Работа К.У. Черненко с Л.И. Брежневым в ЦК КПСС
Став в мае 1960 г. председателем Президиума Верховного Совета СССР, Л.И. Брежнев пригласил К.У. Черненко к себе и назначил его начальником своего секретариата. Когда после отставки Н.С. Хрущёва Л.И. Брежнев был избран первым секретарем ЦК КПСС и начал менять кадры в аппарате ЦК, К.У. Черненко стал заведующим Общим отделом.
Характеризуя его на этом посту, O.A. Захаров писал: «В отличие от других партийных деятелей Черненко был доступен для сотрудников Отдела и руководителей с мест любого ранга. К нему обращались по разным житейским вопросам, и он многим оказывал кон-кретную помощь, редко кому отказывал. За это его ценили. Благодарили за чуткость и бескорыстие».
«До прихода Черненко, – писал бывший работник аппарата ЦК КПСС В. Легостаев, – отдел представлял собой по сути обычную канцелярию. При нем же он постепенно занял господствующее положение в структуре аппарата ЦК, а затем, опираясь на аналогичные отделы местных партийных комитетов, и в структуре аппарата КПСС в целом» И далее: «Общий отдел стал самым многочисленным из всех отделов ЦК. Под его полным контролем оказалась вся документация ЦК КПСС. Специальные секторы отдела оформляли, контролировали, распределяли информацию, предназначенную для высших руководите-лей и в первую очередь для Генерального секретаря». «Специальные службы отдела обеспечивали деятельность Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, что естественно, создавало определенные возможности и для влияния на содержание принимаемых этими органами важнейших решений».
Именно сюда стекались разные потоки информации, поступавшей в ЦК КПСС. К. У. Черненко заведовал архивом Политбюро, так называемым Шестым сектором, и архивом Секретариата, или Седьмым сектором. Ко многим из этих документов не имели доступа даже члены Политбюро. «В аппарате ЦК КПСС, – пишет биограф В. Прибытков, – испокон веков были три главных архива – архив Политбюро, архив Серетариата и «самый - самый архив «Особая папка». Эти архивы были из разряда не для прочих смертных. Более того – вообще не для «смертных». Отсюда три вида секретности: «секретно», «совершенно секретно» и «особой важности особая папка». Причем, по утверждению А.И. Лукьянова, прикасаться к «особой папке» могли всего три человека, а открывать ее имел право только заведующий отделом.
«Из Общего отдела, – пишет бывший помощник К.У. Черненко В.А. Печенев, – вы-ходили все документы ЦК КПСС. Только после оформления там принятые решения становились постановлениями ЦК. Но подготовленное в других отделах решение могло из Общего отдела и не выйти или очень долго тормозиться там, в том числе и по кадровым вопросам. А борьба между центрами влияния шла в основном по ним».
«Влияние этого руководителя аппаратной канцелярии на Л.И. Брежнева, – отмечает бывший работник аппарат ЦК КПСС С. Карнаухов, – доходило до чрезмерных масштабов. Без его содействия, прямого указания к Генеральному секретарю никто не мог про-биться. Ни одна адресованная последнему бумага не могла миновать всесильного заведующего Общим отделом». Заведующий Общим отделом был единственным сотрудником аппарата ЦК КПСС, который обязан был ежедневно встречаться с генсеком и докладывать ему о поступившей информации.
В своих воспоминаниях В.В. Гришин (бывший первый секретарь Московского горкома КПСС) писал: «Думаю, что в КГБ велось досье на каждого из нас, членов, кандидатов в члены Политбюро ЦК и других руководящих работников в центре и на местах». Подозрения не обманули Виктора Васильевича. Как рассказывала Ирина Михайловна Гришина журналисту Феликсу Медведеву, когда после смерти мужа их сын Александр взял отцовскую записную книжку, из ее корешка выпали миниатюрный «транзистор и микрофон».
Имеются сведения, что подобной деятельностью занимался не только КГБ. Рассмат-ривая деятельность К.У. Черненко на посту заведующего Общим отделом, следует отметить, что первоначально при Сталине этот отдел назывался Особым. В 1982 г. на одном из совещаний К.У. Черненко специально обращал внимание своих подчиненных, что «Общий отдел (а значит, и работники Общего отдела) являются преемником Особого отдела и особых секторов партийных комитетов» и что «изменено только название отделов, но существо особых задач и особых приемов в работе не изменилось». Поскольку в Общий отдел стекалась вся информация, поступавшая в ЦК КПСС, существует мнение, что при Л.И. Брежневе он стал играть роль своеобразной партийной разведки и контрразведки.
Имеются сведения, будто бы в кабинете К.У. Черненко «находилась аппаратура, с по-мощью которой можно было прослушивать разговоры самых высоких сановников на Старой площади, в том числе и располагавшихся на пятом этаже основного здания ЦК – обиталище главных членов Политбюро: генсека, партийного инквизитора Михаила Суслова, других самых влиятельных бонз режима».
В 1966 г. на XXIII съезде КПСС Константин Устинович был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, в 1971 г. на XXIV съезде – членом ЦК. Многие думали, что это – вершина его карьеры. Однако, когда накануне XXV съезда КПСС в состоянии Л.И. Брежнева произошло резкое ухудшение, и даже В.В. Щербицкий предложил ему подумать об уходе на отдых, Леонид Ильич решил укрепить свои позиции. По его инициативе 15 марта 1976 г. К. У. Черненко был избран секретарем ЦК КПСС.
«Все мы, – пишет бывший работник аппарата ЦК КПСС Е.З. Разумов, – знавшие Кон-стантина Устиновича, считали его глубоко порядочным и добросовестным человеком, но, даже призвав на помощь фантазию, не находили в нем качеств секретаря ЦК КПСС. Сложился он как сугубо канцелярский работник, не имел ни глубоких теоретических знаний, ни экономической подготовки, ни организационных навыков. По мнению многих товарищей, должность заведующего Общим отделом, которую он занимал, была для него потолком».
А вот противоположная характеристика консультанта ЦК КПСС А. Е. Бовина: «Серый, пустой чиновник. Главная кадровая ошибка Брежнева. И ведь не злой, не коварный, не капризный, просто – никакой». Подобную же убийственную характеристику К.У. Черненко дал академик А.Н. Яковлев: «Черненко, – писал он, – как человек, был незлобливым, компанейским, открытым. Как политик – полуграмотен, постоянно нуждался в опеке, ибо мало знал и еще меньше понимал. Стандартный тип бумаготворца, случайно вытащенного наверх Брежневым, как человека, даже на предательство неспособного. О творчестве и говорить не-чего».
(Каков же он был на самом деле теперь в наше время трудно судить)
Но 3 октября 1977 г. Константин Устинович стал кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, 27 ноября 1978 г. – членом Политбюро. За два с половиной года из «начальника канцелярии» он превратился в одного из лидеров КПСС и советского государства.
Если до этого К.У. Черненко играл свою роль главным образом за кулисами, теперь он вошел в число публичных политиков, после XXVI съезда в 1981 г. переместился на третье место в партийной иерархии, в 1982 г. после смерти М.А. Суслова начал претендовать на роль второго человека в партии, в феврале 1984 г. (после смерти Андропова) стал ген-секом.
Как К.У. Черненко стал генсеком
9 февраля 1984 г. в 14.00 завершилось заседание Политбюро, а в 18.00, т. е. через час после смерти Ю.В. Андропова В.И. Воротников был вызван на новое, экстренное заседа-ние Политбюро. Открыв вечернее заседание Политбюро, Константин Устинович сообщил о смерти Ю.В. Андропова. Тут же был решен вопрос о создании Комиссии по его похоронам и председателем назначен К.У. Черненко. По свидетельству Д. Кунаева, на этом же заседании «председатель Совета Министров Тихонов внес предложение рекомендовать Пленуму ЦК КПСС кандидатуру К.У. Черненко на пост генсека».
За день до похорон Ю.В. Андропова, 13 февраля, состоялся Пленум ЦК КПСС, на ко-тором официально был решен вопрос о его преемнике. Передавая настроения, царившие на Пленуме, помощник Горбачева A.C. Черняев пишет, что все с нетерпением ждали появления членов Политбюро. «Ровно в 11 в проеме двери показалась голова Черненко. За ним – Тихонов, Громыко, Устинов, Горбачёв и др. Зал отреагировал молчанием. Не встали… Уселся президиум. Горбачёв рядом с Черненко». «Чуда не произошло. Избран Черненко».
Характеризуя нового генсека, А. С. Черняев отметил в своем дневнике: «Тщеславен». «Ездит по городу с помпой, до которой даже Брежнев не дошел, и количество мальчиков вокруг ЦК увеличилось в десять раз» (видимо речь идет о количестве охранников и консультантов?). О тщеславии нового генсека свидетельствует и то, что, взойдя на «пре-стол», он через некоторое время заказал собственную биографию, писать которую было поручено сотруднику Отдела агитации и пропаганды С.Н. Земляному
Генсек управляет страной в больничной коляске
10 апреля 1984 г., через два месяца после избрания К.У. Черненко генсеком, A.C. Черняев отметил в дневнике: «после Андропова опять надвинулась атмосфера безвременья и застоя». Действительно, те 13 месяцев, которые К.У. Черненко провел на вершине власти, во многом напоминали позднебрежневские времена.
Вспоминая о Пленуме, на котором К.У. Черненко стал Генеральным секретарем, O.A. Захаров писал: «После заседания, придя в свой кабинет, он небольшое время находился за рабочим столом и, поднявшись из за стола, еле еле добрался до кровати в комнате отды-ха». Понимая, что в таком состоянии ему будет трудно исполнять возложенные на него обязанности, он попытался расширить круг своих помощников. Однако дело заключалось не только в помощниках. Еще более важным было то, кто заменит его на посту второго секретаря. Перебирая разные кандидатуры, К.У. Черненко остановил свой выбор на М.С. Горбачёве.
Чем это было вызвано, требует специального выяснения, пишет профессор, историк А.В. Островский. Прежде всего, следует обратить внимание, что по работе в Пензе К.У. Черненко знал Ф.Д. Кулакова. Более того, существует версия, что именно он способствовал его карьере. А поскольку после возвращения из Ставрополя в Москву Ф.Д. Кулаков стал протежировать М.С. Горбачёву, через него М.С. Горбачёв получил возможность по-знакомиться с К.У. Черненко. Это знакомство еще более окрепло, когда Константин Устинович с семьей стал ездить отдыхать в Кисловодск и Минеральные воды.
Итак, на протяжении трех первых месяцев К.У. Черненко с большим трудом исполнял свои обязанности. «С каждым днем его заболевание прогрессировало, – пишет глав-ный кремлевский медик, академик Е.И. Чазов, – нарастали склеротические изменения в легких, нарушалась нормальная проходимость бронхов за счет появления в них бронхоэктазов, нарастала эмфизема. Все это в конечном итоге приводило к перенапряжению сердца и сердечной слабости. Черненко с трудом ходил, одышка стала появляться у него даже в покое, нарастала общая слабость. Для того чтобы как то поддерживать его состояние, мы были вынуждены и на даче, и в кабинете установить специальные кислородные аппараты».
«Когда Черненко приезжал на работу, – вспоминал O.A. Захаров, – то охрана, усадив его в кресло, сразу применяла кислородный аппарат, иначе он задыхался. Уезжая после работы домой и выйдя из кабинета, он не мог одолеть расстояние до лифта и вынужден был присаживаться на стоящие в коридоре стулья. Только после этого поднимался с помощью охраны и шел дальше к лифту».
Первая после восшествия на «престол» болезнь выбила К.И. Черненко из строя, по всей видимости, в начале мая 1984 г. Как явствует из воспоминаний М.С. Горбачёва, 30 апреля он имел разговор с генсеком в его кабинете, 3 мая видел его на заседании Полит-бюро, «через два три дня», т. е. 6–7 мая, встречался с ним опять, а 9 мая 1984 г. в аппарате ЦК заговорили о болезни К.У. Черненко. В тот день А. С. Черняев записал, по всей видимости, официальную версию: «Болезнь у Генсека пустяшная. Астма, осложнение после воспаления легких в 1974–1975 гг. Больше ничем не болел».
Правда, вскоре К.У. Черненко снова вернулся в строй: 20–22 мая он встречался с Геншером, 21 мая принимал В.И. Воротникова.
18 июня 1984 г. A.C. Черняев записал, что К.У. Черненко: «ни с кем не общается. Даже с помощниками. Они записываются к нему в общей очереди (из 20–25 человек), и до них никогда почти дело не доходит. Опять в фаворе Галя Дорошина (стенографистка Брежнева) – через нее все бумаги докладываются». Через месяц Константин Устинович ушел в отпуск и уехал отдыхать на юг. «15 июля Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ К.У. Черненко, – сообщила «Правда», – отбыл из Москвы на отдых».
Летом 1984 г. по совету М.С Горбачёва и Е.И. Чазова Константин Устинович отпра-вился отдыхать на Ставрополье в высокогорный дом отдыха «Сосновый бор». Тот факт, что его уговорили ехать туда М.С. Горбачёв и Е.И. Чазов, в беседе с В. Легостаевым под-твердила Анна Дмитриевна Черненко. Касаясь этого эпизода, бывший помощник К.У. Черненко В. Печенев пишет: «Почему -то его повезли в новый санаторий в Кисловодск, который был расположен на высоте около 1000 метров над уровнем моря». Это удивление нетрудно понять, если учесть, что Константин Устинович страдал эмфиземой легких и испытывал нехватку кислорода даже в обычных условиях. «Мне говорили, – отмечает В.А. Печенев, – что при его состоянии легких отдых там был ему вреден, тем более что до этого он всегда отдыхал в Крыму».
Московские Врачи,- пишет H.A. Зенькович, - видимо не знали, что прозрачный воздух Кисловодска по вечерам и ночью становился прохладным: с вершин гор в долину спускались остывшие, пахнущие свежим снегом воздушные потоки.
Почти сразу же К.У. Черненко простудился, у него «началось обострение болезни». В результате «за все время пребывания здесь Константин Устинович «ни разу» не вышел из помещения».
Казалось бы, необходимо было сразу же перебраться в другое место или же вернуться обратно. Но врачи не спешили с принятием решения. Не спешили, когда К.У. Черненко стал задыхаться, не спешили, когда он «даже по комнатам начал передвигаться с тру-дом».
В. Болдин вспоминает, что он был свидетелем телефонного разговора между Михаи-лом Сергеевичем и Константином Устиновичем. Последний жаловался на плохое состояние и спрашивал, что делать, а Михаил Сергеевич советовал ему не терять надежды, все образуется. И только тогда, когда К.У. Черненко потерял способность передвигаться даже по комнате и ему понадобилась «каталка», утверждает его помощник В. В. Прибытков, «из Москвы срочно прибыли Чазов с Чечулиным». Осмотрев больного, они предложили поменять место отдыха. Однако, как позднее докладывал Евгений Иванович на заседании Политбюро, дело заключалось не просто в месте отдыха. Оказывается, у находившегося под неусыпным наблюдением врачей К.У. Черненко в разгар лета на юге страны была обнаружена «двусторонняя пневмония », т. е. запущенное воспаление легких.
Нельзя не отметить, что Е.И. Чазов, который посвятил в своих воспоминаниях не одну страницу состоянию К.У. Черненко, не только полностью обошел стороной вопрос о пребывании Константина Устиновича в «Сосновом бору», но и сдвинул обострение его болезни с лета на осень 1984 г..
«Десять дней пребывания генсека в обстановке разреженного, холодного и влажного по вечерам горного воздуха, – писал В. Легостаев, – сделали свое дело. Черненко был в экстренном порядке на носилках транспортирован из Кисловодска в Москву без шансов на выживание. В связи с этим срочно был изготовлен эскалатор и в аэропорт Минвод направлен транспортный самолет «Ил - 76». Едва подогнали его к борту самолета, как подвезли К.У. Черненко, два дюжих комитетчика буквально на руках поднесли к его трапу, включили эскалатор, и он поехал к люку. Предполагалось, что К.У. Черненко проведет на юге около месяца. Однако, по свидетельству Е.К. Лигачева, «…уже на шестой седьмой день пребывания в Кисловодске здоровье Генерального секретаря резко ухудшилось». Если верить В. Прибыткову, он пробыл в «Сосновом бору» «лишь десять дней». По сведениям «Вашингтон пост», К.У. Черненко вернулся в Москву 7 августа. Следовательно, он провел на юге не 10, а около 20 дней.
«Вашингтон пост» утверждала, что из аэропорта К.У. Черненко сразу же отвезли в больницу. Однако В. Прибытков пишет, что «С высокогорного курорта Черненко срочно перевезли в Подмосковье, на брежневскую дачу в Завидово. Самостоятельно ходить он не мог. Говорил с трудом. Приступы астмы, которые раньше были довольно редкими, уча-стились. Кашель, в груди хрипы. Здоровье подорвано окончательно. Для того, чтобы как то поддерживать его состояние, на даче и в кабинете установили специальные кислородные аппараты» Принятые меры сразу же сказались на состоянии К.У. Черненко. Уже через неделю кризис прошел. И Константин Устинович встал на ноги. Вскоре он напомнил о своем существовании, дав интервью, которое 2 сентября появилось на страницах «Правды».
Смерть Черненко
В. Легостаев утверждал, что 27 февраля «Горбачёв и Лигачев посетили в больнице Черненко». «Как потом рассказал Лигачев, Черненко выглядел «лучше, чем мы предпола-гали», обнаружил «ясный ум», намеревался скоро «вырваться» из больницы. То же самое подтверждает и Анна Дмитриевна (жена Черненко), регулярно навещавшая мужа». Из воспоминаний Е.К. Лигачева явствует, что во время этой встречи обсуждался вопрос о подготовке очередного пленума ЦК КПСС, а из воспоминаний М.С. Горбачёва, что именно тогда окончательно было принято решение не выносить на него вопрос о научно- техническом прогрессе.
Протокол заседания Политбюро зафиксировал также, что в ходе беседы с К.У. Чер-ненко рассматривался вопрос о подготовке очередного партийного съезда. Это свиде-тельствует о том, что, хотя в начале марта К.У. Черненко был плох, но еще находился в здравом рассудке и был способен принимать решения.
На следующий день («за три дня» до смерти), видимо, накануне заседания Политбю-ро Черненко позвонил А. А. Громыко и спросил: «Не следует ли мне самому подать в от-ставку?» Андрей Андреевич предложил ему не делать этого.
Профессор А.В. Островский в своем исследовании отмечает, что, если верить Д. Мэтлоку, в первых числах марта в Вашингтоне были получены сведения о смерти К.У. Черненко. Подобные слухи уже периодически появлялись и в СССР, и за границей. Но если до этого администрация США никак не реагировала на них, на этот раз (8 марта) Д. Мэтлок направил помощнику президента по национальной безопасности записку «о том, что, хотя последние слухи, по видимому…, не соответствуют истине, все же отнюдь не преждевременно для президента решить, поедет ли он в Москву на похороны, когда придет их черед».. Это означает, что, по мнению администрации президента, с 8 марта счет событий пошел на дни.
«За несколько дней до смерти, – пишет Е.И. Чазов, – в связи с гипоксией мозга у К. Черненко развилось сумеречное состояние. Мы понимали, что дни его сочтены. Я позво-нил Горбачёву и предупредил, что трагическая развязка может наступить в любой момент». В. Легостаев, опиравшийся на рассказ жены К.У. Черненко, писал, что Анна Дмитриевна регулярно «навещала мужа в больнице». «Приходила обычно после полудня, к чаю». «После полудня, к чаю» – вероятно, означает полдник, т. е. около 16.00.
Воскресенье 10 марта 1985 г. Е. И. Чазов почти весь день провел у постели генсека. «Утром, – вспоминает он, – в больнице меня по телефону разыскал М. Горбачёв. Разговор не клеился, я лишь сказал ему, что вряд ли Черненко переживет этот день». По утверждению Е.И. Чазова, «в три часа дня» К.У. Черненко потерял сознание и через несколько часов умер. Между тем эта версия находится в противоречии с рассказом Анны Дмитриевны о ее последней встрече с мужем. 10 марта она тоже приехала к мужу, но не как обычно, «к чаю», а «в первой половине дня», т. е. до обеда или до 13.00–14.00. Что же заставило ее изменить сложившийся порядок? Оказывается, в тот день ее «вызвали в больницу ».
Когда она приехала в Кунцево и вошла в палату мужа, то «была поражена обилием врачей и самой сложной медицинской аппаратурой. Все тело умирающего было оплетено проводами и датчиками». Это означает, что когда Анна Дмитриевна была у мужа накануне, то ничего подобного не было. Следовательно, резкое ухудшение его состояния произошло после ее предшествующего визита в ЦКБ.
К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжение материалы, - пишет А.В Островский, - не позволяют пока восстановить хронологию последнего дня К.У. Черненко.
Столь же смутное представление мы имеем и об охране К.У. Черненко. Удалось уста-новить фамилии только четырех сотрудников 9 го Управления КГБ, которые входили в нее: Дмитрий Васильев, Евгений Григорьев, Александр Солдатов и Маркин. Но кто из них 10 марта находился в ЦКБ и поделился ли кто нибудь своими воспоминаниями об этом, пока неизвестно.
Когда в первой половине дня 10 марта Анна Дмитриевна появилась в палате мужа, Константин Устинович был в сознании и «ей позволили поговорить с ним». Вот как этот эпизод описывал с ее слов В. Легостаев: «Лицо и руки мужа были опутаны многочислен-ными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила: «Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?». Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: «Да». Она сказала: «Ты борись. Ты сопротивляйся». Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: «Да». Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум».
После этого Анну Дмитриевну «вывели в коридор». «Пообещали позвать, как обычно к чаю, – писал В. Легостаев, – но позвали раньше». Когда Анна Дмитриевна вышла от мужа, она «заметила в соседней комнате лечащего врача Зинаиду Васильевну, обменялись несколькими фразами ни о чем. Потом Зинаида Васильевна ушла в палату. Через не-которое время вышла, подошла близко, сказала: «Анна Дмитриевна, Константин Устинович оставил нас». Примерно так же писал и В. Прибытков: «Начался очередной врачебный консилиум. Но продолжался он недолго». Вскоре вышла лечащий врач Зоя Васильевна и, борясь со слезами, проговорила: «Анна Дмитриевна, Константин Устинович нас покинул». Получается, что Анну Дмитриевну специально пригласили в больницу, чтобы она могла проститься с мужем. В связи с этим напрашивается предположение, что консилиум принял решение прекратить борьбу за жизнь генерального секретаря и отключил систему поддержания его жизнеобеспечения
Но дело не только в этом. Если на заседании Политбюро, Е.И. Чазов уверял, что К.У. Черненко потерял сознание в три часа дня и только после этого умер, то из воспоминаний Анны Дмитриевны вытекает, что ее поставили в известность о смерти мужа уже к середине дня. В связи с этим заслуживает внимание свидетельство Д.А. Волкогонова, ко-торый имел возможность знакомиться с материалами президентского архива, что К.У. Черненко потерял сознание не «в три часа», а «в полдень».
В «Медицинском заключении» сказано: «Черненко К.У., 1911 года рождения, дли-тельное время страдал эмфиземой легких, осложнившейся легочно сердечной недоста-точностью. Тяжесть состояния усугублялась сопутствующим хроническим гепатитом с переходом в цирроз. Несмотря на проводимую терапию, нарастали гипоксические и дис-трофические изменения в органах и тканях. 10 марта 1985 года в 19 часов 20 минут при явлениях нарастающей печеночной к легочно сердечной недостаточности произошла остановка сердца».
Итак, если из воспоминаний А.Д. Черненко вытекает, что ее муж умер днем, то, со-гласно медицинскому заключению, это произошло вечером. Чему же верить: официальному документу или же воспоминаниям? Ответ на этот вопрос имеет немаловажное значение. Если К.У. Черненко умер днем, тогда получается, что Е.И. Чазов задержал информацию об этом факте на несколько часов, давая тем самым кому то возможность использовать в борьбе за власть такой важный фактор как фактор времени.
«Довольно быстро составили комиссию по организации похорон Черненко, – пишет Н. И. Рыжков. – Оговорили место захоронения – в земле за Мавзолеем, дату и время – в среду, в 13.00, место прощания с покойным – Дом Союзов, естественно». По свидетель-ству Горбачева, в эту комиссию включили «всех членов Политбюро». Выступая в заседании Политбюро 11 марта по поводу кандидатуры нового генсека, В.В. Гришин сказал: «Мы вчера вечером, когда узнали о смерти Константина Устиновича, в какой-то мере предрешили этот вопрос, договорившись утвердить Михаила Сергеевича председателем комиссии по похоронам».
13 марта в 13 час. состоялись похороны К.У. Черненко.
Зарубежное издание «Русская мысль» обратила внимание на то, что министр обороны маршал Соколов присутствовал на прощании с телом К.У. Черненко, но отсутствовал на его похоронах. Можно было бы подумать, что он заболел. Но, по утверждению «Посева» (тоже зарубежный источник)), «во время траурного митинга на главной трибуне Мавзолея впервые за многие годы не было ни одного маршала или генерала». Знакомство с советскими газетами того времени полностью подтверждает это наблюдение.
«Как всегда, – пишет М. Меньшиков, – члены Политбюро по очереди стояли в по-четном карауле, потом выстраивались в ряд для торжественной фотосъемки и, наконец, шли прощаться с семьей покойного. И тут случилось неожиданное. Горбачёв, не останавливаясь, прошел в особую комнату для руководителей и только там, переступив порог, обернулся, поняв, что все прочие вожди от него отстали. Один за другим они подходили к вдове Константина Устиновича, выражали сочувствие и только после этого присоединялись к Горбачёву. А он все стоял в дверях и в недоумении смотрел на происходящее. Возвратиться и исправить невольную ошибку ему явно не хотелось».
По свидетельству Е.И. Чазова, во время похорон оказавшийся рядом с ним генерал- полковник, по видимому, член Ревизионной комиссии, сказал: «А знаете, Евгений Иванович, везучий вы человек – четырех генеральных секретарей похоронили и еще живы».
Как принято, после похорон состоялись поминки. «Обычно на поминки такого рода, – пишет В. Прибытков, – прибывают все члены Политбюро в полном составе. В этот раз не пришел никто». А из кандидатов в члены Политбюро явился только В.И. Долгих.
Факт сам по себе показательный для характеристики высшего руководства партии. Давно ли они утверждали К.У. Черненко в качестве своего лидера и пели ему дифирамбы? Подобный шаг можно объяснить одним – на поминках даже для вида не пожелал присутствовать новый генсек Горбачев.
К.У. Черненко похоронили у Кремлевской стены. Так завершился земной путь еще одного генсека.
Послесловие:
А теперь ответим на главный вопрос: что он мог или успел сделать существенного для страны в этот год с небольшим, когда был на высших постах?
Став во главе СССР, Черненко "принял" страну с нарастающими кризисными явлениями в экономике. В общем и целом, он продолжил линию Андропова на борьбу с коррупцией и взяточничеством. Кстати, Черненко первым, ещё до Горбачёва, в своей речи на пленуме ЦК КПСС 1984 года сказал, что "...В серьезной перестройке нуждаются система управления экономикой, весь наш хозяйственный механизм....".
Черненко планировал восстановить полноценный союз с Китаем и Албанией, которые не приняли десталинизацию в СССР. Инициировал больший уровень кооперации в рамках СЭВ. При генсеке были восстановлены исключенные из компартии при Хрущеве В. М. Молотов, Л. М. Каганович и Г. М. Маленков. Причем новый партбилет Молотову вручал сам Черненко. Он планировал полностью восстановить имя Сталина. В частности, вернуть Волгограду название Сталинграда. По поручению Черненко готовилась комплексная программа экономических реформ, причём с упором на планы последней сталинской пятилетки. В частности, изучалась работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.).
Таким образом, Черненко предпринял искреннюю и последнюю попытку спасти Советский Союз через возвращение к наследию Сталина. Однако Константин Устинович правил недолго. Он скончался 10 марта 1985 года. Будучи человеком пожилым и больным, он уже не смог активно противостоять той части советской верхушки, которая сделала ставку на развал Союза и растаскивание его частей по национальным резервациям. Возможно, что ему и помогли побыстрее умереть. Все планы и мероприятия Черненко были прерваны сразу же после его смерти. Его постарались забыть, а во время горбачев-ской «перестройки» причислили к «соавторам застоя» и «адептам сталинизма».
В апреле 1985 г., сразу после смерти К.У. Черненко, город Шарыпово в Красноярском крае был переименован в г. Черненко. Наверно документы на этот счет были краевыми властями поданы гораздо раньше, но быстро такие решения правительством не делаются? Вот, не успели переименовать при жизни… А в 1988 г. по предложениям жителей города он был снова переименован в г. Шарыпово. (Думаю, когда присваивали имя Черненко городу Шарыпово, по всей видимости никто мнением жителей не интересовался).
Нельзя конечно утверждать, что период нахождения Черненко у власти был большим благом для страны: он не был великим политиком и управленцем. Но он был большую часть своей жизни достойным и честным человеком, который до конца своей жизни от-стаивал свои идеалы и мировоззрение. Он был ярким представителем "старой" партокра-тии в СССР, которая как могла сопротивлялась грядущим изменениям – "перестройке" Горбачёва. Однозначно страна требовала перемен, но не горбачёвской ценой – ценой развала великой страны под названием Советский Союз.