Такая жизнь

 
Его разбудил стук. Больше всего он не любил эти ночные визиты. Интересно, кого на этот раз к нему подослали?
Нехотя он выбрался из тёплой постели, засунул ноги в  унтята и, накинув на голое тело полушубок, вышел в сени.  Cобака  лежала на своём месте в углу и тихонько била хвостом по полу – так она выказывала приветствие хозяину и незваному гостю.
- Раз не лает, - подумал Олег, - значит знакомый.
Ежась от холода, он открыл входную дверь.
- Давай быстрее, заходи, - не глядя, пробурчал Олег и заторопился обратно в тепло. Кто-то последовал за ним.
В комнате  «кто-то» стал развязывать обмотанный вокруг лица толстый шерстяной платок, и  из-под него показалось лицо молодой женщины.
- Ну конечно. Догадались, кого прислать. Знали ведь, что тебе не смогу отказать. Ух, дипломаты... Садись, коль пришла, и рассказывай.
Олег запахнул полушубок, достал из лежащей на столе пачки «Беломора» папиросу, дунул в мундштук несильно и, примяв, засунул в рот. Затем, порывшись на кухонной полке, нашёл спички и прикурил. После пары затяжек сел и внимательно посмотрел на молчавшую и терпеливо ожидавшую, пока он закурит, женщину. Позднюю гостью звали Зина.
Зина была геологом из геологического отдела Управления буровых работ, самой симпатичной барышней УБР, и поэтому её, зная, что красавице-Зинуле не откажут,  и посылали собирать людей, когда на какой-нибудь буровой среди ночи случалась  авария, и срочно нужен был толковый специалист, которых среди поселковых геофизиков было немного. Олег числился одним из них.
-Ну, не молчи, рассказывай, что случилось. Не могли утра дождаться?
Зина, потеребив платок и немного исподлобья глядя на Олега, как бы извиняясь за причинённое беспокойство, торопливо начала объяснять.
- Олеж, ты только не сердись. Ты же понимаешь. Кого ещё звать? Ермак - в городе, к семье уехал. Санька - раздолбай ещё тот. Володя мог бы, но только что приехал - несколько суток без сна провозился. Так что - некого больше. А там...
Олег не очень внимательно слушал про «что там», а смотрел на Зину, дымил  папиросой и думал не о предстоящей поездке, а о её муже. Вот досталась мужику чудная женщина, повезло.
Зина была и правда умницей. Несуетливая, покладистая, совсем не стерва, каких в управлении было достаточно, и красивая к тому же. Да и специалист неплохой. Она часто сопровождала Олега и его партию на буровые, где необходимо было присутствие геолога, поэтому они уже хорошо знали друг друга и друг другу симпатизировали.
Докурив папиросу и тщательно смяв её в пепельнице, которой служила банка из-под килек в томате, Олег, наконец, спросил.
- К кому ещё ходила? С кем-нибудь из моих говорила или сразу - ко мне?
- Говорила. Но мне сказали, что пусть сначала Олег согласится. А потом уже и они подумают.
- Подумают. Ничего себе...  Они, видишь ли, подумают. А трезвые, хоть?
- Почти, кроме Кости.
- А с ним что?
- Да бревном лежит и мычит. Мужики где-то ящик бормотухи раздобыли, так половину выпили. Представляешь?
- Представляю.
Олег перестал думать о Зинином муже и уже думал о поездке, о том, как ему неохота ехать куда-то ночью да ещё в сильный мороз. Но понимал, что ехать придётся, а потому надо забыть о теплой постели и собираться.
- Ладно, Зин. Ты иди, подымай остальных. Скажи, что через полчаса буду на базе. Пусть подходят. А ты – с нами?
- А кто же? Разве у меня есть выбор?  - Зина посмотрела на Олега вопрошающе.
- Выбор  у человека всегда есть, - ответил Олег, а потом, немного подумав, сказал. - А, может быть, ты и права. Может быть,  и нету.
Зина подошла к Олегу, поцеловала в заросшую бородой щёку и, протерев по тому месту, где коснулась, ладонью, будто губы были в помаде, принялась наматывать на голову платок.  Затем одела меховые рукавицы и, выдохнув перед встречей с ожидавшим на улице морозом, вышла из комнаты. Олег услышал, как захлопнулась входная дверь сеней, а следом раздался лёгкий продолжительный стук. Лежащая в сенях собака отбивала  на прощание хвостом по полу дробь.
Олег скинул полушубок и начал одеваться.

Дорога предстояла долгая, мало ли что могло случиться, да и работа не из лёгких. Поэтому он натянул неизменную тельняшку, на неё тёплую фланелевую рубаху, сверху пару свитеров и  рабочую хэбэшную куртку. А на ноги – несколько спортивных брюк и ватные брюки.
В углу при выходе стояли серые валенки размера, наверное, пятидесятого, которые, одетые даже на вырезанные из шерстяного одеяла портянки поверх  толстых вязанных носок, сбрасывались с ноги лёгким движением - настолько они были велики. Зато ногам было тепло и уютно. Проверив, всё ли выключил в доме, он влез в  полярную куртку-каэшку,  положил во внутренний карман  пару пачек «беломора» и, захватив рукавицы, вышел в мороз. Следом выбежала всегда сопровождавшая его собака. Подперев дверь валявшимся у порога бревном, Олег направился на базу.

База находилась километрах в полутора от дома. Идти предстояло через весь посёлок, минуя районы строителей, монтажников, дорожников. В каждом районе жила местная собачья свора, которая не пропускала чужих собак через подконтрольную ей территорию. Из-за этого Олег всегда брал с собой  увесистую палку, чтобы, если нападут, можно было защитить свою собаку и себя. Он шёл по тёмному посёлку, сшибая палкой снежные шапки на сугробах и слушая, как под валенками вкусно похрустывает снег.  Над ним куполом висело ночное полярное небо, усыпанное яркими, холодными звёздами и кое-где расцвеченное фиолетовыми переливами северного сияния.  Если читать про такое небо, про сияние, про мерцающие звёзды, находясь в тёплом доме, уютно устроившись в кресле и попивая при этом любимый кубинский ром, то лучше и представить нельзя.   Но сейчас Олегу предстояло ехать  на эту чёртову буровую, где произошла авария, и морозить себя и своих ребят из-за очередного разгильдяйства какого-то бурилы. Он шёл под этим роскошным небом и размышлял не о прелестях природы, а о том, что надо взять с собой. Приборы — в порядке, он сам накануне проверил; за взрывчаткой, детонаторами и шнуром они по дороге заедут... Что ещё? Вроде – всё. Остальная мелочёвка лежит в станции. Ну и ладно.

Добравшись без приключений до базы, Олег обнаружил, что некоторые  из его партии уже тут и разогревают машины. Значит, скоро поедем. Он отметил у диспетчера путевой лист и ещё раз проверил, что написано в заявке и сколько потребуется взрывчатки, детонационного шнура, детонаторов. Потом выписал требование и направился к машинам.
Два машиниста, оба —  Лёхи, паяльными лампами отогревали движок сто тридцать первого ЗИЛа. Вовка Федоренко копался у шестьдесят шестого «газона», на котором была установлена геофизичесая станция. Ещё несколько работяг заводили «Урал».
- Ну что, ребята, как самочувствие?
- Пошёл ты со своим самочувствием, - в один голос ответили Лёхи. – Какое с «бормоты» самочувствие может быть?
- А где же вы её достали?
- Что, Зинуля «накапала»?
- Почему «накапала»? Просто рассказала. Удивительно, что вы ещё на ногах держитесь.
- Да она слабая. Градусов двадцать, не более. По паре пузырей на брата даванули. Pазве много? Сам-то пузырь водяры спокойно принимаешь, а тут – компот.
- А Костя тогда чего рухнул? Зинуля сказала, что он как бревно лежит.
- Так Костя выпил в два раза больше, потому что начал раньше. «Раньше сядешь», как говорится... До этого со знакомыми из «полярки» принять успел. Спирта с фактории кто-то приволок. Вот и отлёживается теперь Кистинтин Ляксандрыч наш родимый.
- Ну и как же мы без него?
- Почему без него?  В будку кинем, пока доедем —  очухается. Путь-то, видать, не близкий.
- Это точно. Часа три потратим.
- За три часа он у нас огурцом будет. Ща заведёмся, погрузимся и за ним заедем. Да ещё ребятишек прихватим.
- Вот и славно. Тогда меня кликните. А я пока в доме посижу. Успею ещё наморозиться.
Олег, сопровождаемый не отстававшей от него собакой, вошёл в здание конторы. Там он расстегнул куртку, достал папиросу и, устроившись на лавке, затянулся в ожидании машин. Верная собака легла рядом, положила голову на передние лапы и, периодически поглядывая на хозяина, тоже стала ждать.

Не успел Олег докурить, как входная дверь со скрипом отворилась, и что-то круглое затопало об пол ногами, сбивая снег.
- Зин, ты что ли? – спросил Олег, приглядываясь к странного вида существу.
- Фа, не фифиф фтофи, – промычало на непонятном языке существо, попутно разматывая закрученный вокруг головы платок. – Ну, конечно, я, не видишь что ли? Меня так Колька укутал, что не выговорить и не продохнуть.
- Да, видок у тебя — что надо. Если замерзать будем, к тебе за помощью обратимся, чтобы поделилась одежонкой.
Зинин муж, Николай, укутал жену основательно. Несколько свитеров, здоровенный и длинный тулупище, ватники и пушистые собачьи унты. Утеплил, что называется, на совесть.
- Ты, будто, первый раз. Чего так разоделась? – удивился Олег. - Тебе ведь не на улице работать.
- А ты прогноз слышал? Пятьдесят обещают. Да с ветерком. И дорога не близкая. Ничего, пар костей не ломит.
- Это точно. Не ломит. А передвигаться-то можешь? Вини-Пух, ты,  наш, - уже смеясь, сказал Олег.
- Ладно, ладно,  вещий Олег Николаевич. Вы все мне ещё обзавидуетесь. Так и быть, есть у меня пару запасных наносничков – поделюсь. Тебе – персональный, самый большой. На твой любопытный носище.
- Хорошо, - снисходительно ухмыльнулся Олег. - Так и быть, наносничек одолжу в случае чего. А как там мужики, не обратила внимание? Возятся?
- Володя, вроде, станцию завёл, а другие ещё греются.
- Ну, тады, садись, покалякаем.
- О, с тобой покалякаешь. Только и знаешь, что про картины да про книги. Да про Хема своего любимого.
- А ещё про ром. Ты забыла. Недавно на «землю» летал, так сумку рома кубинского привёз. Думал, буду «дайкири» делать. А у нас, оказывается, все магазины этим ромом завалены. Вот незадача-то вышла.
- Зря тащил, выходит?
- Почему зря? Не пропадёт. Половины уже нет.
- А что такое «дайкири»?
- Коктейль так называется. У Хэма вычитал. Ром с апельсиновым или лимонным соком и со льдом.
- А ты сам-то пробовал? Или читал только?
- Пробовал-пробовал.  Вот вернёмся, и вы ко мне с Коляной придёте – оленинки как нажарим, да под ром. Славненько будет… Вкууусно, - Олег так аппетитно протянул «вкусно», что ему тут же захотелось выпить солнечного напитка и поесть жареного оленьего мяса, посыпанного брусникой…
- Я «дайкири» хочу.
- Ладно. Считай, уговорила. Будет тебе «дайкири»…
Входная дверь опять хлопнула. В помещение  ввалились Лёхи и Володька.
- Ну что скажете, братцы?
- Дай-ка закурить сначала.
Лёхи вытащили из протянутой Олегом пачки по «беломорине» и, жадно затянувшись, откинулись на скамейке.
- Вот покурим и можно ехать.
- А шмотки?
- Уже погрузили.
- Черти. Почему меня не позвали?
- Да ладно, начальник, сиди уж. А то без тебя не управились бы.
- Управились, не сомневаюсь, - немного смутившись, сказал Олег. Он понимал, что его пожалели, не хотели лишний раз беспокоить. Знали, что ему ещё предстоит много работы и потому дали возможность немного побездельничать впрок.
- Так, ладно. Покурили,  и хватит, - сказал некурящий Володька.
Все встали, пожелали себе удачи и вышли на улицу. Собака выбежала следом.

У проходных ворот стояли три окутанные паром красно жёлтые машины. Впереди нервно урчали  тяжелые подъёмники, за ними подрагивала геофизическая станция. Олег посмотрел, как разместилась его бригада и куда определили Зину. Убедившись, что она сидит в уже нагретой кабине «зилка» не с края у двери, а рядом с шофёром, он одобрительно кивнул и махнул рукой, давая команду двигаться. Потом забрался в свой 66-й «газон», крикнул собаке,  бегающей рядом:
- Домой, - захлопнул дверь и, постучав три раза по уже чуть тёплой крышке капота, сказал, обращаясь к своему товарищу:
- Ну, что, Володь, с Богом?
- По-ехали, - ответил всегда неунывающий Володя, включил скорость, и они тронулись с места.

Миновав посёлок, машины остановились на окраине при выезде на трассу,  у одного из двухэтажных бараков, в котором размещалась общага. Лёхи и Олег зашли в дом и поднялись на второй этаж. Пройдя по длинному коридору, они подошли к нужной комнате и открыли дверь. При ярком свете ламп на койках, расположенных в два этажа, спали люди. Со стола голосом Высоцкого: «Эх, ребята, всё не так. Всё не так, ребята...» - орал на полную громкость магнитофон. В углу, на своей кровати, что-то бормоча и постанывая,  «бревном», как метко заметила Зина,  лежал Костя. Все его звали Кистинтин, а Олег, в отличие от других,  – Константином Александровичем. Костя не раз просил Олега обращаться к нему по имени, но Олег не мог переступить через какой-то внутренний барьер и упорно величал его по имени и отчеству. И не только потому, что тот был старше, но из-за большого уважения, которое испытывал к этому надёжному, повидавшему жизнь и много лет проработавшему на севере человеку.

Костя  лежал в шубе и  в одном меховом сапоге (другой выглядывал из-под кровати) – видно, рухнул, едва успев добраться до койки и не найдя сил справиться со вторым. Он был самым старшим и опытным человеком в партии. Ему было за сорок, и у него росли четыре дочери, две из которых были уже совсем взрослые. Вместе с матерью, женой Кости, они жили в городе, находящемся в ста пятидесяти километрах от посёлка. Каждый раз, когда жена была беременна, Костя ждал сына, но рождалась дочь. Скоро на свет должен был появиться очередной ребёнок и, в конце концов, оправдать, как надеялся Костя, его ожидания. Мужики по этому поводу шутили, что ему придётся ещё немало потрудиться и обеспечить значительный прирост народонаселения в стране, чтобы добиться заветной цели.  Но Костя отшучивался и продолжал надеяться.
Обычно он сторонился гулянок и не злоупотреблял алкоголем, хотя выпить мог и умел, но сегодня, видать, сорвался и крепко «загудел».
Кое-как натянув  второй сапог и прихватив несколько свитеров и ватные брюки, Олег и Лёхи взяли бесчувственное тело за руки и за ноги и поволокли к выходу. На улице его поднесли к машине, в горизонтальном положении приподняли и как ценный груз с надписью «не кантовать» аккуратно вдвинули в будку. Там положили на диван, который был весьма кстати, и прихватили страховочными ремнями, чтобы не скатился во время движения.
Пока грузили Костю, подошли ещё несколько человек.
- Ну что, вся команда в сборе? - спросил Олег.
- Свисти, шеф, -  весело сказал кто-то из подошедших взрывников.
- Тогда - вперёд ,- поддерживая оптимистический тон, ответил Олег.
Когда все расселись и прозвучал дружный сигнал клаксонов,  автомобили двинулись в долгий путь.

В это время суток трасса как обычно пустовала. На сотни километров лежала неприветливая, заснеженная тундра. Над тундрой зловещим знаком, отсветом от факела сжигаемого на пункте переработки газа, висел багряный крест.  Жители посёлка привыкли к своеобразному зрелищу и не обращали на него внимания. Сейчас, находясь в уже прогретой и слегка раскачивающейся кабине, отчего клонило в сон, Олег смотрел на этот крест и думал о том кресте, который каждый человек несёт в своей жизни, и почему этот крест человеку даётся.
Проехав мост через замёрзшую, протекавшую недалеко от посёлка реку, машины свернули на узкую дорогу, ведущую к складу, где хранилась взрывчатка,  и около ворот остановились. Фары осветили несколько длинных складских сооружений и небольшой сруб, из трубы которого валил дым. Дверь сруба распахнулась и оттуда вышел сторож. За ним выбежала мохнатая, дружелюбная собака по кличке Тимка. Савельич, так звали сторожа, открыл ворота и помахал рукой, показывая куда  подъехать. Тимка, приветливо лая, побежал за машинами.
- Ну что, Савельич, как тут у тебя дела, не мёрзнешь? – спросил Олег, протягивая сторожу требование на взрывчатку.
- Ничего, - ответил Савельич, - не мёрзну. А вот, ежели, папироской угостишь, совсем хорошо будет. У тебя, поди, Урицкого? А лучше, того, на обратном пути подбрось «Стюардессу» или «Опала». На буровых, знаю, появились. Завезли недавно.
«Опал», «Стюардесса» и «Ту-134» – сигареты болгарского производства – в посёлке не водились, распределялись под строгим контролем начальства только по буровым, а потому ценились чрезвычайно.
- Ладно, захвачу пару блоков, травись. А «Беломор», конечно, – Урицкого. Другие не курю. Ты же знаешь. Не Погарским же давиться... - Олег вытащил пачку папирос и протянул Савельичу.
- А когда обратно?
- Кто ж его знает. Что-то там случилось. Вот и вызвали на аварийные работы. На месте будем разбираться.
- Ну, лады. Только про сигареты не забудь.
- Не боись. Слово.
Пока Олег и Савельич разговаривали, взрывники таскали со склада ящики, шнур и прочую мелочёвку и распределяли их по машинам.
- Олег, - к Олегу подошёл один из взрывников. - Кажись - всё, погрузились.
- Ну, что? Тогда – по коням. Пока, Савельич. Бди в оба. Про сигареты не забуду.

Трасса или, как её все называли, «зимник» была единственной дорогой, соединявшей посёлок и месторождение. По ней забрасывалось оборудование и продукты, развозились трубы для строящегося газопровода, доставлялись рабочие вахты.
В тихую и  безоблачную погоду, когда поверхность была укатана и расчищена грейдерами, ехать по ней было одно удовольствие. Машины шли мягко по плотно утрамбованному снегу, который слегка слепил, сверкая и переливаясь под лучами ненадолго показывавшегося солнца. Когда же дорогу заметала метель, её чистили БАТами – большими артиллерийскими тягачами и японскими могучими тракторами «катерпиллерами». Но почему-то, Олег так этого и не мог понять, чистили не вдоль, а поперёк, оставляя от каждого прохода ковша, слева и справа от него, небольшой снежный холмик. В результате «зимник» превращался в поверхность, напоминавшую тёрку. Ехать по такой «тёрке» было удовольствием малоприятным. Хорошо, если расчистке подлежали небольшие участки. Тогда можно было немного потерпеть. Но, если заметало всю трассу, то она превращалась в испытательный полигон для машин и людей.
Олегу и его ребятам «повезло». Они попали на «тёрку». Это значит,  время в дороге увеличится раза в два, а то и больше, да и измучаются все от нескончаемой тряски.
Олег закрыл глаза. Тело его подбрасывало и раскачивало из стороны в сторону, но он старался уснуть. Обычно он отключался быстро в любой обстановке, спал крепко и редко видел сны. Но сейчас ему очень хотелось увидеть что-то хорошее, и его желание сбылось. Перед ним предстал осенний день, ранним-ранним утром которого, взяв удочки, он отправился на реку, где любил рыбачить или просто сидеть на берегу, глядя на спокойно текущую мимо воду.

Деревня, куда иногда приезжал Олег, и где жил его друг, находилась в километре от реки.
Между домами и рекой, вдоль берега, тянулось  поле, которое по весне затапливалось, из-за чего летом оно покрывалось высокой травой, а в тех местах, где трава была пониже, обильно зарастало земляникой. Олег любил это поле и эту реку. Часто он просто так, без цели бродил по берегу, слушая пение птиц и вдыхая сладкие ароматы цветов.
К осени поле сиротело и становилось бурым. Цветы исчезали. Пропадал вечно звучащий перелив жаворонков. Зато можно было наблюдать за низко летящими, курлыкающими клиньями журавлей, да, порой, из-под ног с громким «фррр» вспархивала стайка перепёлок.

В этот день Олег встал пораньше, ещё затемно. Сварил кофе и выпил традиционную чашку с традиционным  утренним бутербродом. Затем осторожно, чтобы никого не будить, хозяева любили поспать подольше, вышел в сени. В сенях он надел сапоги-«болотники»,  старую, продолжавшую верно служить тёплую финскую куртку, подхватил с вечера приготовленный рюкзак со снастями, наживкой и едой и, взяв чехол с удочками, вышел из дома. Ещё баловали теплом погожие осенние деньки, но ночью подмораживало. Вот и нынешней ночью случились заморозки, и потому в воздухе стояла бодрящая после натопленного дома прохлада.
Выйдя за калитку, Олег направился к реке. Деревня притихла.  Даже собаки не лаяли. Стояла удивительная тишина, в которой единственным звуком был хруст инея под сапогами. В конце деревни начиналась разбитая бетонная дорога, ведущая к существовавшей здесь когда-то паромной переправе. Переправа давно не действовала. Осталась только дорога да  бетонный спуск к реке.

Пройдя метров сто по бетонке, Олег свернул и оказался в поле. Поле было неузнаваемо. Оно словно покрылось серебряным покрывалом: на запутавшиеся в траве и кустах паутины лёг иней. Иней лежал всюду: и на дороге, и на немногочисленных кустах, и даже на одиноко стоящих деревьях. Олег шёл через этот серебряный ковер и слушал, как мерно и звонко хрустит под ногами замёрзшая за ночь трава.
Постепенно начало светать, и вскоре показались первые солнечные всполохи.  Они пробежали по полю, и, по мере того, как солнце медленно вставало, поле преображалось. Из «серебряного» оно превращалось в «бриллиантовое». Иней таял, и паутинки покрывались мелкими бусинками росы. Когда солнце поднялось, всё поле уже искрилось разноцветными бликами. Такого Олег не видел никогда. Иногда он останавливался, нагибался,  всматривался в «бриллиантовые» ожерелья, которыми свисали растаявшие паутинки, и  доставал фотоаппарат, стараясь запечатлеть удивительные творения природы.
В памяти всплыли прочитанные когда-то строки.

Словно россыпь серебра
(Под ногами – хруст )
Иней искрится. Рассвет…
Воздух чист и густ.
Пахнет прелью. От воды
Тянется туман…
Я иду по серебру –
Сладостный обман,
Что природа дарит мне
Утренней порой…
Солнце медленно встаёт
Прямо над тропой…
Пробежалось по полям,
Иней растопив,
Заиграло в облаках
Утренний мотив
И бриллиантовой росой,
Засверкав в траве,
Ослепив, ошеломив,
Вывело к реке…

Вот так и он сейчас «бриллиантовой росой», ослеплённый и ошеломлённый, вышел к реке, вернее к тому месту, где она должна была находиться.
Река исчезла. Её спрятала плотная завеса тумана.  Туман закрыл воду и небо, объединив их в мутное месиво, «солярис», царящий между берегами, между небом и землёй. И только там, где взошло солнце, сквозь серую мглу еле просвечивал  чуть заметный  шар, а немного ниже   – его призрачное отражение. Картина выглядела настолько же неправдоподобной, как и та, которую он только что наблюдал на поле. Там – «бриллиантовые» россыпи, здесь – плотная непрозрачная пелена.
Олег вытянул руку. Пальцы почти исчезли.
- Как бы не промахнуться и не угодить в воду, - подумал Олег.
Осторожно он спустился по откосу, увидел край обрыва и тропу,  ведущую вдоль него к давно облюбованному заливчику.  Пройдя несколько метров, он остановился, сбросил с себя рюкзак и чехол и опять посмотрел туда, где виднелся шар и его отражение...

Олег расстегнул чехол и достал разъёмные части спиннинговых удилищ. Сначала он собрал два коротких, а затем длинные, трёхметровые. Длинными он обычно ловил  на живца.  Короткими  – на червей. Приготовив удилища, он достал из чехла металлические подставки с вилками на концах и привязанными к ним колокольчиками. Расставив подставки вдоль берега, он наживил червей, сделал заброс и, вставив концы удилищ в вилки, удобно расположил спиннинги на земле. Потом  подождал, пока леска провиснет, надел на неё колокольчики и  принялся готовить небольшую, метр на метр, мелкоячеистую сеть, называемую «пауком».
Собрав «паука», Олег прошёл к небольшой заводи и опустил его в воду. Скоро в баке для живцов плавало десятка полтора небольших рыбёшек.
- Отлично, - подумал Олег. – Теперь всё есть для удачной рыбалки.
Наживив нескольких живцов, он забросил их подальше, расстелил на траве припасённый толстый прорезиненный плащ и устроился поудобнее, поглядывая на застывшие в ожидании поклёвок колокольчики.
Понемногу туман рассеивался, показался противоположный берег, начало пригревать солнце. Олег любил это переходное время. И не только здесь на реке, но и в городе.  Время ожидания и надежды. Время, когда ночь уже давно минула, а дневные часы ещё не наступили. Когда не знаешь, что тебя ожидает сегодня. Когда ты полон сил и желания работать, и ещё не подступила усталость.

Олег смотрел на уходящий туман, на всё отчётливее просматривающуюся зеркальную гладь воды, на уже поднявшееся высоко солнце. Всё вокруг дышало умиротворённостью и покоем...
Неожиданно тишину нарушило позвякивание одного из колокольчиков. Олег вскочил и подбежал к удилищу. Он внимательно смотрел на колокольчик и ждал  повторной поклёвки. Несколько секунд колокольчик был неподвижен, а потом сильно дёрнулся и пронзительно зазвенел. Олег схватил спиннинг и с силой подсёк. Удилище резко согнулось.. Переложив его в левую руку, правой он стал медленно вращать катушку, наматывая леску и подтягивая добычу к берегу. К удивлению, она не сопротивлялась и спокойно позволяла себя тащить.
- Странно, - подумал Олег. - Щука билась бы, и окунь тоже. Судак? Судак хоть немного, но поупирался бы. А это что? Непонятно.
То, что попало на крючок,  не оказывало никакого сопротивления, и Олег решил, что зацепилась коряга. Он аккуратно подтаскивал её к берегу и старался провести мимо водяных зарослей, чтобы не запутаться. Когда до берега оставалось совсем немного, «коряга» внезапно развернулась и  стремительно направилась к фарватеру. Олег едва успел отпустить тормоз катушки. Что-то большое, сильное и уверенное уплывало без рывков, плавно разматывая леску.
Подождав немного, Олег  притормозил катушку и попытался  остановить рыбу. Она поддалась и, как в начале, позволила себя свободно тащить. И опять, когда до берега оставалось несколько метров, так же развернулась и так же устремилась обратно.
Олег вспомнил «Острова в океане» и произнёс:
- Ну нет, эту я постараюсь не упустить...
Когда рыба ушла далеко, Олег снова притормозил катушку и снова принялся выматывать леску.
- Только бы не сорвалась, и снасть выдержала, тогда вытащу, - пробормотал Олег.
Так повторялось несколько раз: Олег подтаскивал рыбу почти к самому берегу, а затем она разворачивалась и уходила к середине реки. Он всматривался в прозрачную толщу воды, стараясь разглядеть, что за добыча ему попалась. Но та всё время шла по дну, и даже, когда оказывалась совсем рядом, была невидима.
Наконец, Олег почувствовал, что рыба сдаётся и тащить стало легче. Подтянув в очередной раз её совсем близко, он увидел  длинное  чёрное тело.
Неужели налим?  Налимов, да ещё таких больших, он тут не ловил никогда.
Стараясь, чтобы рыба не сорвалась, он подвел её к кромке берега и аккуратно втащил на один из торчащих из воды, заросших осокой островков. Это был не налим. Шевеля усами, на него почти человеческими глазами смотрел здоровущий сом.
Сом раскрыл свою от «уха до уха» пасть и произнёс каким-то странным и очень знакомым голосом:
- Олег, Олег, ну отпусти меня. Не могу больше. Замучил совсем...
- Что за чёрт, - подумал Олег.
А сом опять повторил всё тем же голосом, в котором Олег уже узнал любимый женский голос.
- Олег, не могу больше, устала, отпусти...
Олег протёр глаза, и ... река каким-то невероятным образом пропала. А он оказался в своей городской квартире, лежащий на кровати рядом с женщиной. Подперев голову рукой, женщина внимательно смотрела на него, другая рука лежала на его плече.

- Олег, не могу больше, устала...
Олег накрыл своей рукой руку женщины, сжал её и поднёс к  губам. Он почувствовал так любимый им родной запах, исходящий от уже немного погрубевшей, но ещё нежной и шелковистой кожи.
- Ох, милая моя. Как же я тебя люблю, и как мне тяжело будет без тебя. Ну почему ты считаешь, что мы должны расстаться?
- Олег, ты хороший, добрый, мой любимый...
- Хороший и добрый – предисловие, за которым последует...
- Ну да, последует. А как ты себе представляешь нашу жизнь дальше? У меня семья, сын. Я не могу уйти от мужа.
- Но ты же его не любишь. Я так надеялся, что мы будем вместе...
- Да, не люблю. Ну и что?
- А любовь?
- Любовь?... Любовь... Поздно уже что-либо менять. Ведь ты знаешь, что у меня был долгий роман. Была и любовь. И что хорошего из всего этого вышло? Ничего. Всё порвала и вышла замуж. Волевым усилием. Вот такое было воспитание чувств.
- Мне кажется, что ты только и занимаешься тем, что воспитываешь свои чувства.  А как же ты, твоя душа?  Ведь ты постоянно себя ломаешь. Впрочем, если человек что-то выбирает, то он это выбирает по одной простой причине, что другого-то выбрать не может. Нет у него выбора. Человек такой потому что... И, вообще, мне кажется, что ты боишься. Всё время боишься и придумываешь себе сценарии жизни. Всё придумываешь.
Как-то ты мне сказала, что человек основным делом занимается между делом. Это ты себя так уговариваешь? А любовь  – тоже между делом? А жизнь?
- Не знаю, может быть, ты и прав. Может быть, и уговариваю. Но я действительно боюсь. Так  – всё ясно, понятно и привычно. А если что-то менять...   Даже подумать страшно. Да и зачем?
- Если - зачем? Тогда...
Олег лёг на спину и уставился в потолок.
Рядом с ним лежала женщина, которую он любил, пожалуй, больше всего на свете. Она принесла в его жизнь осмысленность, полноту бытия и нежность, которой ему так не хватало, которую ждал и надеялся когда-нибудь встретить. И вот встретил.
Когда они познакомились, он не знал, что она замужем. Он почти ничего про неё не знал. Просто влюбился, как мальчишка, а потом полюбил всерьёз  – страстно и глубоко.
Они не часто виделись. То он улетал на  буровые, то она была занята на работе и дома. Встречались урывками, от случая к случаю. Но он очень ждал этих встреч. Ждал, когда обнимет хрупкие плечи и заглянет в родные глаза. Он был наполнен, переполнен ей. Каждую минуту своей жизни думал о ней и не мог, не в силах был не думать. Он был рад тому, что она есть и живёт в нём, хотя без неё сильно тосковал.
Он всегда с волнением ждал её прихода. Ждал, когда откроется дверь,  и она своей лёгкой и порывистой походкой подойдёт к нему, положит на плечи руки, приподнимется немного на носках и поцелует сначала сама, а затем, подставив губы, будет ожидать его поцелуя. Он с нетерпением ждал её лица, которое так любил, её рук, её прикосновений...
Когда она расспрашивала  о том, как он жил всё это время,  пока был в отъезде, долго рассказывал о своей работе, о тех местах, где побывал, о людях, с которыми встречался и ещё о том, как скучал без неё, и как ему её не хватало и не хватает.
- Знаешь, - как-то сказал он. - Вот ты – здесь, а тебя уже не хватает, уже скучаю.
Она тогда рассмеялась..

Сейчас, находясь рядом с любимым человеком, он понимал, что теряет его, и также понимал, что ничего с этим не может поделать. Рвалась та ниточка, которая соединила их когда-то и связала на... как он хотел сказать – навсегда, на всю жизнь, но не мог. Не навсегда.
Он повернулся к ней, посмотрел во внимательно глядящие на него глаза и провёл рукой по её волосам, по лицу, дотронулся губ.
Она знала, что он любит так проводить, ей это нравилось,  и она не мешала. Просто смотрела на него.
Потом он положил руку ей на грудь и поцеловал.
Уголки её губ дрогнули. То ли она при этом о чём-то  подумала, то ли они так реагировали на его прикосновение. Он не знал, только очень любил эти лёгкие подрагивания. Он поцеловал сначала правый уголок, затем левый.
- Милая, как же я их люблю.
- Кого?
- Губы твои. И уголки их, когда они вот так подрагивают. И тебя всю очень люблю.
Люблю... Ты даже не представляешь, как...
Он наклонился над ней...
- Олег, Олег... Олег...

- Олег, Олег...Олег... - Олег открыл глаза. Володя тормошил его за плечо. - Просыпайся, приехали.
Они находились метрах в ста от расцвеченной фонарями, словно рождественская ёлка, буровой. Он плохо соображал, что происходит. Он был ещё там, во сне. Держал в объятиях и целовал любимую женщину и не понимал, как  и почему оказался тут, среди откуда-то взявшихся  людей и машин; в этой промёрзшей до основания суровой и неприветливой ночи.
С трудом отрываясь от сна, Олег медленно возвращался в реальность. Открыв дверь кабины, он спрыгнул на снег. Морозный воздух обжёг лицо и быстро привёл  в чувства. Запахнув куртку, он подошёл к стоящим рядом машинам.
- Ну что, мужики? Как доехали, всё в порядке?
- Всё, командир.
- А сколько добирались? Я тут кемарнул маленько, - часов на руке Олег не носил. Не любил лишнюю тяжесть. Всегда они болтались в одном из карманов. Но сейчас карманы были под курткой.
- Около пяти часов.
- Ничего себе. Измотала дорога?
- Есть немного. Надо бы отдохнуть перед работой.
- Пойду к мастеру. Скажу, что приехали и обед закажу.
- Вот это – дело. Давай. А нам разгружаться?
- Подождите пока. Узнаю, что и как, тогда и  разгружаться будем.
Парни вернулись в кабины, а Олег побрёл к вагончику бурового мастера. По дороге заглянул в столовую, предупредил, что их приехало восемь человек, и поинтересовался расписанием обедов. Ближайший они уже пропустили, а следующий будет только в двенадцать.
- Ну что же, подождём немного, - сказал Олег поварихе. - Только вы, уж, про нас не забудьте.
- Не волнуйся, Олег, записала:  геофизики  – восемь душ. А надолго к нам?
- Кто его знает. Полагаю, до завтра.
- Хорошо. Не волнуйся. К двенадцати подходите.
Олег вышел из столовой и направился дальше.
- Привет Сан Санычу, - Олег пожал протянутую руку бурового мастера.
- Здорово, Олег.
- Что тут у вас случилось? Из заявки я не понял.
- Понимаешь, какая штука, обратный клапан на забое заклинило. То ли цементом прихватило, то ли ещё что. Короче рвать надо. А там ещё цементный «стакан» образовался. Придётся разбуривать.
- Так какого чёрта нас среди ночи подняли?
- Извини. Начальство распорядилось, а мы – народ подневольный.
- Подневольный. Небось испугался за свои «метры», вот и команду дал, чтобы нас прислали. Когда мы  –  тут, оно спокойнее.
- Да ладно, не шуми. Свои люди, разберёмся.
- Разберёмся? Это вряд ли. Вас за «метры» премируют, а  с нас за простой снимают... Так и быть, милую, а пока определяй на ночлег.
- Олег, видишь ли какая петрушка получилась. Две вахты у нас. Машина-«вахтовка» не приехала. Все койки заняты.
- Что? – Олег взорвался. – Подписываем акт, разворачиваемся и  – домой.
Сказал, и самому стало нехорошо. Домой. Обратно по этой грёбанной дороге.  Пять часов... Мужики и так вымотаны.
- Ну вы подождите немного, поспите пока в машинах, - старался успокоить Олега мастер. - А там «вахтовка» приедет, вахту заберёт, и места освободятся.
- Так, - Олег немного помедлил.  – Пойду с парнями советоваться, что порешат, то и будет.
- Порешите остаться. Всё уладим.
- Посмотрим, - процедил Олег. У него были нехорошие предчувствия. Обычно, если сразу не заладится, то так и дальше будет.
- Мужики, такая история, - начал Олег, подойдя к машинам и стараясь не глядеть в глаза окружившим его работягам. - Во-первых, ещё будут бурить – «стакан» разбуривать. Значит, часов десять, как минимум. Во-вторых, в вагонах нет мест  – спать негде. Две вахты живут. В-третьих, обед заказал. А, в–четвёртых, вам решать, что делать. Скажете – уезжаем, значит, разворачиваемся и – вперёд. Скажете – ждём, сидим по кабинам и ждём. Воля ваша.
- Слышь, Олег, они тут что – офонарели? Мы же только что по такой дороге, мать его... и теперь – обратно?
- Я уже всё сказал, - отрезал Олег. – Как решите, так и будет. Я бы уехал. Но, понимаю, что все устали и неохота, так что  – соображайте.
- А обед когда?
- Как обычно – в двенадцать.
- Давай до обеда подождём, а там видно будет. Не сейчас же ехать.
- Ну что, тоже верно. До обеда пара часов осталось, а там посмотрим. Договорились?
- Договорились.
Все разошлись по машинам.  Олег забрался в свою. Мерно на малых оборотах работал двигатель. От нагретого капота  и из щелей вентиляции шло приятное тепло.
Он закрыл глаза и пытался уснуть. Но сон не шёл. Олег сидел с закрытыми глазами и старался вспомнить то, что ему приснилось. Неужели это был только сон?  Всё было таким реальным, настоящим. Её губы, её руки... Тяжёлая тоска наваливалась на него. Глухая и тяжёлая как...
- Эх, выпить бы, - подумал Олег,  но он давно понял и хорошо знал, что алкоголь ничего не снимает и не помогает  – притупляет на время чувства, а потом тоска подступает с новой силой и побеждает. Остаётся только ждать и надеется...
- Не дождёшься ты, парень, ничего путного, - сказал он себе, усмехнулся, вылез из кабины и побрёл к мужикам, которые собрались в одной из будок подъёмников, затопили бензопечь и  в ожидании обеда затравили анекдоты...

Пообедав и посовещавшись, решили, что, в принципе, ждать — не долго, можно как-нибудь перекантоваться в машинах, пока будет идти бурение, но зато всё сделают, а за аварийную работу получат премию. На том и порешили.

Бурение началось поздно вечером. Что-то не заладилось, и потому оно продолжалось не десять часов, как предполагалось, а сутки. За это время, подключив к сети станцию, Олег проверил приборы и обнаружил, что ни один не работает: «посыпались» по дороге.  На ремонт ушли те же сутки. Тут поспать бы, но «стакан»  разбурили,  инструмент подняли и можно было приступать к работе. И тут началось... Аппаратура без конца отказывала.  Надо было постоянно вытаскивать её из скважины, отпаривать, раскручивать примороженные гайки, разбирать, заносить в станцию, проверять,  опять собирать и  снова опускать в скважину и так без конца на пятидесятиградусном морозе... Не работа, а мучение...
Но, слава богу, всё когда-то кончается, закончилась и эта, мучительная, первая часть их задания. Можно было приступать ко второй — основной.  Чтобы пробить установленный на забое обратный клапан, решили рвать специальный заряд. До сих пор эту операцию  никто не проводил. Требовались согласования с буровым  и геофизическим начальством. Пока дозвонились до базы, пока  связались с «центром», пока оттуда получили добро, прошли ещё сутки... К концу четвертого дня   измученные от бессонных ночей люди еле передвигались  по буровой и работали, скорее «на автомате», нежели что-то соображая.

Когда всё сделали, Олег и его бригада, осунувшиеся и обессиленные, побрели искать свободные места, чтобы  выспаться перед обратной изматывающей дорогой. Они переходили от вагончика к вагончику, но койки оказывались занятыми. На одних спала ожидавшая так и не приехавшей «вахтовки» смена, на других  – дежурившая вахта.  Выйдя из последнего вагончика, Олег стоял, немного пошатываясь от усталости на морозном ветру, и не знал, что делать. Он был руководителем, он отвечал за людей, и, хотя вины его ни в чём не было,  чувствовал себя виноватым. Он мог пойти к буровому мастеру и в очередной раз поругаться, но понимал бесполезность этого занятия.
Олег осмотрелся:  везде ли был? Вроде, везде.  А это  ещё что? Олег увидел стоящий в отдалении сарай и направился к нему. Открыв дверь, он оказался в жарко натопленном и душном помещении. По стенкам висели грязные, пропитанные буровым раствором и солярой робы и ватные брюки. На полу беспорядочно валялись подсыхающие валенки. Сушилка, догадался Олег. В сарай были проведены трубы с перегретым паром. Тут сушилась рабочая одежда  буровиков.
- Ну что, есть у человека выбор или нет? - произнёс Олег, вспомнив разговор с Зиной. - Думаю, что нет.
Он  аккуратно разложил по полу валенки, сверху навалил  сохнувшие робы. Образовался внушительный  толстый слой, хорошо защищающий от обжигающих труб. Олег лёг сверху.
- Ничего, жить можно. Тут поспим  – не баре, чай...
Около вагончика мастера его ждали работяги.
- Мужики, нашёл я нам укромное местечко. Не царские хоромы, но поспать можно. Пошли.
Войдя внутрь сарая,  мужики недоумённо уставились на Олега.
- Что, неужто не нравится?
- Олег, да ты спятил. Мы? Сюда? В эту помойку?
- Братцы вы мои дорогие, а у вас есть выбор? Можете предложить что-то лучше? Тогда давайте, предлагайте.
 В ответ раздался грубый мат.
- Вы как хотите, а я спать буду — не могу, сил моих больше нет, - Олег упал на робы, приладил их под себя и посмотрел на товарищей. Те, немного поколебавшись, тоже принялись устраиваться.

Когда  он проснулся и открыл глаза, то не сразу сообразил, где находится. Потом вспомнил, как бродил по территории буровой в поисках свободных мест, как наткнулся на сушилку, как срывал с вешалок и сбрасывал на пол грязную и вонючую одежду, как привёл сюда свою бригаду. Он посмотрел на людей, лежащих в этой грязи и ему стало стыдно перед ними, перед собой, перед... он не знал перед кем ещё...
За стеной послышался хруст шагов, дверь распахнулась и  вошла Зина.
- Олег, а я-то вас обыскалась. А вы вон где, оказывается. Что, неужели не нашлось более достойного места славным ликвидаторам аварий и добытчикам газа? -  начала шутливо женщина, но, увидев представшую перед ней картину, осеклась. Выражение её лица изменилось на удивлённое и испуганное.
- Как видишь...
- Олег, но как же?... -  Зина переводила взгляд с Олега на лежащих вповалку, спящих людей и никак не могла поверить увиденному. - Как же так?
- Вот так, Зинуля...
- Но почему?...
- А всё потому, что выбора у человека нет, и потому  что жизнь, Зинуля, такая...
Олег на мгновение умолк,  грустно улыбнулся и тихо произнёс:
- Такая, Зинуля, жизнь. Понимаешь? Такая жизнь...

Москва - Озерицы. Август 2011.