Вздыхал Генка по Гальке
«Злой человек у кого ест да пьёт, с того и голову рвёт» (русск.пог)
Вздыхал Генка по Гальке, а она влюбилась в Витьку, и когда его призвали в армию, обещала ждать. Ей завидовала подружка Катька, и написала Катька Витьке в армию, что Галька здесь «крутит хвостом», и вот-вот выйдет замуж. Генка активизировался, пытался ухаживать за Галькой – та ни в какую! На деревенские танцы-посиделки не ходила, ждала писем, ждала Витьку. А тот, поверив клевете, женился, остался в далёком городе, и назад в их родную Воскресеновку Соколовского района Северо-Казахстанской области не вернулся…
Тут к ним в село прислали на уборку морячков-призывников. Куда деревенскому Генке до моряка Васьки! У того же бескозырка есть! И окончательно утратившая надежды Галька упала в объятия Васьки! Поженились. Поехали на родину Василия в Воронежскую область.
Бедно жили Галька без отца, с матерью и тремя другими сёстрами-братьями, но такой бедности, чтобы и есть было нечего, не видывали. А семья мужа Василия, где были отец и мать, и так же четверо детей, жили в несусветной бедности. Работать они не любили, любили выпить. К выпивке в том Воронежском селе были полные предпосылки – у них выращивали сахарную свёклу, производили сахар, и за работу рассчитывались им же. В каждом доме стояло по нескольку мешков – заработанных ли, украденных ли… В каждом доме гнали самогон… Васькина мать зачастую бросала детей на мужа, который тоже трезвостью не отличался, и надолго пропадала.
Через месяц Галька, поняв, что вся семья мужа повиснет на ней, уехала на свою родину, вернулась к матери, и вышла на работу, телятницей. Ещё через месяц приехал и муж Васька – опухший, ограбленный в дороге или сам всё пропивший. Стали жить вместе. Вскоре Галька забеременела, появился первый сын Иван. Васька не работал, это была его принципиальная позиция. Куда только не прятался Васька, когда бригадир или председатель пытались его поймать, направить на колхозную работу – и в подвал, и на чердак, и в стог с сеном, и за пряслом на огороде… А Галька работала не покладая рук, терпела пьянки мужа, терпела побои, рожала детей – не хотела повторить судьбу матери, где в семье не было мужчины.
Однажды пьяный Васька, уронив горевшую сигарету на матрац, ушёл на речку с удочкой. Матрац тлел, комната заполнялась дымом, спавшие двое деток четырёх и шести лет задохнулись, угорели насмерть. И это простила Галька, продолжили жить, рожать детей. Выросло четверо.
Бывший ухажёр Генка женился на Катьке, у них тоже росло четверо детей. Катька имела склонность к выпивке… Увидев на Гальке новые синяки, Генка, сочувствовал, утешал – по-товарищески. Постепенно Галина, не боявшаяся никакой работы, обзавелась хорошим домом, полным отличной мебели, коврами, во дворе и в сараях мычали коровы, хрюкали свиньи, пели петухи, подраставшие дети становились помощниками, а «глава семьи» ничего тяжелее удочек так в руки и не брал. Только иногда «мордовал» работящую жену до потери сознания, а та прощала…
Однажды приехали в гости свекровь со свёкром из-под Воронежа… Что говорить, на них большое впечатление произвела жизнь деревни в казахстанской глубинке! Оказалось, у их сына и невестки не дом – полная чаша! Они решили остаться… Галя не возражала, она не привыкла возражать, бесхарактерная была. Тут матери Василия Нине Васильевне понадобилась медицинская помощь, и она поехала в больницу в районный центр, в Соколовку. День, два проходят – её нет. Что такое? Однажды фельдшер говорит Галине:
- А ты мне три рубля должна!
- Когда это я у тебя брала? – удивилась та. Фельдшер рассказал, что к нему в Соколовке подошла незнакомая пьяненькая женщина, попросила денег на дорогу до Воскресеновки.
- А кто у вас там живёт?
Узнав, что она – мать Василия и свекровь Галины, он дал ей трояк. Но женщина так и не приехала, продолжив обитать с бомжами в подвале больницы. Муж поехал, нашёл её и вернул домой, в Воскресеновку. С трудом удалось отправить обоих на родину.
Так Галя прожили с Василием двадцать один год… Дети выросли… Поняв, что Иван, глядя на отца, заруливает не на ту дорожку, Галя, наконец, развелась с Васькой, отдав весь дом, всё хозяйство, унося ноги от мужа-изверга, забрав только детей. Стали жить на квартире. Да было поздно – первый сын Ваня, после всяческих жизненных неудач, повесился…
И это Галя пережила…
В это время и у Генки было неважно в семье – Катька пила, совращая сыновей. Надо сказать, что в их деревне организовал большое хозяйство некий Зураб. Из города он привозил бомжей, заставлял на себя работать. Поговаривали, что там, в его хозяйстве, творилось страшное… Однажды в полосе нашли тело убитого кем-то его работника. А поскольку последним его видели выпивающим с сыном Генки Тарасом, на него и повесили убийство.
Дали Тарасу 12 лет. Когда он уже отсидел семь лет, взяли на другом убийстве одного из пособников Зураба. Тот признался и в других преступлениях, сказал, что Тарас сидит зря, и что убитых работников они скармливали свиньям, чтобы не оставлять следов. Зураба арестовали. Удалось отсудить у государства Тарасу компенсацию в две тысячи долларов. С этих денег собиралась семья Геннадия встать на ноги, да опять всё пропили. Геннадий ушёл, оставив дом жене и детям, а те в скором времени начали и дом разбирать – всё шло на пьянку. Он жил один несколько лет. Потом они-таки сошлись с Галиной.
- И где были мои глаза? – удивляется на себя Галина. Мы лежим вместе в областном офтальмологическом центре уже четвёртый день – нам поменяли хрусталики, и мы рады, что снова видим хорошо обоими глазами. Завтра - на выписку. Мы всё-всё рассказали о себе друг другу, ничего не скрыли! Галя в нашей палате – самая представительная дама, полная, красивая, производящая впечатление самой успешной женщины из нас, пяти, лежащих в одной палате.
– Ведь моя жизнь с самого начала давала мне хороший вариант – Геннадия, - продолжает она свою мысль. - Так мне надо было выбрать Ваську, польстилась на бескозырку! Живём мы с Геной очень хорошо уже почти тридцать лет. Как-то давно была в городе, на вокзале какой-то бомж подошёл: «Ты меня не узнаёшь? Ведь я – Василий, твой муж!». Дала ему денег на столовую, да он, наверное, их пропил… Да и сам пропал, наверное, давно…
Жизнь не перестала испытывать Галину на прочность. Совсем недавно одна из её дочерей, второй раз вышедшая замуж и в 39 лет доносившая в животе здорового сына, попав в роддом, по вине медиков, его потеряла. На коленях умоляла сделать ей кесарево сечение, на что те со смехом отвечали: «Сама рожай!» - и продолжали пить чай. Когда поняли, что дело плохо, и сердце у младенца останавливается, врач грубо схватила его за голову и вытащила – уже мёртвого с петлёй кишки на шее. Предстоит суд…
Я смотрю на Галину, и меня раздражает это вечное русское женское всепрощение. Я громко выражаю своё мнение, что она, она виновата и в пьянстве мужа, и в гибели своих детей – троих! Но не могу не понимать, что Галя, претерпев всё, стала ячейкой семьи, где много детей, внуков и правнуков, что теперь там все уважают друг друга, что там тепло человеческих взаимоотношений, что именно её больше всех навещают здесь, в больнице – то внук заскочит, то зять, то второй муж одной из дочерей. А мы, знающие, как жить, которых не мучили, не били, умеющие себя защитить, но одинокие, с завистью смотрим на её тумбочку, заваленную передачами и даже мягкими игрушками…