Володя был первым человеком в моей жизни, который, будучи гораздо старше меня по возрасту, разрешил, а точнее, предложил называть его просто по имени, дав мне возможность, таким образом, преодолеть важный психологический барьер.
Правда, произошло это в Париже, а французы, как известно, отчеств не употребляют. Но в данном случае место действия не играло особой роли, Володя был демократичен изнутри и сразу честно протянул мне крепкую товарищескую руку. Это открыло для меня совершенно новые горизонты общения со старшими, к опыту которых я получил отныне практически беспрепятственный доступ в дальнейшем, вне зависимости от того, звал ли я их по имени или величал по батюшке.
Мы познакомились в середине 90-х, когда я был обычным дипломатом, иногда захаживавшим в Штаб-квартиру ЮНЕСКО, а по-настоящему сошлись в начале 2000-х, когда я вернулся в Организацию высокопоставленным представителем своей страны. А он все так же трудился региональным пресс-атташе ЮНЕСКО по «русскоязычным» странам.
Но в труде тоже нужно делать паузы, и в такие моменты, когда я заглядывал к нему в кабинет, он всегда был готов раскрыть для меня свою большую шахматную доску, которая лежала у него на достаточно видном месте. Это несомненно раздражало его бюрократическое международное начальство. Но ему, как я понял, было наплевать, он никогда не поступался своей свободой мысли и действий, которая почти граничила у него с вызовом системе. Кстати, я обратил внимание, что русскоязычные сотрудники ЮНЕСКО вообще очень хорошо играли в шахматы.
Когда подошел его черед отправляться на пенсию, Володя неожиданно предложил мне занять освобождаемое им место в ЮНЕСКО, сказав, что будет меня рекомендовать. Но, конечно, от него окончательное решение не зависело, и, хотя мой посол замолвил за меня слово перед Генеральным директором ЮНЕСКО К. Мацуурой, этого оказалось недостаточно.
Пост достался спелой и жизнерадостной русскоязычной американке. Соединенные Штаты, в 2003 году вернувшиеся в Организацию после многолетнего отсутствия, перли на руководящие и прочие должности в ЮНЕСКО, как фарш из мясорубки, мотивируя это тем, что являются крупнейшими спонсорами. Противостоять такому напору японец не захотел. Но я потом не жалел, что так получилось. Потому что, став винтиком системы, потерял бы важную часть внутренней свободы.
Мы много общались, я хорошо знал его жену Аллу, восхищался его умницей-дочерью Сашей. Мы бывали друг у друга в гостях. Мне это было особенно удобно - я по выходным любил ездить в Энгиен-Ле-Бэн, а он жил на полпути туда из Парижа. Находясь на заслуженном отдыхе, он создал ассоциацию в поддержку русской культуры во Франции, начал выпускать литературный альманах «Глагол», нашел для него финансирование у состоятельных российских знакомых.
И в 2009 году предложил мне стать одним из авторов этого рождающегося издания. На что я с радостью согласился. Хотя и был смущен оказываемой мне честью, несмотря на то, что писательский опыт у меня был достаточно большой. Так мой рассказ попал в первый номер «Глагола».
В январе 2011 года я с удовольствием побывал на презентации второго выпуска, где также появилось мое сочинение. Мне было приятно сидеть тогда рядом с Аллой, и я не знал, что срок ее пребывания на Земле скоро подойдет к концу.
В апреле со мной случилась большая неприятность, и через год с небольшим я прочитал в средствах массовой информации спонтанный, но растиражированный на всю планету отзыв Володи обо мне как о литераторе. Он тогда сказал в интервью РИА Новости: «Его проза, с моей точки зрения, в каком-то плане холодноватая, рассудочная, чуть-чуть набоковская линия».
Володя был верен себе, не стал публично открещиваться от неудобного, казалось бы, а с обывательской точки зрения даже опасного знакомства. Он спокойно сказал, что думает. А думать он умел хорошо. И те его слова, и другие побудили меня увидеться с ним снова, чтобы непременно выразить ему благодарность.
Что я и сделал, оказавшись в Париже в январе 2013 года, когда мы встретились с ним за столиком кафе «Ротонда» на углу бульваров Распай и Монпарнас, где за сто лет до этого сиживали Ленин и Троцкий.
Потом мы с ним обменивались сообщениями, затем переписка угасла, но мои дружеские к нему чувства остались, и я просто ждал. Ждал, что наступит время, когда мы сможем снова, как прежде, беззаботно пообщаться.
В начале ноября пришла тревожная весть, что Владимир Николаевич Сергеев тяжело заболел из-за коронавируса. А 10 ноября он, к сожалению, покинул этот мир. Надеюсь, поднялся в Космос. Хочу верить в бессмертие хороших душ и его души, в частности.
Надо было бы рассказать и о других гранях неповторимой личности Владимира Николаевича, например, о том, что он был прекрасным и успешным литературным переводчиком французских театральных пьес на русский язык, русских романсов – на французский. Но думаю, его коллеги по ассоциации соотечественников во Франции и члены его семьи, разбирая архивы и собирая воспоминания очевидцев, смогут сделать это очень хорошо.