Серые шипящие волны наотмашь хлестали берег. Пронзительные крики чаек, то рвущих крылами пену, то пронзающих низкие косматые тучи над побережьем, походили на крик израненной души.
Серебристые Гавани были мертвы, - разломанные крепостные стены, россыпи почерневших изуродованных глыб, шрамы расколотых башен, залитые водой нижние ярусы и крепостной двор... Море позаботилось о телах погибших, оплакивали их чайки. Мельчайшие солёные брызги оседали на лице – слёзы ли? прибой ли?..
Серебристые Гавани – последний оплот защитников Средиземья, последнее поселение эльфов на Окраинном Западе – пали.
Пало Средиземье под ударами Тьмы...
И здесь же, в Серебристых Гаванях, под ударом меча короля эльфов Кэрдана Корабела пал Чёрный Властелин Олмер.
Средиземья больше не было.
Их маленькое братство – как капля ярости и отчаянной доблести в море защитников Светлого Мира – прошло за этот год весь скорбный и кровавый путь армий Рохана, Гондора и Арнора, - отступая в невиданно сокрушительных сражениях под ударами исполинских сил Тьмы на запад, на запад, на запад... до последнего светлого островка на Дальнем Западе – Серебристых Гаваней, за которыми не было больше уже ничего.
Не стало и Гаваней...
Вирэт вспоминала последние часы той чудовищной ночи, когда Олмер повёл на штурм одну только нелюдь, повелев отвести от крепостных стен все свои человеческие войска. И крепость, покинутая уже эльфами, собравшимися на кораблях в гавани, не выдержала чудовищного натиска Исчадий Мрака. Ворота рухнули, и Король-Без-Королевства – точнее, Властелин всего Средиземья, которое отныне стало его королевством, - вступил на территорию поверженной твердыни. Земля сотрясалась под его ногами, проседали булыжные мостовые, крошились стены от низкого рыка шагающего с мечом в руке монстра, в котором не было уже ничего человеческого. Никто не посмел даже шевельнуться ему навстречу, застыли на стенах и в бойницах башен обречённые люди. Взгляд чудовища вызывал пожары – синее призрачное пламя вспыхивало в помещениях, сжигая всё, что могло там гореть; чёрный плащ вился за его спиной, как дымный шлейф. Олмер шёл, и грохот исполинских шагов разносился по всем Гаваням, как роковые удары незримых часов, отсчитывающих последние сроки Средиземья.
Корабли эльфов уже были в акватории, и лишь один – «Лебедь» Кэрдана Корабела – стоял ещё у пирса. И в те мгновения, когда вошёл в Серебристые Гавани Чёрный Властелин, король эльфов спрыгнул с мечом в руке на пирс, перерубил канат своего корабля и, не слушая криков отчаяния оставшихся на борту, быстро зашагал обратно в крепость.
Тогда Вирэт впервые в жизни увидела Преображающегося Эльфа. Серебристая фигурка на глазах ошеломлённых людей стала увеличиваться в размерах, засиял на белоснежных волосах высокий яркий шлем, и мифрильные латы со звездой на груди вспыхнули, словно сотканные из звёздного света. Не одна Вирэт помянула в эти мгновения Элберет, Светлую Королеву!
Но по сравнению с разбухшей фигурой Чёрного Исполина Кэрдан Корабел оставался сиянием лезвия меча перед вековым дубом. И этот меч взметнулся неустрашимо узкой молнией света, а навстречу ему рухнул клинок Олмера. Непонятно было, как прошли эти удары, только полыхнули две молнии – белая и тёмно-багровая. Серебристая фигурка эльфа точно в смертельной усталости опустилась на землю. И словно проколотый шар стал опадать складками мрака, превращаться в бесформенную массу Чёрный Исполин. И вот уже только плащ вороновым крылом покрывает червлёные латы и откинутую с мечом руку – обычную, человеческую, только обтянутую чёрной перчаткой...
Но вдруг встряхнулась земля, и из складок плаща кольцами серого, мертвенно светящегося тумана стала подниматься под облака фигура совершенно уже немыслимого колосса – гигантского обнаженного витязя с раскинутыми в стороны руками и ослепительной призывающей улыбкой, полной лютого торжества и мощи; пронзительное серо-голубое сияние, исходящее от этого монстра, залило призрачным, корёжащим перспективы пространства светом землю и поднебесье на многие лиги вокруг.
И всё пространство вздыбилось, стало лопаться, как пузыри, из которых призраками кошмарных снов полезли ветхие скелеты в кольчугах и шлемах, на глазах обрастающие плотью, оживающие мертвецы-воители прошедших тысячелетий и различные чудовища иных сфер бытия, прорвавшихся наконец в этот мир из сферы Вечного Мрака по призыву своего Властелина...
Вирэт не столько увидела, сколько почувствовала, как не стало рядом с ней хоббита.
Фолко бросился вниз по лестничному пролету башни, на ходу вырывая из висящих на груди ножен голубой клинок Отринны.
Она прыгнула вслед за другом, ещё не понимая, что делает, продиралась сквозь удушающие кольца живого светящегося тумана. На выходе из башни увидела уже далеко впереди, почти у ног исполина Фолко и смутно, за слепящими обводами этого чудовищного тела, - на той стороне площади, возле крепостных ворот – спускающего тетиву лука Амрода, а рядом с ним бьющего с колена Беарнаса.
Клинок Отринны в руке Фолко полыхнул наискось ног монстра... и исчез в столпе мертвенного света, а крохотная фигурка хоббита тут же навзничь повалилась на землю.
Вирэт ещё бежала по площади, когда случилось что-то совершенно немыслимое: бредовый призрак-колосс словно надломился в том месте, где полоснула голубая молния хоббитского клинка. Чудовище заревело низким, утробным, сметающим всё на своём пути рыком, и Вирэт повалилась лицом на булыжники мостовой, зажимая ладонями уши, а потом закричала сама, чувствуя, что вот-вот лопнут перепонки.
Из места разлома колосса рванулся серый смерч, скручивающий штопором верхнюю часть его туловища и втягивающий её в свою воронку. Земля у основания смерча разошлась глубоким разломом, оттуда вылетел гигантский столб воды и пара, и первый удар землетрясения всколыхнул крепость, руша башни и стены...
Вирэт была уже возле Фолко, полуослепнув, из последних сил волоча его от расширяющейся воронки по дрожащей в агонии, склизкой от потоков грязной воды мостовой... куда?.. уже сама не понимая в этом аду.
Вновь дрогнула земля, Вирэт упала на тело друга, прикрыв собой от лавины сыпящихся обломков... и внезапно откуда-то сверху летучей мышью свалился на них Малыш! Он подхватил хоббита под мышки, прохрипел: «Не отставай!..» и быстро потащил куда-то вправо, в рваные разломы крепостной стены. В разломе они замешкались, застряв среди обломков, и третий удар подземной силы толкнул Вирэт вновь на распростертых на земле друзей, под самый камнепад, и от страшной боли она потеряла сознание, точно сорвалась в бездонную пропасть...
... Очнувшись, долго не могла понять, откуда столько света.
А над нею было небо – белое, высокое, с прожилками облаков. И ветка орешника с уже полуоблетевшими листами. Застонав, повернула голову; чья-то рука приподняла её за плечи, поднося к пересохшим губам фляжку с водой.
Пила долго, с наслаждением, закрыв глаза, а когда открыла их, увидела над собой лицо Строри с кровавым шрамом на лбу; рыжая борода перемазана то ли тиной, то ли глиной, но глаза всё те же – весёлые и отважные, глаза Малыша. Он понял её взгляд, прикрылся обычной своей безмятежной улыбкой: «До самой смерти не помрём!». Вирэт проглотила тугой ком в горле, а потом - притянула к себе его голову, на миг прижалась щекой к щеке.
Посмотрев влево, увидела лежащего рядом хоббита, над которым склонился Торин.
Гном поднял глаза, кивнул ими ей, мол, добро, прибыло нашего полку.
Она потянулась подняться, но не удержалась, застонала от невыносимой боли во всем теле.
- Впредь не выставляйся живым щитом! – укоризненно пробурчал Торин. – Знаешь же, что на нас – мифрил! Спина у тебя – сплошной кровоподтёк, ну да к вечеру отойдёт, мы растёрли её тебе бальзамом. Вот с Фолко у нас беда, до сих пор лежит пластом и почти без признаков жизни. Я прощупал его всего, ничего не нашёл смертельного...
Резкий ужас тряхнул Вирэт так, что она вмиг забыла о своих ссадинах. Тревожно склонилась над мраморно-белым, безжизненно красивым лицом Фолко.
- Дышит. Едва-едва, - тихо сказал Торин.
Она выпрямилась.
- Грейте воду, - медленно произнесла Вирэт, невидяще глядя перед собой.
- Разве что в ложке, - отозвался от костра Малыш. – За котелками я в эту ночку не усмотрел, уж извиняйте.
- Для Фолко и в ладонях вскипятишь, - угрюмо произнёс Торин, не отводя от девушки глаз. – Что?..
- Если он поднял меч на Валара... уж и не знаю – что... – и она смотрела на друга тёмными провалами сразу запавших глаз.
Оба гнома сразу замерли.
- Ты думаешь, это был..?
- Что я могу ещё думать? – горько вздохнула Вирэт. – Одна надежда, и та на чудо... Есть у меня одна травка – с Благословенной Земли... На самый крайний случай, сказал Славур. По-моему, он самый и есть.
... Фолко открыл глаза, когда она допела последние фразы эльфийской песни о Сиянии Валинора. Глаза были ясные и весёлые, точно он всё это время разыгрывал друзей, а не валялся в предсмертном забытии.
- Знаете, что я видел во сне?! – звонко воскликнул невысоклик, оглядевшись вокруг. – Белокаменный Тирион и свет маяка Миндон Эльдалиева, отраженный в заливе! И колокол бил на башне... А дно всё усеяно прозрачными камешками, точно жемчугом! И я брёл по теплой воде мелководья, по розовой дорожке-отражению к башне маяка... Там на берегу такие травы и цветы... листики тёмно-зелёные, с перламутровыми крапинками, а соцветия – как у лилий... Мне почему-то так нужно было сорвать для Вирэт этот цветок... Я потянулся, и...
- Вот-вот... – покивала Вирэт.
И – разрыдалась.
Фолко вскинулся на локтях, изумлённо глядя на друзей.
- А... что?!
- Ничего, - нежно ответил, любуясь им, Торин.
- Тирион у него... - пробурчал Строри, вытирая травой перемазанные в саже руки. – Мы вот тебя в гробу и в белых тапочках почти увидели... бандюга несчастный!.. истребитель Валаров!!. – заорал Малыш с прорвавшимся ликованием и, рухнув на Фолко сверху, придавил его к земле, как кролика. – Время обедать! А он дрыхнет! Загибайся тут из-за него с голоду!!.
- Да? Обедать будем? – оживился хоббит.
- Будем, - кивнула Вирэт, вытирая ладонями лицо. – Сразу же. Как только вы скажете мне: где наши эльфы?
***
Фолко нашел её в дальней части пирса. Окликнул.
Она подняла лицо... и он замолчал. Тихо присел рядом и тоже стал смотреть на море.
- Они ведь на себя его внимание отвлекли, - с трудом проговорил он наконец. – Ну, когда я бежал с клинком Отринны. Я видел, как вспыхивали ярко-белые сполохи попадающих эльфийских стрел и их уносило куда-то вверх, как потоком. Я тогда и подумал – о потоке... перерубить канал, который пробил во Мраке несчастный Олмер, откуда и полез после его смерти... этот... собственной персоной, уже не таясь. А они почему-то побежали потом к середине площади, прямо к яме... Я вот подумал сейчас... что, если их выбросило потоком из крепости, и эльфийские корабли приняли их на борт? И они уплыли в Валинор?
-... а нас оставили погибать в крепости? – с сухим смешком спросила Вирэт.
- А что они могли сделать?!. Да и мы сумели же выбраться!.. Уходили ведь эльфы перед самой Войной и в Войну! И ваш отряд сколько раз делился на уходящих и остающихся!
- Это так, - горько ответила девушка. – Но те, кто уходили, не ставили этим под удар остающихся, не бросали их в отчаянном положении, спасая свои жизни. Это был добровольный выбор Пути каждого!
- А что наши эльфы приобрели бы, оставшись теперь?.. Разгромленное Средиземье, где полными хозяевами остались люди?! И кто знает, был ли у них другой шанс вернуться в Благословенную Землю? Последнее время и Беарнас всё пел о Сиянии Валинора, - осторожно добавил Фолко, зная, что этот эльф был особенно близок Вирэт.
Но она только устало покачала головой.
- Не потому он пел о Валиноре... Ты просто не знаешь, друг. Понимаю, ты хочешь утешить и убедить меня, что вышло как нельзя лучше, - и им, и нам. Но Беарнас... – она вдруг глубоко вздохнула, выпрямляясь. – Он ведь нолдор, Фолко... И не простой, а из Дома Феанора! Отец его был Маэдрос, и он ещё поболее отца настрадался из-за Проклятия Сильмарилов. Но как ни ненавидел он эту чудовищную резню, как ни пытался вырваться из-под Клятвы Феанора, рок нолдоров преследовал всю жизнь и его. Беарнас вообще был по их меркам странный эльф, ставивший ценность эльфийской жизни куда выше ценности любого рукотворного предмета. И лишь когда сгинул с последним Сильмарилом Маэдрос, Беарнас освободился из-под клятвы. Но эльдары неохотно приняли нолдора-изгоя, и только встреча с предводителем Заморских Эльфов Славуром, в коем нашёл Беарнас родственную душу, принесла успокоение в его жизнь. Когда же Славур и с ним четверо уходили в Заморье, тот поставил предводителем оставшихся именно Беарнаса. Но не всем понравился такой выбор, и Беарнас уступил полномочия эльдару Амроду – с полным спокойствием и любовью. А потом в Валинор ушли и те, кому не по нраву пришёлся мудрый выбор Славура...
Они долго ещё молчали, пока Фолко не набрался мужества и не сказал решительно и разумно:
- Вирэт! Серебряные Гавани мертвы, живых там уже нет. Подумай лучше, куда могли пойти эльфы, если им удалось спастись? Были же у вас где-то сборные пункты? Или где бы им было проще разыскать нас? Честно говоря, мне тоже совсем не хочется верить в расставание навсегда, просто отчаянно не хочется! Тот же Амрод мудрее всех нас четверых вместе взятых; не мог же он слепо кинуться навстречу гибели! Значит, был у них какой-то план! И пока есть надежда – постараемся и мы не погибнуть раньше срока!
- Истерлинги!! Истерлинги, - целый отряд! – закричал, подлетая, взлохмаченный Строри.
- Отходим в подлесок! – скомандовал Торин, догоняя его. – За оружие не браться! Строри, наргтул бар-занбар!
Малыш тут же круто взял влево, огибая длинный ряд деревянных надпирсовых построек, бывших у эльфов, видимо, временными складами. Торин кинулся вправо, а Фолко с Вирэт пробежали эти пустые светлые ангары насквозь, махнули через небольшую изгородь из растянутых рыболовецких сетей и углубились в начинающийся сразу за гаванью колючий подлесок из ежевики, шиповника и молодого орешника.
Сухие ветки трещали, ломаясь под стремительным напором рвущихся напролом тел, мелькали под ногами россыпи слившихся в пёстрый ковер листьев, квёлые лопухи и папоротники. Очумело крича, вспорхнула с трухлявого пня сойка. Ветер разорвал над морем облака, и выглянуло наконец солнце, звонкой лимонной желтизной налились неопавшие ещё кроны деревьев на холмах, под спасительную защиту которых рвался Отряд.
Торин был прав, - глупо бряцать оружием на территории, контролируемой завоевателями. Их единственным шансом на выживание был скрытый проход тайными лесными и горными тропами в районы, не обожжённые войной. Немыслимо было сдаться в плен на милость победителей, - слишком известны были в их рядах непримиримые и дерзкие бойцы Неуязвимой Семёрки, за чьи головы немало сулил своим телохранителям сам Олмер. Да никто и не желал милостей от вчерашних врагов. Ещё слишком свежи были раны и невосполнимы потери...
Наконец приостановились, чтобы отдышаться.
Вирэт оглянулась.
Далеко внизу, за жёлто-буро-зелёными каскадами древесных крон дышало ещё пасмурное море, взгляд левее – как лезвием по сердцу – руины Серебристых Гаваней, над расколовшейся точно от чудовищного удара молнии Звёздной Башней ещё реют обрывки бело-золотистого флага.
- Вроде оторвались, - пробормотал Фолко.
Вирэт устало перевела на него взгляд, - каждое движение отзывалось в теле мучительной болью, и она больше заботилась о том, чтобы не отстать, нежели об ориентировке на местности, полностью доверившись в этом опыту друга. Она видела, как выбирал он самые узкие, колючие и крутые тропинки, непроходимые для лошадей кочевников-истерлингов, путал следы и менял направления с хитростью дикого зверя.
Пошли шагом. Фолко останавливался, покрикивал птичьими голосами, созывая гномов.
Довольно скоро из густого орешника над косогором чуть не на головы им съехал Строри.
Пожал плечами на расспросы:
- Поднялись на западный склон, а там – валуны размером с лошадь... потоптались, рукой махнули, снова в сёдла – и вернулись на пирс. Я вразвалочку прошёлся, как на пикнике.
Протянул взмыленным друзьям запотевшую фляжку свежей родниковой воды, а Вирэт – пригоршню янтарной костяники впридачу.
- А за нами лезли аж до скальных сколов, - отёр губы рукавом Фолко. – Я живо вспомнил Сирые Горы, и – как крылья выросли, лишь представил их пыточные...
- Да уж, на это они мастера! Только думаю, за нами они припустили больше потехи ради. Теперь у них уже не те масштабы, - весь Арнор ихний...
- Насчет Арнора – это ещё видно будет, - сжала зубы Вирэт. – И в Рохане Эодрейд собирает остатки Марки под своё знамя... Торин-то где?
Строри поднёс к лицу руки и звонко закричал по-сорочьи – точно тарахтелка прокатилась над лесом. В ответ послышался похожий вскрик, но это всего лишь спланировала над косогором настоящая сорока.
Забрали вправо и уже осторожнее, изготовив оружие, стали прочёсывать заросли. То сойка, то сорока вскрикивали справа и слева от Вирэт. Она вдруг остановилась, отступила за дерево и медленно потянула из колчана стрелу...
Шевельнулись ветки кустарника метрах в двухстах ниже по склону, и на полянку вышел человек, - пошатываясь, руки за спиной, а позади него с клинком, уткнутым в спину пленника, деловито-мрачно вышагивал Торин.
Когда расстояние сократилось шагов до двадцати, Вирэт, не опуская лука, выступила из-за дерева.
Не качнулись слева заросли гигантских папоротников – как из-под земли вырос Фолко.
А справа, возле поваленной сухой осины уже беззаботно поигрывал даго и улыбочкой Малыш.
Пленник был ещё молодой парень, лет восемнадцати, не больше; длинные тёмные волосы перехвачены кожаным ремешком, куртка, прошитая кольчужными кольцами, и кожаные штаны засалены от лошадиного пота до блеска. Истерлинг твёрдо и угрюмо повёл глазами по дуге от Строри до Фолко, повернул голову через плечо к Торину...
И вдруг расхохотался!
- Говорили же мне, - не выбирай противника по росту! Меряй по доблести!.. Ну и дурак же я! Потому и влип сегодня!.. А эти, которые ещё меньше тебя – наверное, совсем крутые?
Не отвечая ему, Торин глянул на Вирэт (та привычно вскинула лук), убрал кинжал и шагнул, протянув руку, к Строри. Тот понятливо подал фляжку и, пока друг пил, весело и нахально оглядел пленника.
- Тебя хоть не отпускай одного! Подвиги и слава к тебе так и липнут, Торин Дартул! Куда нам его теперь? На ужин зажарим?
Гном вытер губы, сунул Малышу фляжку и смерил парня взглядом.
- Нет, он, вижу, не дурак. Но распёрло его сверх меры, это точно. Как и дружка его. Вошли в азарт, щенки. Один уже вышел... А с этим, надеюсь, столкуемся.
Оглядел друзей, хмыкнул.
- Дорогу-то выбирать будем?..
* * *
-... А какой резон мне всё это вам рассказывать?
Вирэт смотрела изумлённо. Странный какой-то получался допрос. Не похоже было, что парень изображает из себя дурака. Не похоже было, и что он не изображает из себя дурака. Чего же добивается пленник? Вывести их из себя? Строри – уже на грани, отвечает крепко и жёстко, трогая рукою даго:
- Чтобы остаться в живых! Впрочем, тебя, может, больше привлекает резон отправиться к праотцам? Тогда скажи об этом прямо, и мы не станем долго задерживать тебя на этом свете!
Парень улыбается едва заметно, но отвечает, глядя на Торина, подчёркнуто выделяя из всей компании того, кто его пленил.
А Фолко-то, пожалуй, прав, подумала Вирэт. Отправляясь на караул к выходу из пещеры, он шепнул походя: «Орешек... видать, из знати...»
Видать. У истерлингов только в дни празднеств принято принаряжаться. В походах же, - что вождь, что оруженосец, - только оружием и разнятся. Доблестнее воин – прославленнее клинок. А вот спесь и гордость – в карман не упрячешь... Эта мысль тревожит Вирэт. Если пленник действительно знатного рода, его обязательно будут искать. Все скалы и заросли прочешут.
Но Торин невозмутимо спокоен.
Парень пожимает плечами, точнее – одним плечом, небрежно и презрительно.
- Жизнь бойца принадлежит его народу, достояние бойца – лишь его честь! Кому нужна спасенная шкура предавшего свой народ и лишившегося чести? Если ты воин – ты поймёшь это без лишних пояснений! Не для того я столько тяжких кровавых лет шёл в сражения, рискуя ежеминутно жизнью, чтобы сейчас напустить как молокосос в штаны от одной угрозы лишиться её! Смерть от руки достойного противника – в бою ли, под пыткой ли, - желанна для воина, как невеста! И высок удел его будет за это у Праотцов!
Вирэт мрачнеет. Неужели жизнь действительно так дешева у этих кочевников? Или пленник только заводит самого себя для укрепления духа? Но она ясно видит, - в молодом истерлинге действительно нет страха. Он смел, дерзок и горд, не дрогнув примет роковой удар вражьей стали. Она ведь видела истерлингов в бою – крылатая лавина, визжащая от восторга смертельной вакханалии. Гибнут – молча и твердо. Тяжелораненные – добивают себя сами или протягивают кинжалы соплеменникам...
Было время, когда Вирэт думалось, что тут не обходится без чародейской силы Врага. Околдованные, мол, порабощенные его злодейской волей!.. Как иначе можно было объяснить упоенно-бездумное и азартное стремление одних людей, племен, народов втоптать в грязь, предать огню и мечу, стереть с лица Арды счастливую мирную жизнь, святыни и твердыни других людей, племен и народов?!
Но Олмера уже не было, хвала Валарам! А истерлинг был. Такой.
Она почувствовала гнев, - как всегда, когда сталкивалась с циничной безнравственностью чужой позиции. Но истерлинг и не подозревал, что его позиция может не считаться у противников признаком наивысшей доблести, он явно ожидал с их стороны понимания и уважения, едва ли не похвал!
Вирэт стало холодно. В расщелинах пещерки сквозило, сырой стылый камень стен, лепешки бурого мха, потеки плесени, - всё говорило об осени, близкой, промозглой, унылой осени побежденных...
Гнев угасал, точнее - Вирэт постаралась отсечь все его порывы, понимая, что говорят в ней в первую очередь усталость и незабвенность этой трагической ночи. Всё было ясно – и с этим истерлингом, и с будущностью Средиземья. Нуменорские твердыни рухнули. Пришли варвары – дикие, дерзкие, молодые, беспощадные, пришла чуждая сила, которой плевать на святыни и историю живших здесь до неё великих народов!
Вирэт подняла глаза на молчавшего Торина.
Тот вдруг усмехнулся.
- Как тебя зовут, герой?
Парень немедленно ответил, - горделиво и отчетливо, со всеми полагающимися «родами», «кланами», «сынами» и «внуками», нисколько не сомневаясь, что и его имя войдет в историю и достойно пропишется на одной из ветвей родословных древ народа истерлингов.
Торин внезапно заинтересовался: почему – клан Даурлинга? Это что ещё за зверь? Бывают кланы Совы, Беркута, Волка...
Глаза пленника вспыхнули. Даурлинг! Боевой Дракон Черного Властелина!! Тот самый Дракон, который в битве у Опустелой Гряды помог главе и основателю их клана Хасту Аннубелингу одолеть в одиночку несметные полчища поганых дефингов!
И пошло, и поехало... Через некоторое время зарычал Строри: долго ещё думает Торин кормить их этими вражьими побасенками?! Время – к вечеру, жратвы почти нет, на хвосте – облава!
Торин ровным голосом посоветовал собрату подремать часок, прежде чем тот сменит на посту хоббита. Малыш оскорбился и демонстративно улёгся лицом к стене. И тут же отключился. Засыпать мгновенно в самое невероятное время и при самых неподходящих обстоятельствах было вообще одной из характерных черт Малыша.
Фолко мёрз у входа в пещеру, почти неприметный в тени валунов, а Вирэт «с часок» обречена была слушать разрастающуюся дискуссию воинов-соперников о минувших битвах и дислокациях, планах вождей и отваге героев – пятилетней давности, трехлетней давности, минувших годов Великой Войны и нынешнего рокового для народов Средиземья лета.
Собеседники-соперники увлеклись; Торин развязал истерлингу руки и сунул сухарь, тот взял и сжевал не глядя, азартно вспоминая их знаменитый прорыв на Исентской дуге, когда пал король Гондора. Торин подошвой сапога расчистил между ними от мусора участок земли, щепкой расчертил диспозицию...
Вирэт клонило в зябкий сон. От желания задать Торину вопрос о его самочувствии её удерживало только нежелание получить аналогичный обидный совет «часок поспать» или «чуток погулять». Выполнить его она не смогла бы всё равно: Торин, как бы он себя не чувствовал, имел перед собой врага с развязанными руками. До Фолко было далековато, а Строри храпел так, что слышно было, наверное, даже за стенами пещеры.
А в самой пещере особенно горячо и подробно звучала уже тема осады истерлингами, ангмарцами и хазгами Форноста и Аннуминаса. Гном откровенно признавал слабость и разобщенность стратегии военачальников своей стороны и обличал предательство горожан, приведших, по его мнению, к падению этих крепостей, что и открыло завоевателям прямой путь на Серебристые Гавани. Истерлинг насмешливо и торжествующе доказывал, что как не вертелись и не пыжились бы защитники Запада, конец их был всё равно предрешён, потому что... вот так... вот сюда... и вот этими...
Торин долго молчал, глядя на диспозицию.
- Вот сюда?... и вот этими?..
И, не поднимая глаз, негромко позвал:
- Фолко, Малыш, идите-ка сюда! Давайте сверимся. Значит, хазги вот здесь... сюда и должны были отойти от Гаваней – между Могильниками и Росстанью. У истерлингов – крепости... и вот эти луга – до Принорья. Больше взять корма лошадям им негде.
- А Оседлые Кручи? – вдруг совершенно несонным голосом перебил его Строри, поворачиваясь от стены. – До Брендидуима там угодья... и вообще тот край богатый!
- Ты спал на ходу, что ли, брат тангар?! – с досадой воскликнул Торин. – Сгорели они, - забыл то пожарище слева от Форноста, когда проходили по Тракту?! Там выжженная земля сейчас на много лиг на север! Он же ясно сказал: орки прошли севернее Тракта, что после орков останется? А на Элледайте и в районах Лихолесья... вот так... и вот сюда... видите? – ангмарское войско... и пойдет оно – вот этак – на Форност, делить его с истерлингами... Я прав? – твердо и жёстко глянул Торин на пленника.
Сейчас парня трудно было узнать! Куда делось его торжествующее самодовольство! Взмокшее от пота лицо медленно багровело, в выкаченных глазах стеклянели ошеломление и ненависть. Как поздно понял он, куда завело его самоуверенное бахвальство! Враг раскрывал карты погибшего войска. А он-то - вполне реального!
Истерлинг качнулся было вперед, но рыжей молнией мелькнула за его плечом борода Малыша и отточенное лезвие даго перегородило горло пленника. Он замер, судорожно сглатывая. Торин крепко и обстоятельно связал вновь его руки, проверил прочность пут на ногах.
- Уж не обессудь, уважаемый, ночевать тебе придется здесь, если конечно не имеется у тебя желание напороться в темноте на сук или свалиться на камни. Вольно-невольно, но жизнь свою ты выкупил: в общих чертах рекогносцировка нам теперь ясна. И поболее могу обещать, - первым же истерлингам постараемся дать знать о твоем местонахождении... в меру возможного, разумеется. Так что будешь не в обиде, - поступаем с тобою не так, как поступали ваши люди с нашими пленными!
Взгляды их встретились – мрачно и в упор. Истерлинг не отвел глаз, хотя ясно понял и слова, и чувства врага. Но лицо успокаивалось, светлело, изумление и почти восхищение отразилось в его темных глазах.
- Благодарю за второй урок за этот день, - глуховато выговорил наконец пленник. – Однако... кто бы мог подумать, что можно так лихо обводить вокруг пальца! Буду жить – буду помнить об этом... Торин Дартул. И – запомню тебя. Может, ещё когда встретимся...
Гном остановился уже на выходе из пещеры.
- Ты с честью принял поражение, - медленно произнес он. – Прими же ещё и совет, авансом на будущее. Если верить мне моему сердцу – быть тебе в будущем вождем или полководцем. Есть в тебе и талант, и ум, и доблесть... да и кровь в тебе, чувствую, не простолюдина. И не знаю, надолго ли власть ваша утвердится на наших землях. А совет мой тебе таков. Постарайся всегда думать о тех, на чьи святыни вы поднимаете мечи. Постарайся представить себе их чувства, мысли и побуждения. Только бессмертные могут править вечно в тех краях, где сердца не лежат к ним. А вы – не бессмертны!.. Прощай!