Коркыт-ата своим умудренным взором горестно оглянулся по сторонам, поняв, что многое произошло. Видел, как рождались и умирали его мечты. Видел, как в жизни появлялись и исчезали друзья. Взяв кобыз, прижал к груди, словно дитя, закрыл глаза. Мысли понеслись потоком, словно картинками ,чередуя одну битву битву за другой, одного правителя за другим, бесчисленные баблабы, окружающие ,словно стража, тела славных батыров, погибших в боях. Коркыт-ата, задумавшись, не заметил, как к нему ползла змея, готовая в этот миг ужалить его. Коркыт-ата провел нежно пальцами по струнам, и зазвенели струны скрипучим звуком страдания, словно говорили не они, а тюркский народ от страданий бесчисленных воин. Под звуки кобыза он заговорил бархатным голосом:
- Где они, великие правители, кричавшие ,будто бы мир принадлежит им? Смерть закрыла им рты, а бренный мир так и стоял, забыв об их существовании. Коркыт, ты уже стар, почти мертв, знай это! Караван ушел, ты опоздал, знай это! Сколько ни живи, смерть – это конец, разлука всему.
Коркыт-ата играл, и грусть поражала землю от звуков кобыза. Змея, стремившая ужалить его, вдруг замерла и под звуки кобыза свернулась, сгинув навсегда.
Коркыт-ата играл на кобызе, птицы, кружившие вокруг его головы, сели на ветки деревьев, притихнув, словно боясь встревожить старца.
Коркыт-ата играл, разрывая небо своей грустной мелодией. Небо, не выдержав, загрустило, ручьи слез полились с неба, деревья выпрямились от обилия дождя, ожила трава, а иссохшие русла зажурчали студеной водой.
Коркыт-ата играл, а жизнь пробуждалась на землях Сырдарьи вновь, а сам Ата позабыл и грусть, и смерть, и вечную разлуку. Ожил он, оживил прекрасный мир, воскрешенный струнами кобыза, в мире отважных тюрков, отважных воинов. Коркыт-ата играл и под прекрасные звуки кобыза рассказывал об огузах.