам, должно быть, очень страшно…. Поверьте,- страстно произнесла она,- будь моя воля, я бы ни за что не допустила смертной казни!
- И напрасно. Есть немало негодяев, заслуживающих ее.
- Но вы не один из них, верно?
- Вы очень проницательны. Но я попросил вас остаться не для того, чтобы вы мне помогли.
- Вот как?
-Я сам хочу сделать вам небольшой подарок за вашу доброту. У вас золотое сердце, иначе вы не пришли бы среди ночи к такому опасному преступнику, каким меня объявили, не принесли бы ему ужин и не ободрили бы добрым словом. Я  хочу отблагодарить вас…
- Мне ничего не нужно,- девушка снова опустила накидку.- Поверьте, у меня есть все, о чем только может мечтать девушка моего положения.
- Ни о чем не тревожьтесь,- голос Тимофея стал тише. Он прикрыл ненадолго глаза.
Красные, желтые, черные полосы пошли перед ним. Он заставил их исчезнуть, все стало белым, чистым, как бумага писаря.
В ладонях у него пульсировала кровь, их словно распирало, разрывало на клеточки от клокочущей в них силы. Он медленно вытянул руку, коснулся щеки девушки - там, где ее обезображивало родимое пятно.
Эксия замерла, не решаясь пошевелиться. Из коридора тянули шеи двое охранников. Вернулся и выглядывал из-за их спин священник.
Тимофей прочел заклинание, прижал гудящую ладонь к родимому пятну. Медленно собрал пальцы в кулак, а вместе с ними сползлось, съежилось, уменьшилось в горошину и красно-коричневое пятно.
Он сгреб горошину и, отвернувшись, выбросил ее в окно, через решетку.
Девушка, ошеломленная, не понимая, что происходит, смотрела на него. Она как-будто очнулась и ждала объяснений.
Тут в камеру вернулся священник, ворвались охранники. До этой минуты им точно что-то мешало, не давая даже переступить порог.
- Что за дела?!- спросил один и вдруг уставился на девушку. И второй посмотрел на нее и уже не отрывался больше от прекрасного, с белой алебастровой кожей точеного лица.
- Колдун!..- прошептал священник и бесшумно исчез
- Ух, ты!!- сказал охранник.- Лекарь…
- Госпожа Эксия,- прохрипел второй.- У вашего отца дочь просто красавица!
Вспыхнув, девушка выскочила в коридор и, в слезах, убежала. Слова охранников и выходку Тимофея она приняла за злую шутку приговоренного к смерти.
Тимофей остался один. Он съел яблоко, улегся и решил, наконец, немного поспать.
Небольшое колдовство с немедленным результатом его слегка успокоило. Ему приятно было вспоминать распахнутые голубые глаза Эксии, и он собирался отдохнуть до утра - а там, как говориться - или палач повесится, или веревка порвется….
В любом случае, прежде чем бежать, ему надо увидеться с атаманом и вернут медальон Шамаса. Девушка, на помощь которой он рассчитывал, оказалась слишком впечатлительной и убежала.
Впрочем, ее можно было понять. Надеяться оставалось только на себя.
Судя по количеству виселиц, возведенных за стеной, вздернуть собирались двоих.
Главное, чтобы вторым, кроме него самого, оказался именно атаман…

Тимофей уже повернулся на правый бок, подтянул колени и положил, за отсутствием подушки ладони под щеку, как дверь снова отворилась.
- Дадут здесь человеку поспать?- проворчал он, с неохотой поворачиваясь.
На пороге его камеры стояла сияющая от счастья белокурая красавица в серебристо- сером шелковом платье.
Эксию было не узнать! Она больше не прятала лицо, не втягивала голову в плечи. Настоящая молодая леди!
- Рад вас видеть в добром расположении духа,- вяло сказал Тимофей.- Что на этот раз привело вас в мое скорбное обиталище?
- Вы вернули меня к жизни!- девушка порывисто шагнула  нему, обняла и крепко поцеловала в губы.- Вы настоящий волшебник! Чем я могу вас отблагодарить?
- Отблагодарить?- Тимофей окончательно проснулся, отломил от куска сырной лепешки, прожевал.- Очень вкусно! А вот отблагодарить меня, действительно в ваших силах. Дело в том, что - как вам, наверняка должно быть известно - утром меня собираются повесить. Кампанию мне составит один отъявленный негодяй, атаман шайки лесных разбойников.
Некоторое время назад он отобрал у меня одну очень дорогую для меня вещь, подарок моего старого учителя. Это небольшой медальон - ничего ценного - он теперь у него на шее. Не могли бы вы, пользуясь вашим положением, оказать мне одну маленькую услугу?
- Я сделаю все!- горячо заверила его девушка.
- В таком случае,- попросил Тимофей,- мне бы хотелось, чтобы кроме веревки на моей шее оказался еще и этот медальон.

До рассвета было еще далеко. Плотники за окном перестали стучать и, окончив работу, ушли. И, хотя в камере за ночь сильно похолодало, самое время было немного поспать.
Тимофей дожевал лепешку. Разломил и убрал в карман вторую. Он не особо надеялся, что Эксия до утра сумеет добыть ему медальон.
В любом случае - принесет она его или нет - утром он сам встретится с атаманом.
Виселица-то за окном парная и других кандидатов на нее нет…

На этой обнадеживающей мысли он, наконец, успокоился и крепко заснул. Но совсем ненадолго. Не успели еще сны о доме накрыть его своим теплым одеялом, как дверь в камеру снова грохнула о стену, и тяжелые властные шаги заставили его подскочить и усесться досках, протирая глаза.
Прямо перед ним, черным исполином высился сам господин начальник тюрьмы.
Вблизи, в тесной камере он казался еще больше. Просто родной брат людоеда с Гнилой Горы, только что без бороды и мантии, с бритым до синевы каменным подбородком.
- Что у вас тут за порядки?- упрекнул его Тимофей.- Утром у меня казнь, а я не могу выспаться…
- Оставь на стене свои пожелания,- прорычал тюремщик.- Видишь, сколько их до тебя было? Обещаю учесть, если что дельное будет.
Он посветил факелом и Тимофей увидел, что стены его камеры, с потолка до самого пола испещрены процарапанными надписями.
От обычных - «Здесь был Гволккхмэн», до затейливых - сразу и не поймешь, о чем речь – «Форма есть пустота, и пустота есть форма» или  «Сай - крыса!»…
- Я неграмотный,- стыдливо признался Тимофей.- А вы присаживайтесь, шконка широкая, всем места хватит.
- Остряк,- похвалил Арден.- Но это не самое страшное.- Он вытянул из кармана черненую серебряную цепочку, извлек тяжелый медальон.- Возьми. И пусть он поднимет тебе настроение, когда твои ноги оторвутся от этой грешной земли.
Начальник тюрьмы цокнул языком, словно пробуя на вкус только что родившуюся меж ними остроту.
- Ты сделал счастливой мою Эксию. По мне, так я бы оставил тебя здесь хоть пожизненно. Но, увы. На носу Рождество и оставлять таких опасных злодеев в тюрьме городской судья не решился. Сбегут, говорит, пока охрана празднует. Опять же и кормить вас, а казна не резиновая. Вон сколько на фейерверк пойдет! Нет, казнить дешевле…
- Я понимаю,- кивнул Тимофей.- А что будет с остальными? Виселиц-то всего две. Или судья и тут экономит?   
Начальник тюрьмы отмахнулся, уселся рядом, едва не раздавив лежанку.
- Я бы не стал им завидовать. Бродяги отправятся в каменоломню, за город. Больше года там никто не выдерживает, а зимой и того меньше.
Общество оказавшегося неожиданно словоохотливым тюремщика начинало тяготить Тимофея. Он надел медальон и с чувством поблагодарил господина Ардена:
- Вы очень добры! Обещаю этого не забыть.
Тюремщик подмигнул.
- Некогда уже забывать, светает,- хохотнув, он встал и уже в дверях обернулся.- Кстати, а правду говорят, что ты обокрал самого короля Одела?
- Люди говорят,- Тимофей зевнул, прикрываясь ладошкой.
- Заметь, я ведь не спрашиваю, с помощью какого колдовства ты избавил мою дочь от этого ужасного пятна. Совать нос в чужие секреты не в моих правилах. Мда…. Ну, желаю здравствовать!..
Отпустив напоследок, самую удачную, по его мнению,  остроту, начальник тюрьмы, наконец, убрался из камеры смертников. 

Вскоре за окном совсем рассвело. Тюремный двор постепенно стал заполняться.
Пригнали целую роту солдат в нарядных мундирах. Пришли сонные барабанщики. Чуть погодя, приехал городской суд в полном составе с секретарем и двумя писарями.
На всякий случай по сырым булыжникам раскатили красную ковровую дорожку - а ну, пожалует кто из королевских особ? В городе так мало развлечений…
Тимофей терпеливо ждал. Делать ему в тюрьме было больше нечего, но бежать куда как удобнее с плаца, под открытым небом.
Была и еще одна причина, которую он сам себе не называл. Очень хотелось еще раз, при свете дня взглянуть на Эксию…

Когда в коридоре раздались шаги караула, он уже стоял в углу, приготовившись.
Прочтя заклинание на невидимость, он представил, как из середины его лба выплывает серебряная горошина и, описав круг, начинает вращаться, все убыстряя ход вокруг его головы и опускаясь ниже, до самых ног, постепенно сливаясь в сплошной сияющий кокон.
Кокон этот скоро светлеет, сливается с полумраком камеры и вот уже свет, падающий на Тимофея, соскальзывает весь с несущейся бешено невидимой серебристой юлы, делая невидимым и его самого.
В лесу у Шамаса это было его любимой игрой. Исчезать он мог быстро, в пять-шесть секунд, да так, что и старый колдун не сразу его находил.
Но тут что-то не срослось…
- Чего стал?!- рыкнул охранник.- Руки назад!
Ему мигом стянули локти и вытолкнули в коридор. Пока вели к выходу, он лихорадочно соображал, как такое могло случиться.
Заклинание он перепутать не мог. Неужели, он потерял силу и  сейчас - вот прямо сейчас - через несколько минут его вздернут во дворе Догленской тюрьмы вместе с атаманом Оделенских бродяг? Казнят, как злодея.
Он помотал головой, чтобы перетряхнуть мысли - в надежде, что на поверхность всплывет что-нибудь дельное.
Тяжелый медальон под рубахой огнем жег кожу. Вот оно! Паршивая побрякушка помешала ему исчезнуть. Пока она на шее, невидимость для него недоступна. 
Зачем вообще Шамас сделал ему этот подарок, ничего не объяснив при этом?
- Думай, думай!- тщетно понукал он себя, с каждым шагом неумолимо приближаясь к эшафоту.

На тюремном дворе было сыро. С подвыванием задувал западный ветер. Кроме солдат и судейских, за тюремную стену пустили еще сотни полторы горожан.
Казнь – всегда представление. А что за представление без публики?
Подойдя к добротно слаженному плотницкому сооружению, Тимофей стал медленно, понукаемый в спину древками копий, подниматься по последним в этой жизни ступеням.
- Одна, вторая…- он запнулся, но сверху  прозвучал насмешливый голос уже поджидавшего его атамана:
- Доброе утро, мой молодой друг! Как видите, ваше пророчество оказалось точным. Меня действительно вздернут, но не одного, а в таком приятном обществе. Так что же вы встали? Поднимайтесь к нам, пока дождь не пошел, у нас тут своя кампания!
Рядом с атаманом скучали палач и двое его помощников, все в черном, в островерхих с прорезью колпаках.
Тимофей поднялся. Стал рядом. Оглядел замерший в ожидании тюремный двор.
Сотни глаз жадно разглядывали приговоренных. Как же, знаменитый вор, а рядом атаман лесных разбойников.
То же напряжение в глазах, прильнувших к решеткам  трех тюремных корпусов.
Лица солдат внизу были сонными.
Судья в тяжелом напудренном парике протирал  запотевшее пенсне, держал по мышкой свернутый в трубочку приговор.
Барабанщики в легких мундирах зябли, разминали холодные пальцы, готовясь бить дробь.
Толпа - сразу за оцеплением - замерев от ужаса и восторга, алкала зрелища…
Тимофей вдруг выхватил взглядом бледное лицо девушки в сером платье. Укутанная в пелерину, она не отрываясь, почти не мигая, молча смотрела на него. Он чуть заметно подмигнул ей.
Часы на городской башне неподалеку от тюремной стены пробили одиннадцать.
Едва стих последний удар, как судья прокашлялся и взялся читать короткий приговор.
Слов толком было не разобрать, он торопился и сильно гундосил, да и кто здесь слушал  этот вздор? Все ждали зрелища.
- Зря я не утонул прошлым летом,- сказал атаман.- Правильно мама говорила: «Ты слишком жадный, Крэй, чтобы умереть в своей постели». Крэй – это я, а то ведь я до сих пор не представился. Ничего, мамуля, скоро я познакомлю тебя с моим новым другом. Ты ведь не откажешь нам в такой чести, а, Тима?
Атамана уже колотило. Пот градом катил по его белому лицу.
- Последнее слово!- с облегчением объявил судья, высморкался и передал секретарю лист с приговором.
- Я смеюсь вам в лицо!- выкрикнул атаман и плюнул, целясь угодить хотя бы в секретаря.

Стараясь сохранить равновесие, Тимофей сам взобрался на подставку. Невидимкой стать не вышло.
Уйти отсюда пешком уже не получится. Ни в ворота, ни через калитку, ни даже по подземному ходу, обязательному для таких мест, не проползти, поздно. Но, если нельзя ни туда, ни сюда, значит, нужно вверх!
Вот о чем должен напоминать медальон Шамаса, повелителя ворон! Ворона птица, а если верить старику, то и вовсе - царь птиц. Ведь только передвигаясь по воздуху можно еще успеть к сроку.
Теперь, стоя на эшафоте, Тимофей слишком хорошо представлял, что будет чувствовать Морквин всего через несколько дней. И он сказал:
- Спасибо, что все вы здесь сегодня собрались. Постараюсь вас не разочаровать. Но нельзя ли мне обойтись без этой тряпки?- он кивнул на заготовленные в руках подручных палача два черных холщовых мешка. Перед казнью их обычно надевают на голову приговоренным.
- Ваша честь,- обратился Тимофей к судье,- не откажите мне в удовольствии подольше видеть всю эту почтенную публику.
Судья и начальник тюрьмы переглянулись.  Господин Арден молча кивнул.
- Можно!- И судья поднял руку.
Барабанщики ударили дробь. Атамана поставили рядом. Он от своего мешка отказываться не стал, сделался вялым, безучастным ко всему происходящему.
Петля на холодном, пахнущем морем ветру, раскачивалась рядом, задевала щеку колючей пенькой.
- Ну что, понеслась?- палач дал знак и, приступив, подручные взялись за веревки.
Тимофей опустил веки, расслабился.
Ясно, много яснее, чем наяву, представил, как над ним, поднимаясь высоко к небу выпрямился огромный вибрирующий столб, прозрачный, метра полтора в диаметре, вроде пузыря или вытянувшегося до облаков водолазного колокола. Воздуха в нем не было. Он был пуст, совсем пуст, словно кто-то гигантским насосом откачал воздух, в довершении потно укупорив сосуд сверху.
Тимофей же стоял внутри, у основания его, отделенный от земли лишь деревянным эшафотом и подставкой под ногами.
Огромные массы воздуха давили сверху и со всех сторон, проникали снизу вовнутрь и, наткнувшись на  преграду, выдавливали, выталкивали его, точно пробку,  на поверхность. Оставалось только отлепить намертво приклеившиеся к доскам подошвы.
 И он сделал это, словно якорь обрезал. Уши у него слегка заложило и он плавно, почти вертикально взмыл над тюремным двором.

Толпа внизу ахнула. Палач с петлей в руках застыл, не в силах поверить собственным глазам.
Барабанщики продолжали выбивать дробь, постепенно сбиваясь на веселый бравурный марш.
Тимофей, зажав в зубах медальон, заложил крутой вираж, пронесся над виселицами, проверяя летные качества.
Он освободил связанные за спиной руки, и управлять полетом стало легче. Стоило теперь поднять одну или выпрямить другую руку, как тело послушно меняло курс.
Он парил, кувыркался, находясь в невидимом невесомом пузыре, снова взмывал вверх.

По небу много чего летает. Кто на крыльях, кто на метле рулит, мусор вообще ветром носит. Всего не узнаешь, да и не стоит. Главное, чтобы голова не закружилась.

Внизу, тем временем, опомнились.
- Колдун!!- восторженно вопили в толпе.- Колдун улетает!..
- Лучников! Лучников сюда!- надрывался судья, но никто его не слышал. Палач уселся на край эшафота, свесил ноги и, сбросив колпак, закурил трубку.
Он еще не был уверен, что на сегодня работа окончена. Ведь рядом, с мешком на голове, прыгал и что-то верещал связанный атаман. Но всем уже было не до него.
- Лучников!...- судья сорвал голос и начальник тюрьмы, наконец, бросился в оружейную.
Сверху Тимофей прекрасно видел, как Эксия, в беснующейся толпе махала ему рукой, что-то кричала. Он слегка помахал ей в ответ разведенными, как крылья руками…
 Господин Арден подозрительно долго возился с замком, отпирал тюремный арсенал.
Пятеро охранников кучковались рядом, приплясывали, азартно спорили. Сейчас они мало, чем отличались от счастливой таким редким зрелищем толпы горожан.
- Летает!!- захлебывались они.- Сам, как птица, по воздуху летает!
Начальник тюрьмы, встретившись с Тимофеем глазами, незаметно помахал ему сложенными у запястий огромными ладонями.
- Было весело!

Но пора было улетать. Тимофей поднялся выше, чтобы не зацепить крышу соседнего с тюрьмой собора и исчез среди серых кучевых облаков.
После этого начальник тюрьмы открыл оружейную и быстро раздал охране боевые луки.
- Какая жалость,- сетовал он, подходя к растерянному судье.- Не спели подстрелить лиходея!
- Что же это такое?- судья нервно протирал пенсне, не зная, как ему следует поступить.
Толпа, возбужденная донельзя  таким удивительным зрелищем, уже повалила прочь, торопясь разнести по городу замечательную новость.
- Весь день испорчен!- в сердцах сказал судья и высморкался.
- А с этим что делать?- спросил начальник тюрьмы, повернувшись к атаману, который из-за черного мешка на голове никак не мог взять в толк, что происходит, и почему он до сих пор еще не встретился со своей  дорогой мамочкой.
- Долго мне  ждать?!- возмущался он.- Я уже есть  хочу!
- А!- сказал судья.- Никакого настроения. Верните его в тюрьму. Все равно сначала надо наверх доложить.- И он многозначительно закатил глаза.- На сегодня все…
 
                глава двадцать восьмая
                Куу

Куу всегда был водяным. То есть всю свою долгую жизнь. Когда-то он таким зеленым, с рыбьим хвостом и родился - лет двести, а то и все триста назад – поди теперь, сосчитай - память не селедка, в соленой воде сильно портится.
 Да что считать? И отец, и дед Куу, худо-бедно, весь свой век прожили водяными.
И все предки его по мужской линии, едва ли не со дня сотворения Мира тоже были водяными. И ничего, жили себе на дне морском, изредка выныривая, чтобы позагорать, сидя в ясную погоду на каком-нибудь рифе подальше от берега  от глаз людских.
И наш Куу был таким же. Встретишь - спутаешь с любым из его предков. Та же красная треуголка на голове, тот же большой красный нос - верный признак любителя рома.
 А что прикажете делать на морском дне, особенно зимой? Ладно, что недостатка в роме и прочих крепких напитках водяные никогда не испытывают: столько кораблекрушений за долгие века случилось у этих берегов, отправив на дно содержимое трюмов.
Все эти бочонки и сундуки, в конце концов, так загромоздили дом Куу, что он давно уже перестал интересоваться законной добычей водяных.
Одно беспокоило Куу - у него никогда не было детей. Нет, дочерей-русалок за свою  жизнь он наплодил целые стаи, а вот сына не было ни одного. Вот так: за триста (или четыреста?) лет ни одного!
А нет сыновей - нет и детей. Прямо на нем, Куу, весь их род и закончится. Обидно.
Исправлять положение в таком возрасте было поздно, к тому же, с годами пришли и другие интересы.
Смолоду Куу обожал водное поло - любимую игру всех водяных и русалок, но в последние сто лет перешел на более серьезные – умственные - как он сам говорил, игры. Он сделался заядлым картежником и нимало преуспел в этом.
Какое-то время он собирал у своего побережья водяных со всего острова и обыгрывал их вчистую.
Многие еще помнят те знаменитые карточные ристалища. Но скоро прошел слух, что старый Куу шельмует и обыграть его никак невозможно. И, хоть за руку его никто так ни разу и не схватил,  желающих сыграть с ним становилось все меньше.
И Куу остался один, если, конечно, не считать Леа, его младшей дочери. Остальные дочери-русалки давно повыходили замуж и уплыли в другие моря. Одиночество – печальная штука, а для Куу и вовсе невыносимая.
Вот и женихов Леа он давным-давно всех отвадил, а как вы хотели? Кто ж тогда будет готовить ему обед?
Ну да, конечно, Куу был эгоист, каких еще поискать и никогда не скрывал этого, а с возрастом характер у него совсем испортился. Но кто теперь не эгоист?
Леа со своей долей смирилась, ведь, несмотря ни на что, она очень любила своего старого отца.
Чтобы не скучать, она играла в волнах с золотыми рыбками, слушала вечный  прибой и, как водится у молодых девушек - а русалки в этом совсем не исключение - все ждала своего суженного принца, выныривая и провожая подолгу проходящие мимо суда.
Они, правда, по большей части оказывались обыкновенными рыбацкими лодками, а принцы не часто бороздят морские просторы на таких утлых суденышках.
К тому же, корабли в этих местах как-то уж очень давно не тонули, так, что даже  спасать ей было, в общем - то некого.  Оставалось только мечтать…
Вот эту семейку  и собирался навестить Тимофей Брыков, чтобы нарушить уединение строго скряги, про каких говорят - «у него ила со дна не выпросишь», и его дочери, скучающей старой девы…

Жаба с гадюкой всегда не любили друг друга. А теперь, когда Тимофея повязали и, вместе с разбойниками, увезли в Доглен, они и вовсе перестали притворяться. Только что не враги.
Паук Дармид вечно драл нос. Он считал себя старшим - хотя бы по возрасту - мудрым и весьма гордился тем, что происходит из древнего рода черных  пауков - тех, что изредка еще встречаются в старинных  замках.

Втроем сидели они на лысом камне, неподалеку от харчевни, у дороги, ведущей из города к морю.
Подмораживало и стоило подумать, как быть дальше.
- Тимофей сгинул,- прямо сказал Маккварен.- Из Догленской тюрьмы не убежишь - стало быть, надо возвращаться на мельницу, пока никто ее не занял.
- Как ты себе это представляешь?- змея ехидно подняла голову.- У мельницы дурная слава, туда и лягушкой никого не заманишь. Пора устраиваться на зимовку. А весной вернемся.
- Надо ждать,- веско скрипнул паук.- Тимофей матерый колдун. А колдун не собака, на цепь не посадишь. Он вернется.
Все ненадолго замолчали.
- Есть хочется,- не выдержав, снова завела жаба.- И выпить. Внутри все горит, пересохло, а спина мокрая. Муха сядет, и та поскользнется.
- Будешь ныть,- оборвала его змея,- ужалю! Живо поправишься, все болезни пройдут.
- Мертвые не потеют,- согласился паук.- И хватит уже о мухах! Не один ты голоден…
Они еще помолчали, и Маккварен вдруг сказал:
- Глянь-ка! Что это по небу летит?
- Неужто мухи?- паук раздраженно щелкнул челюстями.
- Я тебя предупреждал,- змея  зашипела и вдруг тоже уставилась в небо.
- Орлов нам только не хватало…
Но, не успели они спрятаться под камень, как с неба, плавно погасив скорость, спустился Тимофей.
- Опаньки!- сказала жаба.- Хозяин вернулся!
- И в полном здравии,- прошипела змея, возвращая сохраненное в пасти кольцо с камнем.
Паук почесал мохнатую спину.
- А я что говорил? Прошу прощения,  но нет ли у вас,  чего покушать?..

Немного отдохнув и подкрепившись, Тимофей со своими спутниками отправился к морю.
Подниматься в воздух он больше не решился. Он теперь не один, да и кураж прошел.
Одно дело - с виселицы упорхнуть, совсем другое - летать над побережьем, высматривая водяного, да еще с грузом. Он же не чайка…

Часа через два он вышел к самому дикому и пустынному месту на берегу. Отыскал крошечную, невидимую с берега бухточку, зажатую с трех стон голыми скалами. Длинная череда рифов, словно тропинка, выдавалась из нее в море.
Выгрузив змею и паука, он посадил на плечи жабу, вошел в холодную воду и доплыл до маленькой одинокой скалы за последним рифом.
Вскарабкался на самый ее пик и заглянул на противоположную сторону, ровную и отвесную, как стена дома.
Море далеко внизу было темно-зеленым и выглядело бездонным. Он даже слегка оробел.
- Ох-е!- сказал Маккварен.- Море не болото…
Тимофей высыпал из кармана кучку одинаковой плоской гальки, подобранной им на берегу, разложил ее в ряд, чтобы удобнее было брать, и принялся пускать «блинчики».
- Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…
Шамас уверял, что Куу сам вынырнет, если решит, что новое знакомство сможет развлечь его.
А чем, скажите, можно развлекаться, сидя на голой скале под пронизывающим ветром? Только камушки швырять…
Тимофей чуть подержал над бездной круглый, непригодный для блинчиков камень, медленно разжал пальцы. Галька без всплеска скрылась в пучине.
Ничего не говорило о том, что водяной может оказаться где-то поблизости. К тому же, короткий зимний день клонился к закату, и погода заметно портилась.
Небо над побережьем сделалось мрачно-сизым. Стало еще  холоднее…

И тут Тимофей почувствовал, что сидит на скале не один. За его спиной кто-то был.
Не смея поверить, он медленно, очень медленно, чтобы не спугнуть удачу, стал оборачиваться. Главным для него теперь было не выказать испуга при виде старого и, наверняка не красавца, водяного.
Он кое-что слышал о водяных и знал, что встреча с ними не сулит человеку ничего хорошего.
Он повернулся. Напротив него, распустив длинные, желтые, как песок волосы, сидела  обнаженная девушка такой немыслимой красоты, что он едва не свалился в море вслед за камнем.
Белая, как прибой кожа светилась даже в тусклом вечернем свете. Зеленые, как морские  волны глаза смотрели ласково…
Скалу, на которой они сидели, вдруг резко подкинуло, словно утлый кораблик на океанской волне и, сильно качнув, бросило вниз.
В следующий миг русалочка оказалась в его объятиях. Чтобы не упасть, они обхватили друг друга, и она неожиданно поцеловала его.
Точно теплый океанский бриз ласково и почти невесомо коснулся его губ. Горячая волна прокатилась по всему телу, и ему показалось, что это не зимний норд-ост  колется  мириадами своих острых шипов, а нежный летний ветерок  на мгновение прикоснулся к его разгоряченной коже.
- Здравствуй, принц!- сказала русалочка, не размыкая рук.- Ты нашел меня, и теперь мы никогда не расстанемся.
- Только не надо нам угрожать,- квакнул снизу Маккварен, справившись с первым испугом.
- Я, вообще-то, Тимофей,- сказал Тимофей.
- Ну, да,- повторила русалочка.- Принц Тимофей. Мне кажется, я уже люблю тебя.
Никто еще так не произносил его имени. Он тонул, шел ко  дну и даже не думал барахтаться, ведь и его руки были заняты тем, что обнимали ее.
-И я тебя,- как во сне отвечал он, вот уже тысячу лет как забыв, откуда и кто он и зачем, собственно, забрался в зимнее море.
- Хм, хм,- прокашлялся кто-то рядом.- Как у вас, молодых, быстро все получается.

Русалочка, испуганно ойкнув, нырнула в море. Жаба, на всякий случай скрылась за каменным выступом.
Перед растерявшимся Тимофеем сидел, свесив со скалы ножки и болтая ими в воздухе, маленький зеленый человечек с крупными зелеными зубами, поросячьими глазками и большим красным носом.
Из одежды на нем была только красная треуголка.  Вторую, точно такую же, он держал под мышкой.
- Ула любит пошалить,- сказал он, видимо, извиняясь за дочь.- Не стоит принимать все так близко к сердцу.
- Ула,- повторил Тимофей, постепенно приходя в себя.- Здравствуйте, уважаемый! Не будет ли с моей стороны дерзостью предположить, что вы, ваша честь, и есть хозяин здешнего залива?
- Правильно,- водяной ухмыльнулся.- Ты не ошибся.
Видя, что беседа протекает вполне в мирном русле, Маккварен осторожно выглянул из-за камня.
- К вашим услугам, мой господин! А ведь мы, извиняюсь, родственники.
- Море не болото,- водяной смерил взглядом замерзшую жабу.- Но, раз вы вместе, законы гостеприимства обязывают. Надевай-ка шапку и держись за мой хвост!
Он протянул Тимофею лишнюю треуголку, и тут только обнаружилось, что позади у водяного имеется порядочный рыбий хвост.
- Но, ваша честь - в планы Тимофея совсем не входило самому нырять за илом на морское дно - ведь я могу задохнуться, захлебнуться и даже утонуть!
- Кто будет слушать твое нытье?! - проворчал водяной.- Если хочешь получить то, за чем явился, надевай живо треуголку и хватайся за мой хвост! И главное - держи все время глаза открытыми. А родственника сунь в карман, чтобы рыбы по пути не схватили.
- Рыбы?..- чуть живой от страха промямлил Маккварен, забиваясь в карман.
Что ж, делать нечего. Тимофей нахлобучил красную треуголку, набрал в грудь побольше воздуха и… вслед за Куу нырнул со скалы.

                глава двадцать девятая
                На дне

Куу жил в небольшом уютном домике, выложенном из белых раковин. Жилище водяного укрывалось в скальном гроте, попасть в который можно было, только пронырнув глубоко под водой.
Скорость, с какой он тащил за собой Тимофея, позавидовала бы и голодная акула.
Пришлось, что было сил цепляться за его скользкий хвост, иначе он просто выскользнул бы из замерзших пальцев.
Встречные стаи разноцветных рыбешек мелькали мимо. Крупные рыбины еще издали уступали водяному путь. Невозмутимый скат проплыл совсем рядом, едва не задев их своими черными электрическими лопастями.
Вынырнув на поверхность, Куу первым вылез  на каменную твердь, стащил с головы шляпу и встряхнулся, точно собака, окружив себя веером цветных брызг.
Слегка оглушенный после быстрого подъема из глубины, со слезящимися от соленой воды глазами, которые он - памятуя наказ водяного - держал все время открытыми, Тимофей выбрался следом.
Под ногами его были белые камни, с ползающими по ним стадами тучных крабов. Над головой, не слишком высоко, вместо купола неба - белые скальные своды.
Небольшой, почти круглый участок моря, из которого они вынырнули, выглядел здесь, как пруд возле фермерского домика. Сходство еще больше усиливал небольшой ухоженный садик позади дома.
Довольно мило, хотя и очень холодно. Но из трубы вился дымок, в доме, похоже, что-то готовили, и это слегка приободряло.
- Ну, что, задохнулся, захлебнулся или утонул?- Куу хмыкнул и широким жестом пригласил следовать за собой.
Входя в дверь вслед за хозяином, Тимофей обернулся и увидел, что в саду вместо кустов и деревьев ветвились красивые разноцветные кораллы, а почву заменяли искусно уложенные раковины и красноватые камушки.
В маленькой кухне оказалось все, что необходимо - большой крепкий стол, плита и полки со всевозможными горшками и сковородами.
И у плиты хозяйничала Ула! При виде гостя, она тут же исчезла.
- Застенчивая,- хихикнул Куу, потирая короткие руки.- Ну, давай теперь есть и пить, как подобает мужчинам.

И они принялись за еду. Обед был роскошен! После ухи - жареная рыба: треска, палтус, жирный осетр.
Потом пришел черед крабов, устриц, страшноватых с виду моллюсков, разноцветной икры. А омары?!
- Таких омаров,- утверждал Куу,- не едал и король.
Что правда, то правда. Угощение оказалось отменным. Они пробовали лучшие заморские вина, хотя Тимофей почти все сливал незаметно в большой глиняный кувшин на краю стола - не гоняться же ему за таким старым пьяницей, как водяной.
Жаба Маккварен, углядев такую несправедливость, потихоньку вылез на стол и,  улучшив момент, скакнул в кувшин.

Но это было только началом. Вина старый Куу выставил скорее для украшения стола. 
Под водой слишком холодно и, чтобы согреться, требуется кое-что покрепче. Вот он и принялся за коньяк, который тянул прямо из большой раковины, время от времени подливая и гостю.
Чуть пригубив из вежливости, Тимофей незаметно сливал  и его…
Впрочем, выпитое совсем не ударяло в голову. Наверное, ее охлаждало такое количество холодной воды вокруг, но состояние жабы, утопавшего в гремучей смеси белого генуэзского, красного бургундского и десятка сортов выдержанного коньяка внушало серьезные опасения.
- Хорошо, когда в доме столько выпивки,- польстил хозяину Тимофей.- Теперь я понимаю, ваша честь, что вам здесь ни за что ни замерзнуть, ни заскучать.
- Пойдем,- позвал его водяной,- я тебе кое-что покажу.
И они поднялись и прошли через маленькую дверь в другую, куда более просторную комнату.
Вся она была сплошь уставлена бочками с лучшими винами со всего света и бочонками с самым отборным коньяком.
- Дары моря,- скромно сказал Куу.- Такому винному погребу позавидует и король.
- Да уж…- Тимофей восторженно покивал головой.- Ваша правда. А что это - не сочтите за нескромность - за штучки, похожие на раковины, что стоят внизу, вдоль стены?
- Это и есть раковины. Я храню в них души.
- Простите?! Но я полагал, что у рыб нет души…
- Конечно, нет. Это души погибших моряков. Когда корабль тонет, души тоже идут ко дну. Мне остается только расставить открытые раковины. Потом я их собираю и отношу сюда. Тут, по крайней мере, тепло и сухо. Не мокнуть же им в воде среди рыб.
Ну, что тут скажешь? Куу, конечно, был неплохим парнем и по-своему, желал душам добра. Но разве дело, когда души моряков томятся на морском дне, не в силах подняться на небо?
После экскурсии по дому они вернулись за стол. Приложившись еще к раковине, водяной спел несколько песен. Что-то вроде:
- Бу-бу, Бу-бу, бу-бу…
И опять:
- Бу-бу, бу-бу, бу-бу…
Не понять ни слова. Тимофей пробовал подтянуть, но Куу только ногой топнул.
- Не порть песню!!
Окончательно придя после пения в наилучшее расположение духа, водяной, наконец, заявил:
- Ты, Тима - весельчак, что и говорить. С тобой и посидеть и выпить можно. Главное, ты чуть разговорчивей рыбы и не докучаешь мне лишней болтовней. Можешь у меня погостить, покуда не надоест. Но ила я тебе не дам!
- Простите, ваша честь, но откуда вам известно мое имя? Ведь я не успел представиться, как мы с вами уже сидим здесь и отдыхаем. Что касается пары капель ила, то я не вижу ни одной причины, по которой такой благородный джентльмен,  как вы, откажется помочь доброму делу.
- Слушай, парень, я эгоист и плевать хотел на чужие дела. Мне-то что с них? А твое имя и цель, ради которой ты здесь оказался, сообщил мне наш общий знакомый. Угадай, кто, с трех раз.
- Шамас!- квакнула жаба. Отпив едва ли не половину кувшина, Маккварен потерял всякий страх, тяжело выполз наружу и встрял в разговор.- Шамас славный старикашка, только не пьет совсем.
Он икнул и свалился обратно.
- Родственник пьет, как рыба,- сказал водяной.- Он долил в кувшин с жабой вина и продолжал:- Слухи разносятся быстро. Но одно дело, кабы Шамас пришел сам. Мы бы с ним в картишки перекинулись. Выиграл - забирай ил, а зачем он вам понадобился, мне и дела нет. А проиграл - извини….
Но Шамас - я слышал - месяц, как умер. А ты  - кто ты вообще такой?! Вон дочку мою соблазнить пытался. А влюбится Леа, уйдет с таким вот, как ты, кто мне уху варить станет? Кстати, как у тебя на груди оказался знак Повелителя ворон? Уж не расхититель ли ты гробниц?
- Вы второй, кто говорит мне о смерти Шамаса. Не знаю, ваша честь, насколько достоверны ваши сведения, но не далее, как три дня назад, мы сидели с ним за одним столом. Вот точно так же, как теперь с вами.
- Только без выпивки,- снова высунулся Маккварен.
- И свой медальон он отдал мне сам, прощаясь.
- Вот, значит, какие дела,- Куу почесал зеленую голову.- Стало быть, по нашим законам, ты теперь Повелитель ворон? Ведь с этим знаком Шамас передал тебе свою власть над птицами…
- Не знаю,- честно сказал Тимофей.- Он мне ничего не объяснил.- Но, если это действительно так, то не окажите ли вы мне честь сыграть со мной в карты? На тех же условиях. Выиграю - ил мой!
- Сосунок!- Куу презрительно скривил зеленые губы, но в маленьких поросячьих глазах уже сверкнул азартный огонек.- Да ты, небось, и колоды в руках не держал?
Не в силах больше сдерживаться, он сдвинул посуду, освобождая место, и перетасовал карты
- Играем?!
- Играем!
- Тогда сдвигай. Выиграешь - забирай ил. А проиграешь - останешься здесь навсегда. Будешь у меня слугой.
- Идет!- сказал Тимофей, и Куу начал сдавать…

Играли весь день и вечер, без перерывов, не отвлекаясь даже для того, чтобы наполнить кувшины.  И к ночи водяной проигрался.
Проигрался, как никогда еще в жизни не проигрывал. Он проигрался в покер, в пульку, в подкидного и передвижного дурака, в буру, в двадцать одно и во все игры, какие только знал, пробуя склонить удачу на свою сторону.
Куу проиграл обе красные треуголки и весь свой запас спиртного. Потом он поставил на кон домик с садиком из кораллов, а, войдя в азарт, проиграл все свои самоцветы, рифы и скалы, и даже морское дно до самого Фэнахэйского залива со всеми его рыбами и прочими обитателями глубин.

Остановиться он уже не мог и проиграл раковины с душами утонувших моряков, а в конце игры, уже ночью, затонувший двести лет назад испанский галеон с золотом - главное сокровище водяного, припасенное им на черный день.
- Все!!- убитый поражением, разочарованный, Куу отвалился от стола.- Я разорен. Каюсь, я сам не раз играл краплеными картами. Случалось, и по шесть тузов в колоде держал, да и кой-какие трюки знаю. Но ты - шулер! Мошенник! Ну, не мог я проиграть все, что имею, все, что досталось мне по наследству, все богатства, накопленные нашей семьей за тысячу лет, не мог я все это проиграть какому-то мальчишке. Ты шулер! Или того хуже - колдун, которого нарочно подослал ко мне старый пройдоха Шамас. А это значит - твой выигрыш недействителен!!
- Не пойман - не вор,- сказал Тимофей.- Так, кажется, вы сами не раз говорили своим приятелям за карточным столом. Карточный долг - долг чести.
- А вот возьму и не отдам! Оставлю тебя здесь, и все. Кто узнает? Ко мне сроду никто не заглядывает. Кто мне о чести напомнит?
- А совесть?
- Ха…. Совесть! Шулер будет мне о совести говорить. Да я тебя акулам скормлю!
- Как скажете,- Тимофей отложил колоду, развел руками. Конечно, не будь он учеником великого  Шамаса, где бы ему тягаться с таким асом карточной игры.
- Ладно, я пошутил,- Куу надолго припал к раковине с коньяком, отер зеленые губы и заявил:- Теперь поздно, да и море наверху штормит. Ступай спать, а утром заберешь свой выигрыш.
Покачиваясь, он вылез из-за стола и, напевая свое «бу-бу-бу», побрел к кровати. Едва улегшись, он тут же захрапел.

Тимофей еще посидел за столом, выловил плававшего в кувшине, почти бездыханного Маккварена и, на цыпочках прокрался в винный погреб.
 Там он быстро, стараясь не скрипеть, раскрыл створки раковин. Как ему ни хотелось, но душ он, конечно, не увидел.
Не так-то это просто - ведь душу видит только другая душа, не запертая в собственном теле. Лишь легкое дуновение ветерка коснулось его лица, да еще было слышно слабое потрескивание, точно лопались на поверхности маленькие пузырьки воздуха.
Потом он выскользнул из домика и отправился к маленькому пещерному озеру. Клочок моря, зажатый кольцом скальных пород, точно черный колодец уходил в бездну.
О том, чтобы самому тем же путем вернуться на берег, нечего было и думать. Из гостя он превратился в пленника.
- Все карты,- простонал Маккварен, сунув голову в холодную воду.- Выпили бы еще,  к вечеру он бы тебе сам ила наковырял. А теперь он унижен…
Тимофей и сам чувствовал, что в словах хмельной жабы есть своя правда. Выигрывать  всухую у водяного было несколько опрометчиво. Но проиграть ему хотя бы раз - значило остаться здесь навсегда.
- Прогноз неутешителен,- икнул Маккварен.- И боюсь, с выпивкой теперь тоже будут проблемы.
Глядя в воду, Тимофей долго сидел на берегу. Но ничего, мало-мальски стоящего или хотя бы отдаленно похожего на план, в голову не шло.
- По всему выходит,- сказал, быстро трезвея, Маккварен,- на дне морском мы и закончим свои дни. Одно утешает: гадюки здесь не живут…

Тимофей подобрал красноватый камушек, меланхолично бросил его в воду. Здесь, в море, он не чувствовал ставшей уже привычной своей Силы. Все, что ему передал Шамас, осталось на суше. Здесь была иная стихия, и хозяином ее был водяной.
Время шло, но в голове, кроме прочно засевшей дурацкой песенки «бу-бу-бу», ничего не прибавлялось.
К утру водяной проснется, и шансов улизнуть от него не останется никаких.
Внезапно, по темно-фиолетовой глади пошла рябь. Поверхность пруда разошлась, как занавес, и появилась Ула…
- Ты все еще любишь меня?- напомнила она ему их первую встречу.
- Да любит он, любит!- завопил Маккварен.- Только выведи нас отсюда!
- Конечно, люблю,- мрачно отвечал Тимофей.- Только к чему это теперь? Ты хотела, чтобы я помог тебе, а помощь нужна нам. К тому же, я вовсе не принц.
- Ты олух,- сказал Маккварен.
- Я выведу вас,- улыбнулась русалочка своей чудесной улыбкой.- Но обещай, что возьмешь меня с собой.
- Обещаю,- легко сказал Тимофей.
Маккварен покачал головой.
- Ну, ты попал!  Им же нельзя ничего обещать. Русалки верят и ждут потом целый век.
- Ты ведь не обманешь меня?- спросила Ула.
- Клянусь,- сказал Тимофей.
- Тогда вернись в дом и принеси красную треуголку. Только не разбуди отца.
Тимофей тут же поднялся и, неслышно ступая, исчез. А Маккварен принялся любезничать с русалочкой.
- Госпожа Ула,- ворковал он,- а не пробовали  вы украсить вашу очаровательную шейку бусами из розовых кораллов? Уверен - это выгодно оттенит сияние ваших чудных волос. А парочка крупных изумрудов достойно подчеркнут зеленую глубину ваших несравненных глаз.
Русалочка даже зарделась.
- Вы, правда, так думаете?
- Еще бы! С такой красотой немного румян и украшений и у вас не будет соперниц даже при королевском дворе. Свежий взгляд на женскую красоту!
Еще больше смутив русалочку и окончательно протрезвев, Маккварен продолжал занимать ее галантной болтовней до тех пор, пока из домика не вернулся Тимофей с красной треуголкой под мышкой.
Ула тут же выставила из воды поблескивающий чешуей, изящный рыбий хвост.
- Надевай шапку задом наперед!- приказала она.- А теперь обними меня покрепче и ни за что не отпускай!!
Через мгновение каменный берег опустел. Только круги разошлись по темной воде…

Обратный путь всегда быстрее. Или это само время летит незаметно, когда сжимаешь в объятиях того, кого любишь. Пусть даже этот кто-то - русалка, и обнимаешь ты всего лишь упругий рыбий хвост.
- С таким хвостом, милая барышня, и ног не надо,- когда все трое очутились на мелководье, шагах в десяти от побережья, Маккварен взобрался на плечо к Тимофею и принялся на все лады расхваливать русалочку.
От пережитого ужаса в нем проснулся настоящий кабальеро.
- Красавица, умница, а смелая!.. Доброта же и великодушие нашей спасительницы заставляют меня петь.
Чтобы прервать эти жуткие звуки, Тимофей нащупал ногами дно и помахал ждущим на берегу змее и пауку.
- Гадюка по тебе соскучилась,- сообщил он жабе.- Вон, вертится на камнях.
- Боюсь, что змея просто голодна,- Маккварен стих и вернулся в карман.
- Я знаю,- сказала Ула.- Тебе нужен  черный ил. Он есть только в одном месте, под килем затонувшего корабля. Подожди меня, я скоро. Только шапку верну….
И, снявши треуголку с головы Тимофея она ушла в море.

А он остался ее ждать. Развести костер было нечем и, выжав одежду, он бродил по берегу, трясясь от холода и  на секунду не спуская с моря глаз.
Наступило утро и впервые за много дней распогодилось. Солнце оторвалось от горизонта, и жидкий огонь расплескался по зеленым волнам.
Но час проходил за часом, а русалочки все не было. А вдруг Куу проснулся, когда она возвращала треуголку?
Наконец, когда солнце уже висело над прибрежными скалами, далеко в море, среди белых барашков показалась крошечная точка. Мелькая на волнах, она постепенно приближалась, и вскоре Тимофей уже мог различить солнечные блики на  длинных золотых волосах.
Когда Ула подплыла к берегу, стало видно, что к груди она прижимает два запечатанных глиняных кувшина.
- Вот черный ил,- подала она тот, что был в правой руке.- А это несколько золотых монет,- и она протянула левую руку.
- Поблагодари девушку и в путь,- квакнул Маккварен.- Сантименты окончены. Мы и так сильно припозднились.
Змея, как обычно, отмолчалась…
- Ула,- подавленно сказал Тимофей,- мое сердце разрывается на части. Ты спасла нас, и я  дал тебе слово. Но скажи - как я могу взять тебя с собой? Ведь русалочки не могут ходить по земле.
- Это не беда,- улыбнулась русалочка.- Когда у тебя есть золото, вовсе не обязательно ходить пешком. Отправляйся в соседний городок, купи лошадей и упряжку. И две бочки: одну пустую, а другую - только смотри, не перепутай - другую с лучшим, самым крепким потином. Скажешь - чтобы и кита пробирало!
Она хотела еще что-то добавить, но Тимофей уже все понял. Ула, кроме красоты, обладала еще и ясным умом.
- Не глупо!- одобрил до этого времени настороженно молчавший паук..- В карете мы живо домчим к замку Одела. Да еще и с удобствами.
И Тимофей отправился в городок Финшбоу, что стоит на самом побережье Северного моря, чуть в стороне от Фэнахэйского залива.

Когда у тебя с собой кувшин, полный золотых монет, пусть даже отчеканенных казначейством Испанского двора двести лет назад, многое решается как бы само собой. Люди рады тебе помочь.
Откуда ни возьмись, появляется много друзей, и всякий рад предложить тебе свои услуги.
Повозку и трех превосходных рысаков он купил на городском рынке. Но перед этим он заглянул в трактир и угостил всех гулявших там рыбаков. В городке Финшбоу почти все мужчины старше четырнадцати лет - рыбаки.
И в этот час, как впрочем, и всегда, трактир был полон. Вскоре он уже знал, кто в городе делает лучшие кареты, и у кого самые резвые лошади. 
Потом Тимофей купил бочонок превосходного потина - чистого,  как роса и крепкого до того, что в нем без остатка растворялась сыромятная уздечка. Вдобавок, он приобрел большую, отлично просмоленную пустую бочку с тремя металлическими ободьями и хорошо подогнанной крышкой.
- Зачем щедрый господин покупает пустую бочку?- полюбопытствовал хозяин лавки.
Вместо ответа, Тимофей выложи еще пару монет, и рыжий лавочник сам помог ему загрузить покупки в карету.
 Кроме бочек, Тимофей прикупил еще разной снеди, два круглых хлеба, головку белого сыра и, на всякий случай, связку вяленой трески.
Ведь он толком не представлял, чем питаются русалочки, а путь предстоял неблизкий. Еще он попросил большое ведро…

К морю он вернулся уже ближе к закату. Русалочка ждала, спокойно сидела на камне, черепаховым гребнем расчесывала свои золотые волосы.
Мысль о том, что Тимофей может не вернуться, даже не приходила ей в голову.
Подогнав повозку к самой воде, он сбросил вначале бочонок с потином.
- Привет водяному,- сказал Маккварен.- От нашего стола - вашему…
Надо было торопиться и ведром Тимофей быстро наполнил пустую бочку морской водой.
Несмотря на пронизывающий ветер и облепившую тело сырую одежду, ему было жарко.
- Не передумала?- спросил он, поднял русалочку на руки и помог ей забраться в бочку. Маккварен пожелал сопровождать даму и тут же нырнул следом.
С момента их бегства прошло уже слишком много времени, и в любую минуту из воды мог показаться Куу. Приложив ладонь к глазам, Тимофей оглядел горизонт и поднял  вожжи.
- Ннно!.. Поехали!
Сытые кони живо вынесли на каменистую дорогу, и в лучах закатного солнца карета покатила на север. И, покуда море не скрылось за низкими холмами, русалочка молча, неотрывно смотрела на безбрежную синюю гладь…

Ночь выдалась ясная,  лунная. Белая дорога, хорошо различимая среди чахлой травы и темных кустов, долго вилась вдоль моря, ныряя меж пологих холмов, окруженных зарослями вьющегося орляка.
Ехали молча, почти без остановок, покуда у подножья черной горы дорога не повернула на запад.
Вскоре она вошла в густой лес. Набежавшая ниоткуда туча быстро задернула небо. Начал накрапывать дождь, сразу стало совсем темно.
Тимофей натянул поводья, остановил лошадей.
Русалочка, убаюканная долгой дорогой, мирно спала в бочке вместе с Макквареном.
Гадюка тоже, по змеиному обыкновению, дремала за пазухой у хозяина. Лишь паук - ночной хищник - бодро взбежал на лоб к Тимофею. Изо всей кампании, только они двое хорошо видели в темноте.
Прямо перед ними, посреди дороги лежал большой белый валун. Дальше, за ним дорога расходилась на три рукава.
Один - узкий, густо заросший по обеим сторонам колючим кустарником и диким шиповником. Наверху кусты смыкались, образуя тесный тоннель.
Другой путь - ровный, широкий, вдоль шелковых лужаек, не по сезону расшитых пестрыми цветами.
Третий, устланный мягким мохом, уходил круто вверх, сквозь заросли папоротника.
Паук почесал мохнатую спину сразу двумя средними лапками.
- Да уж,- скрипнул он.- Вверх карабкаться глупо. Однако и лошади не пройдут. Не говоря уже о том, что бочка опрокинется, вода из нее выльется, и русалка может задохнуться.
- Зря мы с ней связались,- к разговору присоединился проснувшийся Маккварен.- Женщина на корабле - одни неприятности. Что, скажи на милость, ты ответишь на вопрос, откуда у тебя в бочке русалка? В лавке купил? Уж не колдун ли ты часом? А вопрос зададут, не сомневайся. Этот и еще многие другие….
Ведь в замке Одела до сих пор гостит инквизиция. И нас подставишь, и девушку погубишь. Не говоря уж о том, что Морквина сожгут, как хворост.
Паук мрачно защелкал.
- А ведь жаба права! Девушка, конечно, красивая - слов нет - и не глупа. Но брать ее с нами было крайне неосторожно.
- Я дал слово,- сказал Тимофей шепотом, чтобы не разбудить русалочку.- К тому же, Леа спасла жизнь мне и Маккварену. Да и черного ила нам самим ни за что бы не добыть.
- Это дела не меняет,- возразил Маккварен.- Лучше для всех было бы ей вернуться к отцу- водяному. Пока мы еще не слишком далеко отъехали. Иначе все мы окажемся в смертельной опасности.
Змея, наконец, проснулась. Недовольно шипя, высунула голову.
- Мы и так в опасности. Особенно ты, жаба, если и дальше станешь мешать мне спать. А воды и в Оделене  хватает. Хоть в реке, хоть в омуте на мельнице.
- Голова,- одобрил паук.- Ну, так поехали, что ли? Вверх не пройдешь, на левой дороге полно колючек. А средняя - по крайней мере,  ровная, значит, по ней больше всего ездят.
Маккварен согласно кивнул.
- Правильно. Нечего и думать, правь по средней! Встретим кого-нибудь, спросим дорогу на Оделен.
Посоветовавшись со своими спутниками, Тимофей, под их протестующие возгласы, свернул на первую, всю заросшую колючками, узкую извилистую тропинку.
Скорее всего - рассуждал он - такая дорога ведет к небольшой ферме или домику лесника. Не каждый по ней пойдет. А по широкой дороге ехать, конечно, легко, да только куда еще она приведет? Ведь, как ни крути, а Маккварен прав - встреча русалочки с людьми ничего хорошего не сулит…
Лошади по тропинке тащились шагом. Лунный свет больше не освещал путь, застревая где-то наверху, среди спутанных ветвей.
Вскоре тропинка нырнула в длинный глубокий овраг, противоположная сторона которого терялась во тьме.

                глава тридцатая
                Корахтский король
         
До утра уехали молча. Погода менялась едва ли не каждые полчаса: то тепло и тихо, то холодный ветер с каплями дождя налетит. Ни зима, ни лето…
Тимофей правил, сверяясь с картой, которую,  как мог, начертил ему лавочник в Финшбоу.
- Муха по стеклу яснее рисует,- ругался паук.- Где у него Север? И куда подевался Корахт?! По дороге в Оделен, мы должны миновать замок Корахтского короля. И где прикажете его искать?
- Замок!- квакнул Маккварен.- Здесь кроме леса и моря - ничего!
Дорога, впрочем, тянулась пока что одна, и выбирать, куда ехать, не приходилось.
Русалочка, высунувшись из бочки, широко раскрытыми глазами смотрела по сторонам. Все окружающее радовало и умиляло ее.
Ближе к вечеру снова въехали в лес и, выбрав поляну поровнее, Тимофей остановил лошадей.
Отпустив их пастись, он разложил припасы. Смеркалось, и дальше ехать ночью с такой картой было рискованно. Того и гляди, окончательно заплутаешь.
Перекусив и накормив всех, Тимофей прилег в повозке, глядя в тяжелое, набухшее влагой небо. На душе у него было еще тяжелее.
Маккварен остался любезничать с русалочкой, сидел на краю бочки, оживленно махал лапками.
Паук ползал по расстеленной карте, жевал сырные крошки. Объевшаяся гадюка снова впала в спячку.
Все они теперь зависели только от него, и нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь догадался о его сомнениях.
Он вез все, что необходимо для составления оборотной мази: черный ил, кольцо болотного колдуна, мешочек с сухими кореньями, переданный ему Шамасом при расставании.
Смешай и пользуйся. Но как?! У него до сих пор не было никакого плана. Ни как освободить Морквина, ни как вытряхнуть оборотня из тела короля Одела.
Чуткая змея не могла спать на груди, сердце в которой билось так тревожно. Как могла, она пыталась ободрить Тимофея:
- Для начала стоит доехать до них. Главное - ввязаться в клубок. Не победим, так хотя бы ужалим…
Тимофей благодарно погладил холодный комок под курткой. Прежде, чем снова тронуться в путь, стоило хоть немного поспать, и он глянул на небо, опасаясь, как бы не пошел дождь.
Внезапно, под низкими облаками появилась черная точка. Потом еще и еще, и вот уже стая птиц, покружив над лесом, выстроилась клином, потянулась к закату и исчезла за кронами деревьев.
- Вроде вороны,- определил Маккварен.
Медальон Шамаса на груди Тимофея вдруг потеплел.
- Едем!- сказал он решительно,  запряг лошадей и, пока совсем не стемнело, погнал повозку по лесной развилке в сторону, куда полетела птичья стая.

Не прошло и получаса, как лес остался позади и, за небольшим ручьем, в уже загустевших сумерках обозначился серо-черный силуэт замка.
Начавшийся дождь быстро набирал силу. Подул резкий, пронизывающий ветер, порывы которого гнули деревья.
Тучи пыли, перемешиваясь с сухой травой, летели в лицо. Кони храпели, пятились задом. Вот-вот могла начаться буря.
- Ненавижу зиму!- сказал Маккварен.- Не люблю путешествия, подвиги, новые знакомства. Ненавижу!..
Тимофей проехал через мостик над ручьем, обогнул невысокий холм и остановил повозку у крепостной стены. Спешившись, он постучал в железные ворота.

Корахтский замок, куда они попали, следуя за вороньим клином, сейчас больше походил на больницу. Да чего уж там?! Будем называть вещи своими именами - кругом ведь все свои - не на больницу, а на большой сумасшедший дом.
После того, как три беспутных принца сыграли с Шамасом  презлую шутку, древний колдун проклял их.
 Тимофей хорошо помнил это. Он сам спугнул тогда разгулявшихся бездельников и спас из дыма полуживого колдуна.
И теперь он снова попал в этот замок. Главное,  думал он, чтобы его не узнали. Не то отвечать ему за беды, насланные разгневанным чародеем…

Но не до того было погруженным в печаль обитателям замка.
- Чего тебе?- спросил у Тимофея мятый дворецкий в давно не чищеной ливрее.- Гостей не принимаем. Хочешь,- заплати и переночуй внизу, с дворней…

Повозку с накрепко закрытой бочкой поставили под навес. Русалочке очень хотелось попасть в замок, но она ни словом ни обмолвилась о своем желании, понимая, что это не тот случай.
Конюхи, которым Тимофей заплатил двумя мелкими монетами, принесли  сена, напоили уставших лошадей.
Чтобы избежать неприятностей, Тимофей очертил магический круг, произнес приличествующие моменту заклинания.
Теперь, кто бы не зашел в конюшню, вряд ли ему придет в голову отвязать лошадей или заглянуть в бочку.
Кроме этого, с русалочкой остались жаба и змея. Жаба сидела в бочке, а гадюка свернулась под попоной, которой, для верности, бочку накрыли. Магия, конечно, великая вещь, но и действие змеиного яда еще никто не отменял.
За стенами замка уже гудела вовсю разгулявшаяся буря, но даже эти грозные звуки, не могли заглушить отвратительно - резкого карканья.
Где-то внутри замка оглушительно и мерзко кричали вороны. Время от времени звуки эти так усиливались, что могли разбудить даже заснувших навеки и заставить их умереть еще раз, теперь уже от испуга.

- Чего тебе?!- повторил свой вопрос дворецкий, когда Тимофей, оставив спутников в конюшне, снова постучал в дверь.
- При такой музыке недолго и рехнуться. Что у вас стряслось и не могу ли я вам чем-нибудь помочь?   
И дворецкий, который, все равно не спал уже много ночей подряд, то и дело вздрагивая, поведал историю, которую Тимофей и сам мог бы ему рассказать.
- А знаешь, любезный,- сказал Тимофей, терпеливо выслушав сбивчивый рассказ,- я, пожалуй, помогу вам!
- Да где уж!- Дворецкий, больше похожий на постояльца сумасшедшего дома, обреченно отмахнулся.- Кто только не пытался: и ученые, и лекари, и даже два епископа, один наш, другой Голуэрский. И все зря. Наш добрый король при смерти, королева вот-вот обезумеет от этого кошмара. Принцы заперлись в подземелье и не выходят. Все словно ждут конца света. Видно, кончилась жизнь для нашего замка. Переждите бурю, добрый мой господин, и отправляйтесь дальше подобру-поздорову, покуда и вас не охватило это безумие.
На их разговор подошли двое придворных. Потом еще несколько. Вскоре собралась небольшая толпа и даже потерявшая всякую надежду королева.
- Пусть попробует,- сказала она.- Хуже не будет. Потому, что хуже только смерть…
И Тимофея провели прямо в королевскую спальню.

Чуть живой, король лежал в своей кровати, а по сторонам ее, на четырех столбах, сидели четыре гигантских ворона. Вороны поочередно каркали, открывая клювы, один за другим, по часовой стрелке, и звуки эти проникали в самое сердце, разрывая его на мелкие красные кусочки.
Медальон на груди Тимофея раскалился, как уголь.
- Позовите ваших мальчиков,- попросил он королеву,  принимая ученый вид.
Когда принцы явились, он спросил старшего, как его имя.
- Диклан,- понуро отозвался полноватый юноша с нечистыми от прыщей щеками. Концом замшевой туфли он ковырял дубовый паркет. Принц прятал глаза и грыз ногти.
- На что жалуемся?
- Злой колдун проклял меня. Он сказал, что я стану вором, и всю мою жизнь буду воровать.
- По моему, для вора ты малость тяжеловат, в форточку тебе не пролезть,- Тимофей повернулся к стоящей рядом с ним заплаканной королеве.- Исключительно из уважения к вашим материнским чувствам. Отошлите Диклана в лучшую школу законов. Пусть станет судьей, а кто осудит судящего?

Тотчас ворон, что сидел у изголовья слева, испустил душераздирающий крик и вылетел вон в распахнутое окно.
Знак Повелителя ворон на груди Тимофея слегка остыл.
-  А тебя как зовут?- обратился он ко второму принцу.
- Ну, Дармид,- отозвался мрачный крепыш с тяжелым взглядом из-под сросшихся бровей.
- Тезка, однако,- скрипнул паук в кармане.- Будь с ним построже.
- Какое ты заслужил проклятье?
- Я стану убийцей.
- По-моему, ты им и родился.- Тимофей обернулся к королеве.- Отдайте его в лучшую медицинскую школу. Пусть станет хирургом и, несмотря на то, что руки у него всю жизнь будут испачканы кровью, ни одну смерть не поставят ему в вину.
Амулет Шамаса еще больше остыл. Ворон, что сидел в ногах справа, каркнул, расправил крылья и вылетел в окно.
Тимофей спросил младшего принца, юношу с тонким лицом и маленькими хитрыми глазками.
- Как твое имя, перец?
- Дати.
- И что тебя беспокоит?
- Быть мне нищим,- скорбно ответил принц, заводя глаза к потолку,- и всю жизнь побираться.
Тимофей посоветовал задыхающейся от волнения королеве:
- Отошлите его в лучшую семинарию, и Бог не осудит его за дармовой хлеб.
Ворон с левого столба в ногах кровати подмигнул Тимофею и убрался в окно.
Амулет на груди был уже чуть теплым.
Король, видя, как мерзкие птицы, одна за другой покидают его спальню, сел на подушках  и заплакал от счастья.
Тут же четвертый ворон, самый большой, в котором Тимофей сразу признал своего приятеля Кромма, испустил такой жуткий крик, что карпы в королевском пруду всплыли кверху своими белыми брюшками.
После чего и он покинул королевский замок…
Когда волнение немного улеглось, и все вокруг поверили, что проклятие снято, король и королева принялись умолять Тимофея:
- Проси, чего пожелаешь!
Придворные и министры, ученые мужи и многочисленная челядь, толпами шли посмотреть на великого мудреца.
- Любую награду!- предлагал король.- Должность главного советника, все, что угодно!
- Возьми золотом,- советовал паук.- Сейчас у них праздник, ни в чем тебе не откажут.
Но в голове у Тимофея звучали другие слова:
                …Как только вор начнет судить
                И душегуб людей лечить
                А нищий Господу служить…
- Рад бы вам помочь, - сказал он. - Но болезнь может вернуться. Даже снятое проклятие оборачивается иногда черной хандрой, способной привести  к смерти. Необходимо нечто, что сможет противостоять этому.
- Любой ваш совет мы исполним в точности! - заверили его король с королевой.
- Вас наверняка пригласили на свадьбу дочери короля  Одела, не так ли?
- Разумеется. Но еще несколько часов назад мы и подумать не могли об этом. Так что же мы должны сделать? Наши отношения с Оделом и так весьма натянуты. Уже много веков камнем преткновения служат пахотные земли южнее Оделенского леса. Ни мира между нами, ни войны…
- Отлично,- заявил Тимофей.- Убьем сразу двух зайцев. Я слышал, что Одел приобрел презабавного карлика и чудную зеленую зверушку.
Пусть ваши мальчики - конечно, под мою личную ответственность - отправятся на свадьбу к принцессе. Это будет началом вашего примирения. Вы же, в  своем поздравлении, попросите его уступить вам, хотя бы на время, карлика и зеленого пингвина.
Обещаю, с такими клоунами вы никогда не соскучитесь, и вам не придется больше страдать от хандры.
Король с королевой напряженно переглянулись.
- Неплохая идея,- осторожно сказал король.
- Только как бы дети там чего не натворили,- сказала королева.- Они такие шалуны…
- Со мной не забалуют!- твердо пообещал Тимофей.- Я отвечаю.

                Глава тридцать первая
                Дорога

Выехали из ворот еще затемно. Погода с самого утра установилась ясная, тихая. На светлеющем небе еще не погасли ночные звезды, а замок Корахтского короля давно растаял позади.
Дорога на Оделен ровная. До замка Одела - не случись в пути остановки - всего-то день пути.
Только вот как обойтись без остановок? Хочешь, не хочешь -  пеший ты или конный - а задержаться по дороге придется. И хорошо, если привал этот окажется не последний в жизни путников.
Оделенский лес - это вам не городской парк в Доглене, с его худосочными вампирами и вечной сыростью.
В лесу встречаются разбойники, а это, поверьте, куда опаснее. А голодные волки, которых развелось уже больше, чем комаров на вересковых топях?
Но главное, в дебрях леса, впрочем, не так далеко от королевского замка живет - но об этом лучше говорить шепотом - древний колдун, повелитель ворон.
И уж как не хотелось нашим принцам ехать через лес! Слишком свежо было еще в их памяти внезапное появление в замке разгневанного колдуна. Слишком страшным проклятьем наказал он их, и лишь появление - храни его Бог! - странствующего мудреца Тимофея, спасло весь королевский род от вымирания, а их самих от бесчестья.
- Только не останавливаться!- умоляли принцы своего спасителя.- Лошади свежие, охрана начеку, с Божьей помощью, к вечеру будем на месте…

Впереди двигались шестеро всадников в латах и с копьями. За ними, в карете с подарками к свадьбе и бочкой,- Тимофей.
Дальше - трое принцев. Диклан на белом, Дармид на черном и Дани на гнедом коне. Замыкали кавалькаду еще шестеро конных воинов.
Убедившись, что принцы немного отстали, заболтавшись друг с другом о прелестях свадебного пира, Тимофей сдвинул крышку бочки.
Первым на свет вынырнул Маккварен.
- Вот, значит как?!- возмущался он.- Заточил нас в бочку, а сам с удобствами едешь? Да я, может, с детства темноты боюсь. И замкнутого пространства. И Ула, Ула тоже боится! Правда, милая?
Русалочка выглянула из бочки. Все ей было в диковинку, все интересно. И, хотя из окон кареты видны были только сцепившиеся ветви деревьев, она с любопытством смотрела на прыгающие сквозь  них солнечные блики.
Несмотря на мягкие рессоры, карету сильно трясло, и морская  вода из бочки расплескалась по всему полу.
- Надо поговорить,- сказал Тимофей.
Русалочка улыбнулась.
- Конечно. Ведь мы так давно не виделись,- и она обняла и поцеловала Тимофея.
- Вода в бочке соленая,- проворчал Маккварен.- И пол теперь мокрый. Того и гляди, кожа у меня на животе облезет. Не полезу я туда больше!
- Ревнивец,- хихикнул паук.
- Такое не исправишь,- шепнула змея.- Легче съесть.
- Ула,- повторил Тимофей,- туда, куда мы теперь направляемся, всякое может случиться. Но тебе нельзя оставаться одной, ведь земля не море. А кроме меня у тебя никого нет.
Маккварен громко икнул. Паук и змея молча посмотрели друг на друга.
Из изумрудных глаз русалочки медленно выкатились две прозрачные слезы.
- Ты меня разлюбил?
- Я никогда не разлюблю тебя. Но я хочу, чтобы у тебя появились новые друзья. Кстати, они - все трое - самые настоящие принцы.
Тимофей попросил русалочку еще немного посидеть в закрытой бочке и высунулся из кареты.
- Стойте!- приказал он.- Нам сюда!..

Светило полуденное зимнее солнце. Было безветренно и лес выглядел мирным и безопасным.
После коротких переговоров с принцами и начальником конной охраны, ему удалось убедить всех в необходимости свернуть на лесную дорожку с тем, чтобы сократить путь.
- Срежем петлю и выскочим на грунт уже на опушке,- сказал он.- Тогда точно успеем засветло. Мне эти места хорошо знакомы.
- Что ж, ваша милость,- обронил бравый капитан.- Король доверил мне жизнь принцев, при этом, приказав во всем доверять вам. Сам я ни за что бы не поехал через этот лес, но приказ есть приказ.
Под вашу ответственность, господин. Но помните - мой меч быстрее любой вашей хитрости. Лично я вам не доверяю!

В полумиле от этого места, на лесной поляне, отгороженной от остального леса стеной вековых елей, стоял домишко  Шамаса.
По границам поляны проходил магический круг, отводивший в сторону всякого путника.
Попасть к Шамасу или увидеть его по собственному желанию или случайно, обычному человеку было невозможно. Можно пройти рядом, двигаясь все будто прямо, а ноги сами пронесут мимо и глаза не увидят ничего, кроме тех же густых елей.
Тимофей и сам всякий раз, чтобы попасть на поляну, принужден был открывать этот круг.
Как, в таком случае, три олуха-принца умудрились не только подойти к дому, но и, забравшись на крышу, засадить в дымоход плиту? Этот и еще пару вопросов хотел задать Тимофей учителю.
Кроме того, Шамас однажды обмолвился, что  вернуться домой он сможет тогда, «… когда русалка по земле пойдет».
Что это могло означать, если, конечно, колдун не имел в виду то, что подразумевают, говоря - « когда рак на горе свистнет»?
Было и еще одно обстоятельство. При расставании старик был совсем плох, и надо было его  попроведать.
А то все эти разговоры, что Шамас-де, давно умер…

Тимофей остановил процессию рядом с невидимой границей. Просто поставил перед тройкой лошадей, везущих карету, стенку, и все. Ни тпру, ни ну! Ни шагу вперед, как ни погоняй.
Кучер  растерянно оглянулся.
- Недоброе место, ваша милость. Зря здесь поехали.
Капитан с двумя всадниками, скакавшими в авангарде, вернулись.
- Ну?! Что это значит?
Солдаты обнажили мечи. Напряженно озираясь, они в любой момент ожидали нападения.
Принц и еще трое всадников кружили на всхрапывающих испуганно лошадях. Все были встревожены, скрывали страх. Уж больно места эти нехорошие.
- Парни,- пригласил Тимофей принцев,- забирайтесь в карету. Есть разговор.
- Это ловушка!- закричал капитан.- Оставим его, надо выходить из леса.
Тимофей твердо посмотрел ему  глаза.
- Да здесь полно цветов…- вдруг пробормотал капитан.- Целое поле ромашек! И тюльпаны... Откуда они здесь. – Эй, ребята!- махнул он солдатам.- А не собрать ли нам по букету? Ведь на свадьбу едем…
- Цветы…- солдаты спешились и, словно лунатики, принялись собирать воображаемые цветы.
Убедившись, что охрана занята плетением венков и составлением букетиков, Тимофей вылез из кареты и, позвав за собою принцев, пересек магический круг.
Шамаса в избушке он не застал. Дом был пуст, чисто, как обычно, прибран.
На столе, укрытая тряпицей, лежала черствая ржаная лепешка с тмином, любимое его лакомство здесь.
Принцы, которых он оставил за порогом, колотились от охватившего их страха. Всякую секунду ожидали они появления косматого старика с темным землистым лицом и горящими глазами.
Снова вспоминали они свою жестокую проказу, снова в ушах у них звучало жуткое воронье карканье.
Вороны, грузные и суровые, ходили по двору рядом с ними, едва не задевая ног, не взлетали, косили черными глазами.
Уйти принцы не могли, стояли, как привязанные, ожидая самого страшного.
Тимофей в доме отломил кусочек лепешки, прожевал, снова ощутил сладковатый, ни с чем не сравнимый вкус хлеба, прошел в мастерскую, где столько времени провел, составляя волшебные мази и снадобья.
Взял с полки каменную ступку, миниатюрное зубильце, молоток. Снял с пальца болотный перстень, аккуратно отколол кусочек зеленого камня, оказавшегося не таким уж твердым, легко истолок его.
Полученный порошок он ссыпал в пузырек, добавил меру черного ила из кувшина, с которым не расставался ни на минуту, сыпанул серого порошка из склянки и тщательно все перемешал.      
Оборотная мазь, пусть и не такая крепкая, как у Оркмахи, готова. Но, чтобы вернуться в собственное тело, мазь такой силы и не требуется.
Ведь  влезть в чужое - это совсем не то же самое, что вернуть свое. Тут  «подгонять» ничего не требуется - сидит, как влитое…
Тимофей вышел к бледным принцам,  поманил их за собой. На краю поляны, под громадным дубом, они присели у могильного холмика.
Кто там покоится - сам ли Шамас - как говорил людоед, или кто другой? Тимофей очень рассчитывал, что древний колдун даст ему совет, подскажет, как победить оборотня. Нужен был план, но старик куда-то пропал.
Размышления его прервал гигантский, размером с орлана, ворон. Заложив круг, и плавно погасив скорость, птица спустилась к нему на плечо. Принцы испуганно втянули головы в плечи.
- Привет, Кромм!- сказал Тимофей без слов.- Где дед?
- Ушел,- каркнул ворон, и от этого звука на могильный холмик и головы братьев посыпались резные листья.- Ушел, но еще остался. Он так близко от тебя, что и не разглядеть.
Тимофей укоризненно вздохнул.
- Опять ты говоришь загадками.
Но ворон только развел крыльями и улетел. Змея за пазухой облегченно распустила кольца.
- Парни,- обратился Тимофей к впавшим от ужаса в ступор принцам.- Я пригласил вас сюда, чтобы мы могли спокойно поговорить. Проклятие, которое вы заслужили на этом месте, снять не сможет никто. Оно вечно. Даже сам Шамас не в силах был бы отмотать все назад. Таков закон. Это, как рыболовный крючок, не выдернешь. Но, если знать нехитрые правила, то вполне можно жить, и даже умереть своей смертью. Сами вчера видели, как я избавил замок от птиц…
Дати зябко поежился, и это было первым движением после того, как он застыл от страха перед вороном.
- Мы все здесь погибнем,- выдавил он и - словно в ответ - из-за низких облаков донеслось отдаленное карканье.
- Не здесь и не все,- возразил ему Тимофей.- И даже не так скоро. Повторяю для особ королевской крови - все вы доживете до глубокой старости и умрете каждый в своей постели, в окружении любящих вас людей. Надо только знать правила и выполнять некоторые условия…
- Сделаем все,- пообещал Дармид.- Говори! Кончить жизнь на виселице, как убийца, я не хочу.
- Я бы тоже предпочел стать судьей,- сказал Диклан.- Воровство слишком хлопотное занятие.
- С детства мечтал о сане,- признался Дати, возводя глаза кверху.
Тимофей встал между ними.
- Безо всякой на то причины, вы могли убить старого человека,- начал он, собираясь вначале воззвать к совести братьев.
- Это колдуна, что ли?!- удивился Диклан, и не успел он сказать это, как со всех сторон стали слетаться черные птицы.
Их было так много, что поляна почернела, как после пожара. Сходясь к могильному холмику, вороны грозно открывали клювы, но карканье их было беззвучно, точно все они вдруг онемели.
- Конец Света,- пискнул Дати, тщетно пытаясь вспомнить пятидесятый псалом.- Что это? Почему они молчат?!
- Мертвых птиц не слышно,- сказал Тимофей.- Это души всех ворон Оделенского леса. Ваша тупость подняла их из земли.
Принцы рухнули ничком на траву и, прикрыв голову руками, принялись умолять Тимофея разогнать мертвую стаю. Еще немного, и им грозило настоящее помешательство.
- Чтобы искупить вину,- сказал Тимофей,- надо сделать то, чего бы вы сами никогда не совершили.
- Что же это?!- выкрикнул Дармид.
- Вы должны спасти беззащитное существо.
- Небольшая плата за жизнь,- обрадовался Дати.
- Не спешите. Речь пойдет о том, кого придется защищать всю жизнь, о ком надо заботиться, как о самом себе. Вы должны дать обет в этом здесь, на том самом месте, где заслужили проклятие.
- Не томи!- взмолился Дармид.- Говори, кто это, и будь это хоть белая обезьяна, клянусь, она будет мне дороже брата!
- Клянемся!!- хором произнесли Диклан и Дати, косясь на мертвую стаю.- Кто этот человек?
Тимофей кашлянул в кулак.
- Штука в том, что это не совсем человек.
- Значит, я угадал?!- обрадовался Дармид. - Это животное? Я, между прочим, кроликов люблю.
- Сам ты животное,- сказал Диклан.- Кроликов он любит, в винном соусе…
- Не ссорьтесь, братья,- кротко сказал Дати.- Мы все внимание. Кто же это?
- Русалочка,- почему-то волнуясь, сказал Тимофей.- Русалочка, которая оказалась на суше. Может статься, что скоро кроме вас о ней некому будет позаботиться. Клянитесь!
- Не вопрос,- сказал Дати.
- Бассейн для нее в замке устроим,- предложил Дармид.- Летом к морю возить станем.
И принцы дали рыцарский обет охранять русалочку до конца своих дней.

Разочарованные вороны постепенно разлетелись. Потом все еще постояли на могиле Шамаса и вернулись на поляну.
Солдаты, во главе с капитаном, до сих пор «собирали цветы». Тимофей похвалил «букеты», влез в карету и пригласил за собой принцев.
Карета Корахтского короля была просторной, отделанной красным деревом, с двумя кожаными сиденьями. На одном уселся Тимофей с Дармидом, на другом примостились Диклан и Дати. Между ними стояла закрытая бочка.
- Она здесь,- сказал Тимофей и сдвинул тяжелую крышку.
Ула приподнялась, не особо стесняясь своей наготы, и уселась на край бочки.
Из-за блеска золотых волос и белизны ее кожи, в карете сразу стало светлее.
Принцы разом ахнули.
- Вот это да!- восхитился Дармид и хлопнул себя по лбу.
- Какая красавица!- не удержался Диклан.
Дати прикрылся сложенной лодочкой ладонью.
- Я сейчас ослепну,- почти пропел он елейным голосом.
Униженный великолепием одежды и изысканными манерами принцев, Маккварен забился по сиденье.
Паук, напротив, со стены с любопытством рассматривал сыновей Корахтского короля. Лишь змее было наплевать. Она снова дремала, тяжело оттопыривая куртку Тимофея.
- Теперь у нас есть сестра,- сказал Диклан.
Красный, как перевязь на нарядном камзоле, Дармид не смел поднять взгляда.
- Можешь на нас положиться.
- Но разве достойно такой девушки путешествовать в бочке, к тому же, совсем без одежды?- Дати возмущенно надул щеки.- Теперь она наша сестра и должна выглядеть, как принцесса.
- В замке Одела инквизиция,- остановил Тимофей восхищенных принцев.- Вряд ли господин Дуфф одобрит вашу дружбу с русалочкой. Куда разумнее будет на время визита приставить к бочке надежную охрану. И пусть никто в замке ее не увидит!..

Часть третья
                О Б О Р О Т Е Н Ь

Глава тридцать вторая
                Возвращение

Приготовления к свадьбе - как, впрочем, и к казни Морквина - в основном были закончены.
Повара еще суетились на кухне. Погреба и амбары были открыты. Дрова для очага заготовлены в избытке. Портнихи и золотошвейки, не разгибаясь, делали последние стежки на платье невесты и нарядах придворных дам.
Такого пира, каким должен был стать завтрашний,   еще не видывали в этих стенах. Но это было еще не все… 
Посреди площади, у западной стены Главной башни, вырыли яму, наполнили ее загодя сухим хворостом. В яму вбили столб…
Сожжение колдуна - славное зрелище, к тому же не столь частое в наше спокойное время. Многие гости только ради этого и приехали из своего далека на свадьбу дочери короля Одела.
Оркмахи потирал руки. Завтра Спилгрим в теле принца Вильмета женится на принцессе Маргрит и увезет ее в Лиаргиль, ко двору своего отца. Оборотни наступают, жизнь удалась!
Ужин накануне был легким и обещал не слишком затянуться. Гости благодушно переговаривались, обсуждая завтрашнюю свадебную церемонию. Молодежь танцевала, менестрели негромко наигрывали веселые мелодии. Акробаты и шуты кувыркались между столами.
Все собирались лечь пораньше, ведь наутро предстоя настоящий пир, а это - если кто не знает - требует не меньше сил, чем осенняя охота на лис.
И, когда маленький паж вбежал в зал, на него поначалу никто не обратил внимания.
-Принцы Корахтские!!- выкрикнул он ломким от волнения голосом, и в двери вошли, один за другим - Диклан, Дармид и Дати.
Следом, облаченный в великолепный, пожалованный Корахтским королем, сине-золотой камзол, появился Тимофей. В руках он держал два пергаментных свитка.
В одном, король Корахта собственноручно удостоверял, что податель сей грамоты, Тимофей Брыков, является его первым и главны советником и наставником молодых принцев, по причине временного расстройства здоровья самого короля уполномоченный представлять его интересы при дворе Одела.
Другой свиток содержал витиеватые поздравления, которые должны были прозвучать на свадебной церемонии и перечень богатых даров, посланных к свадьбе.
Было и еще одно послание, скорее просьба, которую Тимофею надлежало передать королю Оделу. Речь в нем шла, разумеется, о горбатом карлике и зеленом зверьке.
В наступившей тишине, инквизитор громко икнул, едва не подавившись крылышком жареного каплуна. Королева уронила золотую ложечку.
- Да он не плут,- господин Дуфф отер губы тончайшим батистовым платочком и повернулся к королю.- Ушел вором - храни нас Бог - а вернулся вельможей. Он князь плутов!..

Припозднившихся гостей, после представления и неизбежных в таких случая придворных церемоний, разместили в разных местах.
- Свободных комнат почти не осталось, а в Северной башне Их Высочествам будет слишком сыро,- с поклоном объяснил новый дворецкий, юркий человечек с пышными бакенбардами на лисьем лице.
Принцам отвели три комнаты в первом этаже Главной башни, на противоположной тронному залу стороне.
Окна в них оказались узкими, в ладонь, забранными решетками и закрытыми ставнями.  Бойницы, а не окна.
Громадный, наскоро растопленный камин был только в средней. Голые каменные стены покрывали островки лохматой плесени. Ладно, хоть кровати оказались застелены пышными пуховыми перинами, и огонь камине пылал жарко.
Еще недавно здесь располагались казармы королевской охраны, но после того, как король-оборотень избавился от старой гвардии, комнаты пустовали.
Принцы решили ночевать втроем, в средней, единственно теплой комнате. Туда же слуги перенесли плотно закрытую бочку с русалочкой.
Шестеро Корахтских солдат с капитаном заняли две другие комнаты.
Тимофея же, принеся многочисленные извинения - сами понимаете, господин советник -  час поздний, гостей много,- отвели в самую дальнюю комнатку, в тупике под лестницей, почти в полуподвале.
У тяжелой двери щеколда была, почему-то, только снаружи. Ни одного окна в комнате не оказалось. Просто каменный мешок. Зови на помощь - не дозовешься…
- Бывало и хуже,- сказал Тимофей, достав паука и змею, и  погасил единственную свечу.
Сразу пал мрак. Стали ясней ночные шорохи. Он прилег на жесткое ложе и стал ждать…

Ужин закончился часу в десятом. Гости, не спеша, разошлись по своим комнатам.  Гасли постепенно свечи, стихали вечерние разговоры. Замок отходил ко сну.
Оборотень  в королевской спальне  поцеловал на ночь королеву. Заботливо задул светильник в изголовье.
- Спите, Ваше Величество. Завтра для нас счастливый день. Спокойной ночи. А я пойду, сделаю последние распоряжения. Об этой свадьбе еще сложат легенды…
Плавно махнув красной, подбитой мехом мантией, Оркмахи вышел в коридор. Остановил знаком, двинувшихся было его сопровождать стражников. Прошел, еще сохраняя плавность походки через темную галерею к библиотеке. Замок казался пуст, тих и как - будто безлюден.
Часы наверху башни пробили полночь, и оборотень вошел в библиотеку.  Не зажигая свечей, выудил с нужной полки книгу. Сунул руку в образовавшуюся нишу, мягко повернул рычаг.
Целый стеллаж, без единого скрежета, сдвинулся с места, сполз по рельсам влево, открыл черный, дохнувший холодом проем.
Не оглядываясь, оборотень шагнул вперед и исчез. Полка вернулась на место…
Тайные переходы, некогда пробитые в стенах, точно паутиной оплетали  замок, позволяя незаметно наблюдать за жизнью его обитателей.
Скрытые глазки могли располагаться в стеклянных глазах звериных шкур, висящих по стенам, в узорах старинных гобеленов и вытертых восточных ковров, а то и просто в щели между камнями.
- Не перестаю удивляться мастерству строителей и предусмотрительности хозяев,- не раз говорил оборотень Спилгриму, когда в первые недели после захвата замка они изучали его секреты.- С любовью строили, со вкусом жили…
Путаясь поначалу, оборотень быстро освоился в хитросплетениях тайных переходов, смотровых комнат и секретных лазов  и чувствовал себя в них, точно паук в собственных тенетах.

В комнате принцев ярко горели свечи, слышались оживленные голоса. Звенели бокалы, звучал нежный девичий смех.
Оборотень прилепился к глазку и затаил дыхание.
Диклан, Дармид и Дати, втроем тесно сидели на скамье за столом, а напротив, вольно устроившись в удобном кресле, полулежала немыслимо красивая девушка. Весь наряд ее состоял из белого шелкового шарфа одного из принцев.
- Дело молодое,- ухмыльнулся оборотень и хотел было уже двинуться дальше.
Ничего другого у принцев он увидеть не ожидал. Молва о беспутстве сыновей Корахтского короля давно докатилась и до Оделена. Умрет старик- король, с такими наследниками и воевать не надо. Сами друг друга перебьют…. Но это позже.
Теперь же пришло время навестить Тимофея. Чуть раньше к нему он уже отправил Спилгрима. Тимофей - вор, самозванец, непостижимым образом за неделю, которую они не виделись, занявший пост советника Корахтского короля, привез просьбу отдать карлика и Зеленого. И отказать-то более сильному соседу в такой мелочи никак невозможно.
В чем тут подвох? Гадать оборотень   не собирался.  С этим плутом одни неприятности. А зачем ему неприятности накануне такого радостного события, как свадьба дочери?
И с вечера оборотень послал Спилгрима  комнату, где на цепи маялся король Одел, запертый в двугорбом теле, а в клетке рыдал несчастный принц, зеленый и морщинистый теперь, словно крашеный нетопырь.
- Зеленого задуши!- приказал он вампиру.- Сверни ему шею. Карлику влей в рот из этого пузырька.- Он передал Спилгриму склянку с бесцветной жидкостью.- Горбун взбесится. Станет грызть цепь, гнуть прутья. Сумасшествие продлится дня три, потом пройдет. Принцам скажем - ночью бесноватый горбун задушил зеленого зверька, просунув руки меж прутьями клетки. Пусть зайдут и убедятся сами, если пожелают. Даже если карлик их не перекусает, вряд ли они захотят взять его с собой.  Мы же, как добрые соседи, предложим им пару королевских павлинов из моего зимнего сада. Или ту мерзкую обезьяну, что скачет на плечах у нового шута.
Спилгрим сильно расстроился.
- Почему же Зеленого задушить?! Может, усыпим его на время, а задушить можно и карлика?
- Горбун дорог мне как память,- отрезал король.- А о той твари, какой ты был на болоте, и забыть не жалко. Иди и делай! А после навести нашего доброго друга. Убей его, только без крови и тихо. Тело вынеси и зарой у стены, за скотным двором. Утром, когда его хватятся, объявим, что пропали алмазы Ее Величества. В замке достаточно свидетелей того, как он выкрал  королевскую простыню. За ужином многие узнали его. Принцам останется принести  извинения за своего опекуна и рассказать папеньке, кого он сделал своим первым советником.
- Потрясающе!!- сказал Спилгрим.- Мои внуки  будут рассказывать об этом своим детям…
И, с бешенством вышептывая угрозы в адрес хозяина, он отправился убивать собственное, пусть уродливое, но ставшее таким родным зеленое тело…

Оборотень уже собирался уйти, чтобы присоединиться к Спилгриму, как новый взрыв хохота вновь приковал его внимание.
Кто-то из принцев рассказывал очередную байку, и братья покатывались со смеху. Их гостья была в восторге.
- И где они находят таких красавиц?- Проворчал Оркмахи и замер…
Хлопая в ладоши, девушка грациозно изогнулась, слегка откинулась в высоком кресле и, над краем стола вдруг мелькнул…упругий рыбий хвост!
- Какая радость!- сказал оборотень и вихрем метнулся обратно. Выскочил уже в библиотеке, почти бегом понесся вниз по длинным пустым коридорам, впервые ругая запутанные замковые лабиринты.- Но каковы принцы! Бесстыдники,  повесы, невежды….
Переведя дух, он постучал для приличия и в нетерпении толкнул запертую дверь.
- Кто там еще?!- гаркнул Дармид.
- Кому здесь не спится?- вкрадчиво спросил Дати, подходя и прислушиваясь со своей стороны.
- Обращайтесь к нашему капитану,- послал Диклан незваного гостя.- Он вам живо объяснит, каково среди ночи будить принцев.
- Вот паршивцы!- прошипел оборотень и громко произнес:- Я король Одел! Откройте же…
После некоторого замешательств и шума, Диклан открыл дверь.
- Какая честь,- сказал он.
- Чем обязаны столь высокому визиту?- изящно поклонился Дати.
-  И неожиданному,- мрачно добавил Дармид.
Не отвечая, Одел стремительно вошел в комнату и огляделся. Зачем-то даже принюхался.
На столе - вино, роскошный букет белых лилий и множество рыбы - жареной, запеченной в тесте, копченой.
В небольшом серебряном ведерке плескались несколько живых пескарей. Желая угодить русалочке, принцы заказали исключительно рыбный стол.
Бочка стояла у стены. Тяжелая крышка была плотно закрыта и придавлена камнем, пустое кресло с перекинутым через спинку белым шелковым шарфом,  аккуратно задвинуто.
- Шампанское и сырая рыба?- «король» понимающе растянул губы.
- Дармид у нас затейник,- сказал Дати.
- Ага,- обронил Диклан.- Любит все мокрое и соленое.
Дармид откашлялся, выудил из ведра рыбешку и, не моргнув глазом, отправил ее в рот.
- Способствует, знаете ли,- сказал он со зверской гримасой.
Оборотень протяжно зевнул.
- В каждой избушке свои погремушки. Время, конечно, позднее. Пора и на боковую…. Я, собственно, зашел пожелать вам долгой и спокойной  ночи.
Дати вдруг тоже зевнул. Диклан клюнул носом, сел, тяжело уронив голову на сложенные руки.
Только Дармид так же настороженно смотрел на короля Одела из под сросшихся рыжих бровей.
- А ты, что же? Баиньки, баиньки. Глазки тяжелые, слипаются. Спать, всем спать…
Дармид тяжело опустился рядом с братьями. Борясь со сном еще шевельнул рукой, словно хотел оттолкнуть кого-то, но, откинувшись к стенке, густо захрапел.
- Вот и славно. Утром встанете бодрые, свежие. И все забудете…
Нетерпеливо пританцовывая, оборотень подошел к бочке, сдвинул массивную крышку.
- Позвольте представиться,- сказал он мягко,- король Одел.
- Ула,- привстав, русалочка сделала изящный книксен.- Русалочка.
- Как же так?- «возмутился» оборотень.- Почему здесь, в бочке? Эти невежды держат вас взаперти? Ваше место наверху, на самом верху, среди блеска и музыки. Вы созданы, чтобы блистать! Ваша красота затмит первых красавиц моего королевства. Эти трое неотесанных гуляк просто не в состоянии оценить такое сокровище.
Зардевшись, Ула потупилась. Маккварен, умирая от ужаса, съежился на дне. Ласковый оборотень действовал на него хуже незнакомой змеи.
Оборотень оглянулся на сладко посапывающих принцев,  придвинулся ближе, заговорил вдруг быстро, горячо:
- Знаю, знаю, принцы говорят, что любят тебя. Эти повесы рады приударить за такой красавицей. Не то, все не то! Не принц русалочке нужен, а король! Ты сейчас послушай, я тебе весь откроюсь. Не спрашивай только ничего, доверься мне, все сама потом поймешь, как я один тебя понять сумею! Я ведь и сам по жизни Болотный, с водой связан, здесь недавно, но теперь навсегда! Между нами столько общего!  Я ведь лишь снаружи король, а в сердце такое одиночество. Ты одна мне нужна, я это, как  тебя увидел, сразу понял.  Поверь - жизнь без любви - не жизнь!
Смятенная таким напором, русалочка погрузилась по горло в воду, стараясь не встречаться глазами с горящим взглядом оборотня.
- Но королева…- нерешительно произнесла она.
- Королева умная женщина,- отмахнулся оборотень.- И даже красивая до сих пор. Но с ней я все играю, лицедействую. А любить можно лишь того, с кем притворяться не надо. Королева живет с королем, любит короля, а русалочка полюбит меня самого, таким, каков я есть на самом деле.
Он не давал русалочке и слова вставить. Продолжал с неистовым напором, горячо:
- Ты молода, красива, здорова! У нас могут быть дети. И не обязательно с хвостом и плавниками. Почему Спилгриму, этому упырю по любви, а мне все для дела?!  Ведь я - ты не поверишь - жизнь прожил, а никого не любил. Детство на болоте, родитель деспот, родственники - привидения…. Да что говорить?! А так хотелось ласки. И чтоб любили меня не за корону, а за любовь и понимание…

Выговорившись, оборотень макнул русалочку обратно и решительно задвинул крышку. Отер  с губ выступившую пену, распахнул дверь и крикнул охрану.
- Выносите!! И чтоб никто из гостей не видел. Бочку наверх, на чердак Главной башни. И  нежно, нежно - головой отвечаете! А сюда - такую же, с вином.
Дюжие слуги вчетвером подхватили бочку. Пятеро солдат конвоем встали по бокам. Колдун чуть придержал их. Прижавшись губами к темной дубовой крышке, горячо зашептал:
- Ты подожди, подожди немного. День-два, не больше, пока гости разъедутся. Я тебе после бассейн с подогревом устрою, воды морской привезут, рыбы всякой напущу, дельфинов. А я пока овдовею,- он выпрямился, властно махнул рукой.- Несите!
Слуги рванули наверх, а оборотень, уже не спеша, мечтательно улыбаясь, двинулся по коридору.
- Я снова молод!  Жизнь только начинается…

Время течет исключительно внутри нас самих. Если мы заняты, день пролетает, словно муха мимо носа. Но стоит просидеть какой-то час в темноте, в ожидании вампира, и муха времени безнадежно вязнет в паутине покрепче той, что сплетает паук.
- Ждать сладко,- возразил паук, хищно щелкнув клювом.- Конечно, если ты паук…
Змея опять промолчала. Они разделились еще в лесу, по дороге. Жаба осталась в бочке с русалочкой, а паука с гадюкой Тимофей взял с собой.
Он нащупал острый, как игла, испанский стилет, оправил под камзолом тонкую кольчугу.
Вряд ли эти подарки принцев, как и связка чеснока на шее способны защитить от нападения вампира. Но прикосновение к холодному металлу успокаивало.
Прошел уже час или около того. Сколько он не напрягал слух, ничего, кроме капающей далеко воды не нарушало безмолвия ночного замка.
Вампиры, конечно, ходят тихо, но не тише самой тишины. А что, если оборотень отдаст ему после свадьбы горбуна и Зеленого? Принцесса выйдет замуж за вампира, Морквина принародно сожгут…
Чтобы не оказаться застигнутым врасплох, Тимофей встал сбоку от двери, прижался к шершавой стене. Стилет он держал рукояткой вниз. Длинное стальное жало доходило почти до локтя. Если  ждать, то уж лучше  в роли паука.
Он почти не дышал. Малейший скрип двери - и он первым нападет на убийцу.
Но гость появился с другой стороны. Вернее гостья. Тимофей прекрасно видел в темноте, но происходящее не сразу дошло до его сознания. У
От камней над пустой лежанкой отделилось белое продолговатое пятно. Выплыв на середину комнаты, оно остановилось и, уплотняясь, приобрело постепенно очертания женской фигуры в длинном платье и с двумя розами в левой руке.
- Тенил,- выдохнул Тимофей, и ледяная испарина выступила у него на лбу.- Как дела?
- Какие у мертвых дела? Мертвым должно лежать на кладбище. А моя душа все не может  упокоиться… Кто отомстит за меня?          
- Никто, кроме нас самих. Но сейчас я сам не отказался бы от дельного совета. Нет ничего хуже, чем ждать, когда за тобой придут. А завтра сожгут Морквина. И твой убийца женится на принцессе.
- Мы вместе,- сказала Тенил.- Иди за мной. Я знаю, кто тебе нужен. Я покажу тебе…
- Однажды ты уже спасла меня. Может, ты мой ангел?
Тимофей быстро уложил одеяло в форме свернувшегося калачиком человека, приоткрыл дверь и, вслед за девушкой вышел в пустой коридор.
- Нет, Тима,- печально отвечала Тенил,- теперь я только привидение…
Они быстро пересекли первый этаж и поднялись по боковой лестнице. Миновали королевские покои со спящими стоя у дверей стражами и, никем не замеченные, прошли дальше, двумя пролетами выше.
Здесь, перед низенькой дверью, дремали еще двое наемников. Прячась в густой тени глубокой каменной ниши, Тенил зависла в полуметре над полом.
Она выглядела испуганной и, если бы привидения могли бледнеть, Тимофею показалось, что так оно и было.
- Там,- она махнула бестелесной рукой.- Он сейчас там.
- Так я и думал,- беззвучно шепнул Тимофей. Всем телом он чуял близость нежити. – Жди меня здесь и ничего не бойся. Ему тебя ни за что не увидеть. И, прошу тебя, ничему не удивляйся…

Лицо его медленно стерлось, стало, как сильно смятая, а после тщательно разглаженная бумага, по рисунку на которой основательно прошлись резинкой.
И вот уже иные черты проступили на вялой еще коже…. Вслед за лицом поблекла и его фигура. Одежда потеряла цвет, а тело ясные очертания.
Он хорошо помнил короля Одела. Рослый, дородный, с седой львиной головой и аккуратно подстриженной бородкой. В сияющей золотом мантии, властными жестами.
Он уже был им…
-Ты колдун?!- в ужасе шепнуло привидение.- Кто ты?
Но, прижав палец к губам, Тимофей уже вышел из тени.

При виде своего короля, стражники вытянулись в струнку.
- Принц там?
- Так точно, Ваше Величество!!- гаркнули они хором.
- Тише, дурни, всех гостей перебудите.
И, отчитав излишне ретивых служак, король вошел в дверь.

Спилгрим стоял у клетки с зеленым зверьком, вцепившись в прутья. Слезы текли по его бледным щекам.
Свернуть шею себе самому! Да как же такое возможно?! Даром, что в теле этом давно уже не он сам. Но жалко, мочи нет! Что, если вампир, так и сердца у него нет вовсе? Одно дело - напоить карлика буйным зельем. Это что? Легко…. Но убить милейшего зеленого зверька, с которым столько связано…
 И вампир снова залился слезами.
- Пошел вон!- услышал он вдруг за спиной.
Спилгрим резко обернулся. Позади него стоял король Одел. Хозяин. Собственной персоной.
- Вон, я сказал…. Ступай к нашему гостю. Сделай, что должен. А сюда носу не кажи, слизняк. Здесь я сам…
Сжавшись в комочек, вампир бочком, бочком прошмыгнул мимо хозяина и выскочил в дверь.
Какое облегчение! Колдун сам все сделает. А ему надо убить эту шельму. Всего лишь. Да с радостью превеликой!

Тихо насвистывая, вампир почти скатился по лестнице и растворился в темноте первого этажа. Едва касаясь пола, невесомо прошелестел до конца коридора, юркнул под черную лестницу. Замер на мгновение, чутко прислушиваясь.
Потом без скрипа отворил дверь и, ворвавшись в комнату, с яростью обрушился на постель.
Он душил, рвал, ломал, глубоко вонзая хищные скрюченные пальцы. Брызжа липкой слюной, кашлял, мычал, давился поднятыми из распоротой перины перьями и вдруг отпрянул - понял, что терзает всего лишь искусно уложенное одеяло.
Задыхаясь, он заглянул под кровать.
- Сбежал, змееныш…
Клокоча от ярости, Спилгрим сам улегся на пустую кровать и высоко накрылся останками одеяла.
- Любишь ночные забавы?- шипел он.- Вернешься, а тут - нате вам я…
Предвкушая радость встречи, вампир засвистел и, устроившись поудобнее, дабы с приятностью скоротать время, принялся пересчитывать приданое невесты.
               
                глава тридцать третья
                Оборотная мазь

- Самозванец! Нечисть болотная! Оборотень!!- разъяренный горбун мелко тряс головой, в такт проклятиям вызванивая тяжеленной цепью.- Ты ответишь за все! Если не здесь, так перед судом Господа. Будь ты проклят!!!
- Я не оборотень,- сказал Тимофей,- скорее, магнетизер. Вам только кажется, что здесь король Одел. Присмотритесь - вы, как и Спилгрим видите то, что я вам внушаю. И стража за дверью думает, что мимо них прошел настоящий король. Но, если вы не поверите мне, и станете продолжать в том же духе, то силы у меня иссякнут, и я не смогу вам помочь.
- Кто же ты?
- Я Тимофей Брыков, честь имею. Тот самый вор, что неделю назад выкрал простыню  Ее Величества.
Горбун замолчал, тщетно пытаясь заглянуть под львиную внешность стоящего перед ним короля. Видно было, что он не верит ни единому его слову.
В клетке, подвешенной к потолку на толстой цепи, метался зеленый зверек. Ему было не до воров и магнетизеров. Он голосил:
- Еще минута, и он свернул бы мне шею! Мне, принцу Вильмету, сыну Лиаргильского короля, свернули бы шею, словно какому-то гусаку. Слышали бы вы его слова!
И, всхлипывая от пережитого ужаса, заколдованный принц весьма похоже изобразил свистящий голос Спилгрима:
- Мерзкий, гадкий, отвратительный… Тварь болотная, нежить! Придушу тебя и все - что мне стоит? Совсем не жаль, о ком тут и жалеть? Это больше не я, я теперь принц, красавец, кавалер….  Хозяин приказал, я сделал…
- После, Ваше Высочество,- оборвал его Тимофей.- Останемся живы, непременно расскажете.
Не тратя больше времени, Тимофей извлек из-за пазухи узкий, плотно укупоренный сосуд.
Глиняная емкость была холодна и шершава. Нужную температуру в ней до недавнего времени поддерживала обмотавшаяся вокруг горлышка змея. Но с час назад Тимофей сам отправил ее к Морквину. Если что-то пойдет не так, перед самым костром гадюка ужалит мельника в шею.
И теперь он обязан был торопиться. В тепле мазь быстро теряла свою силу.
- Здесь оборотная мазь,- сказал он.- Точнее, ее слабый заменитель. Но это все, что мне удалось добыть. Действует не больше суток с момента нанесения. Чтобы отмотать все назад и вернуться в свое тело, надо крепко обнять оборотня.
Сказав это, Тимофей без особых церемоний обмазал притихшего карлика и Зеленого.
Потом стилетом открыл железный ошейник горбуна, но цепь с него не снял. Так же он отомкнул замок, но не открыл висящую на цепи клетку.
-Если кто заглянет - виду не подавайте. Сделаем все утром, во время свадьбы. В толпе легче подобраться к ним поближе. Да и я постараюсь вам помочь. Мы не одни, в замке у нас есть друзья.
Тщательно отерев руки  о солому, он спрятал остатки мази под камзол. Потом поправил запоры, с тем, чтобы со стороны не было заметно, что они открыты и, уже выходя, прибавил:
- И не дай вам Бог прикоснуться теперь к кому-то, кроме оборотней, укравших ваши тела. Не сочтите за дерзость, джентльмены, но если от бессонницы вы вздумаете побродить ночью по замку в таком виде, вас просто заколет охрана…

Оборотень был в превосходном настроении. Мурлыча негромко королевский гимн Оделов, он возвращался в свою спальню.
Королева, конечно, не спит, дожидается венценосного супруга. Утром свадьба их дочери, пир, а через день-два, какой ужас, у королевы случится удар. Это ведь так просто - подсыпать в питье королеве щепотку черного порошка - и он вдовец! Русалочка такая красавица…
Проходя через нижний этаж, Оркмахи вдруг потянул носом. Что-то было не так, что именно, он еще не знал, но жизнь на болоте до предела обострила его чутье.
По его расчетам, к этому часу Тимофей должен был умереть и навсегда исчезнуть в яме под крепостной стеной. Зеленому зверьку надлежало быть задушенным, а двугорбому карлику опоенным буйным зельем.
Спилгрим, конечно, малый исполнительный, но умом с детства обижен. И, хоть работа для него знакомая, но, как  бы не наследил лишнего….  Придется проверить.
И, король-оборотень, крадучись, подошел к самой удаленной комнате нижнего этажа.
Ни звука не доносилось из-за  закрытой двери.
«Все кончено»,- подумал он и без стука вошел под низкую притолоку. В темноте, разлегшись на узком топчане, безмятежно посапывал спящий человек. Укрытый с головой, он выводил носом приглушенные рулады.
Не раздумывая, оборотень бросил на него подушку и, навалясь всем телом, принялся душить спящего.
- Все самому, самому!!- рычал он, не давая вывернуться врагу.- Ничего доверить нельзя…
- Ммм…- мычали из-под подушки, отчаянно вырываясь.- За что, хозяин?!
Опомнившись, колдун скинул растерзанную подушку на пол. Лязгнув зубами, отпрянул назад.
Перед ним, чуть живой, полузадушено хрипел его верный вампир.
- Это же я, я… -  лепетал он,- Спилгрим.
- Что ты здесь делаешь? Где Тимофей?!
-Вы же сами меня послали, хозяин. Нет его, вот я и прилег, дожидаясь. Ну, и приспал малость…
Оборотень на миг призадумался.
- Где ж его носит? А как наверху, управился?
- Сами знаете,- вампир смущенно улыбнулся, полагая, что хозяин, сам отославший его из комнаты с карликом и Зеленым, не в себе от досады.
- Ладно,- сказал оборотень.- Ты приберись тут и ложись снова. Дождись его и убей! Но если снова заснешь или что напутаешь, не посмотрю, что ты мне без пяти минут зять,- задушу!  Клянусь, задушу своими руками.
- Да, хозяин,- зачастил вампир.- Да-да-да. То есть, конечно, нет, нипочем не засну - дождусь и убью…
- Честное слово!- с досадой поморщился оборотень.- Да лучше бы я его усыновил, чем с таким помощником  мучиться. Пойду, сам его поищу… 

-Такую стражу саму охранять надо! Не спать, не спать!!- покинув комнату, где томились карлик с Зеленым, Тимофей наткнулся на двух задремавших стоя солдат.- Легче, гвардия, бодрей, веселей!! Завтра, в честь свадьбы принцессы, получите двойное жалованье. Но за пленников отвечаете головой. Никого к ним не допускать, можете применять оружие. Это приказ! Никого, даже принца Вильмета, чтобы он вам тут не говорил.
Утром придет господин Ансгар, передадите ему пленников. И карлика, и это животное.
Стражники переглянулись в недоумении.
- Но господин начальник королевской стражи болен…
- Он же буйный. Вы сами, Ваше Величество приказали его изловить и посадить на цепь в Северной башне. Он еще чуть не загрыз новенького, того, что у ворот стоит.
- Ну, да,- солдаты нерешительно мялись.- Он же лает…
Король небрежно отмахнулся.
- Современная медицина творит чудеса. Разве вы не слышали, что лекарь из Доглена исцелил его? И я снова сделал его начальником стражи. Все возвращается!
- Так точно!- рявкнули наемники, грохнув об пол алебардами.- Передать пленных лично начальнику стражи, господину Ансгару!
- Орлы!- похвалил их король и сунул каждому по золотому соверену.    

Тенил ждала его за углом. Она отлепилась от арки и выплыла из тени.
- Устал,- сказал Тимофей и  потер ладони. Потом несколько раз провел ими сверху вниз по лицу.- Очень устал,- повторил он, и Тенил снова увидела перед собой его собственные, немного поблекшие черты.
Тимофей словно стащил, сдернул, свернув трубочкой лицо короля.
Она слышала его разговор с солдатами у двери и обеспокоено прошептала:
- Разве ты не знаешь, что с дядюшкой Ансгаром беда? Он единственный, кто не верил оборотню. Он и мне говорил - беги из замка, спасайся!
По прозрачному лицу девушки скатилась невесомая, почти невидимая слеза.
- Что с ним?- спросил Тимофей, желая услышать подробности.
- Его околдовали. Он лишился рассудка. Лает и кусается, будто собака. Его посадили на цепь в Северной башне, бьют кнутом, кормят из собачьей чашки. Он всегда был мне вместо отца, а теперь даже не узнает…
- Подумай хорошо, Тенил. Ты ведь ходишь сквозь стены, все видишь. Не произошло ли еще что-нибудь необычное в тот день, когда  Ансгар помешался?
- Не знаю…. Может, дама Амалия? Сначала все думали, что обезумела именно она. Старушка так голосила и бегала по коридорам…. Но потом оказалось, что у нее всего лишь пропала собачка.
- Уже лучше. И собачка, конечно, нашлась у кого-то другого?
- Откуда ты знаешь?
- Не говори у кого, Тенил. Сейчас я сам угадаю - пса держит у себя вампир, но никто об этом не знает.
При упоминании о вампире, Тенил испуганно оглянулась.
- Я пыталась рассказать, но никто, кроме тебя, меня не слышит…
- Прости. Спилгрим - трусливая тварь, которая боится собственного отражения. А старику Ансгару еще можно помочь. Ты спасла мне жизнь, а он не стал ее отнимать. Кажется, теперь моя очередь…

Северная башня - дурное место. Последние триста лет в ней никто не и селится - замок большой - места и без нее хватает.
И почему принца Вильмета, будущего зятя короля Одела разместили именно в ней? Да еще и на самом верху, под крышей, в низкой гробовидной келье с единственным окном на север?
Говорили, будто  он сам просил об этом, чтобы никто по ночам его не тревожил. Странная, однако, просьба для молодого человека, тем более жениха принцессы, не правда ли?
Поговаривали также, что ночами из его окна, в сторону сухого болота вылетает черная стая.
Потом, правда, об этом как-то забыли или сделали вид, потому, как забыли уже и тех, кто видел стаю сам или даже слышал о ней от очевидцев. Так бывает иногда…
Кроме комнаты принца Вильмета, двумя уровнями ниже располагалась еще пыточная и, рядом с нею тесная комната-клетка, в которой по мере необходимости содержали важных пленников. А что? Очень удобно, дыба через стенку…
Единственным пленником в замке сейчас был Морквин, но его, по приказу инквизитора содержали внизу, в подземелье, под усиленной охраной десятка  солдат.
- Так надежней,- полагал инквизитор.- У стольких стражей на виду не сбежит…. Всех разом не околдует. Все следят за всеми, колдовство не поможет.
В комнатке же -  рядом с пыточной - на ветхой подстилке, брошенной прямо на пол, лежал теперь бывший начальник королевской стражи.
Толстая цепь,  ржавый ошейник, пустая глиняная чашка и несколько голых, чисто обглоданных костей.
Волосы его свалялись, борода сбилась в седые комья. Он рычал и бросался даже на слугу, раз в день приносившего ему пищу.
Доктора в один голос признали его опасным для окружающих буйнопомешанным и настаивали  на скорейшей отправке в лечебницу.
Тимофей к нему даже не заглянул. Вместе с Тенил он поднялся под крышу и вошел в келью Спилгрима.
Бесплотное тело девушки трепетало от ужаса. В комнате было мрачно, холодно и очень душно.
На тонкой прочной цепочке, привязанной к ножке кровати, сидела крошечная болонка в тугом наморднике. Черные глаза ее выражали сразу тоску и упрямство.
При виде Тимофея, болонка отчаянно рванула  цепи, принялась надрывно тявкать. Но цепь держала крепко, а через глухой намордник можно разве что тихо скулить.
Заметив привидение, собака вначале замерла, потом села на задние лапы и, задрав голову,  завыла, как на покойника.
- Это и есть наш Ансгар,- сказал Тимофей дрожащей рядом с ним бледно-молочной тени с двумя прозрачными, словно нарисованными на замерзшем стекле розами.
- Здравствуйте, господин начальник королевской стражи,- обратился он к собаке.- У нас всего несколько минут, чтобы поправить положение и вернуть все на свои места. Для начала перестаньте выть, или я подумаю, что ошибся и передо мной просто краденая у дамы Амалии болонка.
Собака дернулась, поперхнулась и замолчала. Теперь она смотрела только на привидение и глаза ее подозрительно увлажнились.
- Держитесь!- сказал Тимофей. – Тенил жива, ведь она сражается рядом с нами.
Он выбил на ладонь немного оборотной мази и в одну минуту обмазал болонку с головы до ног. Потом он огляделся.
Жилище вампира мало, чем отличалось от обычной комнаты. На столе, накрытое золоченой крышкой, стояло широкое фарфоровое блюдо. Почти нетронутая, разве что чуть надкушенная куропатка покоилась на нем со вчерашнего вечера.
Переход на обычную пищу давался вампиру нелегко. В тайне от хозяина, забыв собственные клятвы, он едва ли не каждую ночь пил кровь у очередной спящей жертвы.
Надкушенный кусок, (съесть больше он никогда не мог, сколько ни старался) он, обычно выбрасывал в окно. Остатками же кормил собаку. Он и не убил до сих пор эту вздорную псину, в теле которой ярился старый Ансгар только потому, что когда голод брал свое, она поедала принесенную вампиру пищу.
И повара перестали подозревать неладное, каждое утро находя под окнами его комнаты нетронутый ужин. Ведь обглоданные кости - неплохое доказательство того, что принц Вильмет ест обычную пищу.

Тимофей сунул куропатку за пазуху, снял с болонки ошейник и, наказав ей держаться от его ног подальше, вышел в коридор.
Дорогу к пыточной он помнил слишком хорошо. Два поворота вниз по винтовой лестнице, дальше налево под арку и еще семь ступеней вниз, в каменную яму с двумя дверями рядом.
Слева - комната, где еще недавно господин Алвик с добрыми братьями примеряли ему «испанские сапоги» и загоняли иголки под ногти. Справа - вход в «зал ожидания», как его в минуты хорошего настроения называл палач.
Комната - клетка, человек на пять- шесть. В былые времена, когда войны на острове случались чаще, чем меняется на дню погода, в нее набивали до полусотни пленников. Люди сутками проводили на ногах и даже умерев, продолжали стоять, стиснутые телами еще живых товарищей.
И пыточная тогда работала без перерыва, да и собственный палач всегда был на службе у короля.
Теперь же, в наше куда более спокойное время, все не так, как раньше. Редкий лиходей оказывается в «зале ожидания», да и содержать в штате постоянного палача стало незачем. Накладно очень.
Куда проще пригласить мастера из Доглена, или (к чему эти сложности?) управиться своими силами. Что, в замке не найдется мотка доброй пеньки или топоры уже все затупились?
Вот и сейчас, потерявший рассудок начальник стражи лаял и грыз цепь в одиночку.
Войдя к нему, Тимофей с порога рявкнул:
- Сидеть!!
Бородач с безумными глазами замолчал и уселся на пол.
- Хорошая собака,- сказал Тимофей.- Умная. Чем тебя здесь кормят?- Он отопнул чашку с прокисшим варевом и положил перед безумцем жареную птицу.
Зарычав от голода, человек на четвереньках жадно набросился на еду.
Тимофей погладил его по кудлатой голове, сказал несколько слов, которыми можно было успокоить и бешеного волка, и вытащил из-за двери липкую от мази болонку.
Приподняв собаку повыше, он одним движением прижал ее к склоненной над кормом спине Ансгара…

Подальше положишь - поближе возьмешь…. Если это верно, как верно и то, что у всего сущего существует также и своя обратная сторона, то надежней всего будет прятаться под носом у того, кто тебя ищет. То есть, на самом виду.
И лучше, если вид этот будет находиться среди занятых своим обычным делом людей.
- Солдат всегда держится поближе к кухне,- высказался Ансгар.- Там и переждем.
Вернувшись из болонки в свое собственное тело, он без лишних слов принял план Тимофея.
- С рассветом там начнется такая кутерьма, что поварам и своих-то будет не разглядеть. Карлика - прошу прощения, короля и Зеленого - я посажу в ларь с мукой. Тесто завели с вечера, скоро туда  не сунутся. А я до утра в шкафу пережду, за куртками и колпаками. Если что, главный повар прикроет, он не из болтливых. Из кухни в тронный зал через арку рукой подать. До свадьбы и отсидимся.
- Хорошая мысль,- одобрил Тимофей.- Выпустим их в толпе, перед самой церемонией.
Бородач вдруг обернулся к привидению, молча висевшему рядом с его головой.
- Прости меня, девочка…               
- Скоро мой последний рассвет,- грустно сказала Тенил.
- Если б я мог вернуть тебя к жизни!!- воскликнул Тимофей. Не отрываясь,  смотрел он в бесцветно-прозрачное лицо привидения,  видя перед собой прекрасные зеленые глаза и роскошные рыжие локоны.
- Не печалься,- произнесла Тенил.- Я ведь и так жива. Смерти нет... Но я не могу покинуть этот замок.
- Ты должна отомстить?
- Если моя смерть поможет одолеть оборотня, я буду счастлива. А счастливые не мстят. Мне холодно, Тима. Все время холодно. Мне так не хватает любви. А на небе - все любовь. Там я встречусь со своей матушкой, которую никогда не видела. Но, пока в замке оборотни, мне отсюда не вырваться. Из проклятого места к ангелам не подняться…
Но Тимофей мотнул головой.
- Пара упырей не может нагнуть всех. Пора начинать, но я хочу, чтобы ты кое-что знала. Умру я этой ночью или через много лет, в этом мире или на небесах, я обязательно найду тебя.
Шершавые своды над их головами потихоньку начинали сереть. Сквозь единственное оконце в самом конце коридора просачивались первые струйки предрассветного солнца.
- Прощай,- сказала Тенил.- Я тебя не забуду.
- Не прощайся! Узнай меня, если я вдруг тебя не узнаю.
- До свидания,- Тенил вдруг качнулась.- Мне уже не страшно. Я больше не одна…
Она чуть прикоснулась к его лицу, глянула еще раз, будто запоминая, из глубины начавшего уже таять облачка и растворилась между камнями.
…- И спасибо за розы, - услышал еще Тимофей.- При жизни мне никогда не дарили цветы…
Старый Ансгар расчувствовался. Смахнув слезу, он протянул Тимофею жесткую, как рукоять меча, ладонь.
- Дружба - это небесная любовь. Пойду я, пока оборотень сам сюда не явился. Он, конечно, в замке освоился, но и я здесь не новичок, двадцать лет как служу. Пару тайных лазеек тоже знаю. Увидимся на свадьбе, чародей.
- Если моряк ходит под парусом, он еще не управляет ветром. Я не чародей. И правлю только кораблем.
- Ну да,- Ансгар ухмыльнулся в свалявшуюся колтунами бороду.- Как скажешь.  Мой первый капитан в таких случаях  говорил: « капитан однажды,- капитан всегда…»
И, на глазах изумленного Тимофея, старый начальник стражи исчез прямо посреди глухого каменного коридора.

                глава тридцать четвертая
                Инквизитор

Завтрак инквизитора был, по обыкновению, скуден до аскетичности. Ровно в семь тридцать утра шеф-повар лично поднялся в комнату важного гостя и, на большом серебряном блюде подал ему одно единственное куриное яичко, сваренное так, как предпочитал инквизитор - ни то, ни се, ни всмятку, ни вкрутую.
 «Истина эфемерна,- полагал господин Дуфф.- Она всегда где-то посредине, соскальзывая с одного края, никогда не примыкает к другому. Ищите истину - ищите компромисс…»
И, вкушая неторопливо яркий желток изящной серебряной ложечкой с королевским гербом Оделов, инквизитор предавался ежеутренним философским размышлениям.
- Что первично?- вопрошал он, отводя подальше от старчески дальнозорких глаз ложечку и  проницая взглядом кусочек желтка.- Курица или яйцо? Жизнь или смерть?
В один день ему предстояло совершить таинство венчания - что, несомненно, относилось к торжеству жизни и - вслед за ним, свершить суд над колдуном Морквином, проще говоря, сжечь его прямо на рыночной площади.
И какое из двух событий должно предшествовать, а какому надлежало следовать за ним?
Если вначале развести костер и сжечь колдуна, что, несомненно, было бы правильно с точки зрения его любимой философии (ведь, чтобы родиться к вечной жизни, следует предварительно умереть в земной) то свадьба принцессы окажется сильно подпорченной. Крики, знаете ли, запах гари…. А среди гостей достаточно дам и прочих образованных в новомодных учениях чистоплюев.
 Если же перенести казнь на потом, костер под окнами все равно не поднимет аппетита гостям, пирующим в тронном зале.
- Словом, куда ни кинь,…- инквизитор закончил трапезу, отпил из чашки травяного отвара и, вздохнув, заключил:- Казнить и женить в один день, конечно, неудобно, как эти события местами не переставляй.
К тому же Морквин, со вчерашнего вечера пошел в полный отказ и все, даже ранее сделанные признания отрицает. Боле того, он утверждает, что их вытянул из него каленым железом господин Алвик.
Но совместить два таких несовместных действа в один день и в одном месте - личная просьба самого короля. А как не уважить гостеприимного хозяина, пожертвовавшего к тому же столь щедро не только в казну Высокого Престола, но и в личный фонд скромного борца с оборотнями и вампирами.
Прочь сомнения! После такого количества золота и камней, любой инквизитор на его месте добился  признания в колдовстве и казнил бы даже собственную бабушку…
Господин Дуфф позвонил в колокольчик. Тотчас явился лакей, ожидавший распоряжений в соседней комнате.
- Вот что, милый. Когда я думаю, у меня просыпается аппетит. Ты принеси мне, пожалуй, гусиный паштет, телячью отбивную с кровью, икру, дюжину устриц и побольше разных закусок. Скажи повару - все лично для меня,- инквизитор чуть задумался.- Вина не надо. Не тот случай. Принеси кувшин крепкого эля, того, что подают моим солдатам и большой сладкий пудинг на десерт. У меня сегодня тяжелый день…   

                глава тридцать пятая
                Свадьба

Свадебная церемония начиналась ровно в полдень. Унылое с утра небо потихоньку очистилось.  Погода установилась тихая, ясная и сухая.
Венчание принцессы Маргрит и принца Вильмета проходило в старинной королевской часовне, в которой венчались все Оделы, в присутствии особ королевской крови и при стечении именитых гостей со всего Острова.
Скандал случился, когда торжество подходило уже к своей кульминации.
Жених и невеста, скованные важностью момента, стояли рядом, а священник, сам господин Дуфф, собирался задать свой главный вопрос - «согласны ли вы?»
Все шло своим чередом, согласно загодя отрепетированному сценарию. Часовня охранялась сводным отрядом из числа солдат инквизитора и королевской стражи.
Двор замка был полон празднично разодетых придворных и гостей, не попавших на само венчание по причине весьма скромных размеров часовни.
В тронном зале уже накрывали столы. Музыканты и шуты  готовились к грандиозному представлению, настраивали инструменты и распевались.
С обратной же стороны Главной башни сооружался высокий холм из сухого хвороста.
День обещал быть веселым и зеваки, заранее съехавшиеся со всего Оделена, занимали зрительские места поближе к месту казни.
Особенно повезло тем, кому удалось устроиться на заднем крыльце башни. С него можно было вначале хорошо рассмотреть свадебное шествие, а после сполна насладиться зрелищем казни колдуна.
Нечасто в один день выпадает такая удача, и трое слепцов из соседней деревни, ни свет, ни заря уже стояли перед закрытыми воротами замка.
- А вы-то куда?- удивились  стражники.
- Не ваше дело,- огрызнулись из сизых лохмотьев. Наш мудрый король пригласил всех своих добрых подданных.  А мы - честные нищие и налоги платим исправно. Открывай,  дубина!..
И, оттеснив стражу, трое слепцов, держась друг за друга, черной гусеницей проползли по припорошенному ночным снегом, еще пустому двору и обосновались на ступенях бокового крыльца.
Позже, часа через три, когда во дворе уже яблоку негде было упасть, старший из них, боров Финан, продал места опоздавшему лавочнику из Голоуэра  и двум его незамужним дочерям за полтора золотых и головку белого сыра, которую семейство прихватило с собой в дорогу.
Довольные сделкой, слепцы поделили добычу и, закусив сыром у королевской конюшни, протолкнулись поближе к центральным дверям.
Жених и невеста, возвращаясь из часовни, по обычаю, щедро одаривали нищих.
Ожидание праздника душным колпаком накрывало замок. Редкое в этих местах шальное веселье наполняло воздух,  с каждым часом густело над шпилем Главной башни.
И, когда в двери  часовни вошел бывший начальник королевской стражи, никто поначалу не обратил на него внимания.
Высокий, дородный, в богатом синем камзоле, с грозной осанкой и тщательно расчесанной бородой, он ничем не выделялся в толпе приглашенных. Охрана, вся почти из новых людей, почтительно расступилась - чужие здесь не ходят.
Взгляды же гостей были прикованы к алтарю, перед которым, в умопомрачительно-роскошных нарядах стояли жених и невеста.
Родители молодых, король Одел с супругой и королевская чета из Лиаргиля, пускали положенную в таких случаях слезу умиления.
Священник, отец Дуфф,  уткнувшись в требник, бубнил по  латыни.
Затесавшись между гостями, Ансгар опустил на пол клетку с зеленым зверьком, укрытым бархатной тряпкой, и производящим впечатление не то  редкопородной обезьяны, не то гигантского попугая с коротким хоботком вместо клюва.
От ног Ансгара метнулся разряженный двугорбый карлик, тотчас затерявшийся среди благородных вельмож. На голове карлика нахлобучен был высокий колпак с бубенцами, доходящими едва ли не до пояса важным гостям. Безобразный тело его укрывал просторный,  расшитый звездами плащ придворного шута.
- Престранный горбун,- шепнула дама в страусиных перьях своей дочери, но та и ухом не повела. Когда вокруг столько принцев, девушкам не до карликов.
Ансгар, бормоча извинения за нечаянно отдавленные ноги, протиснулся тем временем поближе к алтарю, встал с краю, между вторым и третьим рядом гостей.
Первый же ряд - он это понял по напряженным лицам и неловко сидящим камзолам - весь через одного состоял из переодетой охраны. Под одеждой у одинаковых молодых людей он разглядел спрятанное оружие.
«Горбуну сквозь них не прорваться,- подумал он.- Заколют, не дав и приблизиться к оборотню».
Скосив глаза, он попытался отыскать в толпе островерхий колпак, но карлик исчез.
Большинство гостей, плотной массой забившей часовню, пришли туда вовсе не для того, чтобы поздравить молодых или уважить их венценосных родителей и уж конечно, не за тем, чтобы прикоснуться к одному из церковных таинств - венчанию.
Пришли себя показать и на других, в свою очередь, пришедших за этим же, поглазеть.
Стоя рядом с королевой, оборотень терпеливо, с возвышенно–проникновенным выражением дожидался конца церемонии. Толпа никчемных, разряженных, как павлины раскормленных глупцов колыхалась перед ним. И присутствие их еще долго придется сносить с подобающим видом. А что делать? Хочешь быть королем,- веди себя по-королевски.
Слушая вполуха гугнявое бормотание отца Дуффа, он рассеянно блуждал взглядом по лицам гостей.
Согнать бы это стадо в болото и утопить всех до единого. Или нетопырям отдать, пусть лакомятся…
Несмотря на торжественность момента, которого он так долго ждал, настроение у него было далеко не праздничное.
Пол ночи он рыскал по всему замку, подключил к поискам охрану, но этот ловчила как сквозь землю провалился. И напрасно Спилгрим провел долгие часы в засаде, лежа в его постели. Тимофей в комнату не вернулся.
Никто не видел его и утром. А перед самым венчанием, когда все уже были в сборе, и принцы Корахтские, среди прочих почетных гостей заняли свои места, он, как ни в чем ни бывало, прошел сквозь оцепление и встал рядом с тремя братьями.
«Ничего,- успокаивал себя оборотень.- Терпение - главная добродетель королей. Неважно, с чем Тимофей покинет замок. Главное, доедет ли он до замка Корахтского короля. Путь-то неблизкий,  лежит через лес и сухое болото. А дорогой всякое может случиться…» 
Стоя в первом ряду, Тимофей приветливо улыбался ему в ответ.
- Оборотень проклятый!- не выдержал Оркмахи и перевел взгляд чуть левее.
В третьем ряду, между двумя лендлордами из Лиаргиля, стоял Ансгар! Старый начальник стражи ничем не напоминал лающего безумца, каким его видели накануне.
Единственным объяснением столь чудесному исцелению могло служить…. могло служить…- корона на голове оборотня приподнялась, но додумать он не успел.
В праздничной толпе возникло какое-то движение. Гости в первом ряду расступились и к алтарю, на глазах у поперхнувшегося инквизитора, выскочило отвратительное зеленое существо.
Морщинистые крылья распустились, как у летучей мыши, короткий хоботок вытянулся вперед. Толстые кривоватые лапы с загнутыми когтями сложились для прыжка.
Невеста побелела, как свадебная фата. Жених, отступив, растерянно улыбался.
Первым пришел в себя король Одел. Он дал знак и охрана, наконец, кинулась вперед, но было уже поздно.
 Зеленый зверь прыгнул на грудь жениха. От неожиданности, принц Вильмет обхватил его руками и, тесно обнявшись, они рухнули на пол.
В тот же миг сильно потемнело. Каменный пол часовни вздрогнул. Толстые стены покачнулись, с потолка посыпалась штукатурка, отвалились крошки лепнины.
Все замерли и, в наступившей тишине громом ударило распахнувшееся окно. Осколки старинного витража посыпались из свинцовой оправы, ворвавшийся ветер загасил несколько свечей.
По часовне прокатилась первая, самая страшная волна паники. Еще миг и гости, давя и опрокидывая друг друга, ринутся к выходу, позабыв о рассудке и повинуясь лишь смертному инстинкту.
Но вдруг все кончилось. В пустую раму окна вновь полилось солнце, уже не сдерживаемое пустыми стеклами витража.
Охрана, изловив отчаянно вырывавшегося зверя, водворила его в клетку и вынесла вон.
Во время задержания зеленая тварь дико свиристела и изловчилась в кровь искусать четверых солдат.
- Капризы нашей погоды,- развел руками  король Одел, призывая гостей успокоиться. – Ничего страшного, это всего лишь летучая обезьяна с острова Борнео. Животное испугалось грозы и вырвалось из клетки. Не правда ли, презабавная штучка, не зря ее просят наши дорогие принцы.
Он кивнул инквизитору.
- Продолжайте, святой отец.
- Согласна ли ты?..- спросил, наконец, облаченный в мантию господин Дуфф и невеста с облегчением произнесла то, чего от нее добивались.
- А ты, сын мой,- обратился он к принцу,- согласен ли ты, взять в жены присутствующую здесь Маргрит, принцессу Оделенскую?
- Да,- отвечал принц Вильмет, едва держась на ногах после возвращения в собственное тело.
У него словно перетряхнули все внутренности, и он плохо пока понимал, что происходит.
Глаза его, привыкшие смотреть на мир снизу, из безобразного тела Спилгрима, еще не успели перестроиться на точку зрения высокорослого принца, и голова его сильно кружилась.
Кроме того, внутри себя он ощущал сильный запах вампира, пропитавший, казалось, насквозь, каждую его клетку. Быть другим было невыносимо, но и  стать собой в одно мгновение,  да еще  прямо на собственной свадьбе, тоже оказалось делом не из легких.
Он аккуратно, стараясь не промахнуться, надел кольцо на тонкий палец невесты, поцеловал ее в губы…

Венчание закончилось и Тимофей, нагло подмигнув оборотню, стал пробираться к выходу прямо по ногам   возмущенных гостей.
- Уходи,- шепнул ему Ансгар, когда они на мгновение поравнялись.-  Карлик уже здесь. Спасайся сам…
Не задерживаясь больше, Тимофей вышел из часовни. Сотни гостей заполняли двор, толпились до самых дверей в Главную башню, образуя лишь узкий проход для свадебной процессии. Ему ничего не оставалось, как, отвечая на многочисленные поклоны и приветствия, пройти до конца по живому коридору.
Следом потянулись и остальные гости.

Оборотень был в бешенстве. Гнев просто разрывал его. С трудом сохраняя царственную невозмутимость, он что-то говорил Лиаргильскому королю, сделал нужный комплимент королеве. По отчески благословив молодых, обнял зятя.
- Почему Зеленый до сих пор жив?! Ты должен был свернуть ему шею!
- Я и свернул,- отвечал наученный Тимофеем принц.- Но тварь оказалась живучей. Разве вы не заметили, хозяин, что голова у него назад смотрит?
- Я вырву твое сердце,- король с чувством расцеловал его в обе щеки.- А потом сожру его на завтрак. Пока же ступай и будь нежен с моей дочерью. Зятек!..
Он раскланялся с новыми родственниками и гостями и, сославшись на недолгие, но весьма неотложные государственные дела, спешно покинул часовню.
Принц держался молодцом, и замены оборотень не заметил. Он по-прежнему видел перед собой лишь бестолкового вампира.

Стадо вельмож, неторопливо бредущее на запахи свадебного пира, было занято обсуждением нарядов и роскошных украшений королевских особ.
Жених и невеста плыли во главе процессии, юные и прекрасные в своих восхитительных одеждах. Торжество плавно перемещалось в Главную башню.
Оборотень, на ходу отдавая распоряжения охране, вошел в нее через боковую дверь. Двугорбого карлика, забившегося под скамью в часовне, он не заметил и единственное, что его теперь волновало - это возможная встреча Тимофея с инквизитором. Убить своего врага ночью не удалось, и выбора у Оркмахи не оставалось.
Тимофей - хитрован, ловчила, каких свет не видывал, к тому же невесть какими путями ему удалось стать советником могущественного соседа и опекуном его сыновей.
Инквизитору не отмахнуться от его слов. Если прибавить к ним еще и россказни этого безумца Ансгара о его злоключениях в теле собаки, то жуть об оборотнях и вампирах может показаться не столь уж надуманной.
К тому же теперь необходимо самому  избавиться и  от Зеленого, и от  бесноватого горбуна. Спилгрим - редкая бестолочь, ни в чем положиться нельзя. Не зря говорят: «вампир оборотню не товарищ»!
Но главное теперь - убить Тимофея. Найти и убить, а тело спрятать. И концы в воду, точнее, в ров.
На него охотится вся замковая охрана. За его голову он обещал наемникам по сто золотых, и тысячу, если доставят живым. Но лучше, куда лучше будет, если все сделает он сам.
Оборотень остановился, как бы принюхиваясь, медленно повел головой.
Внутренним взором он увидел, наконец, своего врага. Крадучись, Тимофей поднимался по лестнице на верхний уровень башни. Хитер, ловок…. Только теперь он сам себя загнал в ловушку, из которой уже не выскочить.
Король вдруг дернулся, запустил руки в густую седоватую гриву.
На чердаке Главной башни, в бочке закрыта русалка! Как он мог забыть?!
И, отбросив осторожность, оборотень кинулся наверх.

                глава тридцать шестая      
                Казнь

За Морквином пришли около двух часов пополудни. Наверху лязгнули засовы, скрипнула и коротко ударила дверь. Тяжко протопали кованые сапоги конвоя.
Венчание в часовне едва закончилось, а инквизитор уже приступил к своим скорбным обязанностям.
Морквин, впрочем, ничего этого не знал. Время для него давно остановилось, запертое в каменных стенах подземелья. А разница между полднем и полуночью быстро стирается там, куда солнце не заглядывало последние несколько веков.
Вначале Морквин еще пытался счесть дни своего заточения по обычному для себя способу - когда  хочется есть - время обедать.
Но вскоре он сбился. Есть хотелось постоянно. Потом и голод  притупился, ушел. Он сильно ослаб, потерял много крови.
Вампир к нему не прикасался, боясь отравиться кровью колдуна, но палач, господин Алвик с двумя своими подручными постарались от души. Сейчас Морквин мало напоминал того справного молодого мельника, каким он впервые предстал перед инквизитором.
И, хотя ничего страшнее, чем признание в самогоноварении и неуплате налогов за костоправство вырвать у него не удалось, какое это теперь имело значение?
Если костер готов, кто-то должен на него взойти.

Старший конвоя, верзила с обгоревшим лицом, открыл железную клетку. Как опасного колдуна, склонного к побегам, Морквина содержали не только в кандалах, но и в сваренной кузнецами клетке. День и ночь его стерегли по двое сменных охранников.
- На выход!- рявкнул горелый и выдернул Морквина из клетки.
Лицо солдата было лишено ресниц и бровей  и страшно обезображено. Когда-то Глин из Бохерин был пиратом, и пожар случился на его корабле, во время боя с королевским фрегатом. Вся команда тогда погибла.
Выловленных в море вздернули на реях, и только ему удалось спастись. В дыму и грохоте, под яростные крики морского сражения, он вцепился в обломок корабельной доски и успел отгрести далеко в сторону.
Как многие моряки, он не умел плавать и пуще всего боялся сгинуть в пучине. Но ему повезло. На море пал туман, поднялась крутая волна, и сцепившиеся корабли отнесло к югу.
Выбравшись на берег, Глин неделю отлеживался в пещере, питаясь сырой рыбой и улитками, а, оправившись от ран, принялся промышлять грабежами. Однако слухи о приметном разбойнике быстро распространялись и, прослышав в портовом кабачке, что в замке Одела набирают наемников, он поспешил в Оделен.
Едва глянув на обезображенное лицо пирата, Спилгрим, которому король - оборотень доверил собрать новую охрану, тут же взял его на службу и сделал старшим конвоя.
Тупая свирепость и угроза, исходившие от всего его вида, не требовали рекомендаций.
- Красавчик!- сказал тогда Спилгрим, и Глин оставался с тех пор одним из немногих, кто надолго задержался в отряде.
Человек с такой внешностью не способен был пробудить аппетит даже у вечно голодного вампира. К тому же Глину было плевать, кому он служит…. Будучи от природы очень наблюдательным, он догадывался, что случалось с молодыми охранниками. Не раз, обходя подземелье, он натыкался на сброшенных туда мертвецов с прокушенной шеей.
- Видели бы вы моего капитана,- говорил он, равнодушно переступая через изломанные трупы.- Вампир рядом с ним просто олененок.

- Опять на допрос?- спросил его Морквин, сгибаясь под тяжестью цепей.
- Скоро узнаешь,- ухмыльнулся пират и, как мешок поволок колдуна вверх по ступеням. Трое наемников, идущие следом, поддерживали тяжелые кандалы.
- Не вышло,- звучало набатом в голове Морквина.- У Тимофея что-то не получилось…
От змеи и паука он знал, что Тимофею удалось добыть оборотную мазь. Если бы все шло по плану, его бы не волочили сейчас, словно мешок с картошкой. Значит, наверху не срослось…
- Тебя сожгут,- обреченно шепнула змея, сидящая у него за пазухой.
- Это не допрос,- скрипнул паук у него в кармане.
Морквин и сам это чувствовал, но надежда еще барахталась, стараясь удержаться на поверхности его сознания.
- Позволь, я тебе помогу,- прошипела гадюка.- Смерть от яда легче огня…
Но Морквина уже вытащили из подземелья и повлекли по переходу к заднему крыльцу башни, от которого до площади было не более сотни шагов.
«Я замерз,- устало подумал он.- И от света отвык. Хоть перед смертью посмотреть на солнце и как следует согреться».
- А как же мы?- Змея, возможно, впервые в жизни, обеспокоилась своим будущим.
- Оставайтесь за меня поболеть,- сказал Морквин.- А потом возвращайтесь на мельницу. И жабу возьмите. Приятно думать, что после смерти в моем доме останется моя семья…
В конце коридора Глин швырнул Морквина на пол и, сопя, принялся ковырять в ржавом замке. Один из наемников услужливо светил ему факелом.
Змея, бесшумно соскользнув на пол, исчезла в тени. Следом за ней, хозяина оставил и паук.
Пират над головой Морквина ругался, ожесточенно дергал огромным ключом, но заднюю дверь открывали не часто, и замок успел проржаветь.
Языки пламени лизали его обезображенное лицо, пират щерился, но ключ основательно застрял в недрах старинного замка.
- Чего смотришь?!- С досады, Глин  пнул скованного цепями Морквина, прикоснулся к своей обожженной щеке.- Надеюсь, это меня не портит?
Он ничего не говорил о казни, о том, куда Морквина тащат. Допрос, очная ставка, возможно, его скоро отпустят…
- Ты хорошенький,- сказал ему Морквин.- Только ключ вставляют другой стороной…
- Да что ты?!- ухмыльнулся пират и открыл, наконец,  замок. Дверь распахнулась и, вместе со снопами яркого света, звуками праздника и зимней свежестью, Морквин ясно уловил ни с чем не сравнимое, мучительно-сладостное напряжение толпы, жаждущей крови.
Охранник поставил его на ноги, заботливо оправил кандалы, коротко хохотнул.
- Скоро тебе не придется завидовать моему лицу. Через час ты весь превратишься в головешку…
Надежда, за миг до этого еще цеплявшаяся за спасительные мысли, словно соскользнула с мостика и, прорвав пленку сознания, рухнула в пропасть…

Яма была вырыта посреди площади. Хворосту привезли заранее, в избытке, так, что над ямой образовалась еще небольшая горка.
Вбитый с вечера высокий столб сиял свежеотесанной белизной. Капли прозрачной смолы выступали на его влажной, лоснящейся поверхности.
На грязном, перемешанном с землей и конским навозом снегу, к полудню совсем растаявшему, он походил на освежеванную и обезглавленную шею жирафа, тушу которого укрывал хворост.
Двое подручных господина Алвика под руки возвели ослабевшего Морквина наверх по заранее кинутому настилу. Заломив ему локти  так, чтобы он обнимал столб, споро связали их сзади. Потом, четырьмя витками, намертво примотали тело и ноги.
Палач, уже в мантии и черном колпаке, поднялся к Морквину, лично проверил узлы, слегка ослабил веревку на шее.
- Не жмет?
- Спасибо. Все очень удобно.
- Ребята старались,- господин Алвик кротко вздохнул, посетовал: - Доставил ты нам хлопот. Сознался бы в колдовстве или хоть в отравительстве. Ты о моей репутации подумал?
- Я эгоист,- покаялся Морквин.
- То-то и оно…. А ведь будь ты посговорчивей, решили бы все тихо, по- семейному. Я бы тебя удавочкой, сгорел бы - сам не заметил. А теперь не обессудь…
Удрученный палач сошел вниз и поклонился инквизитору.
- Все готово, святой отец.
Инквизитор сжал губы, развернул свиток с признаниями колдуна и приговором. Солдаты негромко, чтобы не перебить музыку, уже льющуюся из окон Главной башни, ударили дробь.
Толпа вокруг подобралась, как зверь перед прыжком. Ноздри зрителей раздулись, словно чуя уже запах горелого мяса, глаза налились темной кровью.
Инквизитор скомкано, глотая окончания, прочел приговор, из которого выходило, что Морквин из Оделена виновен едва ли не во всех мыслимых преступлениях, когда-либо обременивших человечество.
- Сознаешься ли ты в означенных выше злодействах, совершенных тобою единолично или в сговоре, из корысти или по природной склонности к лиходейству, а также с умыслом ко вреду или без оного, по укоренившемуся в твоей целокупности желанию погублять и опустошать?
Палач под маской наморщил лоб, стараясь уловить смысл сказанного. Толпа, задержав дыхание, терпеливо сносила неизбежную прелюдию.
- Мельник я,- чуть слышно выдавил Морквин, но, в наступившей тишине слова его долетели и до последних рядов.
Инквизитор с укоризной помахал перепачканной кровью бумажкой.
- Однако признание имеется. Что и позволяет нам с уверенностью и по праву заключить - виновен по всем пунктам!
Поджав в ниточку бесцветные губы, он торопливо свернул и убрал бумаги. Что-то пробормотал по латыни. Палач и братья нетерпеливо топтались рядом, потели в душных балахонах.
Инквизитор глянул в безоблачное небо с одиноко парящей вороной  и вяло махнул рукой.
- Начинайте!
Сразу повеселев, подручные палача запалили факелы и, зайдя с двух сторон, подожгли хворост. Пламя шустрыми змейками разбежалось по низу, потянуло сладковатым дымком.
Огонь угрожающе загудел и, взметнувшись, с треском принялся пожирать сухие ветки. Оранжевые языки частоколом поднялись по кругу, сразу отгородив Морквина от мира живых, сделали фигуру его заранее угольно-черной.
В едином порыве толпа зрителей подалась ближе, потеснив солдат, почти соприкоснулась с краями ямы.
- А колдун-то молод,- шепнула младшая дочь лавочника Молли.- Почти мальчик. Дома расскажу - не поверят.
- Слышала, что злодей он лютый и оборотень?- старшая, умница Поли, локтем пихнула отца.- Зря ведь жечь не станут, правда?
- Цыц, трещотки!- отмахнулся отец.- Не мешайте смотреть!

Пламя еще только подбиралось к ногам Морквина, а кто-то из задних рядов уже хрипел:
- Костер - это быстро. Вот раньше, бывало, колесование. Развлечение на день…
Трое слепцов в стороне доедали выторгованный сыр.
- Свадьба все-таки лучше. Подают хорошо,- говорил круто гнутый малый с безбородым, изъеденным оспой лицом.
- Не скажи,- возражал ему пожилой, с бельмами на обоих глазах.- Похороны тоже чувствительно.
Главарь их, боров Финан, не спешил покидать замок. Ноздри его ловили запах дыма, он чутко шевелил единственным ухом.
- Вам, крысы, все равно, где побираться. Лишь бы брюхо набить. Тут - смерть…
Разгоревшееся поодаль о них пламя ажуром высветило хворост.  Разговоры в толпе стихли.
Важно было ничего не пропустить. Хорошо расслышать каждый крик колдуна, подобрать до крошки предсмертные страдания.
 Казнь началась…

                глава тридцать седьмая
                Дождь

Чердак Главной башни - это вам не смотровая площадка для праздных туристов.
Разглядывать Оделен сквозь узкие бойницы - все равно, что пиво цедить через соломинку. Ни вкуса настоящего не понять, ни запаха.
Сложно будет даже сказать, что это за пойло. И отличить изысканное темное от обычного ячменного сможет разве что Морквин, сам оба сорта и сваривший.
Тоже и с красотами - всяк кулик свое болото хвалит.
Нет, чтобы по настоящему оценить волшебную природу Оделена, непременно следует самому вылезти в окно и взглянуть на изумрудные холмы без узких каменных шор.
Одна беда - от открывающегося с высоты птичьего полета вида у многих дух захватывает. А карниз-то у бойницы узкий, за века дождем и ветром изрядно поистершийся…
Тимофей потянул носом. На чердаке Главной башни, куда он попал, уводя за собой лже-короля,  сильно припахивало горелым.
Убегая, Тимофей старался не слишком отрываться от погони, и с минуты на минуту оборотень должен был появиться здесь.
«Ловить на живца»- так, кажется, называют такое рыбаки. И, если карлик рыбак, то за червяка сегодня Тимофей.
Больше просто некому. Намазанный оборотной мазью, горбун не сумел подобраться к «королю» в часовне, и все пошло наперекосяк, не по плану.
Ладно, хоть принц вернул свое тело. А время идет…. Надо успеть до полуночи, пока мазь не потеряет свою силу…
Пока же следовало позаботиться о возможном отступлении.
Полутемный чердак оказался пустым, лишь у стены, справа от выхода на винтовую лестницу, притулилась большая закрытая бочка.
Узкие радиусы света, пронзая чердак сквозь бойницы, сходились в центре его размытым белым столбом.
Оборотню во что бы то ни стало надо избавиться от него, пока он не заговорил. И. если карлик опоздает, это случится прямо здесь и сейчас. А тело в ров, и концы в воду…
Отойдя к стене, Тимофей выглянул из бойницы.
За крепостной стеной расстилалась поблескивающая, словно присыпанная битым стеклом, изумрудная равнина. Ночной снег растаял, и луга парили под невидимым ему, висящим в зените солнцем.
Дальше, за холмом начинался лес, края которого терялись в мутной сиреневой дымке, отрезая горизонт слишком близко, словно земля Оделена кончалась обрывом, где медленно ходили облака Великой пропасти…
Внизу же, омывая западную стену башни, проходил ров. Вода во рву, несмотря на полдень и голубое небо, чернела, как застывшая смола.
Падая на нее, свет вяз, не в силах вырваться на поверхность даже слабым отражением.
Тимофей бегом пересек чердак и снова выглянул наружу. Внизу, на рыночной площади, жгли огромный костер, дым которого и достигал чердака. Сотни людей заполняли двор замка, походя сверху на грязную, копошащуюся в дыму студенистую массу.
В центре костра, притороченный к столбу, горел человек. Сверху, в восходящих потоках горячего воздуха, фигура его казалась изломанной и неподвижной, и непонятно было - жив ли он еще, и это смертная мука каталептической дугой изогнула его тело - или Господь сжалился и позволил ему задохнуться в дыму раньше, чем ненасытное пламя принялось пожирать его грешную плоть.
Морквина жгут!!
 В одно мгновение Тимофея самого будто опалило огнем.
Забыв об осторожности, еще не  зная, что  делать, он выскочил на узкую, как ладонь площадку внизу бойницы.
Все произошло слишком быстро, казнь и свадьба слились, как боксерская «двойка», не дав его плану даже часу, чтобы втиснуться между ними.
Пока он играл с оборотнем, казнь уже началась. Морквин, понадеявшись на него, горит заживо!
Стоя на страшной высоте, Тимофей прижимался к ледяным камням, но  тело его горело и корчилось вместе с Морквином.
Он задрал голову. В жгучей надежде глянул в небо. Но ни облачка не было в натянутой, как зонтик синеве. Только черная птица одиноко парила над замком.
Стараясь удержаться на площадке, куда при осаде входит только короткое цевье арбалета, Тимофей поднял ладони.
Медленно, как бы на ощупь вначале потянулся он к краям неба, так, словно это  была всего лишь туго натянутая голубая тряпка, стал собирать, стягивать ее, сводя руки и перебирая пальцами, не давая выскользнуть из них тонкой, эфемерной материи.
Руки его «выросли», вытянулись к зениту, налились силой, буквально разрывавшей их, клокочущей в каждой его клеточке. Он стяжал, смял, стиснул голубой круг.
И влага, рассеянная по всему небосводу, собралась теперь в плотный, набухший  темно-сизый комок, прямо над Главной башней.
Он набрал воздуха, втянул дым полной грудью из пространства над костром, сделал его разряженным, пустым, словно расчистил дно у забитого копотью сита.
Последнее - самое страшное усилие - он стиснул небо и влага, прорвав белесую пелену дыма, ливнем обрушилась на костер!
Прибитое пламя яростно зашипело. Языки его еще извивались, прячась среди дымящих мокрых ветвей, но, захлебнувшись, оранжевые змеи исчезли, втянулись в черные обугленные головешки, оставив после себя только едкий, режущий глаза дым…
Внезапно начавшись, дождь также неожиданно стих. Снова засветило солнце,  скомканное небо расправилось и заголубело.
Пятясь, чтобы не соскользнуть с карниза, Тимофей вполз обратно на чердак. Он сильно ослаб и глаза его не сразу привыкли к сумраку.

Шагах в десяти от него, опершись о меч, стоял король-оборотень.
- Перед тем, как я снесу твою голову,- сказал он,- ответь: что в ней? Что заставило тебя вернуться в замок? Дерзость или глупость?
Шагнув вперед, он обнажил меч. Широкое обоюдоострое лезвие сияло совершенной формой. Древний меч королей обладал неимоверной силой и способен был разрубать даже булат.
- Сами взгляните,- предложил Тимофей.- Только сначала придумайте, кто рылся в голове советника Корахтского короля? Принцы знают - мы здесь вдвоем, чтобы осмотреть с высоты спорные земли. Осмелюсь напомнить - именно из-за пахотных земель между ручьем и лесом вражда между королевствами не утихает уже триста лет.
Оборотень даже позеленел. Пронзив Тимофея взглядом, кинул меч в ножны, пожал плечами.
- Как знаешь. Когда я вошел, мне показалось, ты как раз любовался здешними красотами. И немного загляделся…
И, вытянув из рукавов длинные рук, оборотень медленно, мягко ступая, пошел на Тимофея.
- Сам прыгнешь или помочь?
- Сейчас, только место выберу…
- Да ты привереда,- ощерив рот, оборотень далеко выставил чернильно-синий язык, плотоядно шевельнул его острым концом.
Глаза его побелели, полезли из орбит, набухли, лопаясь от парализующего заряда страха. Он был паук, впрыскивающий пищеварительный сок в того, кто только что был человеком, но уже стал кормом,  напоминающим себя только оболочкой, внутри которой лишь бесформенная питательная масса, дрожащее податливое желе…

Паук Морквина был тезкой среднего из Корахтских принцев.
- Знаешь, в чем единственная между нами разница?- говорил он Тимофею по дороге в Оделен.- Меня можно раздавить…

И, мысленно, Тимофей уже видел перед собой гигантского черного паука. Видел его тонкие лапки, тянущиеся к нему из красного атласа королевской мантии.
Схватив, он для начала выдернул их из суставных сумок, заставив паука отпрянуть, скорчиться от внезапной боли.
Потом, став выше ростом, под потолок, поднял ногу и, с маху припечатал к полу мерзкое насекомое.
Черный сок брызнул в стороны, смешавшись с пылью, превратился в грязные комочки.
Воя, оборотень присел с искаженным лицом. Еще не веря, ударил снизу, с сокрушительной волной ненависти, сходящейся под сердцем острой, как сталагмит, вершиной.
Но воображение уже воздвигло на ее пути зеркало в тяжелой серебряной раме, похожее формой на рыцарский щит с магическими знаками по овалу.
Удар оборотня, отразившись от зеркальной поверхности, откатился назад и, вобрав в себя ненависть, густо излученную на этом чердаке, с удесятеренной силой поразил того, кто его послал.
Лже-король едва устоял на ногах.
- Ты не плут…- прошипел он.- Ты - князь плутов! Но я - король!
Отступив, он чуть посторонился и, из-за его спины на чердак вывалились четверо здоровенных наемников.
-Выбросьте его в окно,- приказал он.- Только без крови!

                глава тридцать восьмая
                Утопленник

Внезапный ливень, затопивший костер мощным ледяным водопадом, лишь слегка обрызгал даже первые ряды зрителей.
- Это знак,- прокатилось по толпе.- Он не виновен…
- Знак,- инквизитор кончиками пальцев сбил влагу с коричневой монашеской рясы.- Знак…. Но,  какой?
Он глянул на ставшее опять безоблачным небо. Голос его окреп, набрал силу, зазвучал, как у проповедника с амвона.
- Все вы, собравшиеся на этой площади - зрячие. За исключением тех трех слепцов, что стоят сейчас в стороне, не понимая, что происходит. Они не видели дождь и колдун для них все так же виновен. Остальные дождь видели, и толкуют его, как знак невиновности. Но разве всякий зрячий грамотен и способен прочесть даже специально написанные для него слова? Неграмотный также слеп к истине, как те слепые. Только знание дает нам силу понимать знаки и, как грамотный способен читать, так лишь лицо духовного звания может толковать знаки, ниспосланные нам, как этот дождь, с неба!
Потрясенная страстной речью, толпа стихла, ожидая дальнейших откровений святого отца.
Морквин, еще живой,  висел в цепях, в ужасе перед фантазией инквизитора.               
Но инквизитор молчал. Он умел управлять толпой. Умел заставить людей не дышать. Наконец, выдержав мучительно-долгую паузу, он снова заговорил:
- Вода, падшая на грешника с небес, указывает нам, что в доказательство его вины требуется еще одно, последнее испытание. Испытание водой!
Зрители восторженно загудели. Конечно!! Вот он, явленный со всей очевидностью, Божий промысел.
По древнему обычаю, подозреваемого в колдовстве бросают в воду. Невинный тонет - еще бы, ведь с камнем на шее долго не поплаваешь. А если колдун выплывет, значит, вина его неоспоримо доказана, и уж тогда ничто не помешает найти для него подобающую казнь.
А то, что же получается? Осужденный кричит, что он всего лишь мельник, а инквизитор зачитывает леденящие кровь подробности его злодеяний? Где справедливость? Вот пусть вода и рассудит…
Инквизитор что-то шепнул стоящему неподалеку палачу. Тот, в свою очередь, кивнул подручным и братья, глухо ворча, полезли на дымящую кучу мокрого хвороста.
- Тяжелый день,- стонал Альберт, отвязывая Морквина от столба.- Дым, копоть. Теперь точно рясу стирать.
- Тяжелая жизнь,- Бенедикт, взвалил бесчувственное от угара и потрясений  тело приговоренного и, кряхтя, снес его к ногам инквизитора.
- Обеспечьте нам беспрепятственный проход к воротам,- приказал инквизитор  начальнику караула.- Топить будем во рву.
- Вы делаете за нас нашу работу,- наемник, скалясь, поклонился.- Теперь зеваки сами побегут за стену. Не то лови их потом по всему замку…
Солдаты древками копий живо расчистили среди толпы коридор. Чтобы избежать давки, широко распахнули ворота.
Зрители, что побойчей, вперегонки кинулись ко рву, чтобы не упустить редкостную удачу - в один день посетить сразу две казни.
А вдруг, молодой мельник, в самом деле, колдун и, паче чаяния, не только в огне не горит, но и огне не тонет?
Тогда они станут свидетелями третьей на дню казни - отрубления головы или даже четвертования. И не сыскать будет в округе того, кто откажется выставить добрую выпивку за удовольствие послушать рассказ очевидца таких невероятных событий.
«Надо торопиться,- думал инквизитор, поспешая в окружении личной охраны вслед за  труппой.- Если колдун всплывет и представление затянется, можно опоздать даже к свадебному пирогу».
«Вкушая, вкусих мало меду»- именно этих слов не хотелось бы произносить ему на своем сметном одре. Жизнь слишком горька, и потому он считал для себя непозволительной роскошью пропустить десерт.
Виновен, в конце концов, Морквин или нет - какое это имеет значение? Важно, чтобы люди верили в справедливость.
У самых ворот все же случилась небольшая давка и инквизитор почти нагнал господина Алвика и волочащих Морквина братьев.
Откуда не возьмись, за его плечами вырос рослый слепец.
- Ваша милость,- обратился он к инквизитору зычным голосом церковного певчего.- Господь милостив - лишив нас зрения, Он обострил наш слух, позволив насладиться вашей любомудрой речью, в которой вы упомянули и нас, недостойных, сделав несчастных слепых примером для непросвещенной толпы, и открыв своей ученостью глаза нашим страждущим сердцам.
Хвала Господу, мы узрели истинное значение этого дождя! Так не прольется ли на нас, несчастных, хотя бы малая толика вашей милости, как с небес щедро пролился этот знак Провидения?
Инквизитор, поначалу, хотевший было гнать попрошайку, подозвал  палача.
- Как вывернул! Назови свое имя, сын мой.
- Финан,- с достоинством отвечал нищий.- Невежды называют меня Боров…
- Свиньям должно быть лестно. Но насколько мала малая толика милости, которую ты ожидаешь?
- С благодарностью и молитвами примем все…
- Друг мой,- обратился инквизитор к палачу,- по причине величайшей своей занятости, я оставил свой кошелек в замке. Не окажешь ли ты мне любезность, от моего имениКак одарить сие убогое, но весьма разумное чадо Господне, двумя… нет, тремя серебряными монетами?
Не дрогнув ни единым мускулом на безбородом лице, господин Алвик сунул нищему монеты.
- Брать деньги у палача - к смерти,- хрюкнул Боров, пятясь и пряча монеты за щеку.- Но сегодня я видел добрый сон…
- Ступай с миром!- оборвал его инквизитор, выходя за ворота замка.
Но палач придержал слепого.
- Слушай ты, толкователь примет! Казнят сегодня колдуна, но мои люди готовы поработать и сверхурочно. Верни деньги!- и он так стиснул Борову шею, что тот просто выплюнул медяки.
Господин Алвик брезгливо отер их о его грязное рубище.- Пошел прочь!..

А Морквина уже вывели на мост. Публика перебралась на другую сторону рва и ярусами расположилась на крутом берегу.
Солнце припекало, трава высохла и многие, разложив припасенную из дому снедь, принялись закусывать.
- Надеюсь, - обратился инквизитор к народу,- испытание водой развеет любые сомнения в виновности этого человека.
- Большому кораблю - большое плавание,- сказал брат Бенедикт кряхтя, поднимая к груди Морквина тяжелый, обвязанный веревкой камень.
Второй подручный палача ловко увязал узел, намертво приторочил груз к шее колдуна.
- Смотри, далеко не  заплывай, мамочка будет ругаться…
Вдвоем братья подтащили упирающегося Морквина к перилам и господин Алвик, без лишних слов, за ноги перекинул его через ограждения.
Хлюпнув, вода над приговоренным сомкнулась. Два круга неуверенно разбежались по смоляной поверхности, но, завязнув на полпути, так и не достигли берега.
По толпе прокатился ропот разочарования. Все произошло слишком быстро. Долгожданное зрелище оказалось смазанным.
- Выплывет!! - уверяли те, кто успел расположиться у самого рва.- В огне не сгорел и в воде не захлебнется.
Другие, с кручи, сомневались. Среди них толкались и трое задержавшихся слепцов.
- С таким грузом и  рыба утонет!- произнес кто-то рядом с ними.
- Нечего было каменюку привязывать!- сказал, прислушиваясь, боров Финан. И обиженно крикнул:- Правду на дне не удержишь!

Морквин, однако, не всплывал и вода во рву, к разочарованию публики, чудесным образом не испарилась.
Прождав с четверть часа, инквизитор объявил:
- Мельник из рода Морквинов, утонул и, следовательно, невиновен и не может быть более причислен к проклятому племени колдунов и чародеев. Справедливость восторжествовала. И мы - счастливы!
- Но, если он невиновен, откуда его признания?- донеслось из толпы.
- Людям свойственно ошибаться. Простим его за это.

Осенив толпу крестным знамением, святой отец посчитал свою миссию завершенной и, распевая псалмы, вернулся в замок.
Ворота за ним тут же затворили, но зрители, возбужденные казнью,  все еще не желали расходиться.
Растянувшись цепью по окружности рва, болельщики до сумерек всматривались в черную воду.
Многие, лишь понаслышке знавшие Морквина, не желали верить, что он утонул. Став свидетелем одного чуда, когда  разверзшиеся небеса залили костер инквизиции, они жаждали продолжения.
Но чудеса редко случаются подряд в одном месте, и вода во рву застыла, как тяжелая крышка.
И, часам к пяти пополудни, по домам отправились последние упрямцы.
 В конце концов, даже всплытие колдуна не стоит того, чтобы зимней ночью сбиться с дороги…

                глава  тридцать девятая
                Смерть оборотня

Четверо против одного - неравная схватка. В иное время Тимофей легко бы заставил разгоряченных наемников съесть форменные боевые рукавицы и при этом думать, что они лакомятся жареным бараньим боком.
А, если бы в тот день он оказался не в духе, то без особого труда скормил бы им вместе с рукавицами их собственные пальцы.
Внушать - и не только людям, но даже диким зверям - именно то, что лучше всего у него получалось.
Но сейчас против него было пятеро. И пятым был оборотень. Он путал, вязал Тимофея взглядом, ни на миг не давал собраться его силе. Он словно сдернул с него ту защиту, что Тимофей постоянно чувствовал над собой.
На чердаке Главной башни четверо здоровенных солдат ловили не мага. От них, уворачиваясь и выскальзывая из железных объятий, убегал юноша семнадцати лет, весом, вместе с оленьими сапогами не более шестидесяти килограммов.

Загнанный в угол, Тимофей уклонился от захвата и, нырнув под руку лысому, прокатился ему в ноги, надеясь оказаться позади ловчих и начать все сначала.
Он все еще ждал карлика, и надо было держаться. Держаться те самые пять минут, о которых не раз говорил ему Шамас.
Пять минут, после которых многое может измениться, если минуты эти пошли уже после того, как истекло твое последнее время.
В счет идут только подвиги. Везет только героям. И только герой сражается даже тогда, когда  остается один против целой армии врагов…

Но то ли Тимофей не был героем, и дополнительное время уже истекло, но, только бросившись Лысому в ноги, он налетел на жесточайший удар коленом.
Неповоротливый с виду, размеров и весом, походящий на пожилого медведя Гризли, наемник обладал реакцией кобры.
Впечатавшись в стену, Тимофей медленно сполз на пол.
- Сказано - без крови!- Рыкнул старший.
- Сам виноват,- огрызнулся Лысый.
Оборотень примиряюще поднял руку, призвал по-отечески:
- Не надо ссориться. К окну его и… в добрый час!  Каждый из вас получит достойную награду. А шельме, когда он расшибется о камни, синяк на лбу не повредит.
Повеселев, солдаты подхватили Тимофея, и за руки - за ноги повлекли его к выходящей на площадь бойнице.
Сосуд с остатками оборотной мази, что он так долго хранил на груди, выпал и покатился по полу.
После встречи с коленом Лысого, в уши ему будто вставили по Царь-колоколу, набат которого не только глушил всякие звуки, но и каждым ударом крошил голову в медную пыль.
Однако голос, громом раскатившись под сводами чердака, сумел пробить звенящую глухоту.
- Далеко несем?!
Солдаты встали, как вбитые гвозди. Разжав руки, бросили Тимофея на пол. Перед ними стоял старый  Ансгар.
- Помощь не нужна?!- гаркнул он, попирая пол толстыми подошвами.
Солдаты в замешательстве переглянулись. С ними говорил грозный начальник королевской стражи. Пусть бывший и даже - как говорят - потерявший рассудок от неуемного служебного рвения.
От одного его голоса у слабонервных оружие выпадало из рук. Пугливостью четверо головорезов не страдали, но и на них, точно столбняк напал.
Первым опомнился оборотень. Подпрыгнув на месте, он завопил с пеной у рта:
- Убейте его!! Сто золотых тому, кто первым прольет его кровь!
Но Ансгар не стал дожидаться. Обнажив меч, он первым бросился на врагов.
Солдаты, как горох, сыпанули в стороны. Миг, и в руках у них засверкала сталь. Перестроившись подковой, они перешли в наступление.
Они, конечно, не был новичками. Каждый из них участвовал в десятках сражений и кое-что повидал. Война была их работой. Но Ансгар с мечом и родился.
Он вихрем носился среди врагов, атакуя всех сразу, не давая  опомниться, рубил и колол с такой скоростью, что казалось, в руках у него не меч, а разящий стальной веер.
Он дрался с яростью настоящего безумца, но с расчетом королевского казначея.
Лязг металла и яростные крики стояли на чердаке. Скрещиваясь, мечи рассыпали снопы искр и казалось, что в полумраке вспыхивают и никак не могут разгореться праздничные фейерверки.
Не ждавшие от старика такой прыти, наемники перестроились единым фронтом  и стали «поддавливать» его к стене.
Оборотень в схватку не лез. Опасался попасть под удар. Сновал вокруг, пытаясь набросить на старика чары, но все менялось слишком быстро. Легко можно было промахнуться и поразить кого-то другого.
О Тимофее все как-будто забыли. Он пришел в себя, сел у стены, придерживая руками голову.
Карлик так и не появился. Скорее всего, он уже мертв, и ему никогда не вернуть свое тело.
Бой откатился немного в сторону, ближе к выходу на лестницу. Не в силах долго удерживать взгляд, Тимофей опустил глаза.
В метре от него, среди песка и пыли, устилающих пол чердака, лежала узкая глиняная ваза.
- Мазь!- полыхнуло в  разбитой голове и, в следующий миг он уже сжимал сосуд в руках. Сорвав зубами крышку, он скинул выданные ему в Корахтском замке роскошные замшевые ботфорты и принялся намазывать ноги.
Только бы хватило! Мази немного - остатки, зачем-то сохраненные им. И теперь ее должно хватить на ноги, на руки, на всю область сердца и лоб.
Если настоящий Одел - карлик убит, остается единственный король - оборотень! И кто-то должен его остановить.
Натерев ноги, Тимофей  принялся выбивать мазь в ладонь. Загустевшая черная смола медленно, каплями стекала по глиняным стенкам.
Поменяться телами с оборотнем мало. Его придется убить. Вот они - слезы Спилгрима - принца у клетки с зеленой тварью.  Самому убить свое тело!
Но кто сказал, что тело - это есть я? Тело - одежда,- вбивал ему в голову Шамас. Нужда заставит, наденешь и старую.
Хорошо ему было говорить, в его-то возрасте. Небось, лет триста назад, когда сам был помоложе, не бросался  такими словами. Король-то почти старик! С другой стороны, кому-то же надо быть королем…
- Эй, мальчик!- услышал он и не сразу узнал этот голос.- Что ты делаешь?!
В десятке шагов от него, с перекошенным от ужаса лицом, замер король-оборотень.
- Именно то, о чем думаете,- Тимофей встал и, продолжая выколачивать мазь, босиком двинулся к нему.
Колдун принюхался и вдруг охнул.
- Оборотная мазь?! Откуда? Зачем она тебе?
- Откроюсь, как вор вору - ваша слава покою не дает. Всегда хотел украсть чужое тело.
Оборотень в панике заметался по чердаку. Вспомнив о том, что на поясе у него до сих пор болтается фамильный меч Оделов, он неумело завертел им над головой.
- Я убью тебя!!
Тимофей впился глазами в сверкающую полосу металла. Этому трюку Шамас выучил его в самом конце, на случай, если придется сразиться с вооруженным врагом.
- Против хорошего мастера колдовство не поможет,- сказал он тогда.- Сталь рассекает чары, направленные на хозяина. Но можно атаковать саму сталь.

Оборотень ошеломленно глянул на свой меч. Превосходный, кованый более двух веков назад клинок, без единой зазубрины перерубавший толстые кузнечные гвозди, вдруг сделался мягким, точно глина.
Сталь изогнулась почти под прямым углом, превратив боевой меч в жалкое подобие серпа, пригодного теперь разве, что для рытья червей.
Оборотень в ужасе отбросил никчемную железяку. Неожиданно резво для своей комплекции перебежал на другую сторону чердака.
Но путь к двери оказался отрезан.
Наемники, обступив Ансгара, прижали его в углу. Дверь была чуть левее, в любой момент схватка могла сместиться, и тогда ничто не пасло бы оборотня от случайного удара.
Ярость застила им глаза и вряд ли они видели перед собой кого-то, кроме старого безумца, никак не желавшего пасть под их натиском.
Старик был ранен. Камзол на его левом боку потемнел от крови. Он очень устал и меч в его руках становился все тяжелее.
- Сто золотых!!- вопили, зверея, солдаты.- Заколем его, как свинью!
- Отдай мазь!- умолял Тимофея оборотень,- и я остановлю казнь!
- Уже остановил,- Тимофей неумолимо приближался к нему.
- Я возьму тебя в дело! Вытряхну Спилгрима из тела принца - занимай!
- Зачем быть принцем, когда можно стать королем?
Оборотень в страхе прижался к стене.
- Не делай этого!!
Но Тимофей уже сбросил камзол, собираясь натереть тело. Боковым зрением он все время следил за схваткой Ансгара с четырьмя наемниками. Положение старика становилось критическим.
Остаться в живых он мог в одном случае - если Тимофей в ближайшие полминуты обратится  в короля и отзовет почуявших кровь убийц.
Но Тимофей не знал Ансгара. Загнанный в угол, обессиленный, истекающий кровью, он был еще опаснее.
Предвкушая близкую победу, враги дразнили его короткими колющими выпадами, все еще не решаясь на последнюю атаку и выжидая, пока рана сделает его легкой добычей.
Умирать, почти держа в руках обещанные сто золотых, никому из них не хотелось.
Ансгар неожиданно опустил меч. Враги замерли, не понимая, что происходит. А он, сделав ложный выпад, вдруг прыгнул в сторону и без замаха отсек лысому руку.
Черная кровь фонтаном хлынула из плеча. Кисть, сжимавшая меч, отлетела в сторону. Наемники взвыли и, потеряв осторожность, бросились на старика.
Ансгар коротко шагнул им на встречу, как будто сам искал своей смерти. Обезумев от страха и ярости, враги занесли оружие. И тогда он исполнил свой знаменитый удар «на четыре стороны света».
Он поднял меч после них. И опустил его еще до того, как они нанесли свой последний в жизни удар. Старый мастер как-будто остановил время.
И Тимофей, и оборотень, оба видели это. Со стороны казалось, что клинки наемников еле движутся, и меч Ансгара беспрепятственно проходит сквозь защиту, поражая врагов.
Потом невидимый киномеханик опомнился, пленка снова пошла с прежней скоростью. Пространство выпрямилось, и только четыре мертвых тела, как дольки разрубленного яблока отвалились по сторонам.
Ансгар покачнулся. Силы покидали его. Оборотень же, напротив, дрожал от страха и возбуждения. Опасливо поглядывая на окровавленный меч, он выглянул из-за бочки.
- Кажется, мы поторопились!- льстиво заговорил он.- Старый Ансгар выздоровел и он снова лучший. Завтра же я подпишу королевский указ о возвращении тебя в должность.
- Подпись подделывать научись,- остудил его Тимофей.- Куда подевался карлик?
Ансгар, держась за стену, оглядел чердак.
- Он должен быть здесь…
- Вы тут поговорите, а меня гости ждут,- обогнув бочку, оборотень двинулся к двери.
- Ты останешься здесь!- отрезал Ансгар.- Лучше мертвый король, чем король-оборотень.
Но Тимофей покачал головой.
- Король должен жить. Умри он, и тут же начнется война. Желающих присесть на его трон хоть отбавляй.
- Иного выхода нет,- Ансгар снова поднял свой меч, и оборотень мгновенно исчез за бочкой.
- Положи меч!!- взывал он.- Ты ранен, я пришлю лекаря!
- Выход есть,- сказал Тимофей.- Сейчас не до объяснений, но я могу занять тело короля. А оборотень окажется запертым в моем. И тебе придется его убить.
- Кого?- не понял Ансгар.
- Меня, если тебе так проще. Но через пару минут. Я дам тебе знать.
И, запустив пальцы в узкое горлышко кувшина, Тимофей стал обходить бочку. Ему оставалось только натереть лоб.
- Иди ко мне, маленький!- звал он оборотня.
- Не приближайся!!- выл колдун, уклоняясь от смертельных для него объятий.- Я король, я!!! Ты околдован, Ансгар! Смотри, у него в руках оборотная мазь! Он хочет украсть мое тело!
Ансгар в сомнении покачал головой.
- Чужие тела здесь крадут все, кому не лень. Я слишком стар для такого…
- Я твой король!!!- оборотень укрылся от Тимофея красной королевской мантией.- Убей его, Ансгар, он хочет взять мое тело!
Видя замешательство старика, Тимофей остановился.
- Ты между двух огней. Не верь глазам своим, смотри, как в бою, сердцем. Нам нужно тело короля.
- Иди и возьми,- сказал Ансгар и опустил меч.
- Вас обоих казнят!- надрывался оборотень в шаге от неминуемой расплаты.
- Буду счастлив умереть за своего короля!!- Ансгар ухватил его за шиворот и подтащил к Тимофею.- Делай, что должен!
Тимофей выбил на ладонь мазь, вздохнул, мысленно расставаясь со своим телом и, раскрыв объятья,  решительно шагнул к оборотню.
Грохот, внезапно раздавшийся  за спиной, заставил его обернуться. На чердак, опережая друг друга, ворвались трое лучников.
- Убейте его!!- не помня себя, завизжал оборотень.
Дальше все произошло слишком быстро. Двое лучников выстрелили почти в упор.
В последний миг Тимофей вообразил вокруг себя прозрачный тугой шар, скользнув по краям которого, стрелы ушли в стороны. Шар лопнул. Мощный удар сжатого воздуха отбросил стрелков назад. Зацепив бочку, они отлетели к двери и повалились в проходе.
Бочка опрокинулась и, с потоком воды на пол выплеснулась прекрасная обнаженная девушка.
- Оп-па!- сказал третий лучник, вынимая из колчана стрелу.
- Русалочка на чердаке,- поразился Ансгар, глядя на ее рыбий хвост.
- Да убьет же его кто-нибудь?!- надрывался оборотень.
- Сейчас, Ваше Величество,- пожилой лучник все еще смотрел на русалочку.- Только стрелу налажу.
- Не надо, Трок,- тихо попросил Ансгар.- Ты не знаешь, что делаешь. Не стреляй, или мне придется тебя убить.
Лучник был стар. Даже старше Ансгара. Вдвоем они были последними из отряда старого короля, отца нынешнего Одела. Весь отряд, во главе с королем, погиб, сражаясь с северянами.
Ансгар, страшно израненный, оказался в болоте и враги, посчитав его мертвым, не полезли за ним в трясину. Но он упал на кочку, и это спасло ему жизнь.
Троку повезло меньше. Он попал в плен и вернулся в родные места только через долгих пять лет, сбежав из каменоломни.
Трок был из тех лучников, про которых говорят - этот выстрелит и без лука. Он и теперь мог влет сбить выпущенную в него стрелу.
С Ансгаром они были больше, чем братья.
Пораженный красотой русалочки, он  все еще разглядывал ее хвост.
- Если б не это,- сказал он,- вылитая моя Аневал в молодости. Могу я вам чем-нибудь помочь, барышня?
Русалочка, приподнявшись на руках, взмолилась:
- Пожалуйста, не убивайте его! Мы любим друг друга…
- О, да вы знакомы! - не надеясь больше на очарованного лучника, оборотень ухватил девушку за волосы и приставил к ее горлу кинжал.- Отдай мазь и дай мне уйти! Или она умрет.
- Иди,- сказал Тимофей с деланным равнодушием.- Я тебя не держу…
И тут Трок выстрелил. Не ждавший этого, Тимофей ничего не успел сделать. Лучник одним, неуловим глазом движением, натянул и спустил тугую тетиву.
Для колдовства тоже требуется время. Хотя бы немного больше, чем длится полет стрелы. А Тимофей уже слышал ее тонкий свист. Видел четко,  словно заранее приблизив, треугольное, как змеиная голова, стальное жало. Миг, и оно пронзит его сердце.
Но вместо этого, огромная тень метнулась сбоку и закрыла его от удара. Послышался легкий хруст и, не вскрикнув, Ансгар опустился на пол. Оперенье стрелы торчало из его груди.
Трок изменился в лице. Коротким, четким движением, он вложил новую стрелу и вскинул лук.
- Умри, колдун!
На этот раз ничто не спасло бы Тимофея. Но одна секунда у него еще оставалась.
Сначала он избавился от сосуда с оборотной мазью. Как гранату метнул он его в бойницу и бросился в сторону, к выходящей на  ров стене.
Он падал, прокатывался колобком, вскакивал и чертил невообразимые зигзаги.
Лучник спокойно вел за ним прицел, выжидая, когда он окажется на фоне окна. Когда до стены оставалось всего несколько шагов, Тимофей ничком рухнул на пол, замер и вдруг, разогнувшись, как пружина, ласточкой махнул в бойницу.
Трок спустил тетиву. Стрела нагнала Тимофея в воздухе, насквозь прошила камзол на спине, обожгла затылок и ушла в небо.
Потеряв скорость от прыжка, он полетел вниз…
 
На чердаке оборотень бросил русалочку и выглянул из бойницы. Далеко внизу, раскинув руки, Тимофей парил над черной водой. Он надеялся если не улететь - слишком неожиданно пришлось прыгать - то хотя бы спланировать на стену.
Но оборотень уже простер над ним руки.
         
                Люди не птицы. Ты не король.
                Черная немочь. Бледная моль!
                Камнем тяжелым на дно упади.
                Сгинь навсегда, утони, пропади!

Тимофей еще парил надо рвом, примериваясь к стене, но вдруг, точно гигантский магнит металлическую стружку, вода рванула его к себе и, пробив черную пленку, он упал на самое дно…
    
- Ну, вот и все,- сказал оборотень, отрясая испачканные пылью ладони.- Сколько веревочке не виться а все в петлю завяжется…
На чердаке Главной башни пахло кровью. Лежали четверо зарубленных головорезов. Умирал, смертельно раненый Ансгар. На губах его пузырилась розовая пена. Он хрипел, силился поднять голову.
Перед ним, на коленях стоял Трок, и слезы текли по его грубому, иссеченному шрамами лицу.
- Я никогда не промахивался,- твердил он.- Но я стрелял не в тебя, слышишь? Почему?! Почему моя стрела в твоем сердце?
Ансгар разодрал склеенные кровью веки. Прохрипел, тратя последние силы:
- Ты не убивал меня, Трок. Ты всегда был мне другом…. Я умер за короля…- он выгнулся и затих.
Закаменев, старый лучник остался стоять рядом с телом мертвого друга. Он не видел, как сначала русалочка на руках подобралась к окну и бросилась в ров. Как, следом за ней скакнула крупная жаба.
Патрик не видел, как на чердак, умирая от одышки, путаясь короткими ножками в жутковатом наряде, вбежал горбатый карлик и с ходу, как разъяренный вепрь, ринулся на короля.
Оборотень еще не отошел от окна, и карлик, протаранив его головой, почти вывалился с ним наружу.
Завязалась короткая схватка. Грузный король душил горбуна, мотал его из стороны в сторону, ударяя о каменную стену, но тот, словно английский бульдог, намертво держал хватку.
В какой-то миг горбун вдруг ослаб, судорога прошла вдоль его тела. За окном, среди голубого неба, ударил вдруг чудовищной силы раскат грома.
Башня едва не развалилась на части, но исполинские камни, из которых  ее некогда сложили братья-великаны, выдержали.
Потом король легко, как куль с нечистотами, выбросил горбуна в окно.

Оборотень снова был в своем теле, и камнем падал на брусчатку замковой площади. Он взмахнул рукавами и рядом с ним появились вдруг две огромные летучие мыши. Гася скорость, они простерлись под его руками, и колдун мягко опустился на камни.
Народу на площади почти не было. Только несколько дворовых слуг разбирали и уносили остатки залитого дождем костра.
Сосуд с оборотной мазью несколькими минутами раньше выброшенный Тимофеем, разбился, и липкая черная лужица еще не успела застыть. Привлеченный шумом, на площадь выбежал белый королевский хряк  Флин и, под улюлюканье слуг, весь вывалялся в ней.
- Конец свинопасу,- хохотали они,- век теперь не отмоет!
И на этого борова, едва насмерть не прибив его, рухнул с неба горбун. На мгновение они словно слились в одно странное существо с двумя спинами - одна горбатая,  другая со свиной шерстью.
Снова, еще более страшно, грянул гром, полыхнула молния и, на стене Главной башни раскололся королевский герб.

Потом горбун точно обезумел.  Хрюкая и рыча, на четвереньках он устремился в свинарник. А Флин, дико озираясь, заметался по двору, сбивая с ног бросившихся его ловить слуг. С трудом его повалили на землю и связав, оттащили в хлев.
- Ну и денек,- ворчали слуги.- Сначала горбун из окна выбросился. Потом хряк взбесился. Верно лекарь говорит - бешенств заразно. Горбун-то был тронутым, а теперь вот и Флин потерял рассудок.
- Хороший был хряк,- вздохнул укушенный свиньей главный королевский свинопас.- Умный. Другого такого не сыщешь.
- Все нервы,- сказал кто-то из охраны, и все вместе они отправились пить горячий эль, в изобилии выставленный на заднем дворе замка. Ведь свадьба-то продолжалась!

А на чердаке, уже в своем собственном теле, настоящий король стоял на коленях рядом со старым лучником.
Перед ними лежал мертвый Ансгар. Король сам прикрыл ему веки, сложил на груди руки, из которых он так и не выпустил обагренный кровью врагов меч, сказал сдавленно:
- Спи спокойно. Сегодня ты спас не только своего короля. Ты спас королевство.
Суровые, даже жесткие при жизни, черты Ансгара разгладились. Он словно успокоился и, как это ни могло показаться странным, даже помолодел. Душа воина, умиротворенная до конца исполненным долгом, беспрепятственно поднялась и соединилась с отрядом когда-то погибших друзей, давно ожидавших его на небесах.
Он снова был с ними, и он был счастлив, ведь нет больше счастья, чем быть среди любимых друзей, особенно когда для счастья этого впереди целая вечность.
Король встал и поднял с колен Трока. Лучник сгорбился и казался совсем дряхлым.
Он не знал, в кого стрелял, и чей приказ выполнял минуту назад. Он всегда был хорошим солдатом, а дело солдата исполнять приказ своего короля.
- Пойдем,- позвал его король.- У моей дочери сегодня свадьба…

                глава сороковая
                Пир

Свадьба - вообще-то веселое дело. Но свадьба особ королевской крови, дело скорее государственное.
Судите сами - в кои-то веки за одним столом собираются Догленский король, король Одел, властитель Лиаргиля, граф Голуэрский, сыновья Корахтского короля, принцы и принцессы всех мастей со всех концов острова и прочая, и прочая, не считая важных гостей помельче, коих на подобных торжествах набивается, как посетителей в трактире субботним вечером.
И о чем прикажете думать, разговаривают между собой коронованные особы? Тут и гадать не надо - о самых важных делах: - о казне, о войне, и о земле.

Нет, поначалу, конечно, все дружно поздравляют молодых. Желают всего, что в таких случаях принято желать им, их родителям, их будущему, предположительно многочисленному потомству.
Но вскоре гости начинают забывать, по какому, собственно поводу, в тронном зале Оделенского замка собралось столько людей и принимаются, пользуясь случаем, решать свои, несомненно, важные государственные дела в вольной, так сказать, игривой обстановке. Скучно!
Вот и принцесса Маргрит, молодая жена, немного загрустила, хоть не хорошо это, грустить на собственной свадьбе.
Но принц Вильмет, ее юный супруг, сегодня особенно странен. То смеется, как счастливое дитя, то будто тень находит на его красивое лицо и он начинает озираться, точно  боится или ждет чего-то.
Принцесса хорошо помнила слова Тимофея о том, что ее жених вампир, а отец оборотень.
И многие события, случившиеся в замке, особенно в последнее время, не раз заставляли ее призадуматься над ними. Но какая девушка поверит в такое и смирится с этим?
И Маргрит чахла день ото дня. Многие даже сомневались, доживет ли она до собственной свадьбы?
Страх и неуверенность снедали ее рядом со Спилгримом. По утрам она еле поднималась с кровати, бледная и вся будто обескровленная. И вдруг, после сегодняшнего венчания в часовне все переменилось!
Принц Вильмет, ставший всего лишь час назад ее супругом, словно сделался сразу другим человеком, ей стало тепло рядом с ним. И страхи, мучившие ее все последние месяцы, пропали.
Глаза принца, бывшие, как у голодной змеи, вдруг потеплели и теперь излучали любовь.
- Вот, что делает с человеком  брак!- сказала ей королева мать.- Мужчины часто меняются после свадьбы…
Но сейчас принц явно чего-то боится. И отца рядом нет. Кресло короля Одела стоит пустое. Нет рядом и бедняжки Тенил…
Принцесса с трудом сдержала слезы. Плакать на собственной свадьбе - это уж слишком. Мало ли что подумают эти надутые гости?
Кстати, о гостях. Вон, трое Корахтских принцев, как их там? Диклан, Дармид и Дати, сидят напротив нее в окружении таких же беззаботных сверстников.
Вот кому, наверное, весело! Но нет, Дармид отчего-то печален, думает о своем, почти ничего не ест. Интересно, что у него в голове?
Дармид, почувствовав на себе взгляд принцессы, поднял глаза, улыбнулся и почтительно склонил голову.
Все это время он думал о Уле. Русалочка так запала ему в сердце, что больше там места никому не находилось.
Как она там одна, в бочке? Вернусь домой - женюсь,  думал он. Но, чтобы снять проклятие колдуна, я должен ехать учиться в столицу, в медицинскую школу, словно сын какого-нибудь купца. Дождется ли меня Ула?  Кто будет о ней заботиться?
Слишком много вопросов терзали не привыкшее ни о чем беспокоиться сердце принца…

Маргрит перевела взгляд на Диклана. Диклану предстояло отправиться в юридическую школу, что, впрочем, нисколько его не тяготило. Он давно мечтал вырваться из родительского гнезда, чтобы никто не мешал его, иногда довольно жестоким проделкам.
Он и здесь не терял времени, напропалую любезничая сразу с двумя великовозрастными дочерьми графа Голуэрского, Лиз и Лю. Лиз была рыжей толстушкой, а Лю стройной брюнеткой.
Толстушка хохотала без умолку каждой его шутке, а худышка наизусть читала ему древнеримского поэта.
Сидя между ними, Диклан чувствовал себя на небесах. Он тоже дал слово Тимофею заботиться о русалочке, но изменять собственным привычкам было не в его натуре.
Младший же из принцев, Дати, будущий священник, которого только сан мог избавить от проклятия  всю жизнь побираться, сидел особняком.
Он не спускал глаз с инквизитора, с которым уже договорился о своей учебе, делал смиренное лицо и ничего не ел, чем сильно отравляя трапезу своему новому духовнику. Господину Дуффу кусок в горло не лез, при виде такого благочестия.
Дати также был обязан заботиться о русалочке, но перекладывать ответственность на других было его любимым занятием. Диклан влюблен, вот пусть и возится с ней,- думал он.- А я буду за них молиться.
Карьера священника очень даже нравилась ему. Всегда на виду и почет тебе с полным уважением - он просто поедал глазами лысину инквизитора. А главное - делать ничего не надо - знай, учи других тому, чего сам делать совсем не обязан.
Нет, у него, положительно, самое легкое из братьев избавление от проклятия. О лучшем для себя он сам вряд ли бы додумался…

Свадебный пир, меж тем только  набирал ход. Вносили все новые блюда. Лучшие вина лились рекой. В тронном зале царил праздник, который не могли омрачить даже серьезные разговоры некоторых особо важных персон.
Принцесса Маргрит постепенно успокоилась. Ей было хорошо рядом с принцем Вильметом.
Этот странный юноша Тимофей, верно, что-то напутал. Как может принц быть вампиром? Сам-то он кто, этот Тимофей?
То он, невесть откуда, является к ней прямо в спальню и говорит эти страшные вещи. То он крадет простыню из-под ее матери-королевы.
А теперь вот - советник Корахтского короля и опекун принцев. Как такое возможно?!
Принцесса тряхнула своей прелестной головкой. Прочь мысли! От них появляются ранние морщины. А сегодня - ее свадьба и надо веселиться!
Словно уловив ее настроение, менестрели запели самую веселую из своих песен. Музыканты заиграли громко и так зажигательно, что гости выскочили из-за столов и пустились в пляс. Какая уж тут скука!
И, в самый разгар танца, когда хоровод из нарядных дам и кавалеров набрал крейсерскую скорость, в тронный зал тихо вошли король Одел и старый лучник.
При виде их принц Вильмет сразу повеселел и, с самым изящным поклоном, пригласил на танец молодую жену.
Король усадил смущенного Трока рядом с собою и, когда слуги наполнили их бокалы, произнес:
- Дружба, Трок,- это небесная любовь. За дружбу!..

                глава сорок первая
                В подземелье
 
Первое, что приходит на ум после смерти, это - куда тебя занесло? В раю ты, или… ну, сами понимаете, где.
- Главное в жизни,- не раз повторял Шамас,- то, что тебя окружает. А после смерти тем более. Там соседей не поменяешь…

Тимофей глаз пока не открывал. Опасался увидеть то, что вполне могло с ним приключиться. Лежал, не двигался. Вспоминал.
Он связался с колдуном не по своей воле. Шамас его желания не спрашивал. Передал Силу и выставил за порог - иди, Тима, подвиги совершай.
 Он и старался. Ничего дурного сделать вроде не успел. Сражался, как мог, с оборотнем. Морквина хотел выручить. Но ведь известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями…
Тимофей хорошо помнил, как выпал с чердака. Как, пробив толщу воды, опустился на илистое дно. Как отчаянно, дольше, чем до последнего дыхания, пытался вынырнуть на поверхность.
Но заклятие оборотня держало крепче трясины и, не выдержав страшного, рвущего на куски напряжения, он открыл рот, и смоляная вода хлынула в его легкие…
Тимофей судорожно сглотнул. А посмотреть все же придется. Не лежать же так вечно, коченея от холода и неизвестности.
Кто бы мог подумать, что и на том свете стоит все та же островная непогода. Но, по любому, холод куда лучше адского огня…
И он осторожно разлепил веки.
Рядом с ним - только руку протяни - лежал кто-то еще, голый и смиренно неподвижный. Было сумрачно. Стены и потолок громадного зала растворялись в темноте.
«Это же морг!- явилась спасительная мысль.- И он, возможно, вовсе не умер, а просто очнулся после утопления».
Но, что-то сосед кажется ему больно знакомым. Ну, конечно! Это же чумазый Морквин со смиренно сложенными на груди руками и обрывком веревки на шее. Бедняга задохнулся в дыму еще до того, как дождь погасил пламя…
А может, мертвы они оба, и на том свете тоже есть что-то вроде мертвецкой, где новопреставленные отлеживаются, дожидаясь решения своей загробной участи?
Не в силах еще встать, чтобы проверить свою догадку, Тимофей протянул руку и, что есть силы, ущипнул Морквина за холодную щеку. И очень зря…

Огромная зеленая голова тут же нависла над его лицом. Пуская пену по шишковатой пористой коже, чудовище утробно гукнуло.
Тимофей зажмурился и сделал выбор:
«Если это жизнь после смерти, то лучше я снова умру».


Существует немало событий, рассказ о которых занимает куда больше времени, чем они происходят.
К тому же, когда время не ждет, и поздно было еще вчера, а у рассказчика нет даже признаков ротового отверстия, без толмача, способного внятно перевести слюнявое гуканье огромного, как шкаф, пупырчатого чудовища - ну никак не обойтись!
Ведь кроме десятка «Гуков», восемь из которых  означают названия его любимых пород рыбы, он и произносить-то ничего не умеет. Поди, пойми, что у такого…
- Что говорить?- шутил, бывало, Морквин,- говорить Болотень не мастер. Зато пловец отменный. И сердце у него, как у морского льва.
К тому же, для гигантской реликтовой жабы, а именно на эту ступень эволюции поставил его хозяин, Болотень был на редкость смышленым…
И, как только кошмар от встречи рассеялся, все сразу встало на свои места.

Тимофей сел. Откашлялся, выплюнув остатки грязной воды, и положил два пальца на шею Морквина. Пульса у молодого мельника не было.
Оседлав утопленника, он с ожесточением принялся делать ему искусственное дыхание, чередуясь с которым, толчками запускал его сердце.
Болотень сидел рядом, по-бабьи подперев ластой шишковатую голову. Он пучил шарообразные глаза, тяжко, с присвистом, вздыхал.
Тимофей успел не только согреться, с него семь потов сошло, пока Морквин, наконец, хрюкнул.
Потом он изрыгнул из горла фонтан черной воды, дико закашлялся, сел и начал браниться так, что зеленая кожа на голове Болотня сморщилась и стала как маков цвет в саду  влюбленного леприкона.
Голый, перепачканный сажей от костра, мельник клял оборотней, вампиров, колдунов и чародеев, всех на свете королей и принцесс, ради которых он никогда, ни за какие блага мира не покинет больше свою милую водяную мельницу.
Досталось выжившему из ума Шамасу, ползающему, как больная черепаха Тимофею, которого только за смертью посылать, но больше всего - несчастному Болотню!
Как можно вытащить человека из ледяной воды, раздеть его и оставить лежать на холодном полу?!
- Теперь я могу заболеть, умереть и даже остаться без потомства,- сказал Морквин в конце.- И наш род прервется…
К этому времени, Маккварен тоже пришел в себя и, к радости Болотня, завел свое отвратительное:
- Ква! Квва!..
- Заткнись, жаба,- сказал ему Морквин, натягивая на себя мокрую одежду. Он потер вздувшуюся после щипка щеку и, успокаиваясь, кивнул Болотню - Рассказывай.
Обрадованный тем, что гроза миновала, Болотень на свой лад поведал хозяину о некоторых событиях, свидетелем которых тот, по известным причинам, быть не мог.
В переводе на общедоступный язык, это выглядело примерно так:
Болотень, неделю назад проводив Морквина в замок, обратно на мельницу не вернулся. Скучно там одному. Ни жабы, ни даже змеи с пауком. Вороны, и той нет.
А жабы, даже реликтовые, больше всего тяготятся одиночеством. И он, чтобы быть поближе к своим, ночью через тоннель вернулся в подземелье.
Хозяина, которого в это время уже пытал наверху господин Алвик со товарищи, он не застал и, чтобы скоротать время, взялся обследовать гигантский подвал.
Потом обитателя болот стала мучить жажда. Бугристая кожа, потеряв влагу, пошла трещинами и, гонимый инстинктом, он начал искать воду.
Никто  не умеет делать это лучше, чем жабы! В одном из самых темных закутков, пол оказался чуть холоднее. Болотень разгреб слежалый за столетия щебень и обнаружил тяжелый металлический люк. Сдвинуть его для такого исполина, все равно, что лепешку с тарелки взять.
В открывшемся перед ним проеме журчала невидимая в темноте вода. Остро пахло плесенью и гнилью, но для уроженца болот нет ничего слаще этих ароматов.
Не раздумывая, Болотень сложил на груди ласты и ухнул вниз…

Под горой, на которой построен замок Оделов, протекал подземный ручей, чьи воды последние пятьсот лет и питали  оборонительный ров.
Далеко, уже за пахотными лугами, ручей выбивался на поверхность и давал начало небольшой речушке.
Возможно - и даже наверняка - строители замка знали об этом, когда закладывали свой первый камень, но так или иначе, существование ручья не было секретом для королевской династии. 
В ручей, через люк, сбрасывали тела узников или внезапно исчезнувших недругов. Илистое дно его устилало немало обглоданных рыбами скелетов.
Потом, на столетия, о ручье почему-то забыли, и тела врагов трона оставались тлеть в подземелье, служа кормом немыслимому количеству гигантских крыс.
Говоря о ручье, Болотень все время отвлекался, пытаясь поведать Морквину о том, как голодно ему пришлось, как отвратительны на вкус пиявки, и насколько он ценит хозяйский белый хлеб.
Но Морквин безжалостно одергивал его, и чудовище продолжало свой рассказ…
Проведя неделю в полном неведении, оголодав и не зная, что происходит в замке, Болотень собирался уже вернуться на мельницу - не зимовать же, в самом деле, на таком корме.
Но этим утром все неожиданно переменилось. Сначала, когда, пронырнув под фундаментом, он решил немного поплавать во рву и, если удастся, немного позагорать, благо погода стояла ясная, он вдруг услышал, как что-то тяжелое упало в воду с моста.
Подплыв, он обнаружил Морквина с камнем на шее. Болотень перекусил веревку, затащил хозяина в подземелье и уложил на пол.
Но Морквин, нахлебавшись воды, оставался неподвижен. Посидев у его изголовья, Болотень снова нырнул  ров.
Умысла в том не было никакого, умом он с роду не отличался - просто вернулся на то место, где нашел хозяина. Но не успел он подплыть под мост, как с чердака Главной башни выпал Тимофей.
Болотень и его затащил в подземелье и уложил рядом с так и не пришедшим в себя Морквином.
После второй находки уже  никто бы не остановил Болотня. В шишковатой голове реликтовой жабы что-то склинило - в ров, один за другим упали уже двое его друзей.
Дальше по списку там должны были оказаться жаба Маккварен, паук, змея и даже ворона Стела.
Больше на всем Свете Болотень никого близко не знал и, по совести говоря, знать совсем не хотел. На мельнице ему всего хватало, а новые знакомства, как известно - новые беспокойства.
Болотень был домосед, чужих не жаловал, но к своим был привязан крепко.
И как ни странно, нырнув в ров в третий раз, он снова не ошибся. Более того. Сначала, тоже откуда-то сверху, в воду упала обнаженная девушка с рыбьим хвостом.
В этом месте его рассказа сердце у Тимофея оборвалось на дно подземного ручья. Но он сдержался, виду не подал, дослушал перевод Морквина до конца.
… при виде гигантской жабы, русалочка махнула хвостом и исчезла в темных водах, не дав Болотню даже рассмотреть себя.
Удивляться Болотень не умел, только пошевелил ластами и, в следующий миг, тоже, как - будто с неба, в воду рухнул Маккварен.
Жаба - не чайка. Падать с высоты не его стиль. Жабье брюхо слишком нежное, да и вес далеко не птичий. Вот и Маккварен сильно зашибся и вскоре лег рядом со все еще бездыханными Морквином и Тимофеем.
Болотень сильно закручинился. Определить, мертвы ли они все, он не мог, дело было не по его способностям. Он так и сидел рядом, пока Тимофей вдруг не ущипнул Морквина за щеку.

- Зачем ты это сделал?!- проворчал Морквин.- Теперь точно синяк будет. Как я принцессе на глаза покажусь?
- Давай, я тебе еще лоб рассеку,- предложил Тимофей.- Синяки и шрамы украшают мужчину.
Он уже рассказал Морквину кое-что из того, что ему пришлось пережить за последнюю неделю. 
Не все, конечно. Для этого бы потребовалась еще неделя, но в общих чертах его друг знал теперь, на чем Тимофей расстался с оборотнем. Знал он так же и то, что принц Вильмет успел вернуться в свое тело и празднует теперь свою свадьбу с принцессой Маргрит.
- Это самое обидное,- сказал Морквин.- На его месте должен быть я…
- Ты на своем усиди,- остановил его Тимофей и, помогая себе жестами, обратился, наконец, к Болотню.- Люк покажи. Та девушка, которую ты напугал - русалочка Ула. Она пойдет с нами.
- Русалочка?!- Морквин неожиданно обрадовался, сделался ужасно оживлен.
Вместе с Тимофеем, он склонился  над открытым люком, в глубине которого плескалась невидимая вода.
- Никогда не видел!- говорил он.- Их в наших краях давно не встречали. Но дедушка - тут молодой мельник понизил голос, хотя кому было их подслушивать в таком месте - дедушка Морквин тридцать четвертый знал одну. Она даже жила с ним на мельнице…
- Ула…- тихо позвал Тимофей, уверенный, что русалочка где-то рядом. – Не бойся, здесь друзья. Если ты меня слышишь, дай знать…
Вместо ответа из колодца показалась тонкая девичья рука. Обрадованный, Тимофей помог русалочке выбраться наверх и тут же набросил на ее плечи свой еще не просохший камзол. Впрочем, кто сказал, что русалочки предпочитают сухую одежду?
Ула уселась на край колодца, они крепко обнялись, и Тимофей представил ей Болотня и Морквина.
- Рад служить,- мельник неожиданно учтиво поцеловал ей руку и восторженно прибавил:- Всегда хотел встретить настоящую русалочку, но действительность превзошла все мои ожидания. Теперь я понимаю, почему мой дедушка так долго не женился на моей бабушке.
Болотень ничего не сказал. Только надулся смущенно. Очнувшийся к этому времени Маккварен, скакнул русалочке на плечо, откуда она аккуратно пересадила его к себе под камзол.
После удара о воду жаба был еще не в себе, его мелко трясло, он все порывался квакнуть, но голос у него сел и он только тихо шипел.
- Везет,- буркнул Морквин.- А тут хоть сгори, хоть утони. Никто и не пожалеет…
- Надо уходить,- сказал Тимофей.- Ансгар убит. Карлик пропал. Если нас схватят, инквизитор снова разожжет свой костер.
Морквин зябко поежился.
- На сегодня с меня хватит.
Ула молча сидела между ними, кутаясь в зеленый бархатный камзол, который необыкновенно  шел к ее золотым волосам.
По всему выходило, что последнее слово осталось за оборотнем.  Даже если принц Вильмет станет свидетельствовать в их пользу, что его слово против слова короля-оборотня?
И Спилгрим не сегодня-завтра покинет клетку и начнет свою охоту в заброшенных переходах замка. Все было зря…
Внезапно, в темноте что-то зашуршало. Болотень поднялся на задние лапы, бугры на его голове угрожающе набухли.
Морквин нашарил камень, встал, весь напружинившись. Но шорох больше не повторился. Зато совсем близко послышалось тихое, с присвистом шипение.
Морквин широко разулыбался, снова сел, на этот раз гораздо ближе к русалочке и вскоре из темноты показалась гадюка.
Потом пришел паук, с ходу забежал Тимофею на голову. Змея, чуть помедлила и, скользнув вверх по ноге, обвилась вокруг его шеи.
- Сейчас тихо,- попросил Тимофей.- Я кое-что вижу…

Конечно, ни насекомое, каковым являлся паук, ни даже змея говорить не умели.
Раньше Тимофей просто читал их мысли, но они  всегда бывали только о том, что касалось их лично. Все остальное, обычно, не попадало к ним в голову.
Но они видели залитый дождем костер. Видели, как увели куда-то полузадохшегося Морквина, и вся толпа вдруг повалила прочь с площади.
До темноты им надо было где-то укрыться, и они оставались в щели между камнями Главной башни. Мох между ними кое-где отсутствовал. Было немало глубоких, как нора, ниш, в одну из которых и заползла змея.
Пауку же и на отвесной стене не плохо, лишь бы птицы не склевали.
Но отсидеться спокойно им не удалось. Сначала на брусчатку упал и разбился глиняный сосуд.
Вонючая черно-зеленая жижа растеклась вокруг осколков небольшой лужицей. Вскоре, откуда ни возьмись, появился белоснежный боров и ну в ней валяться.
Мало того. С неба на него рухнул горбун, и после этого так громыхнуло, что замок едва не развалился на части.
На шум сбежались люди, визжащую свинью оттащили обратно в хлев, а взбесившегося горбуна, заковав в цепи, на руках унесли в замок.

Ничего этого змея Тимофею не сказала. Мало что сумел добавить и паук. Просто некоторым дано видеть далекие от себя события глазами других людей, присутствовавших при них лично.
Шамас называл этот дар «двойным зрением», но Тимофей был начисто лишен его. Лишен с людьми - далеко не всякий колдун это умеет.
Но вот видеть глазами животных он научился сразу.
Волки в Оделенском лесу и не подозревали, что не раз он участвовал в их играх, пробегал с ними десятки миль по лесному бездорожью, заглядывал в глубокие пещеры, где зимовала стая.
Случалось, он озирал землю из-под облаков зоркими глазами вороньего вожака Кромма, «летал» с ним почти до самого побережья.
Что же сложного в том, чтобы увидеть то, что какой-то час назад видели хорошо знакомые ему паук и змея?
- Оборотень теперь свинья,- сказал он.- И, если я правильно понял паука, король Одел снова король!
- Ты уверен?!- Морквин живо поднялся на ноги, оправил на себе еще мокрую одежду.- Тогда в замок!! За наградой!
- Мы кое-что забыли,- сказал Тимофей.- Долго ли оборотень просидит в теле королевского хряка? Он парень шустрый. У  него в рукаве еще много чего…. Не доведем дело до конца, все начнется сначала. Да и Спилгрим в клетке - ты сам-то веришь, что такого вампирину удержит пара стальных прутьев? Это наше дело. Или Тенил умерла зря, и зря погиб Ансгар?
Морквин уныло поскреб затылок.
- А с русалочкой что?
Ула тревожно подняла глаза, и у Тимофея опустились руки.
- Ты мне веришь?- спросил он.
- Верю. Но никуда тебя не отпущу. Стоит нам расстаться, и один из нас тут же попадает в беду. Ты же обещал заботиться обо мне!
- Именно это я сейчас и делаю. Чтобы быть вместе, мы должны расстаться. Совсем ненадолго. Только до утра. Нам с Морквином надо кое с кем повидаться.
- Возьмите меня с собой!- умоляла Ула, но Тимофей покачал головой.
- Тебе не стоит попадаться на глаза инквизитору.
- И бочки тут нет,- поддакнул Морквин.- Нам что, на руках тебя носить?
- По твоему лицу и паук увидит, что ты только о том и мечтаешь,- заметил Тимофей.- Нет, Ула. Это вопрос жизни. И не только нашей. А ты с Болотнем и Макквареном поплывешь по подземному руслу до того места, где ручей выбивается на поверхность. Там утром и встретимся.
Русалочка покорно кивнула. Слезы катились из ее прекрасных глаз, но она молча вернула Тимофею ненужный в воде камзол и, так и не сказав ни слова, первой нырнула в колодец.
Следом тяжело плюхнулся Болотень. Маккварен сидел на его загривке, накрепко вцепившись кривыми лапками в бугристую шкуру чудовища.
С тяжелым сердцем, Тимофей задвинул крышку колодца. Морквин уже нетерпеливо топтался рядом.
Он поплевал на ладони, пригладил всклокоченные волосы. Тщательно отер о камни грязные башмаки.
- Как я выгляжу?
- Ты разобьешь Спилгриму сердце.
- Тьфу на тебя! Умеешь ты настроение испортить. Лучше пошли уже, что ли? А то ведь и поесть не успеем. Там гостей набилось, как крыс в чулане. Скоро одни объедки останутся…
               
                глава сорок вторая
                Пир

Король волновался. Ему уже доложили, что горбун не разбился, упав на хряка. От удара у обоих помутился рассудок - карлик хрюкал и кусался, а боров выл почти человеческим голосом и грыз бревна.
Их обоих надежно заперли и приставили охрану. Но как удержать на цепи сумасшедшего оборотня? Да и вампир в клетке - не лучший гость в замке.
И король волновался…
А пир меж тем только набирал обороты. Как горшок, поставленный  на плиту холодным, через некоторое время обязательно закипает, так и свадьба, начавшись поначалу чопорно и скучно, ближе к вечеру разгулялась вовсю.
Звучала, не переставая, музыка. Надрывались менестрели и акробаты. Несколько шутов, не переставая, веселили знатную публику.
Лилось, как из неиссякаемого источника, лучшее заморское вино, изысканнейшие яства чередой сменяли друг друга.
Надо отдать должное,- думал король,- пока оборотень занимал его тело, к свадьбе подготовились отменно. Дочь выглядит вполне счастливой.
Рядом с ней, лишь изредка обмениваясь с ним взглядами, сидит слегка еще напряженный принц Вильмет. Оба молоды, влюблены и, кажется, счастливы.
И кто скажет, что в этом красивом юноше, с таким благородным лицом, еще  недавно жил кровожадный вампир. А принц несколько месяцев провел  в клетке, подвешенной на цепи к потолку, запертый в отвратительном зеленом теле с перепончатыми крыльями летучей мыши.
Да что принц?! Сам он - великий король Одел - какой-то час назад носил на спине тяжеленный горб и был для всех полоумным карликом!
Как близоруки люди! Вот - его венценосная супруга, королева, женщина, с которой они рука об руку прошли столько испытаний, прожили почти двадцать долгих лет, вырастили дочь - как могла она не заметить, что рядом с ней жил не ее муж, а мерзкий оборотень?
О, женщины! Нет, пожалуй, не стоит забивать их прелестные головки подобным вздором.  Красота так уязвима....
Но пора было на время покинуть тронный зал и нанести визит горбуну и вампиру.
Заодно он хотел проведать всеобщего любимца - королевского хряка Флина.
Король собирался уйти между переменами блюд, когда жареных каплунов сменят фазаны и гуси, и когда легко будет покинуть пир, укрывшись за вереницей поваров и лакеев с высоко поднятыми над головами подносами.
Прежде, чем встать из-за стола, король  кивнул верному Троку и оглядел ряды пирующих.
Принцы Корахтские, еще не знающие о гибели их опекуна, были заняты болтовней с юными дамами.
Гости посолиднее и дела обсуждали серьезные, не забывая при этом отдавать должное красному вину и искусству нового шеф-повара.
Инквизитор, как всегда с постным лицом и значительной, ничего не выражающей полуулыбкой на бескровных губах, серебряной ложечкой вкушал снежно-белый, как фата невесты, свадебный торт.
Вот он, аккуратно ковырнув небольшой кусочек и обозрев его внимательно с разных сторон, плавным движением отправляет его в рот.
Держит долго между языком и небом, сам будто воспарив при этом между небом и землей. Сполна наслаждается умопомрачительным сочетанием заморских специй, тертых цукатов, взбитых белков, сливок, сахарной пудры, тертых с орехами белков и Бог весть каких еще тайных приправ, не раскрываемых до конца ни одним уважающим себя кухонным кудесником, и дающим нашей жизни вкус самой жизни.
Воистину, чревоугодие - тот грех, который тяжелее всего преодолеть даже праведнику.
- Его надо убить,- сказал король, почти не разжимая губ.
Лучник поперхнулся горячим элем.
- Кого?! Инквизитора?
- Оборотня. И прямо сейчас. Пока он не вырвался на свободу.
- Есть у меня пара серебряных наконечников,- сказал, совсем немного подумав, Трок.- И нет никого, ни на земле, ни в воздухе, кого бы я не мог подстрелить. Или я не Трок и Ансгар не был мне другом.
- Но говорят, оборотни бессмертны…
- Пусть говорят,- Трок залпом допил свой бокал.- Пойду и убью!
Лакеи незаметно убрали у гостей пустые тарелки, и в зал потянулась цепочка поваров с искусно украшенными блюдами жареной птицы.
Король и лучник посмотрели друг на друга и встали из-за стола. И тут же уселись снова.
Инквизитор, положивший в рот кусочек крема и, еще не успевший зажмуриться от удовольствия, вдруг выплюнул его обратно.
Удивление инквизитора было столь велико, что блеклые глаза его едва не выскочили из орбит, чтобы занять место в застывшей на полпути ложечке, рядом с тортом.
В арке тронного зала, как в огромной каменной раме, застыли две странные фигуры.
Та, что поуже, да и ростом чуть меньше, облаченная в мокрый, но еще сохранивший роскошь камзол, принадлежала советнику Корахтского короля и опекуну трех его сыновей - Тимофею. Вору, шельме и самозванцу - по твердому убеждению господина Дуффа.
Но сейчас инквизитору было не до него. Второй пришелец, в мокром, черном от копоти рубище, очень походил на молодого колдуна Морквина, не сгоревшего и, как видно, не утонувшего даже с камнем на шее.
Стража, скрестив алебарды, заступила им путь, но король кивнул, и старший лакей провел запоздавших гостей к столу.
- Хвала Господу!- произнес король.- Вы живы, и мы убьем оборотня!
- Сейчас,- сказал Морквин,- только перекусим маленько. Мучимая голодом змея едва не ужалила Тимофея в живот. Слово маленько при таком изобилии показалось ей оскорбительным.
Но король хлопнул в ладоши и тотчас у стола вырос слуга, наряженный, как восточный правитель.
- Наши гости голодны,- сказал король.- И очень устали. Сделай так, чтобы к ним вернулись силы.
- Будет исполнено,- лакей поклонился, шурша парчой, как змея в сухой траве.- Что пожелают столь важные гости?
- Все,- пожелал Морквин.- Все, что было приготовлено к свадебному пиру, включая блюда, которые мы не застали и те, которых не дождемся по причине нашей занятости важными государственными делами. Неси все сразу и побольше!
- Умница!- паук, сидящий у Тимофея в кармане, щелкнул челюстями. Змея плотоядно облизнулась.
- А не будет ли вам после этого плохо, мой господин? Мне кажется, вы слишком утомлены для такой обильной и главное, столь поспешной трапезы.
- Ужалить его?- прошипела змея.
- Плохо будет тебе!- не выдержал Морквин.- Если ты не займешься делом, я, пожалуй, попрошу Его Величество в награду за свои беспримерные подвиги подарить мне еще и слугу. И ты узнаешь, что значит, утомляться по настоящему. Так мы будем обедать?!
Вскоре добрых десять локтей стола перед Морквином скрылись под пирамидами блюд, набитыми таким количеством еды, что хватило бы, кажется, начать еще один свадебный пир.
- У меня, Ваше Величество, разговор есть,- сказал Морквин, отгоняя от стола взмокших лакеев.- Впрочем,- прибавил он,- нет такого дела, которое не подождет, пока человек общается с природой.
И, под удивленные взгляды окружающих, оголодавший мельник набросился на еду.
- Еда,- мычал он, набивая рот жареной бараниной,- самое задушевное общение.
Гадюка, проглотив несколько перепелиных яиц, временно затихла. Паук, укрывшись за горой продуктов,  активно поедал крем на краю стола.
- Не мечи так,- попросил  Тимофей друга, выглядывая из-за огромного пудинга с ежевикой.- Мы что, есть сюда пришли?
- И поесть,- сопел Морквин,- и за наградой. Лучше не мешай, быстрее управлюсь…
С тоской, глянув на исполинскую рыбину, которую водрузил на бастионы блюд вконец запуганный слуга, Тимофей повернулся к королю.
Одел негромко беседовал с сидящим против него инквизитором.
- Не престало добрым католикам сидеть за одним столом с колдуном,- вещал Дуфф.- Его место на эшафоте!
- На моей земле я решаю, где кому место,- отвечал со всею возможной любезностью король.- Здесь, в Оделене, я казню, и я милую!
- В таком случае, я умываю руки. Вы сказали свое слово, и мой долг донести его теперь до Высокого Престола. Думаю, там дадут оценку тому, что король Одел принимает у себя в замке опаснейшего чародея.   
Дело принимало нешуточный оборот. Спасая своих спасителей, король рисковал поссориться с Инквизицией.
- Прошу прощения, святой отец,- вмешался Тимофей.- Вы не совсем точно истолковали слова нашего доброго хозяина. Он только что говорил мне, что сей чародей, будет казнен по его личному королевскому указу.
Но это завтра. А сегодня - согласно нашим обычаям - он гость на свадьбе. И согласитесь, разве не милосердие дать обреченному на муки грешнику последнюю возможность вкусить воистину райскую пищу, чтобы сердечно раскаяться и, как страусу возопить о том, чего он будет лишен навеки?..
- Гм…- сказал инквизитор.
- Кроме того,- продолжал Тимофей,- у Его Величества есть для вас ценный подарок. Помните того зеленого зверька с крыльями, как у летучей мыши, что едва не покусал вас в часовне?
- Гм…- повторил  охотник на оборотней.- Весьма любопытный экземпляр.
- Это Спилгрим. Говорящий вампир. Редкая помесь зеленого африканского попугая - отсюда его необыкновенный дар подражания человеческому голосу - и местного болотного нетопыря. Игра природы.
Король хотел бы передать его вам, как известному естествоиспытателю, для подробного исследования и детального описания. Мы уверены, что изучение этого феномена принесет вам заслуженную славу в научных кругах.
При условии, конечно, что ваши люди сумеют позаботиться о том, чтобы животное не сбежало. Поверьте, святой отец, просто от сердца отрываем, для него уже было приготовлено место в домашней кунсткамере.
- Гм…- выдавил в третий раз инквизитор.- Я, пожалуй, подумаю. А сейчас позвольте мне вас оставить. Я человек пожилой, мне пора отдохнуть.
- А как же торт?- напомнил Тимофей.
- Завтра я покидаю замок,- сказал инквизитор.- Больше мне здесь делать нечего.
Он чуть склонил плешивую голову, передал еще раз свои поздравления молодым и, в сопровождении слуги, удалился.
- Уфф,- выдохнул, с облегчением король.- Ты чей советник, Тима? Корахтского короля или мой?
- Везде поспеваем,- Морквин тяжело выбрался из-за стола, переваливаясь, подошел к ним.- Но, за отдельную плату…
На него страшно  было смотреть. От несметного количества съеденной пищи он раздулся, как паук, наткнувшийся на мушиную зимовку.
- Ну, что?- спросил он, борясь с дурнотой.
И, образовав кружок, они устроили военный совет.

- Чего мы ждем?!- Трок жаждал крови оборотня, виновного в смерти его друга.- Пойдем и убьем, дело нехитрое.
- Заколем, как свинью!- поддержал его Морквин.- Довольно ему землю топтать!
Но Тимофей, подумав, возразил:
- Если убить оборотня в замке, душа его может зацепиться за любого из здесь живущих. Сделать его безвольным орудием и сеять зло через него. Смерть оборотня не остановит…
- Оркмахи - болотный колдун,- простонал с одышкой Морквин.- У него водобоязнь.
- И я о том же,- кивнул Тимофей.- Его надо увезти и утопить в твоем омуте.
- Мне плохо,- Морквин  распахнул на животе мокрые лохмотья.- Я умираю.
- От этого не умирают,- сказал Трок.- Если хочешь, ложись на пол, я прыгну тебе на брюхо. Средство верное.
- Пожалуй, не стоит,- пожалел Морквина Тимофей.- Народ теперь хлипкий пошел, не то, что раньше. Лопнуть может.
Лучник пожал плечами.
- Как знаете. А только сытый волк не охотник. Пойдем без него.
- Негоже хозяину покидать гостей,- сказал Тимофей.- Не королевское это дело - с оборотнями возиться.
Я сам его навещу, запоры проверю. Да и вампира проведаю. Это мое дело. Но везти такую нежить ночью опасно. Двинемся на рассвете. Пусть подготовят закрытую карету и крепких лошадей. Охраны не надо, не поможет. А вампира, надеюсь, инквизитор  заберет.
- Постой,- придержал его король, и в голосе его прозвучало смущение.- Сейчас не время, но не посмотришь ли ты по дороге и на Флина? Боров от испуга заболел, как бы не сдох. А ты искусен во многом…. Его мне подарила королева, крошечным розовым поросенком. Видел бы ты этого богатыря…
- С него и начну,- пообещал Тимофей.- Тем более что он и есть оборотень…

Хлев находился на заднем дворе замка, был теплым и на удивление чистым.
Добрая сотня свиней и несчетное количество поросят наполняли его визгом,  хрюканьем и ни с чем ни сравнимыми запахами.
Тимофей прошел сквозь него, не останавливаясь. Трока он не взял даже в провожатые.
Чтобы отыскать оборотня, поводырь не нужен. Тяжесть и зло пульсировали в правом виске Тимофея, безошибочно указывая путь.
С некоторых пор он вообще предпочитал действовать в одиночку. По крайней мере, знаешь, чего от себя ожидать. Да и спасать, если что, никого не придется…
Охрана, стреножившая во дворе буйного хряка, поместила его в тесный бревенчатый закуток в дальнем углу хлева. На толстую дверь навесили замок. У двери скучал рыжий долговязый новобранец, приставленный к  Флину на случай, если хряк вырвется на свободу.
Чтобы освоиться в новом теле оборотню обычно требуется часов пять-шесть, и просиди он в хлеве хотя бы до вечера, никакая стража его не удержит.
- Ну?- спросил солдата Тимофей.
- Воет,- доложил Рыжий.- И землю под дверью роет.
- Свободен,- сказал ему Тимофей.
- Кто?
- Ступай в караулку, я его лечить буду.
- Не могу,-  сказал Рыжий.- Я на посту.
- Тогда помогай. Принеси ведро свиного навоза. При его заболевании - лучшее средство.
- Да ну?! Вы, Ваша Светлость, видать, ученый человек. Никогда о таком не слыхал…
- Угадал. Я как раз свиной доктор.
Покачивая головой, Рыжий отправился за пометом, а Тимофей тихо постучал в дверь.
- Господин Оркмахи, как вы? Жалоб нет?
В ответ донеслось яростное рычание. Огромный хряк тяжко ударил в бревенчатую стену.
- Опять ты?! Как тебе это удалось?
- Плаваю хорошо. А вас-то вода держит?
Хряк перестал рычать, тяжко засопел.
- Слушай, давай договоримся. Мы ведь с тобой похожи, оба колдуны.
- Похожи? А вам щетина не колет?
- Обидеть меня хочешь? Убить? Так давай, что медлить? Колдуны от ножа не умирают, не мне тебя учить. Может, съесть меня решили?
- Жирного не люблю,- отозвался Тимофей.- Но предложение интересное. Обязательно передам его Морквину. А ты посиди пока в хряке, вспомни тех, кого погубил…
- С кем это вы беседуете?- вернувшийся охранник поставил зловонное ведро на пол и, наморщив лоб, прислушивался к разговору.
Тимофей быстро прикоснулся к его лицу, приказал:
- Спать! Проснешься через час и все забудешь!
Рыжий так и замер, стоя.
А Тимофей взял короткую палку, обмотал ее паклей и, умакнув в свиной помет, начертал на двери замысловатую пентаграмму.
Оборотень охнул, словно увидев ее изнутри.
- Не делай этого,- взмолился он,- не запирай меня здесь!
- Все не так плохо,- сказал ему Тимофей.- Карликом родился, королем был, теперь вот хряк. А ведь мог оказаться и свиноматкой.
И, отступив на шаг, он вытянул перед собой раскрытую ладонь и произнес слова, которые сами слетели с его губ:
               
                Тело свиньи да пребудет могилой         
                Вечно останется в нем твоя сила
                Кругом вернутся зло и беда
                Запах болота смоет вода!

Оборотень ненадолго притих и вдруг выкрикнул:
- Ты Шамас! Оборотень!! Только старик знал это заклинание!
- Ты все о своем,- сказал Тимофей и пошел прочь, на ходу кивнув Рыжему.- Дерьмо до завтра не смывать. Это главная часть лечения…

Вампира он застал все в той же клетке, подвешенной к потолку на толстой цепи.
Спилгрим, казалось, ему даже обрадовался. Вывалив из морщинистых складок кроваво-красные глаза, он проникновенно засвистел:
- Тима, мне страшно, мне очень страшно! Ты ведь не убьешь беззащитное животное? Не делай этого, я так молод…
- Тенил тоже была молода…
В отличие от оборотня, Спилгрим вовсе не был бессмертен. Достаточно было просунуть руки сквозь частые прутья и одним движением свернуть ему шею. Или заколоть кинжалом с наборной рукоятью, которую Тимофей сжимал до хруста в пальцах. Потом зарыть и вбить ему в грудь осиновый кол, и все….
Но он сам только что пообещал вампира инквизитору, питавшему слабость к разным диковинкам. Оставалось надеяться, что господин Алвик с добрыми братьями не подведут…
- Я не хотел,- хныкал вампир.- Ни за что бы не тронул такую красавицу. Но женщины так любопытны…
- Заткнись!- оборвал его Тимофей.- Или инквизитор получит тебя в потрошеном виде.
Он проверил замок, подергал увесистую цепь. Вампир не колдун, сквозь железные прутья не просочится, но для верности пришлось возвести вокруг клетки невидимую, но непреодолимую для него стену.
- Инквизитор?!- зеленый окрас Спилгрима сильно побледнел.- Только не это, прошу тебя! У него палач хуже вурдалака!
- Значит, вы родственники. Будешь в столице, веди себя прилично.
И, не в силах дольше находиться рядом с вампиром и не убить его, Тимофей вышел и задвинул снаружи тяжелую щеколду.
Он был уверен, что никогда больше не увидит зеленую тварь. Но он ошибался…

                глава сорок третья
                награда

Морквин по жизни парень крепкий. И скоро ему полегчало. Даже слишком скоро, сразу, как только Тимофей скрылся в каменной арке.
- Ваше Величество,- обратился он к королю Оделу, со свойственными ему лисьей учтивостью и прямотой кабана.- Вы спасены, оборотень в клетке. Не позднее, чем завтра я утоплю его в своем родовом омуте. И, как говорится, вечная память…
- Подвиги не знают цены,- отвечал король.- Просите, чего пожелаете.
- Это дело. Но, кроме вас, трона и всего королевства, спасена еще и принцесса. Не приди мы на помощь, быть бы ей женой вампира. У нас таких еще называют вампирессами.
Морквин кончил говорить, и над столом повисло напряженное молчание. Король уже понял, куда клонит мельник. Он посмотрел на дочь.
Принцесса молчала. Она, конечно, не знала и не могла знать всего, что произошло в последние месяцы.
Но, женщинам ведь и не обязательно знать. Многие вещи они чувствуют, о других догадываются, и догадки эти зачастую куда вернее, чем самые точные знания.  И принцесса молчала…
Морквин глазел на нее полным обожания взглядом, и странно было видеть на этом грубом, перепачканном сажей лице столь нежное выражение.
Но куда необычней показалось ей поведение отца. Может быть, впервые в жизни, она видела его растерянным. Он словно просил у нее помощи. И он получил ее.
Во время очередного танца, когда добрая сотня гостей закружилась в хороводе, под звуки лютней и арф, принцесса, рука об руку со счастливым женихом, подошла к отцу.
Старый лучник вскочил на ноги и, позабыв о радикулите, склонился, приветствуя молодых.
Морквин же, напротив, упал на одно колено и, воздев к принцессе руки, с неожиданной горячностью продекламировал:
               
                Слепящим светилом
                Прохладой воды
                Направит кормило
                Отыщет следы

                Полуденным солнцем   
                Полночной луной               
                Луч света в оконце
             вольные сделкой. слепцы поделили добычу и, закусив сыром у королевской конюшни.вум его дочерям. еще пустому двору и обосновали                Всегда предо мной…

- Прелестно,- одобрила принцесса.- Это наш новый менестрель? Почему же он такой грязный?
- Нет,- печально отвечал король.- Это наш новый герой. Герои часто так выглядят…
- Но, кажется, наших героев было двое.
- Вот и второй,- сказал Трок, первым заметивший Тимофея.- Уже управился. Не верю я ему.
- А вот Ансгар поверил,- сказал, подходя, Тимофей.- Мои поздравления, Ваше Высочество! Вы прекрасны!
Слушая Тимофея, принцесса вдруг опечалилась, тень набежала на ее лицо. Он вспомнила их первую встречу.
Тогда этот странный юноша в одежде повара, с тортом в руках, неожиданно возник на пороге ее спальни и наговорил так много ужасных вещей. Оборотень, карлик, вампиры…. Бедняжку Тенил он расстроил до слез.
Вспомнив о любимой служанке, принцесса едва сдержалась, чтобы не разрыдаться. Тенил так хотела потанцевать на ее свадьбе…
- Она рядом,- тихо сказал Тимофей.- Она счастлива за вас.
- Вы колдун?- прямо спросила принцесса.- И все, что о вас говорят - правда?
- Какой он колдун?- обиделся Морквин.- Так, помогал мне. Но теперь я бы хотел услышать ответ на вопрос, который, я полагаю, не стоит произносить вслух. Итак, Ваше Величество…
- По нашим законам,- сказал король, с трудом подбирая слова,- тот, кто спасет принцессу, получает ее в жены.
- Но я уже замужем!- воскликнула принцесса, не веря своим ушам.
- Вы не можете так поступить,- прошептал ошеломленный принц.
- Не стоит пугаться,- сказал Тимофей.- Мой друг всего лишь напомнил нам обычаи доброй старины. Он, конечно, вовсе не хотел вас расстраивать. Подвиги совершают не за награды.
- Говори за себя!- возмутился Морквин.- Герой! Герою подвиги, умному - награда! Мой план, моя и принцесса.
- Таков закон,- подтвердил король, с лицом идущего на казнь.
- Проще его убить,- шепнул королю старый лучник.- Нет умника, нет вопроса.
Принцесса, до этого момента сохранявшая невозмутимость и королевское спокойствие, вдруг резко отвернулась и кинулась прочь. Принц, испепелив Морквина взглядом, поспешил за ней.
- Вечно я опаздываю,- сказал Морквин.- Пока одни принцесс спасают, другие на них женятся.
- Я убью его!- потеряв терпение, Трок вытащил из рукава тонкий, как жало стилет.
- Ну, и не надо,- Морквин неожиданно сник, поднялся с колен, на которых до сих пор стоял, надеясь в конце разговора объясниться с принцессой.- Что за брак без любви? Я отказываюсь.
Король положил ему руку на плечо, хотя больше всего ему хотелось в этот миг обнять молодого мельника.
- Твое благородство не имеет цены! Это лучший подарок моей дочери и мне.
- Кто здесь говорил о подарке?! Все в этом мире имеет свою цену.  Нет счастья без любви. Это раз. Но и без денег его не видать - это два. Я вам любовь, вы мне - деньги. И лучше золотом! Думаю, это будет по совести.
- Сколько унесешь на плечах!- обрадованный король готов был расцеловать перепачканные золой щеки Морквина.
- И право беспошлинной торговли пивом по всему Оделену,- добавил тот.- Мне и моим потомкам. Ведь женюсь же и я когда-нибудь…
- Бумагу и перо!- потребовал король и тут же подписал указ.- А сверх того,- прибавил он, уже совершенно счастливый,- произвожу тебя, Морквин из Оделена, в рыцари моего королевства! Меч сюда!! Целуй!
И, не успели окружающие прийти в себя от удивления, как в тронном зале появился еще один рыцарь короля Одела - Морквин Оделенский.
- А как же пиво?- спросил он растерянно.
- Наймешь управляющего,- посоветовал Тимофей.- Ты же теперь знатный господин. Удобно…
На том и порешили и, к удовольствию всех присутствующих, вернулись к пиру.
От пережитого у Морквина снова прорезался аппетит и, не слушая предостережений Тимофея, он обнялся с огромной, как булыжник из фундамента замка, головкой сыра…

                Глава сорок четвертая
                На мельницу

Замок короля Одела и родовая мельница Морквина - соседи. Часа три верхом, в карете чуть подольше.
Вот Морквин и придерживал все время вороного жеребца - подарок короля своему новоиспеченному рыцарю.
Конь - огромный могучий трехлеток с диким норовом. Дракон, а не жеребец. Морквин сам его выбрал, за грозный вид и мрачный окрас, когда король предложил ему взять любого из королевской конюшни.
- Конь - продолжение всадника,- изрек Морквин важно.- А устрашающий вид позволяет решать многие дела без лишней крови.
Король как-то подозрительно обрадовался и тут же приказал конюхам седлать жеребца.
- Избавился от чудовища, пока я не передумал,- ворчал Морквин, с трудом удерживаясь в высоком, украшенном серебром новехоньком седле.  Сбруя, попона, богатая уздечка - все было подарено ему вместе с конем, титулом, деньгами и правом на торговлю по всему Оделену.
О том, чтобы управлять вороным, нечего было и думать - не сбросил бы себе под копыта, и  спасибо.
Тяжеленный рыцарский меч в широких ножнах колотил по бедру. Камзол был тесен, особенно в талии, мешал дышать.
От тряской езды молодого рыцаря жестоко мутило. Рядом, будто сросшись с высоким, в яблоках конем, ехал Дармид, средний из принцев Корахтских. Он был свеж, бодр и, если не слишком красив, то все равно выглядел настоящим принцем, каковым и являлся по рождению
Морквин же родился мельником  и, несмотря на то, что получил некоторые колдовские навыки, мельником в душе и оставался.
И он уже начинал жалеть, что согласился принять столь щедрый подарок - титул рыцаря. Столько хлопот теперь! Одно только строительство собственного,  пусть даже самого скромного замка грозило съесть все пожалованное ему золото, да еще и влезть в долги.
Но не жить же рыцарю Морквину Оделенскому в избушке при водяной мельнице!
Морквин незаметно скосил взгляд на едущего справа от него принца. Не смеется ли он над ним?
Дармид весь был где-то впереди, за заливным лугом. Там его ждала встреча с русалочкой, и он был единственным из трех братьев, кто отправился с ними.
Дати, собиравшийся учиться на священника, уехал еще затемно с отрядом инквизитора, а Диклан остался в замке, чтобы продолжить свои ухаживания за младшей из дочерей графа.
Дармид же, которому, чтобы снять заклятие Шамаса, предстояло стать врачом, был настолько очарован русалочкой, что непременно хотел жениться на ней до своего отъезда в медицинскую школу.
- Пусть Ула, если захочет, поживет пока у Морквина,- предложил еще в замке Тимофей.- Там ей будет спокойнее.
- Спокойнее,- ворчал Морквин.- Откуда тебе знать, где ей будет спокойнее? А обо мне ты подумал?
После бессонной ночи он чувствовал себя хуже, чем после утопления во рву. Оголодав и ослабнув за неделю пыток, он не сумел оторваться от богатого стола и, после своего посвящения в рыцари, вернулся к пиршеству.
Вместе с дюжиной заядлых обжор из числа прочих гостей, он, часу уже в третьем ночи дождался позднего ужина, а в пять утра - раннего завтрака.
После этого ложиться спать уже не имело смысла и, с гигантской чашкой кофе в одной руке и куском торта в другой, он вышел на крыльцо.
Зимний рассвет еще боролся  с волнами  где-то в Атлантике, а отряд инквизитора уже седлал лошадей. Сам господин Дуфф, проходя мимо нарядного, с рыцарским мечом на перевязи, вчерашнего узника, внимательно, словно запоминая, окинул его взглядом.
- Мое почтение,- хмыкнул Морквин и тут же вынужден был прижаться к стенке, чтобы пропустить двух дюжих слуг с железной клеткой на плечах. Злобная зеленая тварь, просунув меж прутьев трехпалую когтистую лапу, в кровь расцарапала ему щеку.
- Ах, ты!- зажав рану, он кинулся было следом, но клетку уже водрузили на задник кареты инквизитора. Двое солдат торопливо заняли места по бокам ее, и Морквин только плюнул вдогонку.
- В добрый путь!
Карета тронулась. Вампир, кривляясь,  злобно заверещал:
- Спил-грим, спил-грим…
От досады Морквин не сумел доесть торт и это, возможно, спасло ему жизнь. Как капля воды способна переполнить море, так и кусок бисквита со сливочным кремом мог стать для юного рыцаря роковым.
С тех пор минуло уже более двух часов, но даже при воспоминании о еде Морквину делалось дурно.
Он чуть натянул поводья, чтобы карета, в которой ехал Тимофей, догнала его. Но проклятый вороной, вместо того, чтобы замедлить свою изнурительную иноходь, вдруг поднялся на дыбы и дико, пронзительно жутко заржал.
В густом тумане, когда даже придорожные кусты выглядят бесформенной серой массой и вполне могут сойти за притаившихся разбойников, это прозвучало, как зов беды.
- Мерзкая скотина,- прошептал Морквин так, чтобы чуткие уши скакуна не смогли разобрать ни слова. Мало ли что у него на уме?
Приедем на мельницу,- мстительно думал он,- продам в Лимерик, тамошнему лендлорду. Он лошадник, у него большая конюшня, и за ценой на королевского жеребца он не постоит. А себе карету справлю. С двойными рессорами. Вон, как та, в которой Тимофей с оборотнем катят. Мягко, тепло и на дыбы не встанет…
Карета принадлежала самому королю Оделу, и была действительно роскошной.
Запряженная четверкой белых лошадей, с кучером в золотой ливрее и двумя слугами на запятках. Карета должна была доставить на мельницу оборотня, после чего вернуться обратно в замок.
Впрочем, случись с ней что - на заднем дворе королевского замка стояли еще три, каждая для своего выезда.
Из кареты ночью убрали второй диванчик. Вместо него втиснули наспех скованную клетку с притихшим хряком….
В дорогу их провожали сам король и принцесса Маргрит с мужем. Остальных гостей, домочадцев, слуг, поваров и даже замковую стражу, сморил короткий и потому самый крепкий утренний сон.
- Не стоило беспокоиться,- сказал Тимофей, учтиво кланяясь молодоженам.- Право, у вас есть дела поважнее…
- Я все знаю,- принцесса вдруг обняла и поцеловала Тимофея. Чмокнула, сразу зардевшегося Морквина.
От неловкости все замолчали. Принцессы не часто показывают свои истинные чувства.
С детства так воспитаны, да и придворный этикет не предполагает. Никто не увидит в их глазах ни боли, ни страха. Даже радость, и та сдержанна. Но это совсем не значит, что чувств нет.
Напротив, Тимофея будто омывало потоками тепла. Словно рядом топилась печь, и, стоило приоткрыть заслонку, как жар опалил бы его сердце.
Но принцесса, с изящным кивком, произнесла лишь два слова:
- Благодарю вас,- сказала она и отступила на шаг, давая место другим.
- Нашего первенца мы назовем Тимом,- сказал принц, прощаясь и обнимая Тимофея.
- Назовите его Ансгаром. А, если родится девочка, пусть она будет Тенил.
Последним подошел король.
- Прощайте,- сказал он.- И помните - в этом замке вас всегда ждут.- А вы,- тут он обернулся к молодому рыцарю в неловко сидящем новом камзоле,- вы, мой дорогой  Морквин, заезжайте к нам запросто, по-соседски…

Перевозить свинью в королевской карете,- отчаянная затея. И как такое могло прийти ему в голову?
Хряк сопел, чавкал, скреб копытами по полу и главное, издавал отвратительное, нестерпимое зловоние, становившееся в тесных стенах настоящей пыткой.
Обитые изнутри тисненой телячьей кожей, стены были предназначены для того, чтобы не пропускать внутрь ледяной ветер, вымораживающий все живое на зимних полях Оделена.
Они и не пропускали. Ни ветерка, ни даже легкого дуновения воздуха не проникало сквозь идеально подогнанные, но отчего-то намертво застрявшие в своих пазах окна.
Можно было приоткрыть дверцу, но клетку с хряком так бросало на ухабах, что она просто вылетела бы на дорогу.
И Тимофей терпел, уповая лишь на то, что скоро карета должна была остановиться у ручья, где их ждали русалочка и Болотень с жабой.
Да лучше он пойдет до мельницы пешком или поедет на крыше проклятого тарантаса вместе с русалочкой, чем терпеть еще два часа такое соседство.
А с хряком дальше пусть едет сэр Морквин. Некоторые подвиги под силу только рыцарям…
И все же, куда более чем духота и запах, Тимофея беспокоило молчание хряка.
С момента отъезда он вел себя точно так, как должен был вести себя настоящий Флин, запертый тесную клетку.
Ни одного слова! Ничего, что хоть чем-то бы могло выдать оборотня, занявшего свиную тушу. Даже мыслей никаких!
Сколько ни пытался Тимофей проникнуть за низкий, поросший жесткой щетиной  свиной лоб - ничего, кроме тупого раздражения и свинского голода, он там не обнаружил.
Этому  существовало только два объяснения. Или оборотень уже покинул свое временное пристанище и перешел в другое тело, и тогда они собираются утопить в омуте ни в чем не повинного Флина.
Или…- он умеет так прятаться, так скрывать свои мысли, притаившись где-нибудь в самом дальнем уголке свиной головы, что добраться до него не под силу даже Тимофею.
Расчет Оркмахи прост - если хряк - это только хряк, а не тюрьма для оборотня, то зачем его топить?
Словно почувствовав эти мысли, хряк жалобно, почти по-собачьи, заскулил. Маленькие глазки его слезились. Пятачок покраснел и сморщился.
Еще немного, и Тимофей начнет  чувствовать себя  живодером.  Что лучше - утопить невинное животное и успокоиться или отпустить его и начать охоту на сбежавшего оборотня?
Он хотел уже поделиться своими сомнениями с Морквином, но карета вдруг встала.
Дверь распахнулась, потоки холодного воздуха ворвались внутрь и, вместе с ними в карету протиснулись широкие плечи и круглая белобрысая голова.
- Ручей, господа!- объявил Морквин.- Первая остановка…

                глава сорок пятая   
                В порту

Отряд инквизитора должен был загрузиться на корабль, идущий на материк, еще утром.
Капитан прождал его весь день и к вечеру, когда в Голуэрской бухте поднялась крутая волна, отпустил команду на берег.
Как бывалый мореход, он знал, что от безделья в головах селятся крысы. Пусть лучше люди выйдут в море немного навеселе, чем с пустыми головами, из которых грызуны выели все их, и так не богатое содержимое.
- К утру всем быть на борту и на собственных ногах! - наказал он боцману. Боцман, человек с лицом пирата, по меньшей мере, дважды приговоренного к повешению и, как минимум, раз повешенного, просипел сломанной гортанью:
- За деньги этого святоши можно и до весны подождать…
Команда судна состояла из разного сброда, круглый год болтающегося между портовыми кабачками, и была наспех собрана для одного рейса.
- Что плохо лежало, то и взяли,- сказал капитан, когда толпа оборванцев предстала перед казначеем инквизитора, зафрахтовавшим судно. – Хорошее на помойках не валяется. Если не платить, а подавать, как на паперти, то вместо доброй команды получишь кучу нищих.
- На все воля Господа,- прощаясь, отвечал весьма довольный своей экономностью казначей.- Да, чай, и не на край Света идем…

- Бог бережет пьяных,- говорил капитан боцману.- Скажи им, что это касается только Земной тверди. В море Бог - я, и каждого, кто вернется пьяным, я лично скормлю рыбам.
Боцман - душа команды. Но со своею собственной он расстался едва ли не четверть века назад, когда королевский фрегат взял на абордаж пиратское судно.
А новую душу, как известно, в лавке не купишь. Вот он и скитался с тех пор по разным портам, время от времени нанимаясь на какой-нибудь корабль, в числе таких же отщепенцев.
   Работа, впрочем, для него всегда находилась. Ведь кто еще, кроме живого мертвеца способен совладать с буйными головами, способными даже за мелкую монету сделать мертвецом любого из живых.
И боцман, сойдя на берег, проводил оживленную предстоящим весельем команду.
- Шлюпка будет у причала в восемь,- он ощерился большим, черным, как могила ртом.- Не заставляйте меня ждать…
Но подождать все же пришлось. И боцману, и капитану, и даже подгулявшей на берегу команде. Отряд инквизитора не прибыл в порт и следующим утром…
Прямой путь - не самый короткий,- учили маленького Дуффа отцы иезуиты.
Давно это было, еще в приюте, но праведная жизнь укрепляет память. И Дуфф ничего не забывал.
Вместо того  чтобы сразу направиться по дороге, ведущей от замка к морю, отряд инквизитора, едва перевалив через холм, неожиданно повернул на Север.
- Остановки сокращают путь,- сказал инквизитор удивленному командиру отряда.- На все воля Божья и я верю, что море не пересохнет, пока слуги Его вершат суд Его. Аминь…

                глава сорок шестая
                Гроза

Вода в подземном ручье не так холодна, как в бочке и тем более, в море у побережья Доглена. Вода в ручье совершенно ледяная и даже неприхотливый Болотень дрожал, как мышь под осенним дождем.
Бедная русалочка и вовсе казалась окаменевшей. Сидя на большом, поросшем мохом валуне, из-под которого ручей выбивался наружу, она обхватила себя за плечи и, чуть повернув голову с распущенными золотыми волосами, смотрела на едва различимую в тумане дальнюю гряду холмов.
 В той стороне было море. И прозрачные глаза ее застыли, как стрелки у компаса, похожие на две замерзшие капли морской воды, случайно попавшие в такое суровое и неприветливое место, но, по-прежнему всегда обращенные туда, где над зеленой бездной вечно плещутся волны, мерно отсчитывая вечность.
Тимофей, Дармид и запутавшийся в стременах Морквин, мешая друг другу, принялись растирать ей тело, укутали ее в теплый шерстяной плащ, заставили глотнуть из фляги принца.
Когда Ула немного оттаяла, ее заколотило в ознобе, но она так и не вымолвила не слова.
Жаба Маккварен, которого поначалу никто  не заметил, забрался в карету и забился под сиденье, где от самого замка спала сытая гадюка.
В углу под потолком, в наскоро сплетенной паутине, прямо  над клеткой с хряком, уютно покачивался паук.
Если к такой разношерстной компании прибавится еще и русалочка, хуже никому не станет,- решил Тимофей и на руках отнес девушку в карету.
- Давай, я с ней дальше поеду,- предложил свои услуги Морквин. недовольный таким распределением ролей.
- А кто дорогу к мельнице покажет?
- Ну, тогда я,- сказал принц.- А ты садись на моего Цезаря. Ветер, а не конь!
Вместо ответа, Тимофей озабоченно глянул на небо. Послюнив  палец, поднял его кверху.
- Я верхом-то не очень… Особенно на ветре. Да и за оборотнем приглядывать надо.
А небо над горизонтом действительно внушало опасения, на глазах наливаясь черно- фиолетовым гнетом.
Ветер еще не дошел до них, было страшно тихо, но приближение бури уже чувствовалось в съежившихся заранее листьях орешника, густо растущего по левую сторону дороги. Ехать нужно было немедля.
Болотня, уговорами и куском сыра загнали на запятки кареты. Морквин и Дармид оседлали коней. Тимофей предложил кучеру ничему не удивляться, дал ему пару монет и вернулся в карету.
- Трогай!..

Гусь свинье, как известно, далеко не добрый товарищ. А уж молодая неопытная русалочка - тем паче. Она и свиней-то нормальных отродясь не видела, разве что морских, похожих на хрюшек не больше, чем морские львы на царя зверей или котики на домашних мурок.
И немудрено, что королевский хряк очаровал ее с первого взгляда. Огромный, могучий, с нежно-розовым пятачком и маленькими кроткими глазками, хитро поблескивающими под щетинкой бесцветных ресниц.
- Какой милый,- были первые слова, которые произнесла Ула, едва только отогрелась в карете.- Похож на маленького белого кита.
- Только небритого,- буркнул Тимофей, не желая даже думать, как понравится русалочке идея утопить такое милое животное в омуте. Пожалуй, она еще и спасать его бросится…
Карета уже вовсю катила по узкой, ухабистой дороге. Холмы давно остались позади и кучер, повинуясь указаниям Морквина, свернул у развилки к Северу.
Железная клетка подпрыгивала, хряка тяжело мотало из стороны в сторону. Он бился о прутья, но терпеливо сносил неудобства и лишь приветливо помахивал русалочке крученым, как штопор, хвостиком.
Тимофей покачал головой.
- Внешность обманчива, Ула. Возможно, он не совсем тот, кем кажется.
- Он выглядит таким добрым. Почему же он в клетке? Выпусти его, Тима! Все должны быть свободны, мы его не обидим.
Как же не хочется заводить разговор об оборотнях, вампирах и прочей нежити, когда рядом с тобой такая красивая девушка! Как хорошо просто ехать, обняв ее за плечи, ни о чем не думая. Но женщины любопытны…
- Видишь ли….  Он еще немного дикий. Если открыть клетку, чего доброго, сбежит. А тут кругом волки….
- Волки,- повторила Ула задумчиво.- Как многого я  не знаю.- Она хотела еще что-то спросить, но тут, из-под сиденья выползла вялая гадюка, и Тимофею пришлось сунуть ее за пазуху.
Следом показался Маккварен, поморгал немного на свинью в клетке, скакнул русалочке на колени.
Погода за стеклами кареты еще больше испортилась, в воздухе висела какая-то тяжесть и все, кроме паука чувствовали это, старались сбиться в кучку.
Паук же всегда одинок. Он раньше других ощутил надвигающуюся опасность, но что это - определить, мотаясь под потолком кареты, не мог.
И он молчал, позволяя мыслям беспрепятственно блуждать между жирными осенними мухами и бездонным звездным небом, в которое так сладко глядеть ночами с чердака водяной мельницы.
Гром грянул, когда до мельницы оставалось еще миль двадцать. Ударил тугой встречный ветер. С неба посыпался град. Изумрудная трава полегла, стала черной, словно невидимый огонь прокатился по лугам вдоль дороги.
Запряженные в карету лошади встали, ни в какую не желая двигаться дальше. Испуганно храпя, они отворачивались от секущего града, не обращая внимания на выходящего из себя кучера.
Морквин и принц Дармид спешились. Тимофей выскочил из кареты. Подошел, ожидая приказаний, озабоченный кучер в низко надвинутой кожаной шляпе, с высоко поднятым воротом ливреи.
- Возьми русалочку на коня,- обратился Тимофей к принцу.- Я сяду позади Морквина. В карете железная клетка, и попади в нее молния - всем конец.
- Буду  счастлив,- Дармид галантно предложил русалочке руку.
- Ни за что!- наотрез отказалась Леа.- Нельзя оставлять свинку одну.
Морквина даже затрясло.
- Это оборотень!!- закричал он.- Разрази его гром! Если молния его и поджарит, мне забот поубавится. Полезай на коня, глупая девчонка!
Но Ула уже захлопнула изнутри дверь.
- Будь по твоему,- вздохнул Тимофей, дал кучеру золотой и вернулся в карету.- Поспешим, авось проскочим.
Приободренный кучер взлетел на козлы, лихо щелкнул кнутом.- Бог не выдаст, свинья не съест. Нно!!
- Смешно,- сказал Морквин,  поворотил вороного и первым поскакал через луг.      

                Глава сорок седьмая
                На мельнице

Покинув замок еще затемно, инквизитор прибыл на мельницу задолго до полудня.
Погода установилась ясная, прохладная и почти безветренная. Инквизитор был бодр.
- Кто рано встает, тому Бог дает,- сказал он сопровождающему его принцу Дати, младшему из сыновей Корахтского короля и дал знак командиру отряда входить в ворота.
Конный отряд заполнил двор мельницы, сразу ставший маленьким. Карета и инквизитором встала у порога ветхого островерхого строения.
- Ищите и обрящете,- обратился инквизитор к своим молодцам.- Стучите, и отворят вам. Короче - кто найдет верные доказательства того, что мельник колдун - тот получит награду.
- Какую?- не удержался от вопроса брат Бен, опасавшийся, что награда священника, как это часто бывало, будет состоять в его благословлении и отпущении грехов. Это были как раз те две вещи, в которых подручный палача нуждался меньше всего.
- Человек слаб,- извинился за него брат Альберт,- а соблазнов так много.
Инквизитор смиренно воздел глаза к небу.
- Деньги, дети мои, деньги…. С тех пор, как они появились, люди предпочитают истинным благам именно эту награду. Но сказано:… не собирайте богатства на Земле….  Ну, и так далее. О губительной власти денег мы еще поговорим, а теперь пусть все займутся поисками.
Отряд быстро спешился и приступил к обыску. Дело знакомое, а тут еще и награда обещана.
- Вот это жизнь!- Дати не скрывал своего восхищения. Позвольте и мне поучаствовать. Всегда мечтал поохотится на людей.
- Святая инквизиция не охотится на людей,- голос Дуффа сделался строг и назидателен,- но лишь на грехи их. Грешников же мы любим и желаем только спасения их. Если же ты, сын мой, хочешь охотиться на людей, то, пожалуй, тебе стоит подумать о том чтобы стать наемником.

Обыск провели быстро. Два десятка солдат перетряхнули весь дом, едва ли не по досточке разобрали полы, обшарили чердак и амбар с мукой.
Они вытоптали хмельное поле, длинными шестами прощупали дно в ручье, заглянули в оба скворечника.
Брат Бен, обмотавшись веревкой из мотка для виселицы, спустился в трубу, надеясь отыскать хоть парочку копченых человеческих голов или сушеную рептилию.
Брат Альберт открыл в подполе все банки с соленьями, перепробовал все сорта пива, что варил Морквин.
Но в банках оказались зеленые томаты и острый стручковый перец, а вовсе не летучие мыши и змеиные яйца.
В бочках зрело имбирное пиво, а не колдовское зелье и даже в чернокнижии мельника нельзя было обвинить.
Единственная книга, которую удалось отыскать самому инквизитору, после того, как он вместе с восторженным принцем обнюхал каждый закуток дома и простучал стены и потолок, было «Руководство по домашнему пивоварению» за 1230 год.
Добротное Догленское издание в толстом телячьем переплете - большая, между прочим,  редкость.
Инквизитор выбросил книгу в окно. Пива он не пил, а больше на мельнице ничего интересного обнаружить не удалось.
Последними из дома выползли черные от сажи и страшно злые, подручные палача.
Во дворе уже давно толпились остальные. Все давно поняли, что никаких доказательств вины мельника и на этот раз собрать не удастся.
- Может, хоть сожжем все?- робко предложил палач, господин Алвик.- Не зря же такой крюк сделали…
- Может, и сожжем,- инквизитор в раздумье обошел карету, остановился позади нее, напротив клетки с плененным  Спилгримом.
Вампир, сложив за спиной когтистые крылья, с тревогой наблюдал за происходящим. Обычно не в меру болтливый, попав к инквизитору, он замкнулся и упорно молчал. Сколько святой отец не пытался его разговорить, вампир не произнес ни слова.
Мечта пополнить свою коллекцию говорящим гибридом, улетучилась также быстро, как надежда отыскать улики против мельника.
- Может, и сожжем,- повторил инквизитор.- Он вдруг остро глянул на палача  и господин Алвик, а вместе с ним и стоящий рядом принц Дати поняли, что в плешивой голове Дуффа родился один из тех хитроумных планов, благодаря которым жалкий сирота из Тулена сделался знаменитым охотником на оборотней.- А пока,- сказал он,- спрячьте лошадей и укройтесь в доме. Надо встретить гостей…

                глава сорок восьмая
                Топь

Пересохшее болото представляло собой длинную грязно-серую поляну с бурой клочковатой растительностью, беспорядочно пробившуюся сквозь рыхлую поверхность.
Формой болото напоминало сильно вытянутую с запада на восток восьмерку, через узкую перемычку которой бросили несколько бревен.  Место дурное и непохоже было, чтобы переправой пользовались с  тех пор, как ее навели солдаты короля Одела.
Морквин пролетел ее птицей. Вороной лишь раз ударил бревна серебряными подковами и, чуть коснувшись их в середине, приземлился уже на другом берегу.
Жеребец Дармида едва ли уступал ему в силе и, легко преодолев перешеек, словно сдавленный чьей-то гигантской рукой, они развернули коней.
Град только что кончился. Ветер над болотом утих, хотя вокруг, как за невидимыми стенами, деревья гнулись до самой земли.
В небе над болотом образовался правильный черный круг, как будто все они оказались на дне гигантского перевернутого колодца.
Кучер,  еще с косогора сильно разогнав карету, направил ее через мостки.
- Йо-хоо!!!
Под свист раскрученного над их головами хлыста, могучие кони ураганом понеслись по бревнам.
Восемь пар кованых копыт в унисон обрушились на хлипкую переправу. Бревна чуть разошлись и, когда хлопья пены со взмыленных лошадиных морд уже падали на твердую землю,  левое заднее колесо кареты провалилось по самую ось.
Тут бы кучеру осадить лошадей! Но, напуганный больше них, под вопли Морквина и принца, он  так огрел их крученым хлыстом, что высокое, с железным ободом колесо, точно плуг мягкую пашню, развалило мостки пополам.
Карета опрокинулась на бок, кучер выпал и, вскочив на четвереньки, живо перебежал на другой берег.
Лошади хрипели. Коренной рвал сухожилия. Но тяжелая карета уже начала погружаться под мост…
Сухая, растрескавшаяся поверхность болота оказалась не толще пергамента. Под нею чавкала, шевелилась густая черно-зеленая трясина. Отведенная больше года назад, хлябь вернулась, подошла незаметно под самую поверхность.
И теперь, намертво вцепившись в карету, она медленно засасывала ее в свое бездонное чрево.
Железная клетка с тяжеленным хряком выпала и, ничем более не удерживаемая, стала погружаться в болото.
 Тимофей распахнул вторую дверцу, находящуюся теперь у него над головой, вылез наружу и тут же свесился вниз.
- Руку!- закричал он русалочке.- Руку давай!!
На другом берегу, всего в десятке шагов от них, суетились Морквин и принц Дармид.
Они то пытались помочь лошадям выдернуть карету из плена, то прыгали у мостка, не решаясь ступить на шаткие, пляшущие над трясиной бревна.
- Руку!!!- надрывался с крыши Тимофей.- Ула, протяни мне руку!
Но русалочка растерялась. Удар от внезапной остановки был слишком силен. Придавленная в углу кареты клеткой с хряком, она оцепенела от страха. Сзади, за стенкой шумел Болотень. Он чмокал, сучил тяжелыми ластами, не зная, что происходит.
Поняв, что русалочка его просто не слышит, Тимофей полез обратно.
И тут хряк заговорил:
- Ула, Ула,- взмолился он человеческим голосом,- помоги мне! Открой клетку! Я не хочу умирать!..
От удивления русалочка очнулась. Тимофей уже был рядом и, поднажав плечом, освободил зажатый между клеткой и сиденьем русалочий хвост.
Он хотел подсадить девушку и вытолкнуть ее наружу. Там Морквин и принц, они помогут. Пока карету не засосало, еще есть время, хотя бы минута.
В горячке он не заметил, как Ула сдвинула засов…
Хряк вывалился и, извернувшись, намертво вцепился зубами в ее распущенные волосы. Миг - и оба они скрылись в трясине!
Болото сочно чавкнуло. Жирная черная пленка снова натянулась на его поверхности.
Все! Как будто не было здесь ни русалочки, ни свиньи. Только железная клетка медленно уходила в топь сквозь выбитую дверцу, обещая утонуть чуть скорее, чем болото поглотит саму карету.
Это была смерть. Грубая. Безобразная. Неожиданная. Русалочку все равно не спасти. Только сам погибнешь, захлебнувшись вязкой болотной жижей.
- Болотень!!!- Тимофей закричал так, как еще не кричал никогда. Казалось, горло его вот-вот лопнет, и фонтан крови ударит в низкий косой потолок.
Но реликт лишь беспомощно ухал за тонкой дощатой стеной, обшитой парчой и тисненой кожей.
Слышно было его тяжкое, со всхлипом дыхание. Спасение было рядом, но времени для него уже не осталось…
- Кто она мне?- мелькнуло оправдание, но Тимофей уже вскочил на сидение и, оттолкнувшись,  рыбкой нырнул в болото.

Морквин и принц, где ползком, а где и на четвереньках, добрались до кареты, когда она уже наполовину ушла в трясину.
Кучер на берегу продолжал нахлестывать лошадей. Они упирались, рыли землю копытами, мешая карете окончательно скрыться в болоте.
Первым в нее заглянул Морквин.
- Такие дела,- протянул он растерянно.- Ни Тимофея, ни русалки. Куда они подевались? Даже клетка пропала…
Принц обогнул карету.
- Смотри!- воскликнул он.- И Болотня нет.
- Надо уходить,- сказал Морквин.- Иногда герои умирают…
- Ну, почему она не поехала со мной?!- Дармид смотрел вниз, где в золотой раме дверного проема дышала черная топь.- Тут очень глубоко?
- Кто измерял, тот уже ничего не расскажет. Но раньше в эти болото уходили целые деревни.  Пошли, принц, пока оборотень и нас не прибрал.
Но Дармид, словно не слыша его, сгорбился на краю косого сиденья, устало положил ладонь на липкую, как смола, поверхность болота.
Казалось, он хотел еще раз дотронуться, почувствовать кожей ту, которую он знал так недолго, но из-за которой в его замороженном сердце впервые распустились райские цветы.
- Поторопись!- услышал он тревожный голос Морквина и в отчаянии сжал пальцы в кулак.
Ужас, пронзивший его в следующий миг, убил бы любого. Но Дармид был не в себе, а страху не место там, где настоящее горе.
Пальцы принца оказались переплетены с чужими, высунувшимися внезапно из трясины!
Дармид рванул вверх свою руку и вместе с чужой, выдернул из болота чью-то голову со слипшимися волосами, а за ней и все тело.
Но это было еще не все. Тот, кого он вытащил, в свою очередь потянул следующего.
Теряя рассудок, не в силах освободиться от смертельной хватки, принц позвал Морквина...
Могучий мельник сунулся в карету, ухватил принца за шиворот, крякнул, собираясь с силами и… неожиданно легко, как пустые тряпки, выдернул на крышу кареты всех троих.
Широченная зеленая ласта, подсадив всех, снова исчезла в болоте.
Морквин волоком вытянул на берег так и не расцепившиеся тела, и прохрипев кучеру: - Руби упряжь!..- забился в истерическом хохоте.- Тянул дед репку,- катался он по траве.- Бабка за дедку, принц за бабку…- Он замолчал и закончил мрачно, ни к кому не обращаясь: - А оборотень-то ушел…
Карета, тем временем, освобожденная от упряжи, уже скрылась в трясине. Лошади отошли от болота и принялись пощипывать влажную от растаявшего града траву.
На крутой берег, виновато отрясая с себя липкий черный ил, выползла огромная реликтовая жаба…

-Чему радуемся?- ворчал Морквин, глядя на греющихся у костра Тимофея и принца.- Дом сгорел, зато ворота целы? Ну, спасли мы короля, а дальше? Оборотень ушел в болото. Скоро к нему вернется сила, а значит, вернется и он. В ином обличье, возможно, в другой замок….
Морквину никто не отвечал. У кучера оказалась с собой фляга с элем и, пустив ее по кругу, все скоро согрелись.
Русалочка, потрясенная пережитым, лежала у костра на снятых с лошадей попонах, укрытая плащом кучера - единственно у которого одежда не была перепачкана илом.
- Все из-за женщин,- не унимался Морквин.- Что бы ей не ломаться и пересесть ко мне? Или хотя бы к принцу. Не-ет, надо ей в карете, а то свинке одной страшно. Свинья - оборотень! Тебя за собой потащила, Тимофей мог погибнуть. Кабы не принц, гнить бы вашим косточкам в трясине! Ладно, еще Болотень мне подсобил,- Морквин почесал сидевшему рядом реликту шишковатую спину и только тогда, из-за небольшого камня показался Маккварен. Следом выползла и гадюка.
Гроза миновала.  Больше хозяин бушевать не станет…
Но молодой рыцарь все не мог успокоиться.
- И что?!- бранился он.- Животных она любит. Ты мне на мельницу еще волков приведи! Это такие милые серые зверушки, если не знаешь. Да за тобой глаз да глаз нужен!
- Отстань от нее,- сказа Тимофей.- Что к девушке привязался?
Он подошел к укутанной с головой русалочке.
- Заснула?- спросил Дармид, и в голосе его была нежность.
- Русалки не спят,- нехотя сказал Морквин и тоже подошел.
Ула лежала совсем неподвижно. Не слышно было  даже дыхания. Почуяв неладное, Тимофей отвернул одеяло.
Прекрасное лицо  было белым, как морская пена. Глаза закрыты. Став на колени, Тимофей приложил ухо к  груди девушки.
Сердце русалочки билось тихо и так нерешительно, словно  бабочка изредка взмахивала своими невесомыми крылышками, решая, стоит ли ей взлетать или, сложив их, замереть на месте.
- Она жива?- спросил Дармид, побледнев почти так же,  как Ула.
- Пока жива,- сказал Морквин.- И я даже знаю, что с ней.
Принц и Тимофей, не сговариваясь, уставились на него, как на оракула.
- Или мне так кажется,- прибавил Морквин.- По-моему, купание в черном болоте не пошло ей на пользу. Мой дорогой покойный дедушка, да будет душа его присоединена к хранилищу жизни, говорил как-то, что обитатели моря не могут жить в грязной воде. А болото для них - смерть. Черный ил попал русалке на кожу и вот, она умирает.
- Нет,- сказал принц.- Нет! Надо везти ее к реке, смыть этот яд, надо сделать что-нибудь!!
- Поздно,- сказал Морквин, осмотрев русалочку.- Ее хвост уже сохнет. А это верный признак.
- Что ее может спасти?
- Море. А лучше ил со дна морского. Но не стоит ее тревожить. Жить ей осталось не больше часу.
Тимофей вдруг встал и молча принялся раздеваться.
- Утопиться решил?- предположил Морквин.- Не вини себя, Тима. Это война. А на войне чаще погибают те, кого мы любим.
- Не надо,- сказал принц.- Твоя смерть ей не поможет.
- Заткнитесь оба,- сказал им Тимофей.- Он уже снял с себя одежду и произнес с нажимом:- До моря, действительно далеко. Но вчера, около пяти часов пополудни, на чердаке Главной башни, я намазался оборотной мазью. На то были свои причины, как-нибудь я расскажу вам о них. Мази было мало, хватило только на ноги. К тому же, она действует только сутки, и скоро сила ее пропадет.
- И что?- спросил Морквин.- Ты хочешь поменяться телами с русалкой? Сдохнуть вместо нее, как рыба на берегу?
- Продолжай,- попросил принц.
- В составе мази есть морской ил, - сказал Тимофей тихо, уже «уходя в себя».- Ула сама его для нас собирала. Поменяться телами у нас не получится. Для этого нужно больше мази. Я хочу поделиться с ней собой.
- Что?- не понял Дармид.- Как такое возможно?
- Возможно,- сказал Морквин.- У умирающей русалки появятся твои ноги, а ты умрешь  рядом с ней, с рыбьим хвостом. Делиться собой?! Этак скоро мухи сами к пауку в очередь встанут. Мой дорогой дедушка, да будет благословенна его память, говорил - себя самого всегда или мало, или как раз.
- А мы попробуем,- сказал Тимофей, лег и крепко обнял русалочку…    
Сердце его колотилось так, что удары эти сотрясали безжизненное тело девушки. Ула была холодна, как море у ее родных берегов, только русалочий хвост, прижатый плотно к ногам Тимофея, жег, как осенняя медуза.
Морской ил, соприкоснувшись с засыхающей болотной жижей, шипел и пузырился, словно масло на раскаленной сковороде.
Принц и Морквин стояли рядом. Не решаясь произнести ни слова, они с тревогой наблюдали за происходящим.
Русалочка по-прежнему не подавала признаков жизни. Губы ее были плотно сомкнуты, кожа бледна, глаза закрыты.
Скоро Тимофей «увидел», как тело его, став прозрачным и словно сделанным из густого теплого воздуха, стало терять свой четкий абрис, расходиться, обволакивая и одновременно проходя сквозь тело русалочки. Растворяясь в нем и растворяя его в себе, становясь одним, сотканным из единой ткани сосудом, содержимое которого, перемешиваясь, тоже становилось одним.
И уже не было ни его, ни умирающей русалочки в его объятиях, но на берегу болота лежало одно, пока еще неподвижное и бесформенное, но уже определенно живое существо…
Морквин разделил их минут через двадцать. Не видя еще никаких изменений, он осторожно повернул Тимофея на бок, положил на спину. Приподнял большим пальцем левое веко.
- Живой,-  с облегчением определил он.- Только без сознания. А эта как?- Вздохнув, он глянул на русалочку.
Принц стоял перед ней на коленях, сложив на груди ладони, и на лице его было странное выражение.
Радость и испуг смешались на нем так сильно, что нельзя было определить, какое именно из двух чувств берет верх. Глаза его были устремлены вовсе не на порозовевшее лицо девушки. Он смотрел даже не в ее распахнутые зеленые глаза.
Дармид глазел на ее ноги! Длинные, стройные, с тонкими лодыжками и маленькими розовыми пальчиками, ноги настоящей принцессы. Дармид не мог оторваться от них, но в глазах его застыл ужас.
У русалочки появились ноги! Ула перестала быть русалочкой. На берегу болота лежала прекрасная обнаженная девушка.
Морквин крякнул и прикрыл ее плащом.
- Такие дела,- сказал он.- Ну и кто из вас кто?
- О чем ты?- спросил Дармид, не в силах оторвать взгляд от любимой.
- Я человек простой. Хоть и рыцарь теперь. И у меня вопрос: а не вошел ли наш друг в тело русалочки? И не она ли теперь лежит, как дохлая рыбина?
- Как же мы это узнаем?
- Сами скажут. Когда говорить начнут. В том случае, конечно, если господин Оркмахи не затеял с нами свою игру. Как теперь проверить, что произошло в трясине? Не вошел ли хозяин болот в тело одного из них?
- Рыцарь должен быть храбрым и тупым,- сказал неожиданно Тимофей.- Он уже очнулся, сел и слышал конец разговора.- А ты слишком умен для этого…
- Молчи, оборотень,- Морквин обнял его и объявил:- Нет больше никакой русалочки! Ты сделал из нее обыкновенную девушку.
- Она необыкновенная!- горячо возразил Дармид.- И всякий, кто не согласится с тем, что Ула - красивейшая из женщин, познакомится с моим мечом.
- Все женщины одинаковы,- сказал Морквин.- Включая  бывших русалок.
- Ты становишься философом,- заметил Тимофей.- Может, тебе податься в ученые монахи?
- Я подумаю,- сказал Морквин.- Инквизитор наверняка замолвит за меня словечко.
- Смотри, услышит. У инквизитора длинные уши.
- Плевать мне теперь на его уши,- сказал Морквин.- Я рыцарь короля Одела. Что хочу, то и говорю. А Дуфф, должно быть, уже в море, на полпути к материку.
- В море,- улыбнулась русалочка и неуверенно поднялась с земли.- У меня ноги…. Я стою на ногах!!
- У нас, на острове, обычно так и поступают,- сказал Морквин.- И еще ногами ходят. А это значит, что раз ты так не любишь ездить на лошади, то до моей мельницы тебе придется идти пешком.
- Ула не пойдет на мельницу!- заявил принц.- Принцессам не подобает ходить пешком, и ни к чему ей теперь твой омут. Мы едем в Корахт!
- Принцесса?- удивился Морквин.- А она об этом знает?
Дармид скорчил Морквину свирепую гримасу, опустился на одно колено и пылко произнес:
- Милая Ула! Я полюбил тебя с того момента, как впервые увидел в бочке на лесной поляне. Я обещал о тебе, и охранять тебя. Я клянусь тебе в этом и обещаю любить тебя, пока смерть не разлучит нас! Но даже на небесах мы не расстанемся и вечно будем вместе. Я прошу тебя стать моей женой и сделать меня счастливейшим из смертных!!
- Ула, ошеломленная, молчала. Какая девушка не мечтает выйти за принца и стать принцессой? Но она любила Тимофея, да и предложение Дармида оказалось таким неожиданным…
- Страшненько,- сказал Морквин.- В предложении руки и сердца трижды упомянута смерть. У вас, в Корахте, все такие?
- Уста говорят от избытка сердца,- огрызнулся принц, не вставая с колен.
Ула протянула ему руку, ласково улыбнулась.
- Встаньте, принц. Вы ведь не станете огорчаться, если я ничего вам сейчас не отвечу. Так много всего случилось за эти дни…
- Я счастлив уже тем, что не получил отказа. Ты оставляешь мне надежду.
- Он счастлив, - сказал Тимофей.- Но позволь мне ненадолго похитить его у тебя. Отойдем, Дармид, на пару слов,- и Тимофей кивнул на куст орешника, росший неподалеку.
- Я с вами!!- оживился Морквин и, дав приказание кучеру ни на шаг не отходить от Улы и чуть что, звать на помощь, бросился следом.
- Только не надо драться, мальчики,- попросила Ула и, укутавшись в плащ, отправилась знакомиться с лошадьми.

- Ну?- вымолвил принц, когда все отошли подальше.
- Предлагаю драться на палках или, в крайнем случае, на кулаках,- бодро сказал Морквин.- Не убивать же друг друга из-за девчонки. А я буду секундантом.
- Ты кое-что забыл,- сказал Тимофей принцу.
- Что?
- На всех сыновьях короля Корахта лежит проклятие. И у тебя только два выхода - стать убийцей или выучиться на врача. По любому, принцем тебе не быть, а это значит, что ты зря морочишь девушке голову.
Дармид подавленно опустил голову. Он и думать забыл о лесном колдуне, но слова Тимофея живо напомнили ему пережитый ужас.
Он должен сделаться врачом и на три долгих года отправиться в Догленскую медицинскую школу. А согласится ли Ула стать женой какого-то врача? И дождется ли она его возвращения?
- Тебя в детстве отец не порол?- спросил у него Тимофей.
- Принцев не порют….  Отец нас любил  и баловал.
Морквин хихикнул.
- Мой дорогой дедушка, замачивая перед субботней поркой розги, всегда говорил: если отец любил кататься, сыну придется саночки возить…. А ты, Тима, как я погляжу, тоже влюблен?
- Да,- сказал Тимофей.- Я люблю Улу. Но это совсем не означает, что я отговариваю Дармида или собираюсь превратить его в жабу. Пусть Ула сама сделает свой выбор.
- В таком случае, у нашего принца перед тобой большое преимущество,- сказал, подумав, Морквин.
- Почему?!- в голос спросили оба.
- Ула Тимофею теперь больше, чем родная сестра. Он спас ее, поделившись собой. Она ходит его ногами, дышит его легкими. Она - это почти он.
- И что это значит?- спросил Тимофей.- К чему ты клонишь?
- Брак между вами, увы, невозможен. Девушка останется у меня на мельнице. Среди нас троих я самый достойный жених. Ты, Тима - родственник. Дармид - студент. А я рыцарь! У меня теперь и денежки завелись. Построю замок, женюсь на ней,  и род Морквинов продлится в веках!
- Умно,- сказал Тимофей.- Давно  придумал?
- Да ты не расстраивайся. Как благородный человек, ты должен понимать, что лучше чужая живая, чем своя мертвая. Ты, Тима, герой, тебе и слава. Но  связывать жизнь с героем - это на большого любителя.  А мне жениться пора…
- Пусть Ула сама выберет,- повторил принц.
- Только не здесь, на болоте. Мельница уже рядом. Там и решим…

- Никогда не упоминай всуе имена врагов твоих,- не раз повторял дедушка маленькому Морквину перед очередной поркой, твердо веря в то, что хотя хранилищем знаний и является голова, но попадают они туда совсем через другое место.- Или проклинай, или угрожай им. И тогда ненависть их, встретившись с твоей собственной, разобьется, как волна о камень и не причинит тебе вреда, и откатится к ним обратно, и накроет их…
- Не вой, волков накличешь,- говорил подросшему Морквину папаша, человек грубый и не столь ученый, но, тем не менее, весьма прочно усвоивший семейную науку, благодаря тем же ивовым прутьям.
Но, то ли дедушка, на плечах которого в основном и лежало воспитание Морквина, слишком уж любил единственного внука, то ли к старости рука у него потеряла былую сноровку,  но только наш молодой рыцарь однажды забыл о полученном в детстве уроке.
Ну, что ему было  шутки шутить о своих связях с инквизицией?
А с другой стороны,  хоть никто из нас и не возьмется оспаривать мудрость дорогого дедушки, все же справедливости для необходимо заметить, что инквизитор и сам всегда был очень даже с усам.
Таким, можно сказать, и родился. И совсем не аист принес его в приют братьев-иезуитов шестьдесят два года назад, сырой осенней ночью. А уж что потом из него выросло, то выросло…
У пожилого инквизитора имелся свой собственный план как на встречу с Морквином и его друзьями, так и на некую сделку с Тимофеем, почитаемым святым отцом не иначе, как за князя плутов.
И, раз уж взялись мы здесь выяснять, кто виноват в этой, едва не ставшей для всех роковой, встрече, то непременно должны заметить, что отряд инквизитора в полном составе, со Спилгримом в клетке и с принцем Дати( младшим, если кто забыл, из сыновей Корахтского короля), прибыл на мельницу еще часа за три до того, как наш друг Морквин так неудачно пошутил.
Так, что вопрос - кто первичен? - и на сей раз, похоже, повиснет в воздухе, как дважды уже висел один наш знакомый боцман.
Висел и ничего. Дальше себе по морям ходит. Да и какая, в конце концов, разница, кто виноват, если, как говаривал господин Алвик, виселица готова?
 
                глава сорок девятая 
                Засада

С молодых ногтей господин Дуфф слыл непревзойденным мастером переливания из пустого в порожнее.
Никто не мог говорить так долго, выспренно и при этом совершенно ни о чем. Часами  готов был он вести глубокомысленные споры с учеными мужами всех мастей и рангов.
Но, как истинный мастер, он легко менял свою повадку и умел быть прост, лаконичен и убийственно убедителен.
- Мой молодой друг!- обратился он к Тимофею, как только они остались наедине в тесной задней комнатке, в верхнем этаже водяной мельницы.- Не станем ходить вокруг да около, оставим эту забаву для простофиль. С таким плутом, как ты, это стало бы пустой тратой времени, коим измеряется не только жизнь человеческая, но и плата за нанятый нами корабль…

Четверть часа назад отряд инквизитора встретил Тимофея и его спутников, как самых дорогих гостей, с конным караулом и блеском поднятых копий. А кто же выпустит из рук самое дорогое?..
То, что они попали в ловушку, поняли все сразу, включая Улу.
- Какие недобрые у них глаза,- шепнула она Морквину, заслонившему девушку от вооруженных всадников.
- Они не посмеют причинить нам вреда!- заявил принц Дармид.
- Еще как посмеют,-  мрачно сказал Морквин.
Брат Дармида, принц Дати, приветственно помахал им из-за спины инквизитора, вышедшего встречать их на высокое крыльцо.
- Друзья мои!- обратился к гостям инквизитор.- Исключительно дела вынудили нас временно нарушить неприкосновенность замка (в этом месте он даже не улыбнулся) сэра Морквина, рыцаря славного короля Одела, за что позвольте принести ему наши самые искренние извинения и определить, в пределах разумного, конечно, размер возмещения за причиненное ему неудобство.
- И что это за дела?- спросил Морквин.
- О, вам совсем не следует беспокоиться. Принимайте ваших благородных спутников. Дело  мое, хоть и совершенно неотложное,  касается  только вашего уважаемого спутника, господина Тимофея. Могли бы мы, с вашего позволения, побеседовать с  ним, что называется с глазу на глаз? Полагаю, сей короткий разговор поможет нам избежать долгих и весьма неприятных, вы уж мне поверьте, действий.
- Звучит, как угроза,- сказал Морквин.- Тимофей мне брат и я хочу присутствовать при вашем разговоре.
- Он мой опекун,- сказал Дармид - я без него никуда…
- Как скажете,- инквизитор мягко улыбнулся, и солдаты его взялись за рукояти мечей.- Выбор всегда за нами…
- Вы, как всегда, правы,- кашлянув, Тимофей вышел вперед. - Буду рад сделать для вас все, что окажется в моих слабых силах.
- Очень на это надеюсь,- сказал инквизитор с нажимом.
- Не ходи!- попросил Дармид.
- Останься,- умоляюще шепнула Ула.- Я чувствую, тебе грозит опасность.
- С людьми надо разговаривать,- сказал Тимофей и тихо прибавил.- А с врагами тем более…

И теперь он сидел против сухопарого лысого старика с глубоко посаженными горящими глазами под тугим, рассеченным вертикальной морщиной лбом, отчего-то напомнившим ему ягодицы младенца.
В углу комнаты стояла знакомая железная клетка с понурым Спилгримом. При виде Тимофея вампир ненадолго оживился, подмигнул ему  зеленым морщинистым веком, но, опомнившись, снова принял вид умирающего пингвина.
- Кстати,- инквизитор погрозил Тимофею желтым, искривленным подагрой пальцем,- зверек твой так и не заговорил.
- Стесняется,- объяснил Тимофей.- Привыкнет, клюв ему потом не заткнешь. Главное, при кормлении не давать ему сырого мяса, особенно с кровью.
Не выдержав, Спилгрим свистнул, возмущенно заклекотал:
- Спил-грим, спил-грим!..
- Осваивается,- сказал Тимофей.
- Плут,- пожурил его инквизитор.- Князь плутов. Но, тем скорее ты оценишь мое предложение.
- Я весь внимание.
- Речь пойдет о моем добром имени. Я уже не молод, а желающих занять место главного охотника за колдунами хоть отбавляй. Приходится всякий раз доказывать свою незаменимость. А лучшим и бесспорным доказательством успеха всякой экспедиции, кроме доклада и подробного описания охоты, является, как ты, наверное, догадываешься, хотя бы один, захваченный живьем колдун.
- Но с чего Ваша честь взяла, что я могу оказаться полезным в столь щекотливом вопросе? Не сочтите за дерзость, но в прошлый раз мы с вами расстались на том, что я вор, лжец и отъявленный негодяй.
Инквизитор укоризненно пожевал губами.
- Больше всего в людях меня огорчает лицемерие. Я к тебе со всею душой, а ты?- инквизитор потер половинки своего лба, выложил на стол янтарные четки.- Давай тогда по фактам. Оживление мертвеца – раз!
Он перекинул первый камень.
- Мой бедный повар после смерти принужден был тобой лазать в окно, чтобы помочь тебе выкрасть простыню из-под спящей королевы. Это два. Видишь? Все тайное становится явным. А русалка?! - Инквизитор перекинул еще один круглый желтый камушек.- Русалка, которую ты возил за собою в бочке через весь остров. Кстати, где она?
- Кто?
- Ты знаешь. А змеи, пауки, жаба на твоей груди? – И он в третий раз щелкнул четками.- Не есть ли все эти нечистые твари спутники всякого чародея? Да уж за одно это - костер! А ведь ты еще околдовал двух достославных королей, один из которых сделал тебя своим советником и даже доверил тебе трех своих сыновей. Могу напомнить тебе также твои полеты  по воздуху над центральной Догленской тюрьмой, сношение с водяным и долгое пребывание в морской пучине…
- Я потрясен. Рядом со мной даже господин Алвик выглядит сестрой милосердия. Не затруднит ли вас теперь изложить мне суть предложения, ради которого вы снизошли до общения с таким грешником?
- Это моя работа,- инквизитор убрал четки и, уже без обиняков, продолжал:- Как ты сам понимаешь, с пустыми руками я все равно не вернусь. Морквин, на которого я поначалу возлагал большие надежды, со вчерашнего дня рыцарь и везти его с собой в качестве колдуна, было бы, по меньшей мере, странным.
Мне бы хотелось, чтобы его место занял ты. Но твои друзья вряд ли останутся безучастными к такому повороту дела. Поэтому, Морквин умрет первым. Дармид - тупоголовый задира, договориться с ним будет весьма затруднительно.  Да, с вами еще юная особа, роль которой мне пока неясна, но судьба ее тоже в твоих руках.
Есть еще принц Дати. Жаль, конечно, он так мечтает поехать со мной и выучиться на священника, но нельзя же убивать брата на глазах брата. Избавляться придется от обоих. Столько крови!..
Помоги мне, Тимофей, и спасешь друзей своих. Я же обещаю тебе, что нужные признания на суде Святой Инквизиции избавят тебя от утомительных встреч с господином Алвиком.
- Какие будут гарантии?- поинтересовался Тимофей, считая, что будет  невежливым отмалчиваться во время такой проникновенной речи.
- Мое слово. Ты умрешь легко, без лишних мучений и после казни я стану молиться о спасении твоей заблудшей души.
- Я тронут,- сказал Тимофей.- До слез.
Инквизитор прокашлялся, отер голубым батистовым платочком с монограммой мокрые синеватые губы, перевернул песочные часы и заключил скучно:
- Ну, так подумай над моими словами. Но не слишком долго.
- Вы умеете торговаться,- сказал Тимофей.- От вашего предложения невозможно отказаться.
- Я в тебе не ошибся,- инквизитор легко, по-молодому, встал из-за стола.- Иди и скажи, что ты едешь со мной. Добровольно. И постарайся, чтобы тебе поверили…

Друзья ждали Тимофея в соседней комнате. Принц топтался рядом с Улой, что-то тихо нашептывал ей, успокаивал.
Девушка почти не слушала его, держалась за рукав Морквина. Все трое, не отрываясь, смотрели на закрытую дверь. Разговор затягивался, и они все больше волновались.
Наконец, дверь широко распахнулась, и на пороге показались Тимофей с инквизитором.
Беседуя, как добрые приятели, они под руку вышли на середину комнаты, и Тимофей объявил:
- Планы слегка поменялись. Святой отец оказал мне честь и пригласил сопровождать его на  корабле. Он был столь любезен, что я не смог отказаться…
Морквин не мог скрыть своего удивления.
- И когда же вы едете?
- Тотчас,- бодро сказал инквизитор.- Корабль уже в гавани. Прощайтесь и в путь.
Высвободив локоть из крючковатых пальцев инквизитора, Тимофей подошел к русалочке.
- Так надо, Ула.
- Ты же обещал,- прошептала она, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
- Я вернусь. Верь мне…
Он повернулся к Морквину.
- Улыбайся, толстяк! Сделай вид, что ты рад за меня. И не дури, иначе все вы умрете.
- Морское путешествие,-  выдавил Морквин.- Колизей, водопровод…. Я тебе даже завидую.
Инквизитор ободряюще улыбнулся.
- Надеюсь, у вас еще будет такая возможность.
Последним Тимофей обнял принца Дармида.
- Делай, как я скажу,- шепнул он ему.- Пожелай мне счастливого пути. Мне и принцу Дати. Ослушаешься - и ни тебя, ни твоего брата не спасет даже ваше королевское происхождение.
- Я принц! - Дармид горделиво расправил плечи.- Они не посмеют! Мой отец…
Тимофей до боли стиснул ему плечо.
- Твой отец в Корахте, а мы в Оделене. Да не парься ты, я вернусь. Главное, позаботься об Уле!
Попрощавшись с друзьями, он обернулся к инквизитору.
- Я готов! Всегда мечтал посмотреть мир.
- Надеюсь, тебе понравится,- и, взяв Тимофея под локоть, инквизитор увлек его за собой.- Пора, друг мой, пора…

Через четверть часа, снявшись с места быстро, как волчья стая, отряд инквизитора покинул мельницу.
Напоследок, проходя мимо окаменевшего Морквина, господин Алвик обронил:
- А все-таки, голову рубить вернее. Дождь топору не помеха…

                глава пятидесятая
                Смерть Спилгрима   

Трюм - не лучшее место для путешествий. Темно, душно. Сотни запахов от перевезенных за жизнь корабля грузов перемешались в густую, неудобовдыхаемую смесь.
Несмотря на спертый воздух, в трюме очень холодно. Морская пучина близко, сразу за деревянной обшивкой.
Скверно. К тому же крысы - непременные спутники всякого корабля, почти часть экипажа, совершенно неистребимая до тех пор, пока судно держится на плаву.
Нет, в трюме действительно неудобно. Ну, так ведь и Тимофей совсем не путешественник. Он плененный инквизицией опаснейший чародей, этапируемый к месту казни. Какие уж тут удобства?
С другой стороны - как говорил дедушка Морквина - у всякой палки два конца. Тимофей давно не оставался один, и ему необходимо было подумать.
А в трюме - все условия. Темно, тихо, не считая шорохов от нескончаемой крысиной возни и мерных ударов волн. Думай - не хочу, тем более, чем еще прикажете заниматься в клетке, куда его определили вместо вольноотпущенного Спилгрима?
Вампира освободили еще по дороге к морю. Едва мельница Морквина осталась за горбатым от зеленых холмов горизонтом, как инквизитор остановил свой отряд.
Слева от дороги синело небольшое озеро. В полумиле за ним, до самого Оделенского леса шли пахотные земли и пышные изумрудные луга.
- Пересадка,- объявил инквизитор сидящему против него Тимофею. До этого момента они ехали рядом, в карете и даже начали партию в походные шахматы.- Красивые тут места.
- Вам шах,- сказал Тимофей.
- Ты не знаешь правил,- инквизитор приоткрыл дверцу, подозвал начальника отряда.- В клетку его!
- А зверька куда?
- Выпустим. Все равно молчит.
И не успел Тимофей глазом моргнуть, как двое всадников выдернули его из теплой кареты и, обогнув ее, поставили перед укрепленной на заднике клеткой.
Вампир, мрачно глянув на него из-под зеленых век, принялся грызть железные прутья.
Вышедший следом инквизитор, молча отомкнул замок, распахнул тяжелую дверцу.
Замок на ней был итальянский, с секретом, сам захлопывался, и открыть его без особого ключа было невозможно.
Спилгрим внимательно посмотрел Тимофею в глаза, тяжело соскочил на землю и, сделав два неуверенных прыжка, неожиданно легко вспорхнул в воздух.
- Спил-грим, спил-грим,- просвистел он, сделал небольшой круг и вдруг завопил истошно - радостно:- Италия! Италия!
- Надо же!!- изумился инквизитор.- Заговорил. Что он хочет сказать?
- Завидует,- предположил Тимофей, чувствуя, как что-то нестерпимо жжет ему грудь.
Солдаты уже запихнули его  в пахнущую летучими мышами, опустевшую клетку. Оттянув пружину на замке, с лязгом захлопнули за ним дверь.
Сунув руку за пазуху, он нащупал медальон Шамаса и с силой потер его пальцами.
Принц Дати, ехавший впереди на сером в яблоках жеребце, делал вид, что ничего не замечает. Заглядывая в псалтырь, он распевал псалмы, размышляя, какой приход лучше всего просить после обучения.
Юг Италии - это как раз то, что устроило бы его больше всего. Круглый год лето, не то, что на Острове.
Инквизитор рассеянно следил за воздушными кульбитами огромного нетопыря.
- Надо ехать,- меланхолично сказал он.- А за партию в шахматы ты не переживай. Я сам за тебя доиграю…
Он хотел уже вернуться в карету, но вампир, покувыркавшись в воздухе, вдруг спланировал на ее крышу. Всадники, улюлюкая от неожиданной забавы, выстроились кругом. А Спилгрим заговорил:
- Дуфф - святой человек! Он разглядел оборотня под сладкоголосой личиной скромного юноши. Хвала ему! Все мы были в опасности, пока чародея не заперли в клетке. Он околдовал всех. Он отнял у меня все - любовь, титул, даже облик. Из прекрасного принца я превратился в мерзкое крылатое чудовище. Я так стражду!..
Отряд инквизитора, и сам святой отец заслушались. Говорящий нетопырь – не каждый день такого встретишь!
А вампир продолжал:
- Несчастного горбуна он обратил в свинью и жестоко утопил в болоте. Как страшно жить!! Но суд праведный близок, и Святая инквизиция предаст чародея огню! Надежда живет в моем сердце!..
И  расправив костистые крылья, он свечкой взмыл в небо.
- Снять его?- один из всадников поднял лук.
Инквизитор, приставив ладонь к глазам, следил за полетом вампира.
- Оставь его. Он и так страдает…
Спилгрим уже летел над озером. Упиваясь свободой, он закладывал рискованные виражи, кувыркался над самой водой и, наконец, повернув на Юго-запад, взял курс на сухое болото.
Он не заметил, как над лесом, отделившись от верхушек деревьев, возникли несколько черных точек. Быстро поднявшись, они превратились в вороний клин. Под низкими облаками птицы рассыпались, веером перекрыв часть небосклона.
Вампир все еще не видел их.
- Соколиная охота!- сказал начальник отряда.- Ставлю на нашего. Десять к одному, воронам его не одолеть.
Большинство солдат поддержали его. Однако, нашлись и те, и среди них оказался палач, господин Алвик с обоими братьями, кто поставил на птиц, полагая, что при таком численном перевесе,  шансов у летучей мыши нет.
В небе, тем временем, завязался настоящий воздушный бой. Спилгрим, заметив ворон, неожиданно снизился и, перелетев  озеро, пошел над картофельным полем на бреющем полете.
- Идиот,- сказал палач.- Трус и идиот.
- Готовьте денежки, синьор,- капитан снисходительно похлопал  господина Алвика по черному плечу.- Война - это вам не ногти вырывать…
Вороны, оставив преследование, поднялись выше, под самое облако и, сложив крылья, вдруг начали падать, одна за другой, превращаясь в живые снаряды.
Вот уже первая стрела, рассекая воздух,  несется вниз, наконечником выставив клюв, готовый рассечь беспомощно-вялое тело нетопыря.
Спилгрим озирается. Трепещут на ветру его перепончатые крылья. За первой птицей несется вторая, третья.
Вся стая, вытянувшись из-под облаков черным разящим копьем, целит пронзить, пригвоздить к земле зеленую тварь.
Забыв о пленнике, все наблюдали за схваткой. Когда исход был уже ясен, капитан в уме подсчитывал убытки, а брат Альберт, вообще не поставивший денег, обиженно ворчал, произошло то, о чем солдаты судачили потом до самой гавани.
В миг, когда от гигантской летучей мыши должны были только клочья разлететься, что-то случилось.
Спилгрим, только что беспомощный, как взлетевшая над птичьим двором курица, молниеносно исчез.
Кувырнувшись, он оказался в стороне, а ворона, не сумев погасить скорость, врезалась в камень.
Через несколько секунд  вся стая, лишенная возможности видеть что-либо, кроме хвоста впереди летящей птицы, оказалась на земле.
Хруст поломанных крыльев, перья, черным снегом кружащие в воздухе. Жалкое карканье выживших птиц…
- Черт,- выдохнул капитан и поехал вдоль строя собирать выигрыш, еще издали, приветствуя господина Алвика, нехотя развязывающего свой кошелек.
Тимофей опустил голову. Медальон на его груди почти остыл, зато прутья клетки, которые он сжимал, наблюдая за гибелью птиц, показались ему раскаленными, как та кочерга, которой пытали его добрые братья.
Если бы он знал, что вампир так легко одолеет  ворон Шамаса!
Вдалеке, насмешливо свистя, Спилгрим кружил над битыми птицами.
Глупые вороны! Да он таких еще в детстве стаями ел! Теперь через холм и на болото. Хозяин где-то там, он что-нибудь придумает. Все только начинается!
Спилгрим круто набрал высоту, повернул к болоту и… заметил одиноко летящего  ворона.
- У птиц нет мозга,- высвистел он.- Мало ему этой кучи каркающих костей. Птицы - как комары. Сколько ни бей, все равно роятся.
Вампир снисходительно расправил перепончатые крылья. Незачем больше придерживаться прежней тактики.
Набирая скорость, он полетел на птицу. Весу в нем раз в десять больше. Клюв острый, когти почти львиные.
Всю жизнь Спилгрим кувыркался, как летучая мышь. Нападал на свои жертвы  по ночам, сзади. Но как хотелось ощутить себя орлом или, на худой конец, охотничьим соколом.
Вот так, в звенящем голубом небе, на большой высоте. Бесстрашно летя навстречу врагу, пусть даже враг этот всего лишь жалкий ворон. Можно вообразить его себе хоть огнедышащим драконом. Главное - испытать упоительное чувство настоящей победы…
Всадники инквизитора стояли, задрав головы. Отряд все еще не трогался с места. Даже сам господин, с любопытством юного натуралиста наблюдал за сумасшедшим вороном.
Гигантский нетопырь в считанные секунды уничтожил всю стаю, а эта птица, подобно одинокому рыцарю, без страха летит навстречу верной гибели.
Трогательно смотреть на добровольную жертву,- думал инквизитор.- Как мало  мы все-таки знаем о малых тварях сих. Что же  тогда говорить о природе человеческой?
Тимофей тоже смотрел в небо. Даже сквозь частые прутья, на большом расстоянии, он сразу узнал Кромма. Вожак, потеряв свою стаю, сам ищет смерти.
Тимофей хорошо знал ворона. Живя у Шамаса, он сильно привязался к мудрой птице.
Кромм и Тимофей хорошо понимали друг друга. Стела, ворона Морквина, свила с Кроммом гнездо. Наверное, скоро у них должны появиться птенцы…
Смотреть на мир глазами ворона было любимой забавой Тимофея. Но он никогда не пробовал управлять Кроммом. Он даже не знал, возможно ли такое вообще, особенно на расстоянии.
Тимофей «сжал» что-то в своей голове, словно стиснул в кулак место позади лба между бровями.
Тотчас, как сквозь подзорную трубу, ворон оказался рядом, только руку протяни.
Легкая встряска, и в сотне метров от себя Тимофей увидел огромного зеленого нетопыря. Спилгрим несся на него, широко размахивая костистыми перепончатыми крыльями.
Тимофей «был в вороне»! Он летел над полем и до столкновения со Спилгримом оставались считанные секунды.
Здесь, в воздухе, вампир был особенно страшен. Сомкнутый кривой клюв, тараном выставленный вперед, толстые когтистые лапы. Красные, налитые кровью глаза.  Собьет и порвет, как орел куропатку.
Ворон изо всех сил машет крыльями, набирает предельную для себя скорость. Вампир же, чтобы не промахнуться, разметав по воздуху широкие, как зонты крылья идет по инерции, уверенный, что черная птица сама напорется на его смертоносный клюв.
И в миг, когда тень от его крыльев уже заслонила небо, когда Тимофей увидел, как красный язык Спилгрима плотоядно шевелится меж челюстями, когда смерть казалась уже неизбежной, он вдруг резко вильнул в сторону.
Ворон легко пробил тонкую пленку крыла и, выдравшись  сквозь нее наружу, выровнял свой полет.
Вряд ли сам Кромм понял, что произошло. Почему он до сих пор жив, и что в последний момент заставило его увернуться?
Спилгрим взвыл от нестерпимой боли и, кувырнувшись, повернул назад.         
Проклятая птица порвала его левое крыло! Справившись с потерей равновесия, он погнался за вороном.
Но вожак и не думал о бегстве. И «управление» было здесь не при чем. Кромм хотел умереть, но умереть в бою, до последнего пера сражаясь с врагом.
И, сделав «мертвую петлю», он снова полетел на Спилгрима.
На этот раз оба они оказались над озером. Разогнавшись над водной гладью, огромный нетопырь и птица неслись навстречу друг другу.
Удар!.. И все повторилось снова. Перед самым столкновением ворон вильнул и пробил нетопырю уже правое крыло.
Солдаты инквизитора загудели. Все это сильно напоминало рыцарский турнир.
Теперь симпатии многих были на стороне странной птицы. Господин Алвик потирал пухлые белые ладони. Он еще не успел расстаться со своими деньгами, нарочно запутавшись с завязками кошелька, и теперь все еще могло измениться.
А битва над озером продолжалась. Вампир, потеряв управляемость, беспорядочно махал дырявыми крыльями, кувыркался, не в силах выровнять свой полет.
Он снизился к самой воде и, почти касаясь ее, чертя зигзаги, полетел назад к берегу.  Он все еще был опасен. Надо было только добраться до суши. Там, стоя на крепких лапах, он без труда порвет ворона.
Тимофей понял это сразу. «Заставив» Кромма подняться выше, он легко обогнал Спилгрима и, рассчитав расстояние, сложил крылья.
 Солдаты с земли видели, как птица, стремительно набрав высоту, вдруг рухнула в озеро. Словно черная стрела, прочертив небо, пронзила рукокрылую тварь.
Спилгрим летел над самой водой, надеясь повторить с вороном то, что удалось ему с остальными птицами. Но дырявые крылья не позволили ему избежать столкновения.
Ворон камнем прибил его вниз, и оба они скрылись в озере.
Некоторое время вода в этом месте еще бурлила. На поверхности мелькали то край перепончатого крыла, то хвост птицы. Потом все стихло, по воде побежали круги…
- Умерли все,- сказал брат Бенедикт.
- Аминь,- сказал брат Альберт.
Капитан вернул преждевременно собранный выигрыш. Солдаты, оживленно переговариваясь, покачивали блестящими шлемами. Неожиданное развлечение сильно всех позабавило.
Инквизитор вернулся в карету, махнул начальнику отряда.
- С Богом! Едем дальше!..
Карета дернула и, набирая скорость, покатила по белой каменистой дороге. В клетке, укрепленной на ее заднике, на железном полу лежал Тимофей.
Он только что «погиб», опустившись вместе с растерзанным вороном на дно ледяного озера. Но, рядом с ним, погребенный под толщей воды, остался лежать Спилгрим.
Всю жизнь рукокрылый вампир высасывал чужую кровь, и только в самом конце тетушка Смерть сама напоила его…
Отряд инквизитора держал путь к морю, к Голуэрской бухте. Озеро  уже давно осталось позади, потом скрылось за горизонтом, но Тимофей долго еще видел, как высоко над ним, в пустом небе одиноко парит черная птица…    

                Глава пятьдесят первая   
                Раздвоение

Качка на море отобьет аппетит у любого, кроме настоящего моряка. Тимофей очень на это надеялся, потому, что есть он хотел еще на мельнице.
Но кормление по пути на эшафот не предусмотрено, и поздно вечером клетку с ним перенесли на корабль и спустили в трюм.
 За ночь он так и не сомкнул глаз, а утром - когда судно вышло в море, и началась качка - он вдруг понял, что рожден настоящим морским волком. По крайней мере, голод его терзал волчий.
Где-то наверху, по палубе топали ноги. Слышны были голоса, скрипели снасти.
С камбуза, который находился на корме, тянуло мясной похлебкой. Запах ее продирался к ноздрям даже сквозь трюмную вонь и причинял настоящие муки
Тимофей хорошо видел в темноте, и от  его внимания не ускользнуло, как десятка полтора огромных корабельных крыс цепочкой потянулись в кормовую часть трюма и далее, по наклонной доске вскарабкались наверх.
Где-то в углу, очевидно, была дыра между палубой и бортом, через которую они беспрепятственно проникали на камбуз.
Обед,- подумал Тимофей.- Даже у крыс обед. А тут хоть околей, никто не накормит…
Конечно, Шамас научил его перемещаться в пространстве. Ему ничего не стоило исчезнуть из клетки и мгновенно оказаться на мельнице.
Но кто сказал, что инквизитора затруднит вернуться обратно? Он убьет русалочку и Дармида и, раз уж нет выбора, повезет с собой Морквина.
А, чтобы новопосвященный рыцарь не вздумал на суде кричать о своем титуле, господин Алвик вырвет ему язык.
Надо было дать инквизитору возможность привезти его на континент, лучше прямо в тюрьму и уже потом исчезнуть. Может быть, тогда старого дона отправят на заслуженный отдых.
План был, в общих чертах, неплох. Но, как в любом, даже самом замечательном плане, в нем имелось слабое звено.
 Тимофей никогда не пробовал перемещаться над морем и не знал точно, действует ли сила лесного колдуна над чуждой ему стихией.
А вдруг, он не долетит до берега и упадет в море милях эдак в пятистах от Аппенинского полуострова?
Был еще один путь - добираться посуху, через север континента до пролива. В одиночку, без денег….
Один Бог знает, сколько это займет времени. Ула наверняка решит, что он ее бросил.
Тимофей встряхнул головой. В таком месте, как трюм, да еще в клетке, мысли в голову лезут самые отвратительные.
Он прикрыл глаза, что в полной темноте делать было вовсе не  обязательно, и мысленно настроился на крысиную стаю.
Он «увидел», как огромный рыжеватый вожак с куском вяленой свинины в зубах, в одиночку пирует где-то за тюками с пенькой. Остальные крысы - кому, что досталось из объедков - разбрелись по углам трюма.
Тимофей «вторгся» в крысиную голову и твердо приказал вожаку подойти.
Через пару минут перед его клеткой лежал слегка объеденный кусок мяса. Выпустив из пасти добычу, крыса послушно села рядом.
- Делиться надо,- сказал Тимофей, разумея, что оставит немного вожаку.
Он уже просунул руку сквозь прутья, почти чувствуя на зубах вкус вяленого мяса, но в рот ему ничего не попало.
Наверху, чуть правее его клетки, осторожно открылся люк, скрипнула деревянная лестница.
Светлей от этого в трюме не стало, и он понял, что наступила ночь. Кто-то приблизился к самой клетке, несколько раз чиркнул огнивом.
Вспыхнувший факел озарил красное звероподобное лицо боцмана. Шею его пересекали два толстых, багрово-синюшных рубца, следы двукратного повешения.
- Как ты?!- спросил боцман голосом трупа, всю зиму пролежавшего под снегом.
- У меня обед,- недовольно буркнул Тимофей и прибавил:- Был. Пока вы не появились.
Зачарованная им крыса успела исчезнуть, прихватив с собою вожделенный кусок мяса.
- Это,- просипел боцман.- Нехорошо, когда человек в клетке.
- Не стоит беспокоиться. Я тут долго не задержусь.
- Тебя казнят.
- Правда? А я надеялся посмотреть Рим.
- Дрянной городишко. Тебя четвертуют. Или сожгут на площади. Они еще не решили. Я сам слышал это от Главного.
- Люди злы,- Тимофей никак не мог взять в толк, что могло понадобиться от него старому висельнику.
Прочесть его мысли не удавалось. В голове пирата было пусто и темно. Но, куда более странным показалось Тимофею сердце боцмана. Или то место, где оно обычно находится у остальных людей. Вместо него там зияла пугающе-черная яма.
- Злы,- эхом повторил боцман. И богаты. Говорят, ты лучший вор на Острове?
- Нельзя быть таким доверчивым.
- Вот и я думаю. Если ты вор, почему тебя не вздернули дома? Может, ты колдун?
- Вы на редкость проницательны.
- А мне без разницы. Хоть вор, хоть колдун. Помоги украсть у святош золото, и я выведу отсюда. Сбежим в порту и поминай, как звали.
- Половина моя,- сказал Тимофей.
- Идет,- сказал Боцман.
- А что с охраной?
- Охрана моя. Перережу им глотки, они и не проснутся. Ну, где наше золото?
- Золота нет,- сказал Тимофей.
Визит боцмана не только лишил его обеда, но и основательно спутал планы.
Без присмотра морской разбойник зальет корабль кровью. Скорее всего, он и нанялся в рейс, чтобы поднять бунт.
- Золота нет,- повторил Тимофей, памятуя о врожденной любви разбойников к драгоценностям.- И никогда не было. Есть камни. Алмазы, изумруды. И немного индийского жемчуга.
Глаза боцмана зажглись нехорошим огнем.
- Где они?!- прохрипел он, не в силах обуздать вскипевшую алчность.
- Здесь,- Тимофей постучал по полу.- Я уже их украл. Камни в клетке, спрятаны между листами железа. Я украл их еще в замке, а кузнец, за небольшой сапфир, сделал в полу нишу. Инквизитор до сих пор уверен, что драгоценности у него в сундуке.
- Камни…- черные, скрюченные пальцы пирата потянулись в клетку.
- Я не вчера родился,- остудил его Тимофей, переходя на «ты».- Вначале открой замок и выпусти меня отсюда.
Посветив себе факелом, боцман осмотрел несокрушимый инквизиторский замок.
- Тут нужен мастер.
- Или пила. Достань пилу и спили его. Не умеешь работать головой, работай руками,- Тимофей уселся посреди клетки, удобно скрестив под собой ноги.
Боцман пристально посмотрел на его шею, точно примериваясь к месту, по которому  в скором времени чиркнет его острый, как бритва нож.
Тимофей сплюнул сквозь прутья.
- И ломик с собой прихвати. Тут кузнечная сварка. Слыхал про такую?
Ничего не ответив, черный от бешенства, боцман отправился на поиски инструментов.
А Тимофей заговорил с невидимкой, вот уже несколько минут дожидавшимся своей очереди.
- Как трогательно, господин Шамас, что вы не забываете меня даже после своей смерти. Не так давно я посетил Вашу скромную лесную могилу вместе с тремя известными вам принцами. Все в порядке. Должен вам сказать - парни раскаялись и взялись за ум. И все благодаря вашему проклятию. Могу я узнать, что привело вас ко мне на этот раз?
- Ты очень обижен,- темнота в клетке сгустилась и, рядом с Тимофеем оказался лохматый старик.
- На что же? Я в клетке, направляюсь к месту собственной казни. Все не так плохо…. Если вы зашли ко мне немного поболтать, то у меня к вам будет парочка вопросов.
- Позже,- Шамас поднял иссохшую руку.- На мельнице Морквина. Я приду к тебе и отвечу тебе. Время уходить и время возвращаться…
- Не могу,- с сожалением сказал Тимофей.- И рад бы, да не могу. Дело у меня тут образовалось.
- Хочешь спасти врагов своих? Тех, кто завтра зажжет твой костер?
- Плевал я на них! Я здесь из-за боцмана. У него вместо сердца - яма.
- У многих теперь нет сердца. Ты делаешь, потому, что ты «есть». Но помни - с каждым часом вернуться будет труднее…
Сказав это, старик исчез, растворился в темном углу трюма. А над клеткой снова открылся люк.
На этот раз боцман спустился не один. С ним был верткий низкорослый матрос, с ломиком и пилой подмышкой.
Ни словом не обмолвившись с Тимофеем, оба принялись за работу. Коротышка с азартом перепиливал дужку замка, а боцман взялся отламывать верхний слой железного пола.
Так провозились они часа полтора. Матрос почти уже спилил замок. Оставалось каких  нибудь четверть дюйма.
А боцман, вогнав-таки  плоский конец лома  между листами железа, с нечеловеческой силой раскачивал клетку.
- Далеко ли до порта?- не выдержал Тимофей.- Что-то дело не движется…
- Часа через три будем,- отозвался коротышка, рукавом отирая обильно выступивший пот.- На рассвете.
- Лучше помоги,- прохрипел боцман. Жилы на лбу у него вздулись, точно черные канаты.
- Никак нельзя,- сказал Тимофей.- Вору руки беречь надо…
Боцман опустил голову. Бубня что-то об отрезанных пальцах и проклятых кузнецах, с удесятеренной силой взялся за работу.
Пора было начинать думать о бегстве. С минуты на минуту замок упадет, а там не выдержит и монолитный пол, который висельнику каким-то образом удалось разделить надвое. Если вовремя не исчезнуть, лом в его руках может превратиться в орудие убийства. 
И Тимофей прикрыл глаза.
Просто исчезнуть было недостаточно. Если боцман обнаружит обман, он поднимет бунт и, в поисках золота, перебьет всех на этом корабле.
Боцман должен оказаться в клетке, и инквизитору придется обвинить его в помощи колдуну.
Возможно, пусть и с третьей попытки, пирата, наконец, вздернут, и он отправится туда, откуда явился.
- Вода,- говорил как-то Шамас, любивший изъясняться загадками,- это и капля и волна. Возьми длинный деревянный желоб. На обоих концах его поставь по бочонку, один из которых наполни водой.
Плесни из него посильнее и, когда вода протечет по всему желобу, она начнет заполнять пустой бочонок. Скоро воды в бочонках окажется  примерно поровну. Дальше все зависит от того, какой край желоба выше.
Все куда-то течет, откуда-то падает. От одного убывает, к другому прибавляется. И так во всем….
Раздвоиться можно, пока есть сила удержать части на обоих концах. Потом целое воссоединяется в том месте, которое держишь сильнее, и воспрепятствовать этому не в силах никто.
В другой раз Шамас сказал:
- Все это годится лишь для короткого пути. От ручья до моей хижины и обратно.
Если кто хочет перенестись через горы или одолеть море - тут своей силы мало. Плавает лодка и плавает корабль. И бабочка летает и орел. Каждому по силам его. Лишь немногие избранные пересекают границы.
И еще Шамас говорил:
- Земля вся перепоясана невидимыми нитями, пронизана скрытыми каналами, как человек венами. Эти пути человеку  неподвластны.
По ним Великие Сущности переносятся с полюса на полюс, мгновенно оказываясь в любом месте. Немногие из смертных, ступившие на пути эти, остались живы. Но знающие  не говорят…
Вот слова, которые услышал тогда Тимофей. Так говорил Шамас.

И Тимофей «набрал воду».
Он просил дать ему Силу. Просил одолеть зло на его пути,  помочь уйти живым и не вернуться мертвым…
Потом, уже не слыша скрежета, производимого боцманом и коротышкой, представил ясно, как тело его превращается в маленький комок белой резины. Плотный, немыслимо упругий. Круглый, как шар и крепкий, как сталь.
«Двумя руками» взялся он за края его и, собравши силу, какую удалось скопить ему за всю его жизнь до этой самой секунды - в правой силу любви, а в левой силу ненависти - растянул он резину так, что один край ее оказался на мельнице, а другой остался на корабле, в тесной железной клетке…
 
Один Тимофей сидел теперь за столом между угрюмым Дармидом и подавленным Морквином. Ула сидела напротив, не поднимая глаз, и лицо ее было мокрым от слез.
- Почему он?- в который раз спрашивала она, ни к кому не обращаясь.
Морквин осушил кувшин с пивом, выудил со дна жабу, пересадил ее на тарелку с лепешками.
Не глядя по сторонам, ослабил на шее тугие змеиные кольца.  Было около пяти часов утра. Еще не рассвело, и комнату в верхнем этаже мельницы освещала лишь тлеющая лучина.
На грубом деревянном столе не было ничего, кроме пива и черствых, недельной давности лепешек.
- Когда герой готов, подвиг для него найдется,-  сурово сказал Морквин.
- Он увел убийц за собой,- сказал принц.- Он спас нас.
- Он не вернется?- тихо спросила русалочка.
- Оттуда не возвращаются,- сказал Морквин… и увидел Тимофея.
- Он погиб, как герой!- с пафосом сказал Дармид и вдруг осекся. Оба они на время потеряли дар речи. 
Ула по-прежнему не поднимая глаз, прошептала:
- Он умер, чтобы мы жили…
Это было уже слишком. Тимофей деликатно кашлянул и заметил:
- Если это поминки, то Морквин опять сэкономил на угощении. Со свадьбы принцессы Маргрит у меня во  рту не было ничего, кроме собственных зубов…
Тимофей снова был со своими  друзьями. Но он по-прежнему оставался и в клетке…

Коротышка, наконец, перепилил дужку, и тяжелый замок грохнулся на пол.
- Готово!- заявил он.- Треть камней моя!
- Как договаривались,- сказал боцман, и без размаха ударил его по затылку. Не охнув, матрос замертво повалился на пол.
-На троих делить сложно,- сказал боцман и поманил Тимофея.- Выходи! Снаружи мы живо закончим.
Тимофей отошел вглубь клетки.
- Лучше ты ко мне. Здесь удобнее.
- Как скажешь,- ухмыльнувшись, боцман оттеснил его и полез в клетку.
- Вот они,- указал ему Тимофей.- Открой и возьми.
Боцман с недоверием покосился на него и, не выпуская из рук ломика, присел на корточки.
И Тимофей  тут же захлопнул клетку!
Кроме мощного замка, дверь закрывалась еще и на потайную защелку. Оба ключа инквизитор носил с собой, никогда не расставаясь с ними.
Открыть изнутри специально скованную клетку не смог бы ни один взломщик, но, когда еще по дороге в гавань Тимофея в ней запирали, он успел кое-что сделать.
Шамас  не раз говорил ему:
- Чтобы выйти, надо правильно зайти…
И Тимофей,  входя в свое узилище, незаметно вставил в паз для защелки небольшую щепку. Потайной язычок не сработал и пираты, спилив замок, легко открыли дверь.
Теперь же Тимофей выдернул деревяшку и захлопнул клетку.
Оказавшись вместе с ним запертым, боцман вскочил с перекошенным от злобы лицом.
- Что это?!
- Что?
- Где камни?!- пирату удалось уже отодрать верхний слой пола. Под ним блестел второй, еще более толстый слой металла.- Ты сказал, что в полу тайник…
Тимофей виновато развел руками.
- Я солгал. Со мной это бывает…   
- Ах ты!..- пират неуловимым движением выхватил широкий морской нож и, бросившись на Тимофея,  нанес страшный боковой удар.
Нож легко, словно не встретив никакой преграды, рассек беззащитное горло…
Отступив на шаг, боцман озадаченно посмотрел на лезвие. Крови на нем не было. Он перевел взгляд на стоящего  как ни в чем ни бывало Тимофея.
- Старею,- сказал он и ударил снизу. Нож прошел сквозь грудь и, для верности, боцман дважды повернул его в ране.
Тимофей, по-прежнему, стоял на ногах.
Боцман потрогал отточенный обоюдоострый клинок.
- Это…- выдавил он.- У тебя нет тела?!
- А у тебя души,- сказал Тимофей и легко прошел сквозь железные прутья.
Раздвоившись, он не сделался двумя Тимофеями, но, напротив,  каждый из них был теперь вдвое «разбавлен», соткан как бы из очень густого воздуха, куда плотнее, чем привидение, но тоньше, чем человек.
Лезвие пирата проходило сквозь тело легко, причиняя острую, почти нестерпимую боль, но, кажется, не нанося особого вреда.
- Не скучай,- сказал Тимофей.- Скоро гавань. И постарайся объяснить инквизитору, что ты делаешь в клетке колдуна.
Зарычав, боцман  бросился на железные прутья. Он бил ломом, крушил и гнул их, изрыгая угрозы и брызжа слюной.
Пустой трюм гудел, как жерло проснувшегося вулкана.
Вскоре по палубе затопали ноги. Стали слышны тревожные голоса, отрывистые слова команд.
Капитан, решив, что его судно атаковано, по меньшей мере, стадом морских чудовищ, резко поменял курс.
Корабль накренило, клетка отлетела к левому борту. Боцман выронил лом и, пролетев сквозь прутья, он закатился за старую помпу…

В сотнях миль от этого места, на мельнице Морквина, Тимофей тихо, боясь даже шелохнуться, чтобы не потерять равновесие и не «сорваться» в трюм, попросил:
- Держите меня, но не прикасайтесь ко мне. Я сейчас отпущу…

                глава пятьдесят вторая
                Мельница Морквина    

Три дня на мельнице гуляли. Морквин открыл подвал и оба своих погреба: тот, что под домом и дальний, большой, у запруды, в котором зрело его знаменитое имбирное пиво.
 Оттуда он на плечах принес бочонок отборного, того самого, что он сварил, но так и не успел отдать важному лендлорду из Мэверика. сулившему за него целых два соверена.
Теперь молодой мельник  сделался богат и знатен, что, впрочем, не слишком его изменило, поскольку и до свалившихся почестей и наград он, как и всякий островитянин, сам себе  был королем.
Главное - он выжил, и рядом с ним были его друзья. Они пили, ели и пели дурацкие, но ужасно смешные песни, которых в несчетном количестве знал молодой мельник.
И ни разу за три дня ни он, ни принц Дармид, оказавшийся на поверку своим парнем, ни даже Тимофей - ни разу никто из них не заговорил о том, что волновало их теперь почти так же, как избавление от оборотня.
Они не говорили об Уле.
Русалочка - то есть, что это мы о ней все по старой памяти, какая она теперь русалочка?- девушка была вполне счастлива, веселилась, как дитя и целыми днями, благо погода установилась, хоть и прохладная, но ясная, плескалась в омуте  с ходившим за ней, как собака, Болотнем.
Для жабы вода была холодной, и она грелась на берегу, изредка, скорее, по привычке и чтобы совсем не заснуть, ловя  зимних мух.
В последние дни Маккварен предавался обжорству и, в перерывах между едой его неудержимо клонило в сон.
Неподалеку под прибрежной корягой дремала гадюка. Паук, напротив, из дому почти не выходил, деловито устанавливал свои тенета по темным углам, сновал по закопченному потолку кухни.
На второй день на мельнице побывала ворона Стела. От Тимофея все знали, как погибла воронья стая и как, сражаясь со Спилгримом, упал в озеро ее вожак.
Ворона грустила. Где-то в Оделенском лесу, в гнезде, укрытом среди густых ветвей, оставались ее птенцы, и совсем вернуться на мельницу она не могла.
Вечер она неприкаянно ходила по островерхой крыше, немного поклевала с ладони у Тимофея хлебных крошек и, покружив над омутом, к ночи улетела обратно в лес.
Друзьям было хорошо вместе. Но вечно так продолжаться не могло. И к исходу третьего дня, когда все собрались за столом, Морквин, стараясь не смотреть на девушку, сказал:
- Ула должна выбрать. Мы все ее любим, но лишь один из нас станет ей мужем. И дальше откладывать нельзя…
Над столом повисло  молчание. Ула перестала кормить жабу.
- Нам хорошо здесь,- сказала она.- Зачем что-то менять?
Морквин вздохнул.
- Все когда-то кончается. И если не подтолкнуть, покатится назад.
- Я женюсь на ней!- заявил Дармид.- Я принц!
- Мы это уже обсуждали,- сказал Морквин.- Не хочу показаться грубым, но в любви, как на войне. И я скажу - как оно есть на самом деле - все беды от вашего, принц,  дурного воспитания. Вы, кажется, снова изволили забыть, что на вас, равно как и на ваших братьях, лежит проклятие Шамаса. И в ближайшие три года вам предстоит зубрить латынь и общаться с мертвецами в анатомическом театре Догленской медицинской школы. А потом всю жизнь ходить с пиявками и клистирной трубкой…
Дармид было вскочил в гневе, но, опомнившись, сел и понуро опустил голову.
- Теперь я для Улы никто…
- Чем плохо быть женой врача?- Голос, еще не  звучавший под сводами мельницы, заставил всех вздрогнуть.
Во главе стола, удобно расположившись в деревянном кресле - по странному совпадению в тот вечер оказавшемуся свободным - сидел древний старец, такой косматый, что из зарослей седой бороды и спутанной гривы сверкали только огненно-черные глаза
Одет он был в неопределенного цвета рубище и казался так худ, что под выцветшей белой тканью совсем не угадывалось тело.
Первым опомнился Дармид.
- Вот именно!- воскликнул он.- Чем плохо быть женой доктора?! Кто этот дед? Он мне нравится!
Морквин, выкатив глаза, вскочил и, почтительно склоняясь, приветствовал незваного гостя.
- Здравствуйте, мастер Шамас!- сказал он.- Для меня большая честь видеть вас в своем доме. Я встречал вас лишь однажды  во сне, но сразу узнал. Вы хорошо выглядите.
- Сначала накормите дедушку,- сказала Ула и принялась ухаживать за гостем.
Она налила ему полный кувшин пенного напитка, достала из печи горячую ржаную лепешку, выложила на блюдо гору жареной рыбы, готовить которую она, как и всякая русалочка, пусть даже и бывшая, была превеликая мастерица.
- Странно желать здоровья мертвецу,- сказал Тимофей.- Тем более  угощать его форелью. Да будет вам известно - этот пожилой джентльмен не так давно умер, и на его могиле мы с принцем побывали на прошлой неделе.
- Ага,- сказал Дармид.- Значит, именно этому господину я обязан тем, что принужден оставить отцовский замок и ехать неизвестно куда, чтобы научиться неизвестно чему. Но вы же мертвы, зачем вам портить мне жизнь?
- То, что он умер, еще не дает вам право нарушать законы гостеприимства,- Ула приветливо улыбнулась старику.- Угощайтесь и не слушайте их!
- Умница!- похвалил ее Морквин.- Мы просто созданы друг для друга.
- Ладно,- сказал Тимофей.- Она права. На самом деле, я очень рад вам. Мне часто вас не хватало. Когда людоед в горе уверял меня, что вы умерли еще до нашей встречи, я ему просто не поверил.
Старик ухмыльнулся.
- Обойдемся без объятий. Я теперь не в том виде. Но перед тем  как уйти навсегда, приятно посидеть в кампании таких веселых молодых людей.
С этими словами он преломил лепешку и отхлебнул пива.
- Твой дедушка гордился бы тобой,- похвалил он Морквина.- Пиво отменное. Не хуже того, что мы с ним немало выпили вот за этим самым столом.
Морквин даже покраснел от удовольствия.
- Так вы были знакомы?! Какая честь для меня! А все дело в одной маленькой травке…
- Не продолжай. Дальше я знаю. То же самое говорил мне твой дед, когда я говорил ему, что он варит пиво лучше, чем его дед.
- Сколько же вам лет?!- изумился Дармид.
- Так вы знали Морквина тридцать второго?- молодой мельник открыл рот.
- И тридцатого. И даже первого. Мельница старая, а все Морквины растили отменный хмель.
- И вы всех их знали…- подсев поближе, Ула приготовилась слушать.
- Знал,- отвечал Шамас, с видимым удовольствием потягивая пиво.- Я сам указал место, где следует поставить мельницу. Омут под ней - вход туда, откуда все приходит, и куда все потом возвращается.
Мельница - дверь, а мельники при ней - привратники. Но твой Морквин - последний, кто угощает меня пивом. Я ухожу и потому, налей-ка мне еще. Я хочу запомнить этот чудесный вкус.
- Мой?- спросила Ула. - Вы сказали - мой Морквин…
- Да,- сказал Дармид.- Почему?! Я тоже люблю ее.
- Рассудите нас,- попросил Морквин.- Мне жениться пора!
- Я дал ей слово,- сказал Тимофей.
- Я тоже!- огрызнулся Дармид.- Как нам быть?
Старик с сожалением отодвинул от себя глиняное блюдо.
- Жаль, но силы уже не те. Всей рыбы мне не съесть, а хотелось бы…. Там, куда я уйду,  форель не подают.
Он выложил на стол обе свои ладони, сухие и почти прозрачные, и сказал:
- В трюме я обещал кое-что рассказать Тимофею. Думаю, остальным это тоже не повредит…
И, попрощавшись взглядом с остывающей рыбой, Шамас начал говорить:
- Война с оборотнями идет давно. Оркмахи - последний из них. Но и я остался один. Умри я, и оборотень быстро завладел бы Изумрудным островом. Но мое время  кончалось…
- И тогда вы выпустили меня?- спросил Тимофей.
- Почему его?!- с обидой сказал Морквин.- Разве я сам не мог вам помочь?
- Ты помог мне. Сила Оркмахи в том, что он легко завораживал людей. Он «играл волшебную мелодию»,  услышав которую, никто не мог противиться его воле. Чтобы перебить ее, нужен был целый оркестр. И ты помог мне собрать его…
- Не люблю музыкантов!- сказал Дармид.- Пьяницы и бродяги…
- Принцы тоже бывают разные,- напомнил ему Тимофей.
А Шамас, сверкнув глазами, продолжал:
- Один человек подобен скрипке. Другой гобою или флейте. Каждый играет на тот лад, какой дан ему природой.
Редко у кого оказывается сразу несколько инструментов. Куда реже - полный оркестр. Но даже тогда человек не хозяин ему.
Вот почему человек сегодня один, завтра другой. Ум  хочет одного, сердце просит другое.
С вечера ты полон решимости сделать что-то, а утром  даже не вспомнишь об этом. С утра звучит совсем другой инструмент…
- Не люблю музыкантов,- повторил Дармид.- Пустейшие люди.
- Даже лучший оркестр без дирижера ничто,- продолжал Шамас.- Часто он еще хуже, чем один инструмент - когда многие играют разное, расслышать что-нибудь невозможно…
И перед самой своей смертью я нашел оркестр, способный вместо меня «переиграть» Оркмахи. И я дал ему дирижера…
- Вот, значит, какие дела?- Тимофей зачем-то осмотрел всего себя.- Если я оркестр и меня, не спросив, заставили плясать под чужую дудку - значит, мной дирижируют и я сам себе не хозяин? Я получаюсь уже не я…. Я что, оборотень наоборот?
- Я отдал тебе свою Силу, но не стал тобой. Дирижер приходит, когда играют концерт. Чудеса вершатся не по прихоти мага, но когда в  них есть великая нужда…

Шамас ненадолго замолчал, а Дармид, потирая виски, обратился к Морквину:
- Нет ли в твоем погребе эля или хотя бы вина? Расскажу братьям - ни за что не поверят! И где же вы, господин Шамас, его отыскали?
- На другой странице,- отвечал старик, думая о чем-то своем.- Но это уже другая история.
- А вы расскажите!- умоляюще попросила Ула.- Откуда он?
- Могла бы у него и спросить,- сказал Морквин.- Или у меня. Я же Тимофея привел!
- Ходить по дороге не значит знать ее, - улыбнулся девушке Шамас.- Морквин добрый парень, но читает пока неважно. В алфавите не так много букв. Из них составлены тысячи слов. Любовь и ненависть, жизнь и смерть. Все - одно, и все в одном.
Буквы в слова, слова в мысли. Бесконечное количество…. В книге много страниц. На полке много книг. Один человек всего лишь буква. Другой - слово. Кто-то целая страница. Можно встретить ее  в другой книге, прочесть на ином  языке.
Миры, как страницы - существуют рядом, но никогда не пересекаются. Что  написано на одной странице, не должно находиться на другой.
Но у каждой книги есть переплет - место, из которого расходятся все страницы. Тот, кто знает, способен заглядывать на другие страницы…
Когда я умер, на нашей странице возникла пустота. Чтобы ее не занял оборотень, на время пришел Тимофей  и закрыл эту брешь.
Но он,- «слово» не из нашего мира. И ему придется вернуться…
- Я знала,- тихо сказала Ула.- Я всегда это знала…
- Как подвиги совершать - вызвали, а как ненужным стал - возвращайся?!- Дармид вскочил и принялся быстро расхаживать из угла в угол. Сейчас он мало напоминал того спесивого принца, с каким Тимофей познакомился в Корахтском замке.
– Где справедливость?!- возмущался Дармид.- Тимофей спас меня от вашего проклятья, изменил его. Нельзя ли мне сделать для него то же? Я хочу отправиться вместо него в его мир и будь, что будет. А он, если хочет,  пусть остается.
- Благородный принц просто не хочет учиться,- сказал Морквин.- Тем более, на лекаря. Отправиться в его мир…. По-твоему, это что? Как на охоту сходить?! Да я сам, когда Тимофея сюда провожал, едва жив остался. Нет, братец ты мой, ходить в другой мир и магу не всякому по силам…
Дармид еще потоптался, потом понуро вернулся на свое место. А Морквин неожиданно продолжил, обращаясь уже к Шамасу:
- Так может, не стоит и напрягаться? Людей на свете много, всех не перечесть. Что один человек? Оставим его, никто и не заметит.
Но Шамас покачал седой гривой.
- Нет ничего лишнего, и всего должно быть в достатке. Никто не может жить в чужом мире - и капля переполняет море.
Есть нить черная, есть нить белая. Иногда они переплетаются, но никогда не смешиваются.
- Но он же с нами!- воскликнула Ула.- Кому от этого хуже?!
- Это поход,- остановил ее Шамас.- Кто имеет силу, зависит от нее. Его призывают, и он идет. И если остался жив, должен вернуться…
- Сами дали, сами взяли…- уныло сказал принц.
- Когда?- коротко спросил Тимофей.
Шамас глядел спокойно, уголья в его глазах уже начали остывать. Он говорил ровно, тихо и вся фигура его на глазах выцветала, оплывала по зыбкому контуру.
- Вам плохо?- Ула испуганно тронула старика за руку, но пальцы ее прошли сквозь прохладный воздух.
- Мне пора,- прошелестел Шамас и, всплыв над столом, медленно растаял в свечном полумраке.- Спасибо за угощение…
- А как же Ула?!- вслед ему выкрикнул принц.- За кого она замуж пойдет?   
Но старик уже оставил их, а Тимофей неожиданно для себя заговорил:
               
                Вернуться сможешь ты домой         
                Как только станешь ты собой
                Когда король на трон вернется
                Злодей свиньею обернется
                И от ворон падет вампир
                Под небом воцарится мир

                Как только вор начнет судить
                А душегуб людей лечить
                И нищий Господу служить
                Случится то, что должно быть

                Чтоб не застрять внизу навек
                Делиться должен человек
                Не только кровом и едой
                И не монетой золотой

                Пожертвуй самым дорогим
                Ты поделись собой самим
                Когда русалка по Земле пойдет
                В согласье ход времен придет
                Вернуться сможешь ты домой
                Как только станешь ты собой…


                глава пятьдесят третья 
                Расставание

Расставание всегда не вовремя. Еще вчера казалось, что впереди целая вечность и даже еще немного, и легко будет остановиться и сказать самое главное….
А сегодня вдруг уже поздно, и еще столько надо успеть, и словам, которые так долго собирался сказать, попросту уже нет места…
Когда Шамас исчез, а Тимофей кончил читать его пророчество, все еще долго сидели за столом молча, не решаясь произнести ни слова.
Потом Морквин сказал:
- Не знаю, кто сочинил эти вирши, но он, как будто,  знал  все заранее. Похоже, ты исполнил все...
- И это значит,- подхватил Дармид,- ты можешь вернуться домой.
- Должен вернуться,- поправил его Морквин.- Так сказал Шамас.
- Только не сейчас,- попросила Ула.- Позже, потом…
- Сейчас,- твердо сказал Морквин.- Сегодня полнолуние и можно спускать воду. Пропустим эту ночь, и ждать придется целый месяц. А за месяц много воды утечет…
Он встал из-за стола и, выйдя из дома, отправился вниз по течению реки. Там, в сотне шагов от его омута, где русло зажимали два гигантских древних валуна,  была устроена небольшая запруда.
С помощью ворота и нехитрого деревянного механизма, хозяин мельницы мог по необходимости изменят уровень воды. Во время помола это заставляло без устали крутиться каменные жернова.
И теперь Морквин открыл запруду. Потоки воды с шумом хлынули в образовавшуюся брешь.
Скоро, выше по течению, в омуте  у подножия мельницы образовалась узкая воронка, штопором уходящая в бездонную глубину.
Дверь открылась…
Морквин ладонями зачерпнул холодную воду. Сделал несколько глотков. Остатками смочил взъерошенную голову.
 Близилась полночь. Полная луна, отражаясь в реке, в оба глаза стерегла каждый его шаг.
- Люди - стадо луны,- вспомнились ему слова деда после одной из последних порок.
Отложив розги, старик тогда отдышался и заговорил:
- Как хороший пастух пасет свое тучное стадо, так и луна до поры заботится о людях. А когда приходит время, забивает их во время войн, наводнений или чумы.
Луна питается страстями человеческими. Все кормят ночную охотницу, и никто не избежит этого, чтобы Луна не ослабла и не упала на Землю.
Больше дед ничего ему не сказал. Да больше, после того, как Морквин ушел в лес, они  в этой жизни и не встречались…

Морквин склонил голову набок. Посмотрел в темную воду, в холодный, казавшийся теперь «левым» глаз Луны.
Он не очень понимал слова деда - человека, несомненно, ученого,  но предпочитавшего изъясняться туманно и не любившего, как он сам говорил, «разжевывать мякиш».
- До чего сам дойдешь,- утверждал дед,- то твое. А приготовленное кем-то, чужим и останется.

Морквин посмотрел в ночное небо. Было тихо, безоблачно. Чуть в стороне от островерхой крыши мельницы, висела луна небесная - теплая, как пудинг со сливками.
Две луны, две дороги. Думать о кровожадности ночного светила совсем не хотелось. Куда приятней было мечтать о прогулках под ним вместе с Улой.
Ведь дедушка говорил еще и о том, что русалочки - пусть даже бывшие - очень это любят. 
Он больше не мельник  Морквин тридцать шестой. Он рыцарь и кажется, ему это нравится.
- Пусть все идет, как идет и идет по-другому,- сказал он и быстро пошел к мельнице.   
Забравшись по шаткой лестнице на крышу, он присоединился к ждущим его друзьям.
- Готово,- сказал он Тимофею.- Примерься, а я пока путь покажу…
Тимофей глянул вниз. В центре омута гудел мощный водоворот. Было светло, почти, как днем и на стенках его можно было разглядеть, как вода слоями уходит вниз по спирали.
«Водная» Луна, точно якорь своего небесного близнеца, стояла чуть в стороне от воронки.
- Еще есть время,- сказал Морквин.- Пока Луна не окажется в центре. Как только ее затянет в водоворот - ныряй! Это вход…
- А где выныривать?- спросил Тимофей, борясь с легким головокружением.
Воронка внизу ровно гудела, манила к себе глянцево-черными стенками. Отражение Луны приближалось к ней слишком быстро.
- Не знаю,- признался Морквин, слегка замявшись.- Этого мне Шамас не говорил. Вынырнешь, как я, где сердце подскажет. Главное - угадать между слоями воды.
- Ты хороший проводник,- Тимофей обнял его, прощаясь.- Но никогда не заводи свиней. Однажды среди них окажется оборотень. Теперь ты рыцарь и у тебя есть дом, друзья, враги и даже немного здравого смысла. Что еще нужно человеку?
Потом он повернулся к Дармиду.
- Предсказание…- протянул принц, не в силах еще отвлечься от услышанного пророчества.- Зачем ты так: как только вор начнет судить, а душегуб людей лечить? По-твоему выходит, что у меня руки по локоть в крови?
- Предсказание, как уклон у дороги,- изрек Морквин.- Вниз катиться всегда легче. А тебе, Дармид, всю жизнь придется карабкаться в гору. Но врач лучше убийцы, а спасать куда слаще, чем убивать.
- Если бы не латынь,- вздохнул принц.- Ненавижу  языки.

Но Тимофей больше не слышал его. Луна уже стояла на краю воронки и вот-вот готова была соскользнуть в бездну.
Он стоял лицом к лицу с Улой. Слишком близко, чтобы разглядеть выражение ее глаз, и все же их разделяла уже больше, чем вечность.
Он видел, как изумрудные волны накатывают из глубины ее зрачков, словно никогда не замерзающее море плещется у ее родных берегов.
Вода тогда казалась ему пугающе холодной, но, войдя в море озябшим  на зимнем ветру, он вдруг согрелся и тепло это, проникнув в него,  никогда больше не покидало его.
- Ну, я пошел…- сказал он и не двинулся с места.
«Да»,- услышал он мысли Улы.- Иди. Я знаю, так надо. Я буду ждать.
«Это надолго»,- подумал он.
«Русалки умеют ждать»...
- Ты больше не русалочка,- сказал он тихо. - Но я все равно люблю тебя.
И отвернувшись, он шагнул с крыши…

                Эпилог   
 
 Тут бы, на крыше водяной мельницы и закончить нашу историю о Морквине тридцать шестом, последнем из мельников и первом, с кого берет начало славный род Морквинов - рыцарей.
Но вот загвоздка! Не секрет ведь, что для продления рода молодому рыцарю надо, по крайней мере, жениться.
А Ула до сих пор не дала ему своего согласия. Молчит, улыбается. Ни да, ни нет, от нее не добьешься.
Однако она не знает  упрямца Морквина. Уж на что мельники народ терпеливый, но наш Морквин не уступит здесь даже своему дорогому дедушке, тоже, по слухам, всю жизнь любившему одну маленькую русалочку из Голуэрской бухты.
Чтобы не сидеть, сложа руки, (от этого занятия им ведь и усохнуть недолго), Морквин нанял лучших каменщиков в Оделене и пригласил самого строителя Гоба.
Он сам нарисовал свой будущий замок и конечно, не поскупился на многочисленные башни и сторожевые башенки, ворота, подъемные мосты и винтовые лестницы, смотровые площадки, бойницы, тайные комнаты и роскошные залы.
Он нарисовал комнаты для друзей и сделал такую детскую, словно собирался наплодить, по меньшей мере, дюжину маленьких Морквинов.
На бумаге вышло что-то среднее между французским королевским замком и шотландской крепостью, способной выдержать многолетнюю осаду норманнского войска.
А что?! В ответ на вопрос великого Гоба - в каком же стиле желает он построить свой будущий замок, Морквин  широко махнул рукой.
- Валяй во всех! Денег хватит…
Но главное - стены начали возводить вокруг старой мельницы, которая оказалась внутри Главной башни, а омут целиком попал во внутренний двор  нового замка.
- Мельник однажды - мельник всегда,- сказал Морквин удивленным строителям.
Не объяснять же этим невеждам, что Дверь, служить к которой приставлен его род, должна быть надежно сокрыта от посторонних. Да и такой муки, что мелют старые каменные жернова, не сыщешь даже в Доглене…
Так, что пока Ула думает, стены растут, а Морквин от рассвета до заката крутится на стройке.
Дармид, погостив у него немного, уехал в Доглен. На прощание он подарил Уле фамильный  королевский перстень в знак своей вечной преданности. Он упорно учится на врача, зубрит ненавистную латынь, и все еще не теряет надежды.
Ула помогает Морквину по хозяйству, ухаживает за Болотнем и одряхлевшим пауком, возится с птенцами Стелы.
Воронята растут так быстро, что по размаху крыльев и орлиным клювам, уже  сейчас напоминают погибшего Кромма.
Гадюки что-то давно не видно. Морквин говорит, что  змея до весны заснула под старой колодой и выползет на солнце только в апреле.
На заднем дворе будущего замка уже появилось одно законченное строение.
Это свинарник. Большой и светлый, не хуже, чем у самого короля Одела. Как Ула ни старалась, ей не удалось отговорить молодого рыцаря от покупки свиней.
- Я и сам с усам!- заявил он в ответ на напоминание о просьбе Тимофея держаться от свиней подальше.
Как настоящий островитянин, Морквин сделал все с точностью до наоборот.
Он завел целое стадо лучших в Оделене свиней и ждет - не дождется, когда под видом высокопородного хряка к нему пожалует Оркмахи.
Морквин уверен, что уж он-то знает, как встретить оборотня…

А вот Маккварен пропал. День-два его еще искали. Обшарили весь дом, прошли по берегу реки, почти до конца хмельного поля. Но жаба как будто в омуте утонула…
Впрочем, так ведь оно и случилось. В ночь полнолуния, когда Тимофей должен был вернуться в свой мир, Маккварен (пока все вышли во двор) допил все оставшееся на столе пиво.
Изрядно захмелев, он заснул в кармане старого балахона Морквина. Того, что вечно висит на крючке справа от входа на мельницу.
В этой грубой бесформенной одежде мельники, испокон веку, открывали Дверь и сами, когда приходилось, ныряли в омут.
Но хмельному Маккварену было не до покроя линялого, затертого до дыр плаща. Он только искал место, где можно спокойно выспаться…
Перед тем, как лезть на крышу, Морквин прихватил с собой семейную реликвию.
- На удачу! - сказал он, накидывая плащ на плечи Тимофею.- В нем еще мой дорогой дедушка нырял. И ничего. Хвала Создателю, дожил почти до моего совершеннолетия…
На крыше, прощаясь с друзьями, Тимофею было, конечно, не до того, чтобы проверять карманы.
И жаба, невольно нарушив Великий Закон Равновесия, покинула свой мир. Хотя - справедливости ради - надо сказать, что такому старому пьянице совершенно все равно, где пить пиво. Главное, чтобы компания душевная подобралась.
 А если он, по причине своего многолетнего обжорства  стал слишком много весить, и где-то во Вселенной из-за этого слегка зашкалят стрелки, так это не его проблема.
Не нравится - верните Макварена на мельницу.Его и там накормят.