Мне сильно повезло: в двух семестрах 1971 и 1972 годов я был участником спецсеминара по творчеству Федора Михайловича Достоевского, который вел профессор МГУ Николай Николаевич Арденс (1890–1974).
Мероприятие было приурочено к 150-летию со дня рождения Достоевского, но юбилея на государственном уровне тогда не отмечали, поскольку Ф.М. считался врагом советского строя как борец с революционными идеями и с атеизмом. Некоторые круги причисляли его к антисемитам. Антисемитизм – странное явление. Ярым антисемитом был Карл Маркс, им же, по сути, является всем известный Владимир Рудольфович Соловьев. Это, скорее всего, какой-то постоянный внутривидовой, внутрисемейный междусобойчик.
Арденс до 1934 года носил безобидную фамилию Апостолов, но, так как ненависть к религии в обществе нарастала, Николай Николаевич вынужден был взять себе псевдоним, связанный, скорее всего, с горной грядой Арденны. Арденс занимался прежде всего творчеством Льва Николаевича Толстого. Сам Владимир Ильич Ленин называл гения словесности «зеркалом русской революции», а по поводу «Бесов» Федора Достоевского вождь мирового пролетариата высказался весьма недвусмысленно: «Явная реакционная гадость».
К чести советской власти, надо признать, что в СССР Достоевского никогда не запрещали, издавали, в том числе и «Бесов», многомиллионными тиражами. А вот с изучением творчества Ф.М. были проблемы. Семинар Арденса был одним из первых, к тому же он проводился вне стен МГУ. Напомню, что я учился в Педагогическом институте, каковых только в Москве было три.
Я не раз за свою долгую жизнь слышал, что не дело копаться в биографии писателя, нужно вчитываться в его произведения. Николай Николаевич Арденс был сторонником биографического подхода в литературоведении. Он изучал не только массу не относящихся к творчеству документов, но и состоял в переписке с ближайшими родственниками знаменитых писателей, не раз встречался с Софьей Андреевной Толстой в Ясной Поляне и с Анной Григорьевной Достоевской в Ялте, куда она переехала, разбогатев после смерти мужа.
Специальный семинар Николая Арденса был необычаен хотя бы тем, что от нас, двадцатилетних студентов, ничего не требовалось. Мы не делали докладов, не сдавали зачетов, получая «автоматы». Мы присутствовали в качестве статистов на его лекциях. Да и лекции представляли собой некие сценические композиции наподобие тех, что устраивал Ираклий Андронников.
Арденс в свои восемьдесят лет казался нам ветхим старцем, он приходил на Малую Пироговскую улицу со своим помощником мрачным и неразговорчивым субъектом, а потом начинался театр одного актера.
Мы узнали от Николая Николаевича, почему Федор Михайлович Достоевский был «певцом униженных и оскорбленных». Оказывается, он сам происходил из них. Мы узнали, что больница для бедных на Божедомке была обычной больницей, поскольку больниц для богатых еще не существовало (их лечили частным порядком и в санаториях), что в больнице на Божедомке (ныне улица Достоевского) отец писателя лейб-медик родом из сельских священников греб деньги лопатой и накопил на потомственное дворянство, на имение с крепостными, ибо с детства мечтал стать помещиком и как помещики иметь наложниц, за что разъяренные крестьяне его и придушили («Братья Карамазовы»).
Мы узнали, что прототипом Верховенского в «Бесах» был революционер и нигилист Нечаев (1847–1882). Социальное происхождение, неурядицы в семье, гипнотические способности, лидерские качества у Федора Михайловича Достоевского и Сергея Геннадьевича Нечаева удивительно схожи. Эту схожесть в романе Ф.М. пытался замаскировать принадлежностью Петра Степановича Верховенского к высшему обществу. Образ получился искусственным, ходульным. Реальный Нечаев был человеком весьма необыкновенным и весьма одаренным, принижают его личность с определенным умыслом.
Мы узнали, что братья Михаил и Федор Достоевские профукали отцовское состояние на издательской деятельности, в которой не разбирались.
Наконец, мы узнали, отчего «красота спасет мир». Достоевский был по-настоящему влюблен в Авдотью Панаеву и в Аполлинарию Суслову. Первая, как полагал писатель, несмотря на всю свою взбалмошность, сплотила вокруг себя коллектив знаменитого журнала «Современник», не дала в конец рассориться главному редактору Некрасову и директору Панаеву. Вторая – сама ветреность и легкомыслие, – когда Достоевский проигрался до трусов в рулетку, нашла для него денег, чтобы он смог отправиться из Европы в Россию и похоронить первую жену. Речь идет не об абстрактной красоте, а о конкретных красивых женщинах, которым, что бы мы о них ни думали, Бог даровал отзывчивость и доброту.
14.11.2021