Одиночество

Александр Солоницын
   
                Нет ничего прекрасней и опасней красивой бабы
                Ещё больше  - красивой и  одинокой.
                А, если она к тому же ещё и обижена, то лучше сразу
                Прикинься мёртвым,
                Хотя порой так хочется иметь её в попутчиках.

Пусть  кто – то  скажет, что время течёт равномерно и  по прямой оси, как это  представляли на уроках физики, нет, - в жизни это происходит иначе  – циклически, по спирали, то ускоряясь, то замедляясь.
 Через промежуток времени мы возвращаемся к одним событиям снова, но с изменившимися  внешними условиями, иногда успеваем увидеть, как река времени огибает прежние препятствия  легко и запросто, или как перед нашими  глазами целую вечность капля росы собирается  упасть с цветка, однако,  может промелькнуть год, и памяти зацепиться не за что.

Зима.  За окном одна и та же картина изо дня в день.  Метель срывает снег с гребня сугроба, что прямо  под окном, трогает голую  рябину, а она, не стыдясь своей наготы, украшена только   кистями  красных ягод, которые  колеблются  в такт порывам ветра, подставляет себя под властные руки  метели.  Мерно размахивают  заснеженные  ветки могучих елей, словно пришедших из леса прямо к ограде в своих роскошных шубах.  Солнце в обед заглянет в окно на час не больше, - так проходит не один месяц.
Изменения начинаются с первой капелью, в конце марта. Снег на опушке становится синим, ели скидывают снег с веток. Рябина демонстративно полностью оголится, даже ягод уже нет.  В окне, между рамами, солнце отогревает  муху, неизвестно как туда попавшую. Скоро начнутся тетеревиные бои на опушке леса, рядом за перелеском, тогда будут   слышны их воинственные крики, похожие на шипение - это начало весенней страды. Вот когда начинается новый год - с пробуждения природы.
А пока Васильев сидел  перед окном и размышлял о бренности бытия.  Перед домом напротив, появилась подвода,  запряжённые сани. Вокруг лошади крутился сосед, Михайлович, явно собирался в село.  Откуда–то появились ещё два мужика. Они выносили  красный  гроб из избы.  Кто это умер, если вокруг лошади крутится сам сосед, а больше у него никого нет? Картина перед глазами поплыла, Васильев обеими руками упёрся в подоконник.
В заброшенной деревне до недавнего времени жили два человека, Васильев и Михайлович. Второй был старожилом, жил здесь с момента образования деревни, перевалочного пункта лесозаготовителей.  Лес вырубили, и надобность в деревне отпала. Дети выросли и разъехались, жена два года как умерла, не смогла вылечиться, потрепали волки, которые подкараулили её на подходе к деревне. Васильев уже не застал её во здравии, когда решил здесь  поселиться, подальше от людей. 
- Опять  температура поднялась, - подумал он, - полезло всякое в голову. Какой Михайлович, когда его Васильев сам похоронил в прошлом году, мало он пожил без своей половинки. Что это – лебединая верность или что – то большее?
Васильев  сообщил о смерти детям, но никто не приехал. Около свежей могилы постояли  втроём, вместе с собакой  и лошадью. И всё! Не стало Михайловича. Вот так, а если я помру, - кто хоронить станет? Хорошо, если из администрации притащится чиновник, тот, что приставал  к нему по поводу незаконного захвата свободного дома, доказывая, что строило дом государство, а они теперь приватизировали государство  и от его имени имеют право распоряжаться имуществом. Странное понимание у человека  о частной и государственной собственности, плохо, если все чиновники так думают.
- Ехать ему, правда, далеко, ладно, если на охоту или рыбалку соберётся, как прошлый раз. За одно - страху опять нагонит, - так рассуждая,  Васильев  попробовал подняться с лавки и перебраться на лежак. Ноги ватные, не слушаются. Шатаясь из стороны в сторону, с трудом переставляя ноги, он добрался до кровати. С шумом грузное тело  рухнуло  на тёплое одеяло из  собачьих  шкур, деревянная кровать отозвалась жалобным скрипом,  Васильев снова потерял сознание. 
Так случилось, что, возвращаясь с охоты, он провалился под лёд. Долго не мог вылезти из полыньи, кувыркался в ледяной воде с головой. Потом два часа с лишним добирался до дома. Тогда ещё подумал, что стоило бы завести друга. Собака Михайловича так и померла у него на могиле, отказалась уходить и есть, не переставая выла, пока не затихла навсегда.
 Вот преданность! Заведено у них так на хуторе, что ли?
 Сознание медленно возвращалось. Васильев слушал, как лошадь бьётся и фыркает в ограде. Тогда, после похорон, он забрал её к себе, деваться некуда.
Можешь - не можешь, а животное нужно спасать, напоить хотя бы, не верблюд же.
 - Сколько я провалялся,- первое, что пришло в голову, - переодеться бы в сухое,  тельняшка  и  подштанники  мокрые, потел – это хорошо.
Тут же в голову пришел анекдот на эту тему:
- Больному стало лучше, он вспотел и … умер.
 Не страшно. По телу прошла судорога смеха, отозвалась в груди тупой болью.
- Воспаление лёгких не началось бы, тогда точно кранты, - подумал Васильев. Такой разворот событий он и предположить не мог.
Легко получилось сесть на кровати, стены избы наклонялись в разные стороны.
- Штормит, самому попить бы для начала, да и дома очень холодно, печку затопить нужно, - фронт работы не позволял даже немного жалости  самому к себе, - состояние, однако, лучше, чем давеча, голова хотя бы ясная, будем считать, что смогу выйти из штопора, рассчитывать больше не на кого, помирать не хочется, задумок  ещё полно. Это же я сам для себя выбрал  такую  программу перезагрузки, купание и болезнь – не входили в неё.
Для того, чтобы понять приоритеты в жизни, нужно дойти до точки, обнулиться, и начать выбираться, если жить захочется. Сурово, но раньше помогало при сильных приступах депрессии и одиночества  среди людей. Так бывает.  Может и сейчас, даст Бог, не помру.
- Суровое испытание получится. Разберусь в себе, да может это будет уже не нужно, -  с горечью размышлял он.
Еле передвигая ноги, пытаясь сконцентрироваться на каком – то предмете, что бы прекратилось раскачивание  стен, Васильев нашёл сухую одежду и переоделся, попил воды, посидел малость, успокоился  и  направился к лошади. Она, радостно всхрапывая,  приветствовала своего спасителя. Вода и овёс с сеном, не дадут помереть единственному живому существу рядом. Хорошо, что колодец в ограде. Он открыл крышку с колодца, поймал ведро с "журавля", вылил в пустое ведро под ногами и подставил его под морду лошади, высыпал мешок овса в сани.
На обратной дороге, он взял в ограде охапку поленьев дров для печки.
Затопил печку и от усталости уснул. Спал глубоко без кошмаров и видений. Встал с настроением выжить. Вскипятил чайник, заварил трав  - это он хорошо знал и умел, прошёл серьёзную школу выживания на собственном опыте и советах бывалых людей.
 Из запасов нашёл  тушёнку, собственного приготовления,  сварил похлёбку с  макаронами, на десерт пожевал сушёную малину, запивая  горьким отваром. Тепло разлилось по телу, нахлобучил сон. Засыпая, успел подумать, что сон и отвар обязательно должны помочь, да и здоровьем Бог не обидел.
-Точно будет хорошо, раз Бога вспомнил, - последний обрывок мысли повис  в воздухе.
Пришло полное расслабление от содеянного, да ещё рядом с кроватью сидела  она, и с укоризной смотрела  на Васильева. Он хорошо знал, что она скажет, пусть уж лучше молчит. Он потянулся, чтобы взять  её руку, и упал с кровати. Понял, что это уже сон, а не бред и снова уснул.
Снилась причина всех его бед, та от которой у него «ехала крыша», пропадала воля, желание есть, способность сконцентрироваться и сон – полный диагноз. Она догадывалась, что Васильев не ровно дышит в её сторону, но ничего не предпринимала, просто не было желания, потому что не хотела его делить с работой, да и он для неё не был авторитетом и тем мужчиной, от которого она могла потерять голову. У него от неопределённости настроения работать не было, раздражали клиенты, а это очень плохо. Дело дошло до традиционного у мужиков лекарства, грозившего потерять безвозвратно всё.
Свернув все свои дела на время, определив именно её вместо себя, сделав партнёром,  он отправился  «лечиться», объявив, что отбывает в длительную экспедицию без определённого места базирования и срока.
- Не хочу, чтобы видели окружающие, как «созревает клиент», помогут промотать всё, - мир не без добрых людей, можешь лишиться всего, даже жизни на её глазах, а это в следующий раз. Всё потом, - было окончательным  решением Васильева.

Рано утром кто – то постучал в окно. Трудно было сообразить спросонья, где раздражитель и кто нарушил спокойный сон с такими реальными персонажами. Стук повторялся снова и снова, грозя разбить окно для начала, а потом развалить избу, если потребуется.
- Кто там? - заорал Васильев, - понимая, однако, что его могут не услышать.
Пришлось вставать.  Так требовательно и настойчиво мог стучать только тот, кто твёрдо уверен в своей правоте - просить помощи. Васильев на ощупь,  ногой отыскал обрезанные старые валенки, доставшиеся по наследству, и пошёл встречать гостя.  Вначале громким выстрелом открылась замёрзшая входная дверь избы, потом заскрипели половицы под тяжестью грузного тела в сенях, и наконец – от пинка открылась настежь входная дверь. В клубах морозного воздуха  Васильев рассмотрел  женское лицо в снежном одеянии, иней был даже на ресницах,  крохотных усиках и на каждой ворсинке рысьей шапки – капюшона  вокруг лица. Красивые глаза смотрели  заинтересовано и участливо.
 Одежда   соответствовала местному  мужскому охотничьему обмундированию для  зимнего  промысла  пушного зверя, способная защитить даже в лютые морозы. Кухлянка – глухая меховая куртка из шкуры оленя мехом наружу,  и собачьим  мехом внутрь,  комбинезон – штаны меховые в один слой мехом вовнутрь, снаружи -  прочная  замша. Капюшон сшит  из меха рыси, на шнурках тёплые меховые рукавицы, которые торчали из рукавов.  На ногах  -  унты. В одежде отсутствовали  традиционные украшения в виде орнаментов и висюлек  - всё сугубо рационально и не броско. Лицо европейского  типа  с небольшими намёками на местный колорит, от чего женщина выигрывала перед местными и заезжими красавицами. Глаза умные, большие и  выразительные, тёмные и глубокие, явно не местного разлива. Васильев при всем его состоянии успел рассмотреть всё и подумал, что для таких глаз нужны тёмные очки, иначе можно ослепнуть от белого снега. Оказалось, что  глаза позволяли гостье прекрасно ориентироваться  в темноте, и прятались в прищур при ярком свете. Очки нужны были разве что для красоты, но не для удобства.
На лице охотницы появилось выражение вопроса, и хозяин уступил дорогу, позволяя  ей войти. Поскольку она ни разу не оглянулась, стало понятно, что её никто не сопровождал и не преследовал, - она была одна.
В избе  гостья  успешно ориентировалась, не произнося не слова, зажгла дополнительную свечу, сложила в печку остаток дров, налила из ведра воды в чайник и поставила его на огонь, заглянула в кастрюлю  на плите, потом сняла верхнюю одежду.  Васильев догадался, что  гостья голодна, нужна тушёнка и гречневая крупа. Банки тушёнки стояли на полке, а крупа в холщовом мешочке, подвешенном  на  проволоке тут же, рядом с печкой. Гостья перехватила взгляд Васильева и приняла его за разрешение действовать. Через час, с небольшим,  они сидели за   столом, в прибранном помещении. Даже кровать и та застелена. Все вещи нашли своё место и на полу уже ничего не валялось. После горячей еды  Васильеву снова захотелось спать, он вопросительно смотрел на разгорячённое и красивое лицо охотницы и не находил слов, приличествующих моменту. После кружки горячего целебного отвара он уснул, забыв о гостье.
Она тем временем, занялась  хозяйством, лишённым  женского пригляда уже не один год. Требовалось много горячей воды и  самой хотелось попариться, раз преставился случай. Хозяин, слава Богу, пошёл на поправку, она увидела это по желанию поесть, теперь проспит не менее шести часов, после чего ему тоже не помешает баня. Прав был её приёмный отец – шаман, что  два дня на закат одна заблудшая душа  борется со смертью. Можно ему помочь, а заодно  проверить ловушки вокруг их охотничьего зимовья и забрать пушнину, скоро весна и накапливать добычу на другой стороне реки, не стоит, пропадёт с теплом. Охотница знала о покинутой деревне и  отшельнике, который остался один доживать свой век. Встречалась она с Михайловичем далеко  в охотничьих угодьях и приходила в гости  зимой в баньке попариться. Это Михайлович рассказал ей о её родителях археологах, погибших в  порогах в осеннее половодье, и о том, что осталась  она одна  у охотников – оленеводов четырёх месяцев от роду. Мать не захотела отпускать одного отца на дальний участок, чтобы забрать образцы и документы – результаты  почти трёхгодичной работы   экспедиции. Среди образцов  в ящиках было много самородков золота и драгоценных камней. Опасно отпускать его  с кем бы – то не было, когда на кону настоящий клад. Как потом оказалось, что всё самое ценное было уже давно в стане охотников, однако нужно было довести до конца ложный след, чтобы сохранить  документы и золото с камнями, которые или видели или догадывались другие участники экспедиции.  Поговаривали охотники, что авария на реке, послужившая причиной гибели  её родителей, подстроена лихими людьми. Когда она подросла, приёмный отец передал ей наследие экспедиции, однако не советовал обнародовать ни документы, ни драгоценности, дабы не кликать на  себя большие неприятности.
-  Придёт нужный момент, который должна сама  почувствовать, вот тогда поступай, как знаешь, - советовал приёмный отец.
От него она училась всем премудростям таёжной жизни, кроме того многолетние наблюдения за людьми и природой в поисках закономерностей, обсуждаемых с отцом, делали своё дело. Она уже справлялась с ролью шамана, не хуже отца, а где – то и лучше.  Вольная жизнь удачливой охотницы  укрепляла тело и дух. Грамоте училась  охотнее, чем многие местные дети. Интересовала её, прежде всего, археология по понятным причинам, медицина и биология. Такую девицу поставить в борозду  представлялось её отцу очень трудной задачей. Он переживал, что настаёт время, когда она будет выбирать себе пару, и, не сможет этого сделать, так как сильного и авторитетного для неё человека трудно отыскать в тайге. Он молился своим богам и  шаманил  втайне от дочки, пытаясь заглянуть в её будущее.
На улице залаяли её собаки, оставленные с нартами, их никогда не приглашали в жилище. Определённо пожаловали волки. По их следам она передвигалась вдоль берега. Волчья стая  несколько раз пересекала реку по льду и пошла вдоль следа человека, который с трудом выбрался из полыньи и направился в сторону заброшенной деревни. Раз волки свернули за ним, то шанцы остаться в живых у охотника минимальны, нужно проследить путь до конца. Так она пришла в деревню и выяснила скоро, что Михайловича уже нет, на кладбище появилась свежая могила, и следы вокруг его дома отсутствовали, теперь   в деревне один человек, новенький, вероятно именно ему сейчас нужна помощь. Собак она загнала в ограду, так надёжнее и теплее, не обрадовалась только  незнакомым собакам лошадь, которую она успокоила лёгким похлопываниями  рукой по шее. Вначале лошадка переступала с ноги на ногу и передёргивала кожей, как  это они умеют делать  летом, отгоняя кровососущих насекомых, потом  успокоилась и позволила  погладить за ушами. Вероятно, лошадь вспомнила запах или  голос её, они встречались при жизни Михайловича.
- Добрый был человек, жаль мало пожил, царствие небесное, как говорят православные в таких случаях  - помянула она добрым словом Михайловича.
- Надо будет потом  вникнуть в суть их верования и учения, - так размышляла охотница, понимая, что может сейчас так случиться, что наступит тот самый  момент,  который изменит её жизнь и проводником в новую жизнь будет этот самый большой одинокий мужик, который борется с недугом.
- Простуда – это далеко не вся хворь у этого человека, душа у него болит, растерялся он, запутался  в себе, глаза вон как бегают, как будто ищет всё время что-то вокруг себя. Поможем, разберёмся, а он мне поможет. Надо постараться, - так решила она.
Так незаметно пролетело время за делами, можно закругляться, их не переделать  в один день.
Хозяин дома начал крутиться на кровати, скоро проснётся.
- Ты кто? – услышала она низкий с хрипотцой голос с кровати.
Девушка не ответила, чего торопиться, сам вспомнит или догадается, чего порожняки гонять.
Хозяин допил весь отвар, похоже, даже с удовольствием и крякнул:
- Освоилась? Вижу, молодец, порядок навела, никак баню истопила? Да, из тебя добрая хозяйка получится!
В ответ она только хмыкнула неопределённо:
- Ишь,  какой быстрый, в хозяйки записал, посмотрим ещё, сам  сначала покажись,- про себя подумала гостья, посмотрев пристально на него, сама же заправляла в чугунок тушку зайца, принесённого с собой с нарт, попался под выстрел по дороге.
Печь только что  протоплена, в самый раз ставить томиться  жаркому, утром будет готово.
Собирая на стол, она стучала посудой, приглашая вечерять. Право выбирать очерёдность с баней она предоставила хозяину, это он должен определиться, насколько ему нужен жар, первым пойдёт или после неё. Васильев молчал, собираясь с мыслями и прислушиваясь к себе.
- В баню собирайся ты первая, я ещё слаб, - прохрипел он, поднимаясь с кровати, - тебе не мешает прогреться с мороза. Любишь попариться? Веники висят в ограде перед баней, видела, наверное?
Девушка ничего не ответила. Она давно уже запарила два веника, и в бане стоял  густой запах  распаренной берёзы.
- Хорошо бы заварить ягод можжевельника, чтобы плескать на каменку, - подумала она, - хороший  способ  лечить  больного, если уж нет температуры.
Гостья подошла к Васильеву и потрогала лоб. Прикосновение было очень приятное, как будто она делилась силой жизни, он почувствовал пощипывание кончиков пальцев даже на ногах.
- Нет у меня температуры. Ягоды можжевельника возьми  в холщовом мешочке в предбаннике, завари их, тебе очень полезно для профилактики, - словно подслушав её, посоветовал  он.
Тихо, тепло, хорошо за столом, слышно пощелкивание керосина в лампе. Пили  индийский  чай  из старых запасов прежних хозяев дома с сухой малиной  после бани. Гостья очень мило выглядела в огромной тельняшке Васильева.
Тени от лампы  раскачивались на стенах, создавая сказочную атмосферу. Ветки рябины поскрипывали по стеклу. Молчали. Васильев вспомнил, что гостья пока не произнесла ни слова:
- Может немая? Слышать – слышит или опять же просто догадывается? – размышлял он, - глаза большие, красивые, умные и внимательные, такие не забудешь, по ним и без слов всё читается.
- Спать ляжем на одной кровати, места хватит, - произнесла  она, как бы отвечая на его вопрос.
- Голос приятный, глубокий и чистый, да и сама хороша. Вместе это даже лучше, - подумал про себя  Васильев, и сказал:
- Я, было, подумал, что ты немая, молчишь и молчишь. Меня зовут  Тихоном. Это про тебя рассказывал Михайлович? – спросил  он, чтобы поддержать беседу.
- Анастасия, - отрекомендовалась она, - не знаю про кого вы тут говорили, я не слышала.
В этот день больше не сказали друг другу не слова. Васильев  получил по рукам, когда попытался  обнять её. При свете лампы он долго рассматривал правильные черты её лица,  думая о другой и невольно сравнивая, пока сон не сломил его. Она убрала со стола, задула лампу. В избе не темно, светила с улицы луна.
- Должно быть,  выздоровел, если на баб потянуло, - первое, что пришло в голову Васильеву с утра,- даже ничего не снилось первый раз за много дней, обычно мучили  кошмары. 
Голова прояснилась, хотелось есть.
Тихон аккуратно поднялся с кровати, зажёг лампу, надел валенки на босу ногу, накинул полушубок и вышел на улицу к лошади и заправить лампу, скоро она уже задымит.
 В ограде крутились чужие собаки.
- А вечером я даже не заметил их, когда ходил в баню, не лают, значит, видели меня с хозяйкой. 
Жаркое получилось на славу, не зря в рацион питания  егерей СС включали зайчатину. Васильев  принес из старых запасов Михайловича, что перенёс себе, не пропадать же добру, соления, которые ещё очень даже годились, мешочек с сушеными грибами. остатки  копчёного и подвяленного мяса.
-  Если оставаться здесь дальше жить, то нужно делать заготовки – вот такая правда жизни,- подумал про себя Васильев.
За завтраком гостья сообщила о цели своего похода, о том, что собирается ещё навестить его после того как побывает в зимовье, если он не возражает, а пока пора в дорогу.
- Приходи, конечно, буду рад, - ответил хозяин, про себя подумал, а я ведь действительно буду рад. Всё, к людям потянуло? Перезагрузка началась? Депресняк закончился?
Она по его глазам поняла, что ещё вечер наедине и он вылечится от душевного недуга, вон как смотрит с грустью большой и добрый мужик. Лекарство должно быть в меру.
Васильев опять остался один, болезнь отступила, нужно начинать ставить себе ежедневные задачи и планировать физические нагрузки, постепенно втягиваясь в жизнь затворника. В мыслях он постоянно в подробностях вспоминал недавнюю гостью. Ждал. Что – то в ней было особенное. Перед распутицей  побывал на подводе  в селе по хозяйским закупкам, сделать запасы, купить семена, собираясь  посадить огород. Затворничество кончилось, он мысленно готовился к новой жизни, к новой встрече с Анастасией. Что помешало ей заглянуть к нему на обратной дороге с зимовья? С ней ничего не случилось, он это чувствовал и надеялся, что она придёт.
Возвращаясь мысленно  к прошлой жизни, он понимал, что требуется напрочь исключить  пьянки, что это не способ вылечить душу, а способ делаться каждый раз глупее и примитивней на выходе из запоя. Больше он не позволит себе издеваться над собой. В то же время  «перезагрузка» с программой одиночества - опасна, каждый раз может быть последней, как игра в "орлянку".
Для себя ему уже было всё понятно: он организует базу для охотников – оленеводов с запасами продуктов, горючего и запчастей для лодочных моторов и снегоходов.  Необходима  ремонтная мастерская, мастерская – ателье для пошива изделий из меха, заготовительная контора для сборов лесных даров и подготовкой их  к розничной торговле, туристическая  база  с экстремальными маршрутами и опытными инструкторами - проводниками. Обязательна  пристань на реке,  фельдшер, как минимум, с аптекой и ветеринар.
 Много чего ещё предстоит сделать, он это умеет и должен. Его бизнес, оставленный на надёжного человека, тоже пригодится и будет составляющей частью  освоения этого края. Правильное оформление собственности – это основа в любом деле. Помощник в новом деле один  уже есть – Анастасия, всё остальное приложится.

            фото в свободном доступе с сайтов.