Отроги Урала. День Двенадцатый, Мороки Пармы

Геннадий Кривилев
– Хватит спать, гуляки, – услышали они голос Чижа, когда досматривали последний сон, лежа в палатке под старым дырявым одеялом. 
 Утро выдалось прозрачным и свежим, с речной глади тянуло влагой и холодком, уральская осень все увереннее вступала в свои права. Поеживаясь от ранней прохлады, Андрей с Григорием отошли к реке, смыли студеной водой остатки сна. Семен решил начать день с утренней папиросы, которая, как известно самая приятная.
 – Я не знаю, где вы вчера шлялись допоздна, – продолжал Чиж, – а мне, наконец, выпала удача, поймал шесть хариусов. Я об этой рыбе только слышал и на картинке видел, мечтал когда-нибудь выловить. Так вот, мечты сбываются.
 – Если мечта правильная – это хорошо. А то, как сказал один классик, «будьте крайне осторожны в своих мечтах, иногда они имеют свойство сбываться», – мимоходом бросил Гриша.
 Чиж не обратил внимания на бурчание друга, зашел за палатку и, развернув большой лист лопуха, торжественно продемонстрировал шесть серебристых рыбок величиной в полторы мужские ладони, которые для сохранения свежести были проложены листьями крапивы. Хариусы действительно выглядели красавцами и издавали запах свежего огурца.Пока друзья рассматривали улов, рыбак раздул угли костра, подкинул сухих веток, плеснул растительное масло в сковородку и водрузил ее на импровизированную жаровню.Завтрак получился отменный. За чаем спелеологи рассказали ему о своем вчерашнем приключении, но добыча хариуса для Чижа была важнее мансийского капища.
 Когда сворачивали лагерь и складывали вещи по рюкзакам, произошла несколько сюрреалистическая сцена. На противоположном берегу Вишеры, метрах в семидесяти от сплавщиков, появился человек. Он был одет в суровый брезентовый плащ, резиновые сапоги. Картину довершала странная в данной обстановке фетровая шляпа, надвинутая на глаза. В этой дикой безлюдной местности встретить живую человеческую душу – шанс минимальный. Человек стоял, широко расставив ноги, и спокойно наблюдал за их сборами. Друзья немножко вошли в ступор от неожиданного появления незнакомца, первым пришел в себя Андрей.
 – Мужик, ты откуда? – крикнул он человеку.
 – Оттуда, – отозвался человек и махнул рукой куда-то себе за спину, – а вы откуда? 
 – А мы оттуда, – крикнули мы и показали в разные стороны.
 Мужик слегка кивнул и скрылся в прибрежных зарослях. Случай массовой галлюцинации исключался, ибо на завтрак мухоморов не ели, а жареная рыба не дает подобных эффектов. Что это был за человек и какого рожна ему надо было в этой глухомани, осталось неведомой тайной.
 Вишера привольно текла на юг. Один за другим прошли три переката, которые не доставили особого беспокойства. Миновали несколько островов, вероятно, имеющих свои названия, но на карте не было их обозначений, впрочем, перенесенная на кальку карта уже заканчивалась, и далее предполагалось идти вслепую. Хотя и дорога была лишь одна – водная артерия. Вдали, на юго-востоке, показались труднодоступные вершины камня Курыскар. Преодолели коварный перекат, выход из которого заканчивался большим подводным валуном, и стоило большого труда и сноровки избежать столкновения с этим бойцом. Начался длинный плес. Два человека постоянно стояли на гребях, подгребая на стремнину, двое других отдыхали, ожидая своей вахты.
 – Вчера Семен рассказал про бабку Дарью, а мне вспомнилась другая история, но с аналогичным именем, – начал рассказ Андрей.  – Услышал ее от старых якутских геологов. В одной геологической экспедиции, которая располагалась в тундре в 200-х километрах от ближайшего поселка, мужики прикормили медвежонка. Точнее маленькую медведицу. Назвали ее Дашка. Она гуляла по лагерю, иногда, чтобы не безобразничала, сажали на цепь. Лагерь был базой геологических изысканий и располагался на берегу нерестовой реки. Прошел год, Дашка выросла во вполне молодую медведицу. Начальник экспедиции, пожилой и опытный Фадеич, бурчал, но медведицу выгнать из лагеря не решался, да и проблем она никаких не доставляла. Однажды Фадеич ушел «в поле», возвращался один, видит, у поворота реки перед лагерем Дашка беззастенчиво ворует рыбу в закинутых у берега сетях. Подбегает он к Дашке, хватает за хвост лосося, килограммов на пять, и давай ей по морде хлестать с матом-перематом: «Вали, мол, отсюда, чмо мохнатое, сколько ж тебя,едрить-колотить, учить надо. Не воруй из сетей, и сама запутаешься, и все сети порвешь. Пошла в лагерь, паскудинаэдакая». И по морде ей хрясть-хрясть этой рыбиной. Дашка оторопела, а потом припустила во весь опор в ближайшие кусты от этого психованного мужика. Приходит Фадеич в лагерь и спрашивает, какой мудак Дашку с цепи отпустил. Народ оторопел, однако говорят ему, что,Фадеич, ты хотя бы закусывал, вон она на цепи сидит, никто ее весь день не трогал. Говорят, Фадеич много курил в тот вечер, да и пить совсем бросил.
 Курьезный случай с неожиданным финалом, рассказанный в городских условиях, вызвал бы смех у слушателей, здесь же, среди тайги, заставил призадуматься. Все лишь покачали головами и закурили, представив другое развитие событий, когда у дикого медведя отбирают его добычу.
 – Похоже, у нас сегодня день правдивых историй, – включился Гриша, – расскажу свою быль. После первого курса я все лето работал в археологических экспедициях. Досрочно сдав летнюю сессию, в начале июня я направился в разведку с двумя археологинями-старшекурсницами. За три недели мы должны были обследовать пятьдесят километров левого берега реки Вятки в Кировской области. Методы археологической разведки простые: идешь по вспаханному полю, пока оно не заросло колосьями, ищешь каменные орудия, осколки древней керамики и прочее. При обработке земли значительна вероятность того, что верхний культурный слой выпахивается на поверхность. Если что-нибудь обнаружили, закладываются шурфы, либо траншеи для определения границ археологического памятника, все заносится на карту. И можно идти дальше. На краю одной деревеньки сразу шла пахотная земля, и в мелком овражке мы нашли кремниевый скребок.Как положено, заложили метровый шурф, сделали тонкие срезы грунта. Стали попадаться куски древесного угля, затем раздался характерный звук от попадания лопаты в твердый предмет. Это оказался небольшой фрагмент мутного оплавленного стекла. Старшая археологиня округлила глаза и завопила, что это может быть древняя мастерская по выплавке стекла, и факт производства стекла в каменном веке может стать мировой сенсацией в исторической науке. В ее воспаленном мозгу уже складывались главы кандидатской диссертации, но тут из-за косогора вышел местный мужичок с пьяненькой улыбкой и сдвинутой набекрень фуражкой.
 – Что, мой клад раскапываете?  – весело спросил он.
 – Какой клад? – возвращаясь в реальность, ответило вопросом на вопрос потенциальное светило отечественной археологии.
 – Лет пятнадцать назад сгорел у меня сарай, в котором сено хранил. Лень мне было головешки собирать. Сам на бульдозере работаю. Убрал я часть забора и ковшом сгреб все это пепелище в овражек, где вы сейчас копаетесь.
 – Слушай, мужик, а что в сарае было?
 – Да кроме сена ничего не было, разве что еще две бутылки с самогоном от жены прятал.
 Немая сцена. Девушка спала с лица, небо опустилось, солнце поблекло, радужные мечты рассыпались в мелкие кусочки угля на дне раскопа.
 Потом правда мы открыли небольшую стоянку каменного века повыше оврага, но она была небогата на материал и перспектив для стационарных раскопок не имела.
 – Да, весело у вас там было, – улыбнулся Сема, – а почему археологию бросил?
 – Стал по стройотрядам ездить. В экспедициях интересно, но денег никаких не заработаешь. Поэтому на данной специализации в основном девушки остались, мужики летом работают в стройотрядах, а после окончания нашего факультета выбирают более серьезные и перспективные структуры.
 Прямо по курсу показался очередной остров, покрытый травами и небольшими деревьями. Левая протока выглядела значительно шире правой, и они направили плот в ее сторону. Достигнув начала острова, сплавщики сквозь прозрачную воду увидели донные камни, и по мере их продвижения глубина реки стала понижаться. Это оказался широкий перекат с низким уровнем воды, и вскоре судно основательно село на мель.
 – Попали в заманиху*, – развел руками Сема.
 – Заманиха – это как женщина, которая широко, с улыбкой, раскроет свои объятия, а потом из них не вырвешься, – усмехнулся Андрей.
 – Весьма образно сказал, – отозвался Григорий, – однако рассуждать нечего, работать надо.
 Раздеваться и лезть в холодную воду не хотелось, поэтому друзья взялись за весла,и используя их как шесты стали стаскивать плот в обратном направлении. Когда вышли на глубину, они развернули плот поперек и вчетвером выгребли до правой протоки, где проходило основное русло. Миновав остров, по правому берегу туристы увидели старые деревянные постройки.
 – Похоже, здесь геологическая база располагалась, – сказал Андрей, разглядывая покинутые дома.
 – Почему так думаешь? – спросил его Чиж.
 – Геологи везде свою инфраструктуру оборудуют одинаково. К тому же ни заборов, ни приусадебных огородов нет. Значит, жили геологи и рабочие.
 – Я слышал, что где-то в этих местах добывали железную руду, затем сплавляли ее на Велсовский завод, – отозвался Семен.
 – Сема, сколько нам до Велса идти?
 – Я думаю, километров двадцать пять осталось. Велс – первый населенный пункт на реке Вишере.
 – Это мы уже поняли.
 Река входила в просторную длинную луку, с правым низменным берегом, поросшим травами и кустарником, и левым, который был обрамлен величественными скалами, отвесно уходящими в воду. Очертания скал были разные, одна похожа на сказочного великана, другая на бойницы средневекового замка, третья, с усеченной плоской вершиной напоминала космодром для НЛО. Не случайно каждому большому камню на берегах уральских рек давали отдельное название. Чиж сидел посередине плота, курил и задумчиво вглядывался в скалы и речные изгибы.
 – Люблю водные ландшафты, у каждого своя энергетика, каждый дает свою установку,– как бы рассуждая про себя, произнес он.
 – Обоснуй, – попросил Андрей.
 – Любая вода в принципе связана с целостностью и чистотой. Она смывает грязь с тела и души. Когда смотрю на родник, то думаю о чем-то сокровенном, изначальном, хочется понять суть природы и мироздания. Пейзаж со спокойным озером наводит на мысли разобраться в себе самом, в своей жизни, поступках, быть может, переосмыслить ценности. Неспокойное морское пространство несет в душу романтику и стремление совершить что-то героическое. На океане не был, но безбрежность океана меня несколько пугает, это как космос, которому нет предела и логического понимания его бесконечности.
 – А река?
 – Смотреть на большую реку мне нравиться более всего. Это постоянное движение, стремление к цели, ясной и определенной. Из берегов-то куда выйдешь? Река означает, что выбор сделан, и, несмотря на трудности лоции и встречающиеся преграды, тебе нужно дойти до конечной точки. Река – это хорошая энергетика, вечно течет и никогда не иссякает.
 – Да ты у нас философ, Владимир Юрьевич, – с уважением, присыпанным крошками иронии, восхитился Гриша.
 Чиж не удостоил его ответом, лишь взглянул, будто говоря, «мало вы меня еще знаете».
 – Володя, ты реально здорово обосновал свои мысли, есть о чем задуматься, – уже серьезно сказал друг.
 – Если бы не бросил институт, из тебя бы толк вышел, – поддержал Андрей, но потом добавил, – а бестолочь бы осталась.
 – Я вот о чем, мужики, думаю, – перевел тему разговора Григорий, – мы несколько дней идем по маршруту с минимально возможным грузом, но физически и морально уже основательно устали, находясь вне привычного образа жизни и благ цивилизации. А как четыреста лет назад, начиная с Ермака Тимофеевича, наши казаки землепроходцы продвигались за Урал и до самого Тихого океана. Кроме провианта на себе нужно было тащить оружие, в том числе и пушки с боезапасом, чтобы отбиваться от враждебных этносов, необходим был плотницкий инструмент, чтобы рубить избы и возводить остроги, из которых потом выросли Тобольск и Бийск, Чита и Хабаровск.
 – Так они водными путями продвигались, – возразил Семен.
 – Конечно, в основномводными, но ты учитывай, что иногда суда приходилось и вверх по течению, как бурлакам, тащить. А при переходе из одного водного бассейна в другой приходилось делать многокилометровые волоки, и само судно, и снаряжение на рукахпереносить в несколько приемов. Даже если мы по прямой линии отмерим расстояние от Урала до Охотского моря, получится пять тысяч километров, а по тайге и рекам прямых путей не бывает. И вся эта гигантская тяжелейшая работа была проделана в ХVI – XVII веках всего за 60 лет.
 Плот уверенно и плавно шел по вольной Вишере. Левый берег с роскошными скалами, поросший лиственницами и соснами, правый берег, более низменный, с заводями и склоненными ивами, меняли очертания, манили тайнами. Каждый скальный обрыв и тихая заводь будто говорили: «Пристань к моему берегу, я открою тебе сокровенное и покажу тайное. Вряд ли ты еще будешь в этих местах, пристань, иначе никогда не увидишь и не познаешь».
 – Мужики, – подал голос Семен, – пора принимать решение. До Велса осталось 6 – 8 километров, это два часа хода. До Красновишерска идти не менее двух суток сплава. Где будем заканчивать водную часть маршрута?
 – А что у нас  с провиантом? – поинтересовался Чиж.
 – Провиант на исходе, максимум на день хватит.
 – От обилия впечатлений и физических нагрузок как-то подустали. Можно закончить водный участок похода, – рассудил Андрей.
 – Солидарен, – кивнул головой Григорий, – за эти десять дней мы увидели столько, что в цивилизованной жизни за год не испытаешь, а главное –  прошли весь путь достойно. 
 – Боги батюшки Урала были к нам благосклонны, – выразил свое мнение Чиж.
 – Однако, – усмехнулся Гриша, – всего-то ничего бродим по северу, а уже мыслить стали как манси, исповедующие язычество и многобожие. У них каждая стихия составляет верхний пантеон богов, но и  каждая река, вершина, урочище имеют своего бога-духа. И каждого нужно просить о благосклонности к путнику.
 – Короче, останавливаемся в Велсе, – подвел итог Андрей.
 – Тогда все просто, – начал рассуждать Семен, любящий точные науки, – это Красновишерский район, значит, автобусы выходят утром из райцентра. В поселок автобус прибудет около полудня. Если сейчас устроим стоянку с ночевкой, а с утра отчалим, то на автостанции будем вовремя. В самый раз к обратному рейсу.
 Река входила в протяженный участок ровного прямого русла. Присмотрев подходящую заводь, огражденную намывной песчаной косой, друзья пристали к берегу. Привычная работа по разбивке лагеря не отняла много времени.  До темноты оставалась еще пара часов, поэтому перед нормальным ужином перекусили подоспевшим чаем с кусковым сахаром и ржаными сухарями.
 – Кто со мной на исследование прибрежной территории? – осведомился Григорий.
 – Нет, я на рыбалку, – с предвкушением улова улыбнулся Чиж.
 – Мне нужно топор и пилу наточить. Вдруг скоро в очередной поход идти, снаряжение должно быть всегда наготове, – ответил Семен.
 – А я заметил в трехстах метрах выше по течению небольшую скалу с интересным выходом горной породы, нужно обследовать, – отозвался Андрей.
 – Я пошел, на всякий случай топорик возьму.
 – Постой, расскажи маршрут. Места незнакомые, – потребовал Семен.
 – Маршрут будет простой. На километр отхожу от берега, поворачиваю налево и делаю плавную дугу в сторону Вишеры. Выйду ниже по течению и поднимусь вверх по берегу. Расчетное время – полтора часа.
 – Хорошо, если запоздаешь, как стемнеет, мы на песчаной косе разведем костер, он будет ориентиром. На этом участке реки издалека видно будет.
 – Договорились, авось свидимся, – пошутил Гриша.
 С низовьев Вишеры дул легкий вечерний бриз, но как только он углубился в лес, движение воздуха перестало ощущаться, казалось, все замерло, лишь листья на верхушках деревьев чуть колыхались от верхового ветра. Постепенно песчаные дюны с соснами и ивами стали переходить в березовые колки*. Благородный ягель сменился болотным мхом сфагнумом, который на влажных участках почвы прямыми стрелками торчал зелеными островками. Рельеф местности то понижался до болотного чавканья, то вновь повышался, и можно было ступать по прочной тверди.
 Он вышел на заболоченное озеро шириной не более тридцати метров, но удлиненное настолько, что его конец терялся в зарослях осинника и ивового кустарника. Возможно, это была старица* Вишеры по которой она протекала в древние времена. Озеро было тихое, молчаливое и самодостаточное, обособленное от всего мира. Казалось, ему нет никакого дела до того, что творится вне ближнего ареала. Озеро было пересыхающим, это он понял по невысоким гниющим березам, которые со временем становились трухлявыми и ломались от ветра посередине ствола. Они торчали из воды черно-белыми кольями, придавая всей округе мистический оттенок. Березы вырастали в засушливые годы, когда отступала вода, затем гибли в дождливые времена, падали в воду, превращаясь в вековой торф, и все начиналось сначала.
 Григорий всегда хорошо ориентировался в незнакомой местности. Туристический опыт и внутреннее чутье позволяли ему не заблудиться в сторонах света и поиске нужного направления, но сегодня он перестраховался и пошел по левому берегу озера. Это берег был сырой, но ближе к реке. Он вышел на поляну, сплошь покрытую какими-то темно-фиолетовыми цветами. От растений исходил терпкий волнующий запах. Такой запах он чувствовал впервые, хотя в аромате цветов улавливались знакомые нотки. В сознании вдруг возникла ассоциация девушки, в которую он влюбился в 16 лет, так пахло ее плечо в сенокосную пору. Впрочем, нет. Такой дурман может быть присущ только женщине лет в 30 – 40.
 Взглянув по сторонам, он заметил, что темный зелено-лиловый ковер поляны немного заколыхался широкими волнами, прозрачный воздух пришел в движение, и словно через искривленное стекло прямые стволы дальних деревьев зазмеились от основания до верхушек. Духи потаенной поляны как будто надсмехались над его правильным четырехмерным восприятием мира и, приоткрывая дверь, предлагали взглянуть на все в другом измерении.
 Здравый рассудок и чувство самосохранения уже трезвонили: «К чертовой матери гламурные воспоминания в обнимку с бредовыми рассуждениями, пора рвать когти из этого гиблого места. В приоткрытую дверь можно войти, а вернешься ли назад». Он сделал шаг, второй, затем побежал. Минут через пять, выбравшись на сухое возвышенное место, отдышался и с отрезвляющим наслаждением закурил сигарету. Пространство обозревалось на несколько десятков метров. Взору мешали частокол лиственных деревьев и островки кустарника. Пока он курил, пространство стало сужаться. С западной части озера наступал туман, причем шел не стеной, а отдельными клочьями. Было впечатление, что он попал в царство небольших облачков, бесшумно надвигающихся, слегка касающихся своими космами кончиков его волос и уходящих за спину. Вечер еще не наступил, но создались молочные сумерки, меняющие восприятие времени и пространства. Было тихо, но казалось, духи перешептываются в лесной чаще.
 Вдруг он увидел женщину. Она была в длинном светлом платье до щиколоток, на голове возвышалась шляпа с несуразными перьями. Григорий обомлел от ее внезапного безмолвного приближения. Она склонила голову в легком поклоне, и он невольно поклонился даме намного ниже, чем того требовал этикет. Ее подбородок стал подниматься, перья согнулись и оторвались от шляпы, не доходя до Григория, дама уклонилась в сторону и скрылась в проеме между двумя высокими березами.
 Только сейчас он понял, что это был туман. Видимо у него пошли видения от запаха ядовитых фиолетовых цветов. Приняв это за основную версию, Григорий изменил направление и кратчайшим путем пошел к реке. Впереди показалась склоненная осина. Ее крепкое основание прочно держало ствол, а верхушка дерева причудливой дугой склонялась к земле. На конце ствола болтался висельник. Вернее, он слегка колыхался от легкого вечернего ветерка. Он не был белым, как дама, а имел темные очертания лохмотьев, свисающих с плеч. В надвигающихся сумерках плохо проглядывалось лицо, выделялся лишь безобразно вывалившийся язык. Послышался тихий скрипящий звук, и казалось, что дерево сейчас надломится и упадет с грузом нежити. Григорий остолбенел, жаркая волна всколыхнула все тело, он медленно вытер со лба проступивший пот и тихо стал приближаться к висельнику. Лишь подойдя ближе, он увидел, что это была надломленная верхушка осины с темными сухими листьями.
 Однако на этом таежные сюрпризы не закончились. Он услышал тихий и одновременно пронзительный звук. Что-то просвистело вблизи, кто-то охнул и захрипел предсмертным вздохом. Григорий удивился, что пошли не только зрительные, но и слуховые галлюцинации. Он пошел на звук и посреди кулиги* увидел небольшого молодого лося, который в конвульсиях подергал ногами и затих. С полной уверенностью в очередном мираже Григорий приблизился к лосенку, потрогал маленькие рога, провел рукой по шее животного. Она была щетинистой и теплой. Когда его пальцы спустились в нижнюю часть шеи, он ощутил инородное тело. Это была стрела, похоже, от арбалета, которая отличается от стрелы для стрельбы из лука более короткой длиной и утолщенной формой, к тому же она была сделана из какого-то композиционного материала типа стеклопластика. Меж тем животное окончательно затихло, и тут Григорий осознал, что стрелок где-то рядом.
 Он быстро поднял голову и осмотрел пространство. Слева от него раскинулся густой ивовый куст, и показалось, что какая-то тень неспешно скрылась за листвой. Женщина и висельник определенно были игрой одурманенного восприятия, но молодой лось с теплой кожей – реальность. Самым разумным решением было ретироваться.
 Григорий встал с колена, повернулся спиной к кустарнику и пошел в ближайшие заросли, ощущая всей спиной толи взгляд, толи нацеленное острие следующей стрелы. Скрывшись в зарослях, взял нужное направление и стал спешно удаляться от злополучной кулиги. Не заметив в сумерках выступающую корягу, он споткнулся и еле удержался на ногах.
 – Вот, бля, не тайга, а проходной двор, – матюкнулся Гриша, и уже спокойнее зашагал в свою сторону.
 Меж тем размышления шли своим ходом. Из местных манси если еще кто и охотится с луком, то стрелы будут соответствующие. Арбалет – оружие дорогое и доступно лишь избранным хантерам. Значит, человек весьма непростой. Холодный трезвый ум, таежный опыт, одиночка. Такие люди в жизни рассчитывают только на себя и не сомневаются в критических ситуациях, когда нужно либо думать, либо стрелять. Они выбрали оптимальный вариант – разойтись своими путями, не причиняя вреда при случайной встрече.
 Сумерки перешли в ночную темень. Благо, на чистом небе зажглись звезды, и где-то за кронами деревьев всходила полная луна, освещая путь. Он вышел к реке и, дойдя до кромки берега, увидел в нескольких сотнях метров яркую точку костра. Спасибо, ребята не подвели. Теперь был точный ориентир, и добраться до лагеря не составляло большого труда. Чиж и Семой уже лежали и переговаривались в палатке, Андрей сидел у костра и ворошил угли.
 – Что-то ты, брат, припозднился, – с укоризной сказал он.
 – Извини, так получилось, завтра расскажу, – ответил Григорий.
 – Ладно, каша в котелке, ужинай. Я тоже отбиваться пойду, – ответил Андрей, направляясь в палатку.
 – Спасибо за сигнальный костер, очень выручил.
 – Назвался другом – полезай в кузов.
 Догорали угли костра, Луна наконец поднялась над верхушками деревьев и осветила прибрежные сосны, пробежала трепещущей дорожкой по легким волнам неспокойной Вишеры.




Иллюстрации Ольга Кривилева
Литературный редактор Татьяна Иванова
Технический редактор Вадим Глоба