Анекдот седьмой. Чёрный лебедь

Юрий Радзиковицкий
Анекдот седьмой

                «Чёрный лебедь»*
                Плоть продолжает доставлять нам
                удовольствие и унижать нас до самого конца.
                М. Маклафлин
                Мое тело - это как завтрак, обед или ужин.
                Я никогда не думаю об этом, я просто имею это.
                А.  Шварценеггер
Земную жизнь прожив почти до середины, Лавр Маркович на свой очередной, 2471, вторник в этом бытие не строил особых  планов, да и ожиданий у него не было определённых. Однако, перефразируя известную поэтическую метафору Владимира Маяковского, именно этот день, второй день недели, решительным образом смазал карту его будней, кардинально переформатировав привычный образ жизни. И «чёрный лебедь» вплыл в тихую гавань повседневной жизни Лавра Марковича. Эта жизнь давно уже текла привычным образом в знакомых берегах и фоновом окружении. Родной Новосибирск, консерватория имени Михаила Глинки и неизменная последнее двенадцать лет должность концертмейстера на отделении «Вокальное искусство».
Востребованный в учебном процессе, в репетиционных занятиях хоровых и ансамблевых коллективов, в подготовке вокалистов к разного рода выступлениям. Значительная часть времени у него к тому же уходила на занятия с приватными учениками, многие из которых потом успешно поступали в средние и высшие музыкальные учреждения как родного города, так и других регионов. Именно этим, вероятно, объясняется его небрежение к собственному телу. Кроме необходимых санитарных процедур ничего более им не было адресовано тому, в чём проживал он. Да и потребление пищи было некой заведённой данью, неизбежной и малопривлекательной, на которую старался тратить минимум времени. А случавшиеся иногда приятельские посиделки и попойки, различного рода фуршеты и юбилеи меньше всего предназначались для удовлетворения потребностей тела, Так, некое приятное времяпрепровождение после трудов праведных.
Закончив предназначенный для будничного утра набор действий и манипуляций, Лавр Маркович сел за фортепиано и начал уготавливать руки к предстоящему рабочему дню, насыщенному разнообразной музыкой. На автомате руки устремились по клавиатуре в разные стороны: им предстояло размяться в расходящейся гамме до мажор. И тут «чёрный лебедь» взмахнул крылом. Под аккомпанемент его вскрика правая рука взлетела вверх: её пальцы что-то обожгло, обожгло пронзительно остро и внезапно. Левая рука вяло замерла на прохладных клавишах. Поднёс правую руку к глазам: никакого ожога не наблюдалась, да и боль больше не ощущалась. Вновь устремил руки в противоположные стороны: пальцы должны обрести привычные скорость и силу. Но, видно, не судьба им в это утро совершать свои набеги на черно-белые клавиши. Вновь нечто огненное вонзилось в пальцы правой руки. Как-то успокоившись, попытался левой рукой совершить движение там, где ранее правую кисть дважды припекло. Левая кисть непринуждённо пробежала от малой октавы до пятой и в обратном направлении: никаких болезненных ощущений не возникло. Решительно отправил правую кисть по маршруту левой, от первой октавы  до субконтроктавы, и тут же, взревев, вскинул её над головой. Это было как прикосновение к конфорке электроплиты, а не к прохладным клавишам. Замер с поднятой рукой, посидел так в некотором оцепенении. Потом осторожно опустил правую кисть на клавиатуру.
Мгновенная боль в ней тут же подбросила её. Удержав руку перед грудью, поднёс её к глазам, ещё раз внимательно осмотрел пальцы, поворачивая кисть из стороны в сторону. Никаких повреждений. Пошевелил пальцами, сжал их в кулак и разжал: ничего болезненного. Попытался ощупать кисть правой руки пальцами левой: жуткая боль возникла при первом же прикосновении. Боль была мгновенной и быстро исчезающей после прекращения прикосновений. В полной растерянности положил правую руку на колени и тут же заорал от неимоверной боли. Рука непроизвольно опять взмыла вверх.
 Вновь впав в прострацию, Лавр Маркович  неподвижно просидел несколько мгновений. Затем, собрав всю волю  и  преодолевая острые болезненные вспышки, стал указательным пальцем левой руки прощупывать правую руку от кончиков пальцев до плеча, благо на нём была футболка с короткими рукавами. Боль не присутствовала на руке чуть выше запястья и далее до самого плеча: болезненные ощущения возникали при прикосновении к фалангам и к пясти*. Кроме полученной информации  о болезненном ареале на правой руке, было ещё немаловажное открытие: если сидеть, поставив её на локоть, то можно достаточно долго не ощущать никаких беспокоящих ощущений. Он откинулся на спинку кресла, поставил правую руку локтем на подлокотник, закрыл глаза и сталь размышлять, что делать.
Через некоторое время пришёл к выводу, что у него не велик выбор. Или ждать, когда  боль исчезнет сама, так же вдруг, как появилась, или вызвать скорую помощь для принятия неотложных медицинских мер. Склонившись ко второму решению, набрал номер экстренной медицинской помощи. Вызов был принят с предупреждением, что в течение пятнадцати минут у него появится бригада врачей, И действительно, через десять минут двое молодых людей, одетых в зелёные халаты, с некоторым удивлением выслушали его объяснения, а затем осмотрели и пальпировали правую руку пациента: тот же результат: фаланги и пясть не допускали никакого прикосновения. После чего приняли решение о госпитализации пациента, правда, для удобства транспортировки больного, сделав анестезирующий укол в подушечку под большим пальцем на правой ладони.   
Длительные, почти трёхмесячные мытарства по новосибирским и московским клиникам не только не избавили Лавра Марковича от болезненной восприимчивости кисти правой руки ко всякого рода прикосновений, но и не выявили причин внезапного появления такого недомогания, поставивших перед ним неразрешимые проблемы, главной из которых являлась невозможность продолжения профессиональной деятельности, то есть быть исполнителем фортепианной музыки. Хотя умельцы одного ортопедического центра проявили смекалку и придумали подставку, прикрепляемаю к груди  и позволяющая расположить руку в специальном лотке, так что кисть свободно провисала в воздухе. Конструкция была достаточно несуразна, чтобы с ней совершать какие-либо перемещения, особенно в общественном транспорте или в разных присутственных местах. Д и с одеждой были весьма сложные заморочки. Камнем преткновения, если так можно выразиться, стал рукав, тот, который длинный. Вдевание руки в него было практически невозможно: столь мучительным был каскад болевых ощущений.
 Выход неожиданно нашёл сосед по лестничной площадке. Однажды он пришёл и прямо с порога заявил:
- Смотри, что я тебе принёс. Я думаю, это будет в самый раз.
- И зачем мне этот стеклянный баллон? Уж не думаешь ли ты, что я в моём положении сподоблюсь на соленье огурцов или помидоров, а то и на квашенье капусты? Это последнее, о чём я мог бы подумать, если  говорить о практическом использовании этого пузатого изделия.
- Упаси боже! Я прекрасно знаю, что ты и раньше на участие в таких кухонных изысках не согласился бы. Закусить солёненьким, маринованным или квашенным домашним изделием ты был всегда горазд, что уж там говорить. Но послушай, что мне пришло в голову. Если твою окаянную руку засунуть в баллон: он сам и его горловина достаточно широки, чтобы кисть пролезла в него, не касаясь краёв, и свободно в нём расположилась, не доходя до днища, а затем закрепить в районе локтя - это будет явно лучше той уродины, что изготовили тебе эти придурки-протезисты. Давай, в порядке эксперимента  внедрим, как говорится, в практикую эту мою идею. Я всё подготовил для этого.
Спустя несколько минут злополучная рука комфортно расположилась в сосуде, который висел на груди, подвешенный на зелёном шарфе.
Осуществив все необходимые манипуляции с баллоном и рукой, сосед удовлетворённо посмотрел на результат своего труда и заинтересовано спросил:
- Ну, как? Удобно? Давай пройдись по комнате. Вот и славно. Что скажешь?
- Я склонен полагать, что твоя идея имеет смысл: мне с этой стекляшкой гораздо сподручнее, нежели с этой футуристической конструкцией. Однако есть одно неудобство: этот стеклянный сосуд длвольно тяжёл для постоянного ношения.
- Это не беда! Над этим буду работать. Главное – идея, а остальное образуется.
Через четыре месяца в консерваторский класс струнников вошёл  преподаватель  курса «Теория музыкального содержания». Это был Лавр Маркович собственной персоной, одетый в модный двубортный костюм.
Подойдя к кафедре, он жестом правой руки предложил студентом сесть. При этом на руке матово отсвечивал изящный протез-гаджет кисти. 
- День добрый. Тема сегодняшнего занятия «Строение периода. Каденция. Кадансовый квартсекстаккорд». Иллюстрировать мою лекцию на фортепиано будет аспирант нашей кафедры Сергей Тихомиров. Итак, как я полагаю, вам уже известно…
Жизнь Льва Марковича в музыке продолжалась, несмотря, по мнению ряда научных святил, на отдалённые  происки антиковидной вакцинации, которые неожиданным образом создали ему драматические обстоятельства.