Утро следующего дня для друзей было разным. Семен неистово просчитывал количество продуктов, вес рюкзаков и матерился, что все не сходится с физическими возможностями туристов и материальными затратами. Все просто: чем калорийнее продукты, тем они меньше весят, но стоят дороже. А дешевых продуктов нужно на своих плечах тащить хренову тучу, зато бюджетно. По этому поводу Чиж выдал сентенцию:
– Сидит Сема на скамейке, чем-то долбит три копейки, хочет сделать три рубля, не выходит ничего.
Будто в благодарность от всевышнего за удачный каламбур, он вдруг обнаружил вчерашнюю заначку и, благостно опустошив ее, пришел в великолепное расположение духа.
– Володя, пить с утра – это неприлично, – укоризненно сказал Сёма.
– Неприлично не выпить, когда хочется, – парировал Чиж.
В это время Андрей и Григорий с чувством глубокого удовлетворения, как писалось в передовицах партийных изданий, вышли из общежития. Правда, друг перед другом они покаялись, что, наверное, зря вчерапогорячились, и предвкушения далеко не оправдали ожидания, однако глупо укорять себя в совершенных поступках, тем более ничего предосудительного они не сделали.
В общежитии Семен колдовал над рюкзаками. Искоса взглянув на загулявших друзей, он строго заявил:
– Мужики, не расслабляться. Нам сегодня вечером выезжать с Перми второй. Все должны быть в относительно адекватном состоянии.
– А я уже в адеквате, – с похмелившейся улыбкой ответил Чиж. – Мне еще 150 грамм, и мой адекват перейдет в абсолют.
– Знаем мы твой абсолют, – с ухмылкой ответил Андрей. –Рюкзак-то нести сможешь?
– Да чтоб я, Владимир Юрьевич, не мог нести рюкзак, – ухарски ответил Чиж, вставая с кровати и картинно расправляя свои нехилые плечи.
– Ладно, успокойся, верим до поры до времени. Урал рассудит, – примирительно сказал Григорий.
Семен остался на хозяйстве, а трое друзей отправились в центр города. Андрей шел впереди. Высокий, стройный, он уверенно рассекал пространство широкого тротуара Комсомольского проспекта. Природа щедро одарила его внешними данными, впрочем, не природа, а отец с матерью, занятия спортом и армейские маршброски. Место его рождения, как водится, выбрали родители – Колымский край. Край – это всегда у черта на куличках. Там, где каторжане, старатели, геологи и прочий люд, которому иначе, как в вольном краю, жить скучно. Родители, впрочем, люмпенами отнюдь не были. Отец из старого новгородского рода, русоволос и крепок в плечах. В Магадан попал по распределению после института. Мать, родом с Кузбасса, неведомо какими путями оказалась на Колыме. Смуглый цвет кожи, смоляные кудри давали повод предположить в ней цыганские корни, но высокий рост, стать и открытый взгляд заставляли усомниться в первом впечатлении. Ее отличали жизненная стойкость и способность держать удары судьбы с улыбкой на лице. Когда пришло времяотдавать сына в школу, родители решили перебраться в более цивилизованные края. Выбор пал на молодой быстроразвивающийся уральский город Чайковский. Впоследствии об этом не пожалели, мать стала ведущим специалистом на своем предприятии, а отец через десять лет вышел в председатели исполкома города.
У Андрея все складывалось нормально. Друзья, спорт, книги. Легкое усвоение школьных предметов, правильное детство, перешедшее в юность, позволяли не задумываться о каких-либо фобиях, «измах» и прочей ерунде. Окончив школу, он знал, что дальше будет армия. Все друзья идут на положенную службу, а я что,урод или ущербный. Волей судеб занесло на Дальний Восток. Остров Сахалин, войска противовоздушной обороны. Служба далась нелегко, но на то мы и мужики, чтобы «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы», далее – по тексту присяги. После армии поступил на геологический факультет университета. С интересом постигал азы будущей профессии. Порой мешали лишь излишнее женское внимание да авантюрная тяга к приключениям. После первого курса прошел практику в Якутии. Вдохнув вольный воздух Станового хребта, убедился в правильности выбора профессии.
– Есть предложение, – как бы размышляя про себя, произнес Андрей, – давайте посетим мою тетушку, Анну Ивановну. Интересный она человек, чудная смесь простоты и аристократизма. В сороковые – шестидесятые годы работала в администрации города. Курировала толи культуру, толи образование. Ум цепкий, острый, на мякине не проведешь. Трижды была замужем, но все неудачно. Или мужья не могли ее выдержать и сбегали, или сама уходила, разочаровавшись в их достоинствах. Своих детей бог не дал, а меня как племянника очень привечает.
Учитывая легкое недомогание в буйных головах, его спутники дружно согласились. Тем более других вариантов не просматривалось.
Центр города. Старое здание – сталинка 30-х годов. Широкие лестничные пролеты, четырехметровые потолки. Дверь открыла высокая статная женщина. Несмотря на морщины, ее лицо сохранило правильные черты и какую-то величавость. Темные с проседью волосы гладко причесаны и убраны на затылке. Летнее строгое платье не гармонировало с домашней обстановкой, но придавало особый стиль ее облику.
– Заходи, студент. Давненько у меня не появлялся, – с легкой иронией произнесла она, а когда увидела за плечами племянника двух друзей, ее взгляд стал более заинтересованным. – Да я вижу, ты сегодня с группой поддержки.
– Да, тетя Анна, вот такая у нас оказия сегодня.
– Вижу я вашу оказию, на лице написана. Проходите в гостиную, сейчас соберу на стол.
Они вошли в большую светлую комнату. Старые благородные обои. Одна стена скрыта книжными стеллажами, в свободном проеме живописная картина с каким-то мистическим пейзажем. На другой стене два портрета. На одном была изображена молодая женщина лет тридцати с надменно вздернутым подбородком и завораживающей поволокой в глазах, что давало повод узнать хозяйку квартиры в юности. Другой портрет представлял пятидесятилетнего некрасивого скуластого мужчину. Поражал его усталый задумчивый взгляд, устремленный за дальний горизонт, либо в будущее.
– Это Борис Леонидович, – сказала женщина, перехватив внимательный взгляд Григория на портрет.
– Извините, кто?
– Молодой человек, – укоризненно произнесла Анна Ивановна. – Чему вас только в университетах учат. Это Борис Леонидович Пастернак. Портрет написал знакомый художник по фотографии и моим воспоминаниям. В 1942 году я ездила в командировку в Чистополь – небольшой городок на Каме, куда во время войны был эвакуирован Союз писателей СССР. По долгу службы там с ним и познакомилась. Мы были вместе три дня. Вы не можете представить, что такое три дня прожить с гением. Надеюсь, я осталась для него светлым воспоминанием, как пролетевшая пушинка одуванчика. А для меня это была целая жизнь. Потом и к своим мужьям невольно приставляла те же мерки. Ничего хорошего из этого не получилось. Впрочем, соловьев баснями не кормят. Прошу за стол.
Анна Ивановна достала из серванта большой графин из толстого рифленого стекла и по контрасту с ним поставила необычайно тонкие хрустальные бокалы. Вскоре к ним добавился фарфоровый поднос с пирогами. Пирожки были вчерашние, неведомо для кого приготовленные, но имели отменную выпечку и добротную капустную начинку. Впрочем, возможно, она еще вчера знала о нашем предстоящем визите. У старых женщин такое вещунство бывает.
– Ну, рассказывайте, молодежь, какие подвиги вчера совершили.
Сначала неуверенно, но после того, как графин вишневой настойки опустел наполовину, они живописно рассказали о своих приключениях. Она слушала со снисходительной усмешкой, молчаливо кивала головой.
– Молодо-зелено, – задумчиво произнесла она. – С вас то, молодых парней, какой спрос. А вот некоторым нынешним девицам удивляюсь. Мы в юности хоть впроголодь жили, но к чему-то стремились, читали много, думали. А у современных девушек, порой, не только грамотной русской речи не услышишь, о мыслях я вообще молчу, они даже сигарету правильно держать не умеют. Впрочем, можете списать это на старческое брюзжание. Одно вам скажу: не женитесь на дурах. Умную девушку еще исправить можно, она поймет. Дура– никогда.
Из-за дома на противоположной стороне проспекта выглянуло солнце. Его лучи осветили высокое окно, заставили искриться темно-бордовую влагу в высоких бокалах и бросили пурпурную тень на белую скатерть.
– Анна Ивановна, – откуда в Вас такая мудрость? – спросил Чиж.
– Живу долго, – спокойно ответила она и продолжила, – я всегда была умной и внутренне свободной женщиной. Кроме того, в жизни общалась с достойными и талантливыми мужчинами, а с кем-то и достаточно близко, так что остаться простой женщиной – преступление перед ними.
Вскоре друзья откланялись и душевно простились с этой удивительной Анной Ивановной, в которой жила целая эпоха событий и личностей, знакомых им лишь понаслышке.
– В одной занятной книге прочитал, что мужчина интересен своим будущим, а женщина – своим прошлым, – задумчиво сказал Чиж, выходя из парадного подъезда.
– В сегодняшней встрече классическое подтверждение этой мысли, – согласился Андрей.
В общежитии они забрали рюкзаки и уже вчетвером отправились на железнодорожный вокзал. Время и место встречи были определены заранее, они ждали Надежду, которая находилась в Перми уже неделю. Вскоре она появилась на перроне, невысокого роста, ладно скроенная, в синих джинсах и ковбойской рубашке в большую клетку. Болтавшийся на одном плече рюкзачок – миниатюрная копия мужских баулов, а особенно ее шальной взгляд говорили об изменении целей и намерений.
– Всем привет, – с ходу начала она, – прошу извинить, но с вами ехать не смогу. Пока тут вас ждала, познакомилась с парнем, влюбилась. Сами виноваты, нельзя девушку надолго одну оставлять.
– Конечно, мы виноваты, кто бы спорил, – улыбнулся Гриша.
– В общем, я хоть и ветреная, но о друзьях не забываю. У парня маман работает продавщицей в гастрономе, попросила у нее достать десять банок дефицитной тушенки. В походе они будут весьма кстати. Это как бы мои отступные.
– А еще бы литр водочки не помешал, – серьезно добавил Чиж.
От такого неожиданного нахальства, Надя раскрыла рот и немного раздвинула колени. Быстро осознав комизм ситуации, она обозвала Чижа неблагодарной скотинкой и успокоилась.
– Ладно, ребята. Какая есть, такая есть. Доброго пути вам. Пусть все получится, как задумали.
Поезд Пермь – Серов неспешно двигался по горнозаводскому направлению. Старый плацкартный вагон, истертый линолеум на полу, потрескавшийся коричневый дерматин полок. Желтые простыни и тусклое освещение дополняли общую картину. Первоочередные задачи были поставлены и уже обговорены.Поезд идет, значит, все вроде как при деле. Андрей лежал на верхней полке и думал о чём-то своем. Чиж читал местную газету, забытую или намеренно оставленную прежним пассажиром. Сема смотрел в окно на меняющиеся пейзажи и с математической точностью, помноженной на практический опыт, высчитывал, сколько дней занял бы переход до Серова 100 лет назад, когда не было железной дороги. Григорий взял сигареты и вышел покурить в тамбур. Он оказался не один. В тамбуре у окна стояла молодая женщина лет двадцати пяти, курила и нервно стряхивала пепел под ноги.
– Девушка, вижу у вас какие-то проблемы? – спросил он, пытаясь завязать разговор и расположить собеседника.
– А тебе-то что? – не скрывая раздражения, ответила она.
– Да мне собственно ничего, – как бы извиняясь за вторжение, ответил Григорий. – Просто, может быть, чем помочь надо?
– От таких помощников Иуда повесился.
От сюрреализма фразы он несколько оторопел. Григорий читал у Михаила Булгакова историю повешении Иуды. Как знал гипотезу, что якобы Иуда предательством лишь исполнил свою миссию для Христа. Однако внешне женщина никак не походила на интеллектуалку. Он решил не продолжать бессмысленный диалог, докурил сигарету и молча, кивнув головой, вышел из тамбура.
В этот вечер Чижу на собеседника повезло больше. Был у него особый нюх на нужных людей. В курилке тамбура он разговорился с попутчиком – парнем двадцати с небольшим лет. Парень был под хмельком, что всегда развязывает языки. Его история оказалась незамысловата, но по-своему драматична. После окончания школы в городе Губаха приехал в Пермь, поступил в техникум. Познакомился с девушкой, закрутился роман, на кафе и подарки потребовались деньги несоразмерные со скромной стипендией. Связался с компанией, которая занималась кражами из небольших пригородных магазинов. Сам не воровал, его задача была крутить баранку и уходить от возможной погони, а водитель он классный. Дел-то всего на рубль, а получаешь стольник. Три месяца веселой жизни – кафе, рестораны и прочие увеселения. Было ощущение, что схватил удачу за хвост и это надолго. Вскоре всех повязали, ему как подельнику дали два года колонии, которые добросовестно отсидел.
– Пойдем в мое купе, выпьем, а то душа разбередилась, – предложил парень.
Чижа дважды просить не пришлось. Они зашли в купе, разлили по стакану водки, молча, чтобы не будить соседей, выпили и вновь вышли в тамбур. Попутчик продолжил рассказ.
– Пока сидел в колонии, друзья писали, что она родила ребенка и уехала к родителям в Серов. Теперь хочу их забрать и увезти к себе.
– А если это не твой ребенок? – с сомнением спросил Чиж.
– Я думал над этим вариантом и решил: все равно заберу. Дорога мне эта женщина.
Собеседники молча докурили сигареты. Под стук вагонных колес каждый думал уже о своем.
– Удачи тебе. Извини, друзья, наверное, спят, я тоже пойду.
Поезд неспешно катил по железной дороге, перевалил Уральский хребет и далее двигался уже по Свердловской области.
Иллюстрации Ольга Кривилева
Литературный редактор Татьяна Иванова
Технический редактор Вадим Глоба