Лес. Из книги Природа, 1994

Анатолий Марасов
Это прежде всего защита (может быть, «самозащита» человека, вообще Земли?); это все - свое, своя тишина, свой воздух, свои запахи, свое разрываемое рельефом и светом, но разрываемое естественно и прекрасно, пространство.
Лес это непременно где-то выходящие на поверхность родники, это хранимая влага даже в самые засушливые дни и годы, это — легенды и поверья, связанные с какими-то ближними или таинственно далекими участками леса.
Но главное эти древесные громады, тяжелые, с легкими ветвями и листьями, громады, в которых застревает ветер, сам воздух застаивается и пропитывается неповторимым ароматом, а ты, в спокойной и одновременно изменяющейся пасмурности лесного объема, кажешься себе путником (взгляд на себя со стороны!), да и на самом деле взгляд твой не может насытиться даже одним и тем же ландшафтом... Но к чему «тратить» бумагу на описания лесных картин? вдруг открывающихся лесных полян, неожиданных склонов, буреломов, или глубоких оврагов, немедленно тобою же наделяемых какими-то историями?
Даже маленький лесной кусочек есть образец неповторимого жизненного пространства, да такого, что ты с удовольствием «снял» бы копию (фотокопию, например) для украшения своего жилища.
Лес манил летом прохладой и запахом свежих листьев, запахом серой глубинной земли, запахом теплой коры деревьев: запахом пасмурного света; лес манил изящными тонкими лесными травами, проросшими сквозь истлевшие листья...
А шум древесных листьев в непогоду! он очищал сознание (именно сознание) от всего мелкого и незначительного.
Мы не можем надышаться в лесу в любое время года; чистота и аромат деревьев, успокаивающий шум, незаметный, безветрие — в лесу нам отрада.
А осенью прохлада хрустальная в лесу! ты ее задеваешь, нарушаешь какой-то своей устремленностью; ведь, может быть, все в мире этом идет таким чередом, что твоя индивидуальность, твоя самозащита и «нарушает» этот извечный ход?
Так было; так теперь будет?
... а зимний лес был парадоксален теплыми сугробами; даже в морозное, обжигающее воздухом время, ты чувствовал «тепло» снега — или пушистого, невесомого, или твердого наста.
И в зимнем лесу взгляд терялся в голубеющей даже в непосредственной близости чистоте воздуха.
И даже в ближнем от селений лесу ты явно чувствовал принципиальное отдаление от людей...
Весна раньше приходила в лес; солнце в лесу было «жарким», белизна неровных сугробов приседала, покрывалась голубеющими кристаллами, искрилась, и тепло над снегом растекалось, уходило в проталины вокруг стволов деревьев и пней... И сплетение ветвей при солнце, но особенно в ненастное время, было лучшей в мире графикой; эти силуэты словно «соединяли» немедленно твое...осознание с непосредственным окружением, то есть, «соединялось» несоединяемое, и уже не мог ты даже себе сказать, что происходило, вокруг ли - в снежных овалах под тёплыми силуэтами веточек, или в тебе самом: виденное или кажущееся позванивало тончайшей и всеобнимающей гулкой тишиной...
Так что даже далекие случайные звуки словно взрывались на подобном фоне Красоты и тишины.