Плотник

Волобуев Олег
                Волобуев Олег

                ПЛОТНИК

                Пьеса в 3-х актах

                Действующие лица:

Понтий Пилат - префект Иудеи
Ирод –  царь Иудеи
Ешуа - плотник
Дарий – приёмный сын Пилата, самый близкий Пилату человек. Его телохранитель, приказчик, палач, всё в одном лице
Иуда из Кариот - ученик Ешуа
Каифа –  и.о. президента иудейского синедриона
Секретарь Пилата
Стража – два человека.
Слуги – два человека.

Всё действие происходит на большом балконе дворца Ирода. Который, ввиду неимоверной жары, Понтий Пилат использует как кабинет, гостиную и столовую одновременно. На балконе несколько античных статуй, шкаф для вина. Большое кресло, в котором Пилат принимает посетителей. Пара кресел поменьше со столом между ними. Рабочее место секретаря – маленький столик со стулом.
                Акт 1
                Акт1. Сцена1.

              Утро. За столом сидят Пилат и Ирод, разыгрывают шахматную парию. Писарь на своём рабочем месте, документирует происходящее.
Пилат: От Яфских ворот, уже который день пылища идёт. Она везде, посмотри, весь мой балкон покрыт ею. Что ты там делаешь? Развязку что ли?
Ирод (держа руку на  фигуре, подумав, подняв и помотав её в воздухе, делает шаг): Угу, надо перенаправить людские потоки от Яфских ворот к Генаф и Ефраимовым. Пасха скоро, народ прибывает и прибывает. И  заметь, не твой, а мой балкон.
Пилат (делает ответный ход): Так и знал, что ты это скажешь. Но ты не забывай, на чьей земле он.
Ирод (вздыхая, осматривая шахматную доску): Да знаю, знаю – кесаря
Пилат: И да, и нет, всё на этой земле не вечно.
Ирод медленно поднимает взгляд на Пилата, они  смотрят друг другу в глаза.
Ирод (спокойно, переведя внимание на доску, делает шаг фигурой): Что это Вы несёте милейший? Измена?
Пилат: Да перестань,  сколько угодно можно воевать за любой важный клочок земли и ничего не добьёшься.
Ирод: И почему это?
Пилат: Земля не принадлежит людям
Ирод (делая ход): А кому же она, по-твоему, принадлежит?
Пилат поднимает указательный палец вверх, делает ответный ход.
Ирод: О милый мой, да ты философ, как ты воюешь за эту самую землю, раз у тебя такие воззрения на вещи и, я бы сказал, не лишённые истинного основания.
Пилат: Всё  очень просто, друг мой – мне это  нравится. Да, больше я ничего и не умею.
Ирод: Тебе нравится разрушать, убивать людей?
Пилат: Нет, совсем не это. И, я не могу сказать точно, но чувствую, что  мнение о смерти и возможности, что ты кого-то можешь убить, сильно преувеличено.
Ирод: У таких суждений  должен быть источник, событие, которое их запускает
Пилат: Да, ты прав, было такое. Лет в тридцать. Я жил  только  сражениями. Набрал силу в этом ремесле. Именно в  сражении, в самой гуще событий,  я осознавал свою власть, она ощущалась как безграничная и всеобъемлющая. Я растворялся в ней и упивался ею. Я считал битву, саму по себе, величайшим актом и божественным событием. В сражении, если это  не грабёж, нет случайных людей. Люди, взявшие меч в руки всегда осознают, зачем они это сделали. Мало того, я бы сказал, это их внутреннее, они не могут не взять его и не сразиться, это их природа. Причина здесь вторична.  Шансы на выживание, у держащих холодное  оружие в схватке, почти одинаковы. А я оставался цел всегда, даже без царапин. Я даже не могу сказать, что я сам орудовал там своим мечом. Какая-то неведомая мне  сила всё делала за меня. Мне оставалось только ловить кураж и наслаждаться. Это продолжалось несколько лет до события, которое всё изменило во мне. В Бретани, в одном из походов, после осады взяв один из  варварских острогов и уже сражаясь внутри крепости, я вдруг почувствовал, что меня выбрали. Поясню. Не знаю как другие, но в сражении я чувствую всех его участников. Это чувство, это знание идёт изнутри. Абсолютно всех, наверное, потому, что все двери и окна сознания, в битве, распахнуты настежь. Их характеры, сословие, опыт в ратных дела, причины по которым они оказались передо мной, что произойдёт дальше, какой выпад они сделают, в общем, абсолютно всё мне про них известно. Кто-то, судя по примитивным движениям - пахарь, сменивший мотыгу на копьё, кто-то, пытающийся скрыть искусное владение оружием - знатный воин, в дорогих доспехах поверх холуйского тряпья, приготовивший, какой-нибудь изысканный, хитрый, отточенный выпад. Все прозрачны, все как на ладони, ничего невозможно скрыть. Выбрали, это значит, предложили сразиться. Я сразу уловил: что-то не так. Я не мог прочитать этого человека, вообще ничего, никаких признаков, только тишина внутри  и покой.  И всё, ничего более и этот человек выбрал меня. И знаешь что?
Ирод: Да.
Пилат: Что да?
Пилат высоко взял в руку фигуру, собираясь передвинуть её по доске
Ирод: Ты испугался, возможно, первый раз в своей жизни.
                Фигура падает из руки Пилата прямо на шахматную доску, сметая с неё пару фигур.
Ирод (поправляя своего короля): Мой устоял.
                Пилат бережно поставил фигуры на место.
Пилат: Мой нет. Ты абсолютно прав.  В нашем поединке всё пошло не так с самого начала. Я не мог понять, что происходит. В подобной  мясорубке всё  спонтанно и синхронно, действие идёт вместе с ответом. Так было у меня всегда, но только не в этот раз. Этот человек стал замедлять меня, по ощущениям, как будто я двигался в воде, ну ты знаешь, наверное, в воде ты хочешь двинуться быстрее, знаешь, что можешь это, но воспроизвести движение  с нужной скоростью не способен – вязнешь. И она это делала сознательно.
Ирод: О боже! Она?
Пилат: Да, друг мой, это была женщина. Я сражался с женщиной первый раз в своей жизни. И мы не упражнялись, мы бились насмерть.
Ирод: Ну и как ощущения, суда по тому, что сейчас ты сидишь передо мной, гадать, кто вышел победителем в поединке, нет смысла.
Пилат: С ней всё было по-другому.  Не как с мужчинами. Плотная, сметающая тягучесть, такая плавная мощная тяга,  не как у колесницы – рывок и в  галоп, а  как у галеры на полном ходу. Колесницу дёрнул за вожжи и она встала. А здесь нет,  ты понимаешь, что не сможешь это движение остановить, оно тебе не подвластно. И она, эта мощь, она управляема, но не тобой. Она была подвластна только ей. Это пугало.  Она просто играла со мной, разрешала делать только то, чего сама хотела. Ничего подобного со мной не происходило ни до, ни после этого поединка.
                Пилат некоторое время сидит молча, погружённый в воспоминания
Ирод: И чем же закончился Ваш поединок?
Пилат (придя в себя. спокойно делает ход): Я ничего не мог с ней поделать. Своим умением она довела меня до бешенства, прям до состояния вулкана перед извержение. А потом…потом  подставилась, я почти разрубил её надвое, вместе с доспехами от левого плеча, вниз к тазу. Дальше вообще всё невероятно. Перед тем как умереть, она сказала: «я убью тебя так, что твои глаза откроются и мы будем вместе…вечно». Я почти рассёк её надвое, но она говорила это абсолютно свободно, без всякого напряжения и присутствия боли  в голосе, как будто её не было в теле. Она его абсолютно игнорировала, как будто его и нет. Потом она закрыла глаза и испустила дух.
Ирод: Закрыла... сама, странно…
Пилат: Прошло столько лет, но её лицо до сих пор у меня перед глазами, красивое, расслабленное, гладкое, со спокойными светящимися глазами.
Ирод: Да, странная история, ничего подобного не слышал. Есть страна, в году пешего пути отсюда, там есть что-то похожее -  вечные подруги, но я так и не понял что к чему, и зачем она нужна – вечно одна и та же, в общем, не разобрался. Но тут и сторона другая и климат и народ, да и в Бретани, нет ничего подобного ни в поверьях, ни в религиозных традиция. Смысл того, что она сказала тебе, я тоже не уловлю.
Пилат: У меня кровь застыла в жилах, после её слов. Не от страха, а от ощущения беды, потери, безвозвратной утраты, что ли… Я видел её первый раз, а после её ухода, был абсолютно безутешен.
Ирод: И что, прям рыдал?
Пилат: Представляешь? Но это ещё не всё. У неё за спиной, в специальной такой повязке, был примотан к телу младенец.  Она испускает дух, а я потом слышу детский плач от неё…
Ирод: О, боже!
Пилат: Я вскочил и дёру, только после нескольких шагов понял, что такого ну совсем не может быть, вернулся, перевернул её на живот, развязал повязку и осмотрел младенца. Это был мальчик. Она опять дала мне повод ужаснуться, теперь уже уровню её воинского искусства. Она подставилась под мой меч так, что дала разрубить себя почти надвое, при этом кончиком меча я оставил на младенце лишь ничтожно маленькую царапину, просто царапка, даже крови не было.
Ирод: О, боже праведный!
Пилат: Она разбила всю мою жизнь, оставила  столько вопросов, что временами я был близок к помешательству.
Ирод: Потрясающе! А что с младенцем?
Пилат: Ты мне друг?
Ирод: Да!
Пилат: Дарий это тот самый младенец. И знаешь, чтобы я незамедлительно сделал, если бы ситуация повторилась?
Ирод: Нет.
Пилат: Я бы сам встал под её меч, как встала  она под мой. Даже не знаю почему, ведь я даже не был знаком с ней.
Ирод: Да…похоже вы нашли друг  друга.
Пилат: Потом я стал расспрашивать, узнавать кто такая, она была их знатных кровей и воительница, вопреки их традиционному укладу. Не многие женщины держат там оружие, в основном по хозяйству. Про своего сына говорила, что это дар тому, кто заберёт её. Никто не знал от кого он.  Осуждать её никто не решался. Да и вообще, местные,  когда говорили о ней, становились какие-то тихие и покорные.
Ирод: Может, какая колдунья?
Пилат: Возможно, но не совсем обычная, колдуны не участвуют в сражениях, я не видел ни одного, хоть немного умевшего владеть оружием. Тут что-то другое, за пределами и сражений и колдовства.  Жила она уединённо, на отшибе, никого к себе не подпускала. Что она там делала, чем была занята, никому не известно. В общем, одни вопросы.
Ирод: Да, умеешь ты  их искать и ставить.
Пилат (писарю): Налей нам ещё по бокальчику
                Писарь встаёт, берёт из винного шкафа бутылку, наполняет кубки, Пилат и Ирод прикладываются, делают по парочке ходов.
Ирод: Знаю твои подвиги. Да, да, я изучил все твои ратные деяния, как только узнал, что кесарь направляет тебя к нам. Причина для меня была загадкой, зачем столь искусного воина, на счету которого только победы, многие из которых невероятны, он направил в глухомань, где и сражаться то не с кем.
Пилат: Ну, и  в чём, по-твоему, причина?
Ирод: Ты искал смерть, но она тебя, пока не берёт.И он тоже решил тебя поберечь.
Пилат: Ты абсолютно прав, попал в самую точку.
Ирод: Ну так.., я же Великий!
Пилат: Ладно, Великий,  может хватит на сегодня?
Ирод: Похоже, да
Пилат: В бордель?
Ирод: И что, прям посещаешь?
Пилат: А почему нет? Я же вояка, это для меня как еда. Скажи, я освобожу от посетителей, будем только мы.
Ирод (рассмеявшись): Ну, хорошо, хорошо, только сделаем по-другому. У меня есть свой.  Приглашаю.
Пилат: Во как!
Ирод: Я ведь ещё и царь.
                Пилат и Ирод уходят. Писарь сидит за столиком, просматривая свои заметки. Всё это время он записывал. Тоже  уходит со сцены, заметки остаются на столике.

                Через мгновение на сцену входит Дарий. Ищет Пилата. Никого не застав, подходит к столику, берёт в руки листы,  начинает их просматривать. Один привлекает его внимание, бегло перечитав его несколько раз, кладёт на стол. Уходит со сцены.   
 
 



                Акт 1. Сцена 2.



                Утро. Писарь на своём месте, входит Пилат. Пальцы  одной руки он держит у виска, в другой пустой винный кубок. Он с жуткого похмелья после бурно проведённой им ночи. Передвигается Пилат с характерной для человека в такой ситуации заторможенностью, прямолинейностью в движениях, осанке, поворотами туловища и головы. Подходит к креслу. Медленно и плавно садится. Некоторое время пытается поудобней устроиться. Устраивается и замирает как каменное изваяние, старается не двигать не только головой, но и вообще не шевелится.
Пилат: Вчера с Иродом плотно застрял в эндшпиле, попросил отложить партию. По ситуации  чувствую можно выкарабкаться, а как, разобраться не могу. Старею. Мозги уже не те.
Секретарь: Наговариваете на себя, господин.
Пилат: Да нет, дорогой мой, похоже, всё  двинулось  к завершению. Сейчас  дорого бы дал, чтобы умереть в бою, в походе. Кесарь, обещал отправить в экспедицию, но молчит почему-то. Здесь хорошо, красивый город, красивый народ, но скукотища… И дальше что? Отставка, сытая старость в поместье, среди лицемеров и придурков.
Секретарь: Они все такие?
Пилат: Кто?
Секретарь: Ну, те, о ком Вы сейчас рассказываете.
               Пилат (аккуратно разворачиваясь всем корпусом,  чтобы не шевельнуть головой и посмотреть на секретаря. Тот съёжился, буквально влип в пергамент, понимая, что болтнул лишнего)
Пилат: Почти. Самое страшное, я чувству, знаю и вижу, что становлюсь таким же. Костенею, я ощущаю это физически. Походов, битв и сражений, которые сдували бы пыль с мозгов и сердца, похоже, больше  не будет. Я не знаю, что делать дальше, не вижу для себя света в будущем только его угасание. Хуже всего, я не знаю, что с этим делать и что предпринять. Ничего не помогает. Жизнь перестала меня радовать, она перестала меня удивлять. Я видел в ней всё.
Секретарь: Так уж и всё, господин? Наверное, невозможно знать и видеть всё?
Пилат: Видеть - в этом я подразумеваю полноценное участие. А если в явлении есть результат, то и достижение его. Голод, сытость, роскошь, нужда, походные палатки и дворцы, любовь и ненависть, дружба  и предательство, лютая война и хрупкий мир, дворцовые интриги и доверие на смерть, всё это было. Чем ты ещё можешь удивить меня? Для меня это не слова, я прошёл через это. Что скажешь? Куда мне идти а.а.?
Секретарь: Ну...может жизнь приберегла для Вас что-то интересное?
Пилат: Что она может приберечь? Ладно, умник, что у нас сегодня?
Секретарь: Смертный приговор.
Пилат (чуть качнув головой от такой неожиданной новости, вызвавшей боль): А.а.а.й.
                Протягивает руку в сторону секретаря. Тот встаёт из-за стола и вкладывает ему в руку пергамент. Пилат бегло его просматривает, возвращает обратно.
Пилат: Это же от Каифы, холуя Ирода. Странно, вчера играя в шахматы, он ничего не говорил об этом. Нищий из Галилеи. 
Секретарь: Да, прокуратор.
Пилат: Что да? С каких это пор прокуратор стал утверждать приговоры нищим? Похоже, духовники руку приложили. Смердит всё, к чему они прикасаются. Что за люди…? Синедрион, мать вашу… Пусть приведут обвиняемого. (бубня про себя) Ирод промолчал. Друг называется.

                Акт 1. Сцена 3.

                На сцене появляется Ешуа, в сопровождении двух стражников. Руки у него связаны за спиной.
Пилат: Имя?
Ешуа: Ешуа.
Пилат: Род занятий?
Ешуа: Плотник
Пилат: Сам откуда?
Ешуа:  Из Галилеи.
Пилат: Семья есть?
Ешуа: Никого нет, я один, как впрочем, и ты.
Секретарь прекратил писать, посмотрел на Пилата.
Пилат (через паузу, изучая Ешуа): А ты дерзок. Где живёшь?
Ешуа: Нигде.  Странствую  из города в город, плотничаю.
Пилат: Понятно, бродяга значит. Много вас таких, на пасху здесь  шляется: маги, колдуны, астрологи, предсказатели, эти… как их… экстрасенсы - аферисты всех мастей. Ты кем из них будешь?
Ешуа: Я плотник.
Пилат, взял паузу, подержался пальцем у виска, глянул в пустой винный кубок, перевернул его, зачем то потряс им, ещё раз туда посмотрел, затем на писаря, пощёлкал пальцами.
Пилат: Что на него пишут?
Писарь: Призывал разрушить Иерусалимский храм.
Пилат глядя на Ешуа, и указывая пальцем на писаря:
Пилат: Вот. Призывал?
Ешуа: Нет.
Пилат (искренне сокрушаясь, что ему сейчас придётся делать, обращается к писарь):Э э … х х.х э…вызови Дария
Секретарь (громко, повернувшись к выходу с балкона): Дарий.

                Акт 1. Сцена 4.

                На сцене появляется Дарий.
Пилат: Уведи этого дерзкого бро..(хотел сказать бродягу, но осёкся) странника объясни ему, в чём его обвиняют.
                Дарий, Ешуа и стража уходят со сцены. Пилат опять посмотрел в пустой кубок, протянул его секретарю. Тот встал из-за столика,  подошёл к винному шкафу,  взял из него бутылку вина, подошёл к прокуратору, наполнил  бокал, поставил бутылку в шкаф, сел на своё место.
Секретарь: Простите господин, как записать бродяга или странник?
Пилат: О чём это ты?
Секретарь: Вы только что почти назвали подозреваемого бродягой, потом передумали и сказали странник. Что внести в протокол? Это два разных понятия.
Пилат: Как я мог передумать, если я сейчас не способен думать. И что, я так сказал?
Секретарь: Да, господин.
Пилат (задумчиво, монотонно и тихо): Неосознанность - причина повторений, она ведёт нас в прошлое, чтобы заново пережить и правильно осознать уже прожитый опыт…(потом вдруг, как очнувшись от забытья, тряхнув головой и вскрикнув от боли) А.а.а.ай. Боги,  да что такое? Что я несу? Откуда эта ересь…(секретарю) не пиши это.  (Потирая виски, сокрушённо) Похоже, ум предал меня…
Секретарь (у него вырвалось, он сам того не хотел): Или Вы его (тут же плотно прикрыл рот рукой и вытаращил глаза на прокуратора).
Пилат (разглядывая секретаря, как будто впервые видя его): Умничаешь? Что это сегодня с тобой? (пауза). Запиши странник.
Секретарь: Хорошо господин. А почему Вы выбрали  странник?
Пилат (потеряв терпение, собираясь закричать, но головная боль пресекла этот  порыв, после нескольких гримас, спокойно): Да откуда я знаю, не  местный он...(через паузу, забубнил опять про себя)  Бродягу отменил… Ведь отменил же, не смог его так обозвать...Почему? (посмотрев в небо).  Гроза будет, точно будет. А откуда я знаю это? Небо то чистое…Странно…


                Акт 1. Сцена 5.

                На сцене появляются Дарий, Ешуа и два стражника. Руки у Ешуа развязаны.  Дарий выглядит растерянно. Подходит к Прокуратору, склоняется к его уху.
Дарий (тихо): Я не могу его ударить.
Пилат (вздрогнул, поморщился от боли, искренне изумляясь): Что за бред ты несёшь? У тебя руки по плечи в крови, как, впрочем, и у меня, и ты не можешь по приказу  ударить человека? Да ты вчера это просто так,  ради удовольствия делал.
                Дарий чуть отошёл от кресла, опустил голову, развёл руками, шмыгнул носом, совсем как маленький ребёнок. Пилат протягивает руку в сторону секретаря.
Пилат: Ущипни меня.
Секретарь: Что господин?
Пилат:  Хочу, чтобы ты ущипнул меня.
                Секретарь подходит к Пилату, робко щиплет  протянутую в  его сторону руку.
Пилат: М д а.а.а. Боль в руке есть. Это не сон.
Дарий: А мне во сне частенько шлюхи приходят. Причём, полуженщины, полусущества какие-то. С ними намного интереснее, и от них свежесть весь день держится, не то, что от местных в борделе, только и мечтаешь, как до двери на улицу добраться.
Пилат: Дарий...
Дарий: Выйдешь на улицу…
Пилат: Дарий.. Дари.и.и.й…да что с тобой?
Дарий: Да, Понтий.
Пилат: Иди, иди, пройдись, погуляй.
Дарий  уходит со сцены. Пилат и  секретарь провожают его взглядами.

                Акт 1. Сцена 6.

                На сцене Пилат, Ешуа, два стражника и секретарь. Внимание Ешуа привлекла, ближайшая греческая статуя, Ешуа направляется к ней, но стражник его останавливает. Пилат делает знак, стражник пропускает Ешуа. Некоторое время он ходит по балкону, вдумчиво и увлечённо рассматривая статуи. Пилат с интересом наблюдает за ним.
Пилат: Он  мне как сын. С младенчества со мной.  Становление его как  воина происходило на моих глазах. С виду он лоботряс каких мало. В обычной толпе  ничем не выделяется, разве что  габаритами. Но в ратном деле это не имеет никакого значения, а вот как воин, он абсолютно уникален. Он лучший из всех, которых я когда-либо видел. Наверное, он лучший из всех, которые сейчас существуют на Земле. В последних походах он творил такое, что мне с ветеранами ничего не оставалось делать, как в разгар битвы выйти из неё, найти пригорок неподалёку, сесть и наблюдать, что он творит. Со стороны это видится, что люди в оцепенении. Стараются сделать хоть что-то, но не могут. Он проходил сквозь вражеские ряды как нож сквозь масло.  Вдоль, поперёк, по диагонали, по спирали, как он того хочет, оставляя за собой просеки в живых рядах. Ветераны спрашивают: «как ты это делаешь?» только, смущается, ничего не говорит.
Ешуа: А тебе?
Пилат: Что мне?
Ешуа: Тебе что говорит? Ты ведь тоже спрашиваешь?
Пилат (повесив голову): Он говорит, что она во мне, это она всё делает и он здесь ни при чём. Я спрашивал: «кто в тебе?» -  отвечает: «моя Великая мать»
Пилат некоторое время сидит молча, потом начинает входить в истерику. На пике безутешности,  Ешуа подходит к нему и обнимает. Пилат затихает в объятиях.
Ешуа: Ты убил её?
Пилат в объятиях Ешуа кивает головой.
Пилат (отстраняясь, приходя в себя, спокойно): Он мне несколько раз жизнь спас. У меня нет никаких сомнений в его объяснениях, как это у него всё происходит, потому что я прочувствовал это на себе. Выходит, это она мне жизнь спасала. Оберегает меня постоянно.
Ешуа: Вечная подруга. Поздравляю, ты нашёл на Земле то, что искал.
Пилат: Да,  что вы заладили с Иродом…Хотя, знаешь, после нашей с ней встречи, этот мир как будто отодвинулся, у меня появилось расстояние до него, как в кино сижу.
Ешуа: Что ещё за кино?
Пилат: Не знаю. Вырвалось. Так вот, Дарий абсолютный воин, приказ для него незыблем. Если есть приказ, он будет убивать,  пока дышит, мне кажется, он и бездыханным будет это делать. Это его природа. Что ты сказал ему, что он тебя развязал и не тронул даже пальцем?
Ешуа (Отойдя от Пилата, снова принявшись за  изучение статуй): Греки открыли  дверь в мир эйдоса, но  не  двинулись дальше. Извлечение из внутреннего этих изысканных предметов, поистине, подобно божественному извлечению из пустоты всего живого. Но всё равно, только подобно. Человек способен на гораздо большее.
Ешуа перешёл к следующей статуе. Секретарь строчил не останавливаясь. Пилат посмотрел на секретаря, но ничего не сказал.
Ешуа: В Греции был человек, который вплотную подошёл к пониманию и переживанию истины. Она переполняла его. Одно его присутствие переворачивало всё в человеке, меняло окружающих настолько радикально, непримиримо и прямо, что если не подчиниться этому, то это физически невозможно было вытерпеть. 
Пилат: Сократ. И просвещённое общество  убило его.
Ешуа: Твой приёмный сын, Дарий, всё ещё ребёнок. В общении люди на какое-то время  становятся тем, к кому обращаются, о ком думают, с кем имеют взаимоотношения. Но, по сути, они всегда общаются сами с собой. Лица разные, а природа одна. Просто удивительно, что никто  этого не замечаете. Есть больные люди, которым нравится причинять боль самим себе, этим они причиняют её другим и наоборот–нет разницы. Но, приёмный сын твой вполне здоровый человек. Пустота не может ударить пустоту – это нелепость.
                Секретарь поперхнулся и закашлял.
Пилат (обращаясь к секретарю.): Не пиши это.
Секретарь отложил перо.
Пилат: Хочется сказать, что за бред ты несёшь, но меня терзают  сомнения, что в сказанном сейчас тобой есть какое-то зерно, но я не могу пока уловить какое  именно. Откуда знать тебе, нищий, что такое истина?
Ешуа: Истина непрерывна и она всегда здесь. Для тебя она в том, что ты потерял интерес к жизни и осознаёшь это. Но ты не знаешь, почему это произошло и что делать дальше, усердно заливая  своё непонимание  вином и топя его в кутежах.
                Секретарь дёрнулся, уронил перо на сцену, тут же его подобрал и уставился на прокуратора.
Ешуа подходит к Пилату. Тот сидит неподвижно, не шевелясь. От сильной головной боли он не может ни отклониться, ни как-то по-другому среагировать. Ешуа проводит Пилату пальцем по лбу от верхнего края вниз к носу. Отходит на своё место, с улыбкой смотрит на прокуратора.
Пилат (расслабляясь, осторожно принимая естественную позу): О боги! Что ты сделал? Голова как раскололась надвое. Но боли исчезли. Чудеса! Как ты сделал это? Мне кажется…
Пилат затихает, некоторое время сидит молча. Потом вздрагивает, закрывается рукой как от яркого света.
Ешуа (рассмеявшись): От этого света не закроешься рукой.
Пилат (успокаиваясь, опуская руку). Прохладный, странно. Разрази меня гром (Пилат с удивлением озираясь вокруг) Что произошло, что ты сделал со мной?
Ешуа: У тебя озарение, друг мой. Может нам перекусить, отпраздновать этот момент?
Пилат: Ты прав, пожалуй… странник.
Делает жест секретарю, тот уходит со сцены.


                Акт 1. Сцена 7.

                На сцену входит секретарь и слуги.  Накрывается стол.  Пилат и Ешуа обедают.
Пилат: Ты врач или философ? Где учился? 
Ешуа; Ни то, ни другое. Знание внутри каждого. Оно просто настолько, что человеческий ум отказывается в это верить.
Пилат: О какой пустоте ты говоришь?
Ешуа: Дарий попросил называть тебя господин, ты не против? (Пилат жестом руки соглашается) Снаружи никак этого не видно, это невозможно даже предположить, но Дарий, не знаю, замечал ты или нет, как любознательное дитя  ковыряет всё живое, стараясь разобраться, как оно устроено. Но это варварский метод. Я объяснил ему, что убивать не сложно. На это способны даже дети.
Пилат: И  как ты ему это объяснил?
Ешуа: Розовый куст
Пилат: Что розовый куст?
Ешуа: Я попросил его  отрубить ветку с куста – он сделал. Я попросил приделать её обратно – он не смог. Потом  я показал ему как это делается и он привил одну ветку  белой розы на красный куст. Когда он увидит, что она прижилась,  он станет другим человеком. Не сложно забрать жизнь, сложно её дать, на это способен только мастер.
Пилат: Да, замечал. Он изменился и, мне казалось, не в лучшую сторону  после последнего похода в Галлию. Меня не было с ними. Там, зимой, его когорта попала в тяжелейшее положение. Обозы потерялись, грабежи перестали давать  пропитание. Постоянные набеги галлов.  Жесточайший холод. Сначала они съели коней. После этого они стали есть людей – пленных галлов. Начали с детей. С ним что-то произошло, там в Галлии. После этого он и изменился. Я частенько застаю его над трупами, свежими, не очень, разными, не только животных но людей, мало того, я видел что он там и вправду ковыряется, что-то отрезает рассматривает, даже пробует. Не ест, отрежет какой-нибудь орган, обнюхает, пожуёт - выплюнет. Тьфу…Говорил ему, что нехорошо это -  бесполезно.
Пилат (встав с кресла, подойдя к краю  балкона, с которого просматривается розарий): Что происходит, что он там делает?
Секретарь (не удержавшись от любопытства, подойдя к перилам и встав рядом с Пилатом): Садовник за лицо держится.
Пилат: Лицо у него разбито, похоже, он что-то не так сделал (не поворачиваясь, но обращаясь к Ешуа). Ты мне воина испортил, что мне теперь с ним делать?  Выдать ему лейку и  садовые ножницы? С детства он ничего не держал в руках кроме меча.
Ешуа (подойдя к ним): Он родился воином, воином и уйдёт. Не важно, что у него в руках меч, или мотыга.  Он стал более полным, завершённым. Он узнал, что можно дать жизнь, как её забрать он и так умеет. Вот  увидишь, в бою он будет ещё более  цельным и свирепым.
Втроём они некоторое время молча следят за Дарием.
Пилат: Не хочется отвлекать его.
Ешуа: Без головы можно остаться.
Пилат: Садовник
Ешуа: Мастер
Секретарь  что-то начал записывать в пергамент
Пилат: Не пиши.
Пилат и Ешуа  садятся за стол, продолжают трапезу.
Пилат: Это то, о чём я тебя спрашивал, что ты можешь сказать об этом?
                Протягивает руку в сторону секретаря, тот вкладывает в неё свиток. Пилат просматривает его, затем развернув, показывает Ешуа.
Пилат: Здесь  слова тех, кто доносил на тебя. Они говорят, что ты хотел разрушить их храм. И на его месте поставить какой-то свой – новый.
                Ешуа, перестав есть, посмотрел  в пергамент, тут же поперхнулся и закашлялся. Кашлял интенсивно и  довольно долго.
Ешуа (раскрасневшись); Чушь  несусветная. Ничего подобного я не говорил. Я говорил о храме веры. О том, что если они идут к богу прямо, то одной веры не достаточно. Этот  храм станет тесен, его надо оставить и, может быть даже, разрушить. Я ничего не говорил о Иерусалимском храме, куда они ходят молиться. Одной веры мало, только одна вера  не поможет, потом она может стать оковами  на пути к знанию.
Пилат: Странный ты. И что, по-твоему, ещё нужно кроме веры? Что ты ещё им наговорил?
Ешуа: Это блюдо – я ничего подобного не пробовал в жизни. Очень вкусно как оно называется?
                Прокуратор заёрзал в кресле, провёл рукой по лицу.
Пилат: Ну …, да я и не помню. (и вдруг, внезапно, переходит на крик): да какого чёрта ты тут ешь с таким безразличием к тому, что происходит? Да ты знаешь, что на тебя столько ереси написано, что хватит повесить дюжину таких, да что дюжину, кентурию, легион, а ты сидишь тут улепётываешь обед, как ни в чём не бывало. (обращаясь к секретарю). Дай второй пергамент.
                Секретарь подносит свиток, кладёт ему в руку
Пилат: Знаешь, знаешь что здесь?
Ешуа; Нет…господин
Пилат (в ярости): Господин…шмасподин…Тут твои призывы к свержению власти кесаря.
Ешуа: Этого не может быть.  Я говорил, что есть только одна  настоящая власть  - власть истины.  Она поглотит всех и вся. Любая же другая власть падёт.
Пилат (в сердцах  плюнув на сцену,  заорав на секретаря): Перестань писать.
Секретарь (пожимая плечами, робко оправдываясь): Да я и не пишу.
Пилат (продолжая кричать): Заткнись! Пошёл вон! Здесь государственная тайна! Все  вон отсюда!
Стража и секретарь уходят со сцены

                Акт 1. Сцена 8.

                На сцене Пилат и Ешуа.
Пилат (успокоившись, устало отвалившись в кресле): Иуду из Кариот  - знаешь такого? 
Ешуа: Конечно, он мой ученик и, безусловно, лучший из всех. Почему ты заговорил о нём? С ним что-то случилось?
Пилат: Ты бы лучше о себе подумал, странник. То, что написал о тебе Иуда намного серьёзней твоих призывов оставить веру  и,  как дети, идти  сдаваться богу. Зачем тебе это, зачем ты вообще ходишь и говоришь подобные вещи, а не живёшь спокойно? Не обзаведёшься семьёй? Или, если уж ты так предан истине, почему не уйдёшь в горы или пустыню и  там вы не насладитесь друг другом? Зачем ты ходишь по городам и несёшь околесицу? Хорошо, пусть это будет правда и истина. Зачем тебе это?
Ешуа: Небо дало мне несметное богатство и с каждым мгновением оно прибывает и прибывает.  Я здесь не по своей воле. Воля сущего держит меня здесь. Моего в том, что сейчас происходит, ничего нет. Сущее творит через меня, сам я ничего не делаю. Я просто здесь. Я готов принять всё, что произойдёт со мной. Это моя  молитва, моя благодарность за безмерную любовь, которая  разлита вокруг и которую вы не замечаете.
Пилат (медленно, прислушиваясь к себе и взвешивая каждое слово): «я ничего не делаю…» я это уже слышал, от Дария. Похоже, вы говорите об одном и том же…Я видел и знаю многих людей. Одни из них богаты деньгами, некоторые очень большими. Есть люди власти, они настолько богаты властью, что ослеплены ею и полностью поглощены.  Они искренне  уверены, что находятся на вершине мира.  Но, у них  нет той силы, которая есть у тебя. Я это чувствую. В этом меня нельзя обмануть. На сумасшедшего ты  не похож, хотя речи твои говорят об обратном.  В чём твоя сила? В чём её природа? Ты нищий, но ведёшь себя как кесарь. Скажи мне, чем ты богат?
Ешуа: Истинное богатство и власть внутри каждого, когда вы узнаете это, вы побросаете все свои побрякушки.
Пилат: Но это слова, я не вижу ничего за этим. Покажи мне хотя-бы фрагмент, хоть капельку того о чём ты сейчас говоришь мне.
Ешуа (улыбнувшись): Господин, не пойму, я у тебя в гостях, или я на утверждении своего приговора?
Пилат (в отчаянии, махнув рукой):  Я не смогу тебя долго удерживать здесь, мы скоро расстанемся. Я что-то упускаю, очень важное, я чувствую это. И знаешь, честно сказать мне страшно так, как мне уже было страшно только один раз в жизни. Я боюсь так же, всё внутри сжимается от ужаса, что я не смогу в чём-то разобраться, забуду о чём-то спросить,  понять хотя бы направление, пока ты здесь.
Ешуа (рассмеявшись): О .о.о. прокуратор, да ты ищущий человек! Куда твоё начальство смотрит? Ты уже пропащий для социума, имея такие вопросы к себе. Как ты умудряешься занимать такой пост?
Пилат: Я ненавижу всех, кто меня окружает. Только некоторые мои боевые товарищи и Дарий могут вызвать у меня улыбку, потому что они воистину как дети.
Ешуа: Но ненависть не повод для познания истины.
Пилат (криком  отчаяния): Тогда что мне делать что, а? Что делать скажи?
Ешуа (не обращая внимания на крик): Если ты решишь идти в познании до конца,  тебе придётся сознательно умереть и родиться заново. У тебя будет полный разрыв с прежней жизнью. Ты не сможешь вернуться на своё место, его уже не будет, или оно будет  занято. Ты увидишь всё как есть на самом деле и не факт, что твои близкие люди останутся такими же  близкими тебе.
Пилат (успокоившись, смиренно, склоняя голову в поклоне): Прошу тебя.
Ешуа долго прямо смотрит на Пилата.
Ешуа:  Ты посвящён.
Пилат: И что? Это всё? Дальше то что?
Ешуа: Лично для тебя ничего. Ты идёшь своим путём и тебе осталось всего пару шагов.  Доверься ей, она знает что делает.
Пилат: Хорошо, я понял тебя. Спасибо.


                Акт 1. Сцена 9.
          
                На сцене появляется секретарь

Секретарь: Господин, к тебе первосвященник Каифа.
Пилат: Пусть подождёт. Наверное, пришёл убедиться в том, что я подписал твой приговор.
Ешуа: Да, я знаю.
Пилат: Что именно?
Ешуа: Что ты подпишешь приговор.
Пилат (смеясь): Каифа  силён здесь, в Иерусалиме, но никто, никто в этом городе  не сможет заставит меня сделать то, чего я не хочу.
Ешуа: Даже если я тебя попрошу?
Пилат (не придав значения словам Ешуа):  Уведите арестованного.
Появляется Дарий и стража. Стража уводит Ешуа со сцены.
Пилат: Дарий
Дарий: Да господин
Пилат: Найди мне этого, как его, Иуду из Кариот. Это один из его учеников, тот, который его предал, приведи мне.
Дарий: Слушаюсь
Пилат: Живым или мёртвым.
Дарий: Хорошо господин. Исполню.

                Занавес закрывается. Конец первого акта.


                Акт 2
                Акт 2. Сцена 1.

На сцене Пилат, сидит за столиком с неоконченной партией между собой и Иродом  анализирует ситуацию. На сцене появляется Каифа
Каифа: Приветствую тебя Пилат.
Пилат: Приветствую, Каифа. Присаживайся, друг мой. Что скажешь про эту партию? 
Каифа (присев за столик): Интересно, первый раз встречаю подобное.
Пилат: Неужели? Насколько мне известно, игрок ты очень искусный, и что не встречал такой ситуации?
Каифа: Всё своё свободное время я посвящаю изучению шахмат. Могу сказать без преувеличений, сейчас я лучший игрок здесь, а может и не только здесь.
Пилат: Да  знаю…знаю…
Каифа: Но, такую интересную комбинацию вижу впервые.
Пилат: А в чём её интерес?
Оба склоняются над  доской, рассматривают фигуры.
Каифа: С первого взгляда, это партия дилетанта и мастера.
Пилат: Хм.м…Ну, спасибо.
Каифа: Я даже могу предположить, кто играет чёрными, которые сейчас на моей стороне. Он всё делает правильно, продумывает всё наперёд на несколько ходов, но эта продуманность, она одновременно и губит его. Меня беспокоит вот эта твоя пешка, но играющий чёрными, не видит этого. По сути, он уже пропустил ход, которым бы мог контролировать ситуацию. Сейчас она только выглядит подконтрольно, на самом деле всё уже  не так. Эта пешка, она проходная, играющему белыми надо только осознать и поверить в это, потому что открывающий ей дорогу ход – весьма…странный…
Каифа поднимает голову, обнаруживает, что Пилат давно смотрит не на партию, а на него. Смотрят в глаза друг другу довольно долго.
Пилат: Зачем тебе Ешуа? Ты ведь за этим здесь?
Каифа: Он разрушает всё, на чём стоит наша религия.
Пилат: А на чём она стоит?
Каифа: Это еретический вопрос, не мне рассуждать о том…
Пилат: Да перестань! Она стоит на вашем страхе. На твоём непрерывном страхе  того, что однажды, под рассказываемые тобой байки,  тебе  никто не принесёт поесть.
Каифа: Одумайся, прокуратор! Что за ересь ты несёшь?
Пилат:  Разве не так? Вам не нужна ни вера, ни бог, ни истина. Ваша забота лишь о том, чтобы набить себе брюхо. Посмотри на себя, своих духовников. Зажрались, отвесили животы,  еле передвигаетесь как свиньи, заплывшие от жира. И синедрион ваш, погрязший в похоти, разврате, обжорстве и пьянстве  - настоящий вертеп.
Каифа: Прокуратор, да одумайся же…
Пилат: Да заткнись, ты, рожи отъели. Ты что думаешь, я не знаю, что в банях синедриона творится? Педофилы хреновы. Сколько эти побрякушки стоят?  (хватает руку Каифы и задирает рукав. Под рукавом, несколько золотых браслетов, усыпанных драгоценными камнями). Целый храм можно построить, а может и не один. Что так? Почему не пожертвуешь во имя господа своего, бескорыстная морда? В прошлом году, нажравшись, взял у моих колесницу, рысачил на ней пьяный всю ночь по Иерусалиму, под утро, двух детей переехал насмерть, прямо надвое разрезал, даже не остановился. Забыл, кто тебя отмазывал от горожан, чтобы не разорвали тебя живьём на куски? Сидел здесь месяц во дворце, трясся от страха как мокрая курица. Тьфу (плюёт на сцену), тварь…
Каифа (раздавленный, совершенно поникший, спокойно): Они не отдадут его. Чтобы ты не предпринял.
Пилат: Отдадут, мало того, ещё будут умолять забрать его. Нет, так я разнесу весь ваш город. У вас же есть ещё один, которого вы можете казнить вместо него, как его, ну этот…Бар..Пар..?
Каифа: Варава. Он просто разбойник. В нём нет никакой опасности. Деньги и женщины вот все его стремления.
Пилат: Понятно,  ворон ворону в глаз не клюнет.
Каифа: Ешуа намного, опасней. Он очень опасный человек. Одно его  присутствие говорит о свержении существующего властного строя. Не важно, какого, государственного или духовного.  Он очень опасен.
Пилат: Синедрион делает серьёзную ошибку, решаясь убить его. Если вы убьёте его, вы создадите себе проблему, мученика. Вы не избавитесь от речей и призывов Ешуа.  Толпа их уже записывает и некоторые изречения знает наизусть. Синедриону надо просто выгнать его из Иерусалима. Об остальном я позабочусь, чтобы никто больше и не вспоминал о нём.
Каифа: Успокойся, ты попал под его влияние. Про что он тебе рассказывал? Про царство истины? Свет внутри? Пустоту? На самом деле, ты просто покрываешь преступника, призывающего к свержению существующей власти твоего кесаря.
Пилат: Заткнись, не тебе рассуждать о преступлении и не забывай, он и твой кесарь, Каифа
Каифа: Ну, хорошо,  хорошо, к свержению власти нашего кесаря. Решение синедриона принято, изменить его не получится. Для нас его освобождение равносильно самоликвидации. Я здесь только для того, чтобы удостовериться на месте, о твоём подтверждении приговора.
Пилат (успокоившись, вновь принялся осматривать шахматную партию): Похоже…похоже я понял тебя Каифа, твой анализ партии принят. О своём официальном решении я сообщу, мне надо сделать парочку ходов.
Каифа вежливо кланяется,  уходит со сцены.


                Акт 2. Сцена 2.

На сцене  появляется Ирод, Пилат сидит за шахматным столом, рассматривая партию. Ирод зевает, производит впечатление не выспавшегося человека.
Пилат: О…, вовремя, друг мой. Присаживайся,  тут до тебя  Каифа приходил.
Ирод: Неужели? Способный молодой человек, я бы даже сказал одарённый. Чего он хотел?
Пилат: Убедиться, что я подписал смертельный приговор Ешуа.
Ирод: Ешуа, Ешуа, что-то не припомню…Ах, да,  плотник, который собирает толпы народа и говорит странные вещи. А ты здесь причём? Ты что, теперь простолюдинам приговоры утверждаешь?
Пилат: Синедрион твой направил мне этот приговор на утверждение.
Ирод: Да? Что за люди, разберусь, зачем его на тебя  перевели, сами что ли не способны справиться?
Пилат: Справиться с чем?
Ирод: Ну, вынести приговор, утвердить его, привести в исполнение.
Пилат и Ирод некоторое время смотрят друг другу в глаза.
Пилат: Понятно, это твоё распоряжение?
Ирод:  Нет. Каифа преданный, но тупой. Я не давал никакого распоряжения, я недавно просто пошутил, сказав, что такими темпами роста популярности Ешуа,  он скоро без еды останется, не знал, что он  так прямо всё воспримет. М д..а.а.а…Заварил кашу.
Пилат: Ты можешь как-то повлиять на него?
Ирод: Нет, да и зачем? Всё идёт своим чередом, почему я должен что-то менять?
Пилат: Сделай это для меня, я тебя прошу.
Ирод: Постой, постой,  ты, что встречался с ним?
Пилат: Да.
Ирод: Надо же. Мне нравится Ешуа, у меня даже была беседа с ним.
Пилат: У тебя?
Ирод: Да, друг мой. Со всеми, более-менее выдающимися людьми я стараюсь познакомиться, побеседовать лично, понять, чем они живут, в чём их уникальность. И с Ешуа, да, мне приходилось беседовать.
Пилат: И что он сказал тебе?
Ирод: Что я на своём месте.
Пилат: И всё?
Ирод: Да, всё. Но, у  меня по  этому поводу есть свои ощущения и вИдение.
Пилат: И каковы они?
Ирод: Я не встречал подобных людей. Он из другого теста, из другого мира, он просто проходит сквозь нас. И осознаёт это. Осознаёт всё: нашу немощность, увлечённость не жизнью, а какими-то тараканьими бегами. Абсурдом и паранойей, в которых мы живём и которые  разжигаем  до безумия. Кретин на кретине и дебилом погоняют. И я не вершине, на которую стремятся все. Я царь. И знаешь, что я тебе скажу про эту вершину?
Пилат: Предполагаю.
Ирод: Вот, ты предполагаешь, а я знаю точно. Здесь ничего нет. Здесь пустыня. Этот мальчишка, Ешуа, без слов, одним присутствием указал мне на то место, где я сейчас  нахожусь. А нахожусь я не на вершине, а в самой жопе мира. И я это знаю наверняка  и он. Мы для него прозрачны, читаемы и примитивны, он не может оставаться здесь, он будет двигаться дальше, пока не достигнет своего дома, мне мой он уже указал.
Пилат: Сочувствую, что с моей просьбой?
Ирод: Я пытался  сам исправить ситуацию, но какая-то непреодолимая сила останавливает меня,  шаг не могу сделать, слова застревают в горле. Что-то ведёт его, неподвластное мне. Я не в силах, не смогу ничем тебе в  этом  помочь.
Ирод встаёт из-за столика, указывает на партию
Ирод: Тут тебе мат скоро.
           Уходит со сцены. Пилат остаётся один рассматривает шахматную партию:
Пилат: Ладно,  посмотрим.


 
                Акт 2. Сцена 3. 

На сцене появляется секретарь.
Пилат: Дария и Ешуа ко мне.
Секретарь уходит со сцены, через мгновение появляется вместе с Дарием и Ешуа. Они о чём-то оживлённо беседуют. У Дария в руках садовые ножницы. Жестом прокуратор отпускает секретаря. Тот уходит со сцены.
Пилат: Дарий, что это у тебя?
Дарий (смущённо пряча ножницы за спину): Ну, это…хм..(отбрасывает ножницы у себя за спиной)
Пилат (встаёт с кресла, ходит по сцене, размышляя, подходит к статуям, осмотрев пару из них, с шумом выдохнув, приняв решение, садится в кресло): Дарий, готовь дворец к осаде.
Дарий (радостно): О боги! Здорово! Слушаюсь господин.
Пилат: Где сейчас находится  твоя когорта?
Дарий: Держат оцепление перед ипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками.
Пилат: Сними оцепление.
Дарий (искренне удивляясь, но покорно соглашаясь): Слушаюсь, господин.
Пилат: Возьми из когорты четыре кентурии. Две пусть возьмут оцепление от ипподрома вокруг дворца, Другие две - возьмут в кольцо  сам дворец. Кавалерийский полк раздели на две части. Одну оставь в резерве  возле дворца. Вторую отправь для оцепления здания синедриона и дворца первосвященника Каифы.
Дарий: Господин, твои приказы, конечно, будут исполнены. Но не мог бы ты, объяснить что происходит?
Пилат: Да, да, конечно, извини, мне надо с тобой посоветоваться. Приговора, которого сейчас ждут на площади, не будет. Мы выставим двойное оцепление вокруг дворца, на случай если возмущение толпы, от отказа вынести   приговор преступникам и отправить их на казнь,  перерастёт в беспорядки. Сейчас у меня в саду находятся все первые лица местной власти, включая первосвященника. Они ждут моего утверждения приговора. Никто из этих людей живым отсюда не выйдет. А ночью мы зачистим Иерусалим.
Дарий (обескуражен): Ого! А император знает о твоём плане, господин? Похоже, мы собираемся воевать с империей.
Пилат: Нет, он ещё не знает об этом.
Дарий (возбуждённо):  Рискованно. Не то, что мы  выпотрошим Иерусалим, с этим  как раз проблем не будет.  На  бунт всё это похоже. А император умеет подавлять бунты и восстания. Мы сами с тобой в этом  участвовали и не один раз, помнишь...(тут он осекается, осознав ситуацию, бросает долгий взгляд на Ешуа, продолжает уже спокойно) хорошо, я понял тебя господин. Я с тобой, я с вами. 
Пилат: Действуй.
Дарий (кланяясь): Слушаюсь, господин, всё будет исполнено.
Уходит со сцены.

                Акт 2. Сцена 4. 

На сцене остаются Пилат и Ешуа.
Пилат: Мне придётся разнести этот  город.
Ешуа: Честно признаюсь, не ожидал от тебя такого. Ты превзошёл  всех, кого я  встречал до тебя. У тебя  есть дар.
Пилат: Какой ещё дар такой?
Ешуа: Ставить паруса под солнечный ветер.
Пилат: Не пойму ничего, но звучит как похвала. Спасибо.
Ешуа: Ты действительно хочешь помочь мне?
Пилат: У них нет шансов. Правда потом нас накроет римское войско. Но несколько месяцев у нас будет. Абсолютной свободы.
Ешуа: После нескольких месяцев, тебе захочется вечной абсолютной свободы
Пилат: Не знаю, может быть, там посмотрим.
Ешуам: Если ты созрел для нескольких месяцев, то можешь не откладывать и вечность.
Пилат: Что ты говоришь такое?
Ешуа идёт к столику секретаря, берёт  свиток и перо, подносит Пилату. Разворачивает пергамент, в правую руку вкладывает Пилату перо.
Ешуа: Подпиши это.
Пилат: Это же твой приговор.  Ты отказываешься принять бой? Почему?
Ешуа: Ты показал себя – этого достаточно. Бой уже выигран.  Подпиши. Смерти нет, а любую боль можно вытерпеть.
Пилат (отстраняясь назад): Странный ты.  Вокруг тебя всё кипит от страстей и событий, а тебе до этого нет никакого дела. Хоть всё это касается непосредственно именно тебя. Извини, но у меня  мозаика не складывается. Что ты вообще делаешь здесь, и почему так рано собираешься уходить? Они ведь ждут пророка, тебя ждут сотни лет. И вот, ты здесь, а они ведут тебя на казнь. Почему? Ничего не понимаю..
Ешуа: Почва может выглядеть благодатной, а на самом деле – нет. К сожалению, узнать это наверняка, можно только бросив в неё зерно. (Ешуа  подходит к ближайшей статуе, внимательно осматривает её, найдя небольшой изъян на мраморе, поглаживает его ладонью) Посмотри, резец соскользнул. Это почти незаметно, мастер ошибся в этом месте. Но это не значит, что произведение потеряло свою ценность. Скорее наоборот, приобрело важный жизненный штрих – отметку о том, что невозможно, нельзя всё знать, всё контролировать, всё предвидеть. Это не соответствует истине. В ошибках, в спонтанности, в порыве она тоже присутствует.
Пилат (подходит к статуе): Я изучал греческих мастеров, могу сказать, что даже  их ошибки становятся произведениями искусства. Сразят меня боги! Да, наверное, так и есть, чтобы ты не сделал, не сказал, чтобы  с тобой не произошло, истина через тебя создаёт свой шедевр.
Ешуа (рассмеявшись): Она и через тебя его создаёт. Мне надо домой. Проводы друга в дорогу – что может быть приятней!
Пилат (садится в кресло, берёт в руки перо, склоняется над пергаментом): Никогда не делай того, чего  ты не решал делать – это моё кредо, оно в самом корне моей жизни…(после недолгого раздумья)…его отрубают (подписывает приговор, откидывается на спинку кресла). Ощущаю себя пешкой  не в своей игре. Это новые для меня ощущения и опыт.
Ешуа (смеётся): И как тебе этот новый опыт и новые ощущения?
Пилат: Хм…Ощущения? Ты знаешь, как ни странно, непонятная, необъяснимая, счастливая  лёгкость. А опыт…? Ну, если я, далеко не последний человек целой империи, в расцвете сил, в здравом сознании, оказался просто пешкой в чьей-то игре, не трудно понять и представить масштаб самого игрока. Тогда я счастлив, что на меня вообще обратили внимание и взяли в неё, пусть даже на такую скромную роль.
Ешуа: У тебя есть сердце. Зов его может удивить, а может даже испугать. Всегда слушай его и делай так, как оно подсказывает, несмотря ни на какие последствия.
Пилат (кланяется в знак благодарности, затем громко): Ко мне стражу.
Появляется стража, Ешуа уводят со сцены.

                Акт 2. Сцена 5.
 
На сцене Пилат. Появляется Дарий. За собой тащит волоком окровавленного человека без сознания. Это Иуда.
Дарий: Я нашёл его
Пилат: Кого?
Дарий: Того, кто предал Ешуа.
Пилат : Молодец.  Он живой?
Дарий: Да. К сожалению.
Пилат (повернувшись к Дарию и внимательно всматриваясь в него): Постой, постой, посмотри мне в глаза. (Дарий прячет взгляд, избегает смотреть в глаза Пилату) ты..ты..уже  не можешь этого делать…ты не можешь убить его…
Дарий (спокойно, уверенно): Да, господин, не могу. Резанул его пару раз, но не опасно, не смертельно.  Дальше не смог, не могу больше убивать. Хотел выпустить кишки и засунуть ему в рот. Не смог, и не из-за слабости или презрения или прощения. Какая-то сила внутри не даёт  мне этого сделать. Не понимаю, не могу объяснить словами. С тех  пор, как Ешуа появился здесь, всё изменилось. Этот и так умрёт, зачем убивать его? Пусть живёт, если это можно назвать жизнью.
Пилат: Дарий это слова. Он твоего друга предал насмерть.
Дарий:  Если ты думаешь, что кто-то убивает, и кто-то умирает, то ты ошибаешься.
Пилат (предельно пристально и  внимательно разглядывая Дария): Вот оно как! Дарий, ты же воин, а не философ, как ты теперь сражаться собираешься?
Дарий: Да просто. Сражение и убийство разное. В сражении есть какая-то тайна. Сладкий угар, упоение от происходящего. Ты в лютом танце с противником таким же сумасшедшим  как и ты,  уже  умершим до боя и готовым абсолютно ко всему. Именно в битве  я всегда отчётливо осознаю,  что часть меня уже находиться за пределами, за гранью смерти. Он показал мне, как пересекать эту грань самому, не сражаясь. Но это не значит, что я потерял вкус к этому - нет, наоборот, скорее хочу полностью насладиться этим и прочувствовать своим новым пониманием, открытым мне Ешуа.
Пилат (рассматривая Дария, как будто видя его впервые), в раздумье: Надо же, как ты далеко зашёл…
Дарий (искренне недоумевая): Куда зашёл? А у тебя разве не так?
Пилат: Это удивительно, как далеко можно зайти в прямом познании, ничего не спрашивая,  не рассуждая, просто принимая всё и двигаясь вперёд, оставив в стороне свой ум.
Дарий: О чём это ты?
Пилат: Да так, мысли о мыслях... (повернувшись в сторону Иуды): Похоже, наш гость начинает приходить в себя.
Пилат направляется к начавшему показывать признаки жизни Иуде, на ходу вынимая меч из ножен.
Дарий: Пилат не надо, не делай этого, прошу тебя…(подбегая к Пилату кладя свою руку на руку Пилата с мечом).
Пилат (глядя на Дария, строгим, спокойным не допускающим возражения голосом): Дарий!
Дарий (убирая  руку): Прости, господин.
Пилат подходит с обнажённым мечом к Иуде, остриём пошарив в одежде, выкатывает из складок на сцену мешок с деньгами. Мешок в крови, привязан к поясу Иуды. Пилат перерезает верёвку, мечом отбрасывает мешок в сторону. Иуда приходит в себя, садится на сцене, начинает осматриваться.
Пилат (брезгливо поднимая мешок за верёвку перед лицом Иуды): Сколько здесь?
Иуда: А.а.а..? Что?
Пилат: Повторяю, идиот, сколько денег в мешке?
Иуда; Тридцать серебром.
Пилат (усмехнувшись): И  что ты собрался делать на эти деньги?
Иуда (в страхе таращит глаза, переводит взгляд то на Пилата, то на Дария): Вы убьёте меня?
Пилат: А ты что, жив? Заткнись. (обращаясь к Дарию). Заверни этот мешок, кровь не вытирай, мне надо кой-кому вернуть его.
Дарий берёт лист пергамента со стола секретаря, заворачивает в него мешок с деньгами Иуды, протягивает Пилату, тот прячет его под плащ.
Пилат: Приведи Ешуа, я не знаю, что с ним делать, пусть сам решит.
Дарий уходит со сцены.
 
                Акт 2. Сцена 6.

На сцене Пилат в своём кресле. Иуда сидит на сцене, пытается привести себя в порядок. Появляются Дарий и Ешуа. Ешуа сразу узнаёт Иуду, подходит к нему. Поворачивается, долго  смотрит на Пилата, тот виновато пожимает плечами. Иуда узнаёт его, падает ниц, у него начинается истерика. Ешуа поднимает его на ноги. Истерика у того не прекращается. Опять падает на колени.  Ешуа становится на колени перед Иудой, обнимает его, тот рыдает у него на груди.
Ешуа: Успокойся, всё хорошо. Небо так  решило. Оно выбрало тебя, если ты хочешь, ты можешь уйти вместе со мной.   
Иуда: Да, конечно, учитель, за меня не беспокойся.
Ешуа: Ступай, празднуй этот день и это событие, скоро мы будем дома.
Они ещё раз обнимаются, прощаясь, Иуда  уходит со сцены, за ним сцену покидает Дарий.
Всю сцену, Пилат наблюдает в глубочайшем изумлении, не в силах вымолвить ни слова.
                Акт 2. Сцена 7.

На сцене Пилат и Ешуа. 
Пилат: Что это было? Я не понял, ты, что простил его? Я его поймал чтобы убить, либо предоставить тебе самому это сделать. Что ты делаешь? Зачем ты отпустил его? Он же предал тебя, предал на смерть своего учителя за деньги. Что может быть омерзительнее его поступка? Что происходить? Зачем ты это делаешь?
Ешуа: Нет никакого поступка. Небо не видит меня здесь, на это есть причины, которые  я не до конца осознаю. Оно и его не видит. Он мой лучший ученик. Возможно, у него есть что-то нереализованное в подсознании и небо использовало это, чтобы вовлечь его в процесс.  Здесь нет никакой обдуманности и поступка, подсознанием владеть сложно, это искусство, пока ещё он не овладел им, но для него этот вопрос решаем, он очень способный, поэтому небо и выбрало его. Наверняка, эти деньги нужны ему были для какой-нибудь мальчишеской хотелки.
Пилат: Да, ты прав, он собирался потрать их на женщину. Она проститутка и мой осведомитель.
Ешуа: Ну вот, что я тебе говорил. Любой талантливый, способный ученик рано или поздно выходит из под гнёта своего учителя. Именно наличие такого выхода и определяет уровень ученика. И не всегда такой выход мирное событие.
Пилат: И что, прям такой гнёт? Не пойму, о чём ты говоришь.
Ешуа подошёл к перилам балкона, некоторое время смотрел, что происходит внизу. Затем развернулся, подошёл к Пилату вплотную.
Ешуа: На колени
Пилат: Что…о..о? Да…ты…да …что …ты…позволя я я…
  От Ешуа Пилату прилетает оплеуха, голова дернулась, левой рукой он схватился за щёку, правой за рукоять меча, резко выхватив его до половины и остановив на полпути, в растерянности, отступив от Ешуа на пару шагов:
Пилат: Боже праведный, она в тебе.
Медленно опускает меч в ножны, садится на левое колено, затем на оба, опускает голову. Ешуа подходит, салится напротив, Пилат поднимает голову смотрит на Ешуа.
Ешуа: Ну?
Пилат: Теперь я понимаю этого парня, я был готов убить тебя, если бы она не встала между нами.
Ешуа: Я ковырнул твоё эго, я ранил его. Ранил смертельно, раз ты преступил его и не реализовал, не  убил меня. Ты воин, ты должен был это сделать, но не сделал. Рано или поздно, ты выйдешь из своего эго. Но этот путь не прост, он может стать наваждением, вплоть до безумия.  Тебе будет казаться, что  я причина этого, но это не так. Это безумие, оно общее, я только подтолкнул тебя в него, чтобы ты смог его  пересечь. Ты  сможешь, я это вижу. На выходе из него ты опять встретишь меня, как причину, по которой ты попал в это странное путешествие. Не важно, как это будет происходить, очно, или только здесь (Ешуа указал пальцем на свою голову) Тебе придётся пройти через меня, другого пути нет. Мастера знают это. И от мастера может потребоваться сноровка, в зависимости от того, хочет он уцелеть и пока остаться здесь, или нет. Потому, что тебе на выходе  позволено всё. Вообще всё.
Пилат: Кажется, я начинаю понимать и тебя и Иуду и её. Каждый из вас доносит до меня одно и то же, только разными способами.
Ешуа: Он единственный, кто был способен преступить меня, остальные – нет. Небо его и выбрало.   
Пилат: Да, стронно всё это, необычно. Но ты знаешь, как-то спокойно. Такого  спокойствия я  достигал  только в сражениях, наверное, именно оно заставляло меня вновь и вновь браться за оружие. В мирской жизни нет такого - суета, мелочность, размен себя, голова каким-то дерьмом забита. Не думал, что между нами будет столько общего. Столько похожей ходьбы по краю.
Иешуа: Поиск дан не каждому. Это удел воинов, потому, что рано или поздно придётся встретить свою смерть сознательно.
Пилат: Да, согласен с тобой.
Ешуа: Ну, мне пора, надо идти.
Пилат: Да, вроде, все дела сделаны.

                Акт 2. Сцена 8.

На сцене появляется Дарий и стража.
Пилат: Дарий отбой. Осады не будет.
Дарий: Очень жаль господин. Думал, удастся  немного размяться (увидев валяющиеся на сцене садовые ножницы, подходит ближе к ним)
Пилат и Ешуа обнимаются. Ешуа берут под стражу. Дарий,  украдкой, стараясь, чтобы прокуратор не заметил,  подбирает ножницы со сцены. Пилат виду не подаёт, только качает головой.  Стража ведёт Ешуа через сцену. Дарий, отодвигает одного из стражников, идя рядом с Ешуа, вынимает из-за пазухи какую-то ветку, показывает ему, указывает на срез.
Дарий: Посмотри, правильно сделал? Не наискось, а клином. Пойдёт?
Ешуа (внимательно осматривает ветку): Да, всё правильно, хорошо, молодец. Но вот тут бы я тебе посоветовал…(оживлённо беседуя, они уходят со сцены).
 
                Акт 2. Сцена 9.

На сцене Пилат и секретарь на своём рабочем месте.
Пилат: В саду меня ждут первые лица  Иерусалима. Выйдешь вместо меня. Посмотри, чтобы все были на месте. Если не будет кого-то из них, обязательно дождись.
Секретарь: Слушаю господин.
Пилат: Когда все будут в сборе,  объяви, что приговор по делу Ешуа мною утверждён и покажи всем пергамент с моей подписью и печатью.
Секретарь: Господин не выйдет?
Пилат: Нет.
Секретарь: Что сказать?
Пилат: Не знаю. Придумай что-нибудь, только не говори, что я болен.
Секретарь: Хорошо, всё сделаю.
Пилат: Обязательно спроси у людей синедриона кого они хотят отпустит в честь праздника пасхи.
Секретарь: Хорошо, спрошу.
Пилат: Они ответят, что они отпускают Вараву. Внеси это  в протокол.
Секретарь: Слушаюсь, господин.
Секретарь уходит со сцены.

                Занавес закрывается. Конец второго акта

                Акт 3
                Акт 3. Сцена 1. 

                Вечер. Пилат  на сцене один. Стоит у  перил балкона, наблюдает казнь на Лысой Горе. Погода портится, надвигается гроза.  Темнеет.  На сцену выходит секретарь.
Секретарь: Господин, к тебе  первосвященник Каифа.
Пилат: Я не жду его.
Секретарь: Он настаивает. Даже просит.
Пилат (удивлённо): Хм…Ну, раз так, пусти.
                Секретарь уходит. На сцене появляется  Каифа. Пилат стоит спиной к нему, продолжая наблюдать за движением на горе. Каифа подходит, встаёт рядом с ним, некоторое время они вместе, молча, наблюдают за казнью.
Каифа: Эта казнь очень долго может длиться,  исход её не будет скор.
Пилат (тихо, думая о своём): Небо почти всё затянуло. Сейчас гроза будет, казнь затянется.
Каифа: Прокуратор, у меня к тебе есть предложение синедриона.
Пилат (повернувшись к Каифе, впервые взглянув на него и оскалившись нехорошей улыбкой): Предложение? Каифа, мне не интересны предложения ни от тебя, ни от синедриона.
Каифа (не обращая внимания на тон прокуратора): Зная твоё расположение к одному из преступников, а именно к Ешуа, надеюсь, оно заслужит твоего внимания.
Пилат (вздрогнул от неожиданности, но быстро подавил эмоции): Что за предложение? Говори.
Каифа: Синедрион готов помиловать и отпустить преступника Ешуа.
Пилат (в изумлении): Вот как? Что я слышу? Не могу поверить…Объясни Каифа, чем  вызвана такая перемена?
Каифа: Несомненно, присутствие Ешуа, а так же его богохульные речи пагубно сказываются на порядке и спокойствии в Иерусалиме.  Создают для власти определённые проблемы и неудобства. Но если мы убьём его, то создадим себе ещё худшие проблемы. Проблемы для власти  местной - духовной и власти римской.  Мы сотворим  имя, которое со временем  сотрёт  нас в пыль. А так, ну бродяга, ну произносит странные речи и проповеди. Несёт ересь,  которая всё равно никому не понятна.  Мало ли что кому на жаре в голову взбредёт. Пусть уходит, через пару месяцев все забудут про него. Синедрион согласен отменить свой приговор.
Пилат: То, что ты сейчас говоришь, это официальная позиция синедриона?
Каифа: После оглашения приговора на площади, мной  было созвано срочное совещание. На нём было рассмотрено твоё предложение о замене казни Ешуа высылкой его из Иерусалима, под предложенные тобой, прокуратор, гарантии, что он больше никогда не появится здесь.
Пилат: Каифа, что подвигло тебя на созыв такого совещания? Наверняка причина очень веская, раз ты, после своих непреклонных требований об утверждении смертного приговора невинному человеку, стоишь сейчас передо мной, и умоляешь отменить его. Что с тобой происходит Каифа? Что происходит с синедрионом?
Каифа: Всего лишь  забота не только о народе иудейском, но и власти кесаря, которую ты здесь представляешь.
Пилат (расхохотавшись): Оставь лицемерие Каифа, скажи прямо, чего ты боишься? А..? Я знаю, что это страх. Уверен, нет больше другой причины твоего появления здесь. Забота о власти кесаря и иудейском народе здесь не при чём. Ты дрожишь за свою шкуру первосвященник.
Каифа (протягивает Пилату свиток): Здесь прошение синедриона о помиловании Ешуа. Тебе надо только его подписать.
Пилат (просмотрев пергамент, возвращает его): Каифа, вы же ждёте мессию и не одну сотню лет. И вот ваши надежды оправдались, почему вы убиваете его?
Каифа: Не притворяйся наивным прокуратор. Ты же знаешь,  именно надежда даёт власть над людьми. Её надо только найти и дать им.  Я всего лишь скромно охраняю её, всеми доступными мне способами.
Пилат: То есть, ты вынес смертный приговор, утвердил его, привёл в исполнение. Затем пошёл, подумал, всё взвесил и решил что, то, что там сейчас происходит на горе (указывает рукой) не убьёт его? А убьёт именно то, что ты его сейчас освободишь и отпустишь?
Каифа (склоняется в глубоком поклоне, принимая это за похвалу): Именно так господин.
Природная стихия набирает силу, поднимается ветер, слышны первые раскаты грома.
Пилат (аккуратно убирая плащ, чтобы ему было удобней выхватить  меч...Каифа не видит этого движения): Гроза надвигается. Небо совсем потемнело. Стало чёрным как твоя душа. Ты страшный человек Каифа!
Каифа (довольный такой оценкой): Не преувеличивай прокуратор, роль местного злодея навсегда останется за тобой.
Пилат (эмоции начинают нарастать в унисон с усиливающимся ураганом): Посмотри, на небо Каифа, видишь, даже через самую чёрную тучу с легкостью  проходит молния!
Каифа (с подозрением): О чём это ты, прокуратор?
Пилат (волна эмоций Пилата продолжает подниматься): Знаешь, что сказал мой друг, когда ты повёл его на гору?
Камфа (уже с опасением, озираясь): Одумайся прокуратор, что ты несёшь такое? Какой твой друг? Да ты знаешь, что за такие речи…
Пилат вынимает из-под плаща окровавленный мешок с деньгами Иуды, бросает его Каифе. Тот ловит его, осматривает, через мгновение с ужасом  узнаёт в нём мешок с деньгами, выданный Иуде за донос. Отталкивает мешок и сам отскакивает от него.  Мешок падает на сцену. Каифа смотрит на руки, судорожно пытается  стереть с них кровь Иуды.
Грозовые раскаты нарастают. На сцене становится совсем темно.
Пилат  (приближается к Каифе, вынимая мечь): Он сказал мне, - всегда делай так, как велит твоё сердце, чтобы потом не произошло!
Каифа: Стража, стража, скорее, ко мне…
Одна за другой, с оглушительным грохотом сверкают несколько молний. Буря разразилась,  хлынул ливень. В разрывах света молний и сопровождающих их громовых раскатах, видно, что Пилат наносит несколько ударов мечом Каифе. Каифа падает.


                Акт 3. Сцена 2

              На сцене. Пилат и мёртвый Каифа. Пилат стоит у перил балкона, наблюдает казнь. На сцену входит Дарий, замечает мёртвого Каифу, встаёт рядом с Пилатом
Дарий: Ты убил его?
Пилат: Да
Дарий: Правильно, я бы тоже это сделал.
Пилат: Ты же теперь не можешь убивать
Дарий: Для Каифы  было бы исключение
Пилат: Поможешь?
Дарий: Да.
Пилат: А сам?
Дарий: Я за вами. За меня не волнуйся, я тренировался.
Пилат: И с каких пор?
Дарий: С детства, как только она сказала: «придёт  время, тебе надо будет вернуть его. Его путь окончен и сам возвращайся вместе с ним».
Пилат: Надо же, как много я не знаю.
Дарий: Ты ничего не знаешь.
Пилат (смотрит на Дария, как будто видит его впервые, в восхищении качает головой): Подождать надо, чтобы вместе.
Пилат и Дарий садятся на колени лицом в сторону Голгофы. Некоторое время безмолвно сидят, направив свои взоры в сторону горы.
Пилат: Подожди минутку.
                Пилат встаёт, подходит к столику, где стоит шахматная партия. Немного подумав, делает ход, возвращается, садится в прежнее положение.
Пилат: Пора. Что за день!Прав был писарь. Жизнь, прости, что усомнился в тебе.
                Пилат кланяется в сторону Лысой Горы, долго сидит в поклоне, потом выпрямляется, расправляет одежду, оголяет живот. Дарий садится напротив него, они обнимаются, вынимает из ножен меч, приставляет к животу Пилата, надавливает на него. Зрители видят, как клинок выходит со спины. Через некоторое время Дарий вынимает клинок. Пилат склоняется в предсмертном поклоне в сторону Голгофы, в таком положении  умирает.
                Дарий садится рядом, кланяется в сторону горы. Выпрямляется, смотрит в сторону Голгофы, прислушивается.
Дарий: …копьё…копьё же есть, идиоты, копьём можно достать…да, да…вот так…
После этого упирается рукоятью меча в сцену и наваливается на него. Меч выходит со спины, в этом положении  умирает.
 
                Акт 3. Сцена 3.

                На сцене появляется Ирод. Подходит к бездыханным телам Пилата и  Дария.
Ирод: Женщины…, надо же, как мало мы о них знаем.
                Постояв немного, замечает лежащего у балконных перил Каифу. Подходит к нему, переворачивает ногой. Постояв некоторое время, понаблюдав происходящее на Голгофе,  подходит к столику, где стоит шахматная партия. Присаживается на свою сторону, берёт в руку короля, водит им по воздуху, просчитывая место, куда можно сходить и не находит.
Ирод: Хм…, а мне мат.
                Кладёт короля на доску.



                Занавес закрывается

Волобуев Олег (с)
volobuevoleg@inbox.ru